Chapter Text
Делирий — быстро развивающееся состояние нарушения (помрачения) сознания, при котором человеку становится очень трудно концентрироваться, фокусировать внимание и удерживать четкое направление мыслей.
Рональд Дж. Комер
«Патопсихология поведения»
***
Вэйлон готов был поклясться, что слышал, как хлопнула дверь.
***
«Лиза, я выбрался».
Одна единственная строчка вертелась у него в голове раз за разом, но продолжить он никак не мог. Впервые за очень долгое время в голове у Вэйлона Парка было практически пусто.
Он был свободен.
Дорога никак не кончалась: ветки деревьев мрачно нависли над ней, будто желая ухватиться за крышу джипа, и ничего, кроме этих веток, дороги и темноты Вэйлон впереди не видел. Он не знал, ехал он двадцать минут или два часа, и сейчас он не был достаточно «в себе», чтобы его это волновало.
Вэйлон не чувствовал себя в безопасности, конечно, нет. Наверное, никогда больше не почувствует. Но «Маунт-Мэссив» и все ужасы, что там творились, остались позади. В это сложно было поверить. Как и в само их существование. Подумать только, он работал в этом адском месте… Он приложил к этому руку. Ответственность и чувство вины тяготили его, тянули к земле, в которой он бы непременно оказался, если бы не… Вэйлон даже не был уверен, кто или что спасло его. Но ему еще никогда не было так страшно.
Как жаль, что ему не светит наскрести денег на личного психолога.
Парк выпал из своего транса, когда сзади раздалось тихое покашливание, и в густой неестественной тьме, окутавшей заднее сиденье, он увидел лицо.
***
Майлз думал о том, что он должен был испытывать. Это первое, о чем он подумал, когда его изрешетили пулями. И это то, что занимало его мысли все чаще с того момента.
Смерть — вот что ждало любого человека с таким количеством дыр в теле, и в первые секунды он чувствовал себя мертвым. Мир глазами Вальридера воспринимался иначе — с трудом. У Майлза не было прямого контроля. Апшер вообще не понимал, как это работало, но все его страхи, желания, инстинкты словно считывались программой, и облако нанитов исполняло любую его прихоть раньше, чем он успевал о ней подумать. На практике это было не так хорошо, как в теории, ведь контролировать свои поступки было легко. Но как держать под контролем все то дерьмо, что находится у человека в голове? Особенно если учесть, что носитель Вальридера должен был пережить нечеловеческие ужасы, после которых без дерьма в голове не обойтись.
Впрочем, какой-то плюс в этом был.
Вальридер, инстинкты, гениальная программа. Как ни назови это, но оно спасло его от гибели, а может, даже вернуло к жизни. Благо, при клинической смерти мозг еще работает . Всего несколько минут, за которые наниты заштопали его раны, будто их и не было.
На месте этих ран был цельный кожный покров, только вот там, где вошли пули, она была и не кожей вовсе. Больше было похоже на заплатки из черного золота, отливающие металлом.
***
— Я поведу.
С кошачьей грацией Вэйлон переполз на соседнее сидение, если представлять эталоном кота — драную хромую тварь, нанюхавшуюся валерьянки.
Его трясло от одного присутствия Майлза, будто за рулем был живой труп, а не успешный репортер, которого он сам позвал на огонек. Взгляд приковало к руке с обрубком вместо одного пальца, расслабленно лежащей на рычаге переключения передач; в голове Вэйлона стало так тесно, что места хватало всего на одну мысль — это его вина.
Под тихое тиканье в висках уходили секунды, одна, вторая, третья. Сколько их потребуется прежде, чем Апшер решит отомстить ему? Та же сила, что поддерживала жизнь в Майлзе, могла забрать ее у Вэйлона, и, наверное, он бы тоже выглядел со стороны целым, вот только черное вещество всю требуху бы ему перемешало. Это было жутко.
Почти так же жутко, как внезапная мысль о том, что тикать в машине было нечему.
Когда Вэйлон проснулся, они все еще были в пути. Он открыл слипающиеся глаза и подумал, что к Лизе уже не вернется. Смириться с этим оказалось на удивление легко. Парк вжался в сидение и обнял себя руками. Холодно.
Майлз все еще не смотрел на него, только вперед, на дорогу; зажимал между пальцев левой руки сигарету, время от времени делая глубокую затяжку и выпуская клубы дыма в открытое окно — по крайней мере, это объясняло низкую температуру. Вэйлон не мог отделаться от ощущения, что Майлз даже не замечал его, считал пустым местом.
Майлз поджал губы — он видел, что Парк больше не спал.
Спящий Вэйлон выглядел мило, особенно когда неосознанно жался в спинку сидения, обхватывая себя руками, чтобы не замерзать. Майлз специально опускал стекло и закуривал, чтобы посмотреть, как тот во сне старался свернуться в клубок. Это вызывало неестественное для Апшера желание укрыть его чем-нибудь, смешанное с определенной долей негодования. В конце концов, Вэйлон был взрослым мужиком. Взрослому мужику нельзя было иметь сходство с котенком.
Майлз хотел бы выкинул Вэйлона нахер из машины, пока он спал.
***
Они ехали больше суток, и их разговоры ограничивались несколькими просьбами Вэйлона остановить машину, чтобы справить нужду. Один раз Майлз предложил ему подержать, и Вэйлон отказался.
Один раз Вэйлон попросил у Майлза сигарету, но так и не выкурил ее.
Один раз Майлз признался Вэйлону, что ему плохо, а потом блевал в кустах из-за слишком большого количества сигарет на голодный желудок. Парк так и не заставил себя спросить, стало ли ему лучше.
***
Это начало входить в привычку: дорога, Майлз и темное облако на заднем сиденье. В не комфортной тишине Вэйлон чиркал очередную записку, в которой было еще меньше смысла, чем во всех предыдущих, но какая разница. Его жена все равно никогда их не прочитает.
«Мы едем уже целую вечность, и, кажется, эта дорога никогда не закончится».
«Я начинаю забывать, как звучит твой голос».
«Мне очень жаль, Лиза».
— Кто такая Лиза? — поинтересовался Апшер, все так же не глядя на Вэйлона, и, получив ответ, больше ничего не говорил. Глупо было ревновать человека, с которым едва обмолвился парой слов, к его законной супруге, которую тот никогда не увидит.
Вэйлон начинал думать, что Майлз смотрел на него гораздо чаще, чем казалось.