Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Майк щёлкал пультом, переключая каналы. Единственное, за что засранца Харгроува можно поблагодарить — он оплатил кабельное до конца месяца. Так, наука и техника… Нет, спасибо, ни к чему себя растравливать. Дикая природа… уже поднадоело. Спорт — сразу нет. Новостной канал — тоже. «Я люблю Люси» — не то. О, первая часть «Зловещих мертвецов», отлично! Пока герои распевали по дороге к злосчастной хижине, Майк взял с кухни упаковку чипсов, но только устроился поудобнее, как заверещал дверной звонок. В шестой раз за сегодня. Майк стиснул зубы, досчитал до трёх и пошёл открывать.

На пороге стоял невысокий, на голову ниже него, парень. Стоял и молчал, вытаращившись на Майка, и нервно сжимал ремешок закинутого за плечо тубуса. Майк тоже молчал, разглядывая незнакомца. М-да, причёска у него ужасная — под «битлов» или ранних Ramones, его самого так в детстве стригли, брр. Пауза затягивалась — парень просто молчал, не сводя с него огромных карих глаз.

— Будем играть в гляделки весь вечер?
— Простите, — парень встрепенулся и покраснел. — Я звонил вчера вечером, насчёт…
— А, проходите, — Майк посторонился, пропуская его. Он уже и забыл, что назначил время кому-то ещё.

Билли Харгроув был патентованным мудаком. Как же Майк мечтал, чтоб он съехал. И мечта сбылась — Билли подцепил богатенькую ранчершу за сорок, которая и увезла его с собой в Техас или Оклахому, или откуда она там. Вот только для одного арендная плата выходила малость кусачей. Одному потянуть можно, но вдвоём проще. Найти нового соседа оказалось тем ещё занятием. Похоже, многие люди просто не умели читать: в объявлении он указал, что посмотреть квартиру можно после предварительного созвона с двух дня до семи вечера. В итоге уже пятый день телефон трезвонил с девяти утра. И если б только это — некоторые приходили так, без звонка: «Да я просто мимо шёл». А дальше начинались претензии: а почему кухня такая маленькая? а что, спальня только одна? почему сантехника старая? И так далее, и тому подобное — будто Майк этой квартирой владел. В итоге желающих пока не нашлось, если не считать мужика с бычьей шеей, походившего на завсегдатая исправительных учреждений. Он молча осмотрел квартиру, посверлил Майка недобрым колючим взглядом и заявил, что к пятнице — через каких-то три дня — заключит с владельцем договор. Майк готов был молиться всем богам и, если надо, принести жертву, чтобы кто-то другой бычьешеего опередил. Но люди приходили и уходили.

— Тут кухня. Вот выход на пожарную лестницу… — Майк провёл парня по квартире, тот внимательно слушал, кивал и не задавал вопросов.

В общем-то, кухни как таковой и не было — от гостиной её отделяли символические гипсовые перегородки, скорее, это была студия. Они вернулись в точку, с которой и начали — в прихожую. Парень поправил сползающий ремешок тубуса и наконец-то заговорил:

— Когда я могу связаться с владельцем?

Сердце Майка подпрыгнуло. Да неужели! Он пожал плечами с самым равнодушным видом:

— Когда угодно. Только учтите, ещё есть желающие.
— Тогда я бы хотел заключить договор завтра, если это возможно.

Майк дал парню контакты миссис Ларкин, и на том они распрощались. Заперев за будущим соседом дверь, Майк выдохнул. Ладно, проблема вроде бы решилась. Осталось надеяться, что новенький не окажется таким же мудилой и не смоется, не заплатив за квартиру, как Билли.

Уилл стоял на платформе метро и ждал нужный поезд, а сердце всё ещё норовило выскочить из груди и уши горели. Господи, как же неловко вышло!..

Коммуникация с незнакомыми людьми всегда была его слабым местом. И второй причиной, по которой Уилл съезжал из кампуса Школы изобразительных искусств. Первая — стоимость проживания в Лидлоу-резиденс. Снять в октябре квартиру на двадцать третьей Восточной или двадцать четвёртой оказалось непросто, в некоторых квартирах студенты жили по трое-четверо, да и выходило всё равно накладно. Вторую неделю Уилл искал другие варианты. Его не пугала езда с пересадками до Грамерси-парк, лишь бы найти относительно спокойное место за приемлемую цену. С адекватным соседом или соседкой. Вот только как их определить… Здорово было бы снимать квартирку одному, но это совсем неподъёмно.

Легко было отмести варианты, когда прямо с порога его встречал бардак, а ванная выглядела так, словно её не мыли вообще никогда, но нередко Уилл ловил себя на мысли, что хочет немедленно уйти, пусть даже квартира выглядит уютной и чистой. Некоторые варианты ему нравились, но потенциальные соседи откровенно отпугивали — слишком громкие голоса, оценивающие взгляды… Уилл уже подумывал найти новую подработку и остаться в кампусе — в конце концов, к подначкам он привык ещё со школы, и Дэйв, его сосед по комнате, не так уж сильно докучал, со школьной шпаной не сравнишь. Да и к вечному шуму можно привыкнуть. А вот к тому, что в любое время дня и ночи в комнату могли вломиться другие студенты, некоторые смутно знакомые, и запросто начать рыться в вещах: «я за ластиком», «у меня белила кончились» или устроить спонтанную тусовку — нет, к этому привыкнуть не выходило. Вдобавок из общего холодильника пропадали продукты и из-за этого вечно кто-то долго и нудно спорил. У Уилла пропадали тоже, но он никогда не ввязывался в разборки — какой смысл?

Вчера он в последний раз решил просмотреть газету объявлений и больше не тратить на это время. Заинтересовало три. Он договорился о встрече и сегодня после учёбы сразу же поехал по адресам. По первому ему так никто и не открыл, а второй…

Поезд подошёл, с шипением разошлись двери, и толпа впихнула Уилла в вагон — в самый час пик попал. Ему удалось протиснуться к стенке, и он навалился спиной на исписанную баллончиком схему нью-йоркского метро, прижимая к себе тубус с плакатом — сегодня вечером его предстояло доделать и завтра сдать. Уилл пытался думать о домашних заданиях, о работе, но в голову упорно лезла недавняя сцена.

Вашингтон Хайтс не особо благополучный район, слишком много эмигрантов из Южной Америки, но найти приличную квартиру, как ему подсказали, там можно было. Уилл ожидал увидеть кого-то обычного, среднего, но парень, открывший ему, был очень красив. Не той правильной глянцевой красотой со страниц журналов и телеэкранов, его внешность нельзя было назвать идеальной, но он так походил на типажи, что изображали художники-романтики и классицисты. Удивительное сочетание резкости черт, как у «Демона сидящего» Врубеля, и мягкости Бугро — вспомнился юноша с картины «Слепой Гомер с поводырём». Уилл глаз не мог отвести. Такое случалось с ним очень редко — реальные люди мало его интересовали, рисовать он предпочитал «из головы», но в тот момент до судорог в пальцах захотелось схватить карандаш и сделать наброски. Время словно остановилось, Уилл смотрел и смотрел, пытаясь запомнить. Острые высокие скулы. Тонкий нос с горбинкой. Тёмно-карие миндалевидные глаза с острыми уголками. Выразительные дуги бровей. Широкий, но не кажущийся большим рот. Полные губы, верхняя чуть уже нижней. Квадратный подбородок, совсем не выглядящий массивным в сочетании со скулами. Россыпь веснушек на бледной коже. Длинная, давно не стриженая чёлка, чёрные густые волосы до середины шеи, крупными кольцами завивающиеся на концах… Уилл смотрел на него, как на произведение искусства, забыв обо всём. «Мы будем играть в гляделки весь вечер?» — голос у парня оказался резким, с прононсом. Уилл чуть со стыда тогда не сгорел.

По третьему адресу он сходил просто чтоб развеяться. Грязный подъезд не особенно отпугнул — он только что был в таком же. Квартира оказалась просторной и светлой, но встретивший его на пороге мужчина слишком уж смахивал на наркомана — пергаментно-сухая кожа, шелушащиеся губы, воспалённые, покрытые сеткой лопнувших капилляров глаза, дёрганные движения… Таких Уилл всегда побаивался.

Сцена с парнем — Уилл даже не знал, как его зовут, в объявлении не было имени и потом он не представился, — раз за разом вставала перед глазами, и он всё больше чувствовал себя нелепым и жалким. А ещё росло опасение, что кто-то уже опередил его, заключил договор с хозяйкой. Уилл решил, что первым же делом, как вернётся в кампус, позвонит этой миссис Ларкин.

Chapter Text

Пульс частил так, будто Уилл не на третий этаж поднялся, а пробежал марафон. Наконец-то все формальности позади, в кармане куртки ключи от квартиры, за спиной рюкзак и тубус, в руках спортивная сумка — все скромные пожитки. На дне рюкзака лежал молескин со сделанным по памяти наброском, не особенно удачным, но рука не поднялась вырвать. Уилл досчитал до трёх, скользя взглядом по исписанным граффити стенам, и постучал в серую обшарпанную дверь. Прошло не меньше минуты, но никто не открывал. Уилл постучал снова. Ничего. Открыть самому? Но тут замок щёлкнул, и дверь приоткрылась на цепочке. Новый сосед выглядел заспанным, хотя на часах уже полвторого пополудни, и очень недовольным.

— А, это ты, — он пропустил Уилла и широко зевнул, в последний момент прикрыв рот ладонью.
— Извините… извини, похоже, я не вовремя.
— Да всё нормально, — парень запустил руку в спутанные волосы, — ты же не знал. Кстати, я Майк.
— Уилл.

Нужно ли протягивать руку для пожатия? Майк этого делать не спешил, а Уилл не решился.

— Не против, если я умоюсь? А ты пока можешь заварить кофе или чай, что хочешь. Кухня в твоём распоряжении, устраивайся. Ах да, моя кружка — со «Звёздными войнами». Себе можешь взять любую другую, там в верхнем шкафчике целых три.

Уилл кивнул, но Майк уже отвернулся и скрылся за дверью ванной. Всё шло как-то не так. Отсюда не хотелось сбежать, но ощущения всё равно странные. Уилл поставил воду для кофе, сполоснул выбранную кружку и выглянул в окно. Ставня приподнималась, можно было вылезти на площадку пожарной лестницы — пожалуй, когда потеплеет, тут получится удобно устроиться и рисовать.

Вернулся Майк. Уилл старался не разглядывать его, как в прошлый раз, и всё равно не мог не замечать детали. Например, что Майк очень худой, и этого не могли скрыть широкие домашние штаны и свободная футболка с длинными рукавами. Или что он заметно сутулится. Или что у него очень длинные и тонкие пальцы. Он с грохотом поставил на стол банку растворимого кофе и открыл холодильник.

— Надеюсь, ты не имеешь ничего против сэндвичей с тунцом?
— Н-нет, — Уилл мотнул головой. Чайник достаточно нагрелся, и он разлил воду по кружкам.
— Мне сыпь две полных ложки. — Майк сунул сэндвичи в микроволновку. Движения у него были резкие, немного нервозные, но голос ровный. — Давай сразу договоримся: не важно, будни или выходные, но до двух дня ты не шумишь, хорошо? С остальным разберёмся по ходу.

Уилл послушно кивнул.

— А ты не из разговорчивых, я так понимаю. — Майк сел за стол и обхватил кружку ладонями. — Извини, что донимаю, просто должен же я знать, с кем теперь живу, правда? — он улыбнулся, и Уилл попросту не мог не улыбнуться в ответ. Улыбка у Майка была чудесная, очень обаятельная, располагающая.

— Может, что-нибудь расскажешь о себе, хотя бы в общих чертах? — пискнула микроволновка, и Майк поставил на стол тарелку с сэндвичами, подул на обожжённые пальцы.

Уилл разглядывал узор на столешнице, крашенной под дерево.

— Эм… Я из Хоукинса, это в Индиане. Здесь учусь в Школе изобразительных искусств, знаешь, в Грамерси-парк которая. Буду художником комиксов, — Уилл улыбнулся, будто извиняясь: да, такая вот пустяковина. — И ещё я подрабатываю. Колористом в одной небольшой типографии, раскрашиваю открытки и ещё делаю коллажи для буклетов — но уже в другом месте. Вот.

Глаза Майка заблестели:

— Художник комиксов? Это же круто! А в каком издательстве собираешься работать?
— Так далеко я ещё не заглядывал, — Уилл улыбнулся уже свободнее. — Хотелось бы в Marvel, поработать с линейкой «Люди Х», но пока рано об этом.
— М-м, «Люди Х»! Хочешь вернуть дух классической серии или вдохнуть что-то новое?

Уилл расслабился. Почти.

— Склоняюсь к классике. Но это сейчас, кто знает, что мне придёт в голову, когда дойдёт до дела.

Он отпил кофе, стараясь заполнить возникшую паузу. Майк встрепенулся:

— А, точно, сейчас моя очередь. Выйдет ещё короче: я из Эл-Эй, тут работаю… — он немного запнулся, — в баре в ночную смену. Днём отсыпаюсь.
— Тяжело, наверное? — сказал Уилл, заполняя новую паузу.

Майк поморщился:

— Терпимо. Не этим я хотел заниматься, но что уж…
— А чем? Извини, я не…
— Всё нормально. Знаешь, когда учился в школе, мечтал поступить в ЭмАйТи или КалТех… а теперь зарабатываю на средний колледж. Отстой, да?
— Почему? — Уилл удивлённо взглянул на него. — Ты же из среднего можешь сразу на третий курс перевестись.

Майк грустно усмехнулся и ничего не сказал.

Вопреки всем опасениям, ужиться им оказалось легко. Они любили одни и те же фильмы и книги, читали те же комиксы, им нравилась та же музыка, и вот же забавное совпадение — в начальной школе оба ходили в кружок радиотехники. Недостатка в темах для разговора не было, и Уилл очень быстро почувствовал себя с Майком так же свободно, как с Дастином — лучшим школьным другом. С бытовыми обязанностями тоже никаких сложностей не возникло — в первый же день они составили расписание, и никто его пока не нарушил.

Единственное, что тревожило Уилла — кошмары. Пока их не было, но приступы начинались внезапно, и он давно перестал тешить себя надеждой, что однажды они прекратятся совсем. По крайней мере, он не побеспокоит Майка, раз тот работает ночью. Вот с Дэйвом в кампусе неловко вышло — Уилла в первую же ночь накрыло, и он перебудил не только его, но и соседей.

С Майком Уилл виделся не так уж много — быть может, в этом и был залог их хороших отношений, а вовсе не в одинаковых интересах. Тот возвращался около шести утра и сразу падал спать, а Уилл вставал в восемь, чтобы к девяти успеть на первую пару. Возвращался он, самое ранее, в четыре, но чаще занятия шли до шести, а некоторые, вроде техники рисунка, и до девяти. Но даже если Уилл приезжал рано, его ждала работа, и выдыхал он только в воскресенье. Майк же уезжал на работу в десять вечера, единственный выходной приходился у него на понедельник. И всё же они успевали общаться, пусть и не так много, как хотелось бы. Уилл боялся быть навязчивым, но Майк сам расспрашивал его об учёбе и слушал с искренним интересом. При этом сам никогда не говорил о работе. На любой вопрос о ней он отвечал обтекаемо и односложно. Уилл не любил выпытывать, но чем дальше, тем больше становилось любопытно. Если Майку так не нравится работа в баре, почему не найдёт другую? И что это за место, неужели настолько неприятное? Ни ночные клубы, ни бары Уилла никогда не прельщали, он и был-то там всего раз, когда однокурсники закатили вечеринку в честь поступления, но теперь ему хотелось взглянуть на Майка за работой. Но спросить прямо он всё никак не решался.

Украдкой Уилл зарисовывал Майка и подмечал детали. Например, у него всегда были резкие движения. Сперва они казались Уиллу нервозными, но потом он понял, что это скорее неуклюжесть, присущая некоторым высоким людям. Ещё он всегда носил одежду с длинными рукавами, натягивал их до самых пальцев и часто надевал кофты с воротом. Что ж, в квартире и правда было прохладно, а Майк ведь из жаркой Калифорнии. Пожалуй, у Майка была только одна настоящая странность — он избегал прикосновений. Уилл помнил, как тот дёрнулся, когда они оба схватили пульт от телевизора — Майк отпрянул, будто его током дёрнуло, но сделал вид, словно ничего не произошло. При этом сам он мог запросто похлопать Уилла по плечу или шутливо пихнуть локтем в бок. Уилл старался не причинять Майку дискомфорт и избегал лишних касаний, да это было и не сложно. Вот только прикасаться хотелось. Легко, невзначай. Это было ново и тревожило. Так же, как желание рисовать Майка снова и снова. Скетчи Уилл прятал. Майк не заходил в его комнату дальше порога и не походил на человека, который стал бы рыться в чужих вещах, но всё же Уилл клал молескин в самый нижний ящик стола, под распечатанные через копирку методички по предметам и тетради. Если Майк увидит эти наброски, объяснить будет трудно, а врать Уилл никогда толком не умел.

Chapter Text

— Майк, ты скучаешь по дому? — Уилл аккуратно сложил письмо от матери. Квартира, к которой успел привыкнуть и обжиться, сейчас казалась совсем чужой. Его место в тихом сонном Хоукинсе, не здесь.

Майк нахмурился и нехотя оторвал взгляд от «Основания» Азимова:

— Нет, — отрезал он и снова уткнулся в книгу.

Идиллия воскресного вечера затрещала по швам. Уилл тихо ушёл к себе в комнату. Надо сегодня же написать ответ, но так тоскливо сделалось, что руки опускались. И Майк почему-то разозлился…

— Можно? — Майк заглянул к нему.
— Да, конечно, — Уилл кивнул, вырывая из тетради чистые листы. Так, о чём же написать в первую очередь?..

Майк сел на край кровати — вариантов больше и не было, когда единственный стул занят, разве что на подоконник или стол. Уилл задумчиво покусывал колпачок ручки, пытаясь сосредоточиться и не замечать пристальный взгляд.

— Уилл, я тебя чем-то обидел?

Тот растерянно посмотрел на Майка:

— Н-нет, всё в порядке. Правда. Это я должен извиниться, опять полез с расспр…
— Не должен. Я не люблю говорить о… доме, — Майк скривился, будто съел что-то кислое. — Не то что я не хочу с тобой говорить, просто… — он поджал губы и опустил взгляд. А потом вскинул голову и посмотрел Уиллу в глаза, словно что-то добавить хотел, но не решался.
— Я понимаю. И ты не подумай, что я допытываюсь, — уши Уилла мгновенно вспыхнули, но он решил идти до конца, — просто иногда ты кажешься… эм… закрытым… — он всё же смутился и замолчал. Сердце гулко стучало.

Майк удивлённо вскинул брови и запустил руку в волосы:

— Закрытым? Пожалуй, не особо приятно жить с кем-то таким под одной крышей, — он улыбнулся. — Давай так: ты расскажешь о себе, что посчитаешь нужным, а я о себе. Как думаешь, в полтора часа уложимся? — он мотнул головой в сторону электронных часов на комоде.
— Майк, слушай, ты совсем не обязан… — начал было Уилл, но Майк его перебил:
— Да ладно, всё нормально. Ты, кстати, тоже не обязан.
— Всё добровольно, — Уилл слабо улыбнулся. Руки вспотели от волнения. Чёрт, как же сложно делать вид, что не настаиваешь, когда не терпится узнать побольше.
— Именно, — Майк кивнул, — по взаимному согласию.
— Ну тогда тебя ждёт разочарование, — Уилл облокотился на стол и улыбнулся уже свободнее. — Это будет очень скучный рассказ.

Майк слушал внимательно. Пожалуй, с тем же вниманием он бы выслушал изложение теории струн или о всемирном масонском заговоре — иногда одиночество из желанного становится проклятием, и сейчас Майк был рад слышать звук чужого голоса. Да Уилл и в самом деле был ему интересен. Спокойный, даже скорее тихий и застенчивый — Майк уже начал забывать, что такие люди вообще существуют. Он старался особо не пялиться на него — Уилл отчего-то избегал прямого взгляда и начинал сбиваться.

История выходила обыкновенная и короткая. Жил Уилл в маленьком провинциальном городишке, Джойс, его мать, работала продавщицей, постоянно брала дополнительные смены, чтобы удержать семью на плаву, пока папаша перебивался случайными заработками, но в основном сидел дома и трепал все нервы. Настоящий мудак: Джонатана, старшего брата Уилла, он заставил убить кролика, Уилла постоянно донимал, мол, рисование — занятие для девчонок. «Он очень хотел, чтобы мы выросли настоящими мужчинами», — сказал Уилл, будто извиняясь. Наконец, папаша их бросил, и все вздохнули спокойно. А через несколько лет Джойс вышла замуж за некоего Боба, который был влюблён в неё со школы, и он, вопреки обычному сценарию, оказался действительно добрым и заботливым. Джонатан добился того, о чём мечтал с детства — смог поступить по гранту в Нью-Йоркский университет, в Колледж наук и искусств (об этом Уилл говорил с нескрываемой гордостью), закончил его и теперь работал фотографом аж в «Rolling Stones». Жил он не в Нью-Йорке, а в пригороде вместе с невестой, которая работала в том же издании корреспонденткой. «График у него тот ещё, он всё собирается приехать, проверить, как я, но пока не получается». Выходит, это он звонил Уиллу каждую неделю. Майк не вслушивался, о чём они говорили (да и не спрашивал, кто это) — в такие моменты он надевал наушники. Упомянул Уилл и друга Дастина, неугомонного изобретателя — неудивительно, что он смог поступить в КалТех, и Майк ничуть не удивился, что он вспомнил только его. Такие, как Уилл, не особо популярны в школе.

Ничего особенного, ничего примечательного, но Майк испытал лёгкую зависть — Уилл с такой теплотой говорил о матери и брате, да даже об отчиме… Его семья небогата, но имела кое-что поважнее денег — любовь и привязанность, как бы наивно это ни звучало.

Что ж, откровенность за откровенность. Говорить о себе оказалось на удивление сложно. Прошлое казалось сюжетом скучной документалки, которую пришлось посмотреть сотню раз, и она намертво засела в памяти. Большой дом в Лос-Анджелесе. Вечно занятой отец, которого или нет дома, или он спит перед телевизором. Мать-домохозяйка, изо всех сил пытающаяся создать видимость образцовой семьи. Старшая сестра Нэнси, вся из себя правильная и примерная отличница. Когда она перешла в старшую школу, родители развелись. Мать вскоре вышла замуж за Дональда, и они переехали в Милбрук, что в Мэне, а Нэнси так и осталась с отцом — не из-за привязанности к нему, просто иначе ей пришлось бы адаптироваться к новой учебной программе, и кто знает, как бы это сказалось на поступлении в колледж. Майк по нему не скучал, да и по Нэнси не особенно — близки они были только в раннем детстве. Разве что по Лукасу — они жили по соседству, учились в одном классе, вместе ходили в радиокружок. Правда, потом Лукас завёл себе девчонку — Макс в самом деле была крутой, лихо гоняла на скейте и уделывала их в «Диг Даг», но Майк так и не смог с ней поладить. Предсказуемо, что и с Лукасом дружба стала ослабевать. Тогда Майк винил во всём Макс, теперь понимал, что вёл себя как эгоистичный козёл.

В Милбруке мать родила Холли, Майку тогда было тринадцать. Он не стал говорить Уиллу, что с отчимом с самого начала не поладил. В конце концов, он просто рассказывает о себе, чтобы раз и навсегда покончить с вопросами, незачем скатываться в нытьё. Хотя поводы были. В отличие от отца, которого, похоже, волновало лишь, есть ли обед на столе в положенное время, отчим действительно любил мать. И Майка это страшно задевало — Дональд забирал её у него. Но к Холли он не питал неприязни — она же его сестра. Маленький, беспомощный верещащий кулёк. Но отчим вбил себе в башку, что Майк хочет ей навредить. И цеплялся по любому поводу — не так ведёт себя за столом, приходит слишком поздно, слишком громкий… Всё, что Майк ни делал, было не так. Мать переживала, но грудной ребёнок отнимал слишком много времени, чтобы разнимать склоки. Майк почти не выходил из комнаты и учился сдерживаться. А это было сложно, он просто не мог промолчать, когда кто-то был неправ, плевать, одноклассники это или учителя. Но с Дональдом был не тот случай. И Майк терпел, пока отчим не начал распускать кулаки. Всегда тайком от матери. Когда он ударил его в первый раз, якобы за плохо помытую посуду, Майк просто заперся у себя и не спустился к ужину. Сидел в какой-то прострации и не мог поверить в то, что произошло. В следующий раз он попытался дать отчиму сдачи, и тот едва не сломал Майку руку. Матери пришлось врать, что просто неудачно упал с велосипеда.

Он сбежал из дома назавтра же, как закончил девятый класс. Прихватил свои невеликие сбережения — всё, что заработал, разнося газеты, подстригая газоны и выгуливая собак, и купил билет на ближайший по времени рейс. Нью-Йорк тогда показался неплохим вариантом — мегаполис, легко затеряться, много возможностей. Домой он позвонил из Порт-Аторити. Мать рыдала в трубку, а потом отчим рявкнул, чтоб он возвращался обратно. Больше Майк не звонил. Слал в день рождения матери и на Рождество открытки без обратного адреса — и на том всё. Ничего этого он Уиллу не рассказал.

Как не рассказал и об Одиннадцать, девочке, жившей в Милбруке по соседству. Конечно, это не было её настоящим именем.

У четы Бреннеров был «семейный» детский дом, или как там это правильно называется. Майку ни он, ни она не нравились — уже в возрасте, но энергичные, мистер и миссис Бреннер выглядели как актёры из рекламы, но не как живые люди. Ему ли не знать, что скрывается за красивым фасадом. Мать находила их милыми, отчим откровенно восхищался — Бреннеры брали под опеку тех, от кого отказались другие приёмные родители. Тогда у них было пятеро детей. Майк никогда не видел их в школе, уже потом он узнал, что все числились на домашнем обучении. Похоже, воспитанники вообще не покидали двор, окружённый высоким крепким забором. Иногда только долетали голоса, толком и не разберёшь.

Тем ноябрьским вечером Майк кружил по Милбруку, оттягивая возвращение домой. Отчим ещё не бил его, но он уж старался попадаться Дональду как можно реже. В школе Майк завёл приятелей, но все они жили далеко, коротать вечера было не с кем. Он бродил по чахлой лесопосадке, отделяющей их район от соседнего, начинающейся прямо за домом, когда спустился ливень. И тогда, по дороге обратно, он наткнулся на девочку. Сначала Майк принял её за парнишку чуть помладше себя из-за коротко остриженных волос. Девочка была в одной футболке, болтавшейся на ней мешком, босая и напуганная, даже толком сказать ничего не могла. И Майк не придумал ничего лучше, чем отвести её к себе домой. Мать бы помогла им. Девочка держалась на расстоянии, как бездомная собака, но шла за ним, а на границе посадки остановилась как вкопанная. Потом попятилась. Майку пришлось тащить её силой — он сам промок и замёрз, ведь отдал ей свою куртку, и на уговоры его уже не хватало. Не сразу он понял, что она смотрит в сторону дома Бреннеров. «Мы идём ко мне, не туда», — сказал он, и девочка успокоилась, хоть и смотрела напряжённо, с подозрением. Было настоящим чудом, что им удалось проскочить через чёрный ход незамеченными. Дональд ещё не вернулся с работы, а у Холли что-то болело, она ныла, и мать укачивала её, расхаживая по детской. Майк оставил девочку в своей комнате, а сам спустился вниз и затёр грязные отпечатки ног.

Одиннадцать — именно так она себя называла, а Майк звал её Оди — пришлось прятать в шкафу и украдкой приносить еду. Удивительно, что никто ничего не замечал целых три дня. Говорила она очень мало и односложно. Майку сперва показалось, что у неё не всё в порядке с головой, но потом до него дошло, что Оди просто очень напряжена, попав в непривычную обстановку. Майк понятия не имел, что делать дальше (матери он не стал ничего говорить — она бы наверняка сдала Оди Бреннерам: взрослые охотнее верят другим взрослым, а не детям) и куда звонить, но ему нравилось заботиться об Оди. В шкафу он сделал ей постель из второго матраса и двух одеял. По вечерам он забирался к ней, и они сидели плечом к плечу. Майк рассказывал ей о школе, о старом доме, а она внимательно слушала, иногда даже улыбалась. Иногда говорила сама, но неохотно. Из её рассказов Майк понял, что Бреннеры держали воспитанников в неком подобии военной муштры, их учили подчиняться, а имена доставались тем, кто достоин — выдрессированным, послушным. Но ведь их же должна проверять соцопека или кто этим занимается, почему никто ничего до сих пор не сделал? Почему молчали прежние воспитанники? Оди сказала, есть ещё одна «не заслужившая» — Восемь. Она тоже сбежала и пообещала, что приведёт помощь, но прошло два дня, а Восемь так и не вернулась. Оди отправилась её искать, вот только понятия не имела, куда идти — она никогда раньше не выходила за ворота.

Бреннеры к ним заглядывали, спрашивали, не видели ли Джейн и Кали, и вели себя так спокойно, будто ничего не случилось. Майк не сразу понял, что Джейн — это Оди. На четвёртый день Восемь вернулась, да не одна, а с детективом Хоппером и несколькими полицейскими.

Дело вышло громким. И повезло, что Оди так и не рассказала, где была все эти дни, иначе отбоя от журналистов бы не было. Но если Оди не хотела говорить, из неё и клещами не вытянешь. Майк скучал по ней. И переживал: как она будет на новом месте, будут ли с ней хорошо обращаться? В последний раз они увиделись спустя полгода. Оди — он так и не мог привыкнуть, что её зовут Джейн — удочерили Хопперы. Пока улаживали формальности, она находилась в детском доме в соседнем городе. Других детей тоже пристроили, но ими Майк не интересовался, его волновала только Оди. А потом детектив Хоппер, утомлённый назойливым любопытством прессы и местных, решил перебраться куда подальше. Дональд говорил, ему где-то предложили должность шерифа. Хоппер привёз Оди попрощаться — похоже, ему она рассказала всё. За полгода волосы у неё отрасли, и выглядела она совершенно… нормально. И вела себя обыкновенно, уже ничем не напоминая настороженного зверька. Разве что улыбалась всё так же — не разжимая губ. Они крепко и неловко обнялись, и больше Майк её не видел. Надо было взять новый адрес, но тогда никто об этом не подумал.

Иногда перед сном Майк гадал, как она там. Хотелось верить, что всё хорошо. Воспоминание об Оди стало самым важным, и делиться им он не желал ни с кем. Ничего, кроме этого воспоминания, у него больше не осталось, и он тщательно оберегал его.

Майк не рассказал Уиллу ещё кое-что, и надеялся, что не придётся. В конце концов, Уилл наверняка тоже о многом умолчал. Им обоим хотелось узнать друг друга получше, но это ведь не значило, что нужно выкладывать всё.

Chapter Text

Это случилось в понедельник. Как назло, именно в ту ночь, когда Майк был дома.

Уилл лёг поздно — докрашивал мишек для открыток: с шариками, букетами полевых цветов, с коробками тортов… В глазах уже от них рябило. Уснул он быстро. Вот закрыл глаза, укутавшись в одеяло. А вот открыл — в лесу Хоукинса. И ему снова двенадцать.

Начало ноября, около восьми вечера, он возвращался домой от Дастина и решил срезать путь через Лихолесье — так они звали лесок на окраине. Заблудиться Уилл не боялся — дом его стоял на самой границе, лес начинался прямо за задним двором. Он уже проехал мимо ограды, отделяющей территорию Национальной лаборатории Хоукинса (в школе травили байки, мол, там проводят эксперименты над людьми), по тропе, по которой сотню раз возвращался домой, когда на него напал монстр.

Во сне Уилл раз за разом заново переживал, как, бросив велосипед, бежал к дому, а высоченная двуногая тварь отрезала ему путь, гнала глубже в лес. И Уилл нёсся на пределе сил, ветки хлестали по лицу, рвали куртку. А потом ему пришлось прятаться и быть очень-очень тихим. Сны воспроизводили всё в мельчайших подробностях, он как наяву чувствовал холодную грязь, забивающую рот, как онемело всё тело от долгого лежания под замшелым валежником, как насекомые копошатся в волосах, норовят заползти в уши, а в нескольких шагах ходит кто-то громадный и страшный, ломает ветки, рычит.

Когда Уилла нашли спустя два дня, он не помнил ничего толком. Его преследовал монстр, он убегал, прятался то тут, то там… Никаких подробностей. И монстра толком описать не мог. Кажется, это существо было не меньше трёх метров и передвигалось на двух ногах. Во снах он видел его совсем близко и чётко — у твари была тёмно-серая кожа, когти-лезвия, глаза отсутствовали, а пасть раскрывалась наподобие лепестков, обнажая сплошные зубы. Врачи говорили, это всё от шока. На самом деле никакого монстра не было, а был сбежавший из психлечебницы пациент, прикончивший санитара и охранника. Весь город вышел на поиски Уилла, и если бы он оставался на месте, его бы нашли в первый же день — но растерзанного. Обнаружил его мистер Кларк, учитель естествознания, забившегося в заброшенную лисью нору. Уилл в первые дни не мог спать, всё ждал, что монстр вернётся за ним, хоть Джонатан и рассказал, что это был человек, и его застрелили, когда он напал на полицейского с ищейкой.

Поначалу было тяжело. Мама с братом не спускали с него глаз, даже в школу отвозили и привозили. Все вокруг глазели на него с жадным любопытством. Только Дастин вёл себя как обычно, и Уилл изо всех сил цеплялся за это ощущение «всё как прежде». Но почти каждая ночь возвращала его в лес, и никакие таблетки и беседы с психотерапевтом не помогали. Уилл убегал, прятался, и даже не осознавал, что кричит, пока его не будили. И тогда он лежал с болезненно колотящимся сердцем на мокрой от пота и слёз подушке и пытался понять, кто он и где находится. Помогало, когда с ним говорили. Мама читала ему, как в детстве, или Джонатан рассказывал о новой музыке. Боб однажды рассказал, что ему тоже снились кошмары — его так же преследовал ужасный монстр, но однажды он не стал убегать, а приказал монстру убраться, и с тех пор кошмары его не беспокоили. Уилл твёрдо был намерен попробовать, но его сон был как запись на киноплёнке, он не мог изменить её.

Уилл снова медленно умирал. Ему было так холодно, тело почти не слушалось — он больше не мог ни бежать, ни прятаться. Нужно было быть очень-очень тихим, чтобы монстр не услышал, но он больше не мог сдерживать рвущийся из горла скулёж…

— Эй! Э-эй, да что с тобой?!

Уилл лежал в постели, ловя ртом воздух. Слёзы стягивали кожу, глаза щипало. Никак не получалось вдохнуть нормально. Кто-то настойчиво тормошил его. Реальность возвращалась нехотя.

Господи, как стыдно-то… Уилл с трудом сел в постели, сделал три глубоких медленных вдоха и выдоха. Майк нависал над ним, взъерошенный и встревоженный в слабом оранжевом свете ночника.

— Всё н-ннм, — язык пересох и лип к нёбу. Уилл вытер глаза, избегая встречаться с Майком взглядом. Но тот не уходил, сел на край кровати.
— Тебе нужны какие-то таблетки? Позвонить в неотложку?
— Не надо, Майк, — Уилл слабо мотнул головой. — Это просто кошмары.
— Ничего себе «просто»! — тот всплеснул руками. — Ты кричал! Я думал, такое только в кино бывает.
— Извини…

Майк вскинул брови:

— Да за что? Ну, то есть, ты правда меня напугал, но ты ведь никак это не контролируешь. Часто у тебя так?

Уилл отвёл взгляд:

— Мне понадобится некоторое время, чтобы найти новую квартиру… ладно?
— Так, стоп, — Майк крепко взял его за плечи. — Куда ты собрался? Что происходит?
— Эти кошмары… Они непредсказуемые, понимаешь? Могут пройти месяцы, а могут повториться через пару дней. И это никак не связано с волнением или чем-то таким, — Уилл вздохнул. От стрессов зависели его «провалы» наяву, но признаться в этом не хватило духу. — Я не хочу причинять тебе лишнее беспокойство, поэтому мне лучше съехать.

Майк всё ещё крепко держал его за плечи, и ладони у него были такие тёплые… Уилл изо всех сил цеплялся за это ощущение, чтобы прогнать стылый холод из сна, свернувшийся под рёбрами.

— Ну, начнём с того, что в это время меня и дома-то не бывает, так что беспокоишь ты соседей, — Майк дёрнул уголком рта, силясь улыбнуться, и наконец отпустил его. — Что в таких случаях надо делать?

Уилл пожал плечами:

— Ничего. Мама или Джонатан сидели со мной, мы говорили, пока я опять не усну… А потом были сеансы с психотерапевтом.
— Ну, первое несложно, второе, увы, не организую. — Майк уселся по-турецки. Его домашние штаны задрались, и Уиллу показалось, что на лодыжке у него синяк, но скорее всего, это была просто тень от приглушённого света. — А ты помнишь, что тебе снится? Прости, вопрос неприятный, просто… — он замялся.

И Уилл рассказал ему всё. Будто прорвало. Он говорил и говорил, сбивчиво, запинаясь, слова лились потоком. Казалось бы, столько раз пересказывал всё доктору Оуэнсу, они разбирали каждый нюанс, но сейчас всё было словно впервые. Майк слушал внимательно, не перебивая, и глаза его казались чёрными-чёрными…

— Уснуть теперь сможешь?
— Да. — Уилл прикрыл глаза. Легче не стало, но он успокоился. — Изв…
— Ну-ка, прекращай. — Майк надавил ему на плечи, укладывая и натянул одеяло до подбородка. — Спи, я посижу тут.

Сердце опять прыгнуло куда-то в горло, щёки вспыхнули. Хорошо, что Майк погасил ночник и наверняка этого не заметил.

— Спасибо, но ты не долж…
— Уилл, — в слабом свете из окна было видно, как Майк поджал губы. — Мне не трудно, спи давай.
— Доброй ночи, — тихо сказал он.
— Приятных снов, — отозвался Майк.

Уилл закрыл глаза и почувствовал, как на грудь легла ладонь. Тепло её проникало сквозь одеяло и футболку, оно медленно растекалось по телу, убаюкивало.

Две пары отменились, и Уилл добрался до дома раньше обычного — всего-то полтретьего на часах. Он позвонил в дверь, но Майк, хотя уже должен был проснуться, не открыл. До Уилла явственно доносилась музыка. Он отпер двери своими ключами. Музыка гремела, Игги Поп предлагал побыть собакой, Майка нигде не было видно. Нашёлся он в ванной: сидел на бортике и красил ногти на ногах, высунув кончик языка от усердия. Уилл попятился. Вроде бы и ничего такого, но… как будто застал его за чем-то интимным.

— Твою мать! — Майк вздрогнул. — Ты меня напугал.
— Я не собирался подкрадываться, просто музыка…

Майк ничего не сказал, только плечом дёрнул и вернулся к своему занятию. Уилл торопливо помыл руки, стараясь не смотреть на него. Ничего такого ведь. Это Нью-Йорк, тут и мужчины красят ногти — особенно чёрным. Панки, металлисты, готы… Да даже в группе Уилла были трое эксцентричных парней, красивших ногти в яркие цвета — просто потому, что нравилось. Вешая полотенце, он украдкой покосился на Майка.

— Ну что? — тот вскинул голову. — Помочь хочешь?

Уилл не нашёлся что сказать, пожал плечами.

— Так ты ж художник, а не маникюрщик, — Майк криво усмехнулся. — Хотя как знать, может, у тебя талант.

Уилл тихо вышел. Закрыл дверь в свою комнату, но от шума это не особо спасало. Он ничего не имел против Игги, но сейчас голова начала побаливать. Ладно, с этим можно справиться, достаточно погрузиться в работу — в такие моменты Уилл полностью отключался от внешнего мира, но вот реакция Майка… Да, до того, как они поговорили о родных, у них бывали неловкие моменты, когда он резко замыкался, но раньше он никогда так не ощетинивался. Может, боялся, что Уилл подумает о нём что-нибудь… не то? Боже, ну и ситуация.

— Ты сегодня есть собираешься?

Уилл вздрогнул и захлопнул хрестоматию по философии так резко, будто это был порно-журнал. Спихнул локтем конспект и ручку на пол. Он растерянно перевёл взгляд с Майка на часы — ого, уже восемь.

— Потом доботанишь, кофе стынет. — Майк ушёл, оставив дверь открытой.

Уилл выдохнул: что ж, похоже, он на него не злится.

В рабочие дни Майк не ужинал, только пил кофе или чай с Уиллом за компанию.

— Как прошёл день? — Майк подпёр щёку ладонью, растекаясь по столу.
— Ничего интересного. — Уилл пережевал уже начавшую остывать лазанью. — Заданий только много: эссе на семинар по философии, ещё готовиться к промежуточному тесту по истории США надо и выбрать тему для доклада по истории искусства за двадцатый век…

Взгляд то и дело цеплялся за глянцево-чёрные ногти Майка. И вообще руки у него были очень красивые — крупные, но узкие кисти, тонкие запястья, длинные-длинные пальцы… жаль, что он всегда прятал их под рукавами.

Майк заметил:

— Это на работу, — он подогнул пальцы, пряча ногти.
— У вас Хэллоуин затянулся? — неловко пошутил Уилл. Любопытно, зачем бармену красить ногти и на ногах… Может, это антуражное заведение и у них какая-то особая обувь?
— Ага, — скучающе протянул Майк. — Каждый день ебучий Хэллоуин, — он выплеснул недопитый кофе в мойку и ушёл в комнату.

Уилл был бы рад провалиться сквозь все этажи и сквозь землю.

Chapter Text

Начался декабрь, и Уилл всё больше сомневался: стоит ли ему оставаться здесь? Может, всё же подыскать другую квартиру? Мама бы дала совет, но он не собирался писать домой об этом. Джонатан, исправно звонивший раз в неделю, похоже, что-то чувствовал и раз за разом уточнял, всё ли в порядке, но Уилл продолжал уверять, что всё нормально.

Это было ложью.

Нет, ему больше не снились кошмары, и в Нью-Йорке он ещё ни разу не «проваливался» — то было странное состояние, похожее на паническую атаку, когда вдруг становилось трудно дышать, а реальность выцветала в серый, и он почти наяву видел голые ветви деревьев. Длилось это не больше нескольких секунд, но Уиллу каждый раз казалось, что время останавливается. Доктор Оуэнс говорил маме, что всё дело в его впечатлительности и, как он выразился, «тонкой душевной организации», но с возрастом всё пройдёт. Действительно, такое случалось с ним всё реже и только когда он сильно нервничал — так было перед выпускными экзаменами, а в последний раз при заселении в кампус. На этот раз дело было в другом.

Уилла пугало то, что он испытывал к Майку.

Сначала казалось, что он нашёл свою идеальную модель — яркая внешность Майка буквально захватила его. Если б было возможно, Уилл мог бы смотреть на него часами, запоминая мельчайшие нюансы мимики. Да, это странно, но ничего слишком необычного для художника. А потом они подружились. Может, Майка и нельзя было назвать настоящим другом, как Дастина, но им было комфортно вместе. Временами Майк становился замкнутым или колючим, но такое случалось нечасто, и отпускало его быстро. Им всегда было о чём поговорить, с Майком Уилл не ощущал себя одиноким в огромном городе. Когда на День благодарения он уехал домой в Хоукинс, Майка ему очень не хватало.

Майк о нём заботился. Напоминал поесть, когда он слишком засиживался. Спрашивал, как он спал — и это был не дежурный вопрос. Пару раз сквозь сон Уилл чувствовал, как вернувшийся под утро Майк укрывает его сбившимся в ноги одеялом. А ещё он помогал готовиться к тестам, задавая вопросы, объяснял, как лучше проехать в то или иное место. Однажды вообще предложил встречать его после поздних лекций. Иногда у них даже получалось выбраться в кино. Вечер, когда они ходили на сиквел «Охотников за привидениями», Уилл считал одним из самых лучших. Фильм им понравился, хоть оба и сошлись на том, что первая часть лучше, Майк много шутил, даже рассказал, как однажды чуть не поругался с Лукасом, своим другом, из-за того, что на Хэллоуин оба нарядились в комбинезон Венкмана. «Серьёзно, я б много отдал, чтобы порулить Экто-1, а ты?» — он улыбался широко, открыто и, наверное, в этот момент Уилл осознал, что привязывается к нему всё больше.

И если бы это была только привязанность…

В старших классах над ним посмеивались, потому что он ни с кем не встречался. Уилл попросту не умел считывать адресованные ему сигналы — хорошо, что рядом был Дастин, разбиравшийся в таких вещах. Уилла не интересовали ни отношения, ни секс, хотя все вокруг как будто на этом свихнулись — в раздевалке перед физкультурой только и разговоров было. Он понимал, что с ним что-то не так — ну ещё бы, он же ходит к мозгоправу, но вместо того, чтобы попытаться понять, что же именно, Уилл всё больше уходил в мир со своими выдуманными персонажами. Джонатан, кажется, неправильно истолковал происходящее — он раз за разом аккуратно намекал, что если Уиллу нравятся парни, в этом нет ничего плохого, он с мамой примут его. А Уилл попросту не знал, кто его привлекает — и женские, и мужские тела казались одинаково красивыми. Эстетически, и только. Очевидно, у других всё было иначе.

Секс его не интересовал, но вопрос влюблённости занимал. Особенно после того, как Дастин познакомился в научном лагере со Сьюзи из Юты и даже соорудил самодельную радиовышку, чтобы не разориться на телефонных разговорах. Целыми днями он мог говорить, какая она чудесная, а Уилл силился понять: как же это происходит, в какой момент другой человек становится вдруг самым важным и близким? Он даже спросил маму, но ответ вышел очень уж расплывчатым: у всех это происходит по-разному. «Когда ты влюбишься, сразу поймёшь», — сказала мама.

Уилл не понимал.

Ему хотелось ещё чаще бывать с Майком, рисовать его — не украдкой, хотелось тоже сделать ему что-нибудь приятное, что-то большее, чем рисовать смешные стикеры с драконами на холодильник, от которых Майк приходил в полный восторг… Но если бы только это. Уилл желал прикасаться к нему. А Майк всё так же избегал любых прикосновений. При этом сам он тормошил Уилла, если хотел что-то показать, одобрительно хлопал по плечу, шутливо толкал локтем или коленом, даже мог легонько приобнимать, заглядывая через плечо, когда Уилл рисовал тех дракончиков на клейких листочках для заметок, но никаких ответных касаний — даже рукопожатий. Уиллу иногда до зуда в пальцах хотелось взять его ладони в свои, притронуться к каждому суставу. И ещё деталь, которую заметил сразу, но сперва думал, что показалось — мизинцы Майка, очевидно, были сломаны, во всяком случае, сгибались они плохо, особенно тот, что на левой руке — чаще он его просто оттопыривал. Всё это наводило на определённые мысли. Уилл хоть и проводил время в вымышленных мирах, знал, какой грязной бывает реальность. Рассказывая о себе, Майк упомянул отчима очень вскользь: новое замужество матери, переезд в холодный Мэн, рождение сестры — всё. И было странным, что он, мечтавший поступить в ЭмАйТи, оставил школу, не доучившись. Да ещё и рванул в Нью-Йорк — подальше от Милбрука. Всё это складывалось в тревожащую картину. Может, отчим бил Майка? Или что похуже. О таком Уилл даже думать не хотел. Как не хотел представлять Майка без одежды. Это было как-то нечестно по отношению к нему, стыдно, но ничего с собой Уилл поделать не мог. И тело, до того словно пребывавшее в спячке, реагировало. В такие ночи Уилл стоял под холодным душем и радовался, что Майк на работе и ничего не узнает.

Это и есть влюблённость? Когда хочешь быть рядом каждое мгновение, когда дыхание перехватывает и сердце колотится, как бешеное, когда эйфорией захлёстывает просто потому, что он шутливо взъерошил тебе волосы… Тогда это очень мучительное чувство. Уилл не знал наверняка, что это, но всерьёз опасался, что Майк что-то поймёт. И тогда всему придёт конец. Лучшим выходом было бы съехать. Может, подальше от Майка всё бы прошло? И они бы сохранили дружбу. Наверное, в самом деле стоило подыскать другую квартиру, но Уилл день за днём откладывал это: уже заплатил хозяйке, нет времени…

— Пока-пока, — крикнул Майк из прихожей. — Будь осторожен и спокойной ночи.
— И ты береги себя! — отозвался Уилл, не отрываясь от штриховки кружки на рисунке — завтра с утра простенький натюрморт уже нужно было сдать, а у него всё никак не получалось передать свет — выходило слишком резко.

Наконец, он отложил карандаш и пошёл проверить дверь. Автоматический замок в последнее время частенько заедало, приходилось поворачивать его самостоятельно. Так, всё нормально. Взгляд вдруг зацепился за тёмное пятно у стены. Под вешалкой с куртками, на фоне белой грунтовки ярко выделялся чёрный уголок чего-то, похожего на водительское удостоверение. Уилл вытащил завалившуюся между стеной и ботинком ламинированную карточку. По формату она была чуть больше удостоверения, чёрная с обеих сторон. На одной стороне у неё крупно, бенгуиатом с засечками было напечатано красным слово «Изнанка», подчёркнутое сверху и снизу, прямо как на афише ужастика «Дом», на другой стороне тем же шрифтом, но мелко-мелко в самом верху значился адрес. Уилл прикинул: их боро¹, но где-то ближе к Сохо. «Пропуск. Уровень 2. Сотрудник» — и стояла загадочная цифра «21», а по низу шла шершавая полоса, немного похожая на штрих-код.

По рукам поползли мурашки, во рту сделалось сухо. Уилл бегом метнулся в комнату и записал адрес. Потом аккуратно положил пропуск обратно, где и взял. Наверняка Майк вернётся за ним, как только обнаружит пропажу. Если вообще вернётся, его ведь наверняка знают в лицо. Уилл попытался сосредоточиться на натюрморте, но ничего не выходило. Он всё прислушивался, что вот сейчас раздастся трель звонка или скрежет ключей, но ничего. Время приближалось к часу ночи. Очевидно, Майк всё-таки заступил на смену.

Уилл решительно отодвинул стул и выдвинул скрипучий ящик допотопного комода. Так, что носят в таких местах, чтобы не выделяться? Он остановился на простой чёрной футболке и синих джинсах, в которых ездил на учёбу.

Западный Манхэттен Уилл знал не слишком хорошо, и вышел раньше, чем доехал до Вашингтон-стрит. Потоки людей и машин даже во втором часу ночи не иссякали, и он всерьёз опасался, что не найдёт нужный адрес. С напряжением он вчитывался в сверкающие вывески: рестораны, гостиницы… Увидев красные буквы «Изнанки» на другой стороне улицы, Уилл кинулся прямо через дорогу, едва не угодив под колёса такси, но даже не заметил этого — всё его внимание было сосредоточено на вывеске, ему казалось, если моргнуть, она тут же растворится в сиянии огней, не найти снова.

Компания девушек, смеясь, вышла из раздвижных дверей. Одна из них, с растрепавшейся причёской, уцепилась за Уилла и поправила ремешок туфли.

— Красавчик, поехали с нами! — другая дохнула ему в лицо сладким и явно крепким, захихикала, пряча лицо в ворот пальто.

Уилл просочился мимо них и оказался внутри. Пахло сигаретами, смесью парфюмов, люди входили и выходили из лифтов. В здании находилось несколько заведений, он поискал взглядом указатель. «Изнанка» на втором этаже. Он втиснулся в не особо чистый лифт с шумной компанией, отвернулся, скользя взглядом по надписям на стенках, оставленных помадой и маркерами.

«Изнанка» оказалась не баром, а клубом и встретила его ухающими басами. Звук бил в грудь, уши сразу заложило. Не сразу он узнал «Like a Prayer» Мадонны. Здесь было неуютно — всё чёрное, красная подсветка, резкое мигание стробоскопов. Сперва Уилл хотел затеряться в толпе и немного понаблюдать за Майком, но теперь собирался отдать пропуск — вдруг из-за потери у Майка будут проблемы, — и сразу уехать. Барных стоек тут было три, Уилл миновал зону со столиками, танцпол, ещё один, поменьше, где на помостах извивались девушки в очень коротких юбках и блестящих топах, но везде за стойками были крепкие парни в чёрных рубашках без рукавов и девушки в таких же, но Майка он не заметил.

Ах да, второй уровень.

Уилл заозирался. Массивная дверь с красной цифрой «2» нашлась как раз позади помоста с танцовщицами. Перед ней стояли двое мускулистых мужиков в чёрных футболках с надписью «Изнанка» поперёк мощных грудин. Уилл видел, как некоторые посетители, прилично одетые мужчины и женщины, совсем не похожие на тусовщиков с танцпола, подходят к ним, что-то показывают и их впускают. Какой-то уже набравшийся парень в расстёгнутой рубашке тоже раз за разом пытался пройти, но охранники его отпихивали.

— Карта гостя, — сказал тот, что справа, когда Уилл приблизился.
— У меня, эм… — он замялся, вынимая из куртки пропуск.
— Сотрудник? — охранники переглянулись. Левый смерил его взглядом:
— Новенький, что ли? Это вход для гостей. Тебе вообще с заднего двора заходить полагается.
— Да ладно, — первый вернул пропуск съёжившемуся Уиллу. — Ты на него посмотри — деревня, поди электронный замок открыть не смог.

Уилл был готов провалиться сквозь землю, но перед ним распахнули двери:

— Шагай давай.

Здесь всё тоже было в чёрно-красных тонах, но мебель изящнее и много ширм, создающих эффект камерности. Да и музыка здесь играла совсем другая — тягучая, будоражащая. Едва он переступил порог, к нему подошла ярко накрашенная блондинка в очень тесной чёрной рубашке, подчёркивающей все её достоинства, и такой же невозможно узкой юбке.

— В первый раз у нас? Не желаете воспользоваться гардеробом? Нет? — она улыбнулась и повела растерянного Уилла за столик: —Тогда присядьте, посмотрите меню. Может быть, вы желаете что-то конкретное?
— Н-нет, спасибо, — Уилл покачал головой. Он неловко стянул куртку и положил её на колени.
— Когда будете готовы сделать заказ, нажмите эту кнопку, — девушка склонилась так низко, что едва не коснулась его плеча грудью. Уилл вжался в спинку, кивнув.

Наконец, хостес оставила его одного. Меню на столике было два — в чёрной и красной обложке, он придвинул к себе одно, но не раскрыл, а оглядел зал. Некоторые ширмы были задёрнуты, но не все. Под аркой, за занавесью из чёрно-красных бусин он увидел ещё один зал, но освещение не давало разглядеть, что там. Люди за столиками пили, курили — в основном это были пары. Уилл с неловкостью заметил, что выглядит слишком молодо на их фоне. В другом конце он заметил помост, почти такой же, как и на первом уровне, только тут были установлены шесты, а танцовщицы в бикини. Уилла бросило в жар. Это что, стрип-клуб? Барную стойку он тоже нашёл. За ней был высокий парень, с начёсанными волосами, как в «Пропащих ребятах», обнажённый по пояс. На другом конце выпивку подавала мулатка с дредами в очень коротеньком кожаном топе на шнуровке. Не Майк.

Возле стойки народу собралось немало — мужчины в расстёгнутых пиджаках и небрежно ослабленных галстуках, девушки в слишком коротких юбках и платьях, парни в полурасстёгнутых рубашках и кожаных брюках или таких узких джинсах, что у Уилла всё разом заныло. Взгляд его остановился на двух девушках, обосновавшихся у противоположных концов стойки, длинноволосой блондинке и брюнетке с каре, обе они выглядели очень высокими, а у блондинки были мощные, широкие плечи, как у пловчихи.

— Что-нибудь выбрали? — у столика с блокнотом наизготовку замерла официантка, одетая лишь в чёрное боди без бретелек и сетчатые колготки.
— Нет, пока нет, — Уилл покачал головой, поспешно отводя взгляд от полуобнажённой груди. Официантка кивнула и ушла, покачивая бёдрами.

Всё больше хотелось уйти, но ведь он так и не нашёл Майка. Может, тот в соседнем зале? Уилл с сомнением посмотрел в ту сторону и снова скользнул взглядом по собравшимся у барной стойки — вдруг Майк вот-вот сменит бармена? Но нет, тот всё так же улыбался, смешивая коктейли в шейкере, мужчины говорили с девушками, отводили их за столики или в соседний зал. Парни в узких штанах подсаживались к одиноким женщинам. Официантки разносили заказы. Одна из девушек у стойки, та самая высокая брюнетка в короткой тигровой шубке, поймала его взгляд и тут же отвернулась. Что-то в ней было знакомое…

Во рту пересохло.

Девушка — нет, Майк — грациозно соскользнул с табурета и направился к нему. Уилла всё больше накрывало ощущение нереальности происходящего, но он цепко фиксировал каждую деталь. Волосы, завитые тугими локонами. Тоненькая бархотка на длинной шее. Приспущенная шубка, открывающая плечи. Чёрный короткий топ, не скрывающий нижние рёбра и впалый живот. Виниловая мини-юбка, плотно облегающая узкие бёдра. Сетчатые чулки на длинных тонких ногах. Босоножки на высоких каблуках, с ремешками, обхватывающими тонкие лодыжки.

Майк подошёл к его столику, и на какое-то мгновение Уилл забыл, как дышать. Он не мог отвести глаз от красной помады на губах, делавшей рот ещё чувственнее, от насыщенно-чёрной подводки, растушёванной вокруг глаз, придающей им яркость и глубину, от тонких, хрупких ключиц под узкими бретельками, от явственно проступающих рёбер, от полоски бледной кожи между подолом юбки и резинками чулок…

Майк наклонился к нему, опираясь пальцами о столик, прогнул спину, и Уилл сглотнул, невольно представив, какой вид открывается сзади. Полные губы Майка растянулись в самой обольстительной улыбке и…

— Зачем ты тут? — тихо и зло процедил он сквозь зубы, не меняясь в лице.
— Я… — Уилл встрепенулся и полез в куртку за пропуском, — вот, ты обронил.

Майк плавно, с несвойственной грацией протянул руку — Уилл заметил на его руке браслет с цифрой «21» — и зажал уголок между указательным и средним пальцем, мягко потянул.

— Деньги при тебе?
— Д-да…
— Пошли. — Майк выпрямился, огладил бёдра, поправляя юбку. Уилл поднялся следом, чуть не уронив куртку на пол, и Майк подхватил его под руку, игриво улыбаясь, но глаза были ледяные.

Они вошли в соседний зал, но прежде, чем окончательно растерявшийся Уилл успел оглядеться, Майк втолкнул его в ближайшую комнатку. И снова чёрные стены и тревожная красная подсветка, только теперь ещё усиленная зеркалами на стенах. Широкое кресло, низенький столик с пепельницей и коробкой салфеток, шест и громадный электронный циферблат почти под потолком — вот и всё, что там было.

— Садись, не тяни время, — Майк толкнул его в грудь, и Уилл неловко повалился в кресло. — Немного влево развернись, тут камеры. Вот так, да. — Майк опустился перед ним на пол, положил ладони ему на колени.
— Что ты делаешь? — собственный голос казался чужим.
— Работаю, — огрызнулся Майк. — Кстати, пять долларов. Сейчас. Потом верну.

Уилл послушно полез в потёртый кошелёк и протянул купюру Майку. Тот быстро убрал её в карман шубы и лёг грудью на колени Уилла. Его обдало жаром. Майк склонился к самому паху, продолжая буравить Уилла злобным взглядом исподлобья.

— Чт…
— Заткнись. Значит, так, сейчас ты поедешь домой. Учти, с двух до пяти утра на нашей ветке движение прекращается, возьмёшь такси. Ляжешь спать и больше никогда, блядь, не будешь шпионить за мной.
— Я не шпио…
— Да похер уже, — Майк скривился. — Сидел бы дома, вот же дёрнуло тебя.
— Но я думал…
— Слишком много думать вредно, — Майк нервно дёрнул плечом, и шуба сползла ещё ниже. — Надеюсь, теперь-то ты успокоился.

Уилл промолчал. Успокоился? Нет, теперь у него ещё больше вопросов.

— Всё, время вышло, — Майк выпрямился и подал ему влажную салфетку. — Выметайся и не вздумай приходить снова.

Уилл скомкал салфетку и выронил на пол. Это не сон. И совершенно непонятно, как теперь быть. Он вышел из комнатушки на негнущихся ногах, прошёл через залы, не слыша, что ему говорят услужливые хостес. Прохлада декабрьской ночи ничуть не взбодрила. Никакое такси Уилл брать не стал — дошёл до дома, будто на автопилоте. У себя он, не раздеваясь, повалился поверх покрывала. Ни одной связной мысли не было, только обрывочные образы. Алый рот Майка. Острые ключицы. Длинные-длинные стройные ноги. Веснушки на скулах. Злые черные глаза.

Первый звонок будильника Уилл проспал. Кое-как разлепил глаза к третьему. Вслепую нашарил кнопку и снова рухнул лицом в подушку. Ноги болели, в голову словно вату напихали. Вдобавок уснул в куртке, вспотел, а теперь ощущение было такое, будто болен и температура шкалит. Тихо ступая, он пошёл в душ. Майк, как всегда, спал, завернувшись в одеяло с головой, наружу торчали только пальцы ног. Уилл смотрел на чёрный лак на его ногтях, и в голове снова вставали картины сегодняшней ночи. Как же они теперь?..

В душе он просто стоял под струями, привалившись плечом к влажной плитке. Абсолютная пустота в голове. На завтрак времени уже не оставалось, Уилл сунул недоделанный натюрморт в папку — впервые не выполнил задание, но теперь это его не волновало, — и поехал на учёбу.

¹Боро - единица административного деления города Нью-Йорк, самоуправляемый район (таких пять: Манхэттен, Бруклин, Куинс, Бронкс, Статен-Айленд)↑

Chapter Text

Майк злился. Уилл ничего не говорил, только смотрел несчастным взглядом, как ни за что наказанный пёс. Чёрт, ну почему именно в этот день у него пары не до девяти? Ну или сидел бы у себя в комнате, что у него, дел нет, что ли, так ведь нет же… Ещё хуже стало, когда Уилл открыл рот. «Майк, тебе нужна помощь?»

Он расхохотался. Нервно и зло.

— Мне не нужна ни помощь, ни твоё сочувствие.

Уилл отвёл взгляд и опустил плечи. Ну до чего же он жалкий. И такой… чистый. Светлый. Впервые Майку хотелось не оберегать его, а унизить, растоптать. Запачкать.

— Что ты хочешь услышать? Жалостливую историю, как я дошёл до жизни такой? Или в каких позах меня трахают, а?
— Тебя принуждают к этому? — Уилл вдруг посмотрел на него прямо и твёрдо.
— Не-ет, — Майк усмехнулся и вальяжно развалился на диване, глядя на него снизу вверх, — я там добровольно.
— Тогда объясни мне. — Уилл сел рядом на подлокотник. Вот же неймётся человеку... — Я правда хочу понять.
— М, — Майк сложил пальцы щепотью, разглядывая ногти. Тц, вот уже царапины на лаке появились, на мизинце вообще краешек откололся, — значит, слезливая история.

Он ненавидел вспоминать об этом и уж тем более не собирался рассказывать Уиллу всё в подробностях. Насколько же проще было с Билли — они не выносили друг друга, и дня не проходило, чтоб не сцепились из-за ерунды, но тот хотя бы в душу не лез.

На самом деле, всё вышло глупо и банально. Небольших сбережений Майка хватило на билет, номер на двое суток в дрянном привокзальном хостеле да на четыре хот-дога. Нью-Йорк — дорогой город. Работу он нашёл быстро, на следующее же утро, в одной из кафешек рядом с хостелом. Без лишних вопросов его взяли мыть посуду, оплату обещали по окончании смены. Конечно же, никаких денег он не увидел: его попросили подождать, и ещё подождать. «Сам понимаешь, времена такие, всё нестабильно». Майк верил, но недолго — его хватило на три шестичасовых смены. Самое паршивое, что даже несмотря на резиновые перчатки, руки начали облазить. Майк всё настойчивее начал требовать у администратора оплату (ладно, просто наорал на того), и в итоге его попросту вышвырнули.

Найти новую работу проблемой не стало — достаточно посмотреть на доски объявлений. Майка взяли в маленький ирландский автосервис, поставили на мойку. Казалось бы, что сложного поливать машины из шланга, да протирать стёкла, зеркала и фары, но в первую неделю Майк просто валился с ног. Но ему хотя бы платили, пусть и немного, и он снял комнатушку, где жили сильно курящий француз, то ли швед, то ли норвежец, говоривший с чудовищным акцентом, и пакистанец, который по-английски не говорил вообще. Майк так и не узнал, кто из них спёр его зимние ботинки. Обувь было жаль, но на дворе стоял июль, и он не особенно беспокоился. Разве что за вещами стал приглядывать внимательнее, да толку-то — ни запереть, ни спрятать их было негде. А у него на дне рюкзака ещё лежала тёплая куртка, и расставаться с ней он ну никак не намеревался. Неплохим вариантом ему показалось хранить вещи на работе — там хотя бы были закрывающиеся шкафчики. И всё было нормально, но в конце сентября рюкзак пропал. Вместе со всем, что там было. Старик Донован, державший автосервис, очень упрашивал не привлекать полицию, даже прибавку сделал, но на новую куртку всё равно не хватало.

Кажется, именно в тот период Майк начал избегать прикосновений. Тот же Донован частенько похлопывал по спине или плечу, а Майку казалось, однажды он точно ему что-нибудь сломает — рука у старого ирландца была тяжёлая. В общем-то, тот не пытался специально сделать больно, это было его обыкновенное выражение одобрения, но Майку не нравилось, что некто нарушает его личные границы — после того, как лишился личного пространства, это воспринималось особенно остро. Зато он хорошо запомнил, что спорить и выказывать недовольство его отучил сосед Луи — хватило пары зуботычин и одной хорошей трёпки.

В ноябре автосервис закрылся — не выдержал конкуренции. Деньги кончились быстро, и Майк остался без жилья. Тут-то и началась чёрная полоса. Он целыми днями ходил по объявлениям, но на постоянную работу его больше не брали. Максимум, на что он мог рассчитывать — курьер или расклейщик объявлений, но заработанного хватало только на еду. Очень скоро Майк научился мыться в туалетах «Макдональдсов» и избегать бездомных — те всегда были настроены враждебно и норовили отобрать то немногое, что у него осталось, а заодно и полиции — он не знал толком, какое наказание полагается за бродяжничество, но чертовски боялся попасть в тюрьму. Спал он в подъездах, где не было консьержей, но найти открытые было не так-то уж просто. Не удивительно, что в итоге заболел. И с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Майк то горел, и вся одежда враз пропитывалась липким потом, то наоборот, его трясло от нестерпимого холода, суставы ломило и зубы стучали так, что казалось, вот-вот всю эмаль сколет. Искать работу он больше не мог, никаких сил не было. На последние деньги купил в аптеке жаропонижающее, но не помогло. Вскоре появился и противный влажный кашель, от которого словно что-то лопалось в лёгких. Каждый раз Майк боялся увидеть на пальцах кровь.

Тот вечер он толком не помнил, сплошные обрывки. Кажется, его выгнали из очередного укрытия, и он куда-то шёл под дождём. Потом сидел на остановке — денег на автобус не было, просто сох под крышей. А потом появилась она. Женщина с медовыми волосами и в стильном клетчатом пальто. Майк не помнил её лицо, но волосы отчего-то врезались в память. А ещё голос. Что она говорила, он тоже не помнил, но запомнились интонации — мягкие, успокаивающие. Он знал, что нельзя доверяться незнакомцам, но женщина не казалась опасной, а он так устал… Следующее, что он запомнил: кабинет в стиле хай-тек, много стекла и хрома, и другая женщина, с чёрными строго уложенными волосами, положила перед ним лист и ручку. А потом Майк проснулся в тепле, на чистых простынях, в маленькой комнатке с тяжёлыми бархатными шторами. И к нему даже пришёл врач. Следующие дни он спал и просыпался, кто-то оставлял ему еду и лекарства на столике на колёсиках, как в гостинице.

Он не знал, сколько прошло времени, но когда более-менее пришёл в себя, его навестила та женщина с чёрными волосами. И выяснилось, что он прилично задолжал за номер, лечение и питание. Майк пообещал всё отработать, женщина, она представилась миссис Айвз, тонко улыбнулась: «Ну конечно же, ты отработаешь. Мы ведь заключили стандартный контракт на год, помнишь?» Майк ничего не помнил, но подпись на документе была его. Вот так он и попался. Очень глупо.

В тот же день его переселили на квартиру — большую, светлую, гораздо лучше того клоповника, что он снимал, и даже то, что жить приходилось с двумя парнями, не особо напрягало. На Майка они практически не обращали внимания, а он не лез к ним с расспросами. Он искал возможность улизнуть. И ему это удалось. Он понятия не имел, как служба безопасности «Изнанки» так быстро нашла его в Бруклине, но воспитательную беседу запомнил. Ещё бы не запомнить, когда мизинцы сломаны. После всё вдруг стало выглядеть не таким уж страшным. Ладно, он будет оказывать некие «услуги» неким «гостям», отработает долг и… и ведь это возможность заработать. Уж тут-то наверняка платили больше, чем в автосервисе. Как бы отвратительно ни было то, о чём очень обтекаемо говорилось в контракте, возвращение на улицу страшило Майка в разы сильнее. Пожалуй, если бы он тогда до конца понимал, чем придётся заниматься, то предпочёл вернуться в Милбрук.

После первого инструктажа он вновь был готов сбежать, но за ним приглядывали, в том числе и соседи. Слушать советы по гигиене от полной мадам с прокуренным голосом было мерзко, но ещё терпимо. А вот облизывать искусственный член он наотрез отказался. Двое новеньких девушек посмотрели на него, как на идиота. Сандра, мулатка, тогда покачала головой: «Сам же себе хуже делаешь». Мадам-инструкторша кивнула: «Надо было смотреть, что подписываешь. Поздно теперь оскорблённую гордость разыгрывать».

Ничего этого Майк Уиллу рассказывать не собирался. Хватит с него и краткой версии.

Точно так же он не собирался рассказывать и о первых «гостях». «Изнанка» не гей-клуб, но женщин-клиенток не так много. И выбирали они статных, мускулистых парней. Майк гостий не интересовал — и тогда ещё не знал, что это к лучшему. Мужчины, посещавшие «Изнанку», геями не были, просто искали новых впечатлений, и их Майк тоже не привлекал. А долг рос — он всё ещё жил на квартире, куда селили сотрудников временно, пока не подыщут себе жильё.

«Улыбайтесь, никаких кислых рож, — наставляла инструкторша. — Вы должны быть обольстительными, создавать атмосферу праздника». Майк не очень понимал, как это — быть обольстительным. Он надевал узкие брюки и полупрозрачные рубашки из общей гардеробной, но, видимо, привлекательным они его не делали. Целыми вечерами он простаивал у стойки, но никто не выбирал его, а подсаживаться к гостьям он не решался.

— Знаешь, что, — однажды сказала ему Робин, разливая пиво, — тебе надо просто сменить имидж. Посмотри на Клайва и Дэна.

Робин была классная — она работала барменшей и помимо бесплатной выпивки, как сотруднику, тайком подкармливала его, но в тот момент Майк подумал, что она издевается. Но что, если попробовать…

Стоило начать красить глаза и надевать юбку, как его стали замечать. Майк не помнил лица своего первого клиента, зато хорошо запомнил жёсткие пальцы, впившиеся в волосы, и тычущийся в губы фиолетовый член, короткий и толстый. Майк тогда просто сблевал — пивом и не успевшей перевариться картошкой-фри. Орал мужик долго, удивительно, что не ударил. Тогда к долгу прибавился ещё и штраф.

С первой клиенткой тоже вышло не лучше. Майка опять тошнило — от терпкого привкуса на языке, солоноватого непривычного запаха и волос между зубами, но он сдерживался. Клиентка тоже была не в восторге — она отпихнула его и отвесила пощёчину, а потом пожаловалась администратору на отвратительный сервис. Ему назначили новый инструктаж, так что свой день рождения он встретил, облизывая силиконовый член под окрики инструкторши: «Нет, не так! Уздечку прижимать надо, балда». Как бы унизительно это ни было, всё же пошло на пользу. Где-то после пятого съёма он научился отключаться, хотя это было не так уж просто, когда воздуха не хватало. Под рёбрами каждый раз всё сводило, когда клиент заказывал глубокий горловой минет (на тренировки ушло три дня, чтобы как-то справиться с рвотным рефлексом и страхом удушья), но он улыбался и призывно облизывал губы. Опять же, это и стоило пятнадцать долларов, а не жалкие пять. А если постараться, можно было получить и щедрые чаевые — и уж с них-то заведение свой процент не забирало, вся сумма принадлежала только ему.

Майк, конечно, понимал, что минетами дело не ограничится, однажды его трахнут по-настоящему, но одно дело увидеть в «обучающем фильме», как всё происходит, и совсем другое — испытать на себе. Он думал, что готов.

«Не забывайте напоминать про смазку», — наставляла инструкторша. Майк разом забыл и о смазке, и как правильно расслабляться, когда за ним захлопнулась дверь номера, очень похожего на тот, в котором он пришёл в себя, только обои другие. Клиенту, загорелому брюнету с седеющими висками, было лет сорок, и Майк ещё подумал, что с ним будет не так противно, но когда тот толкнул его на кровать и начал расстёгивать брюки, Майка накрыло. Вспоминать об этом было особенно мерзко, и Майк бы хотел вернуться назад и заставить себя заткнуться. Но увы. Он тогда вжался в спинку кровати и бессвязно упрашивал ничего не делать. Такой жалкий. С потёкшей тушью. Он тогда ещё не понимал, что всё это для клиентов — игра, и чем больше их умоляешь, тем они больше распаляются. И сопротивляться бесполезно. После непродолжительной борьбы клиент уткнул его лицом в подушку так, что Майк едва мог дышать, а другой рукой задрал сбившуюся юбку, стянул полупрозрачные трусы и… да, про смазку он тоже не вспомнил. А может, был не в курсе. Майк тогда орал и пытался вывернуться, но клиент удерживал его за загривок, вбивая в постель. Это было очень больно. Даже сравнить не с чем. «А ты ничего, — сказал гость, когда закончил, — очень убедительно». Майк ничего не ответил — корчился на смятой постели, обхватив колени. Так и лежал, пока за ним не пришла администратор и не отвела в душ. «Ты не первый такой, привыкнешь», — сказала она. А клиент оставил щедрые чаевые — за «игру», не иначе.

После в баре его отпаивал Стив — болтливый бармен с причёской как у Джона Сомми. Майк тогда знатно накидался и утром с удивлением обнаружил себя в квартире Стива и его подруги. Болело везде. Стив нёс какую-то ободряющую чушь и варил ему кофе.

Рыдать Майк перестал раз на третий. Да и боль начала казаться вполне терпимой. Она существовала в момент, когда её причиняли, потом оставалась лишь её тень. Нельзя помнить боль по-настоящему — мозг лишь воспроизводил факт, но тело не ощущало её. С этим можно жить. Опять же, его начали снимать и гостьи. Не то что они его возбуждали — пусть и ухоженные, но эти женщины годились ему в матери. Он их не хотел, но маленькие хитрости, которым его выучили, всё-таки позволяли клиенткам получить то, за что платили. Это было даже забавно — он трахал их, но тело функционировало само по себе, пока он думал об отвлечённых вещах. С женщинами проще — так он думал до определённого момента. Например, некоторые любили игрушки. Большие игрушки. И это было гораздо хуже, чем члены — не из-за размеров, из-за самого обращения с ними. В первый раз ему ещё повезло — клиентка вгоняла страпон так, что у него искры из глаз сыпались, а вот другая его порвала точно таким же. Не сильно, всего пару швов наложить пришлось, но приятного мало. Зато на время восстановления всё ограничилось оральным сексом — по деньгам выходило поменьше, зато уже почти привычно.

Долг он отработал, осталось дожить до окончания контракта. Тогда Майк и подумать не мог, что станет его продлевать, как это делали другие. Он слышал разговоры девчонок в их общей «гримёрке» и считал их просто поехавшими. Впрочем, и парни были не лучше. Уходили из «Изнанки» редко — некоторых переманивали в заведения подороже, но большинство очень скоро возвращалось обратно, рассказывая ужасы о «настоящем» садо-мазо или отвратительных практиках вроде золотого дождя. «Нет, ну вот что тебе не нравится? — говорила Сидни, начёсывая волосы перед зеркалом. — В тепле, под защитой, с оплатой не наёбывают. Ты хоть представляешь, как оно, на улице-то?» Майку было не с чем сравнить.

Да, они работали во вполне комфортных условиях, с ежедневными медосмотрами, и клиенты не имели право наносить серьёзные травмы и увечья — получая карту гостя, отнюдь не дешёвую, они подписывали и бумагу о возмещении ущерба. Запрещалось бить по лицу (но лёгкие пощёчины вполне допустимы), секс только в презервативах. И всё-таки инциденты, хоть редко, но случались. Например, компашка слишком разошлась, и кто-то из них случайно сломал Тине руку. Или один хрен вздумал, что тушить сигареты об Рэйч отличная идея. Но чаще обходилось разбитыми носами и губами. Полицию не привлекали, но сдирали с клиентов за ущерб прилично, перепадало и пострадавшим. Насчёт оплаты всё действительно было честно — они получали оговорённые в контракте сорок пять процентов и не меньше. Жить на это было можно, вполне. А особо отличившиеся, «звёзды» заведения вроде королевы минетов Кэрол или неутомимого Джека, получали все пятьдесят. У некоторых сотрудников и сотрудниц появлялись постоянные клиенты, любимые и не очень, дарившие подарки, завязывалось даже что-то вроде дружеских отношений: гость или гостья оплачивали время, но вместо того, чтобы воспользоваться купленными услугами, просто болтали с любимчиками.

Когда Майк снял квартиру, то сразу понял, что как бы хреново ни было, он продлит контракт — наконец-то у него появился островок стабильности и шанс всё наладить. Увы, одному снимать всё ещё было накладно, и к нему подселился Билли. Майк в основном тусил в баре со Стивом или Робин и Билли почти не знал, а если б знал, сразу спустил с лестницы (или хотя бы попытался). У Харгроува было хобби — выводить окружающих из себя, и он мог найти сто один повод докопаться. Уступать Майк не собирался.

Мать, конечно, его искала. Однажды его снял бородатый лысый мужичок в очочках, в номере представился Мюрреем Бауманом, частным детективом. Он и пальцем к Майку не притронулся, все оплаченные полчаса в красках описывал, как переживают мама и Нэнси, даже отчим. Поведал и о том, что слетал в Эл-Эй, поговорил с отцом. У того теперь тоже новая семья, и в побег Майка он не поверил, мол, у него никогда бы духу не хватило. Майк тогда лишь усмехнулся: что ж, в этом был весь папенька, всегда считал его ни на что не способным. Он тогда согласился черкнуть записку, что с ним всё в порядке, но возвращаться отказался — только не под одну крышу с Дональдом и только не в серый промозглый Милбрук. Точно так же невыносима была мысль, что мать узнает, чем он занимается. За возмещение стоимости гостевой карты Бауман согласился предоставить фальшивые сведения, что Майк находится в Чикаго. В конце концов, у него была настоящая записка, мать и Нэнси поверят. И, видимо, так и вышло.

Так и прошло три года. И оказалось, что ко всему можно привыкнуть. Он уже не рыдал под душем и не скрёб себя мочалкой до крови.

— Может, ты и настроился на драму, — Майк криво усмехнулся, глядя на Уилла, — но её не будет. Я просто потерял грошовую работу и угол в клоповнике, да и в целом был не в том состоянии, чтобы выбирать. Вот и всё. Заметь, я добровольно продлевал годичный контракт уже трижды.

Уилл неверяще уставился на него. Это было даже почти смешно.

— Ну а что, — Майк накрутил прядь на палец, — платят тут нормально, клиенты особо руки не распускают — действует что-то вроде штрафа за разбитую посуду. И когда в феврале срок истечёт, я продлю контракт снова.
— Но зачем?! — Майк не ожидал услышать в голосе Уилла столько отчаяния.
— А затем, — он перестал паясничать и сел прямо, — что я хочу нормально закончить учёбу. Пойти в хороший колледж. Создать подушку безопасности, в конце концов. Ах да, и не будем забывать про медстраховку. На всё это нужны деньги, представляешь! И знаешь что? За эти проклятых три года я почти заработал на оплату бакалавриата в пусть не самом крутом, но приличном месте. Осталось не так уж много. А знаешь, сколько бы у меня ушло на другой работе? Да мне бы по центу пришлось откладывать, чтоб было на что жить! — Майк понял, что кричит, и замолчал.
— Я всё понял, — сказал Уилл тихо.

Это разозлило Майка по-настоящему. Да что он мог понять? У него-то вообще проблемы с оплатой не было — он поступил по гранту. И если что, родные бы ему помогли.

— Понял — ну и прекрасно, — Майк оскалился. — А что ты ещё понял?

Уилл сидел, втянув голову в плечи. Майк вскочил и навис над ним:

— Может, тоже желаешь подработать, м? Мальчиков в штате не много, конкуренция невелика, — он взял Уилла за подбородок, заставил смотреть в лицо. — У нас есть бруталы, милашки, есть я — ни то, ни сё… Хм, в категорию милашек ты отлично впишешься, — Майк развернул его в профиль, разглядывая. — Особенно если подстрижёшься — этот провинциальный ужас всех гостий распугает. А так у тебя есть неплохой шанс завести постоянных клиенток — многие дамочки за пятьдесят купятся на твои щенячьи глазки.

Уилл отвёл его руку — Майк мгновенно отдёрнулся, уходя от соприкосновения, — и ушёл к себе в комнату. Щёлкнул замок. Раньше он никогда не запирался. Только сейчас Майк понял, что его занесло. Он до крови закусил губу и швырнул в стену ни в чём не повинную диванную подушку.

Ну вот зачем он так с Уиллом? Тот же ничего плохого не хотел, наоборот, беспокоился… Майк накинул на плечи куртку и выбежал из квартиры, не мог больше тут оставаться. До смены оставалось ещё два часа, и он просто слонялся по улицам, рискуя нарваться на банду латиносов. Но было как-то плевать.

В «Изнанке» смена выдалась так себе. Началось всё уныло — с отсосов в комнатке для приватов, никто в этот раз даже не заказал глубокий горловой. А вот потом час с ним оплатила симпатичная блондинка лет тридцати пяти. За столиком она была даже милой, непринуждённо болтала, угостила шампанским. Майк не отдёрнулся, когда она потрепала его по щеке. Это было самым сложным. Нужно улыбаться, а все мышцы дрожали от напряжения, хотелось уклониться и разорвать контакт. Но нельзя.

Когда они вошли в приготовленный номер, у Майка в животе всё сжалось в противный холодный комок — на покрывале лежал дилдо длиной с его голень, не меньше, да и шириной не уступал. Гостья улыбалась и не спеша расстёгивала его рубашку. Майк потянулся к ней, но она мягко отвела его руку:

— Нет, я буду смотреть.

Майк терпеливо ждал, когда она справится с тугой застёжкой на его слишком узких джинсах. От лёгких прикосновений пальцев к низу живота было щекотно, но и только. Никакого возбуждения. Может, гостья и была разочарована, увидев его мягкий член, но виду не подала.

— Подготовься как следует, — она указала на пол перед собой и села в мягкое кресло.

Майк полностью извёл одноразовый тюбик, чтобы как следует смазать себя (не забывая вылизывать дилдо, и гостье это явно нравилось — дыханье её участилось, щёки порозовели) и монстра, которого предстояло в себя пропихнуть. Одна только головка была размером почти с кулак. Три года назад ему бы точно стало плохо до тошноты от одного вида, чего уж, он бы усомнился, что это вообще может куда-то влезть, но теперь-то твёрдо усвоил — нет ничего, что нельзя впихнуть, если достаточно смазки.

Он старался дышать глубже и медленно насаживался на гибкий искусственный член, опираясь коленями и пальцами ног в пол. Зеркало у него за спиной давало клиентке полный обзор. Майк смотрел на её полусапожки — явно дорогие, из натуральной кожи, считал брызги грязи на носках и старался дышать ровнее. Каждый раз с такими игрушками возникало ощущение, словно его вот-вот вывернет наизнанку. Хорошо, что такое заказывали нечасто, иначе точно бы заработал пролапс. Он закусил губу, позволяя головке проникнуть внутрь. Мышцы жгло и распирало, но бывало и хуже. По крайней мере, сейчас он мог контролировать скорость и глубину. Пока мог.

Гостья раздвинула ноги и задрала юбку. Майк выжидающе посмотрел на неё.

— Не отвлекайся, — голос её подрагивал. — Опусти глаза и продолжай.

Он послушно кивнул. Ну, по крайней мере, она не хотела, чтобы он отлизывал ей в процессе — и на том спасибо. Майк стиснул зубы и качнулся, насаживаясь глубже, оторвал колени от пола. Теперь он опирался только на пальцы рук и ног. Хотелось вытолкнуть инородное тело, но он продолжал. Мышцы бёдер и спины напряглись, на лбу выступил пот. Он не поднимал взгляда, но краем глаза заметил, как гостья запустила руку в трусики. Оставалось только надеяться, что она отвлечётся на свои ощущения и не станет подгонять. Но как бы не так.

— Глубже!

Майк послушно качнулся назад, принимая ещё несколько сантиметров в себя. И это было больно. Отвлечься не получалось. Он не сдержал резкий, болезненный полувыдох.

— Я хочу тебя слышать.

Болезненный всхлип вряд ли тянул на стон страсти, но клиентку, кажется, всё устраивало. Майк ещё немного откинулся назад, опираясь одной рукой о постель, а пальцами другой в пол позади себя, раздвинул колени шире, чтобы ей было лучше видно. Яйца и член съёжились, ни намёка на механическое, рефлекторное возбуждение.

Вверх и вниз. Снова и снова. Майк жмурился, кусал губы. Вряд ли это выглядело хоть сколько-нибудь эротично, но судя по дыханию гостьи, её всё устраивало. Ногу уже начало сводить судорогой. Майк украдкой взглянул на часы. Всего двадцать минут прошло. Внутри уже не болело, скорее онемело.

— Ещё глубже, ты сможешь, — голос клиентки подрагивал всё больше.

Майк сглотнул. В принципе, все эти штуки делались с учётом человеческой анатомии, но по спине всё равно пополз неприятный холодок. Только бы себя не порвать. Ему и одного раза хватило — ни сидеть, ни посрать нормально. А тут парой швов явно не отделаться. Он думал, что уже привык, но нет — всё ещё больно. Молча насаживаться уже не получалось, он тихо поскуливал, сильнее прогибаясь в спине. И слёзы сдерживать тоже не получалось — вот уж грёбаный рефлекс. Дилдо казался бесконечным. Он уже упирался в пол всей стопой, а по ощущениям внутри и четверти не было.

— Да-а, вот так. И быстрее.

Майк весь взмок, чёлка прилипла ко лбу. Внутри всё горело, тянуло. Он едва не вскрикнул, когда головка дилдо по ощущениям ткнулась куда-то в переднюю стенку живота.

— Д-да-аа, — гостья, похоже, кончила. Может, и для него это скоро закончится. Он всё ещё смотрел на её ноги, не поднимая взгляд выше округлых колен, и попросту боялся посмотреть на свой живот.

Гостья вдруг встала на колени прямо на ковролин, протянула руку и мазнула его по губам скользкими, солоноватыми пальцами в собственной смазке. Майк понял, что от него требуется: он обхватил подушечки губами, мягко прикусил, облизал.

— Хороший мальчик, — тон гостьи сделался мягким, расслабленным.

Майк глубоко вдохнул и опустился ещё чуть ниже — теперь он опирался и на ладонь полностью.

— Ты красивый, когда плачешь, — гостья провела большим пальцем по его щеке, стирая слёзы. — Очень больно?

Майк кивнул. Будет чудом, если не понадобится накладывать швы. Но это ладно, кишки бы не порвать…

Гостья провела по его напряжённой шее, груди, животу, спустилась ещё чуть ниже, и тут Майк напрягся: он ощущал её пальцы, но как-то не так, она, что, трогает этого монстра? Он опустил взгляд, и в горле разом встал комок: прямо над лобковой костью виднелась выпуклость головки искусственного члена. Гостья обводила её пальцами:

— Её видно, потому что ты тощий, — глаза её возбуждённо блестели. — У тех, кто поплотнее и с накаченным прессом, незаметно и вообще еле прощупывается.

Майк предпочёл бы не знать таких подробностей. Он закусил щёку изнутри, прогоняя тошноту.

Когда всё закончилось, и гостья ушла, оставив ему чаевые, Майк просто вытянулся на постели, не в силах пошевелиться. Надо было идти в душ, но ноги подкашивались. Болело вообще всё, даже сведённые напряжением плечи, мышцы ануса противно пульсировали, пытаясь сомкнуться. «Ну хотя бы на обед был творог, вот как чувствовал — минус одна неприятность», — нервно хохотнул он. Пора одеваться, пока не пришли подгонять и заглянуть в медкабинет на осмотр. Наверняка дежурный док — кто там сегодня, даст освобождение от секса с проникновением на пару дней. Ну хотя бы на один. Чёрт, встать бы ещё…

В голове было пусто. Майк ощущал себя чем-то вроде использованного презерватива — в целом мерзко, но привычно. Хуже после мужчин-клиентов. Майк их ненавидел. «Изнанка» не самое дорогое заведение, без экзотических практик в меню, поэтому и клиенты подобрались соответствующие — элите здесь было скучно, простые работяги карту гостя позволить себе не могли, а вот для среднего и верхнего среднего класса самое то. У всех этих людей был приличный стабильный доход, благополучие, возможно, семьи, не подозревающие, куда заглядывают мужья и отцы… Они ни в чём не нуждались. Кроме развлечений, но деньги давали им такую возможность. И они использовали её, чтобы причинять боль другим. Кому и что они доказывали? Им всем нравилось, когда их умоляют. Одним доставляла удовольствие игра в «нет, пожалуйста, не надо» (и если судить по чаевым, у Майка был актёрский талант — или просто он выглядел достаточно виктимным; так или иначе, настоящего страха он уже давно не испытывал, всё стало рутинным), другим в «о да, прошу, ещё» (изображать страсть оказалось сложнее — он уже и забыл, каким вообще бывает возбуждение, к тому же, у него не было иного опыта, даже вспомнить было некого). На женщин Майк не злился, даже если они были грубы — женщинам приходится испытывать принуждение слишком часто, мужчины пользуются их телами, не понимая, чего они хотят на самом деле. Кто-то когда-то сделал им больно, и они нашли способ отыграться. А вот мужчинам просто доставляло удовольствие демонстрировать свою силу.

Майк уже начал сомневаться, что секс может быть другим. Взаимное удовольствие — выдумки киношников и авторов бульварных романов. Есть только сила и боль. Больно будет в любом случае, даже если послушно подчиняешься — ну, может, чуть меньше. Хуже всего, когда рефлекторные реакции тела принимали за удовольствие. «Ну да, шлюшка, тебе же это нравится, ты от этого тащишься». Правда в том, что его сознание и гениталии существовали как будто раздельно. Майк не помнил, когда вообще в последний раз возбуждался по-настоящему. Ему не нравились ни мужчины, ни женщины. Он не испытывал ничего, глядя на красивых актрис. Однажды он попробовал представить Оди — наверняка она выросла красивой. Воображение рисовало её с густой чёлкой и каштановыми волосами до плеч. Майк представил, как они целуются, как он обнимает её, представил, как она прижимается к нему тёплой упругой грудью, как он запускает руки под её одежду… Его тогда долго рвало, сначала выпитым в баре, потом просто желчью. Даже Билли тогда заглянул в ванную: «Ты там помирать наконец-то собрался?» Воспоминания об Оди было слишком чистыми, и Майк не мог марать их этой грязью.

Он застегнул рабочие джинсы и принялся за рубашку. Интересно, как бы отреагировал Уилл, увидев его такого, насаживающегося на громадный член? Испытал бы он отвращение?

В последнее время он думал об Уилле слишком часто. Да чего там, скучал по нему. И Майка всерьёз пугало, что он разозлился на него. Уилл был хорошим. По-настоящему хорошим, и с ним было комфортно. Пугало, что он в принципе может на него злиться.

Вернувшись домой и ещё раз как следует вымывшись в душе, Майк не лёг спать сразу, а сделал Уиллу бутерброды с «Нутеллой», как тот любил. Нарезал целую гору, хотя глаза слипались. Может, это сойдёт за извинение.

Chapter Text

— Да ладно! — Майк так вытаращился, что Уилл рассмеялся. — Ты это сделал. Слушай, изв…
— Всё в порядке, — Уилл примирительно поднял ладони. — Так ведь и правда лучше.

После занятий он заглянул в дешёвую парикмахерскую неподалёку от дома. Ткнул в первую попавшуюся короткую стрижку в замусоленном каталоге. Результат ему понравился. Было немного непривычно, и он всё приглаживал укоротившуюся чёлку пятернёй, но в целом хорошо — сразу стал выглядеть как-то взрослее.

С этого дня у них появилась традиция — Майк делал Уиллу завтрак, Уилл с вечера готовил ему обед. Находить на столе или в холодильнике готовый завтрак было приятно, но тревога не отпускала — Майк избегал его. Всё чаще он надевал наушники и с преувеличенным интересом утыкался в какую-нибудь книгу или комикс. Закончились совместные просмотры телевизора или взятых в прокате фильмов. Уилл не знал, что ему сделать, чтобы стало как раньше, и нужно ли делать что-то вообще. Он так желал быть ближе к Майку — и пожалуйста, всё испортил. Майк благодарил его за обед, когда они виделись вечером, спрашивал, как прошёл день, но и всё. Они больше не спорили о происхождении орков, не гадали, как могут выглядеть брины из «Звёздного пути», не строили теории, где может находиться Р’льех… И Уиллу этого страшно не хватало.

Стоило бы разозлиться на Майка, когда тот накричал на него, но не получалось — сам ведь полез на запретную территорию. Но как теперь всё исправить?..

Приближалось Рождество, и Уилл собирался домой. Подарок для Майка, справочник по миру «Подземелий и драконов», он решил вручить двадцать второго перед отъездом. Как Майк проведёт праздничные дни? В этой ужасной «Изнанке»? Или всё-таки поедет к родным? Уточнить Уилл не рискнул. В конце концов, он слишком часто совал нос не в своё дело.

Обмен подарками вышел неловким. Уилл не знал, как лучше: оставить на видном месте? отдать сразу, когда Майк проснётся? или лучше перед выходом? Позвонил Джонатан, сказал, что уже выезжает — ему удалось освободиться гораздо раньше. Уилл начал лихорадочно перепроверять, на месте ли билеты на самолёт, всё ли взял, чтоб подготовиться к сессии за праздники, и о подарке вспомнил уже стоя в прихожей.

— У меня тут кое-что для тебя есть, погоди, — всё ещё взлохмаченный со сна Майк, специально вставший пораньше, чтоб его проводить, торопливо ушёл на кухню.

Уилл улыбнулся, наблюдая, как он встал на цыпочки и зашарил по навесному шкафу, достал оттуда свёрток. Ну да, это было надёжным местом, так высоко Уилл не дотягивался. Спохватившись, он вытащил из рюкзака запакованную книгу для Майка — вот же, чуть с собой не увёз. Они замерли друг перед другом, протягивая яркие пакеты. Уилл покраснел — выглядело, будто он не собирался ничего дарить Майку, пока не убедится, что у того есть подарок.

— Надеюсь, тебе понравится. — Майк сунул ему в руки свой свёрток и Уилл, спохватившись, отдал ему справочник.
— Спа…

Затрезвонил дверной звонок. Оба вздрогнули.

— Это Джонатан, — встрепенулся Уилл и открыл.

Джонатан с порога сгрёб его в объятия, Уилл засмеялся, обнимая его в ответ:

— Эй, ты меня сейчас задушишь!
— Ещё бы! Я с Дня благодарения тебя не видел, как будто в разных штатах живём. А ты вырос, надо же, — Джонатан приобнял его, взъерошил короткие волосы.
— А ты выглядишь так, будто вообще не спишь.
— Сон для слабаков.

Уилл с тревогой окинул брата взглядом: он казался бодрым, но щёки заметно ввалились и круги под глазами стали ещё темнее.

Майк стоял в стороне, с любопытством глядя на них. Уилл спохватился:

— Это Джонатан, мой брат. А это Майк, мой… — он запнулся, едва не сказав «друг», — мой сосед.
— Привет! — Джонатан протянул ему руку. — Надеюсь, вы поладили?
— Привет, — Майк обаятельно улыбнулся и энергично помахал ему, словно не заметил протянутую ладонь. — Да, всё отлично!
— Ты готов?

Уилл кивнул.

— Тогда вперёд, Нэнси, наверно, уже заждалась внизу. Счастливого Рождества, Майк!
— И вам счастливого Рождества! — Майк улыбнулся ещё шире. Искусственнее.

Его подарок Уилл развернул уже в машине, обменявшись объятиями с Нэнси. Майк подарил ему книгу по истории комиксов. И только на подъезде к аэропорту Уилл обнаружил, что забыл не только конспекты по сценарному мастерству, но и молескин с набросками.

Майк давно не был таким потерянным. Он включал музыку, но всё было не то. Пробовал читать и не мог сосредоточиться. По телевизору не показывали ничего интересного. Пройтись? Нет уж, только не предпраздничная суета. Позвонить Стиву? Они давно никуда не выбирались. Майк набрал его номер, но в трубке звучали длинные гудки. Наверно, Харрингтон с подругой вовсю готовился к празднику или махнул к родителям. Ну а что, сегодня всё равно не его смена, а до двадцать шестого «Изнанка» тоже уходила на каникулы. Робин вот ещё вчера должна была улететь на море вместе со своей девушкой.

Без Уилла было пусто. Майк уже успел отвыкнуть от этого. Ну вот какого хрена избегал его все эти дни? Ответ был прост и не нравился Майку: он просто не знал, как извиниться. Как избежать нового неприятного разговора. Уилл на него зла не держал, и оттого было ещё паршивее.

Когда стемнело, Майк не выдержал и заглянул в его комнатушку. Обычно стол был завален рисовальными принадлежностями, тетрадями, анатомический атлас всегда лежал раскрытым. А сейчас всё убрано, только на углу стола небрежно лежали две общие пружинные тетради да молескин в потёртой зелёной обложке под ними. Майк пролистал конспекты. Почерк у Уилла был мелкий, округлый. Так же бездумно открыл молескин. Совать нос в личные вещи как минимум некрасиво, но это даже не любопытство. Майку хотелось ощутить присутствие Уилла. Он пролистал плотные страницы — зарисовки башен-близнецов Всемирного торгового центра, Бруклинский мост, Флэтайрон-билдинг… Птицы, гуляющие собаки, греющиеся на солнце кошки… Майк листал дальше, не задерживаясь. Попадались тут и персонажи Уилла, Майк не стал их рассматривать — если б Уилл хотел, то сам бы показал. И он показывал, но тех, что на отдельных листах. Майку особенно нравилась чародейка в броне. Так, что тут… Росомаха с выпущенными когтями, на которые наколоты зефирки… забавно. Майк долистал до середины. Там всё шли люди, он не приглядывался, но вдруг взгляд зацепился за один из набросков. Майк внимательно рассмотрел его. Отлистал несколько страниц назад, потом вперёд. Захлопнул молескин и положил на место.

Во рту пересохло, ладони вспотели. Уилл рисовал его. Это были быстрые наброски, скетчи. Вот Майк сидит на стуле, обнимая ногу и положив подбородок на колено. Вот лежит на диване с книжкой. Вот его рука, сжимающая кружку. Вот глаза и брови. Вот он в профиль, смотрит в окно.

— Это ничего не значит, — сказал Майк вслух.

В самом деле, Уилл же художник, он зарисовывает всё, что видит. Странно, что он рисовал его таким. Майк узнал себя, но Уилл делал его… красивее. Это выбивало из колеи.

Уилл приехал поздно. Не стал звонить, открыл дверь своими ключами. Квартира встретила его тишиной и темнотой. Сначала он подумал, что Майк уже спит, но потом заметил, что на вешалке нет его куртки. Всё-таки уехал к родным или… Уилл представил, что ему пришлось работать и в праздники, и сразу сделалось не по себе. В голове не укладывалось, как можно считать эксплуатацию работой.

Он разложил вещи, спрятал молескин в ящик. Это ж надо было забыть его на видном месте! Оставалось лишь надеяться, что Майк не заходил в его комнату. Часы показывали второй час ночи, и Уилл лёг спать. Он слишком устал, даже на перекус сил не было.

Утром его разбудил запах кофе. Значит, Майк не уехал. От этого было и радостно, и горько.

— Привет, — Майк широко улыбнулся ему. — Сегодня же двадцать седьмое, что-то ты быстро.

Уилл поспешно отвернулся, наливая кипяток в кружку. Причина была одна: он места себе не находил, гадая, как там Майк. Он не мог оставаться дома, зная, что Майк, скорее всего, проведёт все праздничные дни в одиночестве.

— А, после Нового года же сессия, решил вернуться чуть раньше, настроиться, — Уилл сел напротив него, сжал горячие бока кружки ладонями. Звучало не особо убедительно.
— Хорошо отметил? — Майк доел круассан с сыром и стряхнул крошки.
— Да, — Уилл тепло улыбнулся. — Вместе наряжали ёлку, готовили… ну, знаешь, по-домашнему, — он замялся. — А ты?
— Работал, — пожал плечами Майк.
— Эм… и как, всё нормально? — Уилл прикусил язык, но было поздно.

Майк устало посмотрел на него:

— Даже не знаю, что ты хочешь услышать. Относительно.

Уилл впился пальцами в кружку. Взгляд Майка сделался тяжёлым, тёмным, верхняя губа чуть задралась — верный признак недовольства.

— Знаешь, что я ненавижу больше всего? Гостей с запросами. У нас такие не часто бывают, но иной раз заносит.

Как назло, двадцать третьего, в последний рабочий день перед праздником, Майку попадались именно такие. Казалось бы, ничего сложного, от него всего лишь требовалось раздеться, заложить руки за голову, расставить ноги на ширину плеч — и всё. Никаких игрушек, минимум контакта. Первый гость просто смотрел — разглядывал, как разглядывают что-то неодушевлённое, товар на витрине или статую — не шедевр знаменитого скульптора, а так, копию. Второй трогал, шептал глупые пошлости.

Майк такое ненавидел. Чувствовал себя слишком открытым, слишком беззащитным. Чужие взгляды будто слизняки скользили по коже, по вечно стёртым коленям и локтям, по лиловым засосам у основания шеи, по старым и новым синякам на бёдрах и руках. Когда с ним проделали такое в первый раз, он просто забился в угол гримёрки и сидел, глядя в никуда. Ощущал себя таким грязным, и грязь эту было не смыть. Потом его растолкала Прия, напомнила, что смена ещё не кончилась. Реакция пугала — его не заставляли давиться членами, не трахали, не били — почему же мерзко так? Теперь, конечно, было полегче, и всё равно после особо грязноротых любителей поглазеть чувствовал себя, словно помоями облитый.

— Не бери в голову, — Майк отвернулся, заметив, как смотрит на него Уилл: с жалостью и в то же время напряжённо, ожидая нового взрыва. — Всё нормально. И вообще, я жажду подробностей, как ты съездил-то. Ведь наверняка же есть, что рассказать, м?

Уилл растерянно моргнул, улыбнулся. Эта его улыбка, одними уголками рта, очень напоминала манеру Оди.

— Эм… да. У меня и показать есть что, момент!

Майк перебрался в гостиную. Уилл плюхнулся на диван рядом, сунул ему в руки стопку полароидов.

— Вот, это мама с Бобом… А вот Дастин, мой друг, помнишь? Приехал со своей девушкой, Сьюзи.
— Что у него с зубами? — Майк нахмурился, разглядывая фото. — Уж извини за бестактность. В хоккей играет?
— Не-ет, — Уилл замотал головой. — Черепно-ключичная дисплазия.
— Бедолага, — Майк отложил фото. Наверное, Дастин действительно классный, раз на него запала такая милашка — эту Сьюзи даже очки в толстой оправе не портили.

Майк рассматривал незнакомые лица, детали обстановки. Бедненько, скромненько, но люди на фото действительно были счастливы, а не делали вид. Джойс, мать Уилла (как же он на неё похож, оказывается), симпатичная миниатюрная женщина, искренне улыбалась в камеру, её новый муж, толстячок с добродушным лицом, бережно обнимал её за плечи. Майк не мог вспомнить ни одного собственного семейного фото, где ощущалось бы хоть немного теплоты — все они чинно-важно замирали в кадре в строгих позах, нацепив фальшивые улыбки. Образцовая американская семья.

В Рождество он позвонил из телефона-автомата в Милбрук — никогда не мог назвать то место домом. Трубку сняла мать.

— Алло? — нейтрально-вежливый тон. Майк молчал, все слова разом исчезли, глаза защипало. — Я слушаю, — голос изменился, стал напряжённее, дрогнул: — Майк, это ты?..
— Я люблю тебя, мам, — быстро сказал он. — Передай привет Нэнси и Холли.
— Майк, родно…

Он бросил трубку. Не мог слышать, как мать плачет. Надо было, как обычно, отправить открытку.

Уже знакомого Джонатана в кадре было мало, похоже, он и снимал. Майк взял следующее фото, и рука дрогнула. Этот острый подбородок, вздёрнутый кончик носа и огромные глаза он просто не мог не узнать. Нэнси перекрасилась в блондинку и носила модную завивку с накрученной чёлкой, а когда они виделись в последний раз, у неё были каштановые волосы и обыкновенное каре.

— Что-то не так? — Уилл с тревогой заглянул ему в лицо.
— Нет, всё отлично, — Майк улыбнулся. По-настоящему. Здорово, что у Нэнс всё в порядке. Может, она даже перестала быть занудой. Судя по тому, как смеялась или пыталась приладить Дастину оленьи рога, улучшения были. — У вас настоящая семья. Я очень рад за тебя, Уилл.
— Надо было тебя с собой взять. Ну что за дела — праздновать Рождество одному?
— Не парься, — Майк похлопал его по колену. — Я привык.

Он так и не решился сказать, что Нэнси его сестра. Интересно, упоминала ли она когда-нибудь о брате?..

Новый год, тысяча девятьсот девяностый, они отметили вдвоём. Джонатан с Нэнси работали на новогодней вечеринке издания, куда пригласили каких-то крупных звёзд (кого именно, Джонатан не сказал, но обещал показать фото). Стив звал потусить с друзьями, но Майк отказался — вряд ли Уилл будет уютно чувствовать себя в незнакомой компании, не оставлять же его одного. В итоге они накупили гору пиццы и громадный чизкейк, набрали в прокате любимых фильмов и провели вечер на диване перед телевизором. И Майк мог с уверенностью сказать, что это был лучший новогодний вечер за последние годы.

Chapter Text

Майк поплотнее укутался в одеяло, но сон никак не шёл. Кожу всё ещё жгло.

Начало ночи прошло даже неплохо — его снимали женщины и ничего особенного не хотели, всё по стандартной схеме: создать иллюзию, что они желанны, вылизать-трахнуть. А вот в самом конце его купил гость лет пятидесяти. По масляному цепкому взгляду Майк понял, что просто не будет. И действительно. Гость выпорол его ремнём, в основном прохаживаясь по ногам, от бёдер до ступней. Велел называть его «папочкой» и умолять как следует. И уж Майк постарался. Это были одни из худших тридцати минут в его жизни. Уже после пятого удара он был готов, как бы противно ни было, называть мужика хоть папочкой, хоть папой римским, лишь бы он это поскорее прекратил. В довершение этот мудак ещё и кончил ему на лицо. В медпункте Майку выдали охлаждающую мазь и сказали, что за пару дней полосы сойдут — «ерунда». Посмотрел бы Майк на дока, если б его самого как следует отделали добротным кожаным ремнём. Впрочем, он и сам знал, что ему досталось не сильно — того же Клайва часто пороли до крови, и Энн вот тоже доставалось, но им и компенсации перепадали, плюс приличные чаевые.

Порка ладонью или ремнём была единственным по-настоящему жёстким пунктом в меню. Можно было и отказаться, но тогда пришлось бы выплатить штраф. Кожа горела, мышцы ныли. Майк пытался лечь поудобнее, но всё зря. И тут он услышал слабый звук. Показалось? Прислушавшись, он уловили тихий скулёж из комнаты Уилла. Опять кошмары?

Он вошёл в спальню, тихо прикрыв за собой дверь. Уилл лежал на узкой кровати скорчившись, вцепившись в простыню. Одеяло валялось на полу. Майк поднял его и укутал Уилла. Из горла у того вырывался высокий, неприятный звук, но он не просыпался. Майк сел на край постели, поёрзал, пытаясь найти удобное положение, и с силой потормошил Уилла.

Он проснулся не сразу. Вздрогнул, завертел головой.

— Тшш, всё хорошо, — Майк удержал его за плечо.
— Спасибо, — Уилл заметно расслабился. — Прости, что опять разбудил.
— Да я ещё и не спал. Всё нормально.
— Нет, — Уилл тяжело вздохнул. — Не нормально. Я не нормальный.
— Ерунду не неси. Ты самый нормальный, кого я знаю, — Майк осторожно убрал у него со лба взмокшую чёлку.

Уилл высвободил из-под одеяла руку, потянулся к нему, но Майк привычно сделал вид, будто не заметил.

— Давай, спи. И чтоб никаких кошмаров. Я буду рядом.

Он натянул на Уилла одеяло до самого носа и ушёл к себе. Лежал, глядя в стену, оклеенную старомодными полосатыми обоями, и прислушивался к звукам из соседней комнаты — тихо. Уснул он, только когда Уилл уехал на учёбу.

Весь день Майк чувствовал себя разбитым, крепкий кофе не помогал. Он собирался отнести вещи в прачечную, купить продукты, приготовить обед, но сил попросту не было. Вместо этого лежал на диване на животе и щёлкал пультом, переключая каналы. Немного подремал под клипы на MTV: крутили Мадонну, Джорджа Майкла… ничего интересного.

Уилл вернулся рано и радостный: сдал основы сценарного мастерства на «А». От его присутствия странным образом стало легче. По крайней мере, Майк искренне за него порадовался, и вдвоём они приготовили большой омлет с зеленью.

— Эм, Майк, могу я тебя кое о чём попросить? — Уилл подал ему мокрую тарелку, и Майк быстро вытер её, сунул на сушилку.
— Ближе к делу, там посмотрим.

Уилл замялся, отпустил взгляд:

— В феврале нам нужно будет сдать проект по технике рисунка, с гипсовыми головами мы покончили, переходим к живым людям… В общем, я бы хотел, чтобы ты мне позировал. Одетый! — добавил он поспешно.

«Так ты и без моего участия справляешься», — едва не вырвалось у Майка, но он вовсе не хотел, чтобы Уиллу стало неловко.

— Не думаю, что это хорошая идея. Одно дело, если б ты меня нарисовал в виде зелёного ромба, а вот так… по-настоящему, — Майк нахмурился, — вряд ли из меня получится хороший натурщик.

Уилл заметно приуныл. Даже плечи опустились.

— Слушай, — преувеличенно бодро начал Майк, — но ты ведь мог бы нарисовать какого-нибудь своего персонажа, или, не знаю, Феникса там…
— Да, конечно, — Уилл поднял взгляд и посмотрел на него прямо. — Но мне хотелось нарисовать именно тебя. Потому что ты красивый. Я, конечно, не Генри Тук, но… — он снова смутился и замолчал.

Майк стиснул зубы. «Ты красивый, когда плачешь». Внутри всё сжалось, слюна сделалась горькой. Он очень осторожно поставил вторую тарелку к первой.

Майк никогда не думал о себе, как о красивом. Слишком резкие черты, полные губы… В детстве его вообще дразнили Жабьей мордой. Собственное тело тем более красивым не казалось. В подростковом возрасте он быстро вытянулся, перегнав сверстников, и привык сутулиться, пытаясь казаться меньше. Вдобавок, сладить с длинными руками и ногами было не так уж просто, он так и не смог избавиться от подростковой неуклюжести. В «Изнанке» ему с большим трудом удавалось двигаться плавно. Его тело было всего лишь инструментом — притом не самым эффективным. В голове не укладывалось, что Уилл — будущий художник, пусть и комиксов, человек, должный видеть настоящую красоту, считал его красивым. Впрочем, что уж, тот же Бэкон видел прелесть в гниении.

— Это неожиданное предложение, — мягко начал Майк. — Мне нужно подумать, ладно?
— Хорошо, — Уилл с такой надеждой смотрел, что Майку стало неловко. Вряд ли он найдёт в себе силы, только зря обнадёжил.

Уилл лёг в третьем часу — несколько раз переделывал задание к завтрашнему (уже сегодняшнему) зачёту по колористике, повторял билеты. У него уже был практический опыт, но со многими теоретическими нюансами он не сталкивался. Надо выспаться, не хватало ещё, чтоб снова накрыло в метро, как накануне — тогда ему вновь показалось, что он проваливается, но давка и шум на удивление быстро помогли ему прийти в себя. Это всё стресс из-за сессии. Перед выпускными экзаменами было похожее. Потом станет легче.

Он уже почти задремал, когда услышал хлопок входной двери. Странно, разве Майк не должен вернуться около шести?..

Уилл вышел в прихожую. Куртка Майка валялась на полу. Из-под неплотно прикрытой двери ванной просачивался свет, шумела вода. В животе стало холодно, мурашки поползли по спине. Уилл осторожно заглянул.

Майк стоял ссутулившись, одной рукой опираясь о край раковины, второй неловко стаскивал с себя футболку. Под ногами у него уже валялась толстовка. Уилл замер, горло сжало спазмом. Он и раньше знал, что Майк худой, мешковатая одежда это не скрывала, но только сейчас увидел, насколько. Тогда, в «Изнанке», это не слишком бросилось в глаза, женский образ искажал восприятие. Но сейчас Уилл видел чётко проступающие под кожей позвонки и рёбра, тонкие руки, остро выпирающие тазовые кости. Если это ещё не анорексия, то уже граница. Но ужасало не это. Всё тело Майка покрывали синяки и явственные следы укусов, на локтях запеклись свежие ссадины.

Майк обернулся. Грязные потёки туши, под носом засохла кровь, на губах корочка крови и… надорван уголок рта? Господи…

— Дверь закрой. С той стороны. Дует, — голос его звучал устало и хрипло.
— Майк, — Уилл шагнул к нему, замер, опустив руки. — Тебе нужна помощь!
— Не нужна. Думаешь, в первый раз? — он тронул рот, поморщился. — Оставь меня, а. — Он привалился к раковине боком и принялся расстёгивать джинсы.

Уилл тихо вышел. Сполз по стене, зажимая рот. Как же помочь? Если бы Майк ещё был готов принять помощь… Он сидел в прострации, мысли метались — бессвязные, лихорадочные. Что же делать… что делать… У них даже обезболивающего нет... Уилл прислушался — за дверью было тихо, даже вода не шумела. Он осторожно заглянул в оставленную щель. Майк лежал в ванне, полностью погрузившись, только содранные колени торчали над водой. Наконец, он вынырнул, шумно ловя воздух открытым ртом, мокрые волосы облепляли лицо и шею, впился пальцами в бортики. Уилл отпрянул. Щёки горели. Но ведь… он не подглядывал, он просто хотел убедиться, что всё в порядке.

В порядке. Ну да, именно так это и называется.

Крадучись, как вор, он ушёл в гостиную, сел на край дивана. Может, позвонить Джонатану? У него же есть полезные знакомства — у Нэнси так точно. Но чем это поможет? Уилл как-то набрался смелости и спросил, что за место «Изнанка». Майк устало вздохнул, но ответил. На первый взгляд всё легально — обычный ночной клуб, никакой наркоты даже. А на дополнительные услуги полиция закрывала глаза, у кое-кого высокопоставленного доля в этом бизнесе. Значит, обращение туда вряд ли что-то даст. Уговорить его поехать в больницу? Не поедет же — там придётся иметь дело с полицией. Вот если б знать условия его контракта, тогда можно было бы придумать что-то конкретное…

Уилл вздрогнул и прислушался. Нет, не показалось. Он кинулся в ванную. Больно ушиб палец об косяк.

Майк сидел в ванне, обхватив колени руками и медленно раскачивался:

— Я так не могу… Я так больше не могу… Я так… — не слова, сдавленный, полузадушенный вой.

Но больше всего Уилла напугал его взгляд — абсолютно пустой, стеклянный. Майк смотрел в стену перед собой, но вряд ли видел старый кафель с полустёршимися ракушками.

— Майк, — Уилл сел на бортик ванны, обхватил его лицо ладонями. — Майк, всё закончилось, — он не знал, что говорить, но говорить было нужно, вытягивать его из истерики.
— Я больше не могу-уу…
— Майк, пожалуйста, — Уилл заглянул ему в лицо, погладил большими пальцами острые скулы, — вернись. Дыши со мной, давай, вдох… выдох…

Но Майк его не слышал. И тогда Уилл обнял его, прижал к себе, крепко, но бережно, чтобы не сделать больно, вкладывая всю так долго сдерживаемую нежность. Пижамная футболка и штаны вмиг промокли, но было плевать. Майк затих, но его трясло, и Уилл гладил его по голове и спине, по острым лопаткам, тихо приговаривая: «Всё хорошо». Горло перехватывало, у самого руки дрожали. Это ужасно. Он видел глубокие отпечатки зубов у основания шеи и на плечах, почти чёрные кровоподтёки, расползшиеся вокруг них на бледной коже, синяки помельче (от пальцев?), царапины, ссадины на локтях и запястьях… Да что с ним делали? Уилл задыхался от гнева и жалости. Если бы можно было смыть, стереть все эти следы…

Майк в его руках совсем затих, только дышал глубоко и тяжело. Сколько раз Уилл представлял, что обнимает его, касается кожи, но и помыслить не мог, что это будет именно так. Вдруг Майк напрягся, отстранился. Уилл с неохотой разомкнул руки.

Майк был бледный-бледный, веснушки ещё ярче выделялись на коже, а тёмные круги под глазами казались фиолетовыми. Губы распухли, в уголке рта запеклась ранка. И всё равно даже сейчас он был красивым. Отчего-то Уиллу стало стыдно, что думает об этом в такой момент. Взгляд Майка прояснился, он мягко сжал его локоть:

— Уилл, — голос у него был хриплым, чужим и неестественно спокойным, — спасибо. Извини, что разбудил. Иди, ложись.
— Но…

Майк покачал головой:

— Ложись спать, ладно? Я сейчас тоже лягу.
— Если будет что-то нуж…
— Всё уже нормально, Уилл. Иди. И постарайся выспаться, — Майк вымученно улыбнулся. Наверняка это было больно.

Уиллу ничего не оставалось, как послушаться. Он постелил ему, хотя Майк об этом не просил. У себя в комнате скинул мокрую пижаму, повесил на стул. Лёжа под одеялом, он прислушивался к каждому звуку. Майк и впрямь скоро лёг. На часах было четыре утра. Уилл слышал, как скрипнул диван, и больше не доносилось ни звука.

Майк не мог уснуть. Действие обезбола, выданного доком, кончилось слишком быстро, ещё по дороге домой. А дома даже аспирина не было. Улечься удобнее не получалось, потому что болело внутри и снаружи.

Он сразу понял, что придётся тяжело, когда вошёл в номер и увидел четверых клиентов. Группой его снимали редко, хватило бы по пальцам одной руки пересчитать. Зато оплачивалось это хорошо, очень хорошо, вот только было существенное «но»: когда гостей несколько, они начинают выделываться друг перед другом. А эти ещё и хорошо подогреты выпивкой. Вдобавок один из них всё бубнил: «Надо было снять тёлку, надо было снять тёлку». Майк постарался отключиться. Его здесь нет. Они могут трахнуть его тело, но не его самого. И поначалу получалось, но недолго.

Чем-то первого, самого красномордого, не устроила кровать, и трахаться ему приспичило на полу. Майк ободрал об жёсткий ковролин и без того стёртые колени и локти, но это ещё было терпимо. Вполне можно было стерпеть и плевки в рот, и член в горле, когда свешивался с кровати вниз головой, а другой гость, тем временем, механически долбил его в задницу. Воздуха не хватало, кровь приливала к голове, в горле саднило, но ещё получалось воспринимать собственное тело отдельно, отстраниться. Хуже стало, когда его трахали уже в два члена, а кто-то всё сомневался, не слишком ли это пидорски — два члена в одну задницу. Майк бы расхохотался от идиотизма ситуации, если б рот не был занят третьим хером, а четвёртый гость всё норовил пропихнуть ещё и свой, больно оттягивая уголок рта. «Слушай, я не Стивен Тайлер», — так и подмывало сказать, но огрызаться нельзя. Можно только улыбаться и подмахивать. Майк лишний раз пошевелиться боялся — снова было то мерзкое ощущение, словно его вот-вот вывернут наизнанку, кишками наружу. Отключаться уже не получалось. А гости всё больше входили в раж.

Майк терпел и стискивал челюсти (когда рот освобождался). Будь клиенты трезвее, они бы быстро кончили. Но крепкий алкоголь имел неприятный эффект. И Майк знал — чем дольше не могут кончить, тем злее становятся. Он всем телом вздрагивал и сжимался от укусов, но молчал. Ни за что не станет упрашивать этих уродов — они только ещё сильнее разойдутся. Один раз только он вскрикнул, когда коренастый мужик с седой щетиной на подбородке слишком сильно заломил ему руку. Как будто Майк сопротивлялся. Знал же, что нельзя, хуже будет. Но, похоже, и покорность их тоже злила — пощёчины становились всё сильнее, укусы глубже — на внутренней стороне бёдер, где кожа тонкая, чуть не до крови. Грубые жёсткие пальцы растягивали натёртые припухшие края ануса, лезли внутрь, но и этого было мало. Майк похолодел, когда один из гостей достал сигареты, закурил. А потом, прищурившись, посмотрел на него — так смотрят на жука, прежде чем нанизать его на булавку. Тогда-то и пришла служба безопасности — не охранники в чёрных футболках, а внушительные мужики в кожаных байкерских жилетках. После побега и «беседы» Майк к ним тёплых чувств не питал, но сейчас был готов на шею кинуться каждому.

Всё закончилось. И уже неплохо, что до медпункта смог дойти сам, пусть и хромая. И отдельно стоило порадоваться, что крови на белье почти не было — так, пара мазков. Док — в этот раз это была ворчливая немолодая женщина, — подтвердила, что всё нормально, микротрещины есть, но это и так неизбежно. Нанесла заживляющую мазь, дала обезболивающее и выписала больничный на три дня. Майк держался спокойно. Накрыло его уже по дороге домой. Казалось, что ещё немного, и он просто умрёт. Как добрался до квартиры и что было потом, он почти не помнил. Включился автопилот. Зато помнил, как Уилл обнимал его. Такой тёплый, и пахло от него чем-то… домашним. И прикасался он так осторожно, бережно. Нежно?.. Майк уже и не помнил, как это. Комок к горлу подкатывал от одной мысли о чужих прикосновениях, но Уилл же не делал больно, наоборот…

Майк нашёл относительно удобную позу, но стоило закрыть глаза, и снова чужие грубые руки хватали, царапали, раздвигали ноги до хруста в суставах, сжимали горло, били наотмашь… Его затрясло. Кое-как выровняв дыхание, он лежал, глядя на вырисовывающиеся очертания мебели в предутреннем сумраке. Потом тихо встал, поморщившись от колкой боли, которая была, кажется, везде. Стараясь двигаться не слишком резко, дошёл до соседней комнаты.

— Уилл…

Уилл тут же вскочил, отбросив одеяло, потом спохватился и завернулся в него. Майк усмехнулся — и это тоже было больно:

— Да ладно, нормальные трусы, не стесняйся. Ты бы… — он замялся, не зная, как попросить. — Не мог бы ты лечь со мной сегодня?

В тусклом свете, падающем из окна, глаза Уилла округлились. Он открыл и закрыл рот, а потом просто кивнул.

Майк полностью завернулся в одеяло, оставив снаружи только голову. Рядом устроился Уилл со своими подушкой и одеялом, повозился, укладываясь. Теперь они лежали лицом к лицу, сохраняя дистанцию — Майк у самой стены, Уилл на самом краю.

— Как ты?
— Нормально. Уже нормально. — Майк выпростал из-под одеяла руку и осторожно пригладил чёлку Уилла. — Спасибо тебе. И извини. За всё.

Он почувствовал, как Уилл подаётся вперёд, стараясь продлить прикосновение, и убрал ладонь — возможно, слишком поспешно.

— Доброй ночи.
— Доброй ночи, — эхом отозвался Уилл.

Майк закрыл глаза и сосредоточился на его дыхании. Очень скоро он уснул и видел только темноту.

Chapter Text

Той ночью — вернее, уже утром — Уилл так и не сомкнул глаз. Лежал, украдкой из-под ресниц разглядывая лицо Майка. Во сне тот выглядел таким безмятежным… Напряжённые вертикальные складки между бровей разгладились, рот приоткрылся… Уиллу так хотелось снова обнять его, но он не решился. На зачёт — хорошо, что тот был в полдень, — он поехал совершенно разбитым и сильно удивился, что смог сдать. Слава тестам! Устный ответ он бы точно завалил.

Следующие три дня Майк был дома и вёл себя так, словно ничего не было и всё в полном порядке. Он снова болтал с Уиллом обо всём на свете, смотрел с ним мультсериал про Бэтмена и остроумно комментировал. А ещё он перестал прятаться — надевал футболки с коротким рукавом. Уиллу было мучительно видеть синяки на его запястьях и предплечьях, но ещё мучительнее хотелось прикоснуться, проследить пальцами проступающие под бледной кожей голубые дорожки вен.

А на четвёртый вечер Майк вновь собрался… даже язык не поворачивался назвать это работой. Уилл схватил его за рукав толстовки:

— Майк, неужели после всего ты вернёшься туда?

Тот недобро прищурился, взгляд его вмиг стал ледяным:

— А ты как думаешь? Уилл, за одну хреновую ночь я заработал столько, сколько на прежней работе за месяц не зарабатывал. Плюс компенсация.
— Но неужели эти деньги стоят того, чт…
— Стоят, — Майк раздражённо отцепил его руку. — Самоуважения у меня не осталось, зато есть счёт в банке.

Уилл поник.

— За что ты себя наказываешь?
— Без понятия. — Майк застегнул куртку, накинул капюшон. — А знаешь, что? Я всегда хотел стать инженером, непременно попасть в космическую программу. А теперь вот думаю, надо будет пойти на психолога — не понимаю людей. И себя тоже.

И он ушёл, оставив Уилла с этой неожиданной откровенностью.

Ранним утром Уилл сквозь сон почувствовал, как прогибается постель под весом ещё одного тела. Майк обнял его со спины, уткнулся лицом в шею. Уилл лежал, боясь пошевелиться и спугнуть момент. Сердце частило. Больше всего ему хотелось развернуться, обнять Майка в ответ или хотя бы сжать его пальцы, но тогда бы он точно ушёл. Он ощущал тепло ладони Майка на своём животе сквозь ткань футболки, и от такой малости делалось мучительно хорошо. Майк дышал ровно и глубоко, и Уилл не заметил, как сам провалился в сон. А когда сработал будильник, он проснулся один, только на подушке осталось несколько длинных чёрных волос.

Вечером Майк не подавал вида, как ни в чём не бывало. Они отметили успешное окончание сессии, заказав еду из итальянского ресторана. Вечером Майк вновь ушёл в этот отвратительный клуб, а под утро снова лёг с Уиллом, и он вновь изо всех сил старался не выдать, что проснулся. Это стало их новой традицией. Уилл был почти счастлив.

В этот раз Майк всё так же осторожно обнял его со спины и… Уилл ощутил, как его губы легко, почти невесомо касаются кожи за ухом, горячие и мягкие. Дыхание перехватило, но Уилл так и не решился показать, что не спит.

Домой на двухнедельные каникулы он не поехал.

Отсветы пламени и мигалок были видны даже сквозь задёрнутые шторы, запах дыма просачивался сквозь закрытые окна. От красно-синих проблесков не спрятаться — все окна их квартире выходили на ту сторону, где горел дом. И хоть пожар на противоположной улице, обесточили все ближайшие дома. Лучше всего было бы найти работающее кафе и переждать там, но на улице летел противный сырой снег с промозглым ветром и даже запах гари не мог выгнать за порог. «И в мой выходной, просто прекрасно», — ворчал под нос Майк, выискивая в шкафчике под мойкой свечи и спички. Нашёлся огарок в глиняной плошке, залитой воском. Ладно, сойдёт.

Уилл сидел на диване с прямой спиной, сцепив пальцы в замок.

— Может, и правда пойдём куда-нибудь? Мне, — он сглотнул, — мне это напоминает тот лес.
— Ой нет, — Майк поёжился, — там такая холодрыга. Лучше давай спрячемся.
— Спрячемся? — Уилл удивлённо поднял брови.
— Ага, в ванной.
— А это идея, — Уилл заулыбался.

Майк поставил плошку со свечой на раковину и зажёг. Заплясали по стенам чёрные тени, в слабом свете оранжевого огонька всё сделалось вдруг зловещим. М-да, идея оказалась так себе. Майк заметил, как Уилл пятится и взгляд его стекленеет. Только этого не хватало.

— Уилл, — Майк крепко взял его за плечи, — всё в порядке. Ты в безопасности. Сколько пальцев?
— Т-три…
— Верно. Дыши глубже. Не смотри на стены, смотри на меня.

И Уилл смотрел. У Майка враз дыхание перехватило от этого взгляда — слишком много в нём доверия. И… Майк очень старался не думать об этом, но Уилл красивый. И дело даже не в правильных чертах лица, мягких, и вместе с тем с мужественно-чёткой линией челюсти, и не в больших карих глазах, просто… оно было таким открытым. Майк поймал себя на том, что думая об Уилле, слишком часто использует слово «чистый». Но так и было. Он осторожно, на пробу коснулся подушечками пальцев его щеки, провёл по родинке над верхней губой и взял за подбородок, приподнимая голову. Уилл не пытался отстраниться.

— Смешно, но я в этом не профи, — Майк усмехнулся и склонился к нему, прижался губами к губам.

Очевидно, у Уилла в поцелуях тоже было не много опыта, но он ответил ему. Майк сам до конца не понимал, зачем делает это. Чтобы его отвлечь, прогнать плохие воспоминания? Может быть. Или чтобы вспомнить, как это бывает по-нормальному. Наверстать то, чего у него никогда не было. Поцелуй вышел мокрым и неловким, как у подростков, но это не было отталкивающим. Майк делал это сам. И он целовал Уилла мягко, но настойчиво, привыкая к новым ощущениям. Он чувствовал его сбивчивое дыхание на коже, привкус слюны, тёплые, немного шершавые губы. Уилл впился пальцами в его футболку, и Майк на мгновение напрягся — рефлекторно хотелось отпрянуть, но он заставил себя расслабиться. Это же Уилл, он не способен сделать больно. Майк положил ладонь ему на шею, медленно сдвинул выше, зарываясь пальцами в волосы на затылке, свободной рукой обнял его за торс, и Уилл вжался в него всем телом, такой тёплый, податливый. Майк чувствовал его твёрдый член, упирающийся в бедро, и это тоже не было мерзким. Не как с гостями. Уилл положил ладонь ему на плечо — осторожно, словно боялся спугнуть, но Майк мягко убрал её и развернул его к себе спиной, вжал в стену.

— Шш, всё хорошо, — он поцеловал его в шею, осторожно прикусил мочку уха. Уилл рвано выдохнул. Майк прижал его к себе и задрал футболку, провёл ладонями по бокам, животу, полоске жёстких волосков.

Отвращения не было, но хотелось сбежать, соскрести с кожи любое прикосновение — каждое ощущалось на коже чем-то инородным, вроде плёнки, и пусть сейчас оно было совсем слабым, всё же не исчезло совсем. Но вместе с тем Майк хотел раздеть Уилла, прикасаться везде, вести пальцами от одной родинки к другой, вычерчивая замысловатые узоры, но понимал, что не готов. Этого слишком много. И, возможно, готов никогда не будет.

— Расслабься, ладно? — Майк дождался, когда Уилл кивнул и снова коснулся губами его шеи. Пульс бился под кожей сильно и быстро.

Он скользнул ладонью под резинку домашних штанов Уилла, стянул их вместе с трусами. Надо было хоть по слюне, а ещё лучше с нормальной смазкой, но чего уж теперь… Уилл напрягся, попытался оглянуться, но Майк не дал ему этого сделать, положил подбородок на плечо, обнимая рукой поперёк груди. А вторую запустил ему между ног, огладил яйца, потом сжал твёрдый член у основания и плавно двинул ладонью. Уилл дёрнулся, задышал чаще. Майк двигал кулаком в плавном, неспешном ритме, поглаживал большим пальцем выпуклые венки, размазывал выступивший предэякулят по головке. Уилл дышал шумно, неровно, сердце его сильно колотилось — Майк это чувствовал. И ощущение чужого члена в ладони и тонкой бархатистой кожи тоже не было неприятным. Это же Уилл.

Майк давно усвоил, что секс — это власть. Её отдают добровольно, отбирают силой или покупают. И сейчас Уилл в его власти. Майк мог сделать что угодно — заставить его кончить за пару секунд или выбрать такой медленный ритм, что Уилл сам будет упрашивать, или… впиться ногтями до крови. Что делать, решает он сам, не кто-то другой. И это так… захватывающе.

Уилл ловил воздух ртом и подстраивался под ритм. Майк вжимался в него, вдыхал запах его кожи и тот терпкий запах, что появляется во время секса, скользил приоткрытыми губами по шее и кромке челюсти. Уилл низко простонал и откинулся затылком ему на плечо, в ладонь брызнуло тёплое и скользкое. Тоже не мерзко. Скорее никак.

Майк нехотя отстранился, потянулся к рулону бумаги. Стёр сперму с руки, подал бумагу Уиллу.

— Как ты?
— Хорошо, — Уилл смущённо улыбнулся, отвёл взгляд и поспешно натянул штаны. — Но как же ты…
— О, поверь, я получил глубокое моральное удовлетворение, — Майк улыбнулся и снова поцеловал его в губы. Эрекции не было, тело не реагировало без привычной грубой стимуляции, но и отторжения тоже. Это важнее.

Уилл ответил на этот поцелуй, и колени снова сделались ватными, как в первый раз. Он старался запомнить каждое мгновение — как Майк склонился к нему, такой серьёзный и собранный, как целовал мягко, но всё настойчивее, и губы у него были такими мягкими, нежными. Хотел запомнить осторожные, но уверенные прикосновение его тёплых рук и длинных пальцев. И то, что было потом… Ещё никогда ощущения не были такими сильными. Чужая рука ощущалась совершенно иначе. Это было так волнующе и… ярко. Если бы Майк не прижимал его к себе, Уилл бы точно сполз по стене. Все ощущения обострились до предела — и рука на члене, и дыхание Майка, и его горячая щека, и дразнящее прикосновение губ…

Уиллу нестерпимо, до зуда в подушечках пальцах хотелось прикоснуться к нему в ответ, доставить удовольствие — он не знал толком как, но всё равно бы постарался. Он желал ощущать его запах и вкус, кожу и выступающие рёбра под пальцами, но Майк сжал его запястья, поглаживал большими пальцами. И Уилл смирился — не сегодня.

А потом они сидели в пустой ванне, соприкасаясь коленями, вспоминали лучшие партии в «Подземелья и драконы», Майк смеялся, так знакомо морща нос, и в зрачках его отражалось пламя догорающей свечи. Уиллу хотелось сказать «я люблю тебя», но он не решился. Майк смотрел на него так тепло и улыбался ему — этого было достаточно, чтобы сделать его счастливым.

Они пересматривали «Реаниматора» — в который раз. И в который раз Герберт Уэст заботливо накрывал халатом скорчившегося на полу покойницкой Дэна и не забывал вложить ему в руку диктофон. Уилл улыбался. Майку тоже хотелось улыбаться.

— Уилл.

Тот перевёл на него взгляд.

— Я не буду продлевать контракт.

Глаза Уилла расширились, он подался к нему, но замер в нерешительности.

— Это… это здорово! Прекрасно! Я понимаю, что тебе сложно решиться, ты боишься попасть в сложную ситуацию, но… Но мы что-нибудь придумаем, Майк, правда!

Майк кивнул и положил на диван руку — ладонью вверх. Уилл неверяще смотрел на неё, а потом осторожно вложил свою ладонь. Майк стиснул зубы — он едва сдерживался, чтобы не отдёрнуться, но вместо этого переплёлся пальцами с Уиллом. И ничего ужасного не случилось. Его ладонь была твёрдой и тёплой. Надёжной. Уилл улыбался ему — искренне и открыто, и Майк улыбнулся ему в ответ.

Он не знал, было ли это любовью. Ему просто важно, чтобы Уилл был рядом. И чтобы ему было хорошо. Он этого заслуживал. А ещё Уилл безопасный, с ним спокойно, и ради этого Майк готов сколько угодно прогонять его кошмары. Может быть, это эгоистично, но Майк уже понял, что сможет выбраться только с ним. Начать новую жизнь, встретиться с матерью и Нэнси… И даже если будет сложно, Уилл останется рядом, он не бросит. Стоило попытаться.

«До февраля. Ещё две недели», — думал Майк, отсасывая очередному гостю. «Всего-то потерпеть до февраля», — и он прикусывал губу, томно глядя из-под ресниц, когда очередной гость у стойки бесцеремонно тискал его задницу, забираясь под мини-юбку.

В полшестого утра сонные тусовщики толпились у кромок тротуаров, пытаясь поймать редкие такси. Рабочие шли на ранние смены, хмурые и серые. Наркоманы выползали на охоту за утренней дозой. Всё как всегда. Утром даже неоновые вывески будто тускнели.

Майк вышел из «Изнанки», накинул на голову капюшон куртки и сунул руки в карманы. Утренняя прохлада не бодрила. Ныли колени, побаливала голова. Он отошёл от клуба не дальше, чем на десяток шагов, когда кто-то грубо схватил его за локоть, развернул к себе. Майк дёрнулся, но держали крепко.

— Ты! — какой-то белобрысый мужик в расстёгнутом драповом пальто и сбившемся шарфе оскалился ему в лицо. — Это всё из-за тебя! Из-за тебя я теперь пидор!

Майк узнал одного из компашки, что так его отделала. Во рту сделалось кисло.

— Психотерапевту своему расскажешь, гондон, — он сильно толкнул мужика в грудь. В конце концов, он не на работе. Больше не нужно улыбаться.

Всё произошло быстро. Мужик покачнулся, но не отпустил его, дёрнул на себя ещё ближе, и Майк краем глаза заметил движение его второй руки. Левый бок вдруг обожгло. Мужик отпустил его, отступил на шаг, и с удивлением Майк увидел у него в руке окровавленный разделочный нож. Мужик пятился, не сводя с него глаз, а потом развернулся и побежал. Засигналили машины.

Майк опустил взгляд. На куртке зияла прореха. И в боку под рёбрами жжение становилось всё сильнее и сильнее. Майк приложил к распоротой ткани ладонь, и она вмиг стала липкой. Изумлённо он смотрел на испачканную красным руку. Завизжала женщина. Все звуки вдруг резко отдалились, словно выкрутили тумблер на минимум. Левый бок уже горел огнём, но Майку стало холодно. Очень холодно. Он медленно пошёл вперёд. Кровь пропитывала куртку и джинсы, но и это ощущение было далёким. Голова вдруг закружилась, всё вокруг стало нечётким и размытым, словно он смотрел сквозь толстое стекло стакана. Шаг, ещё шаг. Надо вернуться, позвонить с ресепшена домой, сказать Уиллу, чтоб не волновался. Боль и холод накатывали толчками, дышать становилось всё труднее. В ушах противно звенело. Майк тряхнул головой, но мир продолжал качаться и выцветать. Надо позвонить Уиллу. И маме, извиниться.

Асфальт больно ударил по коленям, а потом была темнота.

Chapter Text

Майку снился странный тревожный сон. В нём выли сирены «скорой», и лица в медицинских масках склонялись над ним, говорили что-то. Он с трудом разлепил глаза и увидел незнакомый потолок, белый свет ламп. Болело всё. Уже почти привычно, ха. И что за хрень в носу, трубка какая-то? Что за… Рука еле двигалась. Он на пробу пошевелил левой и скривился — что-то мешало. С трудом повернув голову, он увидел закреплённый пластырем венозный катетер и капельницу.

Откуда-то из-за бледно-голубой ширмы доносились голоса. Майк хотел сесть, но был слишком слаб — даже голову поворачивать, чтобы оглядеться, и то тяжело. Рядом что-то скрипнуло.

— Майк? — Уилл склонился над ним, бледный-бледный, отчего родинки стали ещё заметнее, а тёмные круги под глазами казались нарисованными. И глаза ещё больше.
— Привет, — Майк улыбнулся. Голос звучал тихо и сипло. — Какого хрена происходит?
— Ты ничего не помнишь?

Майк нахмурился. Он шёл домой… потом к нему пристал какой-то хмырь… Нет, не какой-то — клиент!.. И потом…

— Помню, и готов дать показания. А ты тут откуда?
— Ты не пришёл домой. Я сначала подумал, что ты встал раньше и ушёл, ну, в магазин, может быть, — Уилл заговорил быстро, сбивчиво, — но ты и к обеду не вернулся. И тогда я стал обзванивать больницы и морги, потом Джонатану позвонил, и вот… Мы тебя нашли.
— Круто, — Майк улыбнулся шире и шевельнул рукой.

Уилл понял правильно. Он сжал его пальцы осторожно, нежно, и Майк постарался ухватиться за него как можно крепче. Чтобы снова не соскользнуть в темноту.

— Прости.
— За что? — Уилл вскинул брови.
— Заставил поволноваться. Долго я провалялся?
— Нет, — Уилл слабо улыбнулся, — часов пять. Врач сказала, ранение не особо опасное, ничего не задело, только кровопотеря была большая. В общем, тебя подлатали, сделали переливание, и вот ты здесь — в отделении постинтенсивной терапии. Обошлось без реанимации даже. Обещали, что если всё будет в порядке, через пару дней тебя уже выпишут.
— Вау, я везунчик!

Уилл улыбнулся, на этот раз уже по-настоящему — светло, как он умел. Но тут же нахмурился и сделался озабоченным:

— Ты знаешь, кто на тебя напал?

Майк поморщился:

— По имени нет, но в «Изнанке» знают. Карты гостей именные, даже если на один раз.
— Это… это был кто-то из клиентов?
— Да, какой-то придурок решил, что я украл его гетеросексуальность. Надеюсь, сокамерники будут драть его с утра до вечера.
— Не будут, — Уилл вздохнул. — Он попал под машину. Угашенная компашка возвращалась с рейва и… в общем, этот тип перебегал дорогу, и они сбили его. Насмерть. Но с полицией тебе пообщаться всё равно придётся, только завтра.

Майк расхохотался. Смеяться было чертовски больно, в живот будто толчёное стекло насыпали, но он хохотал и хохотал, и слёзы текли по вискам, прямо в уши.

— Майк, не надо, тебе нельзя, — Уилл в тревоге заглядывал ему в лицо. Стиснул за плечи. И впервые Майку не хотелось вырваться. Да и сил не осталось.
— Всё, всё, — он сделал глубокий вдох. — А скажи, откуда ты всё это знаешь? Назвался моим родственником, м?
— Нет, — Уилл заметно расслабился. — Тут есть кое-кто очень настойчивый, разузнавший всё на законных основаниях. И добившийся, чтоб меня вообще впустили.

Майк в недоумении уставился на него.

— И честно говоря, я уже устала ждать, когда вы обо мне вспомните, — из-за ширмы вышла Нэнси, скрестила руки на груди.

Майк глазам своим не поверил. Старшая сестра стояла перед ним, сурово поджав губы, и глаза у неё были воспалённые, заплаканные. Ч-чёрт, Уилл же сказал, что позвонил Джонатану… И тот наверняка всё из него вытянул, значит, и Нэнси знает… Да она же только что сама всё слышала! Он похолодел.

— Ты не рад меня видеть? — Нэнси подошла ближе. — Я, знаешь, представляла, что найду тебя и всю душу вытрясу. Этот пройдоха Бауман сказал, что ты в Чикаго, а что штемпели на открытках нью-йоркские, так это отвлекающий манёвр. И вот как всё сложилось, — она развела руками, губы её задрожали.
— Да ладно, Бауман ничего такой мужик, — Майк силился улыбнуться, но глаза жгло и рот кривился. — Прости, пож… пожа…

Нэнси склонилась над ним, осторожно, чтобы не задеть капельницу, и прижалась мягкими губами ко лбу, стёрла его набежавшие слёзы. Майк перехватил её ладонь, задержал в слабых пальцах.

— Ты такой придурок, Майк, но я тебя всё равно люблю, — Нэнси заулыбалась. — И так и быть, маме я пока ничего не скажу. А как только поправишься, мы поедем к ней, понял?
— Я тоже тебя люблю, зануда. Понял-принял.

За ширму заглянул Джонатан:

— Привет! Надеюсь, ты в порядке, насколько это возможно. Нэнс, Уилл, нас уже идут выгонять.
— Только отсюда не вздумай сбегать, — Нэнси неохотно высвободила руку, напоследок осторожно пожав его ладонь. — До завтра.
— До завтра.

Майк не помнил, когда ему было так… легко? Спокойно?

Уилл снова подошёл к нему. Взял за руку, поглаживая большим пальцем костяшки:

— Я буду рядом.
— Поезжай домой, отдохни.

Уилл набрал в грудь воздух, как перед прыжком в воду, и выдохнул:

— Я любл… — Ох, только не это. Договорить Майк ему не дал, притянул ближе, заставил склониться и поцеловал в губы. Уилл отвечал осторожно, нежно, будто поранить боялся. Майк положил ладонь ему на загривок, поглаживая. Кажется, даже боль начала утихать.

— Все посторонние, немедленно покиньте палату! Часы посещения закончились!

Где-то за пределами видимости заскрипели отодвигаемые стулья, голоса стали чуть громче. Уилл вздрогнул, но не отпрянул. Неохотно выпрямился, задержал руку Майка в своей, прежде чем уйти.

Медсестра сменила Майку капельницу, поинтересовалась, как он себя чувствует. Позже пришла его лечащая врач — миссис Холланд, осмотрела его, задала вопросы. Он отвечал, а в голове была одна мысль: надо что-то решать с «Изнанкой». Плевать на оставшиеся две недели, туда он больше не вернётся. После другая медсестра принесла ему целую горсть разных таблеток. И, видимо, среди них было снотворное.

Когда Майк проснулся, в палате было уже совсем светло. Уилл сидел рядом, на пластиковом стуле — точнее, полулежал, пристроив голову на кромку его подушки. Задремал. В какую рань он приехал, а? Майк осторожно накрыл его ладонь своей.

Внутри всё ещё всё болело, кололо, но Майк улыбался. Он жив. Он не один. И, может быть, однажды сможет полюбить Уилла и не шарахаться от прикосновений. В конце концов, вся жизнь впереди.

Chapter Text

Дело закрыли. Майку даже не пришлось выкладывать бравшему показанию копу всё — личность нападавшего установили сразу, а вскрытие показало 2,5 промилле у него в крови. Знал ли Майк Оуэна Паймана? Нет, впервые видел. Больше полиция его не беспокоила. В криминальных сводках мелькнула коротенькая заметка о нападении в состоянии алкогольного опьянения, Майк же был обозначен как «посетитель ночного клуба». Кому грозило разбирательство, так это обдолбанному чуваку, сбившему Паймана, и его друзьям — весёленьких таблеток у них нашли прилично. С «Изнанкой» тоже всё разрешилось просто: миссис Айвз, или тот, кто на самом деле этим бизнесом владел, даже не потребовала выплатить неустойку за оставшиеся по контракту две недели. Но и о выплате компенсации речи не шло — нападение произошло не в клубе. Майка устроил и такой исход.

Майку казалось, он спит и не может проснуться. Всё сделалось… не таким. Ладно, счета оплачены, есть сбережения, но что делать дальше, он не представлял. Набрал в библиотеке учебников — самое время начать готовиться к началу занятий в вечерней школе, но ведь надо подумать и о работе. В восемнадцать он может претендовать на большее, чем доставщик пиццы. Он просматривал вакансии, и всё больше и больше нарастало ощущение, что ничего не умеет и не справится. «Тебе нужно расслабиться, отдохнуть, сколько нужно», — твердили Уилл и Нэнси, но Майк не желал сидеть у них на шее. А именно так пока всё и складывалось.

Когда сняли швы, Нэнси на следующий же день купила билеты на рейс до Мэна. Майк был не готов, но понимал — и не будет. Уилл бы полетел с ними, но Нэнси мягко намекнула, что это их семейные дела. Майку хотелось, чтобы Уилл был рядом и в то же время нет — всё совсем запуталось. Весь четырёхчасовой перелёт Майк смотрел в иллюминатор на проплывающие внизу облака, надев наушники, но мысли его были далеко, он даже не знал, что слушает. Нэнси нервничала, хоть и пыталась казаться спокойной, он буквально кожей чувствовал её напряжение. Нэнси знала всё и пообещала ничего не рассказывать матери — ей они скормят байку про ресторан. Правда, которую они хранили, не сблизила их, напротив, им было неловко друг с другом. Нэнси не осуждала, она просто не знала, как быть с ним. И Майк не знал.
После посадки по дороге к стойке проката авто, Нэнси крепко взяла его за руку: то ли безмолвное ободрение, то ли боялась, что он сбежит. Майк не высвободился.

В Милбруке они пробыли три мучительных дня. Шёл то снег, то мелкий ледяной дождь, в доме было тепло, но неуютно — Майк никогда не любил это место. В гостиной у него ещё теплилась надежда, что он привыкнет, всё будет по-другому, но, переступив порог своей комнаты, понял: нет, не сможет здесь оставаться долго — там всё было точно так же, как три года назад, словно время остановилось. Даже постельное, пусть и чистое, но то же самое, синее с планетами. Комната превратилась в музей, и Майк не мог отделаться от ощущения, что уже умер.

Конечно, мать плакала при встрече. И сам Майк, и Нэнси. Дональд стоял в стороне и отводил взгляд, Холли пряталась у него за спиной и смотрела испуганно, растерянно. Майк был рад видеть мать, убедиться, что она в порядке, но где-то в глубине души кололо… разочарование? Мать выглядела так же хорошо, как и три года назад: модная стрижка, лёгкий «домашний» макияж, даже морщин вокруг глаз не прибавилось. Майк вовсе не хотел, чтобы она была сломленной, преждевременно постаревшей, но подсознательно ожидал, что переживания на ней отразятся. Это было эгоистично и несправедливо. «Я знаю, почему ты сбежал, я так виновата, что ничего не замечала, ничего не сделала». «Тогда почему ты всё ещё с ним?» — хотел в тот момент заорать Майк, но сдержался. Это тоже было эгоистично.

Пока ехали из аэропорта в Милбрук — ещё два часа в пути, Нэнси говорила о Дональде. Что он сам всё рассказал, что очень переживал, что готов попросить прощения. Для Майка все эти слова были фоновым шумом. Нэнси-то тот и пальцем не тронул, ей легко говорить. Когда она приезжала на каникулы, Дональд, кажется, был искренне рад её видеть. «Я уже не подросток. Я больше не позволю причинить себе вред» — всё это хорошо было проговаривать мысленно, но когда Майк увидел Дональда, снова почувствовал себя слабым. Тот тоже не изменился: всё те же пшеничные усы и внимательные голубые глаза, та же фланелевая рубаха в клетку, как у простого работяги — так и не скажешь, что он владеет рестораном и сетью закусочных. Когда объятия и слёзы закончились, Дональд даже попытался что-то сказать, но Майк жестом прервал его: не надо. Ощущение слабости прошло, и он больше не чувствовал к отчиму ничего — даже неприязни, только пустоту. К чему все слова, он всё равно здесь не задержится. И раз уж мать после всего осталась с Дональдом, что ж, видимо, они действительно счастливы. Как бы ни царапала обида, это было главным.

Холли Майк запомнил двухлеткой со смешно торчащим на макушке куцым хвостиком и склонностью тянуть в рот всё, что не приколочено. Стараниями Дональда он с ней почти никак не взаимодействовал: или не покидал комнату или пропадал на улице. Мать как будто ничего не замечала, почти всё её внимание было поглощено младшей. Она обстоятельно расспрашивала Майка, как у него дела в школе, что нового прочёл или посмотрел, но при этом в упор не видела, что происходит. Иногда он хотел ей рассказать, но боялся — чего-то неясного, но способного всё разрушить. Сама Холли проявляла к нему интереса не больше, чем к предмету мебели, разве что иногда могла ухватить за одежду или волосы, когда мать подходила с ней на руках. Майк не понимал тогда, как себя с ней вести, не понимал и сейчас. Холли исполнилось пять, она бойко говорила и совершенно его не помнила. А ещё у неё были светлые, как у отчима, волосы. Наверняка с возрастом они потемнеют, но сейчас длинные светлые хвостики вызывали горечь — если бы не её папаша, всё могло быть иначе. Вообще всё. Майк мог бы показывать Холли мультфильмы и кино, которые любил в детстве, покупать ей мороженое, и они бы не ссорились, как Лукас с Эрикой… Она не слезала с коленей Нэнси, звала её «сестлёнка», а на Майка поглядывала с опаской и любопытством, но держалась на расстоянии. «Это же Майк, твой братишка», — мать показала на каминную полку, где выстроились семейные фото. «Не-а», — Холли замотала головой и не дала себя подвести к нему. Майк улыбнулся: ну да, за три года он изменился. У парня на фото была ужасная стрижка, вроде той, которую поначалу носил Уилл, и широкая плоская физиономия. Все три дня Холли ходила за ним по пятам на почтительном расстоянии и смущённо хихикала, когда Майк с ней заговаривал. «Она привыкнет, — сказала мать. — Ты ведь больше не исчезнешь, правда?» Майк пообещал ей. Но оставаться в Милбруке уговора не было.

Свежий тёмно-розовый рубец постоянно чесался, раздражало. Все цели, всё, ради чего Майк находил силы подниматься с постели, утратили вдруг значение. У него есть деньги. Он свободен. Он может выучиться, найти хорошую работу. Ну и?

Уилл был рядом, но легче не становилось. Майк старательно делал вид, что всё в порядке, но иногда хотелось выйти на пожарную лестницу и заорать в небо. Раньше надо было прикидываться перед клиентами, теперь перед человеком, который любил его и желал только добра.

Нужно было поговорить, но Майк не особо умел рассказывать, что чувствует. Как облечь ощущения в слова? Он не понимал, что делать, ему было тесно, душно, внутри словно струна натянулась. В этом не было вины Уилла, но в чём причина?

Иногда они спали вместе на диване, где места хватало на двоих, но дальше поцелуев и осторожных объятий не заходили. Не повторялось и то, что однажды было в ванной. Комок к горлу подкатывал, когда Майк думал, что может делать с Уиллом всё, что делали с ним — пусть и по согласию. Он всё ещё не был готов. Уилл и не настаивал, за это Майк был ему особенно благодарен. В одну из ночей, когда они лежали плечом к плечу на одной подушке и говорили обо всём, что придёт на ум, он предложил Уиллу сделать комикс по мотивам кошмаров — быть может, тогда они уйдут? Уилл воспринял идею с энтузиазмом. На следующий же день он накидал примерный синопсис, а за неделю сделал и концепт персонажей. Майку история очень понравилась: она была о четырёх друзьях-подростках, один из которых пропал по дороге домой. Монстр затащил его в другое, враждебное измерение и теперь бедолаге предстояло там выжить, пока друзья, родные и храбрый шериф разыскивали его. Помочь им в этом должна была таинственная девочка, сбежавшая из лаборатории от зловещих учёных и военных, обладающая сверхспособностями. Теперь перед сном они увлечённо обсуждали сюжет, история обрастала подробностями, становилась объёмнее. Но Майк по-прежнему ощущал пустоту — у Уилла теперь есть крутой проект, а у него по-прежнему ничего.

Начался март. Майк ужасно устал. Всё было неправильно.

Ему нравилось смотреть, как Уилл работает над комиксом — у того даже появилось название, «Очень странные дела», нравилось придумывать вместе, но в остальном становилось… тяжело. С каждым днём. Он разрешил Уиллу прикасаться, и тот каждый раз светился, просто держа его за руку. С Уиллом было безопасно. И больно. Больно смотреть, каким счастливым он становился, просто потому что Майк клал голову ему на колени, когда они смотрели видик, и позволял трогать волосы. Уилл не был навязчивым, совсем нет, его прикосновения не ощущалось на коже грязной плёнкой, которую хочется соскрести ногтями. Раньше было хуже, гораздо хуже. Майк не испытывал омерзения, просто… просто казался себе захватанным стеклом. Уилл бы расстроился, если б узнал.

Майку нравилось засыпать с ним, чувствовать, как бьётся под ладонью чужое сердце, нравилось заботиться: готовить то, что он любит, напоминать поесть, когда он слишком погружался в работу, следить, чтобы всё с Уиллом было в порядке и кошмары не возвращались, выискивать книги, которые он давно хотел почитать или фильмы, которые хотел посмотреть — это было совсем не в тягость, но чего-то не хватало. Чего-то важного.

Сложно находиться рядом с человеком, который счастлив от одной твоей улыбки, а ты не можешь дать ему того, что он заслуживает. Майку всё больше казалось, что какая-то его часть если и не умерла, то будто под наркозом — ничего не чувствует, как ни старайся. В больнице он надеялся, что со временем это пройдёт, но что, если нет?..

Да, это было трусливо, это было предательством, но иначе Майк не мог. Он снова сбегал.

Обычно Уилл спал чутко, но снотворное в чае поправило дело. Майк обнимал его, пока тот не заснул, уткнувшись ему в шею. Убедившись, что Уилл спит крепко, Майк тихо оделся, достал с верхней полки шкафа собранный на днях рюкзак — совсем лёгкий, только самое необходимое. Уилл ровно дышал, теперь обнимая подушку. Майк черкнул на стикере «Прости», оставил его на столе, а после долго стоял, наблюдая, как Уилл спит. Запоминал. Он поймёт. Наверняка. Майк склонился к нему, почти невесомо погладил по волосам и нежно коснулся губами лба: «Спасибо за всё». Крадучись он вышел из квартиры и выбежал из подъезда, словно свора адских гончих гналась за ним.

Вначале казалось, что вместе они со всем справятся. Это было ошибкой — кино или роман закончились бы на возвращении из больницы строчкой «счастливый конец», но это была жизнь. Да, Уилл бы был рядом и никогда так не поступил, но куда это всё могло привести? Чем дальше Майк уходил от дома, тем легче ему становилось. Напряжение, превратившееся в привычный фон, отпускало с каждым шагом.

С Робин он договорился ещё пару дней назад. Можно было и Стива попросить, он как раз на выходных собирался сгонять к родным в Филадельфию, но он бы непременно всё разболтал знакомым, и если Майка начнут разыскивать, всё бы всплыло. А на Робин можно положиться. Повезло, что она как раз собиралась в Вашингтон на матч по амфуту — там должна была сыграть команда её девушки. Лишних вопросов Робин не задавала, кроме одного: «Ты уверен?»

Ни в чём Майк не был уверен. Он ехал в полупустом в этот час вагоне метро, и в голове было пусто — никаких планов, никаких надежд, ничего. Минут через пятнадцать он доберётся до Робин, переночует у неё, раз уж она не против, утром выедут в Вашингтон, оттуда он позвонит Нэнси, всё объяснит ей. А после отправится куда-нибудь ещё. Может, даже в Канаду.

С собой Майк не взял ни одного фото с Уиллом. Это всё нужно оставить позади. Уиллу будет больно, но он справится. Он сильнее, чем думает. И не один. Майк хотел начать жизнь с чистого листа, перечеркнуть всё, что было. Хотел стать кем-то новым. И вот тогда он сможет вернуться. Наверно, ему нужно не только время, но и расстояние, чтобы понять, что чувствует. И если убедится, что может без Уилла или Уилл его не примет (в конце концов, он ведь не обязан его ждать)… что ж, они молоды, жизнь только начинается, и нет нужды цепляться за прошлое, которое приносит боль. Может, это самообман, но пока он действовал, обезболивал.

Майк вышел на нужной станции и поднялся наверх, прошёл по исписанному граффити, воняющему мочой переходу и растворился среди редких, вечно спешащих прохожих — крохотная песчинка на улицах Нью-Йорка.