Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

But I’ll meet you at the delta
Where the rivers run into the sea
And I’ll meet you at the delta
What’s behind, I can clearly see
That beyond, that’s beyond me

Когда самолёт приземлился, в Нью-Йорке шёл дождь. Намджун поднял шторку иллюминатора — по стеклу бежали капли, размывая огни аэропорта Джона Кеннеди. Он проторчал в самолёте четырнадцать часов, у него болела спина, а левая нога затекла, несмотря на весь простор первого класса. Погас значок ремня безопасности, затрещал динамик над головой, и капитан — сначала на корейском, а затем и на английском — объявил, что они благополучно сели в Нью-Йорке. Местное время — 19:30, температура за бортом +3°C. По прогнозам, дождь продлится весь вечер и до утра. Дорогие пассажиры, наслаждайтесь своим пребыванием в городе.

Намджун встал, хрустя поясницей, накинул чёрное пальто. Он постарался одеться как можно более обычно и незаметно — никаких элитных брендов и модных вещей. На этот раз в аэропорту не было фотографов, и он смог по-тихому убраться из страны.

Свои серебристые волосы, которые планировал перекрасить в тёмный, он скрыл под бейсболкой, достал с верхней полки ручную кладь. Его телефон ещё не поймал местную сеть, поэтому он подключился к самолётному вай-фаю и быстро написал в какао-токе: «только что сели», старательно игнорируя десятки других непрочитанных сообщений.

В ответ пришла россыпь смайликов с поднятым вверх большим пальцем и больше ничего. Ожидаемо, но по позвоночнику вновь пробежала нервозность, заставляя желудок неприятно сжаться.

Дальше была долгая дорога от самолёта в здание, и ещё более долгая — через таможню к получению багажа. Он уже бывал несколько раз в этом аэропорту, но обычно в сопровождении стаффа. Он не помнил, когда в последний раз путешествовал за границу один. Сейчас же даже его компания не знала, где он, и это дарило опьяняющее чувство свободы. Он бы наслаждался ею больше, если бы не был так вымотан. Когда он в последний раз спал, неделю назад? Две? С инцидента прошло пятнадцать дней или двадцать? Время превратилось в размытую мозаику из возмущения, ярости и вопросов «о чём ты, мать твою, только думал».

«О том, что я, возможно, его любил, — не отвечал на них Намджун. — Что я этого хотел». Но нет, ему приходилось держать рот на замке и не говорить ничего вовсе.

Он натянул маску на подбородок и рот. Надеялся, что выглядит типичным туристом, передавая паспорт и билет скучающему таможеннику с блеклыми голубыми глазами и внушительными пшеничными усами.

— Цель визита? — растягивая слова, спросил тот.

— В гости к другу, — ответил Намджун, пусть это и было не совсем правильно.

Офицер кивнул и принялся зачитывать стандартную речь: безвизовый въезд возможен только на срок до девяноста дней — после этого пребывание Намджуна в США будет считаться нелегальным под угрозой депортации, за исключением случаев срочной медицинской помощи.

— Я понимаю. — Намджун указал дату обратного вылета как можно ближе к окончанию этих девяноста дней, но скорее всего, компания вытащит его обратно гораздо быстрее.

Офицер кивнул, поставил в паспорт штамп и жестом показал проходить дальше.

Опустив голову, Намджун поплыл сквозь людской поток к выдаче багажа. Извилистые коридоры привели его в большую ярко освещённую комнату с многочисленными багажными лентами. Вокруг них толпились десятки людей, вытягивая шеи и выискивая свой багаж в царящем хаосе. Намджун, не обращая на них никакого внимания, высматривал вместо этого знакомое лицо.

Но первым услышал голос слева:

— Намджун?

Намджун обернулся, и у него перехватило дыхание. Чон Хосок в свои двадцать пять очень походил на Чон Хосока из его воспоминаний: то же красивое узкое лицо, те же острые скулы, тёмные волосы, разделённые пробором, открывали всё тот же высокий лоб и выразительные брови. Но были и различия — Намджун замер, пытаясь их осознать. Тихая спокойная уверенность, с которой Хосок держался. Юношеская пухлость сошла со щёк. Одежда стала гораздо ярче: жёлтые конверсы, зелёный дождевик, узкие джинсы с разводами красной краски на левом колене — раньше он предпочитал чёрный. Вежливая отстранённая улыбка на лице — так улыбаются незнакомцам. Он хорошо выглядел, красивее даже, чем его восемнадцатилетняя поблекшая версия, которая сохранилась в воспоминаниях Намджуна.

Прошло семь лет. Намджуну пришлось напомнить себе, что нужно дышать.

— Хосок, — сказал он, надеясь, что голос звучит ровно. Надеясь, что выглядит менее измотанным и побитым, чем по собственным ощущениям.

— Привет, — сказал Хосок. Чуть запрокинул голову. — Ты подрос.

Даже спустя столько лет в его корейском всё ещё слышался чолладийский акцент. Семь лет. А казалось, что прошло больше. Что целая жизнь прошла.

— Или это ты съёжился, — предположил он и был вознаграждён знакомым смешком.

Хосок покачал головой.

— Пойдём, заберём твой багаж и свалим отсюда. Ненавижу аэропорты.

Намджун был с ним согласен, поэтому они направились к одной из лент, милостиво расположившейся почти у выхода. На ней уже начал появляться багаж, но свой он увидел только спустя несколько минут: невзрачный чёрный чемодан с россыпью наклеек с Райаном на ручке. Он снял его с ленты и хмыкнул, заметив приподнятую бровь Хосока.

— Мне нравится Райан.

— Да, только ты этого никогда не признавал.

Намджун пожал плечами. Вероятно, он бы не признал это ещё пятнадцать-двадцать дней назад, когда был Рэп Монстром, успешным хип-хоп исполнителем с брутальным имиджем. Рэп Монстр не любил мягкую одежду, милые вещи и малоизвестные труды по философии. Рэп Монстр не мечтал гулять вдоль реки Хан, держа кого-нибудь за руку. Рэп Монстр не целовался с мальчиками.

Но сейчас здесь был Ким Намджун, и Ким Намджун наклеил стикеры с Райаном на свой долбанный чемодан, потому что они вызывали у него улыбку.

Хосок смотрел на него так, словно слой за слоем пробирался в душу. Лучше всего его всегда понимал Юнги, но он забыл, насколько внимательным может быть Хосок. Как много всего видит, чего не замечает сам Намджун.

— У тебя только чемодан? — спросил Хосок вместо того, чтобы поделиться тем, что он увидел там, под кожей Намджуна.

Намджун кивнул. Он не хотел набирать слишком много вещей, чтобы даже случайно не кичиться своим богатством. Только не перед Хосоком, который, как выяснил однажды Намджун в ходе пьяного сёрфинга в соцсетях, жил в небольшом доме во Флашинге.

— Отлично. — Хосок подхватил чемодан, не обращая внимания на протесты Намджуна, и направился к выходу. — Я оставил машину на парковке. Надеюсь, у твоего пальто есть капюшон.

Вслед за Хосоком Намджун накинул на голову капюшон, и сквозь автоматические двери они вышли под ливень. К моменту, когда они добрались к машине — слегка потрёпанной Тойоте поблекшего зелёного цвета — кроссовки, носки и штаны Намджуна полностью промокли. Хосок открыл багажник, закинул туда чемодан и сел за руль.

— Фух, — выдохнул он, когда Намджун закрыл за собой дверь. Дождь барабанил по крыше и лобовому стеклу с таким грохотом, будто намеревался утопить машину. Вода с чёлки стекала в глаза, и Хосок вытер её мокрым рукавом. — Прости. Я посеял свой зонт где-то в метро на прошлой неделе и постоянно забываю купить новый.

— Всё нормально, — сказал Намджун и тоже вытер лицо. — Правда.
Хотелось бы, чтобы атмосфера была менее неловкой, и тишина не наполнялась тяжестью прошедших лет и всего случившегося. Если бы он только знал, что сказать, с чего вообще начать.

— Спасибо, — произнёс он, глядя на Хосока, — что разрешили приехать.

Хосок был последним человеком, от которого Намджун ждал вестей — увидев на почте его письмо, он решил, что оно ему снится. Письмо было короткое и простое, в типичном стиле Хосока. «Мы слышали, что случилось. Нам очень жаль. Если тебе нужно куда-нибудь сбежать ненадолго, ты можешь побыть у нас. JH». Теперь ему было интересно, удивился ли Хосок, когда он согласился. Может, его и звали только потому, что не думали, что он и вправду прилетит.

Сейчас, пожалуй, было уже поздновато для таких сомнений. Он прилетел, и теперь Хосок выруливал со стоянки. Странно было видеть его за рулём. Сюрреалистично. Намджуну казалось, что в любую минуту он проснётся в своей пустой квартире с разряженным ноутом на груди и поймёт, что это всего лишь один из пьяных снов.

Дворники со скрежетом елозили по стеклу, пока Хосок осторожно выезжал сквозь дождь на шоссе.

— Уже два дня так льёт, — скривился он. — Наша улица превратилась в реку.

— В Корее шёл снег, когда я уезжал, — сказал Намджун, и ему захотелось рассмеяться от того, как вежливо они пытались поговорить о погоде.

— Знаю. — В голосе Хосока слышалась улыбка. — Сегодня утром мама прислала мне длиннющую сводку новостей.

«Как твоя мама? — хотелось спросить Намджуну. — Как ты? Как Юнги?» Но он сомневался, что имеет на это право, поэтому позволил разговору угаснуть.

Но Хосок был Хосоком, и некоторые вещи не поменялись. Он болтал, заполняя тишину, голос звучал всё громче, чтобы перекричать шум дождя, скрежет дворников и шорох шин по мокрому асфальту.

— Гостевая комната не то чтобы большая, но кровать на удивление удобная, поверь мне. — Он неловко умолк на пару минут, но затем продолжил: — Это, наверное, не то, к чему ты привык, но...

— Всё в порядке, — перебил Намджун, с трудом проглатывая инстинктивное «Хоб-а». — Правда.

Хосок кивнул и сменил тему.

— Юнги сегодня закрывает, так что его наверное не будет до самой ночи. О! Точно, прости. Ресторан. Он совладелец ресторана на Рузвельт-авеню. Это недалеко от нашего района. Я ужасно подаю информацию, прости.

Намджун знал это из своих пьяных интернет-расследований, но не собирался признаваться. Поэтому старательно удивился:

— Правда? Круто.

— Ага, открылись два года назад. Традиционное корейское барбекю с некоторыми современными нотками. — В глазах Хосока вспыхнула гордость, всё лицо озарилось ею. — Получился хит. Дела идут очень хорошо.

— Это здорово, — сказал Намджун, с трудом проглатывая внезапный комок в горле.

Он помнил фотографию в инстаграме. На ней Юнги и до абсурдного красивый мужчина стояли у входа в ресторан «Let’s Meat», обнимаясь и сияя улыбками. Он никогда не видел Юнги таким счастливым. Улыбка, растягивающая круглые щёки, сияние в глазах врезались под кожу Намджуна, будто нож, и эта боль не утихала несколько дней.

— Я работаю в некоммерческой организации, — продолжал Хосок, привлекая внимание Намджуна. — Она занимается разными видами учебной и психологической помощи для неблагополучной молодёжи, но я вхожу в программу наставничества. Работаю, в основном, со старшеклассниками. Пытаюсь поддержать их в отношении будущего, помогаю влиться в общество, в таком плане.

Намджун не мог представить восемнадцатилетнего Хосока, который бы занимался чем-то подобным, но этот Хосок излучал гордость и восторг — так светились люди, любящие свою работу.

— Держу пари, ты отлично справляешься, — сказал он, и улыбка Хосока стала стеснительной.

— Детишки сами делают большую часть работы. Я только помогаю, чем могу, — отмахнулся он. — А! Ещё я преподаю танцы. Хип-хоп в основном. Студия маленькая, но у нас всегда аншлаг.

Намджун подозревал, что это в основном из-за самого Хосока. Однажды он наткнулся на его танцевальное видео в ютубе — Хосок был всё так же полон магической харизмы и силы и приковывал к себе взгляд. В другой жизни он покорил бы весь мир. В той жизни, где Намджун ничего не испортил.

— Я рад, что ты продолжаешь танцевать, — тихо сказал он, и Хосок пожал плечами.

— Я слишком люблю танцы, чтобы сдаваться. Но мой рэп уже заржавел. Не то чтобы я и в начале был хорош, — рассмеялся он, и в его голосе слышалось куда меньше горечи, чем Намджун ожидал.

— Был, — возразил он. У Хосока и правда был большой потенциал. Просто... недостаточно большой. По крайней мере, по меркам компании.
Хосок покачал головой.

— Прошло семь лет, Намджун. Не нужно меня успокаивать. Всё хорошо.

— Я... — Намджун проглотил остальные возражения, поймав пристальный взгляд Хосока. — Как Юнги?

Он надеялся, что Хосок поймёт, о чём он спрашивает, и ответит более развернуто, чем «нормально». Есть ли у него депрессия? Снедает ли его ненависть к себе и тревога? В Юнги всегда было много блеска, но и тьмы тоже, и Намджун никогда не знал, как с этим справиться. Оглядываясь назад, он сомневался, что мог бы, даже если бы не был глупым и гордым ребёнком.

— Хорошо, — ответил Хосок, и его лицо понимающе смягчилось. — Правда хорошо. Ему со многими моментами помогли, так что сейчас ему значительно лучше. — Он замолчал ненадолго. — Пригласить тебя было его идеей.

Это поставило Намджуна в тупик. Он пытался связаться с Юнги, когда узнал, что они с Хосоком вернулись из армии. Юнги заблокировал его номер. Хосок вежливо попросил больше не пытаться. Должно быть, Хосок заметил шок на его лице, потому что вздохнул.

— Он тебя не ненавидит, Намджун. Давно уже нет. Пожалуйста, не надо относиться к нему как к спящему медведю, которого страшно тронуть.

— Я... — У Намджуна не было веских аргументов. Долгие годы он боялся гнева Юнги, его ненависти. Пусть даже Юнги, которого он помнил, обычно злился на мир, а не на людей. Пусть даже логически он всегда знал, что Юнги не из тех, кто злится и ненавидит.

Возможно, на самом деле он боялся прощения. Возможно, он не знал, что делать без застрявшей в груди вины, что давила на лёгкие. Он так давно жил с ней, что, вероятно, без неё не смог бы дышать.

— Ладно, — сказал он, не обращая внимания на взгляд Хосока, который не мог расшифровать. Чон Хосок всегда был немного загадкой — ещё одна вещь, которая не изменилась.

Остаток поездки прошёл в тишине, пусть и не такой напряжённой, как вначале. Достаточно спокойной, чтобы дышать. Пальцы Хосока выстукивали на руле ритм, в котором Намджун с улыбкой узнал песню Арианы Гранде. Приятно знать, что Хосок был такой же энергичный, как прежде, не способный усидеть на месте дольше нескольких минут.

Дом Хосока и Юнги расположился на тихой зелёной улице, вдали от шумных дорог. Намджун плохо видел в темноте, но, когда Хосок свернул на подъездную дорожку, свет фар выхватил белый обшитый вагонкой фасад и небольшую лужайку. Ступеньки вели на небольшое крыльцо, уставленное горшками с растениями. Всё ещё лило, лило яростно, и Хосок тяжко вздохнул, прежде чем заглушить мотор.

— Захватим твой чемодан и пробежимся, ладно?

— Хорошо, — согласился Намджун, снова накидывая мокрый капюшон.

— Чёрт, — пробормотал Хосок, открывая одновременно багажник и свою дверь.

Намджун так спешил за чемоданом, что едва не поскользнулся, и Хосок, захлопнув багажник, потянул Намджуна в дом.

— Оставь обувь снаружи, — сказал он, роясь в карманах плаща в поисках ключей. — У нас есть полка, но я не хочу, чтобы всё промокло. Обещаю, никто не украдёт.

— Я и не думал, что вы живёте в неблагополучном районе, — ответил Намджун, сбрасывая кроссовки и следом — на всякий случай — носки.
Хосок пожал плечами и тоже избавился от обуви.

— У многих людей складывается неверное впечатление о Нью-Йорке и Квинсе в частности. Поэтому на всякий случай предупреждаю. Идём. Да, и приготовься. Холли может быть громким, когда перевозбуждён.

Он повернул ключ в замке, и в доме тут же раздался лай.

Хосок с чемоданом в руках зашёл первым, и Намджуну осталось только неловко последовать за ним, пытаясь одновременно не наступить на маленький пушистый шар.

— Привет, Холли, — проворковал Хосок, и его голос немедленно изменился. — Ты скучал? — Он поймал извивающегося пса в объятия и покрыл его пушистую голову поцелуями. — Это Намджун, — сказал он, и Намджун приветственно взмахнул рукой. Хосок с довольным видом опустил пса, и тот тут же начал вертеться снова.

Только теперь круги он наматывал вокруг ног Намджуна. Сам Намджун всегда был больше кошатником, и даже собака родителей не особенно его жаловала.

— Можешь погладить, — сказал Хосок. — Он не кусается.

Так что Намджун присел — с его пальто тут же потекла вода, прямо на деревянный пол — и протянул руку. Холли смолк, обнюхивая, а затем, решив, видимо, что Намджун нормальный, уложил лапы ему на грудь и облизал подбородок.

— Эй, — со смехом запротестовал Намджун. Боже, последний раз он смеялся лет сто назад. Но раз уж ему посчастливилось обнимать милую собачку...

— Ты ему нравишься, — улыбнулся Хосок. — Я бы сказал, что ты молодец, но вообще-то ему нравятся все.

— Слишком добрый, на свою беду? — спросил Намджун, почёсывая Холли за ушами. Тот счастливо замахал хвостом.

— В основном, да. Хотя Юнги он защищает. Ладно, Холли, хватит. Давай устроим Намджуна, хорошо? Прекрати его доставать.

Мягко, но настойчиво отогнав Холли, Хосок указал на пальто Намджуна.

— Можешь повесить на крючок, чтобы не сильно мочить пол.

Избавившись наконец от мокрого плаща, Хосок хлопнул в ладоши.

— Так, экскурсия.

Намджун кивнул и наконец-то огляделся вокруг. Дом был старый, с элементами, которые, как Намджун однажды читал, относились к довоенным временам: фигурная лепка, старый потолочный вентилятор в гостиной, камин в углу, который, по виду, не зажигался пару десятилетий. Перед ним — собачья лежанка, а по бокам стояла пара горшков с растениями. Желтоватые стены были увешаны мешаниной картин и фотографий, в основном, городских пейзажей, и постерами с Кумамоном. Прихожая была завалена обувью, верхней одеждой, шляпами, парой сумок и собачьими поводками. Мебель в гостиной выглядела подержанной, но удобной: синий диван, зелёное кресло, кофейный столик из светлого дерева со стеклянной столешницей. На полу — цветастый восточный ковёр, который — представил Намджун — Юнги и Хосок притащили с блошиного рынка. Одну из стен занимала тумба с телевизором, по бокам которой стояли полки с кучей мелочей и виниловых пластинок. У другой стены была ещё одна полка, заполненная наполовину книгами, чьи названия были Намджуну не знакомы, наполовину — безделушками и фотками. На нескольких из них красовался тот парень из ресторана.

Здесь хорошо, решил Намджун. Гостеприимно. Как в настоящем доме, совсем не похожем на его современную, но безликую квартиру в Сеуле.

— Итак, это гостиная, — взмахнул рукой Хосок. — Кабельного у нас нет, но есть подписка на Нетфликс, так что развлекайся, если захочешь. Вот там — обеденная зона. — Он указал направо. Почти всё пространство там занимал стол на четверых, над которым горела небольшая люстра. В центре стола стояла ваза с сухоцветами.

— Тут у нас кухня, — сказал Хосок, проскальзывая через арку дальше. Шкафчики выглядели так, будто остались с бабушкиных времён, но они были выкрашены в приятный белый цвет, который гармонировал со спокойной зеленью стен.

— Техника вся старая, включая кофеварку, так что будь с ней терпелив. Хотя лучше вообще ничего не готовь, плита у нас тоже с характером.

— Я уже не настолько плох, — возразил Намджун, хотя это не такая уж и правда. В основном последние семь лет он жил на доставках и гостиничной еде. В скептическом взгляде Хосока так и читалось, что он ему не верит. — Ладно, не готовить, я понял.

— У нас уйма закусок, — сказал Хосок, открывая шкафчик. — А ещё есть хлопья и куча всего для сэндвичей. Так что не стесняйся.

Они вышли из кухни в коридор.

— Наша спальня в конце, — указал Хосок на запертую дверь. — А здесь ванная. — Он открыл дверь справа. Ванная была абсолютно стандартная по американским меркам: чуть потрескавшаяся плитка на полу, синий кафельный фартук на стенах, душ и ванная соединены. Рядом круглый умывальник с зеркалом, а на одной из стен — полки со средствами по уходу.

— Душ сразу обжигает, но успокаивается через минуту. Можешь пользоваться всеми шампунями и прочим. Твои полотенца — жёлтые.

Намджун увидел свой комплект рядом с синим и зелёным.

— Спасибо.

Хосок кивнул, и они вернулись в коридор.

— Без проблем. Так, а вот и твоя комната.

Она была чуть дальше от ванны, ближе к хозяйской спальне. Дверь немного заскрипела, когда Хосок её открыл и пропустил Намджуна внутрь.

Комната была маленькая, но стены не давили. Места было достаточно: поместилась двуспальная кровать, гардероб и даже книжная полка. На стенах были развешаны фотографии городских пейзажей вперемешку с нарисованными от руки картинами: космос, фигура со спины, похожая на Юнги, танцующая фигура, смешные мультяшные персонажи, в похожем стиле, будто их рисовал один человек. На подоконнике разместился папоротник, второй такой же — на гардеробе.

Намджуну тут же понравилась комната.

— Знаю, она небольшая, — сказал Хосок, нервно переминаясь с ноги на ногу, — но, как я говорил, кровать правда удобная, а...

— Всё в порядке, — мягко перебил Намджун. — Этого более чем достаточно, Хосок. Спасибо.

— Ладно, — Хосок слегка покраснел. Кажется, он до сих пор был ужасно сентиментален. — Что ж, чувствуй себя как дома. Юнги, скорее всего, вернётся не раньше двух, так что я иду спать. Обычно я ухожу где-то в полвосьмого, так что если не пересечёмся, то хорошего тебе завтра дня. Юнги проснётся к полудню. Ммм... Да! Иногда ещё детишки заходят. Я сказал, что у нас гость, и что надо предупреждать о приходе, но чёрт знает, слушали ли они. Так что не удивляйся, если что.

Намджун моргнул, пытаясь понять, что он пропустил.

— Детишки?

— О чёрт, я не сказал? Прости. Ну... короче говоря, мы вроде как усыновили троих студентов. Они корейцы, приехали учиться, как мы с Юнги. Одного из них, кстати, Юнги знает со времён Тэгу. Эти сорванцы приходят, когда им вздумается, уничтожают запасы еды и пользуются Нетфликсом. Но они хорошие — поливают иногда цветы и выгуливают Холли. Мы их очень любим. Только не вздумай им сказать, что я такое говорил. Хоть кто-то из нас должен быть строгим родителем, и это не Юнги.

Намджун попытался представить это — Хосока и Юнги, которые приглядывают за непоседливым трио — и не смог.

— Ладно. Твой секрет умрёт со мной.

— Спасибо. И ещё кое-что. — Хосок вышел ненадолго и вернулся с мобильным телефоном в руке. Это была старенькая чёрная Нокия, которую он отдал Намджуну. — Предоплаченный. Я закинул сюда кое-какую инфу и наши с Юнги номера телефонов. Пока не решишь, как поступить со своим собственным телефоном.

По правде говоря, Намджун боялся включать свой телефон, учитывая, что он сбежал в другую страну, никого не предупредив. Но от мысли, что Хосок тратит на него деньги, внутри всё сжалось.

— Тебе не стоило. Сколько я должен?

— Намджун, — оборвал его Хосок. — Это дешёвый телефон. Всё нормально.

— Не хочу, чтоб ты на меня тратился, — пробормотал Намджун. Достаточно того, что он будет бесплатно жить и есть — Намджун уже обдумывал варианты, как это компенсировать, — а теперь ещё и подарки? Неважно, насколько дешёвые, всё равно это было неправильно.

— Всё нормально, — повторил Хосок, впихивая Нокию ему в руки. — Пожалуйста, просто возьми чёртов телефон.

Смирившись с поражением, Намджун взял чёртов телефон и положил на комод. Повисло неловкое молчание, которое нарушил, покашливая, Хосок.

— Ладно. Я спать. И тебе тоже советую.

Он сомневался, что выйдет. В жилах поселились пчёлы, которые жужжали, жужжали без остановки, но он не хотел заставлять Хосока волноваться, поэтому выдавил из себя улыбку и кивнул.

— Спокойных снов, Хосок.

— Тебе тоже, Намджун. — Хосок вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Намджун прислушался к его удаляющимся шагам, как он звал Холли, как со скрипом открылась и со стуком закрылась дверь. Оставшись в одиночестве в тихом доме, Намджун положил руку на колотящееся сердце и попытался дышать — ровно и медленно.

Заснуть всё ещё не получалось, поэтому он почистил зубы и умылся, морщась от вида тёмных мешков под глазами и бледной кожи. Он уже несколько недель ждал срыва, но тот так и не случился. Он не плакал, когда история только случилась, и когда ушёл Джексон (в другой жизни они держались бы вместе, пережидая бурю, но в этой у них было всего несколько свиданий — достаточно, чтобы сломать отношения, но недостаточно для любви, — и Джексон удалился из жизни Намджуна, чтобы разобраться с собственной), и когда началось другое: ненависть, унижение и злость. Он пил — много, слишком много — но не плакал.

Может, скоро начнёт. Может, срыв просто ждёт своего часа. Пока же он бродил по дому Хосока и Юнги неприкаянным призраком и разглядывал фотографии на полке. Большинство из них, судя по всему, были сняты в городе. На одной на фоне Бруклинского моста обнимались трое юношей, сияя улыбками в камеру (наверное, те самые детишки, о которых говорил Хосок), на другой — красавчик-партнёр Юнги по ресторану в дурацких солнечных очках. Но взгляд Намджуна приковала третья, на которой Хосок и Юнги были запечатлены перед домом. Выглядела она, как смазанное селфи: Хосок держал камеру и целовал Юнги, а Юнги улыбался — так широко, что были видны дёсны, и глаза закрыты от удовольствия.

Они выглядели такими счастливыми. Такими чертовски влюблёнными. Это интимное фото стояло прямо так, на полке, а Намджун даже в телефоне не рисковал хранить ничего личного.

Он сглотнул комок в горле и прошёл на кухню. На холодильнике было ещё больше фотографий: снова детишки, которые корчили рожицы на Кони-айленде, высунув синие от газировки языки; Юнги и Хосок в выпускных мантиях и шапочках держали свои дипломы и светло улыбались; смазанное фото Холли в очках. И безвкусные магниты из Дэгу, Пусана, Кванджу, Нью-Джерси и Бостона. Сбоку был прикреплен список покупок, написанный неровным хангылем, и записка на английском «записать Холли к ветеринару».

Целая жизнь, изложенная яркими проблесками. Жизнь, которую Намджун пропустил.

В конце концов он уселся на диван с книгой. У неё был самый потрёпанный корешок из всех на полке — будто её любили, часто брали и возвращали на полку, — именно это и привлекло внимание Намджуна, хотя название было ему не знакомо. «Столкновение», Ричард Сайкен. Судя по всему, это был сборник стихов. Он открыл книгу на первом, пропустив предисловие. Последняя строфа бросилась в глаза, хлёсткая, как удар:

Он прочитал всю книгу. Затем вернулся к началу и прочитал снова. Представил, как Юнги её покупает (потому что это была книга Юнги, он точно знал: так Юнги читал и рэп — грубо, кроваво, немного жестоко, выжигая за собой всё, и храбро до мозга костей) и начал читать снова, пока не дошёл до обложки. Хотелось делать пометки, хотелось усадить Юнги рядом и расспросить, что он нашёл на этих страницах — то ли, что искал и сам Намджун? Он начал книгу уже в третий раз, когда входная дверь с щелчком открылась. На пороге стоял Юнги, и при виде него на глазах Намджуна выступили слёзы.

Намджун лихорадочно вытер их, надеясь, что Юнги не заметил, и попытался улыбнуться. Это казалось неуместным, глупым. Юнги не улыбнулся в ответ. Снаружи до сих пор лило, и вода, стекая с его плаща, собиралась на полу в маленькие лужицы. Волосы прилипли к мокрому лбу, хотя в руке Юнги держал зонт.

Мгновение они просто разглядывали друг друга — это мгновение длилось протяжной фортепианной нотой, вибрировало, — а затем Юнги сказал:

— Привет.

— Привет, — ответил Намджун, откладывая книгу на столик. Он чувствовал себя слишком уязвимо в пижамных штанах и растянутой старой толстовке. Слишком Ким Намджуном.

— Не спишь ещё, — мягко сказал Юнги, стягивая плащ и вешая его на вешалку. Снял, не расшнуровывая, ботинки, поставил их на полку. На нём был чёрный фартук, забрызганный чем-то, и когда он подошёл ближе, Намджун заметил на его подбородке росчерк красного соуса.

Намджун принялся вбирать и остальное. Каталогизировать детали так же, как ранее с Хосоком: плавный изгиб плеч Юнги, то, как он всегда ходил, чуть сгорбившись, устало, шаркая ногами; беспорядочно спадающие на лоб чёрные волосы (судя по фотографиям, какое-то время он был блондином, и Намджуну стало интересно, когда это изменилось); кошачий разрез глаз; округлость щёк; обкусанные до самой кожи ногти.

Отличия были тоже: больше пирсинга — теперь по три прокола в каждом ухе, серьги, покачивающиеся при каждом движении; более острые, чёткие из-за возраста очертания тела. И, как и Хосок, теперь он держался с большей расслабленной уверенностью, словно нашёл своё место в мире и точно это понимал.

Голод, живущий во взгляде восемнадцатилетнего Юнги, то ненасытное желание проявить себя и добиться успеха, ушли. На их место пришла стойкость. Восемнадцатилетний Юнги напоминал Намджуну морской шторм — мощный, яростный и неукротимый. Двадцатишестилетний Юнги походил на реку: медленную, спокойную, мягко текущую по проложенному ею пути куда-то в далёкую дельту.

— Не мог заснуть, — прошептал Намджун, сообразив, что Юнги ждёт ответа. — В Корее полпятого вечера.

— Угу, но когда ты в последний раз спал?

Намджун пожал плечами.

— Недели три назад, кажется.

Брови Юнги удивлённо взлетели.

— Давненько, — фыркнул он и добавил: — Я хотел сказать, что ты ужасно выглядишь, но это было бы преуменьшением.

— Спасибо, — сухо ответил Намджун, втайне радуясь тому, что прямолинейность Юнги никуда не делась с возрастом.

— Если бы я не знал, что ты приедешь, то решил бы, что в доме рыщет грустный призрак убитого студента. Идём.

Он прошаркал мимо Намджуна на кухню, и тот последовал за ним, морщась, глядя на свою толстовку. Он, вероятно, и выглядел, как студент. Видели бы его сейчас таблоиды. Это преступление было посерьёзнее гомосексуальности.

Ха.

Он опёрся на дверной косяк, глядя, как Юнги включает электрочайник.

— Что ты делаешь?

— Чай готовлю. У меня есть пару действенных приёмчиков от бессонницы. Плацебо, наверное, но они работают.

Ему пришлось встать на носочки, чтобы дотянуться до чайных пакетиков в верхнем шкафчике, и сердце Намджуна сжалось.

Некоторые вещи не меняются никогда.

— Ты не должен делать мне чай, — упёрся он. — Ты наверняка устал.

— Я делаю чай себе, — сказал Юнги, доставая на стол чашки с Бэтменом и Человеком-Пауком. — Но тут на двоих хватит. Так что нормально.

— Хотя бы дай мне помочь... — начал Намджун, но Юнги пригвоздил его к месту взглядом.

— Ким Намджун, не знаю, что, по-твоему, случилось с моими манерами, но ты гость в моём доме, и я всё ещё старше тебя. Так что заткнись и дай мне приготовить чай.

— Говоришь, как Хосок, — проворчал Намджун, сдаваясь во второй раз.

— Это Хосок говорит, как я. — Юнги опустил взгляд и заметил на себе фартук. — Блядь, я думал, что снял его.

— И у тебя соус на подбородке, — не удержался Намджун.

Юнги выругался и вытер лицо. Соус остался на месте.

— Всё нормально. Два часа ночи, хён, всем плевать.

Только договорив, Намджун понял, какую ошибку совершил. Юнги удивлённо распахнул глаза, и Намджун поёжился, вдруг почувствовал себя очень маленьким.

— Чёрт, прости, я...

Юнги ткнул в его сторону чайной ложкой.

— Только попробуй назвать меня Юнги-щщи, и я кину её в тебя.

— Всё равно я перегнул.

Просто... Он всегда думал о Юнги, как о хёне, сколько бы ни прошло лет. Старые привычки очень долго умирают, как оказалось.

Юнги вздохнул и с тихим звяканьем опустил ложку в чашку с Человеком-Пауком.

— Всё нормально. Мы... поговорим об этом, но позже. Не в два часа ночи. — Чайник закипел и затарахтел. — Чай готов.

Намджун принял протянутую ему чашку с Бэтменом и коротко поклонился. Юнги фыркнул, но Намджун неожиданно почувствовал себя лучше и проследовал за Юнги обратно в гостиную. Юнги наконец снял фартук — под ним оказалась белая рубашка — и повесил на спинку кресла. Расстегнул три верхних пуговицы и с тяжким вздохом упал на диван.

— Тебе лучше пойти спать, — сказал Намджун, стараясь подвинуться так, чтобы дать Юнги больше места.

— Пойду, когда ты пойдёшь, — ответил Юнги, и в его взгляде ясно читался вызов.

— Туше, — Намджун отсалютовал ему кружкой.

Чай был вкусный, но ситуация казалась сном: вот так пить чай с Юнги в самый тёмный, самый тихий ночной час, когда остальной мир уже спит, но до первых лучей рассвета ещё далеко. С Мин Юнги, которого, как он думал, он уже никогда не увидит. С Мин Юнги, у которого были носки с синими трицератопсами, и на левом вот-вот появится дырка. С Мин Юнги, который смотрел на него так, будто не мог поверить, что он здесь.

Обычно они так много разговаривали. Сейчас же Намджуну казалось, что он царапает высохшее речное дно в поисках слов.

— Спасибо тебе, — сказал он наконец, не придумав ничего лучше. — Хосок сказал, это была твоя идея — пригласить меня.

Юнги потёр затылок.

— А, я просто подумал, что тебе захочется пространства. Чтобы... выдохнуть.

— Ты был прав.

Юнги кивнул и залпом допил свой чай. Поднялся на дрожащих от усталости ногах и навис над Намджуном с поднятой рукой — будто хотел коснуться, но не знал, позволено ли. Намджун задержал дыхание, думая: пожалуйста. Думая: не надо, потому что как бы он ни жаждал, чтобы Юнги его коснулся, он был почти уверен, что разлетится от этого на тысячи осколков.

Юнги уронил руку, сжал пальцы в слабый кулак.

— Иди спать, Намджун, — сказал он тоном, не терпящим возражений.
И ушёл, унося с собой фартук и чашку с Человеком-Пауком.

Намджун лёг спать, но сон ещё долго не шёл. Он заснул, только когда наконец прекратился дождь и небо начало светлеть.

Chapter Text

Намджун проснулся позже, чем хотел, ближе к полудню, и, вылезая из постели, чувствовал себя дезориентированным и сбитым с толку. Цепочка недавних событий всплыла в памяти: статья, дверь, которую за собой захлопнул Джексон, самолёт, аэропорт Кеннеди, жёлтые кроссовки Хосока и его неуверенная улыбка, их дом с кучей растений, собакой и фотографиями, сборник поэзии, мягкий взгляд Юнги в темноте.

Чёрт.

Он переоделся в джинсы и более симпатичный свитер, потому что мама учила его не быть неряхой в гостях, и, глубоко вздохнув, открыл дверь. Юнги, вероятно, уже проснулся, так что они смогут поговорить, и это хорошо.

Шаг за шагом.

Телефон, который Хосок вчера ему дал, лежал на комоде рядом с его собственным смартфоном, всё ещё выключенным. Он накрыл его ладонью на мгновение. Нужно было его зарядить — ответить хотя бы на пару сообщений, успокоить людей, которые там, в Корее, волновались о нём. Но компания захочет, чтобы он вернулся, сделал заявление, попытался смягчить случившееся. Он буквально слышал, как говорит: ошибка, недопонимание, я не такой, это было не свидание, это был не поцелуй, плохое освещение, фото размытое, с чего вы вообще это взяли. Он легко представил себя в другом ресторане, на сей раз рядом с женщиной, потому что такой скандал более приемлем, чем случившийся. Потом будет ещё парочка ресторанов, может быть, ночь в Lotte World, пара «случайных» фотографий в Сеуле и за его пределами, а затем они расстанутся, и он снова будет неприкасаемым.

Не запятнанный. Не испорченный. Снова Рэп Монстр с мощной лирикой, свэгом и периодическими слухами о женщинах, которых он трахает.

(И это не считая того, что думали его родители, что они хотели бы сказать. Их единственный сын их опозорил, и стыд за это горел под его кожей).

Желудок сжался, и он убрал руку с телефона, взяв вместо этого подаренный Хосоком. Ничего, можно будет разобраться с этим чуть позже. Совсем немного позже, пока он не поймёт, как со всем этим справиться и не сломаться.

Шаг за шагом, Намджун.

Он вышел из спальни под скрип старого паркета под ногами и по узкому коридору прошёл к гостиной. И остановился в двух шагах от входа, заметив сидящего на диване незнакомца. Ну... не совсем незнакомца, конечно. Намджун опознал в нём одного из детишек с фотографий Хосока и Юнги — того, который был похож на кролика, с крупным носом и чуть выпирающими передними зубами. Скрестив ноги, он сидел на диване, сложившись в невероятный для своей комплекции комок, и, кажется, запихивал в рот маффин целиком.

Затем он заметил мнущегося на пороге Намджуна, и его глаза округлились в узнавании.

«Чёрт», — подумал Намджун, когда пацан захрипел, давясь маффином. Шум привлёк внимание другого — ещё одного из детишек, более мелкого и компактного, напоминающего фигурой Юнги, но с куда более мягкими чертами. Он держал ложку с тестом, часть которого начала стекать на рукав его чёрной толстовки, но ему, кажется, было всё равно.

— Чонгук-а, что ты?.. — А затем он увидел Намджуна, и выражение его лица стало ровно таким же, как у Чонгука. — О мой бог.

Намджун подумал, не развернуться ли и пойти обратно в постель. Он не мог с этим мириться, не хотел быть сейчас Рэп Монстром и чувствовал, как плечи неосознанно сутулятся, будто он пытался уменьшиться или вовсе исчезнуть.

— О мой бог, — повторил пацан, пока Чонгук пытался проглотить свой маффин. — Вы...

— Намджун, — раздался отчаянно желанный голос, ещё хриплый ото сна. Юнги протиснулся мимо Намджуна в гостиную — ещё в пижаме, с взлохмаченными волосами. Его носки с Куммамоном совсем не сочетались со штанами в клетку, а те, в свою очередь, совсем не сочетались с полосатой футболкой.

— Это Намджун, — фыркнул он. — А что вы, сопляки, делаете в моём доме? Я говорил, чтобы вы сначала звонили.

— Я звонил, — возразил пацан, похлопывая Чонгука по спине.

Чонгук пискнул, вокруг разлетелись крошки от маффина, а он сам, наконец, смог восстановить дыхание и вскочил на ноги. Он был почти одного роста с Намджуном, и под его мешковатой одеждой совершенно точно прятались мускулы. Чонгук, со своим кроличьим личиком и всем остальным, вероятно, мог бы сломать его пополам, если бы захотел. Вместо этого он поклонился. Правильно поклонился, до пояса. Будто Намджун был его бабулей.

— Это честь — познакомиться с вами, Намджун-ним, — торопливо сказал он, проглатывая слова. — Я большой фанат вашей музыки.

Намджуну всё ещё хотелось провалиться сквозь землю, несмотря на всю вежливость Чонгука.

— Мм... спасибо? И, пожалуйста, зови меня Намджуном.

— Намджун-щщи, — повторил Чонгук с благоговением и выпрямился.

Юнги вздохнул.

— Эй, хватит. Задницы в моём доме не целуют. — Он ткнул пальцем во второго пацана. — И ты не звонил, Чимин-а, не лги мне.

— Звонил, — снова возразил Чимин. — Не моя вина, что ты не взял трубку, хён.

— Потому что я спал. И я предупреждал, что у нас гость.

Чимин фыркнул.

— Ага, знаменитый рэпер. Спасибо, что посвятил нас. — Он перевёл взгляд на Намджуна и добавил, уже мягче: — И я тоже большой фанат. — Он покраснел и снова посмотрел на Юнги: — Ты закрывал ресторан три раза подряд, хотя не должен был, так что я приготовил панкейки, хён. Это традиция. Заткнись и наслаждайся.

Чимин, решил Намджун, был слегка пугающим. А Чонгук всё ещё пялился на него.

Юнги снова вздохнул.

— Чонгук-а, подними челюсть с пола и помоги своему парню.

Намджун вздрогнув, услышав слово «парень», хоть это было глупо, учитывая, что Юнги и Хосок встречались. Здесь такую любовь можно было не скрывать, но это всё равно выводило его из равновесия. Интересно, когда он привыкнет? Чонгук послушно закрыл рот, кивнул и прошёл на кухню.

— Извини за них, — сказал Юнги, запуская пальцы в волосы. — Я думал, у нас получилось их хотя бы на сутки отвадить.

— У них есть ключ?

Юнги скривился.

— Ага. Мой просчёт.

Намджун подозревал, что это ложь.

— И они приходят готовить тебе панкейки?

Для кучки студентов такое поведение казалось странным, но выражение лица Юнги смягчилось, как бы он ни старался говорить безразлично:

— Они думают, что обо мне нужно заботиться. Являются каждый раз, когда сочтут, что я слишком много работал.

Это было... мило. В груди заболело.

— Они, кажется, хорошие дети.

— Хорошие, — согласился Юнги. — И не волнуйся насчёт Чонгука. Его стадия поклонения скоро пройдёт, и ты ещё пожалеешь о временах, когда он был таким вежливым.

У Намджуна была куча вопросов: он говорил обо мне? Ты говорил с ним обо мне? Ты слушал мою музыку? Видел мои выступления? Сборник стихов на полке — в нём я? Я всё ещё что-то для тебя значу? А для Хосока? Ты счастлив, Юнги? Ты счастлив здесь? Но он проглотил их, выбросил прочь-прочь-прочь и позволил Юнги налить себе кофе. Позволил усадить себя за обеденный стол. Позволил Чимину поставить перед собой тарелку с панкейками. Позволил себе просто существовать в этом месте, в этом моменте, смотреть, как сквозь жалюзи проникает солнце, и слушать бормотание голосов вокруг. Погрузиться в эти отблески дома.

К концу завтрака (или бранча? Или тогда уж обеда?) он узнал, что Чимин и Чонгук вместе учатся в близлежащем Куинс-колледже, городском университете Нью-Йорка. Что Чимин изучает танцы и сценическое мастерство, а специальность Чонгука — кино. Что они снимают квартиру в нескольких милях отсюда вместе со своим другом Тэхёном. Что они работают в ресторане Юнги по вечерам и выходным. Что оба из Пусана. Что Чонгук на год младше, но они оба успели отслужить в армии до того, как приехать сюда. Что Чимин ждал его. Что они встречаются уже два года, а знакомы — все пятнадцать. Что ладонь Чимина намного меньше, чем у Чонгука, но их пальцы идеально переплетаются, когда они держатся за руки на столе — смущённо и нежно, Намджун едва ли знал, каково это.

В конце концов они ушли с полными руками остатков китайской еды, которую им впихнул Юнги в качестве платы за панкейки («Никаких протестов, вы, детишки с чёрными дырами вместо желудка») и обещанием (или угрозой) вскоре зайти снова. После их ухода в доме стало слишком тихо: даже когда Юнги впустил Холли, и тот принялся нарезать круги вокруг ног Намджуна, а потом потёрся о лодыжку Юнги. Тот подхватил его на руки и проворковал что-то ласково — Намджун и не знал, что он может говорить таким тоном.

— Не знал, что ты любишь собак, — тихо сказал он, глядя, как Холли, пофыркивая, устраивается на коленях Юнги.

— Я и не любил. — Юнги почесал пса за ушами. — Но сосед переезжал и не мог его оставить, а я не хотел, чтобы его забрали в приют, вот и... — Он пожал плечами, будто бы это не его лицо озарялось обожанием каждый раз, когда он смотрел на Холли.

Сейчас он был намного мягче, чем раньше.

— Что ты сегодня делаешь? — спросил Намджун. Он совершенно не хотел быть обузой и мешать привычным планам. Он здесь ненадолго, он знал это. Влетев в их жизнь, как метеорит, он хотел покинуть её, оставив после себя как можно меньше кратеров.

— У меня выходной, — ответил Юнги. — Так что обычно я просто много сплю. Смотрю Нетфликс. Стараюсь не переживать, что в ресторане что-то сгорит. — Он окинул Намджуна скептическим взглядом. — Ты выглядишь так, словно можешь проспать неделю. Иди в постель.

— Я...

Юнги не ошибся. Он всё ещё был истощён. И кажется, истощён уже целые годы, а не пару недель. Но он не хотел быть бесполезным. Все эти годы Намджун бежал-бежал-бежал и теперь не знал, что делать с таким количеством свободного времени.

Он вздрогнул, когда на плечо опустилась рука, большая и тёплая.

— Намджун, — сурово сказал Юнги, совсем как во времена общежития, когда он пытался вести себя, как хён, хотя боялся так же сильно, как и Намджун с Хосоком, — иди в постель. Поспи немного. Мир не рухнет за это время.

Намджун никогда по-настоящему не мог сопротивляться Юнги в модусе хёна, даже спустя все эти годы. Так что он почти на автомате кивнул и поплёлся в спальню. Тихонько посмеялся, переодеваясь обратно в пижаму — вот и стоило утруждаться ранее?

На этот раз он отключился, едва голова коснулась подушки, убаюканный тихим бормотанием телевизора в гостиной.

И проснулся, когда за окном уже темнело, ещё более растерянный и дезориентированный. Юнги всё ещё сидел в гостиной с Холли на руках.

— Прости, — смущённо сказал он, заметив Намджуна, — наверное, не стоило давать тебе так долго спать, но тебе, судя по всему, это было нужно.

— Вс нрмльно, — невнятно пробормотал Намджун и потёр глаза, пытаясь прогнать сонный туман из мыслей. Поискал глазами часы, нашёл на стене в кухне — они показывали около семи вечера. — Мне было нужно.

Юнги кивнул и, осторожно переложив Холли на диван, поднялся. Пёс фыркнул и снова уснул.

— Хосок в студии, у него занятия по вечерам в четверг. Обычно я приношу ему туда ужин. — Юнги поколебался, закусив губу. — Хочешь пойти со мной?

— Да, — тут же выпалил Намджун, потакая бабочкам в животе. Было бы здорово выбраться из дома и пройтись. И он отчаянно желал увидеть ещё больше кусочков жизни Хосока и Юнги. — Да, только оденусь.

Он переоделся в утреннюю одежду, сверху накинул куртку и бейсболку. По привычке схватился за маску, но вспомнил, что здесь она будет не к месту. Взял бумажник — пусть долларов у него и не было, а кредитками он пользоваться не хотел, чтобы компания не попыталась выследить его таким образом. Билет на самолёт он покупал с дебетовой карты, о которой они не знали, прямо в Инчхоне — забрал последнее место в первом классе.

Юнги ждал у двери, замотанный в чёрное пальто, шарф и шапку-бини. Шарф, большой и немного небрежный, будто ручной работы, закрывал Юнги до самого подбородка. Сейчас, в золотом свете уличных фонарей, Юнги был прекрасен. В восемнадцать он тоже был прекрасен — у Намджуна каждый раз перехватывало дыхание, и это его ужасно пугало. Но сейчас Юнги вырос, и все его острые углы стали гладкими, как полированный камень.

— Готов? — спросил он чуть неразборчиво из-за шарфа, и Намджун кивнул.

На улице было холодно — Намджун увидел снежинки в свете фонарей. К его удивлению, Юнги прошёл мимо машины и двинулся вверх по улице. На вопросительный взгляд он лишь фыркнул:

— Бензин блядски дорогой, а на углу автобусная остановка. В студию ехать всего минут двадцать.

— У меня нет проездного, — напомнил Намджун.

— А, точно. — Юнги порылся в кармане и извлёк на свет карту метро. — Вот. Мы сделали её для гостей, там должно быть достаточно денег.

— Юнги... — запротестовал Намджун, потому что ему и телефона было слишком.

Юнги схватил его за руку и сильнее вдавил карту в ладонь.

— Держи. Теперь она твоя. Идём.

Намджун покачал головой и, опустив карту в карман, последовал за Юнги по удивительно тихой улице. Он и не знал, что в Нью-Йорке есть такие спальные районы. В большинстве домов горел свет, внутри были видны силуэты людей, но по улице они с Юнги шли только вдвоём.

— Автобусы ходят каждые пятнадцать минут, — сообщил Юнги, когда они дошли до остановки. Теперь он переминался с ноги на ногу и дул на руки, пытаясь согреться. — Следующий должен быть минут через пять.

Он всегда легко замерзал и дрожал от холода в дерьмовом общажном отоплении, но никогда не жаловался. В былые времена Намджун притянул бы его к себе, чтобы согреть. Он скучал по тому лёгкому скиншипу. И ненавидел пропасть между ними сейчас — он буквально видел пролегающую между ними трещину.

К счастью, автобус прибыл вовремя: остановился с шипением и грохотом, открыл дверь. Юнги повёл Намджуна в конец салона и занял сиденье у окна, оставив Намджуну достаточно места, чтобы вытянуть длинные конечности. Намджун всматривался в проплывающие за окном пейзажи: дома сменились высотками, то тут, то там возникали витрины с надписями на корейском, китайском и английском, тротуары полнились людьми. Вскоре Юнги похлопал его по плечу:

— Наша остановка.

Они сошли у беспорядочного нагромождения магазинчиков, которые напомнили о Сеуле: тату-салон соседствовал с ювелирным, рядом расположилась парикмахерская с названием «К-поп стиль», через дорогу была студия боевых искусств, прачечная и маленький итальянский ресторанчик, зажатый между китайским магазином и массажным салоном.

К нему они и направились. Юнги нырнул внутрь, и Намджун последовал за ним мимо красных пластиковых кабинок к такой же красной стойке, стена над которой пестрила перечнем блюд. Увидев их, кассир за стойкой, в красной форме, улыбнулся, и его обветренное лицо прочертили морщины. Из-под красной бейсболки торчали седые волосы.

— Йоу, Юнги! Не думал, что ты сегодня придёшь.

— Четверг же, — Юнги перешёл на английский, и это резануло по ушам. Он говорил немного невнятно и с лёгким акцентом, но легко и свободно, чего Намджун по глупости совсем не ожидал. — Конечно, я пришёл. Мне как обычно. И... — Он повернулся к Намджуну и всё ещё на английском спросил: — Что ты будешь?

— На твой выбор, — ответил он также на английском.

— Ладно, тогда как обычно, но три порции, — Юнги снова повернулся к стойке. — Спасибо, Фрэнк.

Фрэнк приподнял бейсболку и спустя несколько минут вручил Юнги в обмен на наличные три картонных контейнера, три колы и коробку хлебных палочек в дешёвом пластиковом пакете.

— Хорошего вечера, — пожелал он, и Юнги в ответ махнул рукой. Намджун пошёл вслед за ним к выходу, всё сильнее чувствуя, как качается земля под ногами.

— Я всегда прихожу по четвергам, — пояснил Юнги на улице, снова перейдя на корейский. — Хосок после танцев любит поесть углеводов, а Фрэнк делает классную пиццу.

— Пахнет вкусно, — признал Намджун и забрал у Юнги пакет, проигнорировав его протесты. — Студия далеко?

— В паре кварталов, — ответил тот.

Так и оказалось. Миновав две улицы и ряд магазинов и ресторанчиков, они упёрлись в здание, на котором была вывеска «JJL Dance Studio», снова на трёх языках: английском, китайском и корейском.

— Юнги, — сказал Намджун, останавливаясь. — Хосок что, владеет этим местом?

Он не упоминал об этом. Просто сказал, что преподаёт танцы в местной студии.

— Он совладелец. Точнее, один из трёх владельцев. У Хосока и Хвиин фамилия Чон, отсюда JJ. А L — от Генри Лау. — Юнги постучал в дверь. — Он канадский китаец. Поэтому тут ещё и иероглифы.

Вот оно что.

— Хосок говорил, что просто преподаёт.

Юнги ласково и немного грустно улыбнулся.

— Он скромничает. Всё говорит, что у него наименее активная роль, потому что есть ещё другая работа. Но да, его имя на вывеске.

— Вау.

Юнги улыбнулся уголком рта и потянул дверь.

— Идём, еда остывает.

Помещение было приличных размеров, и внутри оказалось больше, чем представлялось снаружи — как Тардис. Напротив входа располагалась небольшая приёмная, а по бокам от неё — две двери, которые, как решил Намджун, вели в студии. Приёмная была хорошо освещена, стены выкрашены в приятный бледно-голубой цвет, и ему сразу же тут понравилось. Хосока легко было представить здесь. Юнги перегнулся через стойку и позвонил в звонок на столе.

— Доставка! — крикнул он на английском. — Для Чон Хосока!

Дверь слева открылась, и в приёмную выскользнул, светло улыбаясь, Хосок. Он вспотел, волосы прилипли ко лбу, а футболка — к ключицам. Он был ещё красивее, чем в аэропорту, и всё происходящее казалось сном.

— Это пицца? — Слышать его английскую речь было ещё более странно. Во времена трейни он говорил ещё хуже Юнги, знал всего несколько расхожих фраз. Сейчас же, несмотря на выраженный акцент, он говорил без колебаний. Без пауз.

— Должна быть пицца, — сказал Юнги и, приобняв Хосока за талию, поцеловал его в уголок рта. Быстро, но так интимно, что Намджуну захотелось отвернуться — он ненавидел внезапную вспышку внутри, очень похожую на зависть. Он не мог им завидовать. Потерял это право давным-давно. Хотя не то чтобы оно вообще у него когда-либо было.

— Ты лучший, — ласково сказал Хосок и повернулся с улыбкой к Намджуну: — Намджун, ты тоже пришёл.

— Хотел выбраться из дома, — ответил он, надеясь, что не помешал какой-нибудь их личной традиции.

— Хорошо, — Хосок кивнул в сторону студии. — Идём. Остался только я. Сказал Хвиин, что закрою.

— У неё свидание? — спросил Юнги, разматывая на ходу шарф.

— Ага. Она сказала, что ведёт Хёджин — это её девушка, — пояснил Хосок для Намджуна, — поесть стейков.

— Стейки? — хмыкнул Юнги. — Выпендрёжница.

— Видимо, умудрилась накопить.

Танцевальный зал оказался больше, чем Намджун ожидал: длинный и узковатый, с одной полностью зеркальной стеной. Остальные три были выкрашены в тот же голубой, что и приёмная, а пол под ногами был покрыт тёмным блестящим деревом. На стене напротив зеркала большими чёрными буквами было написано: «Просто вставай и танцуй».

Хосок плюхнулся посреди комнаты и растянулся на спине, жестом приглашая их присесть.

— Так. Пицца! — Он вытянул руки, будто хватая невидимый пакет.

Намджун подавил смешок и протянул ему пакет. Юнги заказал для них пиццу с пепперони, но Хосок первым делом откусил от хлебной палочки и застонал.

— О да, чесночные. Ты лучший, детка.

Он потянулся похлопать Юнги по колену. Это «детка» ворвалось в мысли Намджуна разрушительной бомбой. Он сам вряд ли звал кого-либо когда-либо так. В его устах это слово звучало странно и незнакомо, будто новая еда.

— На здоровье, — пробормотал Юнги и протянул Намджуну пиццу.

Та оказалось жирной, очень сырной и, вероятно, самой вкусной из всех, что Намджуну доводилось в последние годы пробовать. Теперь он понимал, почему это традиция. Совместная еда также позволяла чуть легче игнорировать напряжение, витавшее в воздухе. Сейчас между ними тремя всё было иначе. Намджун чувствовал оттенки несказанных слов, незаконченных действий, но не знал, как угомонить или рассеять их. Судя по всему, Юнги и Хосок не знали тоже, потому что продолжали есть в тишине.

«Скажи что-нибудь», — требовательно и настойчиво упрекнул внутренний голос Намджуна.

— Юнги сказал, что ты совладелец этого места, — сказал он после большого глотка колы. — А ты сказал мне, что просто преподаёшь.

Боже, Намджун надеялся, что это не прозвучало обвиняюще.

— А, — смущённо пробормотал Хосок. — Ничего особенного. Основную работу делают Хвиин и Генри. Я просто трижды в неделю веду занятия.

— Сок-а, — предостерегающе сказал Юнги.

— Очень даже особенное, — возразил Намджун.

Хосок пожал плечами, глядя в пол.

— Не знаю. Ты... ты выступаешь на огромных сценах. Вот что впечатляет, а не маленькая студия в Квинсе.

— Нет. — Намджун придвинулся ближе, едва сдерживаясь, чтобы не коснуться Хосока, как ему хотелось. Как он однажды мог. — Нет, Хосок. Это впечатляет. Ты... ты создал это место, и оно клёвое. Ты должен гордиться собой. Таким нужно гордиться. — И может, это было слишком, но он всё равно добавил: — Я тобой горжусь.

Он чувствовал кожей пристальный взгляд Юнги, но сам не сводил глаз с Хосока. Его рот открылся, глаза удивлённо распахнулись, словно Намджун сказал, что небо зелёное, или что солнце навсегда погасло.

— Я... — начал было он, но оборвал сам себя. Поморщился — Намджун не смог разобрать выражение его лица. То ли неловкость, то ли счастье, то ли вообще что-то среднее. — Спасибо. Это много для меня значит.

Фраза стандартная, но взгляд у Хосока искренний. Намджун уселся на пятки, чувствуя, как начинают алеть щёки, и снова принялся за пиццу.

— Он прав, знаешь ли. — Юнги легонько толкнул Хосока ногой. — Это потрясающее место, и ты сильно вырос. Скоро наверное понадобится помещение побольше. Это невероятно, Сок-а.

Хосок фыркнул и замахал рукой:

— Ладно, ладно, хватит комплиментов. Доедайте уже.

Юнги легко и кокетливо ему подмигнул и вернулся к еде. Снова воцарилась тишина, на сей раз более терпимая. В молчании они доели, выбросили контейнеры и коробки. Накинули пальто, готовясь идти на автобусную остановку.

— Намджун, — сказал Юнги, когда они готовы были выходить. Хосок замер тоже, так и не надев шапку. — Я... Мы с Хосоком хотели, чтоб ты знал...

Он неуверенно умолк, и Хосок продолжил за него:

— Ты можешь с нами поговорить. Обо всём. Мы выслушаем.

Юнги кивнул.

— Да. Может, мы и не в курсе тягот славы, но по поводу всего остального... — Он придвинулся ближе и ткнул Намджуна в грудь. Намджуну показалось, что его ударили. — По поводу того, что творится здесь — мы точно понимаем.

— Так что мы рядом, — закончил Хосок. — Если захочешь.

Это было неловко и странно, но так искренне, что Намджун ощутил прилившие к глазам жгучие слёзы. Заморгал, пытаясь их сдержать, и выдавил робкую улыбку.

— Спасибо. Вы... читали статьи?

Его коробило от части напечатанных вещей, от допущений и обвинений, которые выдвигались в его адрес. Он ненавидел саму мысль, что Юнги и Хосок это всё читали.

— Нет, — к счастью сказал Хосок. — Нет. Только одну. Скандальную.

Что означало, что он, вероятно, видел фотографию. Ту, где Намджун и Джексон целовались в полумраке ресторана — так глупо и беззаботно.

— Нам всё равно, что о тебе говорят, — поддержал Юнги.

Намджун кивнул. Ему хотелось попросить Юнги починить его, как он всегда чинил сломанные двери и мебель в их общежитии. Как собирал по кусочкам Намджуна в тяжёлые времена, склеивал вместе, заверяя, что они со всем справятся. Хотелось выдрать из груди кровавое месиво сердца и протянуть Юнги, чтобы тот его сшил.

Поэтому он сюда и приехал. Это было не просто отчаяние и желание снова их увидеть, но и глупая настойчивая надежда, что они смогут его исцелить.

— Спасибо, — повторил он.

Хосок сочувственно и понимающе улыбнулся и потянул за собой на выход.

Только когда они почти добрались домой, Намджун понял, с чего бы хотел начать.

— Я его не любил, — сказал он, когда они шли по улице, ведущей к дому. — Я хотел бы. Может... может, и получилось бы со временем. Но я его не любил.

— Это нормально, — успокаивающе заверил его Юнги.

Намджун покачал головой, чувствуя, как грудь разрывает от сдерживаемых чувств.

— Разве? Не лучше ли было, если бы я хотя бы его любил? Если бы... если бы выбрал его. Мы прошли бы через всё это вместе, как в идиотской дораме. А вместо этого я разрушил обе наши карьеры ради чего-то столь незначительного. Ради ерунды.

— Это не ерунда, — возразил Хосок с неожиданной пылкостью. — Человек, с которым ты пошёл на свидание, совсем не ерунда.

— Нет, — всхлипнул Намджун, проглатывая очередную волну подкативших слёз. — Нет, ерунда. Я семь грёбаных лет держал себя в руках, а потом совершил безрассудство и облажался. Испортил жизнь и ему тоже.

— Он выбрал пойти с тобой на свидание, — подчеркнул Юнги, такой невыносимо добрый, такой честный. — Думаю, он знал, во что ввязывается.

— Но это я его поцеловал. — Намджун обхватил себя руками.

Он даже не помнил, зачем это сделал — просто перегнулся через стол и прикоснулся губами. Может, думал, что в уголке уединённого ресторана они в безопасности. Может, на какое-то ужасающее мгновение забыл, что он Рэп Монстр, а не просто Ким Намджун. Может, ему просто чересчур сильно захотелось. Всё это было неважно, на самом-то деле. Он это сделал, и это была вторая самая большая ошибка в его жизни.

Первая, в лице двух человек, стояла сейчас прямо перед ним, и на лицах обоих читалось одинаковое ласковое беспокойство.

— Я его поцеловал, — повторил Намджун, — и это было глупо.

— Возможно, — пожал плечами Юнги. — Возможно, тебе не стоило делать это на публике, но то, что ты хотел его поцеловать — это вовсе не глупо, Намджун.

— Верно, — согласился Хосок, сжимая руку Намджуна своей в перчатке. — Это совсем не глупо.

На улице было холодно, с каждым словом в воздухе зависали облачка пара. Намджуну казалось, он окоченел до самых костей. Хотелось, чтобы получилось заплакать. Или хотя бы закричать.

— Я не отвечал родителям, — сказал он. — Сбрасывал звонки, а потом сбежал в другую страну. Они... они, должно быть, считают меня ужасным сыном. Я просто позорище, и...

— Хватит, — перебил Юнги. Положил ладонь ему на щёку, и от этого тепла в горле тут же пересохло и дыхание сбилось. — Хватит, Джун-а.

Джун-а.

Никто не звал его так уже семь лет.

Джун-а.

Он не думал, что когда-нибудь ещё услышит это обращение от Юнги. Он жаждал этого, понял он сейчас, и его начало ломать, схлопывать, будто внутри росла чёрная дыра. Хосок обнял его за талию — теперь они с Юнги оба его удерживали.

— Я знаю, — сказал Хосок, — знаю, как это сложно. Очень сложно. Не скажу за твоих родителей, но для меня ты никогда не будешь позором. Уж точно не из-за этого.

— Ты не должен так говорить, — всхлипнул Намджун. — Только не после того, что я...

— Хватит, — снова оборвал Юнги. — Никакой больше вины. Я себе сейчас задницу отморожу, и вообще уже поздно. Идём домой. Поговорим там.

Они отпустили Намджуна, и ему тут же показалось, что он снова тонет. Он не знал, хочет ли продолжать разговор. Или вообще думать. Пойти бы просто спать, как Рип ван Винкль, и проснуться через двадцать лет, когда люди позабудут его имя.

Может, Хосок и Юнги почувствовали это, потому что дома не стали на него наседать. Хосок вывел Холли погулять, а Юнги пошёл на кухню делать чай.

— Снова штучки от бессонницы? — спросил Намджун, и Юнги грустно улыбнулся.

— Подумал, что тебе понадобится.

— Правильно подумал.

На сей раз Юнги протянул ему чашку с Райаном, и Намджун удивлённо усмехнулся.

— Нашёл на гаражной распродаже — одна кореянка неподалёку отсюда переезжала, — тихо пояснил Юнги, не вдаваясь в подробности.

Намджун не нашёл в себе сил спросить, купил ли Юнги эту чашку, потому что она напомнила ему о нём, но в груди вспыхнула крохотная искорка надежды. Надежды, которой он не чувствовал уже давно.

Вернулся Хосок, отдал вертящегося Холли Юнги в руки и поцеловал его в макушку.

— Я в душ. Скоро буду.

— Есть горячая вода, если хочешь чай, — пробормотал Юнги, сжимая ладонь Хосока.

Тот благодарно угукнул и исчез в коридоре. Юнги заворковал с Холли, устроил его поудобнее на своих коленях, и в итоге тот улёгся, зарывшись носом в сгиб его локтя. Юнги перевёл взгляд на Намджуна.

— Я уже достаточно сказал, но если ты захочешь ещё о чём-то поговорить...

— Всё нормально. — Намджун чувствовал себя опустошённым, словно кто-то взял ложку и вычерпал всего его внутренности. — Просто чувствую себя глупо из-за того, что боюсь начать со всем разбираться. Из-за того, что прячусь. И всё равно не хочу разбираться.

— Что твоя компания предлагала сделать? — спросил Юнги.

— Отрицать. — Намджун пожал плечами. — Притвориться, что в ресторане был кто-то другой. Свалить всё на Джексона. Что угодно, лишь бы отвести подозрения от меня.

— И ты отказался?

— Ага. — Намджун крепче сжал кружку, обжигая ладони. — Я не хотел... не хочу снова сркываться. Я ужасно боюсь, но... — Он не знал, как объяснить. Что сказали бы люди, узнав, что мастер слова Рэп Монстр не может составить простое предложение. С музыкой было куда легче, пусть он уже сто лет не писал ничего, что чувствовал бы полностью своим.

— Так... ты предпочитаешь исключительно мужчин? — всё так же мягко спросил Юнги.

Намджун не успел ответить — скрипнул паркет, и в гостиную вернулся Хосок. Он переоделся в пижамные штаны и мешковатую футболку, и теперь вытирал волосы полотенцем.

— Я помешал? — с улыбкой спросил он. — Простите.

Намджун покачал головой. Хосок наверняка слышал последнюю фразу.

— Нет, я просто отвечал на вопрос Юнги. Я... я гей.

Юнги и Хосок не выглядели обеспокоенными.

— Тоже гей, — сказал Юнги, указывая на себя.

— Би. — Хосок постучал по груди пальцем.

— О.

Намджун всегда подозревал. Юнги сказал ему сам, где-то через год после того, как они познакомились — они тогда сидели поздно вечером в студии и едва сдерживали слёзы, испуганные будущим. В противовес ему Хосок хранил молчание, не способный настолько же сильно открыться, но взгляды, которые он бросал на Юнги, были совсем не платонические. Когда Намджун узнал, что они вместе, он не удивился, хотя было больно.

— Добро пожаловать в клуб, — ухмыльнулся Хосок. — У нас есть значки. И футболки. И стикеры. Можем тебя хоть целиком в радужный раскрасить, если хочешь.

Намджун к своему удивлению рассмеялся. Раньше он не мог шутить над подобным, но здесь, дома у Юнги и Хосока, где на холодильнике висел радужный магнит, а сами они не стеснялись показывать отношения на публике, Намджун чувствовал себя в безопасности.

— Не надо, но спасибо за предложение.

Хосок кивнул.

— Оно и дальше будет в силе. А теперь я предлагаю нам всем пойти спать.

— Отличная идея, — со стоном сказал Юнги. — Я завтра открываю.

Хосок забрал у него спящего Холли и улыбнулся Намджуну.

— Тогда увидимся утром. По пятницам я работаю только во второй половине дня, так что буду дома.

— Спокойной ночи, — улыбнулся Юнги.

— Спокойной ночи.

Намджун смотрел, как они удаляются к себе в спальню, тесно прижавшись друг к другу, и о чём-то тихо переговариваются.

Едва дверь закрылась, он откинул голову и прижал ладонь к груди, пытаясь успокоить тревогу.

Вот вам секрет: их всегда было двое. Может, именно это тогда так сильно испугало Намджуна. Что он так сильно хотел их обоих, что болело сердце. Что это было куда больше, чем просто желание.

Тогда он собрал все эти чувства и засунул их в ящик где-то на задворках собственного разума, но они никуда не делись. Иногда они просачивались наружу, заполняя все его мысли. Иногда к горю добавлялась свинцовая тяжесть тоски, отчего дышать становилось ещё труднее. Однажды он услышал португальское слово «saudade». Оно описывало глубокую меланхолическую тоску по чему-то или кому-то, кого не было рядом. Кого ты любил. Кто больше никогда не вернётся.

Он испытывал эту тоску сейчас, лёжа на кровати в гостевой спальне. Чувствовал, как снова открывается тот ящик, и позволил себе буквально на мгновение представить, как лежит между ними, ощущая с обеих сторон их тепло.

Чувствуя себя желанным.

Следующим утром он сидел на диване, завтракал хлопьями и слушал рассказы Хосока об учениках. Сегодня ещё яснее было видно, как он любит то, чем занимается, пусть порой это разбивало ему сердце, пусть порой не всем получалось помочь. Но часть ребят ходила к нему заниматься танцами; они звали его Хоби, а значит, занимали особенное место в его сердце.

Днём ему нужно было на работу, но он проинструктировал Намджуна, как добраться в ресторан Юнги, и посоветовал обязательно там пообедать. Так, Намджун снова очутился в автобусе, который привёз его на Рузвельт Авеню. «Let’s Meat» на поверку оказался куда более симпатичным, чем Намджун себе представлял, услышав название. Интерьер внутри был современный и слегка пижонский, дополненный традиционными штрихами. На полках стояли растения, на стенах висели репродукции исторических картин. Намджун тут же решил, что ему здесь нравится. Атмосфера казалась изысканной, но в то же время приватной, профессиональной, но гостеприимной. Хостес приветливо ему улыбнулась, явно не узнав, и провела к столику в углу. Слегка смутилась она, только когда он неловко объяснил, что будет один.

Она принесла ему обеденное меню, в котором в том числе были гамбургеры и отдельные блюда, и вернулась за стойку. Он как раз пытался решить, стоит ли взять кимчи-бургер, когда рядом раздался глубокий голос:

— Вау, Чимин не шутил.

Намджун вскинул голову и увидел высокого элегантного парня. Очень знакомого к тому же. Пацан номер три, понял он. Тэхён. У него были ярко-бирюзовые волосы, гармонирующие с серьгами в обоих ушах и контрастирующие с чёрно-белой униформой официанта. Глаза за очками слегка распахнулись в удивлении, но он хотя бы реагировал спокойнее, чем Чонгук.

— Я вроде как... пытаюсь быть незаметнее, — сказал Намджун с умоляющими нотками в голосе.

— Не волнуйтесь, Намджун-щщи, — улыбнулся Тэхён, — тайна вашей личности в безопасности. У меня просто будет долгий разговор с Юнги о том, что считается «важными деталями», когда речь идёт об информации.

— Думаю, он просто хотел меня защитить, — возразил Намджун, испытывая странную потребность вступиться за Юнги, пусть даже Тэхён просто шутил.

— И всё же было бы здорово, если бы он предупредил, — сказал Тэхён. — Чонгук чуть не умер.

Намджун скривился, вспомнив об этом, и Тэхён рассмеялся — низко и открыто.

— Простите, Намджун-щщи, я просто шучу. Что вам принести?

Он щёлкнул ручкой, приготовившись записывать. Намджун решил: к чёрту, и заказал кимчи-бургер и колу.

— Отличный выбор, — похвалил Тэхён, и к счастью, прозвучало это очень уверенно. — Принесу вам напиток.

Он ушёл, и Намджун облегчённо выдохнул, разглядывая ресторан более внимательно. Попытался представить здесь Юнги. Представить, как Юнги работал над дизайном, как, должно быть, им гордились родители, когда ресторан открылся. Получалось не очень — было сложно вообразить Юнги без музыки, но Намджун подумал, что со временем привыкнет.

На стол опустилась бутылка колы, и он снова вскинул голову. Но вместо Тэхёна напиток ему принёс красавчик-совладелец, который в реальной жизни выглядел ещё более сногсшибательно. Боже, да с такой внешностью из него бы вышел великолепный айдол. Или дорамная звезда. Он и выглядел так, словно сошёл с экрана, пусть даже его лицо покраснело от кухонного жара.

— Привет, — поздоровался он, по крайней мере, без особого удивления. — Вы Намджун.

— Да, — кивнул Намджун, гадая, что происходит.

— Я Сокджин. — Красавчик-совладелец протянул руку.

— Приятно познакомиться, Сокджин-щщи, — ответил на рукопожатие Намджун. Ладонь оказалась грубой и мозолистой. — Классный ресторан.

— Спасибо, — поблагодарил Сокджин. — Мы оба гордимся. Юнги, правда, продолжает настаивать, что название ужасное, но он врёт. Не слушайте его.

— Отличное название, — заверил Намджун, и Сокджин просиял улыбкой.

— Скажите? Я рад, что хоть кто-то способен распознать мой гений.

Кто-то рядом кашлянул, и Намджун увидел позади Сокджина Юнги со скрещёнными на груди руками. На нём была униформа шефа.

— Хён, хватит уже приставать к посетителям.

— Ай, не вини меня, Юнги-я, — сказал Сокджин и поднялся из-за стола. — Я должен был увидеть человека, о котором ты трещал без умолку.

Глаза Юнги расширились.

— Хён!

— Мне не нравится, что придётся сражаться за твоё внимание ещё с кем-то, помимо Хосока, Юнги-я, — подмигнул Сокджин.

— О господи. — Юнги закрыл лицо рукой. — Хватит. Возвращайся на кухню.

— Да. — У стола возник Тэхён с заказом Намджуна. — Если ты хотел мою работу, мог просто сказать, хён. Мне бы не помешала зарплата побольше.

— Ты изгнан из кухни не просто так, Тэ-я, — пробормотал Юнги, не отнимая ладони от лица.

— И никому так не идёт форма официанта, как тебе, — снова подмигнул Джин.

Тэхён хмыкнул и игриво улыбнулся.

— Это правда. И никто так стильно не надевает униформу, как ты, хён.

— Конечно. — Сокджин стряхнул с плеча невидимую пылинку. — Никто и не снимает униформу так стильно, как я. В конце концов...

— Хватит, — перебил Юнги, отбирая у Тэхёна еду Намджуна. — Идите танцуйте свои брачные танцы где-нибудь в другом месте.

— Это не... — вспыхнул Тэхён.

— Мы просто... — начал было Сокджин, но Юнги подтолкнул его в спину.

— Прости, — вздохнул Юнги, когда они ушли, и поставил перед Намджуном тарелку. — Если бы я знал, что ты придёшь, я бы их держал их на привязи.

— Всё нормально, — заверил Намджун. Во всяком случае эта сценка хорошо его отвлекла. — Они мне нравятся.

— Поверь мне, скоро ты пожалеешь об этих словах, — проворчал Юнги, но Намджун расслышал за его словами нежность.

Юнги не подпускал людей настолько близко, если они не были достойны его любви, и это единственная характеристика, которая Намджуну была нужна. Сокджин и детишки — хорошие люди. Намджун был рад, что они у Юнги есть. Что Юнги улыбается вот так — широко и мягко — стоя в ресторане, который создал с нуля. Этим можно было гордиться.

Намджун всегда желал ему этого: быть счастливым, быть свободным от внутренних демонов, которые разрывали его на куски. Он с облегчением понимал сейчас, что не разрушил жизнь Юнги своим эгоизмом.

— Я так рад, — не сдержался Намджун. — Рад, что у тебя всё нормально.

Юнги бросил на него удивлённый взгляд. Они никогда не говорили об этом — о депрессии, ненависти к себе, тревоге. Даже когда стоило бы.

— Лучше, чем нормально, — сказал Юнги. — У меня всё хорошо. Я... начал ходить на терапию, когда переехал сюда. В колледже. И принимаю таблетки. Это очень помогает.

— Я рад, — повторил Намджун. Он тоже думал о том, чтобы пойти на терапию. Из-за пустоты. Меланхолии. Алкоголя, который стал его незаменимым костылём. Но слишком боялся, что информация выйдет наружу и навредит его репутации.

Теперь это уже не должно его беспокоить.

Юнги согласно кивнул.

— Могу дать контакты, — сказал он. — Если захочешь с кем-то поговорить. Пока ты здесь.

— Спасибо. — Намджун был тронут. — Я подумаю.

— О большем и не прошу, — ответил Юнги и поднялся из-за стола. — Лучше мне вернуться, пока они там на кухне ничего не сожгли. Оставайся, сколько захочешь. Еда за счёт заведения.

— Юнги... — запротестовал Намджун. Им с Хосоком стоило бы перестать тратить на него деньги.

— За счёт заведения, — твёрдо повторил Юнги.

«Я этого не заслуживаю», — хотелось сказать Намджуну, но он знал, что с Юнги бесполезно спорить, когда у него такое выражение лица. Так что он просто вздохнул и ответил:

— Ладно. Спасибо.

— Хорошо. И, Намджун-а, — сказал Юнги, теребя рукав униформы. — Ты... можешь звать меня хёном, если хочешь. Я не против.

Намджун еле сдерживался, чтобы удивлённо не пялиться.

— Могу?..

Юнги кивнул.

— Я всё ещё твой хён, ясно? Хочу им быть. Всё нормально.

«Не придавай этому слишком большое значение», — напомнил себе Намджун.

— Хорошо, хён, спасибо.

Юнги снова кивнул.

— Увидимся вечером, — сказал он и сбежал на кухню, не оглядываясь. Намджун судорожно выдохнул, отчасти шокированный, отчасти сбитый с толку, и сосредоточился на еде.

Кимчи-бургер оказался действительно вкусным, и Намджун устыдился, что не поверил в кулинарные способности Юнги. Ещё он оставил щедрые чаевые Тэхёну, которые тот принял с излишне драматичными поклоном и подмигнул Намджуну на прощание.

Он вернулся домой, чувствуя себя странно, когда вставлял в замок ключ, который ему утром дал Хосок. Как будто бы он на самом деле здесь живёт, думал Намджун, когда выпускал Холли во двор и мыл посуду, оставленную Хосоком после завтрака. Как будто бы ему здесь было место.

Остаток дня он провёл в раздумьях, беря с полок случайные книги Юнги и листая их; доставал телефон с целью зарядить, но убрал его обратно. Он был не в силах сдержать меланхолию, опустившуюся на плечи знакомым недружелюбным одеялом. В итоге Намджун просто лёг на диван, позволив Холли уснуть у себя на животе, и принялся пялиться на вентилятор на потолке. Так его и нашёл Хосок, вихрем ворвавшийся через заднюю дверь.

На улице начался снег, и Хосок добродушно жаловался на холод, пытаясь поймать приветствующего его Холли. А потом он заметил Намджуна и сказал:

— Не-а.

— Что? — спросил Намджун.

— Хватить хандрить. — Хосок плюхнулся на диван и спихнул ноги Намджуна на пол. — Вставай.

Намджун с усталым стоном поднялся, но любопытство пересилило.

— Что мы будем делать?

Хосок подошёл к книжному шкафу и принялся рыться на самой нижней полке. Похоже, там хранились настольные игры, потому что вернулся Хосок с кучей ярких цветных карточек.

— Играл когда-нибудь в «Уно»?

— Нет. — Намджун не помнил, когда в последний раз играл в какие-нибудь физические игры.

— Лучше, когда людей больше, — сказал Хосок, — но правила очень простые.

Он достал из холодильника бутылку вина и налил Намджуну в кружку.

— Классика, — поддразнил Намджун, и Хосок выразительно подвигал бровями.

Они убрали всё с журнального столика и уселись на пол, скрестив ноги. Холли лениво наблюдал за ними с дивана, пока Хосок излагал правила игры.

Когда Юнги вернулся домой, слегка опьяневший от вина Намджун во всё горло кричал «УНО!», а раскрасневшийся Хосок безудержно хихикал.

— Только когда у тебя одна карточка! — сказал он, хлопнув ладонью по столу. — Одна, Джуни.

— Я думал, у меня и осталась одна! — запротестовал Намджун. — Я не видел, что другая свалилась мне на колени.

— Ты ужасный обманщик, — засмеялся Хосок.

— Это не новость, — сказал Юнги, подходя наконец ближе. В руках он держал пакеты с вкусно пахнущей едой и мягко улыбался.

— Привет, детка, — Хосок откинул голову на диван и улыбнулся Юнги. — Ты дома.

— Дома, — ласково ответил тот. — А ты всё так же легко пьянеешь, Соки.

— Ага, — согласился Хосок. — Но если во мне будет немного еды, то всё нормально.

— К счастью, еда у меня есть, — Юнги покачал пакетом.

Намджун неуклюже поднялся и замахал на протесты Юнги:

— Я хочу помочь.

Он достал из шкафчика тарелки и палочки, а Юнги распаковал еду и наложил каждому щедрую порцию риса с мясом и овощами.

— Повеселились сегодня? — спросил он.

Намджун кивнул.

— Я слишком много хандрил. По словам Хосока.

— Вероятно, он был прав.

— О, ещё как прав. Я хреново играю в Уно, но было весело.

— Хорошо, — мягко сказал Юнги. — Тебе стоит веселиться время от времени, Намджун-а.

— Кажется, я позабыл, как это делается, — признался Намджун.

— Не переживай. Этому можно снова научиться.

Они вернулись в гостиную к Хосоку с новой бутылкой вина и кружкой для Юнги и сменили «Уно» на «Колонизаторов» — об этой игре Намджун тоже никогда не слышал. Но ему понравилась стратегия, и суть он уловил куда быстрее, чем в скором на реакцию «Уно». Вскоре он выпил ещё пару кружек вина и теперь торговался с Юнги за цену на овец.

— Я не дам тебе больше одной пшеницы, — настаивал Юнги, с подозрением глядя на Намджуна.

— Но пшеница тебе выпадает буквально через каждый ход, — запротестовал Намджун. — А у меня уже десять ходов её не было.

— Пять, — возразил Юнги.

— У тебя шесть карточек с пшеницей, хён, можешь и двумя обойтись!

— И позволить тебе выиграть?

— До победы мне ещё очень далеко, я просто хочу построить хоть одно дурацкое поселение.

— Я знал, что вы оба будете, как дети, — сказал Хосок, закатывая глаза, но его голос звучал счастливо, а не осуждающе. — Просто дай ему карточки с пшеницей, Юнги-я.

Юнги поворчал, но карточки отдал. Намджун, хихикая, выиграл партию пять ходов спустя, и оставшиеся карточки Юнги высыпал ему на голову. В груди пело и пузырилось счастье, напряжение ушло, и он хотел, чтобы это никогда не заканчивалось. Хотел остаться здесь навсегда: с ноющим по поводу его обмана Юнги, с засыпающим на плече Юнги Хосоком.

Он никогда больше их не отпустит.

В следующие пару недель в его жизни появилась рутина. Он спал больше, чем за прошлые несколько лет. Слонялся по дому Юнги и Хосока. Ходил с Холли на долгие прогулки по окрестностям. Садился на поезд до Манхэттена и терялся на переполненных улицах, наслаждаясь чувством анонимности.

На второй неделе он спросил у Юнги:

— Твои родители знают?

— О нас с Хосоком? — уточнил Юнги, не донеся ложку с хлопьями ко рту. Намджун кивнул, и Юнги отодвинул тарелку. — Да. Знают.

— И как... как они это приняли?

— Сначала были в шоке. Не говорили ничего больше недели. Тогда я уже жил здесь, и такое молчание в эфире сводило меня с ума. Потом позвонил отец. И спросил, счастлив ли я. С Хосоком. Делает ли он меня счастливым. Я сказал, что да. Тогда он смирился. Маме понадобилось больше времени — думаю, она и сейчас иногда переживает. Но она старается. Если честно, это уже больше, чем я ожидал. В прошлом году она даже пригласила Хосока на Чусок, когда мы приезжали погостить.

— А родители Хосока?

Юнги вздохнул.

— Думаю, его мама и так подозревала. Она не выглядела удивлённой, когда он ей рассказал. Только настояла, чтобы я позаботился о её сыне. Отец... не такой поддерживающий. Но, думаю, он тоже старается. Как моя мама. Он вежлив со мной, никогда не говорит ничего плохого или обидного. Но Хосок его единственный сын. Думаю, ему придётся распрощаться с надеждами и ожиданиями, понимаешь? О том, каким, по его мнению, должен быть Хосок.

— Было сложно? — спросил Намджун, обдумывая услышанное. — Сказать им.

— Самое страшное, что я в своей жизни делал, — без колебаний ответил Юнги. — Я... наверное, с моей стороны было нехорошо так делать, но я выждал. Дождался окончания колледжа. И когда дела у ресторана наладились. Я хотел стать успешным, чтобы признаться им. Думал, что это каким-то образом поможет. Заставит... заставит их выслушать. Понять, что это не плохо. Что Хосок — лучшее, что случилось со мной в жизни, и любить мужчину — не значит разрушить шансы на успех или ещё что-то в таком же духе. Думаю, они чувствовали себя немного преданными, потому что у меня был партнёр пять лет, а я им не говорил. Но... я не жалею.

В словах Юнги был смысл. Намджун думал поступить примерно так же, вот только выбор сделали за него.

На следующий день он позвонил родителям. Сел, сгорбившись, за обеденный стол, и крепко прижал телефон к уху. Он зашёл через старый аккаунт в какаотоке в надежде, что мама знает, как принять вызов.

Она ответила на втором гудке.

— Намджун?

— Привет, мама, — дрожащим голосом сказал он. — Прости, что не позвонил раньше.

— Ох, Намджун-а, мы так волновались.

— Знаю. — Намджун заморгал, прогоняя навернувшиеся слёзы. — Знаю, прости, я просто... я не мог... Мне нужно было сбежать...

— Где ты?

— В Нью-Йорке. Я... с Хосоком и Юнги.

— С Хосоком и Юнги? — удивлённо переспросила мама.

— Ага. Они теперь здесь живут. Я остановился в их гостевой спальне. Ещё... ещё на какое-то время. — Он сглотнул, поёрзав на стуле. — И прости меня. Что не сказал ничего... что не сказал тебе раньше. Я... боялся. Не хотел тебя разочаровать, а теперь... теперь я всё испортил. Прости меня.

— Намджун-а, — оборвала его мама, и в её голосе было только сочувствие. Любовь. — Намджун-а, всё, чего я в этой жизни хочу, это чтобы ты был счастлив. В тебе так много любви. Мне всё равно, кому ты её подаришь, лишь бы человек был хороший. Лишь бы он был хорошим для тебя. И не слушай те ужасные вещи, что говорят о тебе глупые медиа. Карьера не должна быть важнее твоего счастья.

— Омма, — сдавленно прошептал Намджун, не способный сказать больше ничего. Как бы ему хотелось сейчас её обнять. — Омма...

— Всё наладится, Намджун, — сказала она. — Мы с папой любим тебя. И всегда будем тобой гордиться, что бы ты ни решил делать. И с кем бы ни решил встречаться.

— Я очень сильно вас люблю, — сказал Намджун, вытирая лицо. — Очень, очень сильно. Простите меня.

— Всё хорошо. Скажи Хосоку и Юнги, чтобы хорошо о тебе позаботились. И звони почаще. Но не возвращайся, пока не будешь готов.

— Хорошо. Хорошо, я буду, обещаю.

— Хорошо. Мне нужно идти, но позвони попозже, ладно? Папа тоже хочет услышать твой голос.

— Позвоню. Люблю тебя.

— И я тебя люблю.

Он повесил трубку, положил телефон на стол и впервые всхлипнул. Наконец-то пришли слёзы. Он закрыл руками лицо и заплакал, громко, не сдерживаясь, стараясь не думать о том, как глупо плакать, даже не зная точно, по какой причине. От облегчения, возможно, что у него самые поддерживающие родители в мире? От горя, что части своей жизни он лишился навсегда? От страха перед будущим? Может быть, это и неважно. Может, ему просто нужно было поплакать.

Внезапно его плечи обвили руки, а к макушке прислонилась щека. «Хосок», — подумал он тем краешком сознания, что не был занят слезами. Это Хосок его обнял.

— Всё хорошо, — мягко сказал Хосок. — Я с тобой, Джун-а. Я с тобой.

«Пожалуйста, — подумал Намджун, крепко обнимая его в ответ. — Не отпускай меня, пожалуйста».

И Хосок не отпустил — до тех пор, пока слёзы полностью не высохли, а рыдания не утихли.

— Ты не против компании? — в начале третьей недели спросил Юнги, прислонившись к кухонному островку. Намджун готовил кофе.

Юнги был взлохмаченный со сна, с хриплым голосом и острыми ключицами, выглядывающими в вороте футболки. Намджун старался не пялиться — как старался снова запечатать коробку с чувствами. Потому что если он не мог получить обоих в восемнадцать, то определённо не мог получить сейчас.

— Что за компания?

— Обычно по средам у нас семейный ужин. Приходят дети и Джин, если есть, кому подменить его в ресторане. Иногда бывают ещё Хвиин и Хёджин, но думаю, начнём пока с детей. Прошлые пару раз мы пропустили, потому что не хотели тебя перегружать.

Намджун открыл было рот, но Юнги ткнул в его сторону палочкой.

— Не-а. Никакого чувства вины. И ты можешь отказаться, если для тебя это пока слишком.

— Нет, — решил Намджун. — Вы должны их пригласить. Я только за.

— Хорошо. — Юнги улыбнулся краешком губ. — Потому что они не перестают о тебе спрашивать.

— О нет.

— Не переживай, — в кухню вошёл Хосок, поцеловал Юнги в щёку и подмигнул Намджуну. — Я заставлю их вести себя хорошо.

Вечер среды превратился в едва контролируемый хаос. Дети пришли все вместе ровно в шесть и ютились на крыльце под снегом, пока Юнги не впустил их, бормоча «то есть, теперь вы своим ключом не пользуетесь?», а Холли принялся возбуждённо нарезать круги под ногами.

— Ты сказал нам вести себя вежливо, — чопорно заметил Чимин, впихивая бутылку соджу Юнги в руки. — Рад снова вас видеть, Намджун-щщи.

— Вы выглядите лучше, — провозгласил Тэхён, разматывая с шеи здоровенный шарф. — Менее уныло.

— Простите, что едва не умер у вас на глазах. — Чонгук выглядел так, будто едва удерживался от поклона. Вместо этого он подхватил Холли на руки и поморщился, когда тот принялся облизывать его лицо. Впрочем, ничего, чтобы его остановить, Чонгук не предпринимал.

— Всё нормально, — ласково сказал Намджун. — Правда. Приятно вас всех снова увидеть.

Хосок выглянул из кухни.

— Да-да, мы все рады, что вы тут. А теперь помогите мне.

— Хён раскомандовался, — проворчал Чимин, но пошёл на кухню. Тэхён и Чонгук последовали за ним.

— Как это произошло? — спросил Намджун у Юнги, когда они остались одни в гостиной. Ему было любопытно с тех самых пор, как Хосок упомянул случайное усыновление.

Юнги пожал плечами.

— Тэхёна я знал ещё в Тэгу. Наши семьи жили рядом и поддерживали связь даже после того, как я переехал в Сеул. Он узнал, что я в Нью-Йорке, и написал, попросил дать совет, как сделать то же самое — поступить здесь в колледж. Следующее, что я помню, — как я забирал из аэропорта его и двух других, а теперь у них какого-то чёрта есть ключ от моего дома, и они съедают всю мою еду.

— Ты не выглядишь расстроенным, хён, — сказал Намджун безо всякого удивления. Глубоко в душе Юнги всегда был очень заботливым. Всегда присматривал за ним и Хосоком и другими трейни в компании, хотя ему было не менее трудно.

— Так и есть, — без колебаний ответил Юнги, снова пожимая плечами. — Думаю, им нужен человек, который говорит, что это нормально — быть теми, кем они хотят. — Он одарил Намджуна понимающим взглядом. Намджун постарался не ёрзать. — Нам этого не хватало, когда мы были подростками.

— Ага, — согласился Намджун, потому что бессмысленно было отрицать. — А Тэхён тоже?.. — Он неловко замолчал, гадая, не слишком ли личным вышел вопрос.

— Не натурал? — улыбнулся Юнги, и Намджун кивнул. — Ага. Они с Сокджином флиртуют напропалую уже год. Однажды вытащат головы из своих задниц и начнут встречаться. Тогда я наконец обрету покой.

Намджун рассмеялся, и Юнги улыбнулся шире.

Именно в этот момент из кухни появился Чонгук.

— Хоби-хён сказал прекратить стоять без дела и накрыть на стол.

— Раскомандовался, — пробормотал Намджун, повторяя недавние слова Чимина, и Юнги хихикнул.

— Пойдём, лучше сделать, как он говорит.

— Обычно на семейных ужинах готовит он? — спросил Намджун.

— Ага. Меня не пускают на кухню, раз уж я много готовлю в ресторане. Детей тоже привлекаем.

Конечно же, на кухне царил шум и гам. Хосок стоял у плиты, надев фартук в цветочек поверх зелёного свитера. Рядом втиснулся Чонгук, помешивая лапшу в большой кастрюле. Он тоже где-то раздобыл фартук — чёрный, с надписью «ох, блин!» белым шрифтом спереди. Тэхён и Чимин за кухонным островком спорили, как правильно нарезать лук.

Юнги протиснулся мимо них, взял тарелки, чашки и палочки и передал Намджуну, который остался стоять в дверях ради собственной безопасности. Отчего-то он сомневался, что находиться рядом с Тэхёном и Чимином с ножами в руках — хорошая идея.

— Тэ, какого чёрта ты делаешь? — спросил Чимин.

— Вот так надо нарезать овощи.

— Нет, не так. Слишком большие куски.

— Тогда, может, сам нарежешь?

— Или ты воспользуешься шансом и научишься нормально нарезать.

— Или вы перестанете спорить и нарежете их уже наконец. Они нужны для супа, — сказал через плечо Чонгук. Оба наградили его обиженными взглядами, которых он не увидел, потому что снова повернулся к плите.

Намджун с трудом удержал смех.

Каким-то образом, несмотря на хаос, удалось приготовить ужин без особых происшествий и накрыть на стол, не разбив посуду. Стол не был рассчитан на шестерых, но каким-то образом им удалось уместиться, тесно сгрудившись — Чимин уселся Чонгуку на колени, несмотря на жалобы, что так тот не сможет есть.

— Или я сижу, или каждый раз, как я буду подносить вилку ко рту, Тэ будет прилетать локтем в лицо, — пояснил Чимин.

— Ну, спасибо за заботу о моём здоровье, Чимини. — Тэхён принялся за еду.

Чонгук вздохнул и лишь покрепче обнял Чимина за талию. Тот самодовольно улыбнулся.

Намджун оказался зажат между Хосоком и Юнги, болезненно опасаясь навредить кому-то своими неуклюжими конечностями. Едва ли он когда-либо бывал на подобном ужине. По крайней мере, вспомнить не мог. Все оживлённо галдели, ведя несколько разговоров одновременно. Намджун узнал, что Тэхён изучает изобразительное искусство (что совсем неудивительно) и подыскивает выпускную программу в университете Нью-Йорка — хочет реставрировать картины в музее. Все трое детишек ныли о грядущих экзаменах и куче проектов, в которых тонули; сплетничали о ресторане и том, у кого был самый стрёмный посетитель (победил Чимин с женщиной, которая не поняла концепт хотпота и ушла, не заплатив — уже после того, как Чимин принёс большую часть её еды); Хосок рассказал о нескольких ребятах, за которыми присматривал — один из них на этой неделе пришёл в его танцевальный класс, и ему понравилось. Юнги, как выяснил Намджун, каждую вторую субботу преподавал игру на фортепиано в центре Хосока — у него тоже появился новый ученик, не шибко умелый, но способный.

(Какое облегчение было услышать, что музыка осталась в жизни Юнги).

Намджуну особо нечего было добавить к разговору, пока Чимин не склонился к нему поближе и спросил:

— Итак, Намджун-щщи, как вам Нью-Йорк?

— Точно, — пробормотал с набитым ртом Тэхён, — какое у вас тут любимое место?

— Следи за манерами, — проворчал Юнги, и Тэхён состроил ему рожицу. Юнги в ответ показал ему язык.

— Мне здесь нравится, — ответил Намджун, неловко стушевавшись от количества устремлённых на него взглядов. — Совершенно другое ощущение, чем от Сеула. Больше похоже на бурлящий котёл, пожалуй. Как бы банально это ни звучало. Но мне это и нравится.

— И мне, — влез Чонгук. Сейчас он выглядел намного расслабленнее, чем раньше. — Когда идёшь по Квинсу, слышно столько разных языков. Перестаёшь чувствовать себя не на своём месте.

Тэхён кивнул.

— Это как совершить кругосветное путешествие буквально за пару кварталов.

Они продолжили атаковать Намджуна вопросами: спрашивали, где он успел побывать в городе (в основном, в Квинсе и на Манхэттене), какое его любимое место (Центральный парк), скучает ли он по Сеулу (иногда). Они не спрашивали ничего о статье, Рэп Монстре, его планах на будущее и о том, откуда он, собственно, знаком с Хосоком и Юнги, и Намджун был благодарен за это.

После ужина они всей толпой переместились в гостиную, прихватив соджу, и разложили Монополию. Намджуна назначили банкиром, а остальные начали сражение за территории. Юнги спокойно строил империю из Парк Плэйса и Боардвока и выкачивал деньги из остальных, Чимин и Чонгук сражались за парки, а Тэхён и Хосок потихоньку скупали оставшиеся дешёвые территории.

В конце концов победил Хосок — просто из-за количества купленных им земель. Пока он исполнял дурацкий победный танец, остальные смеялись и переругивались. Намджун наблюдал за ними с разливающимся по венам теплом, которое не имело ничего общего с алкоголем.

Это было похоже на дом, на семью, и впервые за очень долгое время Намджун был именно там, где хотел быть.

Конечно же, ничто хорошее не длится вечно, и когда утром сонный и с похмелья Намджун выбрался на кухню, он застал готового к выходу на работу Хосока с телефоном в руке.

— Прошу прощения, — формально и слишком вежливо сказал он, — откуда у вас этот номер?

Земля ушла у Намджуна из-под ног — там, где только что была кухня, разверзлась бездна. Хосок бросил на него уверенный твёрдый взгляд.

— Нет, — подчёркнуто спокойно сказал он. — Его здесь нет. Не знаю, почему вы так решили, но я не видел его семь лет. Пожалуйста, никогда больше сюда не звоните.

Он отключился, вдавив кнопку сильнее нужного. Намджун заставил себя вдохнуть, так как лёгкие уже горели огнём.

— Это был?..

— Твоя компания тебя разыскивает, — поморщился Хосок. — Каким-то образом раздобыли мой личный номер.

— Блядь.

— Нужно предупредить Юнги, — сказал Хосок, но было слишком поздно. Где-то в недрах дома раздался звонок и следом сонное бормотание Юнги. Намджун и Хосок обменялись встревоженными взглядами и поспешили в гостиную. Юнги стоял, прислонившись к стене, и хмурился.

— Нет, — ответил он куда менее вежливо, чем Хосок. — Не знаю, с чего вы решили, что моё партнёр дал вам неточную информацию, но его здесь нет. Я сто лет его не видел. Отъебитесь и не звоните сюда больше.

Он повесил трубку и для верности ещё и номер заблокировал.

— Простите, — сказал Намджун, чувствуя, как грудь сдавливает свинцовой тяжестью — до хруста костей. Последнее, чего он хотел — это втянуть их в свою неразбериху. — Это уже выходит за все рамки. Я им позвоню.

Эта идея его ужасала, но он и так игнорировал телефон целых три недели. Нужно было наконец собрать волю в кулак.

— Тебе не обязательно, — сказал Юнги.

— Мы с ними справимся, — добавил Хосок.

— Вы не должны с этим разбираться, — возразил Намджун. — Это моя проблема. — Он жёстко взъерошил себе волосы. От серебристой краски почти не осталось следа. — Я даже не знаю, откуда у них ваши телефоны, и как они догадались позвонить. Я был осторожен: не использовал ничего, что можно было связать с моей компанией, не заходил в соцсети и точно знаю, что никто из детишек ничего про меня не постил. Разве что кто-то увидел меня на улице и узнал. Чёрт, я знал, что нельзя пропадать так надолго, я просто не думал, что здесь кому-то будет дело, я...

— Хватит, — пробормотал Юнги и взял его за руку. — Всё нормально. Мы бы не звали тебя сюда, если бы не думали, что справимся.

— Всё в порядке, — добавил Хосок и похлопал Намджуна по плечу. — Мы со всем разберёмся.

— Они, скорее всего, расторгнут мой контракт, — сказал Намджун. — Или вообще подадут в суд.

«Вы оба заслуживаете лучшего», — добавил он про себя, потому что знал, что они станут возражать.

— Тогда мы и с этим разберёмся, — сказал Юнги так, словно они снова были командой. Словно они втроём варились в этом, а не Намджун ворвался в их жизнь, предварительно её сломав и разрушив их совместное будущее.

— Завтра, — добавил Хосок. — Разберёмся с этим завтра.

— Хорошо, — пробормотал Намджун, позволяя себе на мгновение побыть эгоистом. Позволяя им себя держать. — Завтра.

Chapter Text

Ни с чем Намджун завтра не разобрался. Запихнул старый телефон поглубже в шкаф, куда медленно и осторожно развесил одежду, и постарался забыть. Дело в том, что ему было страшно. Страшно уже много лет как, но сейчас особенно. Потому что он должен был хотеть вернуться: чего бы это ни стоило, собрать по кусочкам свою карьеру, извиниться перед фанатами, которые, без сомнения, были в ярости и чувствовали себя преданными, выяснить, как снова надеть привычную маску... Но он не хотел.

Он устал быть Рэп Монстром. Устал от музыки, которую больше не чувствовал своей. Устал постоянно прятаться и бояться, чувствуя, как страх липким комком собирается в желудке.

Лёжа в постели, Намджун слушал, как бормочет Юнги, готовя завтрак на кухне, как Хосок воркует с Холли, и думал, что отдал бы всё, чтобы остаться здесь: свою квартиру в Сеуле, права на всю музыку, каждую полученную награду...

И именно это, пожалуй, пугало его больше всего.

Просто представьте: вам восемнадцать, и вы наконец несётесь на всех парах к своему дебюту после двух лет вялого ползания. Вы практически чувствуете тепло света в конце длинного тёмного туннеля. Слышите крики со сцены.

Есть лишь одна ужасная проблема, с которой вы понятия не имеете как справиться. Вы смотрите на двух своих товарищей по группе — один читает рэп страстно, как пламя, а другой танцует плавно, будто вода, — и хотите их. Господи, как же сильно вы их хотите. Думаете о том, каковы на вкус их губы. Стоя под тёплыми струями душа, касаетесь себя и впиваетесь зубами в запястье, чтобы они не услышали ваших стонов, когда вы представляете, как ведёте их в постель. Представляете, какие звуки они бы издавали, как ощущалась бы их кожа под вашими руками и губами, как они бы выглядели, когда вы бы ломали их удовольствием на части и собирали воедино. Вы думаете об их удовольствии, и вас накрывает стыдом, но этого недостаточно, чтобы вы прекратили.

Засыпая рано утром в неудобном кресле в вашей студии, вы думаете о том, как повели бы их к реке и усадили на берегу. Как переплели бы свои пальцы с их. Как солнечный свет подсвечивал бы их лица золотом и тенями и, господи боже, они оба такие красивые.

Вот только эти чувства невозможны. Вам не позволено их иметь, но вы не знаете, как их остановить.

В конечном итоге у вас есть два варианта.

1. Похоронить их. Закопать так глубоко, чтобы никогда больше не найти. Месяцы, годы выходить на совместную сцену и надеяться, что эти чувства не вернутся обратно мстительными духами. Надеяться, что товарищи по группе не заметят их отблеск на вашем лице, в ваших словах или прикосновениях, которые рискуют длиться чуть дольше дозволенного. Молиться, что вы ничего не разрушите — во всех трёх жизнях — потому что не смогли совладать со своим сердцем.

2. Сбежать. Оставить их позади. Идти дальше в одиночку. Быть на сцене совершенно одиноким, но знать, что у них всё в порядке. Они могут добиваться своей мечты и без риска, что вы всё испортите.

Вы сделаете правильный выбор?

Намджун — нет.

В субботу он отправился с Хосоком за покупками. Они приехали в местный H Mart, и Хосок, взяв тележку, принялся лавировать между стеллажами. Намджун шёл за ним, безуспешно пытаясь вспомнить, когда в последний раз самостоятельно ходил по магазинам, не считая мелких одиночных покупок. Не вспомнил. Господи, он реально превратился в пиздец богатую звезду, да? Обычно он выживал на еде на вынос, потому что был абсолютно безнадёжен в готовке. Или путешествовал, и тогда еду ему просто приносили.

Хосок сверялся со списком, который был написан вперемешку им и Юнги на хангыле и английском. На взгляд Намджуна, там вообще было ничего непонятно, но Хосок проблемы явно не видел. Только рассмеялся, заметив выражение лица Намджуна.

— Что за ужас в глазах? Это всего лишь супермаркет.

— Он... большой. — Намджун кивнул на многочисленные стеллажи.

— Ты в Сеуле живёшь. Этот магазин крошечный.

— Я нечасто хожу за покупками.

Хосок фыркнул — больше весело, чем снисходительно.

— Принесёшь мне бананы, пожалуйста? Ты ведь знаешь, как выглядят бананы, правда? Такие жёлтенькие...

— Завали, Хоб-а, — проворчал Намджун сквозь улыбку.

— Хоб-а? — Глаза Хосока за очками расширились.

Чёрт.

— Я... — Намджун запнулся в поисках ответа.

— Всё нормально. Просто... давненько я не слышал это имя, — рассмеялся Хосок. — Джей-Хоуп.

— Это было хорошее имя для сцены. — Намджун всегда считал, что оно идеально подходит Хосоку. Считал даже сейчас, несмотря на то, что Хосок скептически поднял бровь. — Лучше, чем Рэп Монстр.

— Это правда, — согласился Хосок. — Хотя в твоём случае оно всё равно сработало.

— Вроде того.

Намджун этого не чувствовал. После стольких лет имя стало напоминать износившееся пальто, которое надевают только по привычке.

Он не стал продолжать разговор, не желая получить ещё один пронизывающий душу взгляд от Хосока, и отправился на поиски бананов. К счастью, все отделы были подписаны, и бананы нашлись быстро. Несколько минут он провёл в попытках выбрать наилучшую гроздь, а потом снова пошёл искать Хосока. И обнаружил его, когда тот загружал тележку раменом. Хосок застенчиво улыбнулся.

— Беру себе на работу. Вижу, ты успешно справился с задачей. — Он кивнул на бананы в руке Намджуна.

Намджун рассмеялся.

— Так точно, сэр. Готов приступать к следующей.

Хосок бросил взгляд на список.

— Хорошо, солдат. Найди мне пасту из острого перца.

Намджун отсалютовал и снова ушёл, и вслед ему понёсся смех Хосока.

Так они и продолжили покупки. Иногда Намджуну требовалась целая вечность, чтобы найти то, что Хосок, наверное, отыскал бы за пять минут, но тот не жаловался. Брал у Намджуна добытое и отправлял за следующим товаром. Глупо, но Намджун не мог перестать хихикать, и Хосок тоже. Они продолжали смеяться даже в очереди, пока Хосок не взял себя в руки и не завёл разговор с аджуммой на кассе. Оказалось, она знала его по имени, поэтому они немного поболтали. Хосок спросил, как её здоровье, и как её муж чувствует себя после гриппа, а она — как поживает его девушка.

— Хорошо, — чуть напряжённо ответил Хосок, не поправляя её.

Намджун хотел спросить об этом, но решил, что, пожалуй, не стоит. Прикусил язык и молчал всю дорогу на парковку, но когда они сложили покупки в багажник и уселись в машину, Хосок вздохнул.

— Однажды я сказал ей, что Юнги — мужчина. — Он нервно побарабанил кончиками пальцев по рулю. — Она подумала, что, наверное, ослышалась. Потом это повторилось. Так что я сдался. Не знаю, может, я и трус, но иногда так... просто легче. Понимаешь?

Намджун прекрасно это понимал.

— Всё нормально, — сказал он, сжимая его плечо.

Хосок резко завёл машину.

— Нет. Не нормально. Такое чувство, что я каждый чёртов раз предаю Юнги.

— Не думаю, что он так считает, — попытался возразить Намджун.

Он сам много лет врал, потому что так было легче. Какое он имеет право раздавать советы? Хосок и так уже был достаточно смел, чтобы брать Юнги за руку на людях и вешать фото с их поцелуем на холодильник. Намджун сомневался, что в нём самом есть такая смелость, пусть даже погребённая глубоко в душе. Но надеялся, что всё же есть.

— Ты прав, — кивнул Хосок. — Прости. Не стоило вываливать это на тебя.

— Ты и не вывалил. — Напротив, Намджун был рад, что ему снова настолько доверяли.

Хосок адресовал ему слабую улыбку и направил машину прочь с парковки.

— Нужно ещё кое-куда заехать, если ты не против.

Как выяснилось, заехали они в цветочный магазин, хорошенько спрятанный под наземным мостом. На зелёной вывеске было написано: «Цветы от V». Хосок припарковался и предложил Намджуну пойти вместе.

— Иногда я покупаю Юнги цветы, — пояснил он. — Просто чтобы порадовать.

— О. — В горле внезапно появился ком, и Намджун, с трудом его проглотив, последовал за Хосоком.

В магазине было немного теплее, чем на улице, и колокольчик на двери звякнул, оповещая об их прибытии. Всё вокруг было разноцветным, начиная от стен и заканчивая тесно прижатыми друг к другу витринами. Но Намджуну оказалось достаточно комфортно в таком маленьком пространстве, и он с удовольствием вдохнул сладкий цветочный аромат. К ним навстречу вышла женщина.

Это была латиноамериканка лет сорока, одетая в футболку с разводами и чёрный фартук поверх, а её волосы были собраны в небрежный пучок. Увидев, кто пришёл, она улыбнулась, и в уголках её глаз собрались морщинки.

— Хосок!

— Hola, Ванесса, — взмахнул рукой Хосок. — Estoy de vuelta.

Его испанский был на удивление хорош. Намджун не мог перестать на него пялиться, и когда Хосок заметил его взгляд — тут же покраснел.

— Ты вернулся, — перешла на английский Ванесса. Её внимание переключилось на Намджуна. — А это у нас кто?

— Намджун. Друг из Кореи, погостит у нас какое-то время. Намджун, это Ванесса, хозяйка магазина.

— Приятно познакомиться, Намджун, — она протянула руку. Ладонь оказалась жёсткой, сухой и неожиданно крепкой. — Хосок — один из моих любимых покупателей.

— Взаимно, — ответил Намджун, и Хосок рядом фыркнул.

— Я твой любимчик, потому что делаю скидку на занятия танцами.

— Нет, потому что ты милый, — подразнила Ванесса, и Хосок подмигнул ей.

— Конечно, и поэтому тоже.

Ванесса рассмеялась и сказала, что подойдёт позже, когда они определятся с выбором. В магазине больше никого не было. Когда она ушла, Хосок повернулся к Намджуну.

— Идём, — сказал он всё ещё на английском, — поможешь мне выбрать что-нибудь для Юнги.

Сердце Намджуна заколотилось, стремясь прорвать грудную клетку. «Я не могу, — хотел сказать он, — это слишком».

Но тогда Хосок увидит. Один за одним снимет всего его слои и доберётся прямиком до хаоса из чувств, которые в Намджуне погребены. С каждым днём это становилось всё сложнее.

— Ладно, — сказал он, тяжело уронив это слово.

Он позволил Хосоку утащить себя к цветочной витрине и принялся разглядывать её, пытаясь понять, какие цветы подошли бы Юнги. Подошёл поближе к контейнеру с перуанскими лилиями: все они были яркие — оранжевые, розовые, красные. Эти цвета больше подходили Хосоку; казалось, любовь Юнги к чёрной одежде с годами не изменилась, по крайней мере, именно в чёрном Намджун его чаще всего видел, но он всё же вспомнил одну весну в Сеуле. Восемь лет назад. У них с Юнги был выходной, и тот захотел принести цветы одной из менеджерок, которая как раз заболела. Они сели на автобус до Янджэ и весь день бродили по цветочным магазинам, где, кажется, были собраны все существующие в мире цветы. Он смотрел, как Юнги бережно трогает лепестки, как замирает рядом с гвоздиками, тюльпанами и подсолнухами, как говорит: «Может, поставим цветы в общежитии?» Как выдёргивает из корзинки перуанскую лилию и крутит её в пальцах. Как бормочет: «Вот эти мне нравятся». Юнги редко признавался в этом, но Намджун знал, что он любит красивые вещи.
У них хватило денег только на один цветок — букет оказался куда дороже, чем они ожидали. Юнги молчаливо купил маргаритку для менеджерки, а Намджун — перуанскую лилию для Юнги. Глаза Юнги поражённо распахнулись, когда Намджун смущённо протянул ему цветок, но он всю дорогу бережно держал его в пальцах и поставил в стакан на журнальном столике. Получился эдакий всплеск алого на фоне синих стен.

— Вот, — сказал Намджун, и его голос предательски дрогнул. Он протянул Хосоку лилию. — Можешь добавить этот.

Хосок обернулся посмотреть на лилии. Намджун гадал, помнит ли он цветок, простоявший в их общежитии около двух недель до того, как увял. Скорее всего нет. Это не было чем-то значимым, Намджун и сам не знал, почему так бережно хранил это воспоминание.

Но нет, он лгал сам себе. Знал. Потому что помнил, как загорелись глаза Юнги, когда он передал ему цветок. Тогда-то в сердце Намджуна и вспыхнула искра осознания.

— О, — мягко сказал Хосок. Что ж, может, всё он прекрасно помнил. — Да, хороший выбор.

Они взяли несколько красных роз, а ещё оранжевых, розовых и белых лилий для контраста, и Ванесса умело собрала из всего этого букет. Улыбнулась, протягивая его Хосоку:

— Заглядывай почаще. И передавай Юнги от меня привет.

— Передам, — пообещал Хосок. — Приходи на занятия на следующей неделе. Давно тебя не было.

— Ладно, так и быть, притащу своё протестующее тело, — усмехнулась Ванесса. — Adios.

— Adios, — взмахнул рукой Хосок. Намджун кивнул на прощание и тоже получил ответную улыбку.

Дверной колокольчик эхом отзывался в его ушах всю обратную дорогу к машине. Букет Намджун бережно держал в руках.

Юнги вечером вернулся усталый — и слишком бледный в освещении гостиной — но его глаза зажглись так же ярко, как и восемь лет назад, когда он заметил букет на столе.

— Сок-а, — пробормотал он, беря в руки вазу, чтобы поближе рассмотреть цветы. — Не стоило.

— Хорошей субботы, любовь моя, — провозгласил Хосок и поцеловал его. — Намджун помог мне выбрать. Лилии были его идеей.

Удивлённый безоружный взгляд Юнги сфокусировался на Намджуне. Намджун опустил голову, не способный сейчас его выдержать.

— Я... тебе же нравится, да?

— Ага, — прошептал Юнги, переводя взгляд обратно на цветы. — Очень нравится.

Он поцеловал Хосока в щёку.

— Спасибо.

Он подошёл к Намджуну и нерешительно остановился. А затем Намджун забыл, как дышать, потому что Юнги привстал на носочки и коротко чмокнул его в щёку.

— И тебе спасибо. Они чудесные.

— Не за что, — с трудом выдавил Намджун.

Щека пылала.

Несмотря на всего попытки быть позитивным, депрессия спустя несколько дней всё же вернулась. Намджуну нужно было проветрить голову, но он не знал, как это сделать. Ничего из того, что приходило на ум, ему не помогало. Он подумывал сходить в ресторан повидать Юнги, но не хотел слишком сильно вмешиваться в его повседневную жизнь, рискуя показаться навязчивым. По этой же причине он не писал Хосоку. Они и так слишком сильно впустили его в свою жизнь — Намджун не хотел жадничать и просить большего.

Так что он сидел на диване с Холли на коленях и думал, чем ещё можно заняться. Стоило бы позвонить родителям. И в свою компанию тоже. Ни один из этих эмоционально сложных вариантов сейчас не казался заманчивым, так что он раздумывал, не вернуться ли обратно в постель. Можно было поспать до возвращения Юнги и Хосока, а потом помочь им с ужином. Он уже и начал задрёмывать на диване, когда услышал, как открывается дверь, и Холли начал лаять на гостей.

Хосок и Юнги оба были заняты вечером, так что пришли точно не они. Разве что забыли что-то?

Но это оказались детишки. Чонгук наклонился подхватить Холли, который наворачивал восторженные круги у его ног, а Чимин споткнулся о его ботинки и убрал их в сторону.

— Намджун-щщи! — провозгласил Тэхён, заметив его на диване, и Намджун вдруг устыдился того, что на нём только поношенные пижамные штаны и такая же потёртая футболка.

— Привет, — ответил он, пытаясь поглубже зарыться в диванные подушки. — Хосока и Юнги нет.

— Мы знаем, — довольно сообщил Чимин.

— Мы не к ним пришли, — добавил Чонгук, отпуская Холли, и остался на коленях, чтобы продолжить его гладить.

— Мы пришли похитить вас, — улыбнулся Тэхён, хлопая в ладони. — Одевайтесь.

— Похитить? — нахмурился Намджун.

— Тэхёни имеет в виду, что мы забираем вас гулять, — пояснил Чимин, награждая друга выразительным взглядом.

Ох.

— Это вас Юнги с Хосоком попросили?

— Нет. — Глаза Чимина картинно округлились. — С чего вы взяли?

— Мы обещали показать вам Нью-Йорк, Намджун-щщи, — сказал Чонгук, чего — Намджун был в этом уверен — они не обещали, а значит Хосок или Юнги совершенно точно их об этом попросили. Но он так устал от собственных мыслей и одиночества, что не стал протестовать и просто встал с дивана.

— Ладно, — сказал он, весьма жалея, что на ногах у него были носки с Райаном, потому что Чонгук на них пялился, а Тэхён безуспешно пытался скрыть довольную улыбку. — Дайте мне пять минут.

Он оставил их в гостиной и принялся рыться в шкафу. Какая одежда подойдёт для целого дня в обществе кучки студентов? Намджун понятия не имел. Он привык, что одежда должна что-то значить, если он выходит из дома дольше, чем на пять минут: дополнять его образ, быть модной, заявлять что-то для СМИ и фанатов, да что угодно. Сейчас всё это не имело значения, так что он предпочёл комфорт — зелёный свитер оверсайз и самые мягкие джинсы. Ещё он надел белую бейсболку, чтобы скрыть волосы, которые так и не решил, стоит ли красить, взял на всякий случай маску и счёл, что выглядит вполне презентабельно.

— Отлично выглядите, Намджун-щщи, — сказал Тэхён, когда он вернулся в гостиную, и в его голосе не было насмешки. Сам он был одет в до нелепого мешковатое чёрное пальто и клетчатый шарф, намотанный до самого подбородка, а синие волосы выглядывали из-под бини. Чонгук на контрасте был одет в чёрную куртку поверх худи и казался нормальным человеком.

Образ Чимина затесался где-то посередине: хорошо сидящее пальто, бордовая шапка и солнечные очки.

Намджун решил последовать его примеру и тоже накинул поверх свитера пальто, но шарф решил не брать.

— Я готов, — сообщил он, беря с полки ботинки. — Куда мы идём?

— Это сюрприз, — подмигнул Чимин и буквально вытолкнул его за дверь, едва позволив завязать шнурки и прихватить бумажник.

Они сели на автобус в сторону Рузвельт авеню и сошли на станции Мэйн Стрит. Пройдя через турникет, пересели на поезд № 7. Намджун уже проделывал этот путь раньше, так что догадался, что следуют они на Манхэттен. Но смолчал, не желая портить детишкам план.

Доехав до 82-ой улицы в Джексон Хайтс, они сменили станцию и сели на поезд F. Тэхён занял место рядом с Намджуном, а Чимин и Чонгук сели через проход — поделили пару наушников и прижались друг к другу, чтобы послушать музыку. Намджун искренне понадеялся, что не одну из его песен.

— Итак, Намджун-щщи, — заговорил Тэхён, когда поезд выехал на мост через Ист Ривер. — Мне стоит спрашивать, как вы?

— Думаю, нет, — признался Намджун.

— Честно, — хмыкнул Тэхён.

— Расскажи лучше о себе. — У Намджуна особо не было времени познакомиться с ним поближе на семейном ужине на прошлой неделе. — Ты изучаешь искусство?

— Ага. Изобразительное искусство. Рисование, в основном, но ещё я люблю керамику и скульптуру. Где можно работать руками.

— И что заставило тебя приехать в Нью-Йорк?

Тэхён пожал плечами.

— Хотелось перемен после армии. Я всегда хотел побывать в Нью-Йорке, так что подумал — почему бы сюда не переехать? Вместо того, чтобы идти в колледж в Корее. Мне всё равно не хватало баллов для SKY в Сеуле, и я очень не хотел оставаться в Тэгу. Знал, что Юнги поступил в колледж здесь, и ему понравилось. Это меня вдохновило.

— А они откуда взялись? — Намджун кивнул в сторону Чонгука с Чимином.

— Мы с Чимином служили вместе, — с улыбкой пояснил Тэхён. — А они идут комплектом. Я поделился своими планами на переезд, и они решили поехать со мной. Я был не против. Люблю их обоих до безумия.

Он так обыденно, так легко об этом сказал. Намджун поражённо замер.

— Но ты же не... — начал он осторожно. — Вы втроём не...

— Нет. Мы не вместе. Я их неизменный третий лишний. — Это он тоже сказал легко, без тени обиды, которая могла бы намекнуть на невысказанные чувства.
Намджун не знал, успокоило его это или разочаровало.

Он не успел расспросить Тэхёна ещё: поезд остановился на 57-ой улице, и Тэхён подёргал его за рукав:

— Нам сюда, Намджун-щщи.

Чонгук и Чимин следом за ними вышли на свежий утренний воздух.

— Мы почти на месте, — сообщил Тэхён, ведя их маленькую группку вниз по 6-ой авеню. Когда он свернул на 54-ую улицу, Намджун лишь утвердился в своих догадках, куда же они идут.
Конечно же, вскоре они остановились у Музея Современного Искусства.

— Бывали здесь раньше? — спросил Чимин, глядя на зеркальное стекло фасада.

Намджун покачал головой. Он несколько раз проходил мимо, но внутрь не заходил. Сам не знал, почему.

— Хорошо, — довольно ухмыльнулся Тэхён. — Идёмте.

У кассы Намджун настоял на том, что сам заплатит за билеты.

— Но это же мы вас выкрали, — попытался поспорить Чонгук.

— Но я старше, — возразил Намджун и протянул кассиру карту.

Купив четыре билета, они отправились бродить по музею. Внутри было тихо и малолюдно, и Намджуну моментально понравилась спокойная атмосфера — нетронутые белые стены, деревянный и кафельный пол.

— Это одно из моих самых любимых мест в Нью-Йорке, — сказал Тэхён, когда они проходили через выставку, посвящённую архитектуре Югославии. — Это и Метрополитен. Пусть даже оба они представляют собой клише.

— Это ты представляешь собой клише студента-искусствоведа, — поддразнил его Чимин. — Вплоть до твоих беретов.

— Я в них хорошо выгляжу, — надулся Тэхён.

— Это ты так говоришь.

— И ты! Хотя бы на прошлой неделе.

Намджун придвинулся ближе к Чонгуку, пока Тэхён и Чимин шутливо переругивались.

— Ты не похож на любителя музеев, — сказал он, надеясь, что слова не прозвучат грубо. Он и сам не походил на любителя музеев, что уж там.

— Я их и не люблю, — ответил Чонгук. — Но мне нравится слушать, как Тэхён рассказывает об искусстве. А ещё тут проводят классные кинопоказы и выставки. Сейчас идёт выставка Ли Чхан Дона, которую я очень хочу посмотреть.

— О. — Намджун был уверен, что большинство корейцев слышали о Ли Чхан Доне, но сам он обожал его работы. Читал «Чорини» в старшей школе, смотрел «Поэзию» как-то ночью несколько лет назад — и обрыдался в подушку с Райаном, как полный идиот. — Я бы тоже хотел посмотреть.

— Думаю, мы вполне можем ненадолго сбежать, — сказал Чонгук и похлопал Чимина по плечу. — Эй, я отведу Намджуна-щщи на выставку Ли Чхан Дона.

Чимин кивнул.

— Верни его обратно, когда посмотрите, — добавил Тэхён, — я бы хотел показать ему несколько картин.

Они успели на концовку «Мятной конфеты», на сцену, где протагонист Ёнхо случайным выстрелом убивает невинную студентку во время резни в Кванджу.

— Никогда не любил этот фильм, — пробормотал Чонгук.

— Почему? — прошептал Намджун, глядя, как Ёнхо плачет над телом мёртвой девушки.

— Он слишком грустный. То есть, я знаю, что это трагедия, так и должно быть. Но в нём нет надежды. Просто... разрушенная жизнь. Сломанная жизнь, которую никак уже не починить. Не поймите меня неправильно, Ли Чхан Дон-ним — невероятный режиссёр. Я люблю его артистизм и то, какими человечными он показывает героев, но... Иногда я думаю: а он вообще видит в мире хоть какую-нибудь надежду? Может, я слишком большой романтик, но меня всегда поражала идея искать красоту в трагедии. Я хочу видеть и хорошие вещи в жизни, а не только грусть.

Намджун задумался о том, что сам он вкладывал в тексты все эти годы — в десятки песен, которые так и не выпустил, потому что они были слишком сырые, слишком личные и слишком многое раскрывали.

— Может, в нём много грусти и гнева, — предположил он, — и это его способ от них избавиться.

Чонгук понимающе угукнул, и они в тишине досмотрели фильм до конца: ещё совсем невинный Ёнхо впервые встречает Суним, девушку, которую позже жестоко отвергнет в пользу нелюбимой.

Когда снова включили свет, Намджун обнаружил, что Чонгук на него смотрит.

— А что насчёт вас, Намджун-щщи? — мягко спросил он. — В вас живут грусть и гнев, которые вы пытаетесь выразить?

Намджуну захотелось рассмеяться. Или, может быть, заплакать.

— Ты ведь знаешь, что случилось, да?

— Да.

— Вот тебе и ответ. Конечно, я в ярости. Конечно, мне грустно. Ты же можешь понять мои чувства?

— Могу. — Чонгук подёргал завязки на своём худи. — Мне кажется, люди вроде нас всегда немного злятся. И грустят. А как иначе? Если живёшь в мире, который тебя не принимает. Мать Чимина до сих пор с ним не разговаривает — с момента, как узнала, что мы встречаемся. — Он усмехнулся — слишком горько для своего невинного лица. — И я злюсь. На неё — и на мир. Но я не... Я не хочу состоять только из этих чувств. Не хочу, чтобы они меня поглотили, потому что в мире есть и много хороших вещей тоже. Чимин и Тэхён, этот город, моя учёба, Юнги и Хосок, и Сокджин. Часто гораздо легче злиться и грустить, но я хочу быть счастливым. Даже если над этим придётся поработать. Даже если за это придётся сражаться. — Он указал на экран. — Это то, что мне не нравится в фильмах вроде «Мятной конфеты». Они показывают только то, как мы ломаемся, забывая о том, как мы умеем заново собирать себя по кускам. Как бы тяжело это нам ни давалось.

К концу этой пламенной речи Намджун почти уронил челюсть на пол, слишком ошеломлённый, чтобы сохранять достоинство.

— Ты... Это очень хороший взгляд на вещи, — искренне признал он.

Чонгук вспыхнул и поспешно опустил голову, чтобы скрыть румянец. Но его всё равно выдавали заалевшие кончики ушей.

— Я много об этом думал, — сказал он. — О том, каким творцом хочу быть. Что... что я хочу нести в мир. — Поколебавшись, он накрыл своей рукой руку Намджуна и посмотрел честными оленьими глазами. — Намджун-щщи, мне очень жаль, что с вами такое произошло. Я даже... представить себе не могу. Но думаю, вы тоже найдёте своё счастье. Просто продолжайте искать, хорошо?

Глаза защипало от подступающих слёз, и Намджун стиснул ладонь Чонгука в своей. Этот парнишка его едва знал, но каждое слово било точно в цель и шло из глубин его большого кровоточащего сердца.

— Спасибо, — с трудом выдавил Намджун, проглатывая тяжёлый ком в горле. — И... пожалуйста, можешь звать меня хёном. Если хочешь, конечно.

Он никогда ни для кого не был хёном, но, пожалуй, хотел бы. Особенно, для такого чудесного паренька, как Чонгук.

— Правда? — пискнул тот.

— Ага. — Намджун позволил ласковой улыбке растянуть губы. — Конечно, Чонгук-а, всё в порядке.

— Хорошо, хён, — с почтением кивнул Чонгук. — Спасибо. Ты... Я слушал твою музыку всё время, когда сюда переехал — она помогала справиться с культурным шоком и тоской по дому, со всем таким. Ты был таким крутым засранцем, и я подумал, что тоже могу. Но знать, что ты один из нас, что ты такой же, как и я... это очень много для меня значит. Я хочу, чтобы ты это знал, вот.

Намджун фыркнул, усилием воли останавливая подступающие слёзы.

— Спасибо. Эта музыка... она давно уже меня не отражает, но я рад, что тебе она помогла.

— Всё нормально, — сказал Чонгук. — Ты напишешь и другую музыку, хён. И я уверен, она будет прекрасна.

Он сказал это с такой уверенностью, что Намджун ощутил, как зерно надежды в груди пустило корни.

И начало цвести.

Тэхёна и Чимина они обнаружили на пятом этаже, у «Звёздной ночи» Ван Гога. Вживую она выглядела так же прекрасно, как и на картинках. А может, и лучше, решил Намджун, подходя ближе.

— Знаете, что я больше всего люблю в этой картине? — спросил Тэхён так, словно Намджун и не уходил. — То, что это вид из окна его палаты в лечебнице. Мало кто это осознаёт. Обычно все думают, что лучшее искусство создаётся людьми в пучине ментальных расстройств, но Ван Гог нарисовал часть своих лучших картин именно в период лечения.

— Я не особо много знаю о Ван Гоге, — признался Намджун. Ему всегда нравилось искусство, но знатоком он никогда не был.

— Я из-за него и захотел пойти на реставрацию, — сказал Тэхён, не отрывая взгляда от «Звездной ночи». — Он один из самых известных художников в мире, но при жизни его считали безумцем и неудачником. Мне всегда было интересно, что бы он подумал, узнав, что его картины висят в музеях двадцати восьми стран спустя сто лет после его смерти. Не знаю, помогло бы это в конечном итоге, но... Я всегда представлял, как он стоит здесь и смотрит на эту картину. Видит, как люди ею восхищаются. Я и собственные работы хочу создавать, не подумайте, но сохранение прошлого тоже важно.

— Забавно, правда? — сказал Намджун, разглядывая спирали синего и желтого на холсте. — Детали, за которые нас запомнят. Которые нас переживут.

— Верно.

Чонгук и Чимин отстали немного и теперь о чём-то переговаривались у другой картины. Чонгук обнял Чимина за плечи, и они прижались друг к другу. Они отлично совпадают, подумал Намджун. Как подходящие кусочки пазла.

— Они милые, да? — сказал Тэхён, проследив за взглядом Намджуна. — Ужас.

Намджун тихо рассмеялся.

— Если ты не с ними... у тебя кто-то есть?

— А, это. — Тэхён перевёл взгляд обратно на картину, и выражение его лица вдруг стало равнодушным. — Что-то типа того. Всё сложно.

Вот как. Интересно. Намджун перебрал в голове все свои встречи с Тэхёном. Одна из них определённо выделялась.

— Сокджин? — предположил он, и Тэхён вскинул голову, растеряв всё своё равнодушие.

Бинго.

— Как вы... Это так заметно?

У него был встревоженный голос, и Намджун испугался, что переступил черту.

— Нет? Просто вы с ним так флиртуете...

Тэхён вздохнул.

— Ага. Флиртуем. Я уверен, что ему это всё кажется игрой.

— А ты не думал сказать ему, что это не игра?

Тэхён сунул руки в карманы пальто и перекатился с пятки на носок и обратно.

— Нет?.. Не совсем. То есть, он мне нравится, и очень, но... Он старше. И он реально успешный. Я уверен, меня он рассматривает как одного из своих донсэнов, вроде Куки или Чимини. — Он пожал плечами. — Я не пытаюсь себя принизить, я счастлив быть тем, кто я есть. Просто не думаю, что я нравлюсь ему так, как мне бы хотелось. И я боюсь потерять работу, если наши отношения стану странными, или я признаюсь ему, а он не ответит на чувства. Не думаю, что он меня уволит, конечно, но... Я пока ещё голодный студент.

— Я всё равно думаю, что ты должен ему сказать, — мягко надавил Намджун. — Не скажешь — не узнаешь, правда?

— Возможно, — отмахнулся Тэхён и перевёл на Намджуна внимательный взгляд, который напомнил ему Хосока. — А вы собираетесь им рассказать?

У Намджуна перехватило дыхание, но он сделал вид, что не понимает.

— Кому и что рассказать?

— Юнги и Хосоку. Что любите их.

Намджун ожидал этого, но слова буквально сбили его с ног. Чёрт, это ведь не может быть настолько заметно, верно? Он всё равно не может влюбиться в Юнги и Хосока. Только не снова. Больше никогда.

— Не знаю, о чём ты говоришь, — огрызнулся он, чуть резче и обороняясь.

Тэхён отвёл взгляд.

— Простите, Намджун-щщи, — виновато пробормотал он. — Это не моё дело.

— Нет, — покачал головой Намджун, чувствуя себя виноватым. — Нет, я не должен был... это было грубо с моей стороны, прости. Я просто... я не могу об этом говорить. Не могу.

У него случится нервный срыв прямо посреди музея, а это не тот опыт, который он хотел бы получить. Тэхён шагнул ближе и взял Намджуна за руку.

— Хорошо. Но если вы захотите, я вас выслушаю. И обеспечу алкоголь.

Он говорил так же искренне, как чуть раньше — Чонгук, хотя знакомы они были всего-ничего. Господи, до чего хорошие дети. Неудивительно, что Хосок и Юнги их усыновили.

— Спасибо, — сорванно сказал Намджун, стискивая ладонь Тэхёна. — И... эм... можешь звать меня хёном, если хочешь. Чонгуку я разрешил тоже.

Тэхён вскинул бровь.

— И он выжил?

Намджун рассмеялся, радуясь, что напряжение начало спадать.

— Его это... взволновало. Но с ним всё нормально.

Тэхён рассмеялся тоже.

— Эй, Чим, — позвал он. — У нас появился новый хён.

Он поднял руку Намджуна вверх, словно они выиграли соревнования или гонки, и Намджун к своему стыду зарделся.

— Добро пожаловать в семью, хён, — рассмеялся Чимин. — Можешь угостить нас ужином.

— Но я и так заплатил за билеты, — картинно возмутился Намджун.

— А ещё ты типа очень богатый, — по-доброму возразил Тэхён, и Намджуну пришлось признать поражение.

Когда пару часов спустя они вышли наконец из музея, на сердце у Намджуна было тепло. Они отправились в ближайший итальянский ресторанчик поужинать, и он позволил детям заказать кучу пасты и хлебных палочек, а сам завёл их номера и айди в какао-ток. Он слушал, как Чимин и Чонгук говорят о своей приближающейся годовщине, и сделал мысленную пометку подарить им цветы, если на тот момент он ещё будет здесь. Господи, как же он надеялся, что будет.

Тепло и сияние преследовало его весь путь домой к Хосоку и Юнги, гораздо дольше после заката. Когда он открыл дверь, то увидел их обоих на диване — Юнги лежал у Хосока на коленях, а тот перебирал его волосы. Это была такая домашняя и личная сцена, что Намджун с трудом удержался от того, чтобы подойти и поцеловать обоих — он хотел этого каждой клеточкой своего тела.

— Привет, — улыбнулся Хосок. — Хорошо провёл время с детишками?

— Мы слышали, ты теперь хён, — пробормотал, поднимаясь, Юнги.

— Это Чонгук рассказал? — полюбопытствовал Намджун, и Юнги улыбнулся.

— Нам пришла целая куча восклицательных знаков и смайлов, так что мы сами сделали выводы.

— Они хорошие дети, — сказал Намджун, чувствуя, как улыбка снова появляется на лице. — Они мне очень нравятся.

Хосок согласно хмыкнул и поманил Намджуна на диван. Они с Юнги сдвинулись, освобождая ему пространство, и там оказалось по-уютному тепло. Намджуну хотелось больше никогда не шевелиться.

— Кажется, у тебя много всего на уме, — мягко сказал Юнги.

— Ничего нового, но ты всё ещё можешь поговорить с нами, если нужно, — добавил Хосок.

Он думал о Сеуле. И о своём доме. И о том, что Чонгук сказал про счастье. Но он не знал, как облечь эти мысли в слова.

— Простите меня, — вместо этого сказал он. — Я этого никогда не говорил, но... Простите меня за то, что тогда случилось.

Юнги и Хосок обменялись удивлённым взглядом, будто совсем не ждали, что Намджун вообще об этом заговорит. Это оказалось больно. Слишком мало они от него требовали.

— Всё в порядке, — сказал Юнги.

Намджун покачал головой.

— Нет. Я всё разрушил.

— Ладно, — поправился Юнги, — было пиздец как больно. Но сейчас всё нормально, Джун-а.

— Да, — сказал Хосок. — Мы оба в порядке. Более чем. Просто... — Он пожевал губу. — Мы сделали что-то не так? Мне всегда было интересно.

— Нет. — Намджун выпрямился и взял их обоих за руки. — Господи, нет, Сок. Дело было во мне.

Он слишком сильно их любил, но не мог сказать об этом.

Хосок кивнул, и его плечи немного расслабились.

— Ладно.

— Сейчас это уже не имеет значения, но я понятия не имел, что компания разорвёт с вами контракт. Я думал, вы дебютируете вместе, без меня. Или... или станете рэп-лайном в айдол-группе. Если бы я только знал... Мне так пиздецки жаль.

Юнги прижался лбом к его виску.

— Я сказал: всё в порядке. Мы тебя простили. Прошло семь лет, Джун-а. Мы пережили это.

— Теперь твоя очередь. — Хосок крепче сжал ладонь Намджуна в своей. — Прости себя.

— Я над этим работаю, — фыркнул он, смаргивая, кажется, уже сотую за сегодня волну подкативших слёз.

— Хорошо. Это всё, о чём мы просим, — сказал Хосок.

— Ты справишься, — добавил Юнги.

Они так сильно в него верили. Всегда верили. Намджун мог солгать себе и сказать, что снова влюбляется, но на самом деле он никогда и не прекращал их любить.

Был секрет, о котором Намджун понятия не имел: год назад Юнги и Хосок приходили на его концерт в Ньюарке. Это Юнги предложил купить билеты, тихо добавив:

— Я просто хочу снова его увидеть, понимаешь?

— Понимаю, — прошептал Хосок и поцеловал Юнги в висок.

И они пошли. Сели на поезд, подрагивая от нервов, и два часа пробыли в одном помещении с Намджуном впервые за шесть лет. У них были места в самом конце зала, откуда Намджун казался просто точкой на сцене, но большие экраны по бокам обеспечивали крупные планы.

— Он невероятный, — сказал Хосок Юнги, пока они смотрели, как Намджун без особых усилий заводит толпу, источая такую уверенность и свэг, что перехватывало дыхание.

— Конечно, — ответил Юнги, потому что в этом ни у кого из них не было сомнений. Намджун всегда был потрясающим, с ними или без них.

Они до сорванных голосов кричали вместе со всеми, пытаясь заглушить боль в груди. Но Юнги всё равно расплакался в поезде на обратном пути. Яростно вытер слёзы и сказал:

— Я скучаю по нему. Прости. Я до сих пор по нему скучаю.

Хосок уткнулся лбом ему в плечо и прошептал:

— Всё хорошо. Я тоже скучаю.

В их жизни всегда будет дыра в форме Намджуна.

В тот вечер они впервые за долгие годы говорили о Сеуле, о том странном времени, когда они были трейни. Всего два года, но это навсегда изменило их жизни.

— Думаешь, он нас ещё помнит? — спросил Хосок.

— Думаю, нет, — горько рассмеялся Юнги. — Мы всего лишь глупые дети, c которыми он был знаком в подростковом возрасте. Он и наших имён-то наверное не помнит.

Они чувствовали себя глупо из-за того, что пошли на концерт. Что скучали по Намджуну.

Остаток пути домой они провели в тишине, прижавшись друг к другу и переплетя пальцы, и молча смотрели на расплывающиеся за окном городские огни.

Намджуну казалось, что он сходит с ума. Он был в Нью-Йорке уже три недели, спал в гостевой спальне Хосока и Юнги и нуждался хоть в каком-нибудь деле. Любом.

Поэтому однажды в четверг вечером он оказался в Let’s Meat и теперь разговаривал с Сокджином.

Сокджин смотрел на него так, будто на его голове внезапно выросли рога.

— Прости, я не понял. Ты хочешь работать в ресторане?

— Ага. — Намджун поёжился. Может, это была ужасная идея. — От кухни мне, вероятно, стоит держаться подальше, но я буду счастлив обслуживать столики или что-то в этом же роде.

— Ты стоишь восемь миллионов долларов, — выпалил Сокджин, — и при этом хочешь обслуживать столики?

— Мне не нужно платить, — заверил Намджун, чувствуя себя неловко от упоминаний о собственном состоянии. Он к этому никогда не привыкнет — ему даже не нравилось думать о том, сколько у него денег, особенно, на фоне скромной жизни Хосока и Юнги. — Я буду рад работать бесплатно.

— А Юнги об этом знает? — спросил Сокджин.

— Нет.

Намджун был уверен, что Юнги ему не позволит или, как минимум, начнёт возражать, или — захочет ему платить.

Зато Сокджин, кажется, решил идею поддержать — на его лице расплылась радостная улыбка.

— Тогда хорошо, Намджун-а, ты принят. Неофициально. Серьёзно, пожалуйста, никому об этом не рассказывай. Я не очень хорошо понимаю, есть ли закон, по которому знаменитостям можно волонтёрить в моём ресторане, но я не хочу неприятностей.

— Договорились, — кивнул Намджун. — Мой рот на замке.

Они скрепили договор рукопожатием.

— Какого хрена? — предсказуемо сказал Юнги, когда вышел вечером на смену и обнаружил в ресторане Намджуна в форме и фартуке, когда тот убирал со столов.

— Мне скучно, — пояснил Намджун, осторожно складывая посуду на тележку. Он уже разбил одну тарелку и не хотел, чтобы его уволили через сутки работы. Это было бы куда более, чем неловко. — Я хочу быть полезным. Сокджин разрешил.

Он адресовал Юнги выразительный взгляд, молчаливо умоляя не придавать этому большого значения. К счастью, Юнги его, видимо, понял, потому что вздохнул и позволил Намджуну продолжить.

Работа была немного нудная и требовала куда больше физических усилий, чем ожидал Намджун, но в целом ему нравилось. Он убрал со столов и вымыл посуду в раковине в углу кухни, вслушиваясь в суету вокруг. Особенно, что касалось Юнги — это было ещё то зрелище. Он надел чёрный фартук поверх своей поварской формы и превратился в крошечный вихрь, который перемещался по кухне, заставляя всё работать отлаженно, как часы. Он говорил тихо, почти не повышал голос, но его все слушали и следовали его приказам. Ещё он легко переключался с корейского на английский и обратно, в зависимости от того, с кем говорил.

Намджун знал, что Юнги будет хорош, но увидеть его в действии было куда круче. Господи, он был невероятным. Намджуну казалось, он может наблюдать за ним вечность. Из-за этого он постоянно забывал, какая горячая течёт из крана вода, и уже дважды едва не обжёг руки, забыв надеть перчатки.

Он пробыл до самого закрытия, затем помог вымыть полы, перевернуть стулья и выключить свет. Юнги пожелал остальным работникам хорошего вечера. Закрывая ресторан, он едва стоял на ногах, и пусть Намджун также чувствовал себя истощённым, он, недолго думая, подхватил Юнги на спину.

— Какого чёрта ты делаешь? — проворчал Юнги, но даже не попытался слезть.

— Несу тебя на автобусную остановку, хён.

— У меня вообще-то есть две ноги и я могу ходить.

— Серьёзно можешь?

Юнги фыркнул ему в плечо и перестал спорить. Намджун постарался проигнорировать трепет от того, что снова может заботиться о Юнги. Он скучал по этому. Может, даже сильнее, чем думал. Скучал по тому, чтобы заботиться о них обоих — в тех редких случаях, когда ему позволяли.

— Ты отлично справляешься, — сказал Намджун, мягко сжав бедро Юнги.

— Это семейное, — хмыкнул тот. — Даже мой брат сейчас работает в ресторане. В Чхондамдоне.

— И всё-таки, — настоял Намджун, — ты сегодня был невероятен.

— Ай, прекрати, — пробормотал Юнги — ему всегда было тяжело принимать комплименты. Намджун легко представил, как он заливается румянцем. — Я каждый вечер невероятен.

— Уверен, так и есть, — со смехом согласился Намджун.

Юнги шлёпнул его по плечу.

Это был хороший день, пусть даже завтра мышцы будут проклинать его. Намджун вернулся в ресторан, и Сокджин поставил его в смену три раза в неделю.
В те же дни, когда работал Юнги.

В следующее воскресенье Намджун снова позвонил родителям, зная, что в Корее ещё день, и они дома. Они были рады услышать его, и в итоге проговорили два часа, пока у Намджуна не заболело горло и не сел голос. Он рассказал о Нью-Йорке и Флашинге, о доме Хосока с Юнги, о Холли, ресторане, Сокджине и детях. Он рассказал о «Звёздной ночи» в музее современного искусства, о мешанине голосов, которые слышал вокруг, просто работая в ресторане. Сказал, что скучает по ним, и снова расплакался, когда отец поддержал его — ответив, что тоже просто хочет, чтобы его сын был счастлив.

Родители не просили Намджуна вернуться. Может, поняли, что Ильсан и Сеул больше не кажутся ему домом. И с каждым днём всё меньше на этот дом походят. Может, они даже поощрили его, по-своему сдержанно, отпустить эту ситуацию.

Намджун всё равно заставил их пообещать прилететь в гости в Нью-Йорк, если он решит остаться.

Они согласились.

Спустя месяц жизни в Квинсе Намджун набрался смелости, разблокировал телефон и включил его. Пришлось подождать целую вечность, пока загрузятся все сообщения. Большую их часть Намджун удалил, не читая. В основном, они были от знакомых по индустрии и содержали вопросы о том, где он, как держится, и правда ли это.

Сообщения от компании становились из взволнованных гневными. Сначала от менеджера, потом от нескольких продюсеров, затем от генерального директора — всем требовалось, в вежливой форме, узнать, в какие игры он играет.

Намджун открыл почту, глубоко вздохнул и составил короткое простое письмо.

Добрый день!

Прошу простить моё непрофессиональное поведение. Мне нужно было прийти в себя и многое обдумать. Я в безопасности, но прошу дать мне ещё немного времени, чтобы принять решение, куда двигаться дальше.

Благодарю вас,

Ким Намджун

Вот и всё. Он надеялся, этого хватит.

Намджун отправил письмо, не давая себе задуматься об этом. Часы на телефоне показали, что в Сеуле середина ночи, так что у него есть время до того, как придёт ответ. Единственная сложность заключалась в том, чтобы не накручивать себя до этого времени.

Но вселенная, судя по всему, решила ему подыграть, потому что пару минут спустя на новый телефон пришло сообщение от Хосока.

Хосок: у меня занятие сегодня вечером, приходи :)

Я: зачем?

Хосок: тебе надо чаще выбираться... боишься что облажаешься???

Я: ЗНАЮ, что облажаюсь

Хосок: всё будет норм. начало в 8.

Юнги собирался встретиться с другом после смены в ресторане, так что Намджун готовился провести вечер в одиночестве, но предложение Хосока было куда лучше. Его тело его возненавидит после, как и гордость, но всё это стоит того, чтобы увидеть снова, как танцует Хосок.

Я: ладно, увидимся тогда

Хосок: ;)

Занятие, как Намджун и ожидал, было по уличным танцам. Ожидал он и того, что уже через десять минут ему захочется умереть. По крайней мере, Хосок сжалился над ним, и группа оказалась для начинающих, так что Намджун был не единственный, кто лажал. Хосок стоял впереди, у зеркала; он был одет в спортивные штаны, простую белую футболку и кроссовки, но всё равно выглядел ошеломительно. Он до сих пор двигался, как вода, ещё более плавный и текучий, чем в восемнадцать. И терпеливый — он медленно показывал каждое движение рутины и поправлял ошибки, когда видел их в зеркало.

Пожилой леди рядом с Намджуном было хорошо за шестьдесят, но она с яркой улыбкой и энтузиазмом повторяла все движения. Несколько раз Намджун замечал, как взгляд Хосока останавливается на ней, и он улыбается — так же светло, как улыбался, когда Юнги, Намджун и другие трейни делали что-то правильно.

Здесь Хосок был в своей стихии, как Юнги — в ресторане. Он пользовался авторитетом, привлекал внимание без малейших усилий. Он знал всех учеников по именам и подбадривал их так же часто, как поправлял ошибки.

— Отлично смотришься, Намджун! — сказал он, когда Намджуну каким-то образом удалось заставить свои бёдра двигаться правильно. Несколько людей поддержали его тоже. Намджун привык выступать перед тысячной аудиторией, но сейчас смущался от такого внимания.

Урок длился около часа, а под конец Хосок сменил музыку и объявил, что даёт пятнадцать минут на фристайл. Все могут танцевать так, как им захочется. Ученики радостно подхватили эту идею, но Намджун застыл, не зная, как быть без чужих подсказок и указаний.

Он всегда отвратительно танцевал.

Хосок заметил его страдания и подошёл. Он взмок, тёмные волосы прилипли ко лбу, но он буквально светился от счастья.

— Ты должен был танцевать!

— Я отстойно танцую! — прокричал Намджун сквозь музыкальный бит.

— Конечно, с таким-то отношением, — сказал Хосок и схватил его за бёдра. Намджун вздрогнул, чувствуя, как сильно колотится сердце от крепкой хватки пальцев, горячих сквозь ткань штанов. Он не помнил, когда в последний раз кто-то прикасался к нему вот так, а теперь всё тело загоралось в ответ.

— Просто следуй за музыкой, — направил его Хосок. — Выключи свой большой мозг, Джун, позволь себе чувствовать.

— Сомневаюсь, что мозг можно выключить, — возразил Намджун. — Я много лет пытался.

Хосок покачал головой.

— Тогда просто... двигайся со мной.

Он притянул Намджуна ближе, и Намджун проглотил едва не вырвавшийся вскрик.

— Не пугайся ты так, — поддразнил Хосок, кладя ладонь Намджуну на талию и переплетая их пальцы вместе. — Это всего лишь я.

В этом-то и была проблема, но Намджун не мог об этом сказать. Он и так был полон решимости унести свой секрет в могилу.

— Ага, — выдохнул он, — всего лишь ты.

Хосок подмигнул, и они начали танцевать. Это была ужасная пародия на танго, но всё равно было весело — позволять Хосоку вести себя под музыку. Он переживал, что остальные наблюдают, но в основном все были заняты собственными танцами, чтобы обращать внимание на них.

— Видишь? — спустя пару минут сказал Хосок. — Легко.

— Ага, — солгал Намджун, сильнее впиваясь пальцами в его плечо. — Легко.

— Идём, — сказал Хосок, когда наконец распрощался с учениками и закрыл студию. — Умираю с голоду.

— Пицца? — предложил Намджун, но Хосок покачал головой.

— Я дико хочу бургер.

Так они и оказались в маленькой забегаловке в стиле Америки 50х, с двумя бургерами, двумя молочными коктейлями и огромной тарелкой картошки фри.

— Господи, — простонал Хосок, прожёвывая здоровенный кусок бургера. — Американская еда ужасно жирная, но я пиздецки её люблю.

Намджун согласно промычал в ответ, думая о том, что в этой дешёвой забегаловке делают самую вкусную в мире картошку фри.

— Очень вкусно.

Они ненадолго замолчали, наслаждаясь едой. А затем Хосок, отложив остатки бургера на тарелку, сказал:

— Эй, спасибо, что пришёл сегодня.

— Спасибо, что пригласил, — ответил Намджун, вытирая рот. Он умудрился забрызгать футболку коктейлем, но ему было всё равно. Они с Хосоком оба выглядели сейчас неопрятно. — Было весело. И, кажется, я не так уж сильно опозорился?

— Всё у тебя было отлично, — заверил Хосок и легонько стукнул его ногой под столом. — Ты себя всегда недооцениваешь.

— Ты другое говорил, когда мы были трейни.

Хосок рассмеялся.

— Это правда. Сейчас я добрее. И мягче, наверное. Тогда я слишком наседал.

— Ну, ситуация того требовала, — сказал Намджун. — Я тебя никогда не винил.

— И правда требовала. — Хосок покачал головой. — Я не скучаю по тому давлению.

— Ты никогда не думал пройти прослушивание в другую компанию? — поколебавшись, спросил Намджун. Он понятия не имел, какие опасности могут таиться в этой теме. Но Хосок казался расслабленным.

— Думал, какое-то время. Но тогда, наверное, я был слишком сломлен, чтобы снова попробовать. Я даже не хотел больше танцевать.

— Я...

— Нет. — Хосок ткнул в его сторону картофельной палочкой. — Заткнись. Никаких больше извинений.

— Ладно, — пробормотал Намджун, нервно комкая в руках салфетку.

— Кроме того, я хотел остаться с Юнги, — тихо продолжил Хосок. — Мне кажется, он тогда был ещё более разбит, чем я. Он бы не стал больше пробоваться в другую компанию. Мы оба решили, что нужно выбрать другой путь.

— Когда ты понял? — спросил Намджун, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Что любишь его.

— Когда мне было семнадцать, — пробормотал Хосок, старательно разглядывая стол. — Полгода спустя, как мы познакомились.

Что ж... неудивительно.

Хосок неожиданно рассмеялся.

— А может, и раньше. Когда я остался один на новый год в общежитии. Я тогда сильно скучал по дому. И писал об этом Юнги — просто ныл ему, не особенно ожидая ответа, а он взял и вернулся раньше. Из Тэгу. Явился с коробкой жареной курицы просто составить мне компанию. Чтобы мне было не так одиноко. Думаю, тогда всё и началось. Тем вечером. Тогда я понял — впервые — насколько он хороший.

Намджун слышал эту историю про курицу, так что снова не удивился. Свою историю он тоже помнил. Это случилось в студии, в какой-то недобрый предутренний час. Он плакал, сам не зная толком, почему. Тогда они все много плакали, уверенные, что не справятся, не станут достаточно хороши для сцены, сколько бы ни работали.

Так что он плакал, когда в студию зашёл Юнги и тихо закрыл за собой дверь. Они много ругались, пока не научились нормально разговаривать. Тогда они ещё не были по-настоящему близки, хотя Намджун очень к нему тянулся. Считал его одним из самых крутых людей в мире.

Поэтому Намджун немало удивился, когда Юнги подошёл ближе и обнял его. Ни слова не говоря, устроил подбородок у Намджуна на макушке и просто обнимал. Позволил ему выплакаться, пока слёзы не иссякли сами, без малейшего осуждения. Тогда Намджун уже любил Юнги. Любил так сильно, что не знал, что с этим делать.

— Он и правда хороший, — сказал Намджун сейчас, спустя почти девять лет. — Один из лучших людей, которых я знаю.

— Иногда мне кажется, что я его не заслуживаю, — сказал Хосок, макая картошку в молочный коктейль. — Я знаю, что он меня побьёт, если услышит такое, но я всё равно это чувствую. Время от времени.

— Он безумно тебя любит, — возразил Намджун и поддался инстинктам — потянулся через стол и накрыл ладонь Хосока своей. — Всегда любил. И ты тоже один из лучших людей, которых я знаю.

Хосок рассмеялся и фыркнул, отворачиваясь и поспешно вытирая слёзы.

— Спасибо. Знаешь... Было очень больно, когда ты ушёл, Намджун-а. Пиздецки больно.

Хосок сказал: никаких больше извинений.

— Знаю. Мне тоже было больно.

Куда больше, чем Хосок мог догадаться.

Хосок не давил на него с ответом, не спрашивал «тогда почему ты ушёл?», хотя имел на это полное право. Просто кивнул.

— Ну, я правда рад, что сейчас ты здесь. Что ты вернулся.

— Я тоже, — от всего сердца признался Намджун. — Я тоже, Сок.

Хосок улыбнулся, вымотанный и уставший в резком свете закусочной, и Намджуну так сильно хотелось его поцеловать, что болело сердце.

Но он проглотил это желание. Закопал поглубже.

Он опоздал на семь лет.

— Идём, — сказал Хосок, поднимаясь. — Пошли домой.

«Домой», — разбито подумал Намджун.

— Ага. — Он достал кошелёк заплатить, игнорируя протесты Хосока. — Пошли домой.

Когда перед сном Намджун снова включил телефон, его ждало сообщение.

У тебя есть неделя на ответ.

Желудок сжался, и Намджун проглотил комок в горле.

Он знал, чего хочет — чего, пожалуй, хотел всегда — но это казалось несбыточной мечтой. А возвращение в Сеул — кошмарным сном.

Он вздохнул, снова выключил телефон и поглубже запихнул его в ящик с бельём. Позже. Он обдумает всё позже.

Неделя.

В ту ночь Намджун почти не спал.

В пятницу Юнги выдернул его посреди смены и нервно спросил:

— Есть планы на вечер?

Намджун моргнул.

— Ты же знаешь, что нет. Я сейчас ничем не занят.

— Неправда, — возразил Юнги. — На прошлой неделе ты ходил с детишками в поход.

На сей раз они были в Метрополитане, и Намджун позволил Тэхёну провести бессвязный, но весьма занимательный урок по истории искусства. А потом снова заплатил за ужин, теперь уже в китайском буфете — и это была большая ошибка, они все ужасно объелись.

— Походы? Это так они называются?

Юнги пожал плечами.

— Экскурсии. Прогулки. Как угодно.

— Сегодня я свободен, хён, — мягко сказал Намджун, видя, что Юнги всё ещё очень нервничает. По какой-то причине. — А что?

Юнги потёр затылок.

— Иногда мы с Сокджином... у нас есть друг, он владелец реально модного ресторана на Манхэттене. Со скатертями и вечерними нарядами. Раза два в месяц мы наряжаемся в блестящие пиджаки и даём живое выступление. Сокджин поёт, я играю на фортепиано. В основном, что-то джазовое, что не твой любимый жанр, я знаю, но может, ты захочешь пойти? Еда там действительно очень вкусная.

— С удовольствием, — немедленно ответил Намджун, потому что ему отчаянно нужно было больше их. Больше Хосока, больше Юнги — любые крохи их жизни, которые он мог получить. Ему нужно было наверстать семь лет, и он не знал, сколько ещё здесь пробудет. Нужно было сохранить как можно больше воспоминаний до того, как придётся уехать. — Я ничего не имею против джаза.

Юнги застенчиво улыбнулся.

— Отлично. Мы обычно принимаем душ и встречаемся около семи.

— Мне тоже нужен блестящий пингвиний пиджак?

Юнги рассмеялся.

— Нет, рубашки и брюк будет достаточно. У тебя они есть?

У Намджуна не было.

— Посоветуешь магазин?

Юнги опять рассмеялся и дал ему адрес магазина неподалёку. И сказал, что его смена на сегодня закончена.

— Но мне осталось убрать ещё три стола.

— Мы об этом позаботимся. Иди, приоденься. — Юнги буквально вытолкал его за дверь.

Магазином оказалось ателье, которым владели китайцы, судя по надписи иероглифами рядом с английским. Там было тесно и прохладно — у витрины стоял только один обогреватель, который не справлялся с тянущим от двери холодом, — но владелец оказался добрым человеком. Намджун вспомнил пару фраз на китайском, и мужчина проникся к нему симпатией, после чего оба переключились на английский. Его звали Ли Вэй, он владел этим магазином уже сорок лет, как сообщил Намджуну, снимая с него мерки. Сейчас у него выросли внуки, и половина из них никогда не была на родине.

— Странно, — сказал он, — как быстро летит время. Как далеко от дома нас может занести жизнь.

— Но вы обрели новый дом, верно? — спросил Намджун, и Ли Вэй рассмеялся. Улыбнулся так, будто понимал, что творится на душе Намджуна.

Намджун сто лет не покупал что-то кроме брендовых вещей. Но этот костюм он сбережёт, решил Намджун, пока Ли Вэй заворачивал покупку. Он попросил заглянуть как-нибудь ещё, ведь каждому человеку нужен хороший костюм в гардеробе.

— Зайду, — пообещал Намджун, надеясь, что сможет сдержать обещание. — Юнги просил передать вам привет.

— А, — кивнул Ли Вэй, — хороший мальчик. Всегда делает скидку, когда я привожу семью в его ресторан. Вы тоже передавайте ему привет. И его партнёру.

— Хосоку? — переспросил Намджун, гадая, не повторится ли история с аджуммой из супермаркета.

— Да-да, Хосоку, — снова закивал Ли Вэй. — Он тоже хороший мальчик. Как-то послал мне открытку, когда родился мой первый внук.

— Я передам, — сказал Намджун, удивляясь тому, сколько людей вокруг знают Юнги и Хосока. Знают — и любят.

У него были сотни тысяч фанатов, но он сомневался, что кто-то любил его вот так. Как Ли Вэй, который, порывшись за прилавком, извлёк книгу о китайских овощах и попросил Намджуна передать её Юнги.

— Он как-то упоминал, что хочет летом разбить сад. Так что я купил ему книгу.

— Обязательно отдам, — пообещал Намджун, прижимая её к груди со всем почтением.

Он выскочил на улицу, уже зная, каким будет его выбор.

Он останется, если Юнги и Хосок ему позволят.

Останется навсегда. Он полностью откажется от Рэп Монстра — от всего богатства, статуса, всей славы. Будет просто Ким Намджуном — официантом в ресторанчике корейского барбекю, который покупает костюмы в крошечном ателье и каждый вечер возвращается домой, к людям, которые его любят.

Ресторан расположился в Мидтауне, на краю Швейного квартала. В нём предлагали французскую кухню, и он оказался даже более модным, чем Намджун представлял по словам Юнги. Намджун ужинал в бессчётном количестве пятизвёздочных ресторанов по всему миру, но всё равно чувствовал себя неловко, когда метрдотель в вычурном смокинге провожал его к столику. Он словно очутился в фильме.

Юнги и Сокджин были великолепны в своих парных костюмах. Со слов Юнги Намджун ожидал чего-то более нелепого, но отливающий золотом пиджак поверх чёрной шёлковой рубашки смотрелся невероятно. Юнги убрал волосы со лба, а в уши вдел простые серебряные кольца. Сокджин тоже отлично выглядел, будто сошёл прямиком со сцены.

— Ты точно не секретный айдол? — спросил Намджун, когда они остановились у его столика поздороваться.

— Я почти им стал, — буднично отозвался Сокджин. — Но мне надоели люди, говорящие, что и как мне делать, так что я ушёл.

— Он не настолько красавчик, хватит подпитывать его эго, — проворчал Юнги.

— Прости, Юнги-я, но настолько. Уже четверо людей дали мне свои номера телефонов.

— Ты врёшь, мы тут всего десять минут.

Сокджин подмигнул и поиграл бровями, заставляя Юнги фыркнуть.

— Ты тоже потрясно выглядишь, хён. — Намджун очень старался говорить обыденно, но наверняка провалился.

В приглушённом свете было плохо видно, но, кажется, Юнги покраснел.

— Ай. — Он потеребил полу пиджака. — Глупые блестяшки.

— Они тебе идут, — возразил Намджун и поймал на себе нечитаемый взгляд Сокджина. Пришлось поспешно глотнуть вина, чтобы расслабиться.

— Пора начинать. — Сокджин положил руку Юнги на плечо. — Увидимся позже, Намджун-а.

Намджун отсалютовал им бокалом, и Сокджин подмигнул ему на прощание.

На сцене Юнги сел за рояль, а Сокджин встал у микрофона. Они выглядели как герои старомодного фильма, из тех, что крутили по телику в 1930-х, и Сокджин умело вписался в эту картину.

Намджун много лет не слышал, как играет Юнги. Но всё ещё помнил, как расслабленно тот сидит за роялем — будто они с инструментом были старыми друзьями, будто ему не нужно было устраивать представление. Он почти лениво пробегал пальцами по клавишам, но тут же раздавалась великолепная музыка. Медленная мелодия — джазовая, как Юнги и говорил, — идеально сочеталась с чистым ясным голосом Сокджина. Он был хорош. Реально хорош. Как настоящий айдол.

Господи.

Намджун не замечал второй микрофон до тех пор, пока Юнги не склонился и тоже не начал петь — низким аккомпанементом Сокджину, идеально вливаясь в его голос. Юнги пел так же, как играл — расслабленно, почти лениво. Но так же чертовски прекрасно. Намджун никогда не слышал, как он поёт, даже не знал, что Юнги может.

Песня была о первой любви и разбитом сердце. Сокджин легко покачивался в такт музыке, Юнги играл, и мягкий свет ресторана делал картину почти сюрреалистичной. Намджуну казалось, что ему это снится — Юнги играл так, словно был для этого рождён.

И блядь, блядь, как же сильно Намджун был влюблён. Он сохранил в сердце того юного мальчика, сберёг под гнётом вины и одиночества. Он сократил Хосока и Юнги до горстки светлых воспоминаний и запер их внутри, но вот он, Юнги: стоит напротив живой и осязаемый.

Это уже было больше, чем Намджун мог когда-либо надеяться.

Юнги и Сокджин исполнили целых десять композиций, а Намджун выпил четыре бокала вина и съел три тарелки невероятно переоценённой, но великолепно поданной еды. К тому времени, когда он присоединился к Юнги и Сокджину на улице, Намджун был уже прилично пьян.

— Вы просто невероятные, — сказал он в надежде, что его восхищение не сильно заметно.

— Я знаю. — Сокджин с тёплой улыбкой смахнул невидимую пылинку с пиджака. — Я пойду выпью кое с кем, так что увидимся завтра, Юнги-я, Намджун-а.

Намджун помахал ему на прощание, глядя, как он садится в такси.

— Шесть человек дали ему номера телефонов, — пробормотал Юнги, качая головой. — Никому из них он не позвонит. Бред.

— У него кто-то есть? — спросил Намджун.

— Мог бы, не будь он таким идиотом, — ответил Юнги. Намджун задумался, не о Тэхёне ли он говорит. Однако сейчас ему было в общем-то всё равно. Сейчас он мог думать только о Юнги. Как ночные городские огни подсвечивают его фигуру, закутанную в пальто, его порозовевший от холода нос. Его глаза были подведены, чего Намджун раньше не заметил, а губы до сих пор были полные и яркие.

Намджун выпил четыре бокала вина. Он знал, что не стоит, что нельзя, но его стены рушились на глазах. Семь чёртовых лет. Дольше.

Его тело двинулось без него. Намджун словно наблюдал за собой со стороны: как протягивает руку, обхватывает Юнги за затылок, наклоняется и целует. На секунду мир погрузился в тишину. Остались лишь губы Юнги, о которых он мечтал десяток лет. Лишь тело Юнги в его руках.

Затем наконец включился мозг, и, как поезд на полном ходу, ворвалось осознание, что он сделал. Что разрушил.

Намджун отстранился от Юнги, не давая себе времени задержаться взглядом на его ошеломлённом лице. Господи, господи, господи, он поцеловал Юнги. Поцеловал Юнги. Который встречается с Хосоком. Который не его, никогда не был и никогда не будет. Господи боже.

Намджуну нужно было убраться отсюда. Прямо сейчас. Он не мог оставаться, когда сердце в груди крошилось на миллион осколков. Так что он снова позволил телу возобладать над разумом: развернулся и рванул вниз по улице. Ему даже не важно было, куда, главное — прочь.

В конце концов он побежал, не обращая внимания на то, как Юнги позади кричит его имя.

Chapter Text

Вот вам ещё один секрет: в ту ночь в Ньюарке Намджун вернулся в отель и открыл на ноутбуке железнодорожную карту. Навер показал, что до Флашинга ехать всего час сорок — это ближе, чем он оказывался за эти шесть лет. Он думал поехать, просто выскользнуть из отеля и сесть на поезд на станции Пенсильвании. Он понятия не имел, как собирался искать их там. В ресторане, возможно — он знал адрес. Юнги мог быть на смене, или же Намджун просто спросил бы про него. Или же поискал бы их через какао-ток — у него был айди, который, как он был уверен, принадлежал Хосоку. Запрос в друзья Намджун так и не решился отправить.

В любом случае, он мог снова их увидеть. Мог наконец перед ними извиниться.

Мог сказать им...

Это была дурацкая идея. Он знал это, даже придумывая всю эту схему. Он сомневался, что они будут рады его вторжению в свою жизнь, скорее даже, они не захотят его видеть.

Так что он захлопнул крышку ноутбука чуть сильнее, чем требовалось, и заказал в номер бутылку водки, не заботясь ни о стаканах, ни о её вкусе. Он хотел, чтобы Вина перестала сжимать его сердце. Хотел, чтобы Тоска перестала сдавливать ему дыхание.

Так что он напился до потери сознания.

В конце концов Намджун остановился недалеко от Таймс Сквер, с трудом пытаясь отдышаться протестующими лёгкими. Телефон в кармане разгневанно жужжал, но он проигнорировал пять пропущенных звонков и пятнадцать сообщений от Юнги и вместо этого набрал номер Тэхёна.

Тот ответил на втором гудке.

— Хён?

— Помнишь, — начал Намджун, ненавидя себя за то, что голос уже дрожит от слёз, — ты как-то сказал, что если мне нужно будет выговориться, ты выслушаешь и обеспечишь алкоголь? Предложение ещё в силе?

— Скину тебе адрес, — сказал Тэхён и отключился.

Телефон зажужжал снова — на сей раз это был Хосок. Намджун смахнул его с экрана и открыл сообщение от Тэхёна, в котором был адрес квартиры в Кью Гарденс Хиллс, в Квинсе. Быстрый поиск по гугл картам построил Намджуну практически прямой путь: сесть на поезд Е до бульвара Квинс, а затем — на автобус до 136-ой улицы.

Да. Он сможет это сделать.

Он застегнул пальто, сожалея, что забыл взять шапку, и пригнул голову, прячась от холодных порывов ветра. Телефон перестал жужжать. Неясно, к добру ли, но Намджун решил не думать сейчас об этом. Ему нужно добраться до 136-й улицы, а потом он разберётся и с остальным. Шаг за шагом — так он справился с последствиями тех фотографий и теперь собирался использовать ту же стратегию.

Точно надо перестать целовать людей, думал Намджун, сидя в вагоне метро. Каждый раз это портит ему жизнь.

Автобуса пришлось ждать почти десять минут, и Намджун, переминаясь с ноги на ногу под знаком остановки, наблюдал, как танцуют в уличном свете снежинки, и грел немеющие руки. Он представлял, как возвращается в дом, который уже стал родным, и собирает чемодан, пока Юнги и Хосок на работе. Садится в самолёт до Сеула. Говорит компании, что солжёт, снова будет скрываться, что угодно, лишь бы ему позволили сохранить карьеру, потому что это единственное, что у него осталось. Удаляет контакты Хосока и Юнги во второй раз и старается забыть их.

Невозможно.

Он представил всё это и его затошнило. К счастью, автобус подъехал раньше, чем его вывернуло в кусты под стенами помпезного банка. Он устроился на заднем сиденьи и попытался сжаться в комок, отчасти желая просто исчезнуть. Это было бы куда легче. Просто превратиться в пар — ни о чём не волноваться и исчезнуть, когда взойдёт солнце. К сожалению, за семь минут поездки до 136-ой улицы никакой магии с ним не случилось, и Намджун вышел из автобуса, споткнувшись на ступеньках.

Нужная квартира располагалась далеко от главной дороги, в маленьком жилом комплексе, окружённом зелёным газоном. Тэхён сказал, что живёт на втором этаже, хотя все дома и так были не выше двух этажей. Намджун шёл по узкому тротуару, ища глазами нужный дом, а под его ботинками скрипел снег. Завернув за угол, он наконец нашёл, что искал, и нажал кнопку на домофоне, рядом с которой были написаны инициалы TJJ. Но ничего не произошло. Пока он размышлял, не позвонить ли снова, раздался звук шагов, скрип ступенек — и открылась входная дверь, являя за собой Тэхёна.

— Прости, — сказал он, — домофон у нас не работает, так что я спустился.

На нём были красные спортивки, выглядевшие минимум на размер больше, и такая же мешковатая чёрная толстовка. Волосы, по цвету напоминавшие океан, спадали на глаза, и на вид казались влажными, будто после душа. Но он улыбнулся, приглашая Намджуна внутрь.

— Рад, что ты нормально нас нашёл, — сказал он, ведя Намджуна по узкой лестнице.

— Гугл карты, — пояснил Намджун, и Тэхён тихо рассмеялся.

За скрипящей дверью оказалось маленькое, но уютное помещение. Потрескавшийся от старости пол, техника, которой было лет десять, если не все двадцать. В центре комнаты лежал футон, сложенный в диван. Напротив него, на дешёвой подставке, высился телевизор — он заметно контрастировал с валяющейся на полу приставкой, которая дешёвой не выглядела совсем. Пол укрывал старомодный ковёр в восточном стиле, а на спинке дивана лежал плед. Стены украшали чёрно-белые фотографии и картины Нью-Йорка. Справа от телевизора на доске пестрели фотографии и записки, среди которых Намджун разглядел меню индийского ресторанчика и листовку танцевального шоу. Он разулся у шаткой вешалки, которая покачивалась от навешанной на неё одежды, и позволил Тэхёну бросить своё пальто на спинку стула на кухне. У стены стоял небольшой столик, за которым могли поместиться от силы двое. Судя по тому, как он был завален тетрадями, Намджун сомневался, что за ним вообще ели.

— Прости, — сказал Тэхён, — но шкаф в коридоре это мой основной шкаф, так что места в нём уже нет.

— Тут только одна спальня? — спросил Намджун, уже понимая, что да: он видел всего две двери, и одна из них наверняка вела в ванную.
Тэхён пожал плечами.

— Ага. Эта квартира была дешевле, а после армии мы всё равно привыкли жить на куче, понимаешь? Так что я сплю тут, — он похлопал по футону, — а Чимин и Чонгук — в спальне.

Глядя на потрёпанную мебель и тесное пространство, Намджун неожиданно испытал стыд за свою просторную квартиру в Сеуле, которая сейчас пустовала. В ней легко могли бы поместиться две или даже три таких каморки.

— Чимин и Чонгук скоро вернутся с алкоголем. — Тэхён жестом пригласил Намджуна присесть на диван. С этого места он увидел много маленьких горшочков с растениями на подоконнике.

— Зелень, — пояснил Тэхён, проследив его взгляд. — И немного цветов. Почти все подарил Юнги-хён. Говорит, они делают пространство светлее.

— И как? Делают? — полюбопытствовал Намджун. Одно время он думал прикупить пару растений, чтобы украсить свою пустую квартиру, но они, скорее всего, просто умерли бы, пока он разъезжал по турам — некому было бы их поливать.

Тэхён кивнул.

— Определённо, да.

Намджун кивнул в ответ, не зная, о чём говорить дальше. Скрутившись на футоне, он чувствовал себя неловким, маленьким и болезненно трезвым. К счастью, словно по волшебству, со скрипом открылась входная дверь, и в квартиру вошли Чимин и Чонгук, стряхивая с ботинок снег. В одной руке Чимин держал пакет, а Чонгук, заметив Намджуна, мило помахал ему рукой.

— Итак, — провозгласил Чимин, стягивая шапку и бросая её на тот же стул, где уже приютилось пальто Намджуна. — Ты запрашивал алкоголь, и мы его принесли. К сожалению, мы нищие студенты, так что принесли только дешёвое вино в паке.

Он вытащил картонный пак на стол.

— Прости, хён, — сказал Чонгук.

Намджун покачал головой.

— Всё нормально. Мне всё равно.

Он стремился к беспамятству, а не к хорошему вкусу. Судя по острому взгляду Тэхёна, тот это тоже понимал.

Чимин достал из шкафчика кружки. На одной из них была картина Моне, на второй — надпись «Я свободно говорю цитатами из фильмов» (она явно принадлежала Чонгуку), а на третьей, типичной туристической, безвкусным шрифтом красовалось «Я <3 Сеул».

Само собой, эту Чимин протянул ему.

— Откуда она у тебя вообще? — полюбопытствовал Намджун.

— Друг подарил в шутку. Думаю, представлял себе моё отвращение, когда я её открывал. И да, мне до сих пор обидно, что тут нет кружек про Пусан. Пусан, вообще-то, лучший город в мире.

— По твоим словам, — поддразнил Тэхён.

— И по словам Чонгука, — возразил Чимин.

— Ай, — отмахнулся Чонгук, беря кружку с цитатами. Тэхёну досталась кружка с Моне, а Чимин взял ту, на которой было написано «Ешь. Спи. Танцуй. Повтори».

Неловкость только выросла, когда Тэхён и Чимин уселись на пол напротив футона, а Чонгук достал себе из кухни стул. Было такое ощущение, что Намджун на странном собрании.

— Итак, — хлопнул в ладоши Тэхён, — алкоголь — есть. А теперь — слушать.

Он подпёр ладонью подбородок и внимательно уставился на Намджуна. А он понятия не имел, откуда даже начать. С того, что случилось только что? С самого начала? Как вообще можно коротко описать события десяти лет?

Он перевёл взгляд на Чимина, который уложил голову Чонгуку на бедро. Тот мягко перебирал его волосы тихим личным жестом.

— Как вы поняли? — спросил их Намджун. — Что любите друг друга. Что это... больше, чем дружба.

Чимин с нежностью посмотрел на Чонгука, а тот забавно сморщил нос в ответ.

— Это заняло много времени, — признался Чимин. — Думаю, проблески были уже в старшей школе, но я не хотел с ними разбираться. Не хотел быть геем и влюбляться в лучшего друга. И то, и другое, казалось невозможным. — Чимин рассмеялся. — По иронии, так и было, пока я не пошёл в армию, где и начал принимать свою ориентацию.

— В армии? — неверяще переспросил Намджун.

Чимин замахал рукой.

— Нет, прости, сама армия тут была не причём. Она отстой. Я два года расчищал снег посреди нигде, пока на меня орал вышестоящий офицер. Но ещё там был Тэ. — Он потянулся и ткнул Тэхёна в плечо. — И мы много говорили по душам. Он признался мне — я поверить не мог, армия — худшее место для таких заявлений, но он был таким храбрым. И тогда я захотел быть храбрым тоже.

Тэхён пожал плечами на вопросительный взгляд Намджуна.

— Мне всегда было... нормально? С особенностями моей личности. Не всегда, конечно, думаю, у всех так, но о том, что я гей, я знал ещё с начала старшей школы и просто принял это. Не то чтобы я совершал официальный каминаут, но внутренних сомнений у меня не было.

— Все эти сомнения были у меня, — снова засмеялся Чимин. — Но Тэ мне очень помог. Хотя я так и не признался Чонгуку, пока мы не переехали сюда. Вдалеке от дома это оказалось проще.

— Ага, — тихо согласился Чонгук, поглаживая Чимина по плечу. — Всегда было непросто, но... здесь куда меньше людей пялится, когда я беру его за руку. Я тоже знал. Давно знал. Может, ещё раньше него? Я влюбился в него без памяти ещё в восьмом классе, и это чувство никуда не делось. Но я знал, что он ещё не готов. Я чувствовал в нём много противоречий, которыми он боялся со мной делиться. Так что я старался отпустить. Мы были вдали друг от друга три года службы, и это было дико тяжело, но и хорошо тоже, наверное. Ему нужно было пространство, нужно было встретить Тэ. Я знал, что люблю его, и надеялся, что однажды он тоже меня полюбит. Я решил, что могу подождать, пока он не будет готов.

— Хватит, — Чимин хлопнул Чонгука по бедру. — Я из-за тебя расплачусь.

Чонгук показал ему язык, и Чимин фыркнул.

— Как бы то ни было, я признался недели через две после начала нашего первого семестра. Не мог больше молчать.

— Он выпалил мне это в лицо прямо в пиццерии однажды утром, — хихикнул Чонгук. — Я в этот момент жевал кусок пиццы. Это было ужасно неромантично.

— Ты тогда был миленький, — возразил Чимин. — Очень миленький. Мне нравилось, как неоновые лампы подсвечивают твои волосы, и я ужасно хотел что-то сказать, ясно?

Тэхён нежно улыбнулся.

— Из пиццерии они вернулись, держась за руки, — сказал он. — Я был так за них рад.

Чимин крепко его обнял.

— Юнги и Хосок тоже сильно помогли, — с улыбкой добавил Чонгук. — Благодаря им мы чувствовали себя в безопасности. И они много чего советовали.

— Я поцеловал Юнги, — выпалил Намджун. Остальные замерли, глядя на него широко распахнутыми глазами. — Сегодня вечером я его поцеловал. Я хотел этого много лет. Хотел ещё с тех времён, как мне было восемнадцать. — Слова посыпались так, будто прорвало плотину. Намджун повернулся к Чимину: — Я был, как ты. Я знал, знал про себя, но не мог смириться. Не мог быть геем или любить Юнги, ничего не мог. Так что просто сбежал, оттолкнул его и Хосока и просто... — Он подавился воздухом и свернулся в клубок, дрожа.

Воспоминания в мыслях пошли вспять: выступления на сценах, которые казались слишком пустыми, отельные номера, в которых были слишком тихо, города, страны, тысячи и тысячи километров — к началу, в общагу с синими стенами в Гангнаме, где они трое сидели посреди крошечной гостиной и смотрели на городские огни. Их слишком пугало будущее, но они всё равно верили, что смогут совершить великие дела.

Вместе.

Тогда он чувствовал себя непобедимым, несмотря на все сомнения и страх. Этого чувства он не испытывал с тех пор никогда, в какую бы крутую дизайнерскую одежду его ни наряжали, на каких бы огромных сценах он ни читал свой яростный рэп.

Футон скрипнул — кто-то сел рядом, а затем Тэхён взял его ладонь в руки, чтобы Намджун перестал впиваться пальцами в собственное бедро.

— Хён, — тихо и мягко сказал он.

Намджун покачал головой.

— И я люблю Хосока тоже. С самого начала любил обоих. Смешно, правда? Они есть друг у друга, им так чертовски хорошо вместе, с чего бы им хотеть... Я не могу получить обоих. Не могу получить ни одного из них. Я продолбал свой шанс много лет назад, а теперь... просто снова всё продолбал. Во второй раз.
Он не сразу понял, что плачет, и его захлестнуло жгучей неловкостью. Господи, что за вид: Рэп Монстр, международная хип-хоп звезда, рыдает перед своими донсэнами на футоне в Квинсе. Но сейчас он не был Рэп Монстром. Он был Ким Намджуном, а Ким Намджун до боли устал.

Ким Намджун сейчас вовсе не был против, чтобы кто-то был рядом и заверил, что всё наладится. Что он как-то справится со всем этим. Сейчас он не хотел быть сильным, решительным, не хотел ничего контролировать. Он год за годом склеивал себя по кусочкам и теперь гадал, видны ли эти линии склейки, которые всё расширяются и расширяются, как трещины в земле.

— Хён, — сказал Тэ и обнял его. А следом обнял и Чонгук, и Чимин. — Хён, дыши. Всё хорошо.

Он сдавленно всхлипнул раз, другой, лёгкие горели огнём. Тэхён положил руку ему на щёку и мягко повернул, заставляя посмотреть себе в глаза. Взгляд у него был тёмный и искренний.

— Намджун-хён, послушай меня минутку, ладно? Потому что я сомневаюсь, что кто-то когда-то тебе это говорил. С тобой всё нормально. Нормально быть геем и нормально любить их обоих.

Боже. Ему действительно никто такого не говорил. Юнги и Хосок приняли его, невероятно поддержали, куда больше, чем он заслуживал, но никто не пришёл и просто не сказал то, что сейчас сказал Тэхён.

— С тобой всё нормально, — повторил Тэхён. — Это часть тебя, хён, она не плохая, неправильная или что там ещё тебе могли сказать.

— Послушай его, — мягко сказал Чимин. — Мне он говорил то же самое, а он всегда оказывается прав в таких вещах.

— Мы знаем, как это страшно, — добавил Чонгук, вжимаясь в Намджуна, как большая мускулистая коала. — Это ужасно страшно, и отчасти таким и останется, но ты не один, хён. Мы рядом. И я не могу, конечно, говорить за Юнги-хёна и Хоби-хёна, но мне кажется, ты ещё ничего не разрушил.

— Ага, — сказал Тэхён. — Думаю, тебе нужно с ними поговорить. Ты так долго держал всё в себе. Может, настало время выложить карты на стол.

— Может, они тоже многое держали в себе, — добавил Чимин.

— Только, пожалуйста, не сбегай снова. — Чонгук крепче сжал Намджуна в объятиях. — Нам нравится, что ты здесь, а они точно заслуживают большего.

Намджун снова вытер лицо — из глаз постоянно текли слёзы. Он знал, что они правы, даже если идея поговорить с Юнги и Хосоком казалась сродни восхождению на Эверест. Он не представлял, как они могут не сердиться. Особенно, Хосок. Господи, Хосок. Он уже наверняка всё знает, наверняка думает, что Намджуну нужен только Юнги.

— Пора быть смелым, Намджун-хён, — сказал Тэхён.

— Ты можешь, — влез Чонгук.

Намджун так сильно их любил, этих детишек, которые его едва знали, но уже поддерживали сильнее всех. Он подумал о людях, которые действительно знали его кучу лет и всё равно были полны пренебрежения, всё равно писали ему с вопросом «это не может быть правдой, так ведь?» Будто они не могли даже представить, что он может быть геем, может быть другим. Но Чонгук, Чимин и Тэхён видели его — его, Намджуна, — и понимали лучше, чем кто-либо другой. Внутри них жил такой же страх. Они приняли его, посмотрели ему в лицо и научились побеждать — так же, как и Юнги с Хосоком.

Так же, как пора было научиться и ему.

— Спасибо, — хрипло сказал он, обнимая Чонгука и Тэхёна. — Спасибо вам.

— Мы просто платим вперёд, — сказал Чимин, кладя руки ему на плечи.

Намджун фыркнул.

— Я поговорю с ними.

Было уже около часа ночи, но он не мог заставить Юнги и Хосока пережить ещё одну ночь в неуверенности. Пусть даже был до чёртиков напуган сам.

— Хорошо, — кивнул Чимин. — Потому что Юнги, возможно, позвонил мне в ужасе, а я, возможно, сказал ему, что ты у нас и скоро вернёшься.

— Юнги тебе звонил? — удивился Намджун. — В ужасе?

Чимин хмыкнул.

— Ну, сложно сказать, когда Юнги-хён в ужасе, потому что он всегда старается этого не показывать, но он был слишком спокоен. Он просто сказал, что ему надо с тобой поговорить и убедиться, что ты в порядке.

— Он сильно злился? — спросил Намджун виновато. Робко и испуганно, как маленький ребёнок.

— Нет, хён, — Чимин снова погладил его по плечу. — Он не злился.

Ладно. Это уже неплохо. Должно быть неплохо.

Намджун сможет.

Сможет.

Он потянулся к позабытой кружке и от души хлебнул вина. И немедленно подавился.

— Мать твою, оно отвратительное.

— Я предупреждал, — торжествующе заявил Чимин, а Чонгук с улыбкой принёс его пальто.

— Ладно, — широко ухмыльнулся Тэхён. — Операция «Эпичное любовное признание» начинается.

— Я думал, мы назовём её операцией «Получить парня», — сказал Чонгук.

— Это дурацкое название.

— Как и «Эпическое любовное признание».

— Да господи, — рассмеялся Намджун, несмотря на сжавшийся в комок желудок.

А это, судя по довольным улыбкам, и было целью Тэхёна и Чонгука.

Детишки провели его на автобусную остановку, и Тэхён всё это время держал его за руку. Снегопад усилился, и Чонгук всё пытался снять, как снежинки падают на язык Чимина, но в основном они только смеялись.

— Воспользуйся своим советом тоже, Тэхён-а, — тихо сказал Намджун, чтобы его услышал только Тэхён. — Поговори с Сокджином.

Тэхён вздохнул.

— Я подумаю.

— О большем я и не прошу, — кивнул Намджун. Тэхён улыбнулся — и сразу стал мягче, беззащитнее.

Автобусная остановка возникла перед ними раньше, чем Намджун успел ответить. Садясь в автобус, он сдавленно рассмеялся, глядя, как Чимин, Тэхён и Чонгук машут ему на прощание. Будто провожая отплывающий корабль, как в старых фильмах.

Затем он опустил голову вниз, убеждая себя, что удержится от панической атаки: и здесь, в общественном транспорте, и позже, дома. Он будет рациональным человеком. И спокойным. Он признается. И примет всё, что за этим последует, а дальше, вероятнее всего, завтра, он соберёт свои вещи, сядет на самолёт до Сеула и попытается сделать вид, что ничего не было. Вернётся домой к родителям и проплачет неделю или две, а потом разберётся, как быть дальше.

Он выживет, несмотря на то, что потеряет их уже во второй раз.

Он сможет.

Естественно, эта решимость продержалась ровно до дома. Распахнулась дверь, и на пороге возник бледный заплаканный Хосок.

— Намджун, — сказал он сквозь лай Холли. — Боже мой.

Намджун открыл рот, чтобы сказать... что-нибудь. Непонятно что. Извиниться, возможно? Но Хосок обнял его прежде, чем он сумел выдавить хоть слово.

— Я рад, что ты в порядке, — сказал он.

Поверх плеча Хосока Намджун увидел в гостиной Юнги, который держал на руках Холли. Он выглядел так, будто тоже плакал, хотя сейчас Намджун совершенно не мог прочитать выражение его лица.

В любом случае Намджуну пора прекратить причинять им боль.

— Нам нужно поговорить. — Хосок отстранился. Его губы сжались в тонкую линию, и это напомнило времена трейни, когда он старался выглядеть ответственным и профессиональным.

Сердце Намджуна колотилось уже где-то в горле.

— Да, — прошептал он, позволяя Хосоку увести себя в дом и усадить на диван. Юнги отнёс Холли в спальню, а вернувшись, занял кресло.

— Итак, — начал Хосок, опираясь локтями на колени. — У тебя есть чувства к Юнги?

— Я... — Вопрос выбил Намджуна из колеи. Но от Хосока иного и не стоило ждать: он всегда был прямым и старался докопаться до сути.

— Потому что, — продолжил тот, и его спокойная маска треснула, выпуская наружу волнение, — мне всегда было интересно. Я всегда думал, что вы будете вместе. Поэтому так долго молчал сам. Это казалось правильным. Ты и он. Вы были такие... умные и талантливые, я же просто был глупым пацаном, который не мог угнаться за вашим рэпом, а потому прятался в тени.

— Сок, — с болью прошептал Юнги, но Хосок не думал останавливаться.

— Так что я понимаю, если да. Я... мы ходили посмотреть на тебя. В Ньюарке. На твой концерт.

— Что? — Намджуна словно ударили. Они были там? В одном зале с ним?

— Я очень удивился, — продолжал Хосок дальше, не слыша, — когда ты ответил на моё сообщение. Потому что думал, что ты нас забыл. Ну или меня, на худой конец. Вы с Юнги были... не знаю. Между вами была связь. Но я? С чего бы тебе помнить меня. — Хосок фыркнул, и по его щекам потекли слёзы. Лицо исказилось, будто он рассердился на то, что тело предало его. — Так вот, я хотел сказать, что понимаю. Твои чувства к Юнги. И я не... не злюсь, я...

Намджун больше не мог это слушать. Слишком больно. Хосок плакал, и Намджун должен был всё исправить.

— Забыл тебя? — сказал он, едва сдерживая всхлип. — Тебя? Чон Хосок, да ты же любовь всей моей блядской жизни.

Хосок удивлённо замер, вперившись в него взглядом. Даже сейчас он был потрясающе красив: кожа в свете ламп отливала золотом, слёзы блестели на щеках, волосы были взлохмачены. Намджун почувствовал на себе взгляд Юнги, поэтому повернулся к нему. В его глазах читалось изумление, вспышка боли, и Намджун потянулся через столик, чтобы похлопать его по колену.

— Ты тоже, хён. Вы оба — единственная любовь моей жизни.

— Джун, — растерянно выдохнул Юнги.

И это было нормально. Сейчас была его, Намджуна, очередь говорить.

— Всегда ею были, — сказал он и начал плакать. Удивительно, как он до сих пор ещё не утонул в слезах. — Ещё со времён трейни. Поэтому я и ушёл. Я так сильно хотел вас обоих, так сильно любил вас обоих, что не знал, что с этими чувствами делать. Как справиться с ними. Я так боялся, что в итоге всё разрушил. Проебал всё, что у нас троих было. Поэтому сбежал, как трус, чтобы и дальше всё проёбывать. Мне жаль. Мне очень, очень жаль. Я пытался остановиться, забыть, но дело всегда было в вас. Без вас все сцены мира были невыносимо пусты. Я никогда не хотел всего этого без вас, но я слишком поздно это понял. Простите меня.

Его плач перерос в рыдания, но Намджун слишком боялся поднять голову и увидеть на их лицах отторжение или гнев.

— Я работаю над этим, — продолжил он, опасаясь затягивающегося молчания. — Я бы никогда... вы потрясающая пара. У вас потрясающая жизнь. Я её не разрушу, обещаю. Не испорчу всё снова. Я уеду. Завтра же сяду на самолёт, и вы больше никогда обо мне не услышите. Просто... я хотел, чтобы вы знали. Вы оба заслуживаете знать.

Юнги поднялся и, обойдя столик, остановился рядом с Намджуном.

— Ты меня любишь? — тихо спросил он, будто пытаясь осознать.

— Да, — прошептал Намджун. — Безумно сильно. Прости меня.

А Хосок... Хосок рассмеялся. Больше истерично, чем весело, перемежая смех со всхлипами, и когда Намджун на него посмотрел, он принялся растирать глаза руками, качая головой.

— Скажи ему. — Намджун не сразу понял, что Хосок обращался к Юнги. — У тебя лучше выйдет.

— Спорно, — пробормотал Юнги и присел по другую сторону от Намджуна. Глубоко, судорожно выдохнул. — Я был так сильно в тебя влюблён, Джун-а. Когда мы были трейни.

Намджун моргнул, чувствуя, как кружится голова. Юнги взглянул на него почти смущённо.

— Я думал, ты знал. Думал, что я слишком себя выдаю. Злился на себя за это. Ты был таким долговязым неуклюжим пацаном, но таким умным. И красивым, хотя не осознавал этого. И очень добрым, хотя и пытался изо всех сил казаться крутым. Я без памяти в тебя влюбился. Это было неловко. Сок... чувства к нему пришли позже. Сначала я полюбил тебя.

Намджун пытался осознать его слова, пробираясь по воспоминаниям. Дальше, дальше, обратно в Сеул, в их студии, танцевальный зал, в крошечную общагу, к улыбке Юнги — застенчивой, но искренней — к ссорам, макияжу, учёбе, часам, проведённым за написанием музыки, и часам, проведённым в слезах, когда они сидели в темноте в обнимку и боялись, что их мечты слишком дерзкие и масштабные. Намджун так погряз в собственных чувствах и страхах, что даже представить не мог, что любовь, расцветающая в его сердце, может быть взаимной. Что если бы тогда он чуть пристальнее смотрел на Юнги, то увидел бы отражение собственной любви в нём.

— А я думал, что это я себя слишком выдаю, — горько сказал Хосок. — Что мою влюблённость в вас видно из грёбанного космоса. Я повсюду за вами ходил. Всегда хотел быть рядом, помните? Я с семнадцати лет знал, что люблю Юнги, Джун-а, но с тех же пор я знал, что и тебя люблю. Вы были такие... такие крутые. У меня не было и шанса.

Намджун принялся вспоминать и Хосока. Который всё скрывал за улыбкой и смехом. Который был воплощением солнечного света и уверенности в себе, которая Намджуну и не снилась. Который бросался в рэп с такой же страстью, что и в танцы, и никогда не позволял себе колебаться. Который плакал наедине, пока Юнги и Намджун не сломали стены вокруг и стали близки настолько, чтобы сказать: «положись на меня».

Юнги и Хосок любили Намджуна. Любили его.

Земля под ногами Намджуна шаталась.

— Мы говорили об этом, — продолжил Юнги, — после службы в армии. Напились вдрызг как-то и признались друг другу, что любим тебя.

— Поэтому нам было так больно, — сказал Хосок. — Дело было не в карьере. Ты бросил нас. Оставил с разбитым сердцем.

— И мы долгое время пытались скрывать это друг от друга. — Юнги покачал головой. — Не зная, что страдаем по одинаковой причине.

Намджун всхлипнул, пытаясь выровнять дыхание. Это... он ждал отказа. Отторжения. Не знал, что делать с огромностью собственных прошлых ошибок.

— Я не знал, — сказал он. — Я не видел, я был так... напуган. Потому что был геем, потому что любил вас. Простите меня.

— Всё в порядке. — Юнги положил ладонь ему на затылок. — Тогда никто из нас не был готов. Мы все были просто напуганными детьми.

— У нас с Юнги это заняло много времени, — тихо добавил Хосок. — Очень много, Джун. А ведь мы были друг у друга. Ты же был один. Прости нас за это.

— Это моя вина, — покачал головой Намджун.

— Не только, — возразил Юнги.

Намджун уставился на свои сцепленные дрожащие руки. Казалось, всё тело вот-вот развалится.

— Вы сказали, что были влюблены в меня, — прошептал он, едва слыша себя сквозь грохот сердца. — А... сейчас?

Молчание было таким мучительным, что хотелось кричать.

Первым, к его удивлению, на сей раз заговорил Хосок.

— Я думал, что нет. Пока ты не очутился в нашей гостевой спальне.

— Я тоже, — сказал Юнги. — Об этом мы тоже поговорили, где-то через неделю после твоего приезда. Мы... Это сложно, Джун-а. Мы потеряли слишком много лет. Всё не встанет магическим образом на свои места.

— Я этого и не жду, — кивнул Намджун. Он вообще не ожидал принятия. — Просто... Я не хочу возвращаться. Особенно, если между нами что-то есть. Или может быть.

— А твоя карьера? — нахмурился Юнги.

— Нахуй карьеру, — пылко сказал Намджун. Ему так сильно хотелось к ним прикоснуться, что он лишь сильнее сцепил руки. — Нахуй её. Вы важнее. Всегда были важнее.

Хосок судорожно выдохнул. Но Намджун не лгал. Он знал это уже много лет. Возможно, теперь и им пора было узнать.

— Я не шутил. — Он посмотрел на Юнги, а затем на Хосока — у обоих были покрасневшие глаза и одинаковое неверие на лицах. — Когда сказал, что вы — единственная любовь моей жизни. Я семь лет скучал по вам. И хотел бы наконец перестать.

Юнги хрипло рассмеялся и уронил голову Намджуну на плечо, отчего он пошатнулся. Намджун забыл — или заставил себя забыть — каким охочим до прикосновений может быть Юнги, особенно, когда ищет утешения. Он впитывал их, как губка, и тогда, в Сеуле, Хосок всегда с радостью их обеспечивал. Намджун тогда был более отстранён, но сейчас не колебался — протянул руку и зарылся пальцами в волосы Юнги.

— Тогда оставайся, — сказал Хосок. На его лице читалась решимость, влажные глаза блестели. — Оставайся дома, Намджун.

Намджун едва не разрыдался снова.

Дома. Дома.

Свободной рукой он обнял Хосока за плечи и притянул к себе, не желая отпускать — перегруженный эмоциями мозг боялся, что стоит отпустить, и они исчезнут. Хосок в свою очередь дотянулся до Юнги и вцепился ему в рукав с таким же отчаянием, что и Намджун.

— Мы со всем разберёмся, — прошептал Юнги куда-то ему в шею.

— Хорошо. — Намджун зажмурился изо всех сил, не зная, хочется ли ему рассмеяться или заплакать. — Хорошо.

Он не знал, сколько они просидели вот так, вжимаясь друг в друга и переплетясь конечностями. Тишина в этот раз и близко так сильно не давила, как в прошлый, и Намджун думал, что им всем нужно это время, чтобы сшить себя воедино снова. В итоге тишину нарушил лай Холли, который скрёбся в дверь спальни. Юнги со вздохом отлепился от Намджуна — Намджун едва успел проглотить протестующий возглас от того, что лишился тепла.

Юнги скрылся в коридоре и вернулся спустя полминуты, держа в руках извивающегося пса.

— Вот, — проворковал он, усаживая Холли Намджуну на колени. — Ему не помешает поддержка.

Холли тут же лизнул его в подбородок, и Намджун рассмеялся, поглаживая мягкую шёрстку.

— Спасибо.

Юнги фыркнул, вытирая влажные глаза, и смущённо пробормотал:

— Всё в порядке.

— Блядь, — выругался Хосок, поднимаясь на ноги. — Я сто лет так много не плакал. Ужасно.

— Добро пожаловать в клуб, — хмыкнул Юнги, но Намджун чувствовал, что им, как и ему самому, полегчало. Словно груз, который медленно сдавливал их все эти годы, наконец-то, наконец-то исчез. Тоска ослабевала тоже — всего на каплю, но дышать уже становилось легче.

Холли вывернулся из его рук и с пыхтением устроился на диване.

— Прости, дружок, — сказал Юнги, — скоро пойдём в постель.

Часы на стене услужливо подсказали, что уже почти четыре утра. Сейчас, когда адреналин потихоньку отпускал, Намджун чувствовал, как наваливается усталость.

— Нам всем нужно поспать, — согласился Хосок. — Продолжим разговор утром.

Намджун кивнул. Это была хорошая идея. Хосоку и Юнги наверняка нужно побыть наедине, чтобы обсудить всё и выяснить, как им быть вместе.

Но когда Намджун пожелал им спокойной ночи и двинулся в сторону своей комнаты, Хосок удержал его за руку.

— Ну и куда ты идёшь?

— Спать? — недоумённо ответил Намджун.

Хосок покачал головой. Переглянулся с Юнги, обменявшись, видимо, безмолвным вопросом.

— Ложись с нам. Если, конечно, хочешь.

О. О-о-о.

— Да, — выдохнул Намджун. — Да, я... хорошо.

Он переоделся в пижаму, почистил зубы и тихонько постучался к ним в комнату. Обычно двери были закрыты, и Намджун осознал, что за месяц как-то ни разу сюда не заходил. Их спальня казалась священной, ему было странно вторгаться сюда, особенно учитывая затянувшиеся чувства. Но сегодня Хосок сам открыл ему дверь и поманил внутрь. Комната оказалась маленькой, но не тесной. Большое окно выходило на улицу, на подоконнике стояли растения. Напротив окна расположилась большая кровать с тумбочками по бокам и книжная полка с безделушками и блокнотами. В углу — лежанка Холли, а на стене над ней фотографии Нью-Йорка и Кореи — Тэгу и, судя по всему, острова Чеджу. Намджун счёл, что они принадлежат Юнги.

В этой спальне было так же уютно, как и в других комнатах. Как дома.

Юнги, уже сидевший на кровати, похлопал по матрасу. Им троим едва ли удалось бы уместиться, но Намджуну было плевать, да и им, кажется, тоже. Он забрался под одеяло, чувствуя, как сбоку прижимается Хосок, и вздрогнул от волны тепла. Он не помнил, когда в последний раз делил с кем-то постель. У него было несколько интрижек, когда он ещё пытался убедить себя, что не интересуется мужчинами, но никто из них не оставался на ночь. Сейчас же Хосок осторожно прижался к его спине, Юнги закинул руку ему на талию, и Намджуна в хорошем смысле слова накрыло ощущениями.

— Чон Хосок, — сонно пробормотал Юнги, — завтра у нас с тобой тоже будет долгий разговор о том, как пиздецки сильно я тебя люблю, и что я тебя оставлю только если меня собьёт автобус.

Хосок рассмеялся, пусть и не особенно весело.

— Ладно. — Он протянул руку через Намджуна и погладил Юнги по щеке. — Спи давай.

Юнги согласно промычал, уже явно засыпая.

— Ты тоже, Джуни, — добавил Хосок, придвигаясь ближе. — Спи.

И Намджун заснул — впервые легко за долгие годы.

Проснулся он в пустой постели, но из кухни доносился шум — такой же, как в большинство дней с тех самых пор, как он приехал. Намджун заставил себя подняться, кое-как пригладил волосы и пошёл в гостиную. Конечно же, Хосок обнаружился у кухонного островка с кофе в руках, а Юнги — у плиты, за приготовлением яичницы. В бледном зимнем свете они оба выглядели сонными и мягкими: Хосок в очках, съехавших на кончик носа, и голубом халате поверх пижамы, и Юнги с припухшими щеками и сонно стиснутыми губами.

Намджун позволил себе рассмотреть их, подумав, что теперь может. Позволил теплу наполнить грудь, а сердцу — забиться чаще.

Спустя мгновение Хосок заметил его и выпрямился:

— О, ты встал.

Юнги обернулся тоже, с едва заметной и несколько нервной улыбкой на лице. Они оба будто колебались, не зная, как себя вести, и Намджун знал, что сам выглядит не лучше: он понятия не имел, как вчерашние признания воспринимаются утром, что позволено теперь делать, что будет дальше.

Хосок вдруг поставил кружку на островок и решительно двинулся в сторону Намджуна. Он так и не успел понять, что происходит, когда Хосок обхватил его за шею и притянул для поцелуя. Это был чуть более грубый, чуть более напористый поцелуй, чем вчерашний с Юнги, но такой же полный желания.

— Вот, — сказал он, отстраняясь. — Теперь мы квиты.

Юнги фыркнул, и Хосок, подойдя к нему, быстро поцеловал и его.

— С тобой тоже квиты.

— Идиот, — любовно сказал Юнги, — мы и так постоянно целуемся.

Хосок пожал плечами, и Намджун почувствовал, как приливает к щекам краска. Они выводили его из равновесия, и Намджун гадал, как скоро это изменится. Но Юнги явно заметил его напряжение, потому что его взгляд смягчился.

— Джун-а, — сказал он. — Расслабься.

— Будешь кофе? — спросил Хосок, пока Намджун пытался расслабить плечи и успокоиться.

— Да. — Он всё ещё чувствовал послевкусие вчерашнего вина и хотел его смыть.

Хосок достал кружку с Райаном, которая неофициально стала считаться Намджуновой, и наполнил её кофе. Мягко вручил её Намджуну. Обычно он пил со сливками и парой ложек сахара, но сегодня решил на это наплевать и принялся пить прямо так, стараясь не сильно морщиться от горького вкуса.

— Дети звонили узнать, как ты, — сказал Юнги, выключая плиту, и взялся раскладывать яичницу по тарелкам, которые достал Хосок. Намджун отметил, что еды было на троих, и это странным образом его тронуло. В свете всего, что случилось, завтрак от Юнги казался особенно важным. — Я сказал, что ты в порядке. Ты им небезразличен.

— Они мне тоже. Они хорошие дети. Очень мне помогли.

— Я рад, — пробормотал Юнги, и Намджун сделал мысленную пометку написать им после завтрака.

Хосок впустил Холли в дом, стряхнув снег с пушистой шёрстки, и они принялись завтракать. Юнги поставил на стол вазу с фруктами и тарелку с тостами. Обычно в это время он уже был в ресторане, приятно, что сегодня он остался. Приятно было и смотреть, как он ест и ворчит над своим кофе, пытаясь проснуться наконец.

— Ты сегодня не открываешь? — спросил Намджун.

— Вот уж хрен, — ответил Юнги. — Я позвонил Сокджину и рассказал, что произошло. На что он сказал, что если я сегодня приду, он уволит меня и сделает совладельцем Чонгука.

Звучало очень в духе Сокджина.

— Он знал? — спросил Намджун, припомнив странный взгляд, которым Сокджин одарил его в ресторане. — Обо мне. О нас.

— В основном, да, — признал Юнги. Хосок потянулся через стол и взял ладонь Юнги в свою. — Я... мне это всё тяжелее далось. В смысле, для Сока это было очень тяжело, но мне было хуже. В армии я не мог особенно ничего делать из-за плеча, но всё равно было плохо, и у меня была депрессия, когда я вернулся. То, что было во времена трейни, только ухудшилось. Я скрывал, потому что так меня учили, но когда мы приехали сюда... Не знаю. Я словно сломался? Это было ужасное время.

— Он меня до смерти напугал, — тихо признался Хосок. — Я думал, что потеряю его.

Юнги нежно поцеловал его руку, а Намджун ощутил острый укол страха, вспомнив, как Юнги боролся с собственной головой, когда они были подростками, и в ужасе гадал, что будет, если Юнги проиграет.

Юнги вздохнул.

— Сокджин помог. Очень. Вроде как взял меня под крыло, хотя говорил, что понятия не имеет, как быть хёном, и чтобы я не ожидал многого. Лжец. Он был... он и сейчас отлично справляется — не смей ему говорить, что я это сказал. Он тоже кореец и тоже гей, и даже какое-то время был в индустрии, поэтому он понимал. Пусть даже с депрессией он не сталкивался, но всё остальное ему было знакомо. Страх, тоска по дому, уязвимость — всё это. Думаю, — Юнги негромко рассмеялся, — думаю, он спас мне жизнь. Но этого ему тоже не говори. Хотя он и сам знает.

Чёрт. Пожалуй, Намджуну стоит при следующей встрече как следует обнять Сокджина, пусть даже в ответ тот будет возмущаться.

— В общем, — продолжил Юнги, — да, я ему сказал. Кроме Сока, он был единственным, кто знал всё. Что мы были трейни, что случилось, про мои чувства к тебе. Я попросил его ничего тебе не говорить, чтобы не возникало неловкости. Но да.

— Я рад, что он у тебя был, — искренне сказал Намджун.

— Я тоже. У Сока были Хвиин и Генри, а у меня Сокджин, так что мы справились. Нам обоим было нужно что-то такое, какой-то якорь.

— Да, — согласился Хосок. — Мы и сами были детьми, но всё же справились. Благодаря их помощи.

— А потом вы и сами помогли детишкам, — заключил Намджун, и Юнги светло и счастливо улыбнулся.

— Ага. А теперь, кажется, они отплатили той же монетой. — Он протянул руку и мягко ткнул пальцем Намджуну в щёку, в то место, где как раз были ямочки.

— Мне не с кем было поговорить, — признал Намджун, бездумно поймав ладонь Юнги. Осознав это, он едва не шарахнулся прочь, но Юнги удержал его, крепко переплетя их пальцы. Быстрый взгляд на Хосока показал, что тот не против — он мягко улыбался им обоим. — Слишком большой был риск. Да, у меня был Джексон, в каком-то смысле. Отчасти он меня понимал. Но... не совсем. Я так долго должен был быть этим... этой персоной. Крутым, уверенным в себе, с кучей женщин и романов. Но это был не я. То есть, совсем не я. Я не мог быть собой, еще больше, чем не мог быть Джексон. И это было... блядь, я не должен жаловаться.

Намджун чувствовал себя ужасно, жалуясь, потому что у него был пентхаус в Сеуле, любовь сотен тысяч фанатов и столько денег, что он не знал, куда их тратить. Его шкафы были заполнены дизайнерской одеждой, а люди лебезили перед его вниманием и одобрением. По щелчку пальцев он мог получить практически всё, чего только хотел. Но те вещи, которых он желал больше всего на свете, были недостижимы: быть собой, быть любимым, быть любимым этими двумя людьми.

То есть, сейчас уже, возможно, и более достижимы.

— Ты можешь жаловаться, — сказал Юнги.

— Да, — добавил Хосок. — Деньги и слава не отменяют того, что в остальном было тяжело, Джун. Всё в порядке.

— Было тяжело, — выпалил Намджун. — Было чертовски тяжело, я... Мне было так одиноко.

Со скрежетом отъехал стул, и Хосок поднялся со своего места. Обнял Намджуна за шею и прижал его голову к груди. Юнги тоже продолжал держать его за руку, и всё это было так приятно. Намджуна так давно никто вот так не обнимал. Пиздецки давно.

— Мы со всем справимся, — сказал Хосок с той же страстью, что и вчера. Так, словно других вариантов в принципе не было, и Намджун ему поверил. — Это займёт какое-то время, но мы справимся.

— Мы оба хотим этого, — заверил Юнги.

— Тогда... я позвоню своей компании, — сказал Намджун, и от этих слов у него почти закружилась голова. — И скажу, что остаюсь.

— Что они сделают? — обеспокоенно спросил Хосок.

— Подадут на меня в суд, вероятно, — Намджун вдруг обнаружил, что ему всё равно. Пусть забирают Рэп Монстра, если захотят. Он пойдёт дальше.

Юнги и Хосок обменялись тревожными взглядами, и Намджун потянулся погладить Хосока по щеке. И крепче сжал ладонь Юнги.

— Всё нормально. Правда. Я и дальше буду заниматься музыкой, но с этой частью моей жизни должно быть покончено. С этим я тоже разберусь.

Хосок чмокнул его в макушку.

— Тогда ладно.

— Новая глава для всех нас, — объявил Юнги, и Намджун улыбнулся так искренне широко, что заболели щёки.

В тот же вечер, когда в Сеуле было раннее утро, он позвонил в компанию. Набрал номер, сидя за кухонным столом, и порадовался, что Хосок и Юнги ушли на прогулку с Холли, дав ему немного личного пространства.

Руководство было в ярости, как он и предсказывал. Его пытались переубедить, напомнить, что он потеряет, если уйдёт. Когда это его не зацепило, ему начали угрожать судами. Тем, что заберут всю старую музыку, награды, всё, что он спродюсировал под именем компании. Тем, что позаботятся о том, чтобы ни одна корейская компания больше не захотела с ним работать.

— Давайте, — сказал он, наслаждаясь их шоком. — Я уже говорил, мне всё равно.

Они не могли ничего ему сделать. Он был королём мира, потому что Юнги и Хосок любили его. И, может быть, любят до сих пор. Или смогут полюбить снова. Намджуну казалось, что он освобождается от цепей, которые сковывали его много лет, и смотрит, как они тонут в океане.

— Ты никогда больше не сможешь выступать под именем Рэп Монстра, — сказал директор. — Ты понимаешь это?

— Да, — всё так же спокойно ответил он.

Пустая квартира, пустые сцены, поздние вечера, проведённые за выпивкой, Вина и Тоска, слава, которая никогда не имела большого значения, бездушная музыка, компания со своими бесконечными требованиями к его жизни и тому, как должен выглядеть его образ — Намджун позволил всему этому утонуть.

Он наконец-то был свободен.

Chapter Text

Было очень странно снова оказаться в терминале аэропорта Джона Кеннеди. На Хосоке были жёлтые кроссовки и тот самый зелёный плащ, влажные волосы он откинул со лба. Разница была в том, что сейчас он крепко обнял Намджуна, прижавшись губами к его шее. Разница была в том, что рядом стоял Юнги с дорожной сумкой в руках, который следующим обнял Хосока.

— Мы будем постоянно тебе звонить, — пообещал он, целуя Хосока в щёку.

— И вернёмся раньше, чем ты успеешь заметить, — добавил Намджун. — Всего пара недель.

— Знаю, — улыбнулся Хосок. — Со мной всё будет в порядке. Дети уже заявили, что будут приходить на ужин почти каждый день. Я больше беспокоюсь о вас. — Он обнял лицо Намджуна ладонями, и тот с трудом сдержался, чтобы в панике не заозираться — вдруг кто смотрит. — Надеюсь, всё пройдёт хорошо, Джуни.

Под «всем» подразумевалось возвращение в Сеул с целью разобраться с остатками жизни Намджуна там. Продать квартиру, решить вопрос с судебным иском от компании, закрыть дела, которые того требуют. После долгих обсуждений было решено, что Юнги поедет с ним, оставив управление рестораном на Сокджина.

— Я сделаю Чонгука совладельцем на пару недель, — махнул рукой тот. — Мы проследим, чтобы ничего не сгорело, не переживай.
Чонгук торжественно кивнул:

— Я за ним присмотрю, хён, не волнуйся.

— Вот паршивец!

В итоге всё это превратилось в добродушные препирательства, а Юнги пошёл собирать чемодан.

Намджун был так рад, что Юнги летит с ним, что не придётся разбираться с делами в одиночку, но оставлять Хосока одного оказалось немыслимо больно, особенно теперь, когда между ними крепло новое нежное чувство.

— Со мной всё будет в порядке, — повторил Хосок, явно заметив его волнение. Быстро подался вперёд и чмокнул Намджуна в щёку. — Хорошего вам полёта.

— Спасибо, — поблагодарил Намджун, чувствуя, как Юнги сжимает его ладонь. По спине пробежала дрожь, которую он очень сильно постарался не заметить. Позволил оторвать себя от Хосока и теперь смотрел, как тот удаляется прочь, ни разу не обернувшись. Так Чон Хосок переживал сложности и эмоциональные моменты: идя напролом.

— С ним всё будет хорошо, — заверил Юнги. — Мы два года были на расстоянии, пока служили, а с тобой не виделись ещё дольше. Мы справимся.

— Знаю. — Намджун глубоко вздохнул. — Спасибо, что летишь со мной.

Он будто снова обретал опору, и Юнги улыбнулся в ответ. Земля под ногами наконец переставала разверзаться.

— Конечно, — пробормотал Юнги, выпуская его ладонь, чтобы достать паспорт. — Мы же говорили, что ты не один, Джун-а.
Намджун сомневался, что сможет словами выразить то чувство, что звенело сейчас в груди, поэтому лишь сжал плечо Юнги в надежде, что тот поймёт. И, судя по мягкому ответному взгляду, Юнги понимал.

Намджун купил билеты в первый класс по старой привычке, но они полностью стоили реакции Юнги. Он отпустил с дюжину комментариев о куче места для ног и с детским удивлением разглядывал функции кресла и программы ТВ. Выглядело это чертовски очаровательно. Намджун знал, что Юнги ненавидит летать, поэтому был рад сделать перелёт хоть немного приятнее — и с трудом поборол желание глупо ворковать, когда Юнги свернулся уютным калачиком под принесёнными одеялами.

— Так вот как живёт тот один процент богачей, — поддразнил Юнги, поглаживая подлокотники кресла. — Мог бы и предупредить. Я-то готовился к эконому, и что чей-нибудь ребёнок будет пинать моё кресло четырнадцать часов подряд.

— Хотел тебя удивить, — пожал плечами Намджун. — Сюрприз, хён.

Юнги фыркнул, но широкая улыбка и светящиеся глаза выдали его. Намджун сохранил в памяти этот момент и сложил к остальным в сердце, чтобы пересматривать, когда будет особенно тяжело. Как напоминание, ради чего он всё это делает.

Что результат того стоит.

Через час после взлёта Юнги уснул, замотавшись по самый подбородок одеялом и приоткрыв рот. Намджун сделал фото и отправил Хосоку. В ответ прилетела россыпь смеющихся смайликов и фото самого Хосока на диване с Холли на груди — он занимал собой почти весь кадр.

В Сеуле было солнечно, но морозно. Выходя из Инчхона, Юнги замотался в шарф по самые уши. Намджун надел маску и пониже натянул кепку, чтобы скрыть лицо. Он хотел проскользнуть в страну так же тихо и незаметно, как уезжал — чтобы никто вообще не знал, что он вернулся. И всё же он чувствовал себя выставленным напоказ, будто за ним наблюдают, даже заметил пару скрытых камер, когда садился в такси. Он думал вызвать постоянного водителя, но это было бы слишком очевидно.

Так что он назвал адрес, краем глаза заметив удивление Юнги.

— Тримаж? — прошептал тот.

К счастью, таксист удивлённым не выглядел — привычно кивнул и вбил адрес в навигатор.

— Ага, — прошептал в ответ Намджун.

Он не ожидал, что Юнги слышал про эти башни, но, видимо, зря. Строительство началось ещё когда они были трейни, и уже тогда всюду крутили рекламу о будущем жилом комплексе, самом роскошном в Сеуле. Они наверное говорили об этом, мечтали жить в похожем месте. Риэлтор сподвигал Намджуна приобрести недвижимость в Ханнам Хилл, Ю Эн Виллидж или Риченсии, но покупать целую виллу Намджуну показалось уж слишком. Его нынешний жилой комплекс имел собственное спа, площадку для гольфа и книжное кафе, но Намджун так к этому и не привык. И к людям, которые ждали его приказов.

— Ага. — Юнги завозился, устраиваясь удобнее. — Конечно. Это круто.

Намджуну хотелось прикоснуться к нему, поцеловать, но он не посмел при посторонних.

— Это странно? — спросил он вместо этого. — Возвращаться сюда.

— Не совсем. Мой брат теперь живёт в Сеуле, так что иногда я его навещаю. Родители всерьёз раздумывают переехать тоже, кстати. Мамино здоровье оставляет желать лучшего, и брат, думаю, хочет быть поближе, чтобы помогать отцу ухаживать за ней.

— Чёрт, Юнги. — Намджун не знал этого, и теперь его накрыло страхом и сочувствием. В юности у Юнги были непростые отношения с родителями. Он не особенно много рассказывал, но Намджун знал, что они его не поддерживали и отказывались разговаривать из-за того, что он ушёл из дома. Судя по всему, они наладили контакт. Юнги и так через многое прошёл, чтобы теперь ещё и терять кого-то из родителей.

— Всё нормально, — заверил Юнги. — Ничего угрожающего жизни. Пока. Два года назад было намного хуже. Я практически вернулся обратно в Тэгу — так сильно волновался. Им пришлось закрыть ресторан из-за слишком высоких налогов, но сейчас маме намного лучше. И брат присматривает за ними обоими.

Намджун кивнул и тихо сказал:

— Если... если нужна будет помощь, с чем угодно — больницей, счетами — пожалуйста, я могу...

— Мне не нужны твои деньги, Намджун, — резко оборвал Юнги, и Намджун поморщился.

— Пожалуйста, я же не... какой в них смысл, если не использовать для чего-то хорошего? — Он осторожно положил ладонь Юнги на колено и придвинулся ближе, чтобы водитель не услышал их сквозь льющееся из колонок ретро. — Что в них хорошего, если я не могу помочь любимым людям? Поверь, это не жалость, хён. И не благотворительность. Я...

Он не знал, как объяснить. Просто чувствовал, что часть этих денег должна принадлежать и Юнги с Хосоком, потому что в другой жизни они выходили бы на сцену вместе с ним, вместе зарабатывали бы состояние и покупали дорогое жильё в Сеуле.

— Ладно, — смягчился Юнги и погладил Намджуна по руке. — Спасибо тебе.

Кивнув, Намджун отодвинулся. Оставшиеся пятьдесят пять минут дороги они провели в тишине — только под конец Намджун попросил водителя высадить их у ворот в жилой комплекс. Юнги присвистнул, разглядывая сверкающие башни. Намджун провёл его в сияющий блеском вестибюль к огромной стойке ресепшн, за которой сидели две безупречно выглядящие женщины. Обе они приветливо и профессионально улыбнулись.

— С возвращением, Намджун-ним, — сказала та, что была помладше. Кажется, её звали Минсо, и Намджун на секунду устыдился, что так и не удосужился запомнить точно.

Предполагаемая Минсо сообщила, что в квартире поддерживали чистоту, и что Намджун может звонить, если ему что-либо понадобится. Пару раз он поймал её любопытствующий взгляд на Юнги и ощутил вспышку паранойи — страх, что завтрашние статьи будут пестреть заголовками типа «РЭП МОНСТР ВЕРНУЛСЯ В СЕУЛ ВМЕСТЕ С ТАИНСТВЕННЫМ МУЖЧИНОЙ». И тем не менее, никто из работников комплекса, полного и других знаменитостей, помимо него самого, не сливал личную информацию. По крайней мере, Намджун об этом не слышал.

Боже.

— Спасибо, — поблагодарил он Минсо и буквально затолкал Юнги в лифт.

— Эй, — позвал тот, пока Намджун вдавливал кнопку сорокового этажа. — Дыши.

— Прости. — Намджун честно попытался последовать его совету и рвано выдохнул. — Прости, мне... не нравится сюда возвращаться.

— Знаю, — просто ответил Юнги и потянулся взять Намджуна за руку. Намджун отпрянул и поморщился, разглядев болезненное выражение лица Юнги.

— Извини. Блядь, прости меня. Но тут... камеры.

Блядские камеры были повсюду, панически подумал Намджун, даже в тёмных укромных уголках ресторана.

— Окей. — Юнги засунул руки в карманы пальто и, кажется, не разозлился.

Во всяком случае, Намджун на это надеялся.

Двери лифта открылись в небольшом коридоре, полном дорогих картин и декоративных растений. Квартира Намджуна была последней, в самом углу. Она обошлась ему почти в 1.6 миллиона долларов, и он не знал, стоит ли рассказывать об этом Юнги. Если тот, конечно, спросит.

— Моя вот эта, — сказал Намджун, вбивая пароль. Замок пискнул, и он открыл дверь, пропуская Юнги первым.

Ему хотелось увидеть квартиру глазами Юнги: начищенный паркет на полу, белые стены, украшенные ещё более дорогими картинами, современная мебель, которая до сих пор выглядела новой, потрясающий вид на Сеул и реку Хан за окнами в пол.

— Вау, — сказал Юнги, медленно оглядываясь. — Кажется, я и не догадывался, насколько ты богат, Джун-а.

— Я стою почти 8 миллионов долларов США, — выпалил Намджун, глядя, как падает у Юнги челюсть.

— Блядь, — покачал головой тот. — Но, кстати, это место совсем на тебя не похоже. Такое ощущение, что я попал в картинку из журнала.

«Это... весьма точное определение», — подумал Намджун, разглядывая картины и чёрную технику. Здесь не было ничего личного — даже маленького беспорядка.

— Интерьером занимался дизайнер, — пояснил Намджун. Он помнил, как дрожала рука, когда он подписывал документы, не веря, что тратит столько денег. Тогда, в двадцать два, он чувствовал себя абсолютно, беспомощно юным. Он помнил, как пялился в пустое пространство и чувствовал, что ему здесь не место, что он не достоин. Как просил риэлтора найти ему дизайнера, чтобы обставить квартиру. Сам он почти ничего не предлагал — слишком хотел вписаться, выглядеть профессионалом, а не юнцом, которого никто не принимает всерьёз. И в результате получил потрясающе стильное жильё, которое ненавидел. Где никогда не чувствовал себя, как дома.

— А, — рассмеялся Юнги, — тогда всё понятно.

Он поставил чемодан у дивана и снял пальто. Намджун с улыбкой смотрел, как он идёт в ванную и удивлённо комментирует размеры ванны и сложность техники, а потом с громким плюхом валится на кровать.

— Какого чёрта она такая удобная? — спросил Юнги, звёздочкой раскидываясь на огромной постели. Это было единственное, что Намджун обожал в этой квартире: абсолютно невероятная кровать.

— Было бы круто, если бы ты трахнул меня на ней, — сказал Юнги, и Намджун подавился вдохом. — Чёрт, — покраснел Юнги, заметив это. — Прости. С Хосоком я привык не фильтровать слова.

Намджун пришёл в себя и прилёг рядом с Юнги, хотя был уверен, что всё равно покраснел. Прошло уже две недели с их совместного признания, но ничего интимного, кроме поцелуев и обнимашек, у них не было. Не то чтобы у Намджуна не было фантазий, или он не представлял их троих в постели, как делал это кучу лет.

— Ты... представлял, как я тебя трахаю? — неуверенно спросил он.

— Конечно, — ответил Юнги с привычным спокойствием на лице. — Я дрочил на это, когда мы были трейни, а теперь все мои подростковые фантазии вернулись. Особенно учитывая, что ты стал выше и ещё горячее, ай. Это блядская проблема, знаешь ли.

Нет, Намджун не знал, но кровь уже бурлила от восторга. Юнги тоже о нём думает. Юнги его хочет.

— Но только не без Хосока, — сказал он. — Я... прости, я не хочу без него. Только не в первый раз.

— Конечно, — тихо согласился Юнги, подвигаясь ближе. — Я тоже хочу, чтобы он был здесь. И кроме того, он просто потрясающий в постели.

— Правда? — Намджун очень надеялся, что его голос не звучит хрипло.

Юнги угукнул мечтательно.

— Он танцор, так что у него шикарные ноги, сильное тело и такие бёдра... вау.

Юнги присвистнул, а Намджун внезапно представил, как Хосок прижимает его к кровати и усаживается сверху, сдавливая бёдрами бока. Пришлось проглотить стон и снова покраснеть. Юнги одарил его понимающим взглядом.

— Да, именно то, что ты себе сейчас представляешь.

— Заткнись. — Намджун стукнул его по плечу. — Я отказываюсь иметь стояк, если ничего не могу с ним сделать.

— Прости, прости, — рассмеялся Юнги и чмокнул его в плечо. — Я просто... Мне интересно, а ты?.. Ты с кем-то был?

— С женщинами — да. Несколько лет назад, когда пытался не быть геем. Но с мужчиной — никогда. Слишком боялся рисковать. Боялся разрушить карьеру быстрым перепихом. А в итоге разрушил её обычным поцелуем. И всё же.

— Так мы будем у тебя первыми? — Юнги провёл по его волосам, что помогло успокоить неожиданную нервозность.

— Ага. — Намджун облизал губы. — Так что я заранее извиняюсь за то, что это, вероятно, будет ужасно.

— Нет, — мягко возразил Юнги. — Мы сделаем твой первый раз потрясающим, обещаю. И намного лучше, чем был у нас.

Сердце болезненно сладко забилось при мысли о том, как Юнги и Хосок делают ему хорошо, при мысли о том, чтобы быть с теми, кого любишь, чтобы дарить удовольствие в ответ.

— Когда это было? — спросил Намджун. Ему было интересно, но раньше он не осмеливался спрашивать.

— Буквально накануне отъезда в армию, — рассмеялся Юнги и покачал головой. — Клянусь, это было как в дурацкой дораме. Долгое сопливое признание в любви, а потом — очень романтичный, но ужасно неловкий первый секс. А потом мы разъехались и не виделись почти два года.

— Ого. Мило.

— Это было неловко, — пробормотал Юнги, улыбаясь. — Но я не жалею. И сейчас мы намного лучше. Клянусь на мизинчиках.

Он поднял руку, и Намджун захихикал, цепляясь своим мизинцем за его.

— Ловлю на слове, хён. Ожидаю, что вы мне мозг вынесете.

— О, ещё как, — пообещал Юнги и потянулся за поцелуем — горячим, глубоким и требовательным.

Намджун застонал от ощущения тела Юнги рядом, но быстро отстранился.

— Прости, — сказал он, надеясь, что Юнги не обидится, — но мы возвращаемся к проблеме стояка.

Юнги на это только рассмеялся.

— Ты прав, прости. Покажи лучше своё нелепое жильё.

— Я покажу тебе самую нелепую его часть. — Намджун слез с кровати и, подойдя к гардеробной, элегантно открыл двери, приглашая Юнги внутрь.

Юнги изогнул бровь, но последовал за Намджуном, задержавшись на миг на входе, пока Намджун включал свет. И тут же выдохнул при виде кучи дизайнерской одежды, обуви и аксессуаров.

— Охуеть.

— Ага.

— Это Гуччи.

— А ещё Ив Сен-Лоран, Баленсиага, Мастермайнд, Суприм, Визвим...

— Охуеть не встать.

— Ага.

Юнги осторожно коснулся куртки от Визвим, которая наверняка обошлась Намджуну в несколько тысяч долларов. Тому снова стало стыдно за то, что он не знает стоимости — что даже не задумывался, когда покупал её. Где-то на пути к вершине славы ценники перестали иметь значение.

— Только не говори мне, сколько всё это барахло стоит, — потребовал Юнги, — иначе у меня будет сердечный приступ. Что ты будешь с этим всем делать? Отправишь в Нью-Йорк?

— Нет. — Намджун погладил куртку с меховой подкладкой, которую, как он смутно помнил, надевал для клипа два года назад. — Всё это совсем не в моём стиле. Я хочу начать с нуля.

— Можешь добавить немного цвета, — согласился Юнги, и Намджун фыркнул.

— Сказал человек, у которого весь гардероб — однотонный.

— Не весь гардероб. — Юнги взял в руки очки и надел их. Они закрыли почти всё его лицо. — Я покупаю чёрные вещи, потому что мне нравится чёрный. Ты покупаешь чёрные вещи, потому что думаешь, что в них будешь выглядеть круто.

Намджун скривился, нехотя признавая правоту Юнги. Юнги всегда видел его лучше всех: смотрел прямо сквозь броню, видел всю уязвимую беспорядочность души — и, похоже, семилетняя разлука никак не повлияла на эту способность.

— Что ж, думаю, я всё это отдам на благотворительность. Уверен, найдутся организации, которые с радостью приберут всё к рукам.

Намджун решил, что займётся этим завтра. А пока что он взял телефон, сделал фото Юнги в очках и отправил Хосоку.

Хосок: вы в магазине или что?

Я: нет в моей гардеробной

Хосок: ㅇㅁㅇ

скажи юнги что он глупо выглядит

— Хоби говорит, ты глупо выглядишь, — сообщил Намджун и рассмеялся, когда в ответ Юнги стукнул его по плечу.

Я: юнги говорит иди нахрен

Хосок: ахахахах

Намджун нежно улыбнулся. В Нью-Йорке было почти шесть утра, так что он представил, как Хосок смеется, сидя за кухонным столом, заваленным сочинениями его студентов, а у ног крутится Холли. Намджун уже по нему скучал, и пусть это чувство было очень привычным, но теперь он знал, что разлука временна.

За эту мысль он и будет держаться. За неё — и за Юнги, который, осторожно вернув очки на место, одарил его очередным понимающим взглядом.

Намджун не знал, как отвечать на эти взгляды, на понимание и сочувствие в глазах Юнги. Поэтому просто поцеловал его посреди своей вычурной гардеробной. Впитывая твёрдую уверенность Юнги, ощущая его тяжёлые ладони на своей талии, Намджун ощущал, что Юнги стал его гравитацией, тем, что удерживает его на ногах.

Кое-что давалось легко.

Пожертвовать одежду Намджун смог за два звонка — нашлась организация, которая пообещала забрать все вещи уже через несколько дней.
Едва Намджун заикнулся риэлтору о продаже своей квартиры, за ней тут же выстроилась толпа желающих, многие из которых готовы были доплатить, чтобы купить заодно и мебель с картинами.

Разборки с компанией стоили Намджуну нескольких часов в тесном кабинете, за которые он обсудил с руководством условия разрыва контракта и подписал дюжину документов под разочарованными взглядами менеджмента.

Свою студию он демонтировал: оборудование было куплено за его личные деньги, поэтому он распорядился его вывезти и также пожертвовать.

Остальное было не так легко.

Один из дней Намджун провёл в призывной комиссии, проходя медосмотр для службы в армии. «Осмотр» оказался расплывчатым понятием, потому что доктора не только измерили его рост, вес и уровень физподготовки. Нет, они задавали вопросы. Глубоко личные и грубые вопросы о его психологическом состоянии.

Об ориентации.

— Так слухи не лгут? — хотели знать они. — Статьи о вас говорят правду?

— Да, — признал Намджун, очень стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, а сам он не показался им слабым. — Я гей.

Они кивнули с каменными выражениями лиц и признали его негодным к службе. Официальная версия, подкреплённая печатью в справке, звучала так: «Непригодность по причине расстройства личности».

Намджун ожидал подобного — за этим он и пошёл в военкомат, но увидеть справку с таким заключением оказалось слишком больно. Ему хотелось кричать всё время, пока он возвращался в квартиру. Или избить кого-то. Трясущимися руками он швырнул оскорбительные бумаги на стол. Юнги уехал повидать своего брата и сестру Хосока, поэтому Намджун не хотел его беспокоить. Но ему нужно было с кем-то поговорить, чтобы не полезть в отчаянии на стены.

Он набрал Хосока, не раздумывая, и лишь услышав хриплое «Джун?» в трубке, осознал, что в Нью-Йорке было четыре утра.

— Чёрт, Сок, прости. Я не хотел тебя будить, поговорим позже.

— Нет, — уже более ясно ответил Хосок. Намджун слышал, как шуршит одеяло — вероятно, Хосок усаживался на постели. — Всё в порядке. Что случилось?

— Я... — Намджун не говорил им, что собирается в военкомат, не хотел, чтобы они волновались. Теперь это казалось глупым. — Сегодня я ходил в военкомат. Узнать насчёт службы.

— Что? — испуганно переспросил Хосок. — Ты собрался служить? Сейчас?

— Нет, — заверил его Намджун. — Нет, я... хотел проверить одну теорию. Они не позволят мне служить, Сок. — Он горько рассмеялся. — У меня расстройство личности.

— Блядь. Намджун...

— Но ты ведь знал, что они так скажут, да? — Намджун впился пальцами себе в бедро, пытаясь унять тревожную дрожь, которая распространялась по телу.

— Да.

Конечно же, Хосок знал. Все знали. Ты не мужчина, если не служишь в армии, не почитаешь страну и не исполняешь гражданский долг. И одно дело физическая травма, которая не позволяет служить, — это как раз понятно, но расстройство личности? Быть не допущенным к службе из-за ориентации? Это был ещё один удар. Ещё одна вещь, которую Намджун никогда не забудет, ещё одно разочарование для родителей, позор для семьи. Он сейчас был так зол, так разъярён, что эта энергия бурлила в нём подобно цунами. Кто дал им право?

— Думаю, это не имеет значения, — сказал Намджун. — Я и так уже изгой. Что значит ещё парочка дерьмовых статей, да?

— Мне жаль, — ответил Хосок. — Мне очень жаль, Джун-а.

Намджун покачал головой.

— Нет, я... Я думал, мне будет стыдно, понимаешь? Но сейчас мне хочется найти самый огромный радужный флаг и пробежать с ним по всему Лотте Ворлду, или ещё что-то такое сотворить. Это ведь прогресс?

Хосок коротко рассмеялся.

— Да уж, представляю заголовки.

— «Рэп Монстр: официально безумен», — продекларировал Намджун низким тоном.

— Но да, это прогресс, — продолжил Хосок. — Нахуй их всех. СМИ и ебучую приёмную комиссию, и закон, который два года заставлял меня лгать про Юнги. Нахуй всё это, ясно? Я... что всех нас объединяет? Тебя, Сокджинни, детей, Юнги, меня?

— Что же?

— Мы квиры и корейцы. Сколько нас таких, по-твоему, лжёт в армии или скрывается? Держу пари, часть из них прочитала те дерьмовые статьи и подумала: «Вау, Рэп Монстр гей. Прямо как я». Ты об этих людях должен думать, Джун-а. Все остальные не имеют значения — и права голоса.

— По-моему, я никогда не слышал, чтоб ты столько матерился, — сказал Намджун, пытаясь удержать слёзы.

— Я живу с Юнги десять лет, чего ты ожидал? — рассмеялся Хосок. — Ты разве не помнишь времена трейни? Тогда я всё время матерился.

— Рядом со мной — нет.

— Потому что сначала я тебя боялся.

— Сначала?

— Ага. Потом я понял, что вы с Юнги просто две гигантские зефирки.

— О чём это ты? Я очень суровый.

— Ага-мс.

— Меня считали крутым засранцем.

— Конечно.

— Ой, иди нахуй.

— Если захочешь, — поддразнил Хосок. — Но хватит менять тему. Нормально, что ты злишься, Джун-а. Просто... направь эту злость в правильное русло, хорошо? Среди тех людей, кто оскорбляет тебя и называет изгоем, есть много тех, кого ты вдохновляешь.

Об этом Намджун раньше не думал, но теперь заставил себя. Вспомнил, как выяснил, о чём поется в «Такой же любви», вспомнил, как открыл для себя Фрэнка Оушена. И как услышал о дебюте Холланда и разрыдался, прижимая ладони к груди. Ему хотелось послать Холланду цветы, написать слова поддержки и благодарности, пусть они не были знакомы и никогда не встречались, но в итоге он побоялся.

— Так ты говоришь, — Намджун вытер слёзы, — что мне надо взять радужный флаг в Лотте.

— Только если от этого тебе станет лучше, — мягко ответил Хосок.

— Нет, это... мысль об этом уже помогла, спасибо.

— Не за что. — Хосок помолчал, а затем добавил, практически шёпотом: — Я люблю тебя, Намджун. Я хочу, чтобы ты был счастлив и не боялся. Чтобы чувствовал себя свободным. Чтобы тебе было хорошо.

Намджун с трудом справился с очередной волной слёз.

— Так ты меня любишь?

Он не ожидал этих слов так скоро, ведь прошло всего три недели с их признаний в гостиной. Но Хосок с Юнги продолжали его удивлять, и Намджун не возражал.

— Ага, — ответил Хосок, и Намджун живо представил, как он морщится от этой внезапной сентиментальности. — Часть меня всегда тебя любила. Мне просто нужно было стряхнуть пыль с этого чувства. Разлука этому очень способствует. Так что... я люблю тебя. — Он на секунду замолчал, а затем добавил: — Я опередил Юнги?

— Так точно, — подтвердил Намджун, улыбаясь. Он практически и думать забыл о бумагах из военкомата.

— Ха!

Намджун рассмеялся, растекаясь по дивану. Ему безумно хотелось, чтобы Хосок сейчас был рядом, и можно было свернуться у него под боком.

— Я тоже тебя люблю. Спасибо тебе.

— Выше нос, Джун-а. Мы вместе со всем этим справимся, и скоро ты вернёшься домой.

— Я не могу дождаться.

— Скоро, — пообещал Хосок. — А пока я пойду обратно в постель, Холли на меня неодобрительно смотрит. Передай Юнги от меня привет.

— Передам, — сказал Намджун, хотя в этом не было нужды — их общий чат был довольно активным с момента отлёта в Сеул, и Хосок и так здоровался с Юнги этим утром. — Спокойной ночи, Сок.

— Ночи, Джун-а.

Намджун отключился и взял салфетки, чтобы вытереть лицо. Клубок из эмоций на сердце пока никак не хотел распутываться.

Намджун подумал было утаить от Юнги результаты, но решительно отбросил эти мысли. Они договорились быть честны друг с другом, и он не мог позволить собственному страху сбить себя с пути.

Так что когда вечером Юнги, раскрасневшийся и улыбчивый после вина, вернулся домой, Намджун просто протянул ему документы. Пока Юнги их читал, улыбка стремительно слетела с его лица.

— Я уже поговорил с Хоби, — сказал Намджун, заметив, как стиснулись его пальцы на бумаге. — Я в порядке, хён.

— Это полная хрень. Всё это.

— Да, — согласился Намджун.

Юнги швырнул документы на стол и крепко обнял его за шею. Для этого ему пришлось встать на носочки. Намджун наклонился, прижавшись щекой к его плечу.

— Знаю, сейчас тебе так не кажется, — сказал Юнги, обхватив Намджуна за голову, — но ты очень смелый, Джун-а.

Намджун себя таковым не ощущал, но он слишком устал, чтобы спорить. Поэтому просто позволил Юнги себя обнимать, радуясь, что проходит через это не в одиночку.

После этого его паранойя поутихла. Намджуну стало плевать, что о нём подумают люди, ведь заголовки в прессе и так были ужасны, пусть даже Юнги запрещал ему их читать. Так что Намджун по-тихому закрыл официальный твиттер Рэп Монстра и свой инстаграм. Вскоре компания намеревалась выпустить заявление об окончании его карьеры, и ему было не по себе от того, что сам он хранит молчание. Но Намджун не был уверен, что аудитория удовольствуется тем, что он может сказать. По крайней мере, пока он не разберётся, что делать дальше.

Пока же он съездил в Ильсан навестить родителей. Попытался напомнить о себе псу. Рассказал им о службе в армии и расплакался, пока родители его обнимали и заверяли, что любят его, что ничто на свете не заставит их стыдиться своего сына. Им было больно видеть, как рушится его репутация, но они всегда будут им гордиться.

Намджун не рассказал им о Юнги и Хосоке, но мама с понимающим видом дала ему в дорогу немного еды для Юнги.

— Ты ведь поделишься со мной? — спросила она, сжимая ладони Намджуна в своих. — Когда будешь готов?

— Обязательно, — пообещал Намджун, с трудом проглатывая ком в горле. — Я не буду ничего утаивать, обещаю, омма.

— Хорошо, — только и ответила на это мама.

Намджун подумал, что ему повезло. Очень, очень сильно повезло.

Пока же Намджун повёл Юнги к реке Хан, как мечтал, когда они были трейни. Они оба надели маски и бейсболки, и Намджун держал Юнги за руку, стараясь не волноваться о том, что их могут подкараулить фотографы.

— Знаю, что холодно, — сказал он, расстилая одеяло на траве, — но я много лет хотел это сделать, а когда мы ещё сюда попадём, я не знаю.

— Всё нормально, — заверил Юнги, усаживаясь возле него. Кончик его носа порозовел от холода, и Намджуну ужасно хотелось его поцеловать, но пока что он не набрался достаточно смелости.

Начинался закат, и река в солнечном свете была прекрасна. Намджун приобнял Юнги за плечи.

— Когда я был подростком, прийти сюда казалось мне вершиной романтики, — хмыкнул он.

— Это очень романтично, — согласился Юнги. — Мне кажется, мы с Хосоком никогда ничего такого не делали.

— Никогда? — удивился Намджун.

Юнги пожал плечами.

— Нет, мы конечно ходим иногда на ужины или на танцы, но тогда мы были бедны — да и не особенно хороши в романтических жестах. — Он мягко толкнул Намджуна в бок. — Это твоя прерогатива, думаю.

— Мне нравится романтика. Но у меня никогда не было возможности её проявлять.

— Что ж, тогда мы приготовимся, — поддразнил его Юнги и улыбнулся.

Несколько минут они просто сидели молча, слушая ветер и голоса снующих по парку людей. Мысли Намджуна перескочили с романтики на поэзию — и на потрёпанную книгу на полке Юнги, о которой он уже давно хотел спросить.

— Хён, какое твоё любимое стихотворение Ричарда Сайкена?

— А, я заметил, что ты его читал. Надо подарить тебе сборник.

— Это хорошие стихи. Я никогда не читал ничего подобного.

— Я тоже, — согласился Юнги. — Я почувствовал себя чуточку более живым, когда в первый раз их прочитал. Будто бы меня понимали.

— Именно. Я чувствовал... что меня видят. Странным образом.

Юнги поудобнее устроился у Намджуна на груди и закрыл глаза.

— Так, я не помню стихотворение целиком, но там были строки, которые всегда напоминали мне о тебе. Не знаю, как объяснить. Это последний стих в книге. — Он облизал губы и, перейдя на английский, начал цитировать: — «Ты в машине с красивым мальчиком, и он не скажет, что любит тебя, но он любит. А у тебя ощущение, что ты сделал что-то ужасное: ограбил магазин спиртного, наглотался таблеток, вырыл себе могилу в грязи; ты устал. Ты в машине с красивым мальчиком, и пытаешься не сказать ему, что любишь его, и пытаешься подавить свои чувства, ты дрожишь, но он тянется к тебе и касается тебя, будто в молитве, в которой не существует слов, и ты чувствуешь, как сердце пускает корни в теле, словно ты узнал что-то, чему даже названия нет».

— Хён, — еле слышно прошептал Намджун.

— Есть ещё строчки, из другого стихотворения, — продолжил Юнги. — Проверим, вспомню ли я их.

«Дорогое Прощение, ты знаешь, не так давно
у нас были сложности, и о многих вещах
я хотел попросить тебя.
Я пытался однажды, в старшей школе, на ланче, и после снова,
годы спустя, в бассейне с хлоркой.
И всё ещё говорю с тобой о помощи. У меня всё ещё нет
этой роскоши.
Я говорил тебе, откуда я, так что сложи всё вместе.
Я хочу больше лести. Я хочу больше мест для героев.
Дорогое Прощение, я и тебе сберёг место за этим столом.
Хватит шататься по двору, заходи поскорее в дом».

— Это прекрасно, — тихо сказал Намджун. Он вспомнил, как читал эти слова, и они впивались ему прямо в сердце, но слышать их в исполнении низкого хриплого голоса Юнги оказалось ещё лучше. Приятно успокаивающе, пусть даже смысл задевал глубоко внутри.

— Да, — кивнул Юнги. — У меня всегда было плохо с прощением. Это... процесс. — Он пожал плечами. — Как и всё, впрочем. Особенно, исцеление.

— Мне немного страшно, — признался Намджун, — что будет сложнее, чем я думаю.

— Конечно, будет. Люди всегда слишком многого ожидают, хотят быстрого результата. Думают, что если найти правильную книжку по самопомощи, правильную медитацию, хорошего психотерапевта или набор таблеток — всё магическим образом станет хорошо и так и останется навсегда. Но если ты представишь жизнь в виде графика, это не будет прямая линия, так ведь? У всех есть взлёты и падения, и периоды, когда мы опускаемся на дно. Исцеление — это не лёгкая прогулка в горы, Джун-а. Не стоит этого ожидать. Это сложно. Иногда твои пальцы будут кровоточить, а иногда придётся выбираться из-под ебучих лавин, но в конце концов ты посмотришь вниз и поймёшь, что тебе лучше, чем раньше. И это даст тебе надежду и силы двигаться дальше.

Он наклонил голову и посмотрел Намджуну в глаза.

— Быть вместе с кем-то тоже помогает. Люди обычно ходят в горы в связках. Раз уж мы продолжаем эту дурацкую метафору.

— Это хорошая метафора. — Намджун притянул его ближе, рискнул стянуть маску и быстро поцеловал его в щёку. — И это ты говоришь мне о смелости? Ты... всегда был удивительный, Юнги. Я люблю тебя.

Юнги зарделся от комплимента.

— Ну, каждый смел по-своему. Но спасибо. Я тоже тебя люблю.

— Правда? — спросил Намджун, пытаясь не выказать столь очевидной радости.

— Да. И да, я знаю, что Хосок меня опередил. Но я признался на берегу реки, так что мне полагаются дополнительные очки.

— Это соревнование? — поддразнил его Намджун.

— Нет. Но очки всё равно мои.

Намджун рассмеялся и быстро чмокнул его в уголок рта, прежде чем снова надеть маску.

— Спасибо. За прощение и за то, что я не чувствую себя одиноким. Мне всё равно страшно, но я не знаю, что бы делал сейчас без тебя и Хосока.

Юнги улыбнулся ему.

— У тебя всё будет замечательно, Джун-а, я уверен в этом. Всегда был уверен.

В тот момент Намджуну показалось, что он может всё.

Может, даже взлететь.

На всё про всё, чтобы завершить свою сеульскую жизнь, у Намджуна ушло две с половиной недели. Возможно, в другой раз такая скорость его бы напугала, но сейчас он слишком хотел побыстрее уехать. Часть его всегда будет скучать по Сеулу: по размаху, суете и окружающим горам, но этот город больше не был ему домом.

Домом было сияющее лицо Хосока, которое Намджун увидел, когда они вышли с таможенного контроля. В руках он держал картонную табличку с инициалами, нарисованными сердечками и рожицами. Намджун так рад был его видеть, что ему было абсолютно плевать, увидит ли их кто — он бросился вперёд под смех Юнги за спиной и буквально оторвал Хосока от пола. Тот взвизгнул, когда Намджун закружил его.

— Ты так сильно по мне скучал? — спросил он, когда Намджун, наконец, поставил его на землю.

— Намного сильнее, — ответил Намджун чисто ради острого взгляда Хосока, в котором смешалась радость и смущение.

— Я тоже скучал, — протянул Юнги, наконец-то их догнав, — но недостаточно, чтобы тебя поднимать, извини.

— Пф, твоё отсутствие — это уже не новость, — равнодушно махнул рукой Хосок, но тут же сам себя опровергнул, заключив Юнги в объятия. — Но я скучал по твоему лицу. Немного. В основном потому, что Холли грустил.

— Я исправлюсь. — Юнги закрыл глаза, прижавшись щекой к щеке Хосока. Наблюдать любовь Юнги было ошеломительно — настолько же, настолько знать, что точно так же Юнги любит и самого Намджуна.

— Добро пожаловать домой, — сказал Хосок.

Намджун взял их обоих за руки и поплыл в сторону ленты выдачи багажа.

Дом.

Он дома.

Намджун не хотел съезжать, но знал, что не может оставаться у Хосока и Юнги навечно. Ему нужен был собственный угол, пока они будут со всем разбираться. Было немного странно проводить ночи между гостевой спальней и их постелью. Намджуну хотелось иметь возможность принимать Юнги и Хосока у себя, приглашать в гости, хотелось некой независимости. Намджуну казалось нездоровым продолжать жить на голове друг у друга, когда столько всего менялось и трансформировалось. Но он не знал, как правильно поднять эту тему, поэтому, пока его заявление на получение постоянной визы было на рассмотрении, Намджун стал потихоньку искать квартиру.

Рассмотрев Манхэттен и Бруклин по совету своего нового финансового консультанта (распределять вложения между двумя странами было странно, но Намджун не хотел полностью разрывать связь с Кореей), Намджун всё же решил, что хочет остаться в Квинсе. Ему не нужно было что-то вычурное и дорогое, он не планировал тратить миллионы, просто хотел остаться поближе к Юнги, Хосоку и детям. Сокджин предложил ему и дальше работать в ресторане за минимальную оплату, чтобы оставаться на плаву. Намджун согласился, решив, что будет жертвовать эти деньги местным благотворительным организациям.

Так что он сосредоточил поиск на Флашинге и его окрестностях — Уайтстоуне, Клирвью и Мюррей Хилле. В конце концов, после двух недель поиска, Намджун нашёл небольшую, но уютную двухкомнатную квартирку в Бичёрсте, на тихой улочке неподалеку от Ист Ривер. Она располагалась на третьем этаже недавно отремонтированного кирпичного здания, была полна естественного света, имела деревянные полы и всю необходимую технику. Намджун немедленно в неё влюбился и тут же согласился на сделку.

В автобусе по пути домой он вдруг понял, что ему придётся рассказать о квартире Юнги и Хосоку, и внутренности неприятно сдавило. Он не думал, что они как-то плохо отреагируют на эту новость, но и не хотел, чтобы они решили, будто он что-то от них утаивает. Просто некоторые вещи он должен сделать самостоятельно. Само собой, они поймут, так ведь?

Он отправил в чат сообщение с вопросом, могут ли они поговорить сегодня вечером. От Хосока тут же прилетели смайлики с большим пальцем, а от Юнги — короткое «конечно» спустя два часа. Намджун попытался убедить себя, что всё будет хорошо. И с ним самим тоже всё будет хорошо.

Целую минуту Намджун размышлял, не приготовить ли им ужин, но вовремя опомнился и заказал доставку еды. Не лучшая идея — сообщать о переезде, когда едва не спалил кухню. Юнги и Хосок вернулись домой почти одновременно, и оба уставились на пакет с индийской едой, который Намджун поставил на стол.

— Ты с нами расстаёшься? — спросил Хосок, разуваясь. Он старался говорить весёлым тоном, но Намджун уловил в нём нотки тревоги.

— Нет.

— Кто-то умер? — спросил Юнги.

— Нет. Я... просто хотел сделать что-нибудь приятное. Для моих... парней.

Как же странно было называть их так. Слишком мелко для того, кем они на самом деле были. Слишком просто. Но ничего лучше Намджун пока не придумал, и оба с ним согласились: да, теперь они официально встречаются все втроём.

— Я тебе не верю, — заявил Хосок, усаживаясь напротив него. — Глазки-то бегают.

— И ничего не бегают, — возмутился Намджун.

— Ещё как бегают. — Юнги присел на соседний стул. — Как и каждый раз, когда ты нарушал диету.

— Или ломал что-то и не хотел нам говорить.

— И сейчас они у тебя определённо бегают.

Это было абсолютно нечестно, что они вот так вдвоём против него объединились. Намджун не смог надолго удержать самообладание, и стоило Хосоку потянуться за порцией риса, он выпалил:

— Я купил квартиру. В Бичхёрсте. Точнее, согласился на сделку сегодня.

Хосок замер — рис с его палочек медленно шлёпнулся на стол, а Юнги развернулся к Намджуну.

— Не знал, что ты ищешь жильё, — сказал Хосок после долгой паузы, за время которой Намджун успел пережить парочку инфарктов.

— Я не хотел... То есть, я хотел сделать это сам. И не знал, как вам сказать. Простите меня.

— Мы не сердимся, — тихо сказал Юнги, кладя ладонь поверх пальцев Намджуна, которые уже начали нервно подрагивать.

— Мы понимаем, — добавил Хосок. — Ты хочешь свой собственный уголок. Просто... хотел бы я, чтобы ты нам сказал об этом, Джун. Тебе не нужно утаивать от нас такое.

Юнги кивнул.

— Знаю, сейчас тебе тяжело. Наши отношения несколько... разбалансированы. Но не должно быть такого, что есть я и Хосок — и отдельно ты. Мы втроём. Вместе. Мы не станем влиять на твои решения, но хотели бы иметь возможность поддерживать тебя в них.

Намджун покраснел и опустил голову. Он не привык получать поддержку от кого-то, кроме профессионалов своего дела и родителей. Это будет долгий путь, и только теперь он начал осознавать, насколько.

— Ты прав, — тихо сказал он. — Простите меня.

— Всё в порядке, — заверил Юнги, и Хосок согласно кивнул. — Но мы требуем фотографии.

Намджун рассмеялся.

— Я вам всё лично покажу, если сделка состоится. Но конечно, у меня есть и фотографии.

После ужина они втроём забрались в постель, и Намджун показал снимки квартиры на телефоне.

— Красивая, — сказал Хосок. — Мне нравится.

— И тебе подходит, — согласился Юнги.

— Я правда её хочу, — сказал Намджун, и парни по очереди его поцеловали — медленно и нежно.

После этого сердце Намджуна забилось чуть ровнее, наполнившись спокойствием ещё немного.

Покупка состоялась через неделю, и Намджун, как и обещал, показал квартиру Юнги и Хосоку лично.

— На сей раз я сам хочу всё обставить, — сказал он, пока они разглядывали пустую гостиную. В его голове уже собиралась картинка. — Хён, пожертвуешь пару фотографий?

— Конечно, — легко согласился Юнги, и Намджун благодарно поцеловал его в висок. С каждым днём ему всё легче давались прикосновения, всё проще было инициировать их самому и знать, что это нормально.

— Я подумал, что во второй комнате можно организовать студию, — продолжил Намджун, — пока я не решу, нужно ли мне для неё отдельное помещение. И я куплю раскладной диван, чтобы дети могли оставаться, когда захотят. И, может, у вас есть рекомендации по комнатным растениям?

— Звучит прекрасно, Джуни, — улыбнулся Хосок. — И да, у меня есть целый справочник по комнатным растениям, я тебе его подарю.

— Спасибо, — Намджун поцеловал и его.

Он попросил детишек помочь с выбором мебели и с улыбкой наблюдал, как они по очереди валяются на всех кроватях, пока хмурый менеджер ходил за ними по пятам.

— Эта, — заявил Чимин на десятой по счёту кровати и утянул Намджуна следом, в их дружный клубок из конечностей.

Кровать и правда была очень удобная, почти такая же, как была у него в Сеуле, и достаточно большая, чтобы уместить его, Юнги и Хосока — благо, те были небольшой комплекции.

— Ладно, пожалуй, ты прав.

— Конечно, я прав, — фыркнул Чимин, и Чонгук захихикал.

Намджун тут же к нему повернулся.

— Слушай, Гукки, а та картина, что висит в гостевой спальне Юнги и Хосока — её ты нарисовал?

— Да, — удивлённо подтвердил тот. — Ты... ты хочешь, чтобы я тебе что-то нарисовал?

— А ты нарисуешь?

— Да! — просиял Чонгук. — Конечно.

— И, Тэхён-а, может, ты тоже мне что-нибудь нарисуешь? Если у тебя будет время.

Тэхёна его просьба, по-видимому, весьма удивила, но и порадовала тоже.

— Да, — тихо сказал он, — конечно нарисую, хён.

— А я? — спросил Чимин, выглядывая из-за его плеча.

— А ты выберешь для меня диван, — решил Намджун и с облегчением выдохнул, увидев, что предложение вполне удовлетворило Чимина.

Квартира собиралась как пазл — по кусочкам.

Юнги отдал фотографии Нью-Йорка и Сеула, и Намджун повесил их в гостиной.

Чонгук принёс ему скетч: на нём был нарисован сам Намджун со спины, он шёл под дождём по парку, в кепке и длинном пальто, с зонтом, который защищал его от воды. Намджун не знал, брал ли Чонгук какое-то его фото в качестве референса, но результат получился потрясающий — он никогда себя таким не видел. Рисунок Намджун повесил в спальне, а Чонгук очень старался не краснеть от похвалы.

Тэхён подарил абстракцию: формы и узоры рисунка успокаивали Намджуна, что, как он решил, и было целью Тэхёна, — её он повесил на стену напротив постели.

Чимин выбрал для него удобный раскладной диван зелёного цвета и коврик в жёлто-синих тонах.

Сокджин сводил Намджуна в антикварный мебельный магазинчик в Астории и помог выбрать книжный шкаф, прикроватный и журнальный столики.

А однажды утром на пороге квартиры появился Хосок с целой коробкой маленьких растений в горшках и инструкцией по уходу за каждым из них. Вместе они расставили их на подоконниках и полках.

Спустя несколько дней после переезда Намджун устроил небольшое новоселье с выпивкой, настольным играми и едой — каждый принёс что-то от себя. Он опьянел от вина и проиграл в «Монополию», «Уно» и «Гоу Фиш», но не мог перестать улыбаться весь вечер. И даже наутро проснулся с ноющими от улыбок щеками.

А вот новый гардероб наполнялся значительно медленнее. Намджун обошёл несколько секондов и в каждом старался выбирать цвет: исходя из того, что хочет носить Ким Намджун, а не что, по его мнению, нужно носить, чтобы придерживаться образа. Первые несколько раз Чимин и Тэхён ходили вместе с ним и подсовывали ему мягкие вещи — свитера, мешковатые пальто, рубашки с узором и ботинки, чуть потрёпанные жизнью, но такие удобные, что их не хотелось снимать.

Во время одной из таких вылазок он замер в примерочной, глядя на себя в зеркало — это было всё равно, что смотреть на незнакомца, но не совсем. В отражении был не кто-то новый, но кто-то давно забытый, а теперь обретённый вновь. Было чувство, будто он снова встретил Ким Намджуна, и теперь тот обретает чёткую форму.

— Тэхён-а, — позвал он, разглаживая складки на тёмно-синем пальто, — покрасишь мне волосы?

— Конечно, — легко согласился тот. — В какой цвет?

— Лавандовый, — ответил Намджун, немного поразмыслив. — Пусть будет лавандовый.

— Вау, — провозгласил Юнги при виде финального результата, и, встав на носочки, потянулся коснуться лиловых прядок. — Ты потрясающе выглядишь.

— Правда? — спросил Намджун. Весь день он замирал у каждого попавшегося зеркала и пытался понять, нравится ему цвет, или зря он покрасился. Он представлял, что сказал бы его бывший менеджер — слишком женственно, слишком мягко, слишком по-гейски — и старался приглушить эти голоса в голове.

— Я в шаге от того, чтобы наброситься на тебя, — сказал Хосок. — Так что мой голос определённо «за».

Они не спешили с близостью. Никто из них троих ещё не был готов, Намджун это знал. Им нужно было заполнить множество пробелов за минувшие годы, и обычно ночами они просто разговаривали. Намджун узнал больше о службе Юнги и Хосока и их студенческих годах: как ужасно было в общежитии на начальном курсе, какой отвратительной была квартирка, где они провели остаток учёбы, убеждённые, что рано или поздно их сожрёт плесень или крысы. Взамен Намджун рассказал им о своём дебюте: как его вырвало от нервов за десять минут до выхода, о первой крупной сцене, где ему довелось выступать, об одиночестве в отельном номере после концерта, о том, как возбуждение бурлило в крови, но ему не с кем было поделиться впечатлениями. Некоторые темы они оставили на потом: депрессию Юнги, тоску по дому Хосока, тот год, когда они почти расстались из-за этих двух вещей; алкоголизм Намджуна. Намджун не возражал.

У них было достаточно времени, чтобы докопаться до корней, вытащить их на свет и высадить новые деревья.

Так что с интимом они не спешили, не позволяя себе ничего, кроме поцелуев и целомудренных касаний. Но порой Юнги и Хосок отпускали такие комментарии, от которых Намджун краснел и сбивался с мысли. Он ненавидел собственную неопытность, но они никогда не заставляли его чувствовать за неё стыд.

— Удваиваю этот голос, — кивнул Юнги, поигрывая бровями. Намджун хлопнул его по плечу.

— Давайте сфотографируемся, — предложил Хосок, подталкивая их ближе друг к другу.

Намджуна они зажали между собой, и Хосок достал телефон. И ровно перед тем, как он нажал на кнопку, Юнги повернул голову и поцеловал Намджуна в щёку. Фотография получилась немного смазанной, но Намджун был уверен, что она станет его самой любимой.

На следующий день он распечатал снимок в магазине и прикрепил на холодильник на уровне глаз, чтобы он был первым, что Намджун видит с утра. Маленькое напоминание, как говорил недавно Юнги, о том, что сейчас ему немного лучше. И будет так на протяжении всего пути.

Намджун медленно встраивался. В свою новую жизнь, в жизни Хосока и Юнги. Но это был ещё не конец, далеко не он. Они втроём учились приноравливаться друг к другу, как кусочки пазла, но общая картина всё ещё казалась туманной. А ещё была музыка, его первая любовь. Намджун хотел её вернуть. Снова сделать своей. Ни лейблов, ни компаний — только он сам.

То есть, не только он.

— Вы подумаете над этим? — спросил он у Юнги и Хосока однажды за ужином, где-то месяц спустя после переезда. — Чтобы снова писать со мной музыку.

— А ты хочешь? — с сомнением спросил Хосок.

— Всегда хотел, — ответил Намджун — будто бы в очередной раз вскрывая грудную клетку, чтобы показать им ещё не заживший хаос внутри. — Я хотел видеть вас на каждой сцене, где выступал.

— Я скучаю по продюсированию, — мягко признал Юнги. — Но не уверен, хочу ли снова выступать.

— Я тоже, — согласился Хосок. — Не знаю... Я будто заржавел.

— Тогда один трек, — мягко надавил Намджун, беря их за руки. — Напишите со мной одну песню. Начнём с этого.

Юнги и Хосок обменялись неуверенным взглядом, но Намджун видел, как медленно на их лицах проступает и воодушевление.

— Хорошо, — сказал наконец Юнги, закусывая губу. — Одну песню.

— Да, от одной песни ведь не станет хуже? — усмехнулся Хосок.

Намджун радостно вскрикнул, вызвав у обоих смех, и по очереди поцеловал, вложив в поцелуй предвкушение и благодарность.

Одна песня.

Но это было похоже на новое начало.