Work Text:
Ветка захрустела под сапогом и не выдержала веса наступившей на неё туши. Где-то вдалеке это услышала ночная птица и с громким криком кинулась прочь - спасать шкуру от опасности. Легкая хищная ухмылка посетила владельца тяжелой поступи, задела выступившие в последнее время скулы и исчезла в темноте. В этой непроглядной темени бликовали разве что отблески луны на латунных пуговицах и браслетах стоящего рядом спутника. Да в глазах хозяина острой улыбки. Казалось, об нее можно было порезаться, как и о крупные заостренные клыки, которые явственно виднелись вместо обычных зубов.
Тем не менее, спутника, явно имеющего черты человека, это не волновало. Встретившись с тускло горящими глазами в темноте, он лишь перемигнулся - уж кому, а не ему этой ночью стоило бояться. Как и следующей. И через год, и через десять, но эти клыки его не коснутся разве что, на старости лет хозяина сразит старческий маразм.
Ветер взметнулся, поднимая ворох усохших летних травинок в воздух, бросил пригоршню в лица, заставив зажмуриться. Но, если без глаз человек был слеп, особенно в такой темноте, то стоящая в тени тварь не имела таких слабостей, и бросившийся в нос запах возвестил о наличии многих и многих людей внизу. Они сидели тут уже несколько часов, и совсем скоро для парочки из заснувших эта ночь станет последней.
Хрустнув плечами, обладатель стальных с цветом неба глаз показал их человеку - словно два болотных огня поплыли над землей. И шепнул: - Пора, пошли.
Его спутник молча - он уже давно избавился от излишних слов перед делом - кивнул и, поднявшись, легко и быстро принялся спускаться. Обувь скользила на влажной траве, но это не мешало человеку двигаться совершенно бесшумно, как умеет только ветер, раз за разом окидывая взглядом все приближающиеся тёмные силуэты кривоватых домов.
Дожидаться, когда в последнем окне погаснет слабый рыжий огонек, пришлось долго настолько, что даже привыкший к непростым условиям человек успел продрогнуть. О своём компаньоне он не беспокоился, ведь знал, что единственное, как того мог беспокоить ветер, так это щекотать плечи длинными развевающимися волосами, которые в лунном свете тянулись за ним темно-серебристым шлейфом. Он даже не оборачивался, прекрасно зная, что спутник следует за ним к тому же дому на окраине, который они, даже не обсуждая, выбрали своей целью. Исключительно в целях собственной безопасности.
Остановившись у калитки, человек на минуту замер, чтобы отдышаться и, пока его грудная клетка нарочито медленно поднималась и опускалась, руки уже выудили связку всевозможных отмычек и ключей. Даже частично не чувствуя одубевших на ветру - всё же стоило спрятать руки, как ему говорили, но куда уж теперь - пальцев, он ни единым своим движением не вызывал у инструментов полного тревожного нетерпения звона. Поблескивающие на его запястьях украшения, местами напоминавшие броню - настолько плотно прилегали другие другу, закрывая кожу - тоже оставались молчаливы, будто не хотели мешать новому хозяину. Ни одно из них ещё не забыло холодных рук мертвецов, с которых их сняли.
- Готов? - Наконец, повернувшись к стоящему около, одними глазами спросил человек и несколько раз провернул отмычку в замке. Этот вопрос никогда не требовал ответа.
Дождавшись, когда спутник вскроет обитую железными полосами дверь, стоявший всё это время за его плечом, будто молчаливый ангел смерти, хищник проскользнул внутрь. Секунда - и послышалось захлебнувшееся скуление. Ветер и шум были к ним благосклонны, и больше выдать их ничто не могло. Взгляд просочившегося за высокий забор человека зацепился за грязную кучу возле будки. На секунду собаку даже стало жалко, но это чувство быстро утихло, и он встал рядом с темным силуэтом, что сейчас заглядывал в окна.
- Двое в разных комнатах. - Послышался тихий шепот, который было чертовски сложно расслышать - слова будто подхватывал и уносил ветер. - Больше никого не вижу, запах принадлежит им.
Двое... Невольно усмехнувшись, существо кивнуло своему спутнику на дверь. Двое, это везение, и на возившегося с дверью человека вполне можно было возложить одного.
Чтобы дверь не задела провалившиеся немного половицы, человеку, открывая её, пришлось изо всех сил тянуть за холодную скользкую ручку наверх. Только когда проход в теплую - похоже, местные мерзляки совсем недавно топили печь, чтобы не околеть ночью - густую, как чернила, темноту дома стал достаточно широким, а он сам уже одной ногой погрузился в нее, он отпустил ручку и жестом попросил спутника дать ему фору в несколько секунд. Он знал, что тот, хоть и был не в пример быстрее людей, всё равно не смог бы одновременно заткнуть двух людей в двух разных комнатах, а потому собирался первым пробраться в одну из них, пока компаньон не перебудил весь дом громким скрипом половиц. А в том, что они прорежут тишину дружным воем, человек не сомневался.
Оказавшись в одной из комнаток, он на миг замер в проходе. Привыкать к темноте ему было не нужно, но вот оценить обстановку никогда не было лишним. Дыхание спящей - в том, что он оказался в женской спальне, мужчина не сомневался, было слабым и медленным, чуть сипловатым, так что каждый выдох мог стать последним.
- Старики... - Бесшумно шевельнулись суховатые губы. - Это хорошо. Они точно успели что-нибудь нажить...
Но довести мысль до конца ему не дал треск сломавшейся половицы, который тут же потонул в испуганном вое ее сестёр. Несколько секунд были исчерпаны.
Не вслушиваясь в возню в другой комнате, человек в два прыжка достиг кровати, сдёрнул тяжёлое одеяло и, зажав приоткрытый рот, окружённый морщинами, рывком поднял сонную женщину на ноги.
- Не глупи и показывай всё, что ты прячешь от таких, как я. Я найду в любом случае, но так, быть может, тебе не придется мучиться. - Быстрее, чем старуха успела даже открыть глаза, прошипел он ей в ухо. - У тебя есть минута. Просто указывай пальцем, руки у тебя свободны.
Человек говорил быстро, не давая женщине и шанса на то, чтобы успеть подумать самой, и та безропотно подняла трясущийся палец, указывая на угол комнаты. - Под полом?
Только сейчас человек заметил, как темнеет там подозрительно широкая щель между двумя досками. И жадно осклабился, понимая, что сегодня не останется без собственной добычи. - Ещё есть?
Голова под его рукой отчаянно закрутилась, так что мужчине пришлось сжать пальцы на дряблых щеках, чтобы старуха случайно не вывернулась. В том, что она не врёт, он не сомневался. Ей уже не было смысла надеяться на спасительную ложь.
- Тогда пошли. - Втащив обмякшую то ли от страха, то ли от слабости, то ли попросту потерявшую сознание женщину в другую комнату, человек недовольно цокнул, наблюдая, как в пасти его спутника скрываются ноги предыдущей жертвы. Зрелище открывалось отличное, да вот только не хватало одной детали.
- Не мог подождать буквально минуту? - Беззлобно, но всё же проворчал спутник хищной твари, позволяя себе просто насладиться открывающимся видом.
Тусклый свет из окна и отгорающих углей в камине упал на темную фигуру твари. Медленно, медленно, из мрака прорисовывались черты, будто их набросал на бумаге художник, явно продавший душу дьяволу. Глубокие, мерцающие в темноте глаза перестали на секунду светиться, когда свеча дрогнула от вошедшего и послала свой блик на лицо существа.
Искривленные легкой усмешкой, тонкие губы скрыли за собой пару добрых дюжин длинных крупных клыков, больше походящих на звериные. Острые, влажные от слюны, те заставили бы самого смелого сглотнуть комок страха. Как стоявший в комнате антропофаг только что поступил со своей жертвой. А в том, что из себя представляет эта тварь, больше не было сомнений.
Сыто отрыгнув, людоед положил руку на располневший живот, что до треска натянул рубашку с плащом. По довольному и в высшей мере нахальному выражению морды можно было сказать, что он чуть ли не кончить готов от того, как тугой пояс и холодные мелкие пуговицы давят на нежное брюхо. Наверное, тресни они все и рассыпься по полу, и оргазм все же настиг бы хозяина. О, он бы с удовольствием послушал эту музыку из звуков трещащей одежды и приглушенных криков - как изнутри наполненного чрева, так и снаружи, от приведенной жертвы, которая начинала остро пахнуть старческой мочой и страхом.
Но врожденное чувство жадности все же победило и антропофаг махнул спутнику, предлагая подойти ближе. - Отдай её мне, не хочу порвать рубашку.
Нахальный намек, но кто, как не он, мог себе его позволить. Да и, не сказать, что для них это было оскорбительно - уж у кого тут и был острый нюх, так это у хищника. Который явственно слышал запах чужого возбуждения, смешивающийся с его собственным.
Человек широко улыбнулся и подтащил женщину к антропофагу. Только перед тем, как передать её двум большим рукам, уместиться в которых могли бы сразу две, а то и целые три старушки, подобные этой, он похлопал ту по щекам, желая привести в чувство. Он знал, что людоеду гораздо больше нравится, когда жертва до конца не прекращает бесполезного сопротивления, а не проскальзывает вглубь живота безвольным куском мяса. Ему очень хотелось прикоснуться к округлому брюху, погладить растянувшееся горло, помогая мышцам протолкнуть трясущееся тело дальше по пищеводу, и наконец попросту расстегнуть рубашку, чтобы согреть охлаждённые ночью руки о горячее чрево партнёра.
Но вместо этого человек вернулся в прошлую комнату, на ходу бегло окинув гостиную взглядом, исключительно из-за осторожности и привычки, и взялся за спинку узкой кровати. Он прекрасно понимал, что антропофаг не сможет уместиться на одной лишь кровати старика, а прогонять его на пол совершенно не хотелось. Но, уже наполовину вытащив кровать из комнаты - широкие проемы без дверей как никогда радовали человека, ведь это означало, что он сможет спокойно вытолкать через них мебель, не прибегая к различным ухищрениям - он вдруг встрепенулся и, перевалившись через изголовье, вновь оказался в спальне чтобы нырнуть руками под заветную половицу. И вытащить в луч лунного света старую коробочку, внутри которой что-то увесисто звякало. Хотелось прямо тут, бросив кровать и забыв про людоеда, открыть ее и зарыться пальцами в драгоценное нутро, но человек одернул себя и перелез обратно, оставив шкатулку где-то в центре кровати. Чтобы не мешала.
- Ещё немного, и с такой пассивной добычей я растеряю всю хватку. - Стоило женщине оказаться в лапищах антропофага, как тот нарочно прижал её к непрекращающемуся двигаться животу. Казалось, сдавленное мычание и плач доставляют ему чуть ли не наивысшую степень удовольствия, и проглатывать жертву сразу он не собирается. Толчок изнутри на секунду заставил закатить глаза от восхитительного давления на растянутые стенки. Не стесняя себя правилами приличия, людоед опустил ладонь на разбухшее пузо и надавил, заставляя жертву еще сильнее двигаться внутри. Все равно этого развлечения надолго не хватит - отсутствие воздуха компенсировали совсем не предназначенные для дыхания испарения, да и кислота делала своё дело, заставляя поздний ужин задыхаться всё сильнее.
Взгляд вернулся к возившемуся спутнику, что наконец-то вернулся в комнату. Ухмыльнувшись, людоед обласкал взглядом затянутую в кожу фигуру. И мягко рыкнул, подзывая к себе и указывая на рубашку, портить которую совсем не хотелось: - Не поможешь?
- А ты мне? - Ухнул человек и демонстративно упал на втащенные в комнату кровати, изображая вселенскую усталость. Но прежде, чем вылетевшая из подушки парочка серых перьев успела коснуться пола, бешено вращаясь в воздухе, мужчина снова был на ногах.
Он деловито приблизился к партнеру, будто это было нужно только ему, а человек был лишь отстранённым исполнителем. Но взволнованная дрожь, овладевшая пальцами при одном лишь прикосновении к сокрытому плотной тканью животу, выдавала его с потрохами даже перепуганной старухе.
- В какой-то степени я тебе даже завидую. - Изображая сочувствие, проворковал он, уже почти забыв про неё, ведь прямо перед его глазами из рубашки по мере движения его рук, растегивавших пуговицы, высвобождалось тугое брюхо, сплошь перетянутое сетью старых растяжек. Они были плохо видны на бледной коже, но человек знал, что это ненадолго, ведь стоит антропофагу проглотить ещё одного человека, как его пузо начнет наливаться краснотой, какой позавидовали бы даже самые сладкие и спелые плоды в лучших садах богатейших королей.
Человек в нетерпении прикоснулся к горячей коже, суетливо сжал мягкую складку на боку и несколько раз с несильным нажимом провел ладонями вдоль апоневроза. - Ну что же ты медлишь?
Совсем беззвучно, почти только мысленно выдохнул он, слыша нарождающееся внутри чужого желудка урчание и не понимая, почему сиплое старушечье дыхание всё ещё мешает насладиться им в полной мере.
- Потерпишь. - Фыркнул антропофаг и склонил голову на бок, наблюдая, как осторожные руки ласкают натянутую кожу. Уж кто, а он знал, что в этих аккуратных ладонях с загрубевшими мозолями отлично помещаются смертоносные кинжалы или жалящий врагов полуторник. Да и воспоминания о том, как хрустят позвонки сворачиваемой шеи под этими пальцами несостоявшегося музыканта, всё ещё были свежи и не затягивали с обновлением. О, он помнил каждое убийство, каждый хлесткий удар, ломающий чей-то нос или глазницу, каждую царапину, оставляемую отросшими ногтями на чужом лице. И оттого ещё приятнее было наблюдать за лаской, исходящей от этих рук. Существующего словно именно для убийств любовника так редко можно было увидеть за чем-то нежным.
Не решившись дольше тянуть - со спутника сталось бы намеренно ткнуть побольнее, чтобы подтолкнуть к действию, антропофаг раскрыл пасть. Где-то снизу раздался очарованный вздох, и он не сдержался. Встретился взглядом с глубокими зелёными глазами, внутри которых будто бились искры вожделения. Уже от одних этих глаз хотелось провалиться в наслаждение с головой. Но он умел терпеть ради более... Полного удовольствия.
Трепещущее от ужаса тело вошло в глотку, как влитое, даже усилий не нужно было прикладывать - горло приняло добычу и отправило вниз. Туда, где раздалось нетерпеливое урчание. Да, именно так, больше, полнее и туже - людоед тихо заурчал когда добыча взбрыкнула, надавливая на растянутое брюхо. Которое росло прямо на глазах - несколько глотков, и центр тяжести сместился так, что стоять стало тяжко. Распирающее чувство росло, достигнув апогея, когда хищник с причмокиванием сглотнул и дал челюстям закрыться.
Позволяя стать свидетелем своей слабости, он прогнулся в спине, выпятив огромное, раскрасневшееся брюхо и заурчал, когда ладони человека с нажимом прошлись по коже.
- Сразу бы так. - Удовлетворённо выдохнул человек, прижимаясь к горячему брюху всем телом. Затухающее движение внутри, должно быть, приятно щекотало антропофага, а его спутник хмыкнул, услышав приглушённые слабые голоса. Похоже, что перед самой смертью старики пытались найти друг друга. - Иногда ты так тянешь время, что хочется запихнуть их тебе в пасть самому.
Подражая хищнической улыбке своего возлюбленного, человек любовно сжал выпирающий бок - наконец-то он мог насладиться идеальным его размером. Он знал, что никогда не повторит эту смесь животного оскала и совершенно человеческих чувств, но умноженных в соответствии со своим хозяином, а потому его улыбка была более сдержанной, терялась в полутенях, как сами они нередко скрывались в ночи, укрывшись темнотой. Руки же его ни на миг не останавливались. Погладить, надавить, помять, сжать, провести, описать круг, даже слегка ущипнуть - хотелось сделать все и сразу, но приходилось ограничивать себя из-за физической невозможности, почти мучительно растягивая удовольствие.
Длинный язык ласково выскользнул из пасти и мазнул полупоцелуем, полупопыткой попробовать на вкус. Как же приятно было поддразнивать, играя с чужим чувством трепета, проверяя границы и наслаждаясь, когда в этих восхитительных глазах напротив страха не рождалось. Лишь легкий азарт, превращающийся в насмешку, с которой руки чуть болезненно нажимали на располневшее брюхо.
- Ты играешь с огнём, солнышко. Смотри, сам за своеволие там не окажись. - Горячее, отдающее густым мясным запахом дыхание коснулось порозовевшего от возбуждения уха. А руки вжали в огромный изгиб живота, отчего дыхание на секунду перехватило. Заметив, как выгнулся от этого движения его человек, антропофаг удовлетворенно заурчал. - Ты просто восхитительно краснеешь, когда я так делаю. Тебе так нравится чувствовать себя в опасности, мрр?
Царапнувшие ногти заставили вздрогнуть. Научил же на свою голову. Рыкнув, людоед отодвинулся и сделал три тяжелых, долгих шага. Шага к сдвинутым кроватям, заскрипевшим от его веса. Оставляя спутника самого разбираться с "маленькой проблемкой", что топорщилась между ног.
- Да пошел ты... - Беззлобно буркнул тот и вышел сам. Сейчас дразнить людоеда видом наяривающей руки не хотелось, чтобы не нарваться на пару колкостей по поводу скрытого мазохизма. Как будто от него можно было такое скрыть.
Вернувшись через некоторое время в комнату, человек едва ли не рассмеялся при виде недовольно-обиженной морды хищника. Видимо, тот рассчитывал как минимум на приватное раздевание любовника с последующим удовлетворением упиравшегося в брюхо достоинства. Но обломилось.
- А нехер было так себя вести .
И быстрее, чем разомлевший после еды людоед пошевелился, человек выхватил лежащую всё это время шкатулку с кровати и забрался следом, полусидя устроившись у бока антропофага.
Машинально поглаживая того одной рукой, второй мужчина быстро перебрал звякающее нутро коробочки. Несколько тусклых колец будто сами по себе скакнули на пальцы, а браслет, скрутившись змеёй, скользнул в тугой мешочек, нещадно натиравший пятку весь день.
- А старики-то тоже были не чисты на руку! - Весело присвистнул мужчина, доставая из шкатулки одну серёжку. - Ну или где тогда вторая? Не съела же ее бабка!
Довольно улыбаясь, он на секунду приложил украшение к собственному уху, затем вытянул руку, любуясь, как лунный свет играет на металле, и наконец отправил серёжку в тот же мешочек, куда после ссыпал пригоршню монет. Чуть позже всё это будет осмотрено точнее, часть уйдет навсегда парочке неразборчивых в клиентах торгашей, часть осядет запасом на черный день, а избранное украсит и без того шикарное тело.
- Недурно. - Наконец заключил человек, задвинул опустевшую шкатулку под кровать и устроился поудобнее.
- Всегда удивляюсь, как тебе твои брюлики не мешают. Неужели с ними удобно оружие держать? - Антропофаг со сдержанным удовольствием следил за этой возней с украшениями. Какой бы глупой или ненужной она ему не казалась, но не отметить особый шарм, который придавали его партнеру все его побрякушки, он не мог. Слишком живо вспоминались ночи, когда из всего на поджаром жилистом теле были лишь драгоценности, позвякивающие от каждого мощного толчка... Будь внешность этого зеленоглазого чуда чуть более восточной, и было бы впору прикрепить цепочки к этим браслетам, словно к красавице из гарема.
Только вот, хех, тогда бы и его горло обмотали цепью, только более простой и вовсе не с целью украшения. Скорее ею бы и придушили. Несмотря на хрупкие кисти и большие глаза, хорошо подходящие скорее мальчику из борделя, этот "мальчик" был прирожденным убийцей. И оттого ещё более страстно выглядели кольца на длинных тонких пальцах.
- А тебе вот это бегать не мешает? - Передразнил их хозяин антропофага и будто невзначай ущипнул за растёкшиеся по кровати бока, из-за которых уместиться на ней кому-то ещё было почти невозможно. Но мужчине это не мешало.
Он легко навалился сверху на антропофага и разместился так, чтобы не слишком сильно давить на растянутое брюхо. Они уже давно не спали в доме, вынужденные ночами совершать очередные перебежки или, если повезёт, оставаться на голой земле. У них было временное укрытие - охотничья сторожка старая настолько, что уже даже лес, окружавший её, не смог бы вспомнить, когда она там появилась - но, бросив часть вещей, они уже давно не появлялись там, ведь в тихом месте не было совершенно никого улова. А в новых часто за уловом следовали надоедливые стражники или инквизиторы. Тикать от них приходилось часто...
Руки свободно висели по обе стороны от чужого живота и медленно гладили горячую кожу, пока впадающий в дрёму человек лениво прислушивался к дыханию антропофага. Он не мог заснуть, снедаемый странной тревогой от едва слышной мысли о том, что он что-то забыл, но лежать было слишком удобно, чтобы откликаться на зов интуиции, хоть та всегда была на его стороне.
Людоед же сонно откинулся на подушки, наслаждаясь умеренной тяжестью навалившегося сверху тела. Ему-то все равно, но вот человек ночует не на улице, и это удачно - слишком они хрупкие. Долго у них не было возможности нормально поспать...
Очнулся от легкого сна хищник внезапно. Звериное нутро подбросило на кровати, несмотря на удушливо-тяжелый вес набитого желудка. Зубы сами собой оскалились, а глаза вспыхнули яркими бликами в полутьме комнаты. Он убил бы и за малое, и сейчас внутри поднялась волна злости - в дверь кто-то постучал. Даже мысли о возможном разоблачении не зародилось в голове - обнаружить их не могли точно. Зато случайного захожего сейчас ждала не лучшая участь.
Но, как в новый дом первой пускали кошку, так и на разведку следовало пустить сначала более подвижного спутника. Он тоже резко вынырнул из сна, и кинжал в его руке ясно указывал на намерения. Подтолкнув человека, антропофаг тихо шепнул: - Проверь.
- Сам знаю. - Ещё тише прошипел тот, уже стоя на пороге комнаты. За дверью снова раздалось невнятное шебуршание, кто-то замычал и вдруг весь дом вздрогнул от грохота, с каким что-то ударился о дверь, которая незамедлительно распахнулась, позволяя туловищу неловко ввалиться внутрь.
"А вот и интуиция" - успел подумать мужчина, вспомнив о незапертой двери. И стрелой подлетел к... Пьяному? Именно об этом свидетельствовал характерный запах и зажатая в пальцах полупустая бутылка. Она бы обязательно разбилась при падении, но человек успел подхватить её за секунду до того, как та коснулась пола.
- Нехер по чужим домам шастать, мразь. - Зарычал он, заметив удивление в глазах пьяницы, а после рывком зажал тому рот и навалился сверху, вдавливая коленом позвоночник в пол. Нежданный гость попытался извернуться, но тут же прекратил, стоило холодному металлу коснуться его шеи.
- Компания есть? - Зеленоглазая бестия с почти явным удовольствием нажал лезвием на бьющуюся жилку, внимательно следя, как меняется выражение лица будущей жертвы.
- Один отдыхаю. - Раздался в ответ невнятный хрип - острота добротного ножа хорошо влияла на сговорчивость. Пьянь больше не дергалась, предпочитая совершать как можно меньше движений. Наличие в одной комнате людоеда и неадеквата с клинком этому очень хорошо способствовало.
- Отдыхают как раз-таки в компании, а когда один - это уже алкоголизм. - Усмехнулся человек, и рука его на мгновение дрогнула, оставив на коже лёгкую царапинку. Кровь легко засочилась через порез, и от следившего за разворачивающейся картиной хищника раздался рык. Оглянувшись, его спутник столкнулся с жаждущими глазами и приоткрытой пастью, из которой свисала ниточка слюны. О, этот вид был именно тем, что нравилось ему больше всего. Когда обычно острый интеллект, пусть и подпорченный дикостью, полностью отключался, и оставалось лишь готовое жрать тело. Было в этом что-то волшебное, словно позволение созерцать безумное хтоническое божество, могущее уместить весь мир в своём желудке. Рывком подняв чужака, человек отвесил этой твари полупоклон, словно верный слуга, и засмеялся: - Вот тебе на ночь ромовая баба, только мужик! Наслаждайся.
Пришлось попотеть, но он втолкнул в комнату брыкающееся тело, что так и застыло на пороге в спальню. Мужик явно старался что-нибудь сделать, чтобы продать свою жизнь подороже, но... Будучи пьяным до того, что ноги его больше не держали, он был почти что беспомощен. Да и все ещё боялся кинжала, хоть и предпринимал жалкие попытки выбить его из чужих рук, пока те пытались залезть в карманы. Спутник антропофага знал, что у пьяниц ничего ценнее пуговиц не найти, да и те будут большой удачей, но привычка пошарить в поисках наживы была слишком сильна.
- А ты ничего не попутал, солнышко? - Ехидно протянул хищник, глядя на всю эту картину. Выразительно поднятые брови и указывающий на уже набитый живот взгляд как бы намекали, что любимого дружка начинает заносить, и антропофаг на столь поздний ужин не рассчитывал. Было бы всё это так, если бы в этих самых глазах не горел, буквально, хитрый серебряный огонёк, имевший свойство тухнуть во время пресыщенности "души". Тело давно не нуждалось в продолжении пиршества, но... Людоед не был бы самим собой, откажись он умаслить врожденную жадность.
Поморщившись, он с трудом поднялся, чувствуя, как хрустит позвоночник. Или же ножки сдвинутых кроватей, что вероятнее. Вид вшивого, похожего на лишайную собаку бродяги его отнюдь не вдохновлял, но вот держащий его любовник... Кажется, штаны начали жать во второй раз. Растрепавшиеся в недолгой борьбе волосы, лихорадочные глаза со зрачками во всю радужку, подрагивающий под кадыком клинок - он выглядел богом смерти, будь такие в религиях. Уже от одного этого напора антропофаг готов быть истечь слюной и кончить одновременно.
Но что-либо делать он отнюдь не собирался, с ухмылкой уставившись на человека.
Тот как раз закончил рыться в чужих карманах, которые изобиловали разве что дырками, когда встретился с наглым ожидающим взглядом антропофага. Хотелось хорошенько дать тому по ушам, чтобы пореже задумывался об эксплуататорстве, но странная, почти гипнотическая хищническая энергия пробуждала мысли о том, что можно и просто дать людоеду, а с остальным разбираться позже...
Но вот у пьянчуги, в отличие от человека, эмоция была только одна и притом совершенно определенная. Страх. Стоило его толкнуть в спину - и он уперся, чуть ли не зубами цепляясь за пол. Человек же, совершенно не желавший ломать комедию, не имел никакого настроения на лишнюю возню с откровенно мерзкой ему тварью. Продолжая зажимать рот бухой туше, он резко пнул его по вцепившейся в торчащую доску руке. Хруст вывернутого сустава был куда как громче надрывного мычания. Зажимающую рот ладонь попытались было укусить... Но прилетевший в висок кулак это быстро прекратил. Почти на своём горбу любовник хищника подтащил обмякшее тело к тому, и театрально произнес: - Мой господин, ваш поздний ужин доставлен к столу. Прошу отужинать.
- Наебнешься. - Красноречиво прищурились горящие глаза, и людоед подтащил к себе жертву, предусмотрительно сжав за горло. И, показалось, или он и правда выдохнул, словно перед прыжком в воду? Даже нет, не показалось. Какой огромной не была бы его жадность, но тело все же имело привычные пределы, зайти за которые было тяжело. Если бы не природная тяга к излишнему обжорству, то вряд ли бы хищник на это решился. Оставалось надеяться, что кровати выдержат, хотя здравый смысл подсказывал, что нет.
Огладив свободной рукой урчащее пузо, антропофаг раскрыл пасть. И пусть, просто чтобы сесть, пришлось раздвинуть мощные ляжки посильнее, пусть брюхо выступало вперед набитым тяжелым шаром, пусть растяжки уже чуть порозовели... Он не собирался останавливаться, пока всё не вместит. Наверное, такие твари, как он, продолжили бы жрать и тогда, когда брюхо уже начало расходиться по швам. Просто из неуёмного чревоугодия, граничащего с безумием. Именно такие мысли царили в голове человека, наблюдавшего за этой пережравшей, тяжело отдувающейся тушей. От вида набухшего пуза и так становилось не по себе, а уж сейчас ноги сами подгибались от священного трепета перед этим прожорливым божеством.
С громким стоном удовольствия антропофаг запихнул жертву сразу по плечи, благо, челюсть уже привыкла. В этот раз нужно было быть медленнее - голод уже утолен, нет смысла торопиться, лучше посмаковать будущую грань сытости. Но природа брала своё, и сопротивляться людоед не мог - глотки выходили мощными, быстрыми, слово он захлебывался от жадности.
Брюхо начало натягиваться, давая рассмотреть смутные движения входящего в него тела. С тихим поскуливанием, одна рука хищника отпустила добычу и прижалась к коже. Место было, но строго ограниченное. Чтобы его найти, нужно было приложить усилия, но для этого нужно было замедлиться, что делать категорически не хотелось. Живот становился ощутимо туже с каждым глотком, наверное, уже сравнявшись по натянутости с надутым воловьим пузырем. Про "больше" - речи даже не шло, размеры огромного растянутого живота сравнялся бы с большей частью роста человека. Уже даже на гигантской фигуре людоеда этот шар из плоти начинал смотреться гротескно. А взиравшего на это с немым восторгом любовника, наверное, такое брюхо могло и придавить, не будь его обладатель поосторожнее в движениях.
Оставалось не так много, и людоед изо всех сил впихнул неспособную сопротивляться добычу внутрь. Суставы в челюсти заныли от такого насилия, эластичное горло выпятилось сильнее... Но протолкнуло своё содержимое, отчего у людоеда вырвалась тяжелая, не облегчающая состояние отрыжка. Содержимое желудка было так плотно упаковано, что лишнего места там уже не было. Несколько секунд он пытался привыкнуть к ошеломляюще тугому чувству внутри. Он не мог видеть, но нежная уязвимая кожа в центре живота раскраснелась, неимоверно зудя. Ноющая настойчивая боль следовала за этими ощущениями, заставляя жуткую с виду тварь поскуливать при каждом вдохе, словно подзаборную шавку.
О, сейчас, даже приставь к разгоряченной коже нож и пообещай вскрыть набитое брюхо, антропофаг бы не смог ничего сделать. Кроме как посмотреть, хех - красное от натуги, его пузо разошлось бы само от правильно воткнутого клинка. Было что-то в этом ощущении беспомощности от своего же чревоугодия нечто почти оргазмическое, не то, чтобы у него уже не стояло.
Задыхаясь от восторга, человек с величайшей осторожностью прикоснулся к антропофагу, провёл руками вниз по шее, и всё дальше и дальше, пока те не наткнулись на растопыренную ладонь антропофага, будто тот пытался уместить на ней весь объем брюха, хотя даже его руки едва хватало, чтобы охватить хоть малую часть.
- Ляг пока, я сейчас вернусь. - Ему не хотелось уходить, но пришлось соскользнуть с кровати и вернуться в первую комнату, где все ещё была распахнута дверь. Воспользовавшись хозяйским ключом, человек запер её, бегло осмотрел пол, надеясь, что пьяный что-то ценное мог выронить во время схватки, но единственным, представляющим мало-мальский интерес оставалась початая уже бутылка, оставленная здесь же на полу. Отхлебнув по пути, чтобы не так пересыхало во рту, мужчина вернулся в спальню.
- Блять, у меня четкое ощущение, что эта кровать ебнется, если я не так повернусь. - Ощерившаяся морда людоеда встретила вошедшего в комнату. И правда, вид и без того огромной туши на паре сдвинутых кроватей казался гротескным. А уж, вид размера набитого брюха хищника, вздымающегося над ним, словно гора, и вовсе был пугающим. Но пугаться следовало отнюдь не им.
Человеку до дрожи нравился открывающаяся картина, говорящая о монструозности его спутника - полюбоваться было, на что.
Кожаные плотно сидящие штаны пришлось расстегнуть и развязать, давая животу расшириться. От груди до паха тот представлял из себя сплошной кусок костей, плоти и жира в растянутом желудке, медленно начавший перевариваться. На самом верху кожа покрылась испариной, а снизу брюхо хищника сплошь усеивали безмолвные свидетели его несдержанности... Растяжки. Красные и розовые, они были похожи на медали, отмечающие новый жестокий подвиг этого чудовища. Которое, кажется, не могло понять, радо оно этому или нет. От антропофага то и дело исходило тихое поскуливание в смеси с одышкой, редкой, но сильной икотой и возбужденными вздохами. Одного взгляда на его покрасневшее лицо с закатившимися глазами, было достаточно, чтобы понять муки болезненного удовольствия. Но подрочить ему для снятия напряжения было физически невозможно - огромное брюхо раздалось так, что к паху было не подобраться. Да и сил на любовные подвиги не было.
Тихо хмыкнув, человек сделал пару глотков пойла, и тут же оказался под боком любимого чудовища. Ничего, не может помочь с либидо, так хоть окажет должный почёт этому чреву. Руки сами по себе заскользили по коже, сейчас из-за большого напряжения казавшейся скорее полупрозрачной, а лицо уткнулось прямо в брюхо. Тихо забряцал ослабленный ремень, и человек подбадривающе потрепал освободившиеся тяжёлые складки оставшегося с прошлого раза жирка.
- Что бы ты без меня делал. - Беззлобно улыбнулся он, не прекращая разминать чужой живот, лишь изредка возвращаясь наверх, чтобы почесать антропофага за ухом, будто тот был домашним котом. Не хватало только перевернуться на спину и подать лапки. Все же, счастливо-страдальческое выражение лица было точь-в-точь как у замученных обжорством домашних любимцев людей...
У которых был дом... Себя к таким человек не относил уже давно, да и вовсе хотел бы забыть те времена, когда мог назвать себя таковым. Всё же, ярко-зеленые глаза вкупе с колючим характером слишком легко становились неопровержимым для односельчан доказательством того, что перед ними представитель колдунской касты. А их бескостные языки распространяли слух ещё дальше, так что везде человека встречали одинаково недоверчиво и настороженно, пока он не ушел. Просто перестал быть частью сообщества, вывалился, как лишняя деталь из часов и растворился в лесах, пока не прибился к разбойничьей банде, попытавшись обокрасть их самих, приняв за путников. Попытка увенчалась тумаками и парой новых шрамов, но зато встроила в новую команду, которой он приглянулся своим умением слиться с любой тенью и вслед за ней проникнуть за любую запертую дверь, чтобы потом отпереть ее изнутри лишь для того, чтобы было удобнее выносить ценное.
Но такая слава у него была только в пределах банды. Местные же и представить не могли, кто шарится по их домам, разве что некоторые были наслышаны о зеленоглазом бесе, которого приручили разбойники... Пока не нашелся другой "хозяин" диковинной зверушки с очень острыми клыками, спрятанными в ножнах. Не менее диковинный, как раз под стать "ведьмовскому отродью".
Этот хищный, обиженный жизнью человечек зацепил его своей невероятной, отдающей Востоком внешностью в их первую встречу, быстро ставшую последней. Так уж вышло, что цели людоеда и банды совпали, что оказалось сюрпризом для всех. Но, если люди уползали оттуда изрядно потрепанные и потерявшие немало своих то антропофаг спокойно ушел с добычей. Одна из которых почти сразу оказалась в желудке. И ждал бы нынешнего спутника такой же исход, да хорошо подвешенный язык и послушность спасли. В конце концов, один людоед куда лучшая крыша, чем горстка маргиналов. А там... Стерпелось быстро переросло в слюбилось - человеческий экземпляр попался порочный и с довольно жестокими наклонностями, так что тандем получился отличный.
Сонно прищурившись, антропофаг ткнулся мордой в сидящего рядом любовника, призывая ложиться отдыхать. Напряженный во всех смыслах вечер требовал хорошего отдыха.
Просить дважды человека не приходилось. Приличия ради немного попихавшись - исключительно ради порядка, совсем не больно - он всем телом прижался к раздутому животу антропофага, чувствуя себя как на большой горячей печи. А когда людоед обернул вокруг него руки, надёжно пряча от окружающего мира, мужчина будто мгновенно переместился в саму топку, полную ласкового огня, мирно дышащего в макушку.
Сквозь быстро наваливающуюся дрёму он продолжал слабо шевелить руками. Это движение успело стать своего рода рефлексом, который непроизвольно срабатывал, стоило мужчине оказаться около брюха антропофага. Раньше человек всегда засыпал с кинжалом в руке, готовый вскочить от малейшего шороха, но оказавшись вырванным у людей, в компании людоеда, он впервые за всю жизнь стал спать действительно глубоко и спокойно. Он всё ещё мог, даже не успев открыть глаза, взяться за оружие и размахнуться им, кинуться на врага, но в компании антропофага он чувствовал себя как никогда защищённым. Ощущая жар работающего желудка, рельеф трёх тел, осторожно лежащие на плечах когти, он действительно позволял себе расслабиться, потому что знал, что людоед никому не позволит прикоснуться к своему человеку, а тот будет готов отдать себя на растерзание толпе, чтобы спасти любимое чудовище и выторговать его жизнь в обмен на жизнь чертова ведьминого отродья.
Утро разбудило лениво скользящим лучом солнца. Всё бы ничего, но скользила эта падла аккурат по глазам, заставив спокойно спящую парочку дружно завозиться, сонно прячась от бьющего сквозь веки света. Человек недовольно замычал, откатившись от живой грелки в тень, людоед же такой милости был лишен - живот всё еще весил слишком много для активных движений. За ночь он, конечно, все же уменьшился, пусть и не на много. Будь благословлена возможность регулировать свой метаболизм... Но активно двигаться с огромным пузом было всё ещё невозможно.
- Бля, закрой... - Простонал хозяин набитого желудка и с мучительной гримасой отвернулся, пытаясь спрятать глаза. Переползти в сторону он и не старался - поскрипывающие кровати напоминали об осторожности. Когда мерзкое солнце было устранено, людоед бессильно откинулся назад на подушки. Руки его прикоснулись к перерастянутому, тяжелому брюху в попытке определить, сколько еще осталось времени до того, как он сможет двигаться. Судя по размеру и тому, как тяжко было дышать - не скоро. Царапнув нежную кожу, хищник на пробу опустил руки к бокам. И правда, они стали чуть толще, изобилуя валиком сала. Когда он все переварит, придется искать заначку с другой одеждой, иначе эта треснет прямо на нем. Не сказать, чтобы кое-кто не был бы этому рад...
Выбираться из нагретой кровати не хотелось, но этот "кое-кто" отреагировал на страдающий рык любовника. И смог пересилить себя - доплелся до окна, чтобы разобраться с солнцем. Занавески, имевшиеся у хозяев дома, уже давно истончились, так что свет теперь не дотягивался до кровати прямыми лучами, а причудливой сетью охватывал крупную фигуру антропофага. А потому, недолго думая, человек попросту накинул на окно одно из непригодившихся одеял и, довольный собой, вернулся обратно.
Он осторожно присел на самый край и с минуту рассматривал вновь задремавшего антропофага. Сейчас даже с животом, полным человечины, он выглядел совершенно мирным и безобидным. Мужчина почти с самого начала не чувствовал и тени опасности со стороны людоеда, за исключением нескольких первых недель, но когда тот, полусонный, изо всех сил старался держать открытым хоть один глаз, дожидаясь своего партнера, он казался мужчине особенно трогательным. Почувствовав в себе это умиротворяющее нежное шевеление и, не противясь жалобному взгляду, мужчина вновь занял место под боком антропофага.
Однако, не успела его голова коснуться подушки, как в дверь послышался чей-то нетерпеливый стук. Мигом проснувшись, мужчина едва сдержался, чтобы не выругаться на весь дом. Ситуация начинала быть комичной.
- Я так надеюсь, что это собутыльник нашего ночного гостя, и ему хватит мозгов свалить... - С разочарованием протянул он, но всё равно сел на кровати, крутя в руках верный кинжал. Ему абсолютно не верилось в то, что ещё одна драка состоится, как и в то, что дверь будет открыта. Но сердце не могло не сжиматься от нехорошего предчувствия.
- Соседи, открывайте. - Незнакомец перестал наконец колотить в дверь и позвал, растягивая слова: - Вашим коровам пора на пастбище, шо вы их не отпускаете!
Жестом показав, что он разберётся, человек бесшумно прокрался к двери и остановился. Он ещё надеялся, что сосед сочтет пожилую пару больными и оставит их в покое, но что-то в интонациях незнакомца настораживало. Будто тот тоже вёл какую-то игру. Инквизитор? В такой глуши разве что в отставке, но голос больно молод для такого. Охотник? Это было возможнее, хоть и слишком редкое совпадение - за последние полвека эта профессия сильно выродилась из-за снижения численности монстров и колдунов. Впрочем, они своими же руками этого добились, подведя иные расы под грань вымирания. Если церковников бывший разбойник ненавидел за собственную боль, то представители этой древней профессии заслуживали ненависть за прегрешения перед многими существами.
- Да и пса вашего не слышно. Обычно я подойти не успеваю, как он мне все штаны обрывает, а тут даже не посмотрел... - Голос незваного гостя стал громче, а напряжённым ушам послышался тихий металлический скрежет. Слишком поздно пара поняла, что это означает, и буквально через секунду дверь распахнулась, впуская в дом незнакомца с кривой отмычкой в руках. А вот засаженый за пояс топор был новёхоньким и явно готовым к работе.
- Так и знал. - Мужик улыбнулся, когда к его горлу уже направлялся нож, но отточенное движение закончилось звоном упавшего клинка. Незнакомец смог выбить оружие буквально играючи. И, не дав опешившему разбойнику и доли секунды на осознание, бросился, выхватывая из-за пояса колун.
Он вцепился в ночного пришельца одной рукой, а второй раз за разом замахивался для удара, но мужчина под ним крутился ужом и только по невъебенному везению уходил от ударов. Сам любовник чудовища даже не пытался выбить топор, понимая, что разжать эту стальную хватку не в его силах. Куда продуктивнее было постарался дотянуться до своего кинжала, но раз за разом взмах топора заставлял отскакивать всё дальше от главного оружия. Силы в руках деревенского было не мерено, и рисковать пропустить такой удар было смерти подобно. А потому, вывернувшись из пляски между замахами, человек принялся кружить вокруг пришельца, чтобы заскочить за спину и там уже намертво впиться пальцами в чужое горло. А, если повезёт, то и оказаться возле кинжала. Он мог подцепить лезвие носком ботинка так, чтобы оружие само взлетело ему в руку, но деревенский, будто читая его мысли, продолжал наступление вглубь дома, оставляя кинжал сиротливо блестеть на пороге.
Незнакомец сделал новый выпад, стараясь ударить, но, уже немного утомившись, не рассчитал шаг. Тот получился всего на полступни длиннее предыдущих, но человеку этого хватило, чтобы, пока незнакомец возвращался в устойчивую позу, скользнуть ему за спину. Пальцы тут же сомкнулись на широкой шее, царапая ту кольцами, а ноги обвились вокруг чужого тела, давя пятками на живот. Пришелец пошатнулся и упал на спину, придавив грабителя и потеряв своё главное преимущество - колун, вылетевший из хватки, отлетел в ебеня коридора. Но это не помогло - широкий обветренный локоть врезался в солнечное сплетение бандита, и тот беспомощно захрипел, на миг ослабив хватку.
А в следующую секунду его оттащили назад за шиворот, выволочив из кучи-малы и заставив подавиться воздухом. Одного только взгляда вверх на горящие серые глаза и тяжело вздымающийся гребень живота подобравшегося к дерущимся людоеда было достаточно, чтобы проглотить все возражения. Так же, как и когда не ожидавшего такой подлянки мужика схватили когтистые руки.
Антропофаг не мог позволить себе играться с добычей - любой удар по тянущему к земле животу мог бы стать фатальным. Максимум, остававшийся незнакомцу, которого крепко сжали в монструозных лапах - покрывать чудовище матом и пытаться достать до тугого купола брюха коленом. Но даже этого взбешенный хищник не позволил, что есть сил приложив добычу об дверной косяк. Захрустел сломанный нос, и недоохотник обмяк от боли.
Закашлявшись, человек сел, пытаясь осознать своё спасение, а затем с трудом поднялся на чуть трясущиеся ноги. Он успел немного отвыкнуть от крепких ударов и серьезных противников, а потому в голове ещё стоял лёгкий адреналиновый туман, когда он поднял взгляд на антропофага.
- Мы не можем оставить его в живых. - Немного хрипя, проговорил он очевидное и подошёл ближе. Мужчина в руках антропофага, будто только сейчас осознав это, раскрыл рот, готовый кричать, но человек моментально зажал его ладонью. И тяжело вздохнул, вкинув предложение: - Я могу его прирезать. Стариков могут не хватиться ещё долго, но не этого. Только закапывать придется ночью, днём пусть "отдохнет" в соседней комнате.
- У меня другие планы. - Резко прервал его пиздеж антропофаг, честно боровшийся все это время с всплеском эмоций. Но те постепенно брали верх - никакие планы человека не казались такими уж и хорошими, как старое доброе сжирание попавшей в лапы добычи. Наложившиеся друг на друга природная жадность и ненависть к мрази, что посмела нехило отмудохать его человека, перевешивали голос разума и хищные инстинкты. Прервав речь партнера, антропофаг отодвинулся, опираясь спиной на стену, чтобы выдержать и без того удушливый вес в желудке.
И открыл пасть.
Любовник резко смолк, сразу поняв, что к чему ещё до того, как челюсти антропофага разъехались. Промелькнула мысль, что, возможно, следует отговорить поехавшего от жадности хищника, ведь уже вчера вечером его брюхо было готово треснуть... Но человек не стал ее додумывать, понимая, что это бесполезно. Только мягко потянул за одежду и кивнул в сторону спальни.
- Лучше там, чтобы потом до кровати не ползти. - Коротко пояснил он. При необходимости, которая бы точно наступила, антропофаг мог разлечься где и как угодно, но человек все же старался сделать так, чтобы его любимый хищник тоже мог почувствовать себя в ленивом, разжижающем опасность комфорте.
Сам же он двинулся к двери, чтобы снова запереть её. Немного покрутил в руках бережно поднятый кинжал, оглядел улицу через тонкую щель и наконец закрыл дверь, несколько раз провернув ключ в замке. Чужую отмычку он повесил к собственным, а затем, немного подумав, подпёр дверь стулом. На случай, если в деревне обнаружится ещё один умник, который пойдет искать товарища. Хотя мужчина сомневался в том, что тот успел кого-то предупредить. Скорее всего, действительно первым делом пошел проведать соседей.
Покончив с нехитрыми делами, человек спешно ринулся обратно в комнату, где его уже ждали.
Решение не доставать отговорками было верным - людоед не стал бы слушать. С трудом дотащив брыкающуюся добычу до спальни и получив пару раз ногой по мягкой нижней части живота, тот был настроен лишь на месть чересчур активному наглецу. Инстинкты подсказали, что подобные пинки изнутри могут стать фатальными, поэтому решение пришло быстро. Убрав руку со рта добычи, антропофаг переместил ее на шею и сжал до хруста. Закричать мужик не успел - тело еще несколько раз рефлекторно дернулось и начало затихать, замедляя сердцебиение.
Выждав для надежности, чтобы убедиться в жмуристости пищи, людоед жадно запихнул тушку в пасть. Щёки и сухожилия нехотя растянулись, изрядно уставшие со вчерашнего приступа обжорства. Казалось, что сам натруженный организм пытается отговорить хозяина от глупости, но... Преодолевая легкую боль, с которой крупные плечи вошли в глотку, хищник продолжил есть. Он не чувствовал голода, он уже не чувствовал злости и желания отомстить, он не чувствовал, как ноет тугое брюхо, когда в него протолкнули совсем немного. Захлёбываясь слюной, судорожно сглатывая и постанывая от боли, антропофаг был похож на выполняющего приказ раба, только вот хозяином было его собственное чревоугодие.
Ноги едва держали всё более тяжелую тушу с перевешивающим центром тяжести. Вряд ли из-за огромного веса желудка можно было бы увидеть за ним хоть что-то. Кожа, успевшая приспособиться за ночь к растяжению, вновь начала наливаться краснотой, постепенно натягиваясь до предела. Сначала розовизна разлилась по средней части, на которую сильнее всего давил вес съеденного. Но, после нескольких глотков пузо медленно приобрело налитый кровью оттенок, переходящий чуть ли не в багрянец посередине. Кажется, даже пара старых растяжек открылась, превращаясь в зудящие царапины поверх шрамов, не считая всех новых. Людоед болезненно зашипел, чувствуя, как распирает изнутри новый вес добычи. Оставалась ещё половина. Всего половина, но как же это было много.
Руки вовремя оказавшегося рядом человека мягко легли на глотку и верхнюю часть живота, медленными нажимающими движениями помогая пищеводу проталкивать добычу. Он даже влез на кровать с ногами и выпрямился в полный рост, чтобы это получилось. Приходилось нехило задирать голову, чтобы видеть, как медленно, преодолевая сопротивление, в чужую пасть погружаются ноги. Кривоватые и плотные, из-за мученических стонов антропофага они казались бесконечно длинными, и человек, приподнимаясь, насколько мог, тихо урчал на ухо подбадривающую похвалу, пока сам с тревогой смотрел на почти пурпурную от натяжения кожу и периодически с величайшей осторожностью опускал руки чуть ниже, на пробу трогая живот.
Он не мог себе признаться, скованный легкой тревогой за дорогое существо, но именно таким людоед ему нравился сильнее всего. Беспомощный от пресыщенности, с раздувшимся, словно у пережравшего клеща брюхом, чуть ли не рыдающий от ощущения близкого разрыва переполненного желудка, тот возбуждал неимоверно. Держать член в штанах помогал разве что страх и неподходящая ситуация. А так, человек чувствовал себя то ли ублажающим хтоническое божество, то ли поехавшую от чревоугодия тварь, чей грех грозил погубить её.
Глоток за глотком, но дело все же двигалось... Со скоростью улитки, потому что каждый новый сантиметр добычи укладывался внутри с величайшим трудом, раздвигая полупереваренную массу мяса и едва находя новые пустоты, в которые можно было поместиться. Людоед был готов боготворить себя за идею придушить жертву - вряд ли он бы вынес сейчас малейший пинок изнутри. Правда, и прикосновений снаружи он честно опасался, задерживая дыхание каждый раз, когда рука спутника опускалась проверить, не треснуло ли ещё натянутое пузо. Слишком уж нежной и хрупкой стала кожа, да и мышцы под ней чуть ли не горели от острой режущей боли.
Но справиться он должен был - хотя бы потому что выбора у антропофага не было. Попробуй сейчас кто-то вытащить у него излишнюю добычу - и избавился бы от своих рук. Даже на пределе своей вместительности лишиться законной трапезы было хуже смерти, инстинкты не позволяли что-то выплюнуть обратно после того, как оно было поймано во время честной охоты. Другая причина для уверенности тоже была - остались лишь икры со стопами. Останавливаясь через пару глотков, людоед медленно, но верно шёл к тому, чтобы проглотить и их.
Ещё... Немного... Тело шло с трудом, и вместе с нарастающим давлением из глаз против воли покатились слёзы. Антропофаг чувствовал, как поскрипывают бока, охваченные едва терпимой резью. Наверное, со стороны он выглядел ещё более болезненно - под натянутой кожей перекатывались спазмически двигающиеся мышцы, не знающие, как ещё им растянуться. Даже пупок выступил от натуги, вызванной давящей изнутри массой съеденного, покрасневший и чертовски уязвимый. Совсем немного оставалось до конца "блюда", но и вместимости тоже оставалось не очень много.
И самое удивительное, что это... Нравилось. От рождающегося тихого треска, с которым появлялась новая партия растяжек, всё внутри сжималось, вызывая предоргазменное состояние. Никогда бы хищник не смог себе объяснить, почему эта опасность лопнуть с пережору так заводила, а чрезмерная сытость заставляла глаза закатываться от удовольствия. Выпятив что есть сил огромное брюхо, что уже было размером чуть ли не с него самого, антропофаг со стоном удовольствия протолкнул в глотку ноги жертвы, чуть не кончив от мысли, что этого он точно не сможет вместить. Сегодня у него определенно открылся новый пунктик для фантазий и прелюдий.
- Иногда ты мне кажешься истинным психом... - Тихо выдохнул от этого зрелища где-то внизу любовник, стирая пот и дорожки от слез с лица антропофага. Ладонями он почувствовал напряжённую дрожь, которая медленно расползалась по телу людоеда и кусала за кончики пальцев, как маленькие заряды молнии. И чуть не застонал от возбуждения, когда услышал смачную длинную отрыжку, вырвавшуюся у обожравшегося чудовища. - ...Но как же тебе это идёт.
Опасаясь трогать живот, он положил руки антропофагу на плечи и потянул на себя, чтобы тот лёг на кровать, а не стоял посреди комнаты. Глядя на приблизившееся брюхо, уже бывшее в высоту больше всего его тела, он невольно сделал шаг назад и чуть не оступился с придвинутой кровати, благо успел поймать равновесие и сесть рядом с людоедом. В растерянности задрав голову, человек в первый миг даже испугался за любовника, когда понял, что из-за живота попросту не может видеть его лица, но секундное чувство быстро растворилось в накатывающем волнами восхищённом возбуждении. Не в силах справиться с собой, он поднялся на цыпочки и осторожно несколько раз обвёл пальцами выступивший узел пупка. Багровый и кругло выпирающий от давления, тот казался самым хрупким и нежным местом на этом пузе, которое и тронуть-то было страшно. Но так хотелось... На лице расцвела хитрая усмешка, и пальцы легко-легко надавили на растянутый живот в этом месте, вызывая у его обладателя задушенное скуление, прервавшееся ещё одним отрыгиванием.
Прикосновение человека к напряженному животу пришлось аккурат на момент, когда пища внутри улеглась, а боль немного схлынула, прекратив резать мышцы и кожу, и людоед чуть не задохнулся от удовольствия. Наверное, лучше момента в его жизни еще не было.
- Бля... ть... Если когда-нибудь придет моё время умирать, то... Ох, то я определенно знаю, какой способ уйти я выберу. - С огромным трудом уместившись на скрипящих и грозящихся сломаться кроватях, он сыто икнул, не заботясь прикрыть пасть рукой, и с осторожностью провел по животу. Там, где доставал, конечно. Обхватить своё брюхо он бы не смог при всем желании. Даже невесомо гладить растянутый бок, под которым бурлил истошно работающий желудок, было немного страшно. Словно... Да, какое к чертям словно - он и правда мог треснуть от любого неосторожного движения или нажатия. Прошедшая вверх и вниз от побагровевшего пупка темная полоса даже показывала, как именно, если людоед приложит к нежному чреву излишнее давление.
- Тогда четыре для тебя будет мелковато, надо будет побольше наловить. Тем более, если ты возьмёшь в привычку так наедаться. Как бы полдеревни в тебя запихать не пришлось ради оригинального сведения счетов. - От грабителя послышался беззлобный смешок, и он прижался к груди любовника, потому как выше места не было из-за живота, занимавшего все свободное пространство. Было бы приятно послушать, как превращается в бульон тело мудака, оставившего болезненные синяки... Но класть голову на живот антропофагу было страшновато.
Не решаясь прикоснуться, человек протянул руку и провёл ею по воздуху в нескольких миллиметрах над кожей живота, но даже так чуть не отдернул ее из-за обдавшего ладонь жара. Будто антропофаг ел не людей, а алеющие угли прямиком из самой горячей жаровни ада. Это завораживало, и изо рта невольно вырвалось: - А, если когда-нибудь это случится, то пятерых смог бы?
- Тебе только дай мне кого-нибудь скормить. - Беззлобно подъебнул любовника хищник, правда, опустив собственную жадность, что довела его до такого состояния. С тяжелым вздохом, он откинулся на подушку, чувствуя, как человек невесомо водит руками над животом. Не будь его брюхо так набито - никто из них не отказался бы от сеанса массажа, перетекающего в иной вид деятельности. Но... Жадность имеет свои недостатки.
- Единственное, что мне надо - это ты. Но, боюсь, уже не влезешь, хех. - Усмехнувшись, людоед оскалился и щелкнул зубами. Впрочем, без какого-то злого умысла, скорее просто подшучивая над своим спутником. Да и, захоти он его проглотить, и человек сумел бы доставить ему неприятностей. Не говоря уже про нынешнее свое положение, где хватило бы слабого тычка, чтобы тугое покрасневшее брюхо разошлось на части.
- О, влезть-то я смогу, если захочу, только ты подавишься. - Хмыкнул человек, перебираясь за спину антропофагу, где ещё было немного свободного места. Тело после схватки ныло, так что он постарался устроиться возле груди антропофага, забравшись тому под руку.
- Так что давай прибережем эту идею до лучших обстоятельств, хорошо? - Умудрившись заглянуть в лицо людоеду, полушутя предложил мужчина и невесомо прикоснулся губами к горячей коже со всей лаской, на которую был способен. Спать не хотелось, но лежать было слишком удобно, так что он вытянул руки и продолжил лениво водить ими практически по животу людоеда - всё ещё боялся прикоснуться слишком сильно. А потому вовсе избегал контакта - слегка обжигая ладони и пальцы нагревшимися кольцами.
- Спасибо... - Антропофаг подгреб, насколько смог, любовника к себе и закрыл глаза. Огромный объем пищи требовал от организма больших затрат энергии на несколько дней переваривания. Так что бороться с сонливостью людоед был не в силах. Ближайшее время ему предстояло провести в сладостных снах, изредка пробуждаясь от них и обнаруживая постепенно уменьшающееся брюхо и растущий вес всех остальных частей тела. Главное, чтобы к концу этого брюки сошлись на талии, а не лопнули по швам... На рубашку можно было даже не надеяться - после такого обжорства будет чудом, если она не разойдется в рукавах, не говоря уже про пуговицы.
У любого другого существа подобное обжорство отдалось бы несварением, если не смертью, но никак не набором веса. А вот людоедов природа лишила этих проблем, заодно устранив пределы, в которых усваиваемые калории могли быть полезны. Так что, к моменту, когда желудок хищника справится, придется ой, как тяжко со всеми новыми килограммами.
Почти заснувшее сознание рисовало странной парочке очень схожие картинки. Одному, что сыто постанывал во сне - как он с трудом обхватывает когтистыми лапищами возвышающееся собственное брюхо, налитое жиром и обзаведшееся несколькими внушительными складками. А другому - как этот новый вес его партнера прижимает тело к постели, вдавливая в матрас во время ритмичных толчков и заставляя задыхаться от тяжести и мазохистского наслаждения.
И каждому из них содержимое сна определенно нравилось.