Actions

Work Header

То, что превыше всего

Summary:

Пикард вновь вынужден делать нелёгкий выбор.

Work Text:

Очередь движется медленно, но это Пикарду с компанией только на руку: пока Агнес не сообщит об успешной загрузке их данных в систему, соваться на пропускной пункт попросту неразумно.

Быть может, способности Агнес и далеки от умений и навыков Тал Шиар, но он верит в неё. Она справится. Без сомнения справится.

Пикард успевает как следует поразмыслить об этом, когда замечает направленный на себя любопытный взгляд Таллинн.

— Вы снова сделали это, — говорит она с лёгким укором.

— Что?

— Назвали меня «Ларис».

Ну конечно же. Ларис. Женщина, от которой он отказался, предпочтя снова следовать зову долга. Та, с которой он мог провести весь остаток жизни и от которой так малодушно сбежал.

— Я подумал, что вы могли бы быть её предком, — в своё оправдание заявляет Пикард, — но она ромуланка, так что это вряд ли возможно.

— Вы знаете, что ваш голос делает эту забавную штучку, когда вы произносите её имя? — хитро щурится Таллинн, на миг заставая его врасплох, как порой это делала Ларис. — Как бы там ни было, кто она?

Очередной — в этот раз безобидный — вопрос, требующий простого ответа, отчего-то ставит Пикарда в тупик. Как можно дать краткую характеристику той, одна только мысль о которой сбивает с ног, будто цунами, и заставляет его обновлённое сердце выпрыгивать из груди?

— Да так, никто, — торопливо отмахивается Пикард, безуспешно пытаясь изобразить искренность.

— Что ж, спасибо за это, — торжествующе улыбается Таллинн. — Теперь я знаю, как вы выглядите, когда лжёте.

Благополучно пройдя пост охраны, Пикард первым же делом убеждается в том, что вся остальная команда на месте. Их взгляды нацелены на Рене, и ситуация, кажется, под контролем. Поэтому Пикард улучает момент, чтобы дать себе ненадолго расслабиться.

— Потанцуем? — решительно предлагает Пикард, отставляя бокал с шампанским и небрежно кивая в сторону танцевальной площадки.

— Что, сейчас? — Таллинн выглядит удивлённой.

— Оглянитесь: мы на торжественном вечере. Мне казалось, что танцы считаются здесь элементом стандартной программы.

— Хорошо, — с мягкой дружественной улыбкой соглашается Таллинн, — но не забывайте, Пикард, мы пришли сюда ради Рене.

— Разумеется, — вытянув левую руку вперёд, он кладёт правую Таллинн на талию. Их тела гармонично сплетаются в танце, совпадая, как два кусочка мозаики, до сих пор разбросанные по вселенной, а теперь собравшиеся воедино.

— Вы удивительный человек, Пикард.

— Почему?

— Умение извлекать выгоду из любой ситуации — полезный навык. И вы им определённо владеете.

— Бросьте, Таллинн. Вы меня переоцениваете. Я такой же простой человек, как и вы.

— Это спорное утверждение.

— Знаете, вам повезло, что сегодня я не настроен на споры, — отвечает Пикард, позволяя себе продолжать наслаждаться этим странным, но восхитительным вечером.

Оркестр играет что-то из джазовой классики, и музыка вдруг переносит Пикарда назад, в недавнее прошлое — или далёкое будущее, на залитую тёплым рассеянным светом террасу, в прекрасные беззаботные времена.

Он вспоминает уютные вечера, проведённые с Ларис, её заразительные улыбки и искренний смех. Совместный сбор урожая, душевные посиделки и долгие разговоры о самых различных вещах. Десятки бесценных моментов, которые не повторятся и стоят того, чтобы помнить их все. Пикард сожалеет лишь, что ни один из них не включал в себя танцы.

— Пикард? — Таллинн еле заметно трясёт его за плечо, её голос на доли секунды сливается с музыкой, пока та наконец не отходит на задний план.

— Вы что-то сказали? — Пикард отвлекается от воспоминаний, стараясь сосредоточиться на текущем моменте.

— Вам следует быть повнимательней, — улыбается Таллинн. — Видите того мужчину, с которым разговаривает Рене? Это Муса, её начальник. Он решает, кто через два дня полетит на «Европе».

— Думаете, Рене в беде?

— Пока нет. Но если Муса заметит её сомнения…

— Мы не допустим этого, — заверяет Пикард, вновь обнимая Таллинн и медленно продолжая движение.

Если он в чем-нибудь убеждён, так это в том, что любой ценой постарается предотвратить изменение временной линии. Но пока что забота о времени уступает другой, не менее важной задаче, и, скользя по паркету, Пикард целиком фокусируется на Таллинн.

Её волосы наполовину распущены, крупные локоны плавными волнами ниспадают на плечи. Она выглядит дерзко и вместе с тем утончённо. Изысканно. Длинные серьги в её непривычно скруглённых ушах свисают гроздьями спелого винограда, вьются узкими лентами Мёбиуса. Тонкий шлейф аромата её духов невесомо щекочет ноздри, раскрываясь затем, как букет восхитительного вина. Почти чувствуя на языке вкус созревших ягод, Пикард делает долгий глубокий вдох и мечтательно прикрывает глаза.

— Вы в порядке? — обеспокоенно интересуется Таллинн. Её голос пьянит ничуть не меньше вина. — Может быть, присядете?

— Нет. Простите, — Пикард на мгновенье смущается, а затем отгоняет опасные мысли и переводит беседу в более приземлённое русло:

— Когда вы танцевали в последний раз, Таллинн?

— Очень, очень давно. Вы?

— Пару-тройку столетий тому назад, полагаю. Или правильней будет сказать «вперёд»?

— Надо же, а по вам этого и не скажешь. У вас отличная техника.

Пикард издаёт удивлённый смешок.

— Вы мне льстите, Таллинн. Или хотите задобрить. Осторожней, а то я решу, что вы тайный агент Тал Шиар.

— Я всего лишь назначенный наблюдатель, а не ромуланский шпион.

— Действительно?

— Вы сомневаетесь?

Осторожный наклон головы, хитрый прищур, учтивость, присущая настоящим секретным агентам…

Пикарду отчаянно хочется сменить тему.

— Поговорим о Рене, — предлагает он. — Каково это — быть рядом с ней столько лет и всё время держаться на расстоянии?

Таллинн проникновенно смотрит Пикарду в глаза.

— Тяжело. Не буду врать вам, Пикард, защищать близких людей — задача не самая лёгкая, особенно если не можешь открыть свои чувства и рассказать, что творится на самом деле. А если вы скажете, что Рене мне никто, я отвечу, что тот, кто становится старше у вас на глазах, не может считаться никем.

— Вы её любите?

— В каком-то смысле, да. В конце концов, она Рене Пикард, — отвечает Таллинн.

«В конце концов», — мысленно повторяет Пикард. И если бы не загадочная улыбка, мелькнувшая на лице Таллинн, он мог бы не обратить внимания на двойственный смысл её слов.

Она знает больше, чем говорит. Она знает то, что Пикард может только додумывать. Она однозначно не та, за кого себя выдаёт.

— Ларис… — бормочет Пикард тихим шёпотом. Невероятно, но Таллинн отлично слышит его.

— А вы не сдаётесь, Пикард. Снова Ларис?

Пикард останавливается посреди танца.

— Я не хотел вас расстроить. Я не имел в виду…

— Разумеется, нет, — понимающе говорит Таллинн, внимательно изучая его лицо. — И всё-таки кто она?

— Кажется, вы уже задавали мне этот вопрос.

— И вы на него не ответили.

— Разве?

— Эта женщина глубоко в вашем сердце. Вы не прекращаете думать о ней. Вы смотрите на меня так, будто перед вами она.

— Это так очевидно? — вздыхает Пикард.

— Моя работа — следить, наблюдать. Защищать, если нужно. Но в первую очередь — видеть. И, поверьте мне, — Таллинн склоняется ближе, — вас я вижу насквозь.

— Я не знаю, что и сказать.

— Может, правду?

— Правду… — задумчиво произносит Пикард. — Хорошо. Ларис — она не такая, как вы. Однако, как я уже говорил, вы с ней очень похожи, а Ларис умеет быть слишком разной.

— И сделает что угодно для вас, — продолжает Таллинн. — И будет такой, какой вы пожелаете её видеть.

— О, нет. Ей не нужно подстраиваться под окружающих. Я думаю, вы ошибаетесь, Таллинн.

— Я крайне редко ошибаюсь, Жан-Люк.

— Как вы назвали меня?

— Жан-Люк. Это ведь ваше имя?

— Да, но…

— Рене, — перебивает Таллинн. — Она собирается выйти из зала.

— Кому-то нужно пойти за ней, — порывается тронуться с места Пикард. — Поговорить с ней.

— Я не могу. И вы тоже не можете. Таковы правила, — Таллинн крепко хватает его за плечо, и Пикард вынужден сбавить темп.

— Может, пора уже их поменять? Эти правила. Вы защищали Рене больше двадцати лет, и вы превосходно справлялись до этого дня. Но, может, пришло время действовать по-другому? Чего вы боитесь, Таллинн? Того, что Рене обнаружит вас и рассердится? Не поймёт? Но разве это имеет значение, когда на карту поставлено будущее? Если нам не удастся спасти его…

— …вы рискуете застрять здесь навсегда.

— Мне уже начинает казаться, что вы добиваетесь именно этого, — раздражённо бросает Пикард. — Но помочь Рене — ваш важнейший долг.

— Мой долг, верно. А долг — это то, что превыше всего. По крайней мере, для вас. Равно как и потребность быть в постоянном движении. Вам страшно представить, что вы могли бы найти, просто остановившись.

— Здесь, — продолжает Пикард севшим голосом. Он уже слышал эти слова и в точности знает, что последует дальше.

— Сейчас, — прибавляет Таллинн.

Не в силах поверить в возможность случайного совпадения, Пикард трясёт головой.

— Невозможно.

— Что невозможно?

— Вы говорите совсем, как она. Кто вы такая, Таллинн?

— Друг? — обтекаемо отвечает Таллинн с вопросительной интонацией.

— Не просто друг, нет, — возражает Пикард, покачивая головой. Подозрения крепнут быстрее, чем он успевает найти всему этому здравое объяснение.

— Тогда решайте сами, — таинственно пожимает плечами Таллинн. — А сейчас идите, Жан-Люк, Рене нуждается в вас.

— Неужели вы передумали? А как же правила?

— Даже самые строгие правила иногда можно нарушить. Вы ведь сами сказали: на карту поставлено будущее.

Не найдя нужных слов, Пикард заключает Таллинн в объятия и выдыхает ей в ухо:

— Спасибо.

Таллинн не спрашивает, за что, лишь обнимает Пикарда в ответ.

— Вам пора, — напоминает она по прошествии непозволительно долгого времени.

Пикард нехотя отстраняется.

— А как же вы? Разве вы не идёте?

— Я догоню вас чуть позже, — горячо заверяет Таллинн. Пикард верит ей, несмотря ни на что.

Он кивает и второпях пробирается к выходу. Но без Таллинн, оставшейся позади, взятый курс прекращает казаться единственно верным, а великая цель вдруг теряет былое величие. Как хотел бы он просто остановиться…

Здесь.

Сейчас.

Запрещая себе оборачиваться, Пикард продолжает идти. Подчиняясь потребности быть в постоянном движении, он упрямо шагает вперёд. Ради миссии, ради Рене и спасения будущего. Ради долга, ведь долг — это то, что превыше всего.