Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Поступь его была легка, а рука твёрдо держала древко. Локи замедлился, огибая куст спелого орешника, нагнулся, прицелился…

— Вот так!

Охота шла очень удачно: на острие импровизированного копья, наспех собранного из палки с несколькими вбитыми гвоздями, повисла жестяная банка, пробитая насквозь одним точным ударом. Локи перехватил древко и стряхнул её в огромный, почти доверху полный мусорный мешок. Грязный кусок алюминия с звонким стуком упрыгал куда-то в глубину, и Локи ловко перехватил горловину.

«Со стороны могут решить, что я труп несу» — пронеслась мысль, пока он закидывал мешок за спину.

Но странное впечатление от потенциальных случайных прохожих — хотя в это время года даже грибники уже не выходили утром на разведку в эту рощу, а других гуляющих в будний день утром тут и вовсе быть не могло — целиком окупалось тем, как благодарно и с облегчением ему звенел лес.
Это изначально была большая авантюра: взять для задумки не свои места, не родные земли, а чужой надел, пусть и освящённый, и бережёный… так что Локи подошёл к подготовке со всем старанием и отдал месту много времени и сил, приходя сюда уже третий день для уборки мусора и коротких рабочих камланий. Дары он раздавал столь же щедро, как и звуки, рассыпая семечки и орехи у стволов особенно больших деревьев, а в некоторых местах оставлял ещё незаметную крошку поделочных камней, которую ценили лесные. С каждым жестом и шагом росла уверенность, что его принимают благосклонно и поспособствуют его затее, чем смогут.

Выбора, впрочем, изначально было немного. Там, где он родился и принял бубен, в это время лежал уже третий снег; и хотя сам Локич не гнушался пробежаться по нему босиком, выполняя заказ духов или срочную работу, обрекать на то же самое своих коллег он не хотел. Кроме того, в этот раз он так старался, что даже заранее подумал головой, что случалось редко: по прикидкам, ни за пять, ни за пятьдесят минут в этот раз было не управиться. А если вам предстоит проходить по лесу босиком несколько часов — разумнее делать это там, где температура плюсовая.

С этими нехитрыми размышлениями, которые крутились у него в мозгу как заслонка от дум более тяжёлых, он постепенно забрал южнее, к дому — тому, что служило им и ещё послужит на выходных. Добыча была богатая, но теперь её следовало рассортировать и отвезти в город на переработку, а заодно встретить гостей на вокзале и подсказать дорогу к кемпингу: её из-за новизны знали далеко не все таксисты.

По пути Локи считал ленточки, повязанные для обозначения границ разных зон, и, кивая каждой следующей, мысленно просил прощения за беспокойство и ещё раз клялся, что снимет и унесёт каждую, как только они закончат. Деревья шуршали ветвями и последними не опавшими листьями с мягким недоверием, но готовы были подождать, раз он был с ними так любезен.

Солнце поднималось над лесом и дарило прозрачный свет.
Это был хороший знак.

Chapter Text

Костёр разгорался хорошо, и Локи отошёл к столу, отвлекаясь от огня и окидывая взглядом разношёрстную компанию, которая успела подтянуться, пока он ковырялся с розжигом и ветками: в процессе добычи топлива пришлось десятки раз прослушать в голове ехидное «волк не может собирать валежник, нахуя волку валежник собирать?», но это был действительно валежник, и самой отменной пробы — сухой и хрустящий, сладко пахнущий разной древесиной на ветру.

Первыми, как обычно, собрались девчонки: ближние и дальние шаманки алтайской школы, собранные местной, которая прониклась Роминой идеей и подсказала, какой кемпинг можно выбрать для проведения праздника, а потом ещё показала лес и немного помогла с местными, за что он был ей очень благодарен. Они щебетали о чём-то своём, протягивая руки к огню и время от времени залипая в смартфонах. Потом потихоньку доползла пара из столицы, муж и жена, шаманствующие почитатели славянских богов: чинно кивнули Локичу как хозяину вечера и заняли маленький столик с закусками. На мелькнувшие мимоходом стопки и флягу Локи поднял бровь, но ничего не сказал: в чужой гнозис со своим опытом не ходят, кроме того, это вполне могли быть подношения предкам, а не аперитив. Смешливые девы у костра вовсю жарили зефир, время от времени с ойканьем роняя его в кострище — что упало, то и поднесли богу огня, как говорится.

Последним к свету и теплу выбрался квартет из Сибири, которых он, так-то, позвал первыми, как только придумал идею: Паша, заручившись поддержкой кого-то из персонала, вытащил летний шезлонг, в котором комфортно растёкся и, кажется, задремал; Ионин попытался прибиться к славянской паре, видимо, за своего бы сошёл, но его мгновенно засекла стая голодных дев — перехватили, окружили и стремительно опутали с ног до головы женским вниманием, плохо замаскированным под профессиональный интерес к висящему на шее талисману из кактыта (вот жук, успел таки себе отхватить хороший кусок!).

Рома лениво прикинул, надо ли спасать товарища, но по всему выходило, что не было резона: тот, хотя и выглядел отстранённо, явно подпитывался от лукавых улыбок с полунамёком. Локи давно подозревал, что в этом тихом омуте чертей водилось больше, чем во всех них, вместе взятых…

Впрочем, стоило повернуть голову чуть левее, и тезис подвергался глубокому сомнению — там, на комфортном расстоянии от огня и от толпы, сидели те ещё демонические сущности. Локи подавил желание потереть лицо рукой и отвести взгляд, но всё равно убрал свой привычный режим «пронзай насквозь, пусть замирают в оцепенении» и наблюдал искоса. Николай, а паче того Данила, сильно изменились с их последней встречи, которая прошла весной при странных обстоятельствах (впрочем, сейчас ту повесть о мужиках в лесах уже можно было назвать коротким бодрящим приключением). Охарактеризовать изменение одним словом было сложно, поэтому Локи лениво перебирал в голове эпитеты.

Повзрослели. Обветрились. Закалились. Развернулись — что в энергетическом плане, что как-то по жизни. Стали чем-то неуловимо похожи друг на друга при всей разнице в пластике лиц и палитре глаз. Часть деталей в этом сходстве были более приземлёнными: Данила сбрил кудри, а Николай, напротив, отрастил какие-то миллиметры, и теперь они сверкали одинаковым безликим ёжиком; что-то, наоборот, не читалось по внешности, лишь по жестам, запаху и тому, что звенело где-то между всеми мирами.

Локи смутно вспомнил пару фраз, которыми они обменялись у вокзала, прежде чем гости загрузились в машину: что-то про сердца и обмен… Но это было брошено совсем вскользь, почти случайно, а повода уточнить глубинный смысл туманной полушутки не нашлось. Спрашивать сейчас, при всех, было бы глупо: по тому, как они себя держали, даже малознакомым видящим было понятно, что здесь две пары, а нюансы того, как они успели так быстро слиться и насколько в этом была заслуга целенаправленных ритуальных действий, выяснять при всех было бы невежливо.

Кстати о ритуальных действиях…

Громким кашлем привлекая всеобщее внимание, Локи шагнул ближе к центру и поднял кружку с ароматным алтайским чаем.

— Добрый вечер! Рад всех вас ещё раз приветствовать.

Послушав одобрительный гул и обменявшись кивками во всех направлениях, он продолжил:

— Спасибо, что вы нашли время, выделили силы и приехали сюда сегодня, — Локи слегка запнулся, уставившись в костёр и подбирая слова. — По-чесноку, я не верил, что это возможно, но вот — это сбылось, вы все здесь. Спасибо.

— Ой, ты ещё от нас устанешь, не благодари, — зубасто улыбнулась одна из девчонок, широколицая и дредастая. Локи радостно оскалился в ответ, салютнул кружкой.

— Вы от меня тоже, но сейчас я попрошу меня серьёзно послушать, — любо-дорого было поглядеть, как улыбки обрели второй слой: лица улыбались, но личности за ними мгновенно стали собраны и цепки, направив все локаторы в его сторону, в том числе не-физические. — Все мы знаем, какая сегодня ночь — какие сейчас ночи; и я решил, что в этот раз хочу пойти на Охоту не один. Каждый из вас может решить сам, насколько хочет участвовать в этой затее и за кем надо бежать. Я просто… рад, что мы сегодня все здесь и можем выбирать более сложные пути. Кому-то это может быть так же актуально, как и мне — пройти сложный путь вместе с другими, — несколько голов задумчиво кивнули, но Локи не смотрел, кто, задрав лицо к небу и уставившись на звёзды. — Всех ваших богов, покровителей и спутников я приглашаю на Охоту с нами и буду благодарен за любой вклад.

Небо безмолвно мигнуло далёкой звездой — а может, это был спутник.

— Славной охоты, — подал голос Паша. Локи как очнулся, резко кивнул, шагая в круг и протягивая кружку к протянутым ему рукам и опалённым зефиркам.

— Славной охоты!

***

Вечер тёк своим чередом, но нервозность, охватившая присутствующих, ощущалась почти физически. Это не было тревожностью и страхом от, допустим, обступившей их темноты и теней из леса — скорее, азарт близящейся гонки, погони за призрачной добычей. Духи, что приблизились к костру, когда Ионин откуда-то достал гитару, а Николай затянул под его переборы странную грустную песню, которую подхватили несколько девчонок, передавали своё настроение чутким камам: вперёд, вперёд, в ночь, во тьму, бегите, пока не забрезжит рассвет над лесом и не спадёт наваждение Самайна. Они даже мелодию себе подчинили, ритм сменился на более дёрганный и настойчивый, схожий скорее с ритмом бубна, чем с балладой.

Рыжая шаманка, ненадолго покинувшая своих подопечных и отошедшая в отданный их группке домик, вернулась к костру, но обогнула его и подошла к Локи, жестом отзывая его чуть в сторону. Они шагнули в полутьму за угол соседней беседки, как заговорщики.

— Держи. Это тебе от Него, — девушка разжала ладонь и протянула её к Роме, а он бережно взял её в свои руки, прищурившись и не до конца веря своим глазам. Перо, которое она держала, было не самым большим, но спутать его с голубиным или сорочьим было невозможно.

— Орлиное? Серьёзно?

— Да, — шаманка нежно провела вдоль всей длины пера пальцем свободной руки, а потом порывисто прижала её к груди, возможно, вцепившись в чётки. — Он… мы… в общем, Север бывает разным. Очень. Сам знаешь. И наш север с тобой. Делай, что задумано.

— Север помнит, — завороженно откликнулся Локи, за что получил слегка болезненный тычок в плечо.

— Давай без этого, а? Тоже мне Эддард Старк. Или, — она нахмурилась, потом улыбнулась. — Будь как Джон Сноу: наполовину таргариен. И восстань после смерти.

— Да я и умирать-то не собираюсь, я жить хочу, — Локи наконец-то решился и взял перо в руку. Оно ничем не отозвалось; впрочем, это в большей степени был символ благосклонности, чем амулет. — Спасибо.

— Ой, знаю я вас таких! Умирать он не собирается! А нам потом ходи ищи их по лесу, да лечи от истощения!

— Справедливо, — Локи заправил перо в нагрудный карман толстовки, поближе к сердцу, сделав мысленную зарубку потом приколоть его к шапке. — Но я очень постараюсь!

Они вернулись к костру. Толпа гостей окончательно перемешалась и притиснулась поближе друг к другу. Почти никто не ел — не до того, впереди долгая ночь бега — но все возбуждённо переговаривались, согласовывая план действий. Руководил, как водится, Николай, умудряясь даже в позе «прилип к своему мужику, который невзначай приобнимает за талию» выглядеть то ли как академик на конференции, то ли как Ленин на броневичке.

— Предлагаю разойтись по разным частям леса, благо Роман Вениаминович нам выделил достаточно места и даже зоны обозначил — уважаемо. Каких-то хищников тут нет, змеи спят, как и все приличные гости — как я узнал, кроме нас тут два человека всего, и то в дальнем домике. Начинаем каждый по-своему, идём, куда ведут, а если чувствуем, что потянуло на чужую тропинку — объединяемся, и дальше идём вместе. Господа московские и белые, кому нынче с бубном бегать не с руки, поддерживают в мире среднем и следят, не упал ли кто с приступом. По сигналам своих помощников, думаю, всех услышат, да и просто по звукам. Как вам план?

— Хороший. Но я бы предложила ещё телефоны взять и не выключать — на случай, если кто-то загремит под кусты или в канаву, чтоб хоть по GPS нашли, — включилась шаманка с дредами. Локи одобрительно кивнул, как и Николай — в предложении чувствовался опыт, плюс к тому, они что, в десятом веке? Нет, в двадцать первом, и надо пользоваться всеми благами цивилизации, даже если эта цивилизация по большей части весьма нецивилизованно игнорирует вклад шаманов в собственное благополучие.

— Согласен. Стартуем до полуночи? — Николай оглянулся на Локи, возвращая тому бразды лидерства.

— Да. Через час жду всех здесь — и начинаем.

Локи собирался неторопливо, со знанием дела, но редкой для него внимательностью к каждой детали. Навесил на шею талисманы и чётки, один подвес за другим; перевязал пояс крепко, тем узлом, что его научили завязывать в школе боевых искусств — тугим, но не стесняющим движений и не перекрывающим течение ци по телу; привесил на него маленький короткий топорик; накинул шапку с заранее заколотым в бахрому пером и коснулся бубна, нетерпеливо загудевшего в ответ на прикосновение.

«Когда уже?»

— Скоро.

Проверил колотушку, телефон в кармане и вышел в ночь, погасив свет в домике и задвинув защёлку. Насчёт вещей он не беспокоился — самое ценное было с ним, да и горе тому, кто посмеет тронуть заговорённый его рюкзак.

У костра остались сидеть только те, что вызвались хранить огонь и их физические тела этой ночью: Локи насчитал четверых. Они где-то раздобыли тёплые вещи и пледы, чтобы сохранять тепло в неподвижности, и расселись по сторонам света. Остальные постепенно возникали из темноты, окружая костёр частоколом тел, что слабо были похожи на человеческие: они, новые, неузнаваемые в своих шелестящих и узорчатых одеждах, надвинутых на глазах шапках с бахромой, вооружённые — иначе не скажешь — бубнами, с колотушками и без, с лентами и без, ещё до начала действа уже напоминали духов и сказочных существ.

Локи пересчитал — все здесь — поднял руку, опуская шапку на глаза, и тоже отступил на границу круга света от костра.

— Славной охоты, — сказал он и первый раз ударил в бубен.

— Славной охоты, — повторил голос по правую руку, а может, по левую — он уже не различал интонаций, но звук бубна запомнил чётко.

Это повторилось снова, и снова, и снова: духи запоминали друг друга и запах людей, что стояли подле них. Когда прозвучал последний голос из круга, то следующий удар зазвенел отовсюду и ото всех — духи благословляли своих камов, и это был первый зов.

Люди-тени развернулись во тьму, и их поглотил лес.

Chapter Text

Локи шёл на ощупь и на инстинктах, различая лишь намёки на тропу под ногами. Постепенно глаза привыкли к темноте, но чем глубже он заходил в чащу, тем меньше оставалось источников хоть малейшего света. Сапоги он скинул ещё на границе, и ступни покалывало и холодило от влажных палых листьев; зато, подумал он весело, и разодрать их о корни или иглы так сразу не получится.

Это была последняя его человеческая мысль — бубен остановил его резким «всё, здесь!».

Он огладил поверхность верного друга колотушкой, вдохнул и ударил в него первый раз.
А потом ещё. И ещё, и ещё, и ещё. И…

Локи шёл сквозь лес, который постепенно наполнялся светом — оранжевым, как язычки костра, и золотистым, как искры светлячков. Ритм прокладывал ему тропу, которая вихляла то влево, то вправо, то делала петлю — и он смиренно повторял все её движения. В какой-то момент звук раздвоился, потерялся его источник; казалось, будто гулкие удары разносятся отовсюду, и не все они исходят из его руки.

Локи шёл с целью, он держал её в голове и в сердце, а ноги несли его всё дальше, пока не подкосились, не подломились, не сказали, что две его донесли, но дальше так не пойдёт.

Локи окружал звук, Локи окружал огонь, и они приближались всё ближе и ближе.

Локи лёг на землю — мягкую и сырую, податливую, как глина, и ласковую, как руки матери.

Локи…

***

Волк бежал по следу сквозь осенний лес.

Под лапами пружинили листья и трещали ветви, но он почти не чувствовал ног, лишь запах. Пьянящий запах цели; успокаивающий запах прохлады; угрожающий запах мертвечины, дразнящий чуткий нос.

Слева? Справа?

Они налетели сверху и были похожи на птиц, но у тех клювы крепились к голове, а у этих росли прямо из плеч и основания крыльев, а потому были широкими, как туловища, и длиннее в десятки раз. Волк завертелся, оскаливаясь и рыча: ему было никак не ухватиться за шею, а крылья с когтями были слишком подвижными, но и к туловищу пробраться мешали. Он почувствовал, как на спину обрушился град ударов, и перекатился, но его начали хватать за лапы, а кто-то больно дёрнул за хвост. Он лягался и крутился, с горечью чувствуя, как его заваливают массой и скоростью.

Нет! Я не добыча!

Он рванулся ещё раз, рыком раскидав не-птиц в стороны, и встал на ноги. Одна предательски подломилась, но он успел броситься на ближайшего монстра, сомкнув челюсти прямо на выпирающем животе. Не-птица лопнула, обдав его зловонием, и он быстро сглотнул, чувствуя, как маленькая косточка проходит по пищеводу вглубь.

Успех придал ему сил, и он рявкнул ещё раз, но не-птицы поняли границы его силы и сменили тактику: теперь они нападали по две, по три, с разных сторон, и пока он целился в одну, другие пытались отхватить кусочек от его хвоста.

Волк заскулил от боли, когда одной это удалось с такой силой, что его прошило по всему позвоночнику.

Ну же! Да сколько можно!

Он вслепую прыгнул, но черпнул лапами пустоту. В живот ударила вонючая тень — благо, хоть не клювом и не когтями, но его всё равно крутануло в воздухе, и земля встретила его неласково. Он мотнул зазвеневшей головой, клацнув пастью…

…и услышал рёв.

Сбоку мелькнула неразличимая тень, вошедшая в темный клубок перьев, как нож в масло. Ещё один рык — и не-птиц разметало в клочья, а их остатки смешались с листьями, которые поднялись от порыва ветра. Последнюю, у которой сломалось крыло, волк достал сам, на чистом инстинкте сжав зубы, когда её проносило мимо.

Всё? Кто?

Волк тряхнул головой, с трудом отрывая её от земли — если бы не кость последней не-птицы, у него и вовсе не хватило бы на это сил.

...они шагнули к нему вдвоём, а шерсть их сияла возмутительной белизной, будто никакая тьма от мертвечины не могла запятнать их шкуры. Впрочем, тьма была их частью — полосами стекла по одному и вдоволь поиграла в пятнашки с другим, оставив на нём несколько сотен причудливых круглых пятен.

Белый тигр и снежный барс наклонили морды, принюхиваясь к остаткам не-птиц на земле и оказываясь на одном уровне глаз с глазами волка. Незнакомые. Чужие?!

Волк дёрнулся, оскаливаясь, но остановился. Ему был знаком запах. Он точно чуял его раньше, всего лишь раз…

— Ну же. Соображай.

Волк… Локи встряхнулся, осторожно поднимаясь на подрагивающие от усталости лапы. Тигр шагнул к нему ближе, огибая в лёгком прикосновении. Кровь от волчьих ран оставила на его белоснежно-чёрной шкуре первый желтоватый след, но Локи почувствовал облегчение, будто вместе с кровью отдавал боль.

Голова всё ещё немного кружилась, поэтому первый вопрос даже для него самого прозвучал глупо:

— А где ворон?

— Сегодня не летает, — тигр… точнее, конечно, Николай внутри — Локи не знал зверя и тем более его имени, но наконец-то распробовал запах предводителя сибирских шаманов. — Холоду надо подняться в гору, а Бай вызвался проводить. Мы не знали, встретим тебя или нет, но я рад, что да.

Двигаться и по-кошачьи обтираться тигр не прекращал, так что постепенно становился трёхцветным — следы от крови, вопреки всем законам физики, текли вверх и оседали у позвоночника, пуская по хребту желтовато-рыжий пояс, который становился всё толще и темнее.

Боль почти прошла, и Локи выпрямился увереннее.

— Я тоже. Где ваша гора?

— Ну ты не торопись так сразу, — буркнул барс, в смысле Данила, в смысле Холод, потому что только этому чуду света могло достаться шаманское имя настолько фамильное; он тоже приблизился, оттесняя тигра плечом; Бай не возражал. — Они тебя нехило так потрепали. Как хорошо, что у вас есть я!

Идея стоять и ждать Локи органически не нравилась, но и поделать он толком ничего не мог — как только тигр отлип от его бока, он сразу же потерял равновесие и едва устоял. Барс красноречиво вздёрнул брови, до смешного повторив мимику своего человека, сверкнул совершенно нечеловеческим и тем более не звериным небесно-голубым взглядом и склонился к раненой лапе, обдавая её ледяным дыханием. Оно осело инеем, скрывая кожу и плоть, и мгновение спустя тот стаял, оставив вместо себя короткую, седую, практически белую шерсть. Локи недовольно и удивлённо заворчал — куда годится, коричнево-серому волку белые лапы-то! — но Холод и не думал останавливаться, а дышал всё громче, добавляя то ворчание, то глубинное кошачье клокотание, похожее на волшебный заговор. Да им оно и было, наверное.

Тигр наблюдал за процедурой с плохо скрываемой гордостью, Локи же переключился на скан окружения, с досадой подумав, что на радостях от возвращения волчьей шкуры на время потерял фокус внимания, как щенок какой-то, и смещённое восприятие вытолкнуло камские рефлексы и банальную человеческую смекалку. Что ему стоило стечь в землю туманом или полыхнуть огнём, когда эти твари его облепили? Нет же, надо было, дураку, огрызаться зубами да отмахиваться лапами. Хоть про силу голоса своего вспомнил, и то хлеб…

— Какой-то ты странный волк, — пробормотал Холод под конец. — Я тащу поток по стандартной схеме, а оно ваще не туда течёт. Что ты такое вообще?

— А он не волк, — Бай откровенно веселился, наблюдая за тем, как Локи крутится и пытается разглядеть себя со всех сторон. Целебный иней расчертил на его драгоценной шкуре белые подпалины, на всех лапах и животе, чуть-чуть досталось и хвосту, и морде. — Он волкособ.

— Да? — барс нахмурился, покачал головой, будто утрясая мысль. — А почему так? А зачем?

Локи вздохнул, но смиренно проглотил зародившуюся внутри сентенцию про молочного котёнка — и сам тот ещё щенок, как показала охота, и этот котёнок его только что заново наполнил силой да залатал — посему ответил почти без издёвки в голосе:

— Волк — санитар и страж леса, пёс — защитник и страж людей. Я и то, и то, неразделимо и всегда. Так понятно?

По морде барса было понятно, что он готов задавать ещё вопросы, но тигр оперативно пресёк любую возможность, прильнув к нему сбоку, обвив хвостом хвост и боднув лбом в шею.

— Теперь куда?

Холод задумался, пригнулся, принюхался к земле.

— Туда, — и кивнул в ту же сторону, куда до стычки с не-птицами держал путь сам Локи.

— А тебе? — Бай попытался боднуть Локи, но тот предусмотрительно отстранился от кошачьих нежностей и коротко махнул хвостом. — Значит, дальше вместе.

Локи сорвался в бег, не дожидаясь команды или особого приглашения. Путь звал, рассерженный на них за промедление, тропа сужалась, и деревья обступали со всех сторон, поднимая корни, подгоняя вперёд и выше. Лес гремел и хрипел, меняясь с каждым шагом, с каждым новым рывком: мелькали яркие цвета и размытые рожи, изогнутые тела животных и образы, которым не было аналогов в среднем мире.

Холод и Бай следовали за ним, отставая на полкорпуса, и скорее ощущались, чем были видимы, но всё равно дарили смутное чувство поддержки. Волк внутри радовался тому, что ведёт охоту во главе своей стаи, пусть она и состояла нынче из каких-то неимоверно больших кошек.

Они пересекли реку, почти не замедляя бег — вода сама замерла стеклом под их лапами, не пуская к ним диковинных, чуть светящихся рыб и красивых белых дев в старинных платьях. За рекой лес опустел и слегка растаял, но Локи чуял, что гнетущего чужого присутствия стало только больше. Они приближались.

Вой, что раздался впереди, прошил его от ушей до кончика хвоста. Это не было криком о помощи кого-то из своих, так не звучали даже земные живые волки — значит, приближающаяся свора снова состояла из чудовищ, что защищали эти места и запрещали чужеземцам проникать вглубь. Тигр с барсом тоже заметно напряглись, Локи ощутил их бессловесную перекличку энергиями, а потом — как они изменили ритм бега, совпадая друг с другом окончательно и наращивая в каждом следующем шаге что-то вроде волны по пространству. Локи успел подумать, не чревато ли пытаться влиять на облик чужой территории, но почти сразу волна прошла по нему, и он понял.

Это была не агрессия вовне: они закручивали вихрь вокруг себя и волка, который замыкался сам на себя и возвращался обратно, как только они ступали следующий шаг. Пространство раздвигалось и надувался пузырь, но сразу же смыкалось за ними снова; не было никакой разницы, проходили они по миру в своём зверином облике или защищали себя вихрем. Локи бы похвалил их за красоту работы, если бы в следующий момент вихрь не коснулся первого монстра и не впустил его в себя, прямо волку в пасть.

Сшибка!

Безупречная гармония сферы распалась, и поток тёмных, неузнаваемо диких тел хлынул на них троих. Локи нырнул в него с головой, судорожно вспоминая всё, чему его учили духи, старшие камы и любимый тренер по борьбе нунчаками. Он грыз и рвал, рычал и палил огнём, отбивался лапами и даже хвостом. Позади него не менее самоотверженно сражались кошачьи: краем глаза он отметил, как тигр придавил лапами огромного не-лося, а барс вцепился кому-то в горло, но потом азарт собственного сражения увлёк его окончательно.

В этот раз всё закончилось быстрее, но куда более внушительно. Тела павших монстров и не думали истлевать, лишь потеряли форму; Локи с энтузиазмом вгрызся в плоть, которая была уже куда вкуснее, и носом рыл потроха — будет ли что-то, кроме мяса и крови? В первой туше не оказалось ничего интересного; во второй, которая напоминала мелкого мамонта, он нашёл кусок чёрного обсидиана, в третьей — ракушку, в следующих двух по несколько разноцветных икринок, раскусив которые, он обжёг себе язык ядом, но зато почувствовал новый прилив сил.

Тигр привлёк его внимание коротким свистом. Не задаваясь вопросом, умеют ли свистеть живые тигры, Локи развернулся к нему — Бай стоял над трупом не-лося и шатал огромные ветвистые рога, пока Холод пытался отгрызть их у основания. Локи чуть глаза не закатил — вот же, точно котята, дичь разделывать не умеют! — но приблизился, чтобы помочь.

— Надо не так, — он пихнул барса носом, чтобы тот не мешался, и попытался подлезть к основанию головы со стороны щёк. Тигр сообразил, в чём соль, и тоже спрыгнул, чтобы не мешать. Даже навалился с правильной стороны, чтобы сдвинуть огромную обезображенную голову. Холод повторил его движение, и дело пошло на лад — Локи добрался до нужной впадинки и вгрызся туда зубами, разрушая хрупкие кости и прокладывая себе путь к тому, что было у твари вместо мозга. Мелькнула шальная мысль окончательно вдеться в череп и забрать себе, но волк внутри предупредительно щёлкнул зубами: новый тотем он так не обретёт. Не та охота, не та добыча, да и зачем нам тотем лося, брат? Рогов захотелось?

Так что Локи нашарил то, что искал, и аккуратно вытянул приз для терпеливых — маленькую зелёную змейку, которая сначала повисла, притворившись мёртвой, но потом проснулась и попробовала куснуть его за нос. Благо, подоспел барс, перехватив её за основание головы. Локи тут же выпустил её из пасти и оглянулся на тигра.

— Забирайте.

— Поделим по-братски? — Бай однозначно ценил волчьи мемы, потому что не преминул добавить. — Брат.

— Нет. Ваша добыча.

— Тебе не нужнее?

Локи прищурился, окидывая волшебную сущность взглядом. Змея притихла в своих трепыханиях, но продолжила по-змеиному на него пырить, время от времени высовывая три раздвоенных языка. Покачал головой.

— Это вам.

Тигр очень по-человечески пожал плечами, скользнул ближе, примеряясь, и, точным движением прокусив змее голову, резко дёрнул. Змея разошлась надвое вдоль себя, как будто была застёгнута на молнию; обе половинки большие коты всосали в себя с таким видом, будто делают глупому волку великое одолжение, но сразу после у них блаженно расплылись морды. Локи не выдержал:

— Что, вкусно?

— Ага… — Холод медленно моргнул и прищурился; на языке кошачьих гримас это означало широкую довольную улыбку. Бай повторил его движение и обвил себя хвостом. Локи заметил, что теперь он стал совсем-совсем рыжим, даже красноватым у спины. Столько крови впитал из тварей, либо же пролил сам? Уточнить, впрочем, не получилось:

— Лекарство от яда отличается дозой, — назиданием в тигрином голосе можно было расписать где-то три агитационных плаката и парочку книг по этике. — Кстати! Мы, кажется, пришли.

На этот раз Локи с барсом развернулись одновременно, но тот отреагировал первым.

— Слона-то я и не приметил…

Гора возвышалась над ними так неотвратимо и давяще, что впору было сжаться в точку, развернуться и убежать. Локи вспомнил, как впервые увидел её вживую: выступающую, щербатую, похожую на здания эпохи конструктивизма. Вдохнул, проверяя и убеждаясь — да, тот самый запах, тот самый вход.

— Здесь мы прощаемся.

— Походу, так, — барс обогнул его по кругу, проверяя, всё ли в порядке, и тигр повторил это движение, но Локи лишь недовольно встряхнулся. — Удачи тебе, что ли.

— И тебе, — Локи повернул голову чуть выше и правее, разглядывая, куда отходит нечеловеческая, почти отвесная тропа. — Смотри, не свались. А ты куда пойдёшь? — это было уже Баю.

Тот оглянулся по сторонам, невзначай махнув хвостом туда-сюда:

— Я буду ждать вас здесь и охранять подступы, чтобы вам не помешали. Дожую кости, зачищу место, может, оставлю пару заметок или наберу сувениров… о, кстати о сувенирах! Совсем забыл! — тигриная пасть распахнулась во всю ширь, и Бай ничтоже сумняшеся сунул лапу себе в рот; пошарил там, достал иссиня-чёрное воронье перо и протянул его Локи. — Это тебе от старого знакомого. Делай, что должен.

Локи недоверчиво принюхался, но разобрал в запахе нотки первого тотема сибирского шамана и стоящего за ним птичьего бога, потому принял дар без промедления. Перо скользнуло ему за ухо, и он подумал, что в человечьем облике оно бы красиво дополнило то орлиное, что дала ему рыжая шаманка.

Воспоминание говорило о том, что сознание прояснялось. Это значило, что к цели он близок, как никогда, но и времени ему выделено совсем мало. Барс уже карабкался по скале, зависая на незаметных выступах, лишь разок обернулся и махнул им хвостом; Локи тоже не стал медлить, а глубоко вздохнул и двинулся к её основанию.

Врата царства мёртвых были сомкнуты и нерушимы, лишь одна трещина прошла по монолитному древнему камню. Локи склонился к ней, приникая лбом и ушами, молясь, прося и требуя, чтобы ход открылся, шепча, скуля и речитативом повторяя заговоры, что призваны разбудить горы и убедить скалы. Он почувствовал, что камень сминается под его напором, крошится, как песчаник, и сделал первый шаг.

***

Белый тигр по имени Бай медленно моргнул. Только что его спутники были оба видны ему, и вот уже не разглядеть ни одного. Он плавно опустился на землю, растекаясь по её поверхности в расслабленной позе, и отдал мысленный приказ.

Цепочка, что держала энергию крови вдоль его хребта, распалась. Поток силы, чистый, обогащённый и дополненный его собственной, хлынул в сухую землю. Золотистые потоки стекали по шкуре, оставляя её снова белой, и впитывались каждой былинкой, каждым корнем и каждым камнем этого священного места. Он возвращал собранное и благодарил мир от всего сердца, добавляя в свою безграничную любовь ко всему сущему лишь одну просьбу.

Chapter Text

Дышать было нечем. Света не существовало.

Локи упорно шёл дальше.

Стены и потолок давили на него, впивались в шкуру до самой кожи, да что там, до костей и плоти, до самых кишок.

Локи полз глубже.

У него была цель. Он был должен. Он…

…вывалился в холодное течение, которое сразу попыталось увлечь его, но чудом успел поднять голову над водой и сразу же забил лапами, загребая к берегу. Выбрался, цепляясь за скользкие камни зубами, мокрый, дрожащий и жалкий.

Фигуры, стоящие у входа в подземный дворец, смерили его презрительным взглядом и отвернулись. Малый глупый кам был сочтён безопасным и потому не достойным никакого внимания. В другой ситуации Локи бы запальчиво попытался доказать, что на самом деле он ещё какой опасный, но сейчас вёл себя тише воды, ниже травы и просочился меж караульных, как тень тени.

Своды подземных дворцов и отчётливо роскошные убранства палат его не интересовали. Тут было, на что поглядеть, но видеть он мог только свою цель. Локи двигался к трону перебежками, то и дело припадая на все лапы, оглушённый и дезориентированный. Пришла запоздалая мысль, что стоило хоть отряхнуться после купания, но тогда он боялся спровоцировать стражников, а сейчас — забрызгать грязью гладкий тёмный пол.

Впереди раздался короткий смешок.

Чего ты боишься, волчонок? Чего приходить ко мне в волчьей шкуре, раз не тянет по-волчьи жить?

Локи отшатнулся, когда голос просверлил его будто насквозь, проникая сквозь темя и лобные доли черепа. Помотал головой. Рухнул вперёд всем телом и опёрся уже не на лапу, а на раскрытую ладонь.

— Я шёл к Тебе волком, чтоб добраться к Тебе, о Эрлик-хан. Но я человек.

Смех стал тише и одновременно шуршащим, отзывался эхом в каменных сводах и залах.

Кам, что был призван лесом и тундрой, кам, что был растёрзан и собран заново, называет себя человеком…

— Да, о Эрлик-хан. Я пришёл к Тебе, как человек, и просить пришёл — за людей, для людей.

Смех стих, и Локи почувствовал, как по шее скатилась капля холодного пота. Сейчас. Да или нет.

Просить… ты пришёл как гость, ты преклонил колено и принёс дары, верно?

Локи с трудом подавил рвущийся наружу выдох облегчения. Рано.
Он судорожно проверил, при нём ли пояс и сумка, устойчива ли его поза, чтобы можно было их достать, и отнял руку от пола.

— Я принёс дары, о Эрлик-хан. Я принёс Тебе…

Нет-нет, побрякушки да сладости можешь оставить себе. Ценность и уместность дара зависит от просьбы.
О чём ты просишь, сахабын?

Руки замерли, не успев даже потянуть завязки. Локи медленно провёл ими вдоль пояса. Интересно, он животом чувствовал, как пульс отдаёт в руки, или же ладонями — как заполошно бьётся его сердце?

Он нащупал топорик и вот теперь — позволил себе выдохнуть. Здесь, в этом мире, ничего ненастоящего не оставалось. Раз топор был при нём — значит, и его желание было истинным.

Он медленно потянул его из-за пояса, провёл пальцами по лезвию, перехватил за древко. Ладони сразу налились тяжестью, будто свинцом. Локи с невероятным усилием заставил себя не разжать руки, а вытянуть их вперёд, раскрывая ладони. Плечи, локти, упёртое в пол колено и то второе, которым он себя поддерживал, задрожали, заныли, взмолились о пощаде — так велика была тяжесть той ноши, которую он взял, чтобы нести.

Слова зато шли легко. И не потому, что Локи продумывал или репетировал их.
Он просто слишком давно всё для себя решил.
Слишком горячо этого желал.

— Я прошу Тебя, о Эрлик-хан, зарыть этот топор

Молчание.

— Я несу Тебе, о Эрлик-хан, — продолжил Локи после небольшой паузы, чувствуя, как силы покидают его с каждым мгновением, — весть о том, что народ мой желает этого. Так говорит Север. Так говорит Восток. За меня скажет орлиное перо Владыки Гор, Морей и Звёзд, что дала мне женщина моего народа. За меня скажет воронье перо брата Твоего, что дал мне мужчина моего народа. Так говорит Юг, чья земля открыла мне дорогу к Тебе. Так говорит Запад, чьё закатное солнце вело меня, чтобы я пришёл к Тебе. И земля, и небо, и моря, и реки, и леса, и поля, и от пустынь до ледников, всё, что я видел, взмолятся к Тебе, о Эрлик-хан, лишь об одном. Данной Тебе властью, зарой этот топор.

Пустота.

Локи не видел больше сводов и залов, не видел подножье трона, не видел широкую, вырастающую будто отовсюду фигуру древнего божества жизни и смерти. Не успел посмотреть, правда ли у него есть длинные усы и рога. Да и кого это интересовало, в самом-то деле?

Локи даже своего тела больше не видел. Только топор продолжал мерцать перед ним, окровавленный и грязный. Тяжёлый, отвратительный, мерзкий, ненавистный топор.

Что ты отдашь мне за это, глашатай своего народа?

Волк внутри заскулил, подумав о запахе палых листьев и свежего ветра, о свободе и о солнечном свете, которых, сколько ни пей, всё равно никогда не напиться, но сейчас — очень хотелось хлебнуть хотя бы глоточек.

Рома закусил губу и с досадой вспомнил, что так и не позвонил жене и не рассказал ей о том, как доехали ребята. И родителям. И ещё Максу, Сашке, Даньке Лазареву, Диме, Лере и Стёпе.

Локимин.

Тот, кто сам выбрал себе шаманское имя, и потому без стеснения называл его людям.

Тот самый, что провёл полжизни у ямы в ад, и всегда мечтал её однажды заполнить.

Тот, который забыл, как сдаваться и убегать, но зато помнил свою задачу.

Живший сердцем и знавший, что у него не осталось ничего важнее.

— Всё.

Дальше была тьма.

Chapter Text

… Тревога! … Тревога! … Тревога! … Тревога! … Тревога! … Тревога! … Тревога!

Телефон жужжал глухо и назойливо, повторяя одно и то же слово под бит, как самый истеричный в мире попугай. Подумалось, что если бы он завёл попуга, то ни в коем случае не стал бы учить его этой песне. Но тот бы и сам выучил, судя по всему.

В сомкнутые веки ударил свет, будто с него резко стащили одеяло. Рома поморщился, не открывая глаз. Отстаньте. Ещё пять минут, пять минуточек…

Покой разрезал истошный женский вопль:

— ОН ЗДЕСЬ!!!

Мда. Кажется, его планам на здоровый и крепкий сон было не суждено сбыться.

Он моргал, пытаясь сфокусировать взгляд на фигурах, которые ощупывали его и, кажется, смахивали с него листья. А, так вот что показалось ему таким приятным и мягким одеялом… Рома проморгался, приподнялся на локте и охренел.

— Дима?! — мужик в кепке повернулся на его сиплое хрипение, и Рома убедился в своей правоте. Дима. LDMA собственной персоной. Девушка подле него, стоящая на коленях и зарёванная до такой степени, что у неё тушь стекла к подбородку, замерла и повернула голову. — Лера?!

Рома помотал головой. В неё ничего не укладывалось.

— Ребят, вы чё здесь делаете?

Лицо Хаос исказилось до такой степени, что Роме резко захотелось прикрыть пах руками. К сожалению, на одной он еле-еле удерживал вес тела, а второй крепко сжимал бубен, который не выпустил даже во сне, и потому пока не мог ею даже пошевелить.

— Что ты здесь делаешь, а? Самый умный опять? Выперся бухой и обдолбаный ни свет ни заря?! Отвечай!

— Лер, тш, — Дима, святой человек, погладил свою женщину по плечу, приобнимая, чмокнул в макушку и повернулся обратно к Роме. — Встать сможешь?

Локи вздохнул и попробовал напрячь пресс. Справился и резко похолодел.

— Дим, — сказал он севшим голосом, хотя казалось бы, куда больше сипеть. — Я ног не чувствую.

ЛДМА замер лицом. Лера всхлипнула.

— А, — сказал этот святой человек невероятно спокойным голосом. — Ну так я на них сижу!

***

— И значит, нахожу я этот сайт… о, да, спасибо, — Лера, умытая и закутанная в плед, приняла из рук Николая бережно заваренную кружку лучшего алтайского чая с изрядной порцией успокоительных травок. — Отзывы нормальные, фотки красивые. Говорю Диме — поехали. Он такой тоже — а давай. Но дороги убийственные просто, ну, ты знаешь, — рыжая шаманка активно закивала, не убирая рук с лечебными потоками от поясницы ЛДМА, который сидел тут, рядышком, и старался не очень охать.

Шутка про ноги оказалась не совсем шуткой — от беспробудного сна на холодной земле у Ромы закоченели все суставы, и до кемпинга Дима нёс его на руках, как принцессу. Бородатый принцесс вертел головой и каждые две минуты переспрашивал, как там бубен и не забыла ли Лера колотушку. В последний раз, уже у самых домиков, когда им навстречу высыпала вся встревоженная толпа, Лера показательно огрела его этой колотушкой по голове.

— В общем, пока доехали, пока выгрузились — уже и тьма-тьмущая, и сил никаких. Взяли ключи, затащили чемодан, сполоснулись и спать. А утром, ни свет ни заря, стук в дверь — спасите! Помогите! Нужны все, кто есть в лагере! Мне приметы описывают какого-то ебанутого, а я спросонья думаю — ну не может же это быть наш ебанутый?! Он бы нас позвал пересечься, наверное… — взгляд, который достался Роме после этих слов, заставил его сжаться сильнее и спрятать нос в кружку с молоком и мёдом. — А потом я смотрю - ба! Да это же НАШ ебанутый!

— Ну простите, ну затупил… подумал, вам наша компания неинтересна будет…

— Думал он! Ром, чё за хуйня? Тебе надо было просто спросить, — Лера закатила глаза и отхлебнула чаю. Травки, если и должны были, действовали как-то медленно. Впрочем, Рома всегда подозревал, что Хаос ведьма, а таких любая трава берёт медленно и неохотно. — А дальше мы его искали со всем селом. Видимо, потому и нашли, что жили дальше всех и у себя смотрели.

— Видимо, так, — Николай присел с краешку, стараясь занимать поменьше места, и тоже положил руку на Диму, правда, почему-то на плечо, а не на пояс. — У нас были сигнальные флажки, но Роман Вениаминович прорвался далеко за них.

— Волка ноги кормят, — буркнул Рома. — Надо было, вот и пошёл.

Поговорку высокое собрание не оценило, кроме, разве что, Николая — тот медленно моргнул, до жути напомнив своего собственного тигра, и в кои-то веки ничего не сказал.

***

Когда все поясницы были вылечены, нервы успокоены, друзья перезнакомлены и сплетни обсуждены, а Ромины многострадальные конечности отогрелись и перестали отваливаться и ныть (целительский консилиум на три голоса пропел, что это временный эффект, и через несколько часов его срубит снова, а последствия он будет ощущать от нескольких дней до недели, если не месяца), ему до жути захотелось их размять — и заодно свалить из тёплой токсичной компании, которая плотно сдружилась против него и на разные лады запевала «наш товарищ идиот и себя не бережёт».

Разве что ЛДМА с Пашей заняли нейтральную позицию — точнее, Паша выпал в осадок «Вы тот самый LDMA?», Дима выпал в осадок, что его знают даже тёмные сибирские шаманы, и они отсели в уголок слушать демки и делиться любимыми треками. Рома же выпутался из кокона пледов и одеял, отмахнулся от пяти протянутых рук и сам выполз на улицу.

День был неприлично светлый и солнечный для дня затмения. Впрочем, его и не должно было быть видно в их краях — пик приходился на южное полушарие, это Рома точно запомнил, штудируя всю возможную информацию о дате.

Он постоял на крыльце, вдыхая свежий осенний воздух, так непохожий на морозный воздух его родного края. Впрочем, немного мороза ему принесло — из соседнего домика выпал Данила, кивнул и подвалил ближе, на ходу доставая пачку сигарет.

После плотного завтрака мясом с картошкой — кайф поесть от пуза после тяжёлой работы — курить хотелось неимоверно, так что табак пришёлся весьма кстати.

Затянулись.

— Ты как вообще? — спросил Рома, тихо радуясь возможности перевести фокус беспокойства на кого-то другого. Да ему и правда было интересно, получилось ли у Данилы с барсом добраться до вершины, или куда он там шёл?

Данила покивал, собираясь с мыслями.

— Да нормально в целом, — сделал паузу, стряхивая пепел и затягиваясь заново. — Рассказывать ваще можно?

— Столько, сколько посчитаешь нужным или разрешили, — Рома прислонился виском к резному столбу. Он сейчас точно не был готов делиться ничем из того, что было за воротами. Да и вспоминал смутно, какими-то обрывками, будто это и правда был сон, а не нормальный транс.

— Ну, в общем, там, на горе, за тучами, на самом деле солнечно и ясно, — Данила помахал руками, показывая, что совсем светло, прямо как тут. — И мне показали, кем ещё я могу быть, если не барсом. То есть, я не могу перестать быть барсом, и мне долго карабкаться, но потом я могу стать кем-то ещё. Кажется, вот здесь, — он постучал себя по груди. — Под снегом и льдом есть огонь ещё. Хотя его, конечно, растить и растить.

— Соколом будешь, раз солнечно? Или как там, Жар-птицей? — усмехнулся Рома, прикинув атрибуты и то, что сам видел в Даниле.

Тот криво улыбнулся в ответ и на эту короткую секунду вдруг стал гораздо, на миллиарды лет, старше себя-нынешнего. Но мгновение прошло, а за ним и наваждение.

— Типа того.

Помолчали. Рома выпустил дым и попытался в десятый раз дозваться до бубна. Бубен либо молчал, либо… Рома не мог его услышать. Это не было совсем нонсенсом — после тяжёлых путешествий наступал мощный откат, и чуйку временами отшибало прямо в ноль — но Рома всё равно поёжился, вспоминая пещеру и свой голос в пустоте.

Он остался жив, но, возможно, он больше не кам.

— Ты дурак, — Данила прыснул, улыбаясь чему-то своему, и покосился на удивлённо поднятые брови. — Мин просил передать тебе, что ты дурак, и кам-дурак. Он злится, хочет ящик рома и настаивает, чтобы ты не пытался лезть в тонкие сферы, пока не придёшь в себя, ни в какие вообще.

Локи открыл рот. Закрыл рот. Недоверчиво прищурился.

— Я вас разве знакомил?

— Совсем официально — нет, но я его слышу. Я всех слышу, такой уж я чувствительный, — Данила пожал плечами, даже в этом жесте не сумев скрыть то, как из него литрами хлещет самодовольство. Локи покосился на него с укоризной, но ничего не сказал. Сам таким был, что уж там, когда первый год носился с бубном, как бешеный, и чуть ли не каждому встречному им под нос тыкал: смотрите, я шаман, кам, самый настоящий, у меня и колотушка есть!

Они замолчали, и тишина эта была неожиданно уютной. Локи залип, подкурив новую. Он думал о том, что его ждёт теперь. Перспектива остаться камом грела, но все остальные скорее пугали. Хотя, прикинул он, даже потенциальная вечность в услужении Эрлик-хану на проверку раскрывалась с позитивной стороны. Родных повидает, побазарит с Гайдаром, а ещё…

Очнулся он только тогда, когда его аккуратно потрогали за рукав. Обернулся — рыжая шаманка, убедившись, что он её заметил, жестом предложила передвинуть пепельницу, не особо востребованную ввиду того, что пепел они смахивали на землю. Локи придвинул её к себе, и девушка подтянулась, обняв столб с другой стороны, и села на перила, свесив ноги вниз. Рома движ не поддержал, опасаясь, что под ним тонкая досочка тупо подломится, но позволил себе опереться локтями и прижать руку к голове, которая начинала снова болеть.

— Как думаешь, получилось?

Локи не понял, кто из них задал этот вопрос, но, судя по всему, ответа в любом случае ждали от него. Неприятным нюансом было то, что сейчас его не было.

— Такому воздействию нужен срок от двадцати восьми до сорока дней, чтобы просто начать проявляться в мире, — Николай подкрался бесшумно, как обычно, положил голову на плечо Данилы, мгновенно превращая их в единое двуглавое существо, и продолжил толкать свою энциклопедическую пояснительную телегу. — А затем оно будет развиваться столько, сколько ему потребуется. Быть может — мгновенно, а может, несколько месяцев. Но знать наверняка мы будем уже через полтора.

Сроки навевали тоску. С другой стороны, через полтора месяца солнце должно было умереть и родиться заново — быть может, хоть в следующем году оно осветит мир по-другому?

— А что делать, если оно не сработает? — тихо спросила рыжая.

Локи поморщился. Почесал бровь большим пальцем. Боль становилась зудящей. Уставился перед собой, подбирая слова, но вдруг вспомнил, что для такого ему вообще никогда не надо было думать.

Слушать сердце — этого достаточно. А оно…

Локи пожал плечами.

— Если будет так, то у меня… — он аккуратно затушил сигарету, опёрся ладонями и потянулся. — Есть повод прийти сюда ещё один раз.