Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Лето в Торонто выдалось на редкость жарким. Листья на деревьях скручивались и опадали на тротуары пожухшими корабликами, продавцы мороженого делали в день месячную выручку, а в борделе госпожи Лин девушки спешно осваивали эротический массаж кубиками льда.

Муха, по ошибке залетевшая в мой офис, билась головой об оконное стекло. Муха мечтала о свободе. А я вот уже час мечтал о бутылке холодного пива. Я представлял ее округлые формы, приятную прохладу стекла под пальцами, запотевшее горлышко... 

От бутылки пива из магазинчика старика Гао меня отделяло пять лестничных пролетов и двадцать шагов по раскаленной мостовой. Я почти приподнялся с кресла, чтобы все же преодолеть этот кажущийся бесконечным путь. 

И тут дверь в мой офис открылась с омерзительным скрипом.

Я замер. Муха замерла. Даже старинные часы моего дедушки замерли и впервые за пятьдесят лет перестали отсчитывать время.

— Детектив Ван? Ван Ибо?

Мой первый за неделю посетитель прошел в офис и обессиленно плюхнулся на стул, закинув ногу на ногу. Клянусь, они были длиннее, чем у малышки Шу-Шу. А у той ножки были что надо, все клиенты госпожи Лин пребывали в восторге.

— Что вам надо? — не очень вежливо ответил я. Бутылка пива в моих мечтах разбилась о грубую реальность.

— Меня зовут Сяо Чжань, и мне нужна ваша помощь.

Им всем нужна была моя помощь. Никто не приходил ко мне, чтобы поболтать о погоде.

Я вздохнул и почесал нос.

— Рассказывайте.

И клиент начал говорить. Точнее, попытался это сделать. В течение долгих секунд он несколько раз открывал рот, но ничем, кроме шевеления губ на выдохе, это не заканчивалось. Я заинтересованно наблюдал за его мимикой — как движутся брови, подергивается щека, мелькает кончик языка, прижимаясь к крупным передним резцам. Угадать тональность непроизнесенных звуков не удалось.

— Прошу извинить этого бестолкового, — наконец в отчаянии произнес он. — Могу я сделать несколько глотков?

У меня была только теплая вода в графине, но предложить ее я не успел. Посетитель сложился пополам и щелкнул замком саквояжа, стоящего у его ног. Сначала раздался странный грохот, как будто перебирали железки, потом из темных глубин были извлечены небольшая фляга с вмятиной на боку и складная кружка.

Байцзю или виски? Тонкие пальцы обхватили днище кружки, а точное движение большого заставило раскрыться ее с легким щелчком. Было заметно, что посетитель проделывает это на полном автомате. Тонкий аромат цветочного чая растекся по комнате, вселил надежду в уже отчаявшуюся муху и заставил ее рваться на волю с удвоенной энергией. Сяо Чжань поднес кружку ко рту, но задержал у губ.

— Наверное, вы тоже хотите? — вежливо спросил он и протянул ее мне.

Почему бы и нет? Я с готовностью принял подношение. Пальцы, на мгновение соприкоснувшиеся с моими, оказались неожиданно холодными, как будто их владелец готовился испустить последний вздох. Только этого мне не хватало! Может, сразу отправить посетителя к целительнице Мяо И, чей офис был дальше по коридору? Она лечила бесплодие у женщин, возвращала к жизни задыхающихся младенцев и немощных девяностолетних стариков. Хотя со стариками с неменьшим успехом справились бы и пташки госпожи Лин.

Но Сяо Чжань явно не собирался присоединиться к предкам в ближайшие пару часов. Эфемерная забота о ближнем придала ему уверенности. На одном выдохе он быстро произнес:

— По ночам меня преследует яогуай.

Я подобрался как гончая, взявшая след. Яогуаи, довольно распространенные на нашей родине, в Канаде практически отсутствовали. Мне, например, раньше не приходилось сталкиваться с подобными случаями. Однако заполошный клиент вполне мог принять за яогуая одного из местных лесных духов, случайно забредшего в город. Хотя… если господин Сяо зверски умертвил любимого кота, то вполне мог оказаться причиной появления данного вида на американском континенте. 

— Постарайтесь успокоиться и как можно точнее описать, какого именно яогуая вы видели: размер, цвет шерсти, форма ушей… На кого он был похож?

Клиент озадаченно моргнул. Длинные ресницы опустились и взлетели подобно расписным веерам, используемым прелестницами госпожи Лин для поднятия боевого духа клиентов в пятом часу утра. Девочки бы обзавидовались.

— Цвет шерсти? — растерянно повторил Сяо Чжань. — Но он выглядел как человек… 

Теперь озадачился я. Существо никак не могло оказаться яогуаем. Духи замученных животных всегда оставались четырехлапыми, даже если перед смертью с несчастных содрали кожу заживо и кинули в расплавленный свинец. Или клиент вообще не разбирался в духах, или с какой-то целью водил меня за нос. 

— Тогда рассказывайте все, что знаете, — вздохнул я. Прохлада от выпитого чая испарилась вместе с надеждой на быстрое завершение дела.

Господин Сяо испуганно икнул. Видимо, воспоминания действительно были не из приятных. 

— Ну… — нерешительно начал он, — этот яогуай… 

Я поморщился. 

— Это существо, — тут же исправился клиент, — примерно с меня ростом, худощав, плечи широкие. Волосы темные, но длину я не определю даже на глаз. Одет во что-то красное, длиннополое. Или не красное, а золотистое… Трудно было разобрать, как будто цвет не являлся чем-то постоянным. Знаете, как у мыльного пузыря. И это существо… этот демон… он танцевал!

— Наверное, это красиво, — подбадривающе заметил я. 

— Это довольно странно и страшно, — возразил он. — Непонятное существо, довольно крупное, ночью в моей квартире, с неизвестной целью… Это ввергает меня в состояние панического ужаса, я прячусь с головой под одеяло, как в детстве. Но даже через толстый ватин все равно чувствую, как он… оно… трогает меня то за плечо, то к бедру прикасается. К счастью, не пытается стянуть с меня одеяло, но легче от этого не становится.

Я не выдержал и фыркнул, давя рвущийся наружу смех: очень уж жалобы напоминали причитания тетушки Люсинды — старой девы, снимающей квартиру в одном со мной доме. Почтенная женщина имела привычку по утрам загонять в угол первого встретившегося ей соседа и долго жаловаться на преступников, заглядывающих к ней в окна с целью ограбить или еще чего хуже — надругаться над невинной женщиной. То, что квартира располагалась на четвертом этаже и в окна мог заглянуть лишь воздушный змей, тетушку не смущало. Ночные кошмары с каждым месяцем обрастали все более яркими подробностями, как будто старушка готовилась написать роман и отрабатывала сюжет на слушателях.

Сяо Чжань укоризненно посмотрел на меня. Я принял соответствующее выражение лица — внимательное и сочувственное. Клиент всегда прав, даже если он слегка съехал с катушек. Пришлось соврать:

— Простите, в горле пересохло, очень жарко. А почему вы говорите о существе то в среднем, то в мужском роде? Это мужчина?

Посетитель, уже протягивающий мне второй стаканчик чая, задумался. 

— Не могу утверждать с определенностью, — протянул он. — Я так и не понял, какого оно пола.

— Я возьму ваше дело. Поскольку непонятно, кому из демонов вы перешли дорогу, размер гонорара будет определен после окончания расследования. Однако, — безжалостно продолжил я, — возьму предоплату в размере двадцати долларов. Можно юанями или фунтами, но не в другой валюте. Кроме того, вам необходимо будет предоставить мне доступ в свое жилье в ночное время. Вы проживаете один?

— Да-да, конечно, — почему-то обрадованно закивал господин Сяо и полез в саквояж за бумажником. Надеюсь, обрадовался он перспективе избавиться от демона, а не наличию меня  в своей квартире. Быть может, стоило запросить задаток побольше?

Мы обговорили условия. Облаву на демона я планировал устроить сегодня ночью. Господин Сяо снимал квартиру на втором этаже старинного каменного особняка, построенного еще первыми переселенцами, лет семьдесят назад. Переселенцы были из Ирландии, строили с размахом, на большую семью. Однако совершенно не учли местных особенностей, отличающегося от мягкого климата родной страны. Летом дом раскалялся, как печь дядюшки Мая, чей ресторанчик славился на весь Торонто. Зимой же для отопления требовалась прорва дров. Ушлые ирландцы быстро сообразили, что жить в таком доме неудобно, однако выгодно иметь его в собственности. Перепланировали внутренние помещения под небольшие квартиры и стали сдавать их внаем, недорого. Снять здесь квартиру мог только недавний иммигрант — либо слишком бедный, либо слишком наивный, купившийся на мнимую выгоду и близость к чайнатауну. Такой, например, как господин Сяо. 

Получив в моем лице соотечественника-собеседника, он битый час рассказывал свою нехитрую историю: год назад покинул Китай в поисках лучшей доли. Мечтает лечить животных, но не крупных сельскохозяйственных, а мелких домашних питомцев (версия о яогуае отпала сама собой). Уверен, что за такой профессией большое будущее, но пока свой кабинет не открыл, присматривается к рынку. Поэтому зарабатывает на жизнь починкой различных бытовых приборов: ручных кофемолок, швейных и пишущих машинок, граммофонов… В Торонто перебрался совсем недавно, всего полмесяца назад... Остальную часть его излияний я благополучно пропустил мимо ушей — к делу они не относились. Раз за разом клиенты стараются рассказать мне всю свою подноготную. Ни один не расспрашивает обо мне. Я привык. 

Солнечные лучи медленно переползли на соседнюю половицу. Чай во фляге стараниями господина Сяо давно закончился, оставив витать в воздухе легкий цветочный флер. Я кашлянул, намекая посетителю, что пора закругляться. Сяо Чжань осекся на полуслове и виновато поклонился. 

— Не смею больше тратить ваше драгоценное время, детектив Ван, — пробормотал он и попятился к порогу.

— Ну что вы, господин Сяо, я тружусь для вашего блага, — вежливо ответил я, мысленно прижимаясь щекой к запотевшей бутылке пива. — До встречи в десять вечера. Позаботьтесь о комфортном ночлеге вне своего дома на ближайшие пару ночей. Надеюсь, это не доставит вам неудобств. 

Клиент горячо заверил, что ночевать в другом месте на время расследования — это верх его желаний, и распахнул дверь. Муха с победным ревом пулей вынеслась в коридор и исчезла с моих глаз раньше господина Сяо.

Я потянулся и зевнул во весь рот. Еще пара минут ожидания, и я смогу покинуть душный офис так, чтобы это не смахивало на бегство в глазах изумленного клиента. Вдохновляясь фантазиями о прохладных пальчиках малышки Шу-Шу, я вытряхнул себя из кресла и выглянул в окно. Давешний посетитель как раз сворачивал за угол, размахивая длинными конечностями. Колеблющийся воздух над раскаленной мостовой на мгновение исказил его фигуру, томно прогнув в пояснице.

Я погрозил пальцем проказливой сильфиде. Она беспечно хихикнула, пошелестела сникшей листвой клена и умчалась в сторону гавани. 

Духи воздуха — недалекие и озорные — на своей родине считавшиеся главными повелителями ветров, здесь таковыми не являлись. Однажды я наблюдал, как по небу неслась дикая охота, распугивая не только запоздавших прохожих, но и легкокрылых сильфид, впервые столкнувшихся с незнакомой мощью. 

Все мы были в этой стране иммигрантами. Люди прибывали на континент из самых разных стран, везя с собой детей, кошек и собак, инструменты, утварь… и свои представления о мироустройстве,, в который верили с колыбели, впитывая с отцовскими рассказами и напевами матерей. А вместе с людьми прибывали индийские демоны и скандинавские тролли, славянские русалки и китайские духи-оборотни… Они теснили коренных обитателей так же, как иммигранты вытесняли исконные племена индейцев все дальше вглубь страны. И хотя люди чаще предпочитали селиться рядом с соотечественниками, в городах возникали необычные конгломераты. То же происходило и в другом слое реальности: китайские и японские драконы делили воды Великих озер с русалками и келпи; на троллей, собравшихся у костра в пещере, из дальнего угла подозрительно пыхал дымом цмок; а на ветвях соседних деревьев, бывало, светски судачили дриада и кикимора, помогая себе жестами, если языковой барьер становился совсем уж непреодолимым.

Люди не видели существ, в которых верили, лишь иногда ощущали их присутствие, благодарили за помощь или задабривали, случайно прогневив. Благодарили и задабривали как умели, как было принято в их стране. Поэтому иногда случались курьезы, когда леший подозрительно ворошил лепестки роз в корзине, не теряя надежды обнаружить в ней полагающиеся куриные яйца. Или дзасики-вараси, оставшийся в доме после съехавшей японской семьи, задумчиво тыкал палочками в блюдце сметаны — подношение новой хозяйки-украинки. 

Обычные люди верили в существ, я — нет. Я их видел и слышал. И даже мог общаться, если располагала обстановка. Почему — не знаю. “Таким уж уродился”, говорила моя матушка, иммигрантка в первом поколении, осевшая в Ванкувере. Я довольно быстро сообразил, что обсуждать свою особенность с другими не следует: дети в запальчивости обзывали меня лжецом, взрослые осторожно предлагали маме отвести ребенка в целителю. Отец просто ругался и грозил отлупить, стоило сообщить, что дедушка, умерший три года назад, недоволен делами. Украдкой я полировал ритуальную табличку, жег благовония и просил дедушку не сильно расстраиваться — он не хуже меня знает, как бывает упрям отец. 

Повзрослев, я сел на поезд совсем еще новенькой Тихоокеанской железной дороги и отправился на восток, в сторону Великих озер. Малые поселения и промышленные города, горные ущелья и бескрайние равнины — мне везде было привольно, но никогда не тянуло осесть, пустить корни. 

Я встречал древних духов индейцев — облезлых, со свалявшейся шерстью койотов и медведей. Те, кто в них верил и почитал, ушли в другие места, но духи остались бродить недалеко от огромных тотемных столбов, служивших им пристанищами. И постепенно дичали, растворялись в пространстве, не получая привычной подпитки из веры и принесенных жертв. Еще лет пятьдесят — и от них останутся только тени, скрывающиеся в вырубленных чертах на столбе. А еще через двадцать даже кто-то подобный мне не разглядит их, увидит только вырезанные на дереве изображения. 

Я видел пляшущих фейри на равнинах Саскачевана, но они отказались разговаривать, только смеялись и осыпали меня пыльцой, от которой кружилась голова и свербило в носу. Мы расстались, взаимно недовольные друг другом.

Всего единожды я наблюдал, как красный феникс взмывает над волнами озера Гурон, опережая восходящее солнце. Этой картиной я не был готов делиться ни с кем. 

Постепенно я добрался до Торонто, перспективного города с приличной китайской диаспорой. Оказывается, я успел соскучиться по родному языку, жареной лапше, бамбуковым палочкам для еды и девушкам с цветочной улицы. Ухоженные, с умелым макияжем и искусными тонкими пальчиками — они могли, как никто другой, скрасить вечера одинокого мужчины.

Вспомнив девочек госпожи Лин, я встряхнулся, как повеселевший пудель, и вышел из офиса. Вечер перед ночным бдением в засаде следовало провести с пользой для здоровья. 

Chapter Text

Ключи от квартиры господина Сяо я обнаружил в условленном месте. Мы заранее обговорили, что он переночует у своих друзей, чтобы не мешать мне в поимке вредной сущности. Я не был уверен, что в квартире вообще кто-то обитает, кроме мнительного хозяина, но “взялся — ходи” как наставлял дядюшка Май, обучая меня игре в шахматы после пары совместно распитых кувшинчиков байцзю. Я собирался бодрствовать до рассвета, хотя в теле ощущалась приятная расслабленность после умелых ручек малышки Шу-Шу, а удовлетворенное либидо сыто позевывало. Небо за высоким сводчатым окном наливалось чернотой, как будто нерадивый слуга в спешке опрокинул тушечницу на драгоценные свитки. Я не стал зажигать газовый рожок. Луны не предвиделось, но я надеялся на свет уличных фонарей. 

Помещение, как я и предполагал, было вполне в ирландском стиле: большой, небрежно оштукатуренный камин, выступающие балки на потолке, высокие окна в деревянных переплетах и массивная мебель. Новый жилец попытался придать интерьеру китайский колорит: на стене висело неплохое панно, расписанное бамбуком и журавлями. Складная тканевая ширма с похожим рисунком прикрывала зияющий зев камина. Понимаю, для китайцев этот элемент интерьера должен был выглядеть особенно устрашающим. Сам я привыкал к нему долго, пока однажды не увидел огненную саламандру, пляшущую на остывающих углях в жерле огромного камина. Подвыпившие бородатые лесорубы скармливали ей смолистые шишки и кедровые поленья, саламандра то лениво распластывалась по неровностям дров, то снова пускалась в пляс, весело сверкая чешуей. А люди, видевшие только отблески пламени, все равно задабривали огненного духа новыми и новыми подношениями. Как могло бы такое существо плясать в маленькой жаровне, которую привычно использовал мой народ? Разве что уместился бы только что вылупившийся детеныш, и то свернувшийся комочком.

На всякий случай я заглянул за ширму. Как и предполагалось, камин был чисто выметен, разве что тонкий серый налет покрывал стенки дымохода. Я растер его между пальцев и понюхал — запах был неприятен, но никаких следов огненных существ, да и других — тоже. В камине никто не жил.

Я медленно двинулся вдоль стен, изучая обстановку. Массивный шкаф, явное наследие прежних хозяев. Небольшой тупичок с раковиной и воком над керосиновой плиткой. Дверь в крошечный санузел. Низкое ложе прямо под расписным панно. Нигде даже намека на присутствие потустороннего существа. 

Отсвет фонаря ночного фиакра скользнул по стене, и в глубине комнаты шевельнулась фигура. Я подобрался. Настороженно двинулся туда, где заметил движение, и через несколько шагов почти уткнулся носом в большое, в рост человека, металлическое зеркало. Удивительно, как я не обратил внимания на него раньше. Тщательно отполированная поверхность обладала удивительным свойством: я видел себя довольно четко, насколько это было возможно в густых сумерках, но окружающая обстановка оставалась не в фокусе. Немного поэкспериментировав, приближаясь и отходя дальше, меняя угол зрения, я обнаружил, что эффект полностью сохраняется. Похоже, Сяо Чжань действительно был искусным мастером. Решив позже вызнать у него подробнее, как он сумел достичь такого поразительного результата, я оставил эксперименты и с чувством выполненного долга опустился на кровать — намеченное место засады. 

Медленно тянулись минуты, складываясь в часы. Где-то вдалеке тоненько заплакала баньши. Приблизились и затихли вдалеке шаркающие шаги подвыпившего мастерового. Город спал, мерно дышало Онтарио, протягивая щупальца ночной прохлады вдоль улиц. Меня неудержимо тянуло в сон, я сцеживал зевоту в кулак, лежа на чужой, довольно жесткой постели. Тихий шорох должен был заставить меня прийти в боевую готовность, однако я смог только сонно приоткрыть веки. 

Даже позже, находясь в ясном сознании, я так и не смог вычислить , откуда появился Сяо Чжань — вошел через дверь, влез в окно или заранее спрятался в шкафу. Его фигура возникла ниоткуда, как проступают из тумана придорожные деревья или разбивается цветочный горшок о мостовую прямо перед прохожим.

И да, он действительно танцевал. Музыки я не слышал, однако отчетливо различал тонкий звон украшений сложной прически, сухие щелчки складываемого и раскрываемого веера. Взметывалась широкая юбка, взлетали рукава и ленты пояса, покачивался веер в руках, украшенный длинным шелковым полотном. Цвета ткани неуловимо менялись от бледно-золотистого до насыщенно-вишневого через все оттенки оранжевого и красного. Это напоминало пламя ночного костра, трепет вымпелов на ветру, метание хвостов десятка лис, гонимых собачьей сворой.

Красота происходящего завораживала и одновременно внушала ужас, как клубящиеся тучи надвигающейся грозы. Какого пола было явление, представившееся в моем офисе Сяо Чжанем, чего добивалось, заманив в свое (свое ли?) жилище, исполняя этот завораживающий танец, истекающий сексуальной энергией, как перезрелый плод локвы? Если бы девочки госпожи Лин умели так танцевать, я бы навеки поселился в домике на цветочной улице. Попросить господина Сяо дать им пару уроков? Почему я думаю о нем как о существе мужского пола, это же не очевидно!

Чем больше наблюдал я за действом, тем сильнее мутилось сознание. Существо то приближалось к кровати, то отдалялось, призывно трепеща тканью на веере. Я чувствовал напряжение внизу живота, но не предпринимал никаких попыток откинуть полу чесучового пиджака и расстегнуть пуговицы ширинки. Может, я и пошел бы на поводу у воспрявшего духом либидо, но пальцы потеряли привычную гибкость. Я медленно поаплодировал представлению и из последних сил запустил в танцора подушкой.

Первые лучи солнца застали меня на полу рядом с кроватью. Во рту пересохло, волосы противно слиплись от пота, одежда взывала к умелым рукам прачки. Я с трудом поднялся на четвереньки и долго раскачивался, ловя равновесие. Спина не гнулась и болела, как будто по ней всласть потопталась стая канадских гусей. 

— Одолжу пистолет у Я-цюся и застрелю! — с чувством пообещал я в пространство. 

Я наконец сумел принять вертикальное положение и, привалившись к стене, стал размышлять. Больше всего ночное происшествие походило на нападение изголодавшегося суккуба, оставшегося от прежних хозяев-ирландцев. Кто кроме меня видел господина Сяо в офисе? Правильно, никто. Суккуб пришел, заманил к себе в дом слезливой сказкой о нападении… 

Не сходится, очень сложный алгоритм действий для такого существа. Суккубам обычно было все равно, чьи сексуальные эманации жрать. Девственники-девственницы конечно вкуснее, но в принципе годился любой одинокий человек с повышенным либидо. Чтобы добраться до еды, достаточно заглянуть в соседние квартиры. Да и в этой кто-то кроме суккуба обитает — вок и примус достаточно ценные вещи, чтобы просто пылиться в пустующей кухонке.

Версия вторая: кому-то я сильно насолил, поэтому этот кто-то заключил с суккубом сделку. Я хмыкнул и покачал головой. В затылке сразу прострелило болью. Пришлось прогуляться по комнате, содрать с валяющейся на полу подушки наволочку и, смочив ее водой из-под крана, приложить к воспаленному лбу. Немного полегчало, и я продолжил размышлять. Версия была так себе: во-первых, никто из известных мне людей не умел договариваться с духами; во-вторых, ни один дух, способный выстроить такой коварный план, не таил на меня обиды. Разве что Чжу Байце мог до сих пор дуться на то, что в свое время я лишил его яств из печи дядюшки Мая. Но этот дух слишком ленив и труслив, чтобы вступать с кем-либо в сговор. Да и лет немало прошло с той истории.

Остается последняя: Сяо Чжань — человек, и несчастный яогуай был выдуман им исключительно для того, чтобы… Я со вздохом перевернул наволочку и приложил холодной стороной к затылку. Опять неувязка. Будь я хорошенькой девицей или на крайний случай смазливым юношей, действия господина Сяо имели бы смысл. Ночь любви, а дальше или жертва падает к его ногам (а там есть к чему падать, должен признать), или он всячески шантажирует ее, склоняя к продолжению свиданий. Но попытка таким странным способом завлечь тридцатилетнего мужчину, который не одинок и которому наплевать на любой шантаж, не выдерживает критики. С головой у агрессора явно не в порядке. Мог бы в бар пригласить, подкатить вежливо. Я бы ему нормально объяснил, что длинных ног маловато для развития отношений. И к девочкам госпожи Лин отвел бы, бедолагу. А так…

— Не убью, — вдумчиво произнес я. — Но покалечу.

Отбросив мокрую наволочку и надежду разгладить измятый костюм, я мстительно пнул подушку и вышел из квартиры, защелкнув замок. Ключ я верну только после моральной и материальной компенсации от невменяемого клиента.

Заскочив домой принять душ и надеть чистое, я довольно бодро зашагал по улице. Запах кофе и свежих круассанов мой желудок не одобрил, но напомнил, что кувшинчик хуанцзю, выпитый вчера у госпожи Лин, не засчитывается за еду и требуется что-то более существенное для начала трудового дня. Я свернул в приметный тупичок, выводящий на задворки к ресторанчику дядюшки Мая. Главный вход находился на другой улице, но до него было далеко, и я бессовестно воспользовался привилегией “особого гостя”. 

Почти сразу пятый дядюшка принялся дуть на угли, чтобы печь прогрелась лучше, третья тетушка приоткрыла крышку над томившимися на пару вонтонами и замахала веером, чтобы ароматные запахи быстрее достигли моих рецепторов. Вторая тетушка, совсем юная девушка, засмеялась, сорвала с ветки спелый абрикос и бросила в меня. Я поймал его и вежливо поклонился всем сразу. Шестой дядюшка заботливо смел опавшую листву с дорожки и проследил, чтобы я дошел до крыльца без помех. Первая тетушка, семенившая сбоку и отгонявшая мух, заискивающе прошептала: “А может, все-таки…”

— Нет! — твердо ответил я и извиняюще улыбнулся. Духи предков дядюшки Мая разочарованно вздохнули. 

Пятый год они не оставляли попыток сосватать мне Мейсян — младшую дочку почтенного ресторатора. История началась необычно: однажды утром я обнаружил под дверью офиса галдящую толпу — все шесть поколений предков дядюшки Мая. Дядюшка ревностно соблюдал традиции: еженедельно натирал маслом таблички на домашнем алтаре, воскурял благовония и жег ритуальные деньги. И духи старались как могли помочь в делах почтенному ресторатору: закуски, подаваемые клиентам, всегда аппетитно пахли, свежий ветерок гулял по веранде даже в самое полуденное пекло, мясо было сочным и мягким, а овощи оставались свежими дольше обычного. Дела шли в гору, пока рядом с рестораном не поселился Чжу Байце. Он обитал в подворотне неподалеку, но кормиться приходил именно к ресторанчику. Сначала духи предков жалели его: подбрасывали вчерашние маньтоу и оставшийся после трапезы соус. Но постепенно дух наглел, и вскоре посетители стали жаловаться, что еда на тарелках заканчивается слишком быстро, не успеешь оглянуться. Дядюшка Май увеличил порции, но это не помогло — Чжу Байце ухитрялся объедать всех клиентов без исключения. А когда он добрался до кухни, и еда стала исчезать прямо из воков и кастрюль, терпение предков лопнуло. 

Все это я с трудом разобрал из нестройных выкриков дюжины посетителей. Призвав их к порядку и терпеливо расспросив третьего дядюшку, показавшегося мне самым рассудительным, я пообещал помочь. Духи могли предложить в качестве оплаты только ритуальные деньги, от которых я вежливо отказался. Кстати, это был единственный случай, когда я работал без оплаты.

Найти Чжу Байце оказалось несложно: он валялся в подворотне, как и описывали предки, сыто рыгая и хрюкая, в полной уверенности своей безнаказанности: люди его не видят, духи ничего с ним поделать не могут… Я поднял его за шиворот, пару раз хорошенько встряхнул, наградив пинком под зад и пригрозив “де-ма-те-ри-а-лизовать”, если еще раз увижу в городе. Что точно означает это иностранное слово я не знал, только догадывался, но на Чжу Байце оно подействовало волшебным образом. Потирая ушибленный окорок и громко визжа, он улепетывал со всех ног. В Торонто о нем больше не слышали, вероятно, он перебрался на территорию какой-нибудь крупной фермы. Но это было уже вне зоны моей ответственности, пока не поступит жалоба.

Почтенный Май Ю Чин так и не узнал, почему при тех же затратах количество порций увеличилось в разы. Удивился, вознес очередные благодарности предкам и продолжил вкусно кормить весь чайнатаун. Я тоже пристрастился к его трапезам, тем более, что мои порции были самыми ароматными и свежими — предки старались отблагодарить как умели. Я честно оплачивал еду, а что дядюшка Май (так вскоре я начал называть владельца ресторанчика) выставлял пару бутылочек байцзю “за счет заведения”, если мы решали провести время за шахматной доской — так это исключительно на совести хозяина. Единственным минусом этой истории оказалось то, что предки дядюшки Мая возомнили, будто я — лучшая кандидатура на роль мужа Мейсян. И вот уже пять лет не оставляли попыток сосватать мне хорошенькую и работящую девушку. Проблема в том, что с моей точки зрения вкусной еды на столе, чистоты в доме и приветливого личика жены недостаточно для счастья. Многие со мной не согласились бы, но я не очень-то прислушивался к мнению большинства. 

Я поднялся на главную террасу по ступенькам бокового входа и стал выглядывать хозяина заведения. В утренние и вечерние часы, когда посетителей было меньше, дядюшка Май предпочитал лично обслуживать столики. Он наблюдал за настроением постоянных клиентов, знакомился с новичками и узнавал последние новости и сплетни, не покидая своего ресторанчика. Сейчас он обнаружился за одним из столиков, беседующим с посетителем: “...И тогда я добавил в соус немного кинзы. Вы же чувствуете разницу?...” Тот согласно кивал, усердно накручивая на палочки лапшу и раз за разом отправляя ее в рот. 

Из глубин моего горла исторгся глухой рык. Я подскочил, вздернул собеседника почтенного ресторатора за грудки и подтянул к себе. 

— Преследует яогуай, говоришь?! Прячешься под одеяло?! 

Я распалялся все больше и больше. Оторопевший господин Сяо пытался вырваться из моей хватки и молча бил меня по рукам. Дядюшка хлопотал рядом, не решаясь встрять между двумя разъяренными мужчинами. Головы встревоженных предов высовывались из кухонной двери.

— Да что случилось-то?! — наконец выкрикнул Сяо Чжань, сумев оторвать одну мою руку от своего пиджака и едва не лишившись пуговиц на нем. 

— У кого-то голос прорезался?! — зарычал я. — А ночью танцевал вокруг кровати молча. Ты всех так заманиваешь к себе в дом или я особенный?

— Молодой господин Ибо, детектив Ван, — причитал дядюшка Май. — О каких ночных танцах вы твердите? Господин Сяо ночевал у нас, потому что до двух часов ночи колдовал над миксером. Зато сейчас в нем работают сразу несколько венчиков. Хотите, Мейсян приготовит вам молочный коктейль с виски? Очень полезный напиток — освежает, успокаивает… Да вы присядьте, на вас лица нет. 

На мне действительно не было лица, потому что слова Май Чин Ю подтверждали кивающие головы предков. Я разжал вторую руку и с размаху опустился на стул. Большим идиотом мне ощущать себя еще не доводилось. Получается, я обвинил клиента в домогательствах. Да-а, достойный последователь тетушки Люсинды. Чувствуя, как наливаются краской мои уши, я закрыл лицо ладонью. 

Под локоть ткнулось что-то холодное — Сяо Чжань сочувственно подсовывал стакан с молочным коктейлем. Я в несколько глотков осушил посудину и выдохнул — виски в него плеснули от души. 

— Получается, вы его видели, но ничего не сумели сделать, — грустно сказал господин Сяо. — Я до последнего надеялся… О вас ходит столько легенд и слухов… 

— Я еще не отказался от вашего дела, — возразил я, немного придя в себя. — Прошу извинить за необоснованную агрессию с моей стороны. В качестве компенсации я найду вам место, где вы сможете безопасно ночевать, потому что намерен устроить в вашей квартире еще несколько засад. 

— Буду благодарен вам, — не смущаясь кивнул Сяо Чжань. — У меня не так много знакомых в Торонто, к которым я мог бы обратиться с подобной просьбой. А гостиницы стоят дорого. 

Chapter Text

— Эй, мы так не договаривались! — уперся Сяо Чжань, как только увидел, что я веду его в полицейский участок. — Камера — не лучшее место для безопасного ночлега!

Пришлось останавливаться прямо посреди улицы и объяснять, что никто его не оставит ночевать в участке, даже если будет сильно просить. Даже если попробует напасть на инспектора Кова… Коваль…Ковалев… на длинной фамилии Я-цюся мой язык ожидаемо запнулся, я махнул рукой и привычно сократил до “пана Яся”, хотя матушка побила бы меня веником за такое невежливое обращение к государственному служащему. Хотя сам Я-цюсь не имел ничего против и часто сокращал свое имя до неприличного “Ясь”. Ну кто ж зовет себя всего одним иероглифом?

Но господин Сяо продолжал тормозить и недоверчиво отнекиваться. Я вздохнул, усадил его за столик ближайшей кофейни, купил нам два стакана апельсинового сока и рассказал, как так получилось, что я знаком с инспектором. 

История восходила к тем временам, когда я, слегка поистрепавшийся молодой господин двадцати лет от роду, уже добравшийся в своих странствиях до Торонто, но еще не успевший толком обосноваться в этом городе, шагал по улицам в поисках приличной работы и наткнулся на рыдающего над разбитым горшком парня примерно моего возраста. Его соломенные вихры торчали во все стороны, кожа на носу обгорела, а крупные кисти в отчаянии сжимали глиняный черепок. Не в моих правилах успокаивать безутешных юношей, но как раз сегодня звезды выстроились в особенном порядке. 

Я присел рядом и поинтересовался, чем был ему так дорог простой горшок. Оказалось, что Я-цюсь Коваль… (на его фамилии мои уши свернулись в трубочку) тоже иммигрант, из полещуков, как он себя назвал. Я так и не понял, где конкретно находится его родина — где-то в середине Европы. А горшок был не просто посудиной, а временным жилищем существа под названием “хатничек”, которое заботливые родители отселили от главного хатника, живущего в их родном доме уже много лет. Хатничек должен был поселиться в новом жилье парня и способствовать уюту и достатку. Но горшок, тщательно оберегаемый во время всего непростого путешествия, выскользнул из рук практически в последний момент, когда Я-цюсь переносил его от знакомых, где снимал угол, в свое собственное жилище, приобретенное на кровные трудовые. Бесхитростный рассказ меня зацепил — не так много людей, встретившихся мне во время странствий, сознательно заботились о существах своей родины и искренне горевали об их утрате. Расспросив парня о подробностях происшествия и наказав не сходить с места и ждать меня, я отправился на поиски. 

Хатничек нашелся в проулке под крыльцом дома, через два двора от места событий. В момент падения горшка он выкатился на дорогу, едва не попал под копыта конной полиции и в ужасе забился в самое укромное место, какое сумел отыскать. Я мог бы его не заметить, если бы не большие круглые глаза, блестевшие в щели между ступеньками. Существо испуганно следило за проходящими людьми в надежде отыскать “своего” человека. Я долго уговаривал его вылезти, но хатничек боялся, ему требовалось укрытие, в котором он мог бы путешествовать. Плюнув на уговоры и снова потребовав дожидаться, я скорым шагом дошел до ближайшего магазинчика — им оказалась местная винная лавка — и купил глиняный кувшинчик с вином. Откупорил, хотел вылить, но пожалел и выпил уже по дороге к хатничку. 

— Пролезешь в горлышко? Не узковато? — спросил я, вытряхивая последние капли и поднося кувшинчик к крыльцу. Прохожие подивились бы такому зрелищу, но на счастье улица пустовала.

Хатничек принюхался к кувшинчику и, деловито сопя, полез внутрь. Я прикрыл отверстие ладонью, чтобы яркий свет не пугал малыша.

— Здесь твой хатничек, — буркнул я, вручая кувшин полещуку. — Аккуратнее с ним, он напуган. 

Парень осторожно заглянул в горлышко. Оттуда раздалось пьяненькое хихиканье. Я-цюсь не мог его слышать, но поверил мне, видать, по наитию свыше. Просиял, бережно прижал кувшин к груди и пригласил меня в дом, принять участие во вселении хатничка. Я с любопытством наблюдал, как полещук опустился на колени, перешагнув порог нового жилья, положил кувшинчик на бок и что-то зашептал на свое языке. По интонации было понятно, что он уговаривает духа. Скорее всего покинуть временное жилье и поселиться в новом, предположил я. Из кувшина показался нос, потом вся мордочка и, наконец, покряхтывая вылез весь жилец. Шерсть на нем местами слиплась, пропиталась винным ароматом, но сам хатничек был весел и бодр. Огляделся, важно прошествовал в угол, где стоял веник, пошуршал им и затих. 

— Заселился, — благоговейно сказал парень. — Теперь жди удачу в дом. А тебе надо детективом работать, — обратился он уже ко мне. 

Наша дружба с Я-цюсем длилась уже десять лет. С его легкой руки я понял, что на мои умения действительно имеется спрос. Со временем Я-цюсь поступил в муниципальную полицию и дослужился до инспектора, а я открыл свое агентство. Иногда мы подкидывали друг другу дела, в сложных случаях работали как напарники. Хатничек за это время превратился в степенного домовитого хатника. В жилище всегда царили умиротворение и особый уют, который трудно было бы достичь только заботами хозяйки. 

Конечно, я пересказал Сяо Чжаню лишь самые важные моменты нашего знакомства, без подробностей, но своей цели добился — он успокоился и с воодушевлением смотрел на перспективу пожить в одном доме с полицейским. Для меня же самым важным было убедиться, что господин Сяо не покидает ночью гостевой комнаты, в которой обычно зависал я сам, если посиделки после удачного окончания какого-либо из совместных дел затягивались. Я планировал договориться с хатником о поставке информации. Не то чтобы я поощрял наушничанье, но иногда приходится использовать и запрещенные приемы. Хотелось быть уверенным наверняка, что существо, танцующее по ночам, — не сам Сяо Чжань.

Благополучно сбыв господина Сяо с рук на руки инспектору, оставив их знакомиться и приглядываться друг к другу, я отправился в офис. В планах было подремать в родном уютном кресле, компенсируя ночные волнения. 

В засадах прошло несколько ночей. Существо больше не появлялось, я ходил злой и невыспавшийся, все более проникаясь убеждением, что в первую ночь видел реального Сяо Чжаня, ухитрившегося неведомым способом обмануть бдительность предков дядюшки Мая или как-то подкупить их. А вот хатник пана Яся ему оказался не по зубам: другое племя, другие обычаи. 

Но на четвертую ночь, когда я уже совсем озверел и готов был поутру припереть ушлого господина к стенке и допросить с пристрастием, неведомое существо опять появилось. Я снова видел танцующего Сяо Чжаня, и снова он обольстительно улыбался, но мне показалось, что сегодня его глаза блестят от непролитых слез. Вопросы застряли у меня в горле, я мог лишь издать полузадушенный хрип и бессильно откинуться на подушку. Дальше — опять полная темнота, провалы в памяти и мерзкое состояние утром.

Не тратя времени на приведение себя в порядок, я поспешил к дому Я-цюся убедиться, что навязанный мною гость ночью не покидал жилища. Дома был только один хатник: инспектор уже ушел на службу, уведя с собой и господина Сяо. Мне было известно, где Я-цюсь хранит припасы, поэтому я приготовил себе чай и соорудил приличного размера бутерброд с сыром, украсив веточкой кинзы для антуража. Хатник стоял в дверях кухни и неодобрительно качал головой. Я вопросительно поднял бровь: раньше мне дозволялось брать не только еду в этом доме. Что изменилось?

— Ты плохо пахнешь, — осуждающе пробурчал домашний дух. 

— Извини, — я въерошил потные волосы. — Спешил, надеялся застать инспектора дома. Господин Сяо никуда не отлучался ночью?

— Зря ты его подозреваешь. Очень порядочный молодой человек, — откликнулся маленький привереда. — А вот ты где шатался ночью? Я этот запах хорошо знаю, меня не проведешь!

Мне вспомнилась бабуля. Таким же тоном она отчитывала меня в далеком детстве, обнаружив, что единственный внук вместо сна до рассвета просидел в соседском саду, подглядывая за лепреконом. Я машинально придал лицу невинное выражение, сложив брови домиком и надув щеки. Хатник не поверил и скептически хмыкнул. 

— Ясю наябедничаю, что занимаешься непотребствами! — пригрозил он. — Хозяин иногда приносит этот запах на мундире после рейда по “злачным местам” и долго ругается нехорошими словами на тех, кого там обнаруживает. 

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался я. — Что это за злачные места такие?

— Сам расспроси у него, — смутился дух. — Я толком не знаю, только название запомнил. Но что-то сильно нехорошее, раз Ясь так ругается. Может, ты по глупости туда забрел? Молодой еще, неопытный… 

— Не моложе тебя! — огрызнулся я и отправился на поиски инспектора. Дело начинало выходить за границы моей компетенции, требовалась помощь.

Я-цюся я нашел в участке, но не одного, я в компании господина Сяо. Инспектор увлеченно крутил колесики непонятного механизма, а Сяо Чжань давал советы и активно махал руками. 

— Ибо, ты только посмотри, какое чудо сотворил господин Чжань! — оживленно воскликнул Я-цюсь. — Этот фонограф несколько месяцев пылился в углу. Начальство прислало для записей разговоров с потерпевшими, а я все не мог понять, как с ним работать. И только мастер Чжань сумел разобраться. И мне объяснил. Смотри, что получается! 

Он повернул какой-то рычажок и медленно начал крутить колесо за прикрепленную к нему ручку. В помещении зазвучал хриплый мужской голос. От неожиданности я подскочил на месте. За много лет я привык к голосам потусторонних существ, но оказался не готов, что они будут слышны и другим. Два спевшихся придурка напротив дружно заржали. 

— Это пробная запись нашей беседы, — продолжил объяснять инспектор. — Чей голос звучит не очень понятно, но слова слышны довольно отчетливо. Теперь смогу записывать и заново прослушивать показания очевидцев: вдруг упустил какую-то деталь, которая поможет в расследовании. 

— Кстати о расследованиях, — оживился я. — Скажи, какие злачные места ты недавно инспектировал?

Пан Ясь засопел и покосился в сторону Сяо Чжаня. Тот понятливо кивнул и вышел из офиса, плотно прикрыв за собой дверь. 

— Выкладывай, — коротко сказал Я-цюсь.

Я рассказал. И про заказ, и про засаду, и про ворчание хатника. Умолчал только про мое нападение на Сяо Чжаня. Во-первых, к делу это не относилось, а во-вторых, до сих пор было стыдно за свою несдержанность. 

— Злачные места, злачные места… — задумчиво пробормотал инспектор. — Где только мне не приходилось бывать по долгу службы. А никаких уточнений хатник не дал? Чем именно ты пах?

— Я даже не уверен, что говоря “запах”, он подразумевал то же, что и мы с тобой. Носы у духов в основном имеются, но что именно они чуют — ароматы, вонь или наши эмоции — до сих пор не знаю. Давай все же разбираться со “злачными местами”. 

— Три дня назад мне пришлось побывать в борделе, там девушку пьяный клиент избил, — послушно начал загибать пальцы пан Ясь. — Неделей раньше в игорном доме устроили поножовщину. Еще раньше — опиумный притон… Слушай, я так целый час могу вспоминать, — рассердился он. — Пойдем, еще раз хатника расспросим. Может, он дату назовет хотя бы приблизительно, когда на мне этот запах был.

— Что с господином Сяо делать будем? — спросил я. 

— Сам найдет чем заняться, не маленький, — пожал плечами Я-цюсь. — Фонограф он настроил, другой работы у меня для него больше нет. 

У инспектора работы для мастера Чжаня не было. Зато она нашлась у других. В коридоре мы обнаружили пять коронеров, двух писарей и старенькую уборщицу, выстроившихся в очередь. 

— Господа, не беспокойтесь, я все запишу! — Присев на подоконник, Сяо Чжань быстро строчил карандашом в маленьком блокноте. — Уважаемая тетушка, что починить требуется? Какой у вас адрес? 

Полицейские вежливо расступились, пропуская уборщицу вперед. Мы с Я-цюсем переглянулись и незаметно выскользнули из здания. 

Хатник преисполнился важности, когда узнал, что может помочь следствию. Он пыхтел, несколько раз уничижительно отнекивался, сетуя на собственную забывчивость. Пришлось пообещать свежий кувшин из-под байцзю, но напомнить, что его тоже можно отнести к категории “злачных мест”. Дух обещал не увлекаться, “я тольки трошачки, я ж не скажэнны опивень!”. Долго шептал, загибая пальцы, закатывал глаза и наконец изрек:

— Сегодня аккурат одиннадцать дней будет, как я этот запах на Ясе чуял. Были и еще: весной пару раз, да зимой разок…

Пришлось вежливо прервать ударившегося в воспоминания хатника.Теперь зашевелил губами инспектор. 

— Одиннадцать дней назад не было никакого рейда по злачным местам, — растерянно произнес он. — Я в офисе весь день просидел, разве что перекусить выходил. Но тот шинок проверенный, добротный, мы все там обедаем… Так, погоди. Был необычный случай. Под вечер ворвался к нам в отделение прилично одетый господин. Много возмущался, требовал, чтобы мы обязательно разобрались и наказали виновных. Но что произошло, кого конкретно он обвиняет или хотя бы подозревает, мы так и не смогли добиться. Заподозрили, что он пьян, но алкоголем от него совсем не пахло. Выглядел он абсолютно нормально, только глаза немного смущали: очень уж зрачки были маленькие, как будто пришел к нам с ярко освещенной улицы. А на дворе уже были легкие сумерки, и облака в тот день набежали. Мы с ним бились минут сорок, пока следом не прибежала его жена. Долго извинялась, объясняла, что у мужа нервное расстройство, иногда ведет себя неадекватно. Но врач прописал хорошие уколы, появилась надежда на выздоровление… Дальше мы ее слушать не стали, и так дел по горло. Сдали ей мужа с рук на руки и домой отправили. Слушай, может, там какой дух замешан? — заглянул он мне в лицо. — Наверное, зря я тебе дело не передал?

— Не похоже на вмешательство, — успокоил я его. — Бывают и просто истеричные типы, духи тут ни при чем. 

Мы слегка приуныли. Я-цюсь принялся заваривать чай, колдуя над составом. Хатник ревностно следил за процессом, подталкивая к рукам инспектора то веточку зверобоя, то горсть сушеной малины. На правах своего я пошарил между кастрюлями на кухонной полке и вытащил низку колечек из теста, которые пан Ясь именовал “сушки”. Колечки действительно были сухими, но очень вкусными и питательными, особенно для бедного китайца, имевшего на завтрак только молочный коктейль с виски и апельсиновый сок. Мы вышли на крыльцо, опустились на ступеньки. Я поставил на доски между нами тарелку с сушками, Я-цюсь — две чашки и блюдечко для хатника. Мы сделали по первому глотку, хрустнули сушками и уныло уставились на пыльную высохшую лужайку перед домом.

— Тупик? — зачем-то уточнил Я-цюсь.

— Тупик, — грустно подтвердил я. 

— Значит, надо сделать вид, что все идет как надо, переспать с этой проблемой и завтра снова о ней подумать, — вмешался хатник, дуя на блюдечко. 

Я озвучил его мысль для инспектора, и тот согласился. 

— Действительно, сделаем паузу. Мастер Чжань пока продолжит занимать гостевую комнату, он мне не мешает, да и хатнику по душе пришелся. Да ты не переживай, найдется решение! — Он хлопнул меня по плечу и поднялся. Загадка загадкой, а текущую работу никто не отменял. 

Chapter Text

Несколько дней мне было не до Сяо Чжаня и его таинственного преследователя. Я выехал из Торонто на восток, получив заказ от группы ирландских рабочих. Они завершили прокладку железнодорожной ветки до небольшого городка Вест Хилл, получили причитающиеся им деньги, на следующий день собрались хорошенько отметить это событие, но обнаружили, что за ночь все деньги… исчезли! Проживали рабочие в отдельном бараке, стоявшем за пределами городка, поскольку ирландцы — народ буйный, шумный, хотя и работящий. Никто посторонний в барак проникнуть не мог, своих бригада знала досконально и за честность каждого могла поручиться. Но в предыдущий вечер прошел небольшой дождик, по небу растянулась яркая радуга, а утром у барака обнаружились следы маленьких башмачков да клочок зеленого сукна, зацепившийся за жердину ограды. Рабочие подозревали, что это проделки лепрекона и требовали справедливости и защиты от произвола существ. 

Когда я прибыл на место и расспросил пострадавших и очевидцев, выяснилось много нестыковок и странностей. Лепрекон в окрестностях городка точно обитал — на это указывало множество признаков. Но вот чтобы это существо не забирало оброненные монеты или припрятанные клады, а похищало бумажные деньги прямо из вещевых мешков, да еще сразу с кошельками — с таким мне сталкиваться не приходилось. Я отправился на поиски “злоумышленника”.

Нашел я его на лесной поляне по характерному стуку молоточка. Лепрекон, попыхивая трубочкой-носогрейкой, ремонтировал башмачки. Фейри, истовые танцоры, чья обувь могла протереться до дыр всего за одну ночь, были его постоянными клиентами. Я вежливо поздоровался, преподнес в качестве презента серебряный доллар, полученный авансом у бригадира, и принялся расспрашивать. От присвоения кошельков лепрекон с возмущением открестился. Как я и предполагал, бумажные деньги его ничуть не интересовали. Но дух поведал, что недавно обнаружил “клад” — вещевой мешок с кошельками, которые я, похоже, ищу — под корнями дерева у ручья, покрытый мхом и жухлыми листьями. 

Сначала я убедился, что вещмешок действительно лежит в указанном месте. Затем, уже в бараке, заново расспросил, не пропадали ли у работяг кроме кошельков еще какие-нибудь вещи. Все дружно ответили, что нет, ничего не пропадало. Тогда я отвел всю бригаду к ручью и показал схрон. Мертвое молчание было мне ответом. После все взгляды медленно обратились в сторону бригадира. 

— Простите, братцы, бес попутал! — запричитал он и упал на колени. — Жена, дети малые… дом хотел скорее поставить…

— Ах ты ж, гад, теперь на беса пытаешься свалить?! 

Дружно поднялись кулаки работяг. Дальнейшее не представляло никакого интереса, и я отправился на станцию пить чай и дожидаться обратного поезда. За полчаса до отправления меня разыскали парламентеры: принесли обещанный гонорар. Я посмотрел на их сумрачные физиономии и ничего не сказал. От людской подлости никто не защищен, и не их вина, что ребята оказались излишне доверчивы. Я не знал, что хуже: потерять заработанные деньги или веру в людей. А уж если это произошло одновременно…

Настроение было отвратительным, не глядя на закрытое дело и честно заработанные деньги. Я смотрел на мирные пейзажи, проплывающие за окном вагона, и хотел хорошенько надраться, желательно не в одиночку. Но даже этой незатейливой мечте не суждено было сбыться. На пороге дома инспектора я столкнулся с запыхавшимся Сяо Чжанем.

— Пан Ясь заболел, — сходу огорошил он меня. — Я в аптеку за лекарством бегал. 

Мы дружно ввалились в дом. 

Я-Цюсь лежал на кровати в нательном белье, с мокрым полотенцем на лбу. Мутные глаза смотрели в пространство, губы обветрились. Я перевернул полотенце холодной стороной и взглянул на хатника. Тот сосредоточенно дул на молоко, чтобы оно не выкипело. Я подскочил к примусу и перекрыл огонь. 

— Да тут всего пару кварталов, — виновато сказал Сяо Чжань. — Думал, что успею. Прости, запаниковал.

Он не мог видеть потуги хатника спасти молоко, но в принципе имел шанс обернуться туда-сюда, пока оно не закипело. Поэтому я даже не стал ворчать.

— Горлышко у Яся слабое, еще сызмальства, — жалостливо сообщил хатник. — Положи в молоко масло и ложку меда. Выпьет потихоньку — и полегче будет. А от температуры чай с малиной завари. 

Я повернулся к Ясю и заметил, как болезненно скривилось его лицо при попытке проглотить слюну.

— Что дал аптекарь? — поинтересовался я у Сяо Чжаня. 

— Камфорное масло, велел компрессы на горло делать, — отрапортовал он. — И еще настойку лауданума, капать в питье. Говорит, отлично снимает боль. 

— Не позволю!!! — заверещал хатник так громко, что я невольно вздрогнул. 

Сяо Чжань вопросительно поднял бровь. 

— Домашний дух протестует, — объяснил я. — Сейчас выясню, что его не устраивает.

Хатник подпрыгивал на месте и разъяренно гремел столовыми приборами.

— Ну что ты так разошелся? — постарался успокоить я его. — Мы же вылечить пана Яся хотим, а не убить. Тебе принесенные лекарства не нравятся? Камфорой меня мама лечила, она безопасна. Лауданум широко рекламируется в журналах и газетах, я сам видел. Что не так?

Дух подозрительно обнюхал сначала мастера Чжаня, затем выставленные им на кухонный стол пузырьки. 

— Вот от этого пахнет, как от злачного места, — указал но на склянку с лауданумом. Я вынул притертую пробку и понюхал. Пахло спиртом. Протянул лекарство Сяо Чжаню, тот тоже поднес к носу.

— Спиртовый раствор опиата, — вынес он свой вердикт, — так и должно быть. Ну да, опиум курят в притонах, но и как лекарство давно используют. Почему дух так недоволен?

Пришлось рассказать ему про запах после моих ночных засад и про то, как мы с инспектором зашли в тупик. 

— Ты же дома не держишь настойку лауданума? — на всякий случай поинтересовался я у Сяо Чжаня.

— Нет, — растерянно сказал он. — Но подо мной на первом этаже располагается аптека. 

Я поставил себе мысленную заметку наведаться в эту аптеку, когда в болезни наметится перелом, клятвенно пообещал хатнику не давать Я-цюсю лауданум — в принципе не такое обязательное лекарство при болях в горле — и принялся потихоньку отпаивать инспектора молоком. Сяо Чжань занялся сооружением камфорного компресса. Ночью мы спали по очереди, поделив дежурства у постели больного. Хатник рвался помогать, но он не мог смачивать полотенце, поправлять съезжающий временами компресс и приподнимать довольно тяжелого хозяина, чтобы влить в него еще малинового отвара.

На поправку пан Ясь пошел только на третий день. Температура спала, горло стало нормального цвета, как сообщил нам с хатником Сяо Чжань.Я вздохнул с облегчением, потому что спать, согнувшись в три погибели на короткой кухонной лавке — то еще удовольствие. А согнать на нее мастера Сяо с моей законной гостевой кровати язык не поворачивался, потому что тот был еще длиннее меня. 

По утрам, разминая затекшие мышцы, я вспоминал сказку про лисицу и зайца, рассказанную однажды паном Ясем. В ней лисица сначала попросилась переночевать, потом отжала себе угол, а дальше просто выгнала зайца из его дома. Ситуация казалась мне схожей, однако я был ушлым китайским зайцем и отдавать лисице навечно свою гостевую кровать, дом и друга не собирался. Пусть попользуется и вернет, я буду строго требовать соблюдения своих прав. Решив, что расследование слишком затянулось, на четвертый день я отправился в означенную аптеку.

— Могу я больше узнать о свойствах этого лекарства? — Я выставил на прилавок пузырек с лауданумом. — Жене соседка посоветовала. Ее беспокоят боли в определенные дни, я же больше озабочен ее капризами и истериками. 

Аптекарь, пожилой еврей в ермолке и белом халате, покрутил в руках лекарство и оживленно заговорил: 

— Таки ваша соседка совершенно права, дай бог ей здоровья побольше. Это чудесное лекарство — и женские недомогания облегчает, и истерики лечит. Когда у моей Софочки резались зубки, я сам добавлял ей в кашку по две капельки. Представляете, всего две капельки — и девочка спокойно спит в своей колыбельке! Я готовлю эту микстуру все больше и больше, потому что люди покупают себе и близким, а потом приходят и просят еще. “Гирша, — говорят они, — пусть продлятся твои годы, ты делаешь больным легко и радостно”. 

— Вы сами готовите микстуру? — уважительно уточнил я. — А могу я увидеть вашу рецептурную? Поймите меня правильно, жена все же. Хотелось бы для нее только самого лучшего.

— Вы, китайцы, так заботитесь за своими женами, — умилился аптекарь. — Прямо как мы, бней-Исраэль! Обычно я никого не пускаю в рецептурную, чистота — самое важное при изготовлении лекарств. Но не надо меня уговаривать, я и сам соглашусь. Только порог не переступайте. 

Он сопроводил меня по коридору вглубь аптеки и распахнул дверь в святая святых. Я честно остался на пороге, тогда как сам хозяин переобулся в мягкие туфли, сменил халат и поверх ермолки натянул белую шапочку. Он важно прошелся вдоль длинного стола с аптекарскими весами, ступками, различными мензурками и колбами и остановился у стенного шкафа, стеклянная дверца которого не открывалась вбок, как обычно, а поднималась вверх по специальным пазам. 

— Здесь я экстрагирую опиумную массу и затем выпариваю, чтобы получить чистый порошок, именуемый морфином. Именно он используется при изготовлении настойки лауданума, — объяснил мне аптекарь. — В шкафу налажена сильная вытяжка, чтобы пахучие или сильнодействующие вещества не оставались в помещении, а сразу удалялись через вентиляционный канал. Уберите мнение со своего лица, в атмосфере они сразу рассеиваются и совершенно безобидны для окружающих. Вот, смотрите.

Он взял с полки синий порошок, отсыпал небольшое количество на плоское блюдце и поместил его в шкаф. Затем опустил дверцу так, чтобы снизу остался небольшой зазор — только руки просунуть — и нажал на рычаг. Негромко загудело, и я увидел как порошок синей струйкой стал подниматься в воздух и исчезать в раструбе наверху.

— Последнее слово техники, вентилятор на электрической тяге, — с гордостью уведомил меня аптекарь. Работает от динамо-машины, которую я установил в подвале. Синий порошок — уксуснокислая медь, ее раствор используют в быту. Я же с помощью него демонстрирую возможности моей вытяжки. Ну что, таки вы будете покупать или мне забыть вас навсегда? Достаточно “лучшее” для вашей дорогой супруги?

Я заторможенно кивнул головой, потому что в данный момент вовсю пялился на существо в углу лаборатории. Оно лежало, подогнув под себя тонкие ножки с копытцами, маленькие рожки приподнимали кудрявую челку на лбу, влажные глаза с любопытством смотрели на посетителя. Это был маленький золотистый теленок размером с собаку. Но я понимал, через несколько лет существо окрепнет, превратится в огромного золотого тельца, и какие бы благие намерения сейчас не заставляли аптекаря готовить чудодейственную микстуру, через какое-то время он будет поклоняться существу со всей возможной страстью и рвением.

Однако роль надо было отыгрывать до конца. Рассыпавшись в благодарностях перед аптекарем и пообещав прислать жену со служанкой “дабы сама определила, сколько микстуры ей потребно, и купила все нужное”, я обошел здание и поднялся по лестнице в квартиру Сяо Чжаня. Мои предположения оправдались, когда в каминной трубе я обнаружил тончайший синий налет поверх привычного серого. Я соскреб немного в бумажку, чтобы предъявить хатнику для нюхательной экспертизы. Но на результат это уже не влияло, скорее требовалось для очистки совести. 

Однако мою совесть очистить оказалось ой как непросто. Я зашел перекусить к дядюшке Маю, наведался в офис, несколько часов честно проторчал в душном помещении, разобрал накопившуюся корреспонденцию, прогулялся по берегу Онтарио, но так и не навел порядок в мыслях. Дело было закрыто: никакого духа в квартире господина Сяо никогда не было. А было воздействие порошка морфина, который вызывал наркотическое опьянение еще сильнее опия. Не зря же его очищали от сторонних примесей. Спасало Сяо Чжаня только то, что в квартиру попадало не так уж много вещества — скорее всего, через рассохшуюся кирпичную кладку соседних вентиляционных каналов. Но для галлюцинаций было достаточно. Поэтому и мерещился ему танцующий дух — отражение подавленного желания. Не похоже, чтобы у господина Сяо была насыщенная сексуальная жизнь, но это как раз я могу уточнить у самого заказчика. И галлюцинации прекратятся, как только он съедет из опасной квартиры в другую. Я наконец набрался мужества, чтобы спросить себя открыто: что не так с моей сексуальной жизнью, если даже после незабываемого вечера с малышкой Шу-Шу в персональной галлюцинации детектива Вана присутствовал танцующий Сяо Чжань? 

Вопрос был зафиксирован, ответа на него я не знал. В своем путешествии я видел множество привлекательных мужчин и женщин, разного возраста и национальности. Мне доставляли огромное эстетическое удовольствие и нежный изгиб женского бедра и могучие плечи лесорубов. А уж наблюдать, как по утрам умывается голый по пояс Я-цюсь: фыркает, льет себе воду на плечи и шею, капельки блестят в соломенных волосах, струйки бегут по загорелой коже — чистый восторг! Но в паху при этом не жмет и не тянет. Самое интересное, что в штанах не становилось тесно и при общении с реальным Сяо Чжанем. А я ведь его и за плечо трогал у постели больного, и локтем отпихивал от кухонного стола, и бедром к бедру сидел с ним на ступеньках… Не то, что при виде малышки Шу-Шу и ее милых подружек. И на Мейсян — дочку дядюшки Мая — такой реакции тоже не наблюдалось. Получается, в моем организме есть таинственный фильтр, срабатывающий по принципу доступен/недоступен объект вожделения? И тело в какой-то момент по неведомой причине уже решило, что Сяо Чжань — доступный объект, а мозг еще это не осознал? Ну вот, теперь и мозг осознал. Бред какой-то. Интересно, отныне при взгляде на реального Сяо Чжаня у меня тоже будет вставать, как случилось ночью во время галлюцинации? 

Я помотал головой, прерывая цепочку рассуждений. Зачем заранее гадать, как оно будет при встрече? Вот доберусь до дома инспектора, встречусь с Сяо Чжанем, там и пойму, как реагирую на него. Да даже если и встанет, что я — зверь какой на людей набрасываться? Девушки с цветочной улицы будут только рады помочь справиться с небольшой проблемкой. А нам ничто не мешает продолжить приятельствовать или даже подружиться. Оставалось сообщить мастеру Чжаню результат расследования и порекомендовать сменить жилище как можно быстрее. И гонорар озвучить. Так и быть, сделаю скидку за моральный ущерб с моей стороны. Все же за грудки хватал, орал, не разобравшись.

Обнаружив, что уже какое-то время праздно стою, упершись взглядом в пыльную кирпичную кладку незнакомого дома, я решил, что хватит с меня размышлений, пора действовать. И бодро зашагал в сторону ресторанчика дядюшки Мая. Надо же обеспечить едой больного Я-цюся и его добровольного бедолагу-сиделку.

Chapter Text

В доме инспектора новость об окончании расследования и мои выводы встретили без особого энтузиазма. Пан Ясь сообщил, что состав преступления отсутствует: производство лекарства — вполне легальное занятие, у аптекаря имеется соответствующая лицензия. Разве что можно упрекнуть владельца дома в ненадлежащем содержании дымоходов. Это уже не относится к компетенции полиции, но мастер Чжань может подать жалобу сначала владельцу дома, а затем в муниципалитет. Сяо Чжань только расстроенно отмахнулся и сообщил, что бедному иммигранту проще сменить жилье, чем ввязываться в бюрократические процедуры. Хатник агрессивно требовал искоренить “злачное место”, и раз уж люди не могут справиться с проблемой самостоятельно, то я просто обязан договориться с троллями, чтобы они разгромили аптеку. Пришлось напомнить разошедшемуся духу, что я не стравливаю людей и существ, а наоборот, способствую разрешению конфликтов, что аптекарь не нарушил никакой закон — ни писаный, ни неписаный. И что если хатнику так приспичило воевать, то пусть сам идет договариваться с троллями, но потом не пеняет на судьбу, если аптекарь обратится ко мне с просьбой разобраться. Хатник, который носу из дома боялся высунуть, сразу притих. Понятно было, что ни к каким троллям он не пойдет, но предупредить о последствиях я был обязан.

Новое жилье для мастера Чжаня нашлось удивительно легко — достаточно было Я-цюсю выйти на службу. Сработало сарафанное радио, уже вечером того же дня мы втроем рассматривали список из пяти адресов. Два из них забраковали сразу: один адрес был далеко от чайнатауна, второй находился в фешенебельном районе, а значит аренда оказалась бы дороже, чем мог потянуть китаец, только начинающий осваиваться в Канаде. Сходив по трем оставшимся адресам, Сяо Чжань отдал предпочтение небольшому домику на Ричмонд-стрит. Жилая часть была маленькой — столовая с закутком кухни и спальня. Зато к дому примыкала довольно просторная отапливаемая мастерская, где можно спокойно заниматься ремонтом и принимать заказы, а не бегать с саквояжем по домам клиентов. Переезд назначили на завтра, Сяо Чжань ушел паковать немногочисленные пожитки, а я с любовью погладил спинку гостевой кровати. Еще ночь — и моя почти-собственность будет освобождена!

Утром я сразу направился к дому мастера Чжаня. Хотелось убедиться, что переезд состоится и мне не придется в дальнейшем спасать беднягу от эротических галлюцинаций. Хм… или признать, что в данном случае я бессилен помочь, потому что сам же подвержен им, как оказалось. По лестнице я поднимался с некоторой опаской, не зная, как отреагирует мое тело на вытанцовывавшего по квартире хозяина, упаковывающего последние мелочи. Но все обошлось. Сяо Чжань действительно суетился, закидывая в мешок то рожок для обуви, то закатившуюся под кровать отвертку. Мой организм отреагировал однозначно — не интересует! — и я расслабился. Присел на деревянный ящик и огляделся по сторонам. Поднял резную деревянную табличку, не замеченную впопыхах владельцем, повертел в руках. Она была совсем тонкой, растрескавшейся, с отколотым краешком. Полустертые иероглифы едва читались, я с трудом разобрал надпись “Вей Юнси” и спросил:

— Что это?

Сяо Чжань затормозил, обратил внимание на то, что я держал в ладонях и пожал плечами.

— Даже не знаю, что тебе ответить. Я обнаружил ее, когда решил отполировать зеркало после переезда. Путешествие, особенно морем, белая бронза переносит плохо — на поверхности возникли мелкие царапины и патина. Когда я отделял лист металла от деревянного основания, табличка выскользнула из-под резной оправы и упала на пол. Я положил ее на каминную полку, а когда устанавливал отполированный лист на место, не нашел выемки, куда можно было вставить отвалившуюся деталь. Думаю, это клеймо мастера, изготовившего зеркало. Знаешь, оно фамильное, наша семья владеет им лет триста, а может и больше.

— Скорее всего лет пятьсот, учитывая написание иероглифов на табличке, — предположил я. — Больше всего она напоминает ритуальную с алтаря предков. На моем алтаре есть аналогичная, с таким же стилем письма, ей как раз столько лет. Женщину звали Лань Ся. Наша семья, как принято, поклоняется последним шести поколениям предков, но табличка Лань Ся всегда стояла на алтаре. Никто не помнит, почему. Я спрашивал у папы, дедушки, даже дозвался самого старейшего предка, хотя он ушел уже далеко от мира живых. Но и он не знает, что такого выдающегося совершила эта женщина. Когда я покидал родной дом, упросил отца отдать мне табличку Лань Ся. Остальные достанутся мне уже после смерти родителей. А ты не хотел бы поместить табличку Вей Юнси на свой домашний алтарь? Похоже, что она принадлежала к вашему роду. Хотя непонятно, почему ее спрятали в зеркало, а не установили на алтаре.

— Да ну, ерунда какая, — отмахнулся Сяо Чжань. — Наша семья прогрессивная, отец даже отказался забирать у бабушки семейный алтарь после смерти дела. Сказал, что вполне достаточно выказывать уважение предкам на Цинмин. А алтарь только пыль собирает.

Мне нечего было противопоставить его рассуждениям. Много лет я сталкивался с подобной косностью: люди не видели духов, верили только в те вещи, которые можно пощупать и понюхать, опираясь на торжество научного прогресса и созданные с помощью него приборы. Я ничего не имел против динамо-машины, вырабатывающей электричество. Я с удовольствием читал печатные газеты и книги, носил одежду, сшитую на производстве, и ездил железной дорогой. Но я чувствовал как неумолимо уменьшается площадь соприкосновения миров людей и духов — как будто стремится разделиться большой мыльный пузырь. Вот возникла перемычка, и пузырей уже два, еще связанных общей прозрачной стенкой. А вот они уже распались, и ветер уносит их все дальше и дальше друг от друга.

Пришли грузчики, стали выносить ящики и мешки из квартиры. Сяо Чжань снова засуетился, стал отдавать распоряжения, в каком порядке складывать утварь на телегу, запряженную здоровенным гнедым битюгом. На него не обращали внимания, действовали в соответствии с собственными представлениями о перевозке.

— Зеркало не поцарапайте! — заполошно дергал он за рукав старшего.

Тот равнодушно ответил:

— Можем обернуть мешковиной. Сдалось вам это старье!

Я прикинул расстояние до нового места обитания — пять кварталов по булыжной мостовой. Мешковина не спасет. Скептически посмотрел на Сяо Чжаня — длинный, тонок в костях, мышц кот наплакал. Однако жилистый, может и сдюжит.

— Снесите зеркало вниз, на телегу не грузите, — скомандовал я бригадиру. — Дорогу знаете. С зеркалом мы сами разберемся.

Сяо Чжань с энтузиазмом закивал и бросил на меня благодарный взгляд.

В своем решении я раскаялся уже через квартал. Не помогли даже ремни через плечо, любезно предоставленные нам грузчиками. Зеркало оказалось тяжеленным, тащить его было неудобно. Мы менялись местами, пробовали идти боком, пятиться задом, пока не подобрали более-менее удобный способ передвижения. Сяо Чжань двигался первым, поддерживая бок зеркала перекинутым через плечо ремнем и длинными руками. Я подстраивался под его шаги сзади. Резная деталь больно впилась в бедро, я уже предчувствовал синяк на этом месте.Мешковина сбилась, но мы дружно решили не делать лишней остановки. Вот пройдем половину пути — там и передохнем, заодно и ткань поправим.

Бронза на солнце сияла нестерпимым блеском, пуская мне в глаза сноп солнечных зайчиков. Я щурился, пытался смотреть исподлобья, главное — не споткнуться на неровной поверхности тротуаров. Может поэтому я не сразу обратил внимание на то, что творилось в зеркале. Я видел в нем мшистый выворотень, усеянный мелкими ягодами земляники, изумрудную воду небольшого пруда. В зеркале отражались ноги идущего впереди Сяо Чжаня — казалось, он шагал по зеленому мху, огибая упавшее дерево, и солнечно-рыжие блики метались сзади, цепляясь за травы и ягоды. В паху ощутимо потяжелело. От неожиданности я споткнулся, бросил взгляд под ноги, а когда снова посмотрел в зеркало, увидел хиленькие травинки, пробивающиеся между брусчаткой, и пыльные ботинки впереди идущего, мерно ступающие по плитам мостовой.

— Устал? — весело крикнул Сяо Чжань. — Я тоже. Сейчас дотащим до перекрестка и передохнем.

Мы бережно сгрузили зеркало, сняли ремни с ноющих плеч и дружно плюхнулись на бордюр. Я надул щеки, медленно выпуская воздух.

— Мой юный друг совсем выдохся, — дурашливо запричитал Сяо Чжань. — Посмотри на меня, старика — я только выгляжу дряхлым, но дам сто очков вперед вам, молодым!

— Еще бы, каждый день саквояж с инструментом таскать. Смотри, как бы к земле не пригнуло раньше времени! — парировал я, обмахиваясь ладонью. — Кстати, не уверен, что ты такой уж дряхлый, не похоже, чтобы тебе было больше тридцати.

— Тридцать шесть! — гордо провозгласил Сяо Чжань.

— Если ждешь, что я начну обращаться к тебе “Чжань-ге”, то напрасно. В нашем возрасте уже пора перестать меряться годами, не мальчишки вроде. Тем более, что ума ты так и не набрался. Угораздило же тебя прихватить фамильное зеркало из Китая, не мог выбрать что-то полегче?

 — Мама очень настаивала, — виновато оправдывался Сяо Чжань. — “Сынок, — сказала она перед моим отъездом. — Это единственная вещь, в которую смотрелись я и папа, бабушка и дедушка, и другие члены нашей семьи. Вряд ли ты вернешься в Китай. Пусть оно послужит напоминанием тебе о родном доме”. Ты не представляешь как я намучился с ним в путешествии, сейчас — ерунда, жалкие крохи тех проблем. Но не жалею, что согласился. Иногда я смотрюсь в него и, кажется, вижу маленького А-Чжаня, нетвердо стоящего на кривых ножках. Тем более, что зеркало — это предмет, который я могу пощупать, а не какие-то там духи предков.

Я вытащил из кармана табличку Вей Юнси, положил на ладонь, прикрыл второй и сосредоточился. Нет, очень далеко. Не дозваться уже. 

***

У дороги, на краю поля со скудным урожаем дайкона, сидела босая женщина. Волосы ее прикрывал кусок ткани, настолько выгоревший, что цвет не поддавался определению. Истрепанный подол юбки, промокшая от пота грязная кофта, земля под обломанными ногтями некогда изящных рук, горькая складка у рта… Женщина устало оперлась на мотыгу и прикрыла глаза. Необходимо было встать и пойти дальше пропалывать поле от сорняков, но тело требовало хотя бы небольшой передышки.

— Вей Юнси! Юнси-цзе! — послышалось издалека. — Где ты? Я принесла тебе поесть. 

Мелодичный как звон колокольчика голос принадлежал женщине, представляющей полную противоположность Вей Юнси. Подвески на шпильках в волосах бросали отсветы на ухоженное белое личико. С плеч спадали складки дорогого ханьфу, расшитого золотой нитью. Искусный макияж подчеркивал миндалевидный разрез глаз и пухлые губки. В руках она держала лакированный короб.

Очень скоро она добралась до сидевшей и расположилась рядом, красиво раскинув складки одежды. Из-под откинутой крышки донесся дивный аромат изысканных кушаний, но стоило Вей Юнси протянуть к ним руку, как они превратились в черствые маньтоу. Из глаз прибывшей покатились слезы, когда подруга схватила булочку и жадно запихала ее в рот.

— Ся-мэй, не плачь, пожалуйста.

Вей Юнси осторожно тронула рукав дорогого платья, боясь оставить на нем грязный след. Лань Ся порывисто обняла ее и горячо зашептала.

— Я так стараюсь, но ничего не могу для тебя сделать, ни-че-го! Даже накормить досыта! У меня достаточно ритуальных денег, а у тебя их нет, я могу менять наряды, а ты ходишь в обносках… Почему небесные чиновники так жестоки?

— Дело не в чиновниках, они следуют установленным правилам. Порядок должен быть везде, даже здесь. Просто мое имя забыто потомками, а твое — нет. Вот и приходится самой добывать средства к существованию.

— Я приду завтра на рассвете, и мы вместе будем обрабатывать твое поле, — пообещала Лань Ся, прижимаясь щекой к щеке подруги.

— Глупенькая Ся-мэй… — Вей Юнси погладила ее по волосам. — Ростки, которые ты посадишь, засохнут. Вода, которую ты принесешь, прольется мимо. Ты же видишь, что происходит с кушаньями, которые ты готовишь для меня? Не трать силы, не поможет. Дай мне радоваться, зная, что ты живешь в довольстве. Мое сердце поет, когда я вижу тебя такой красивой. И болит, когда я вспоминаю нашего доброго друга, которому во сто крат тяжелее.

Лань Ся тяжело вздохнула:

— Как жаль, что он страдает по нашей вине.

— Он не мог не помочь нам, это его суть. Он существует ради такого. И знаешь, — Вей Юнси посмотрела прямо в глаза подруге, — я жалею не о том, что было, даже если мои потомки вычеркнули меня из памяти. Я жалею, что струсила, поддалась на уговоры родных.

— Наши судьбы были и будут связаны. Вечно, — подтвердила Лань Ся, прижимаясь теснее к подруге.

***

Два дня мастер Сяо наводил порядок в новом доме, обустраивал мастерскую. А потом пригласил нас всех на новоселье. С доброй половиной народа я был знаком только шапочно, даром что жил в Торонто уже десяток лет.

— Хороший способ разрекламировать свой бизнес, — довольно заметил дядюшка Май, держа на весу тарелку с лапшой и шустро орудуя палочками для еды. — Надо Мейсян намекнуть, пусть присмотрится. Парень вежливый и работящий. И детки от него красивые будут. При случае поинтересуйся у моих предков, как он им?

— Такое ощущение, что вы предков замуж выдаете, а не дочку, — укоризненно заметил я, впиваясь зубами в свиное ребрышко. — Может лучше у самой Мейсян поинтересоваться? — И я кивнул в сторону девушки, за которой дружно ухаживали все ребята из полицейского участка, зазванные наравне с паном Ясем.

— Такие вопросы не глупенькой девушке решать, а ее семье, — наставительно поднял палец почтенный ресторатор. Потом заметил на фаланге потек соуса и ловко слизал его.

— Мы не в Китае, — сдержанно напомнил я.

— Но соблюдать традиции надо, если мы хотим оставаться китайцами, — возразил Май Ю Чин.

Я не знал что ответить, поэтому вежливо поклонился и отправился к столику с алкоголем. Где найти ту золотую середину, которая позволит ассимилироваться в новой стране и не потерять свою самобытность? Не так много пройдет времени, и у детей, родившихся в этой стране, будут прямые черные волосы и голубые глаза или к высоким скулам прилагаться копна рыжих локонов и веснушки. В кого будут верить эти дети: в хатников, своих предков, фейри или в новых химер, родившихся от смешения культур? Или вообще не будут верить ни к каких удивительных созданий, которых “нельзя пощупать”, как выразился Сяо Чжань?

Настроение упало, я примостился на полу в темном углу мастерской с очередной бутылкой пива, чтобы не портить своим хмурым видом настроение всем остальным. Веселье продолжалось, разговоры становились все громче. Во дворе кто-то из китайцев затянул песню, народ вокруг подхватил мелодию, не понимая слов, но стараясь воспроизвести звуки припева “Мо ли хуа, йа мо ли хуа…” Я откинул голову на стену и прикрыл веки.

Меня радостно ткнули пальцем в колено — не больно, но довольно ощутимо. Я открыл один глаз и обнаружил довольного Сяо Чжаня.

— О чем грустишь, Ван-эр? — ласково спросил он, присев на корточки напротив.

— О детях, — буркнул я и сделал глоток из горлышка.

— О своих??? — опешил Сяо Чжань. — О моих рановато вроде думать…

— О канадских в принципе, — вздохнул я.

— Эк тебя занесло, — посочувствовал хозяин дома. — С чего бы это?

Я нарисовал рукой с бутылкой широкий круг и постарался объяснить, насколько сумел.

— Да-а, проблема…

Сяо Чжань присел рядом, отобрал у меня бутылку и приложился к ней сам.

— Даже не знаю, чем тебе помочь, — заявил он через некоторое время. — Всего единожды я поверил в духа, и то выяснилось, что он — просто моя галлюцинация. С механизмами проще — я могу их разобрать, понять, как они работают, починить, если надо. А потусторонние существа… Как с ними общаться? Мне до сих пор временами кажется, что вы с Я-цюсем разыгрываете меня, всерьез обращаясь к хатнику.

— Ритуалы, — предположил я, с досадой посмотрев на бутылку в руках Сяо Чжаня. Опять он отобрал мое имущество!

— Не понял, объясни.

Он сделал еще глоток и как бы между прочим отставил бутылку подальше. Теперь, чтобы дотянуться до нее, мне пришлось бы улечься животом ему на колени. Я облизнулся и засопел с досадой.

— Ритуалы… — напомнил он, и я пустился в рассуждения.

— Представь, что ты знаешь, как работает граммофон, а я не знаю. И объяснить принцип работы ты мне не можешь, не важно по какой причине. Но я хочу слушать музыку. И ты мне просто описываешь план действий: поставить пластинку, покрутить эту ручку, нажать на этот рычажок — и будет музыка. По сути это ритуал — я знаю действия и результат, но не знаю, почему так происходит.

Сяо Чжань кивнул головой соглашаясь.

— Теперь вообрази, что я знаю, как духи взаимодействуют с людьми, а ты не знаешь. Но хочешь, чтобы взаимодействие шло тебе во благо, а не во вред. И я тебе объясняю: налей в блюдце молоко, положи рядом кусок булочки — и в доме будет уютно и спокойно. Или воскури благовония, поклонись табличкам предков, сожги ритуальные деньги — и предки помогут тебе в делах. Это тоже ритуал, который много тысячелетий назад объяснили обычным людям те, кто мог общаться с духами напрямую.

— А если мне ничего от предков не надо, я сам справлюсь? — заинтересовался Сяо Чжань, заглядывая мне в глаза.

— А почему бы просто не сделать духам приятно? — удивился я. — Просто так. Люди же часто так поступают. Ты когда с соседями здороваешься, разве хочешь что-то от них получить?

— Это уже не ритуал выходит, — заметил он.

— Я думаю, что тоже ритуал. Только не меркантильный. Просто чтобы теплом поделиться.

— Хорошая аналогия, — пробормотал Сяо Чжань. — Я подумаю. А сейчас вставай, канадский Конфуций, пойдем петарды в честь новоселья запускать. Это тоже ритуал, давай следовать традициям.

Над землей распускались огненные цветы — голубые, зеленые, желтые… Народ восторженно шумел и подпрыгивал. Я видел, как по небу пролетел молодой цилинь, покружился над домом, привлеченный огнями и громкими звуками, и унесся прочь по своим делам. Я-цюсь сунул два пальца в рот и переливчато засвистел. Весело завизжала Мейсян. От избытка чувств я пихнул Сяо Чжаня локтем в живот. Тот болезненно ойкнул, засмеялся и прижал ладонями мои локти к бокам. По телу прокатилась жаркая волна.

— Хочешь, после праздника вместе отправимся в дом на весенней улице? — неожиданно для себя озвучил я.

Сяо Чжань замялся.

— Ты что, не ходишь по таким местам? — моему удивлению не было предела.

— В Канаде еще не доводилось, — осторожно ответил он.

— Ничего себе выдержка! То-то тебя по ночам галлюцинации соблазняют. Здоровье надо беречь, — наставительно заметил я. — Ладно, сегодняшней ночью побуду проводником в мир искушений. Отведу в любимое место, цветник там — загляденье. Нежны, приветливы, очаруют любого.

— Ладно, — неуверенно согласился Сяо Чжань.

Chapter Text

К девочкам на цветочной улице мы выбрались далеко за полночь. Приветствовать нас вышла в общий зал сама мадам Лин, что на моей памяти случалось не часто. Скорее всего, птички успели нашептать о красоте моего спутника, и она решила удовлетворить свое любопытство. Мадам приветливо поздоровалась со мной, посетовала, что малышка Шу-Шу занята, порекомендовала затейницу Сян-Сян. Пока я заинтересованно разглядывал предложенную девушку, небольшая грудь которой с лихвой компенсировалась широкими бедрами и маленькими ступнями, мадам Лин бросила острый взгляд на Сяо Чжаня и склонилась в глубоком поклоне. 

— Простите эту нерадивую, в нашем заведении нет достойной вас спутницы. Но я знаю все дома на цветочной улице, через полчаса подходящая особа с радостью скрасит ваш вечер. 

Сяо Чжань, к моему удивлению, привычно кивнул и уселся на подушки за столиком, ближе к танцовщицам. Мы с Сян-Сян расположились напротив. Принесли чай, вино, сладости. Девушка прильнула к моему боку, я смеясь кормил ее засахаренными фруктами. Ее красные губки раскрывались подобно цветку мейхуа, острые белые зубки быстро цапали вишню или кусочек сливы. Теплый язычок на одно мгновение касался моих пальцев и снова прятался в глубине рта. Одно слово — затейница! 

Девушки старались как могли перед новым клиентом. Они кокетливо стреляли глазками в его сторону, томно покачивали бедрами, взмахивали широкими рукавами, как вспугнутые птицы. Сяо Чжань одобрительно аплодировал особо изысканным па, но мне казалось, что его интерес был исключительно эстетического характера. 

Не прошло и получаса, как к нашему столику приблизилась новая фигура — очаровательный юноша в изумрудном ципао до колен и черных шелковых штанах. Искусный макияж приподнимал наружные уголки глаз и делал губы юноши сочными и пухлыми. Длинные волосы, собранные шпильками в высокий пучок, открывали уши и длинную шею. Я так и не сумел понять, кого он мне напоминал. Нанцзы вежливо поклонился нашей компании. Взгляд Сяо Чжаня прокатился по юноше подобно струящемуся песку с гребня бархана. Он приветливо улыбнулся, похлопал по подушке рядом с собой. Юноша примостился рядом. Сяо Чжань налил ему чая и, передавая чашку, что-то зашептал на ухо. Парень потупился и облизнул верхнюю губу. Слов было не разобрать, но мои уши предательски заалели, как будто фразы предназначались мне, а не нанцзы.

Я видел, как нос Сяо Чжаня скользнул по скуле юноши, задержался в сантиметре от уголка губ. Нанцзы с готовностью приоткрыл рот, но пальцы, проникшие между прядями прически, сжались, безмолвно приказывая оставаться неподвижным. Тот понятливо замер. Нос продолжил свое путешествие: прошелся по подбородку, спустился ниже. Юноша медленно запрокинул голову, открывая удобный доступ к шее. Обрисовался острый, нервно дернувшийся кадык. И тут губы Сяо Чжаня впервые коснулись кожи нанцзы.

В голове у меня зашумело. Сян-Сян потерлась грудью о мой локоть, я пересадил ее к себе на колени, прижался виском к ее волосам. Щеку уколола резная шпилька, я выдернул ее из прически, с тихим звяканьем кинул на стол. Сяо Чжань беззвучно рассмеялся, притронулся к шелковому вороту ципао, медленно расстегнул верхнюю пуговицу, вторую, скользнул рукой за отворот. Через тонкую ткань было заметно, как палец тронул затвердевший сосок. Глаза нанцзы подернулись поволокой, он откинулся на грудь Сяо Чжаню и заметно поплыл. В моих глазах плясало безумие.

Под рукой пискнула и шевельнулась Сян-Сян. Оказалось, мои пальцы больно впились в ее грудь. Я извинился, мягко погладил нежные маленькие холмики, поцеловал в завиток волос на щеке. 

— У нас есть покои на четверых, — лукаво шепнула она. — Если господин пожелает…

— Какие глупости, — недовольно отозвался я, подхватил девушку на руки и, сердясь непонятно на кого, одним рывком поднялся на ноги. 

Сян-Сян весело захохотала, небольно заколотила кулачками по моим плечам. Башмачок слетел с ее маленькой ножки, и лента, ранее оплетавшая ступню, шустрой змейкой заскользила по полу за нами. Я перехватил девушку поудобнее и привычным путем отправился на второй этаж в отдельные покои. Бросил взгляд назад и увидел, как Сяо Чжань поит нанцзы вином изо рта в рот. 

Все закончилось позорно быстро, как будто мне семнадцать и я впервые коснулся женщины. Сян-Сян разочарованно вздохнула и подала кувшинчик байцзю. Я долго пил, не зная, как сохранить лицо. 

— Не переживайте так, господин, со всяким случается, — участливо заметила Сян-Сян. — Но на будущее, если вы решите прислушаться к мнению недостойной, я бы рекомендовала покои на четверых.

Я застонал и прикрыл глаза рукой. Невозможно обмануть профессионала высокого уровня. Девушка заставила меня перевернуться на живот и твердые кулачки, как градинки, застучали по моим плечам, мышцам спины и бедер. Градинки сменились щипками, шлепками и растиранием. После хорошего массажа и второй бутылки меня немного отпустило. Из благодарности я расплатился по двойному тарифу и отправился на первый этаж. 

Наш столик пустовал, я снова присел к нему. Мысли, крутившиеся в голове, казались настолько неправдоподобными, что я решил вообще ни о чем не думать хотя бы сегодня. Тем более что обстановка располагала. Танец сменялся игрой на пипе, грустная мелодия — веселой, девушки в пестрых нарядах порхали, как бабочки с цветка на цветок. Я глотал вино как воду, не чувствуя вкуса, и ждал, пока освободится мой спутник. 

Наконец Сяо Чжань показался на верхней площадке лестницы. Выглядел он немного усталым, но вроде довольным, чего нельзя было сказать обо мне. Он сделал шаг вниз, покачнулся, схватился за перила обеими руками, но устоял на ногах. Я встревоженно поднялся, чтобы помочь, но мир потерял резкость и попытался опрокинуться, как на корабле во время шторма. Я расставил ноги, ловя равновесие, потому что знал: если попробую снова присесть, второй раз уже не встану. Сяо Чжань знаком показал, что справится сам, и отправился в путешествие вниз, перебирая руками по перилам и цепляясь за них мертвой хваткой, как только одна из ног отрывалась от ступеньки. Я напряженно наблюдал за ним. В конце пути он облегченно выдохнул и обнял опорный столб. Я сумел добраться до него только через несколько долгих минут. 

— Я выпил, — важно сообщил Сяо Чжань, хватаясь одной рукой за мое плечо. — Мне пришлось. Этот нанцзы так похож…

Он замолчал, потому что к нам подошла сама госпожа Лин. 

— Надеюсь, господа остались довольны?— учтиво осведомилась она. 

Я кивнул, но Сяо Чжань укоризненно коснулся пальцем своей щеки. 

— Это провокация! — заявил он. 

— Но господин же остался доволен? — подобострастно поклонилась хозяйка борделя, но в ее глазах плясали довольные искорки. — Я отправила слугу за наемным фиакром, но если господа желают продолжить…

— Хватит с нас на сегодня, — решил я, отрывая Сяо Чжаня от приглянувшегося ему столба. 

Поддерживая друг друга, мы взобрались в экипаж. Свежий воздух немного взбодрил меня, но мой спутник задремал, норовя съехать с сидения вниз. Пришлось обнять его за талию и прижать к себе. Вряд ли наше поведение шокировало ночного возницу: он невозмутимо понукал вожжами неторопливую лошадку и даже помог нам выбраться из фиакра. Спотыкаясь мы добрались до двери. Отсутствие в доме второго этажа я посчитал особым благословением небес, потому что наверх мы бы просто не добрались. Сгрузив совсем разомлевшего Сяо Чжаня на кровать, я задумался, как быть дальше. Путь до собственного жилья казался мне непреодолимым, никакой гостевой комнаты конечно не было, ночевать на холодном полу в мастерской не прельщало. Поэтому я просто выдернул одеяло из-под безвольного тела, которое перекатилось на бок и снова засопело, кинул на пол, улегся рядом с кроватью и провалился в темное безмолвие.

Где-то далеко, на грани слышимости, ритмично звенели подвески. Шум не мешал мне спать, но привычка идентифицировать источник звука взяла свое. Я приоткрыл один глаз и обнаружил танцующего Сяо Чжаня — в красивой одежде, с прической и умело наложенным макияжем. Я приподнялся на локте. За окном было еще темно, в голове шумело — значит, прошло совсем немного времени с того момента, как я отрубился. Когда он успел переодеться, и главное — зачем? Не хватило нанцзы, и решил соблазнить меня? Куда уж больше… Или это очередная галлюцинация?

Я почувствовал, как кто-то дергает меня за волосы, и резко обернулся. Это было плохим решением. К горлу подкатил комок, перед глазами все поплыло. Сконцентрировавшись, я разглядел совсем близко испуганное лицо Сяо Чжаня, таращившегося на танцующую фигуру. Я снова повернул голову, теперь уже плавно, чтобы избежать последствий похмелья. Черты лица танцора смазались, теперь он больше походил на юношу из борделя. На какой-то момент его лоб прорезала вертикальная морщинка, рот приобрел твердые очертания, и я с ужасом узнал в повзрослевшем нанцзы себя. Я схватил Сяо Чжаня за руку, пытаясь обрести хоть какую-то связь с реальностью. Длинные пальцы ответно сжались на моей ладони. 

— Мы видим одно и то же? — хрипло прошептал я.

— Н-не знаю. Но оно… он не галлюцинация. Что это, детектив Ван?

Сяо Чжаня ощутимо потряхивало, впившиеся ногти оставляли на моей коже полукруглые отметины. Думаю, я вел себя не лучше, уж очень фантасмагоричным было разворачивающееся перед нами действо. Движения танцора стали откровенно эротичными, я почувствовал, как шевельнулся член, порвавший отношения с мозгом. 

И тут картинка мигнула. На лицо юноши наложились очертания лисьей морды. Я подался вперед, до рези в глазах всматриваясь в происходящее. На мгновение я четко увидел его — изможденного лиса с проступающими ребрами, тусклой свалявшейся шерстью и девятью облезлыми хвостами. Казалось, он движется из последних сил. Лис оскалился. Юноша обольстительно улыбнулся, снова превращаясь в Сяо Чжаня и почти без перехода в нанцзы или меня — я уже и сам не мог разобрать, кого нам показывает хитрый хули-цзин.

Хули-цзин! Я торжествующе взревел, оборотень, не ожидавший такой реакции, испуганно покосился в мою сторону. Я дернулся навстречу существу, но Сяо Чжань вцепился в меня мертвой хваткой. Пока я пытался отодрать его от себя, хули-цзин исчез. 

— Куда он делся? — потребовал я отчета у бледного Сяо Чжаня.

Тот молча пожал плечами.

— Не заметил, — виновато добавил он. — За тебя испугался.

— Лучше бы за хули-цзина боялся, — проворчал я. — Давай отдыхать, сегодня он больше не появится. А рассуждать лучше на трезвую голову.

— Тебе на полу удобно? — заботливо поинтересовался Сяо Чжань. — Может, на кровать переберешься? Она большая, поместимся. 

Я подумал и отказался. Не хватало еще всю ночь стояком мучиться. 

Утро началось с аромата свежезаваренного чая. Надо же, как хатник расстарался, с умилением подумал я. Потянулся и понял, что лежу не на гостевой кровати у Я-цюся, а на полу, да еще одетым. Воспоминания прошлой ночи нахлынули водопадом: затейница Сян-Сян, Сяо Чжань, целующий нанцзы, танцующий хули-цзин… 

— Тебе чай на пол подать или к столу переберешься? — весело крикнул с кухни Сяо Чжань, омерзительно бодрый после вчерашнего загула. 

Я сел. Поерзал, вытащил из-под себя ритуальную табличку Вей Юнси — видимо, во сне выпала из кармана — и положил ее на прикроватную полку. Интересно, насколько связаны сама табличка и появление оборотня? Может оказаться, что Вей Юнси и есть хули-цзин? 

Я поднялся, потер пробивающуюся щетину и отправился приводить себя в порядок, мстительно прихватив чистую рубашку из запасов хозяина. Настала моя очередь захватывать чужое жизненное пространство.

Уже на кухне запивая остатки вчерашнего пиршества свежим чаем, я поинтересовался у хозяина дома:

— Опиши подробно, кого именно ты видел вчера ночью. И не смущайся, нам сейчас не отношения выяснять, а нарисовать картину происшествия надо. 

Сяо Чжань понятливо кивнул и задумался.

— Существо, явно мужского пола. Украшено и одето так, как будто пришло на свидание. Только я не понимаю, к кому именно. Оно все время меняло внешность, как будто старалось понравиться сразу нам обоим. Становилось то мной, то тобой. Значит ли это, что…

— Не сейчас, — прервал его я. — Позже между собой разберемся. Давай по делу. 

— И еще я увидел у него хвост. Точнее хвосты, несколько. Только какие-то облезлые… Мне не показалось? — Сяо Чжань ищуще заглянул мне в глаза.

— Не показалось, — подтвердил я. — Это существо — хули-цзин, лис-оборотень. Питается сексуальными эманациями, для этого вступает в связь с жертвой, подстраивая свою внешность под ее предпочтения на данный момент. А поскольку не ожидал увидеть сразу двоих, то заметался, не в состоянии определиться, с кем заигрывать и под какой личиной. Я не понимаю сразу несколько вещей. Первое, почему он не отступил, заметив несколько жертв, которым не получится показать единый образ. Обычно хули-цзины так не поступают, они осторожны, предпочитают не раскрывать свою сущность перед людьми. 

— Наверное, был очень голодным, — предположил Сяо Чжань. — Если бы он был обычным лисом, я бы решил, что животное на крайней стадии истощения.

— Вот это как раз второе. Вокруг куча одиноких людей, опять же, бордели в городе. С какой стати ему оставаться голодным, если всегда можно найти согласных на небольшую интрижку?

— Может, он постоянства ищет, — заупрямился Сяо Чжань. 

— Какое постоянство у хули-цзина? Его сущность другая, ему есть надо. Сам подумай: если ты голоден, разве будешь перебирать? Накинешься на любое черствое маньтоу, было бы что в рот положить. Тут что-то другое. И третье, наконец. Почему в качестве аппетитного маньтоу он рассматривает именно тебя? Началось ведь еще в старом жилище, версию о галлюцинациях под воздействием опиумных паров можно считать несостоятельной. Это существо не привязано к жилью, как хатник, например. Не привязано к конкретным людям, как духи предков. Но тем не менее, оно последовало за тобой.

— Или за зеркалом, — внезапно заявил Сяо Чжань. — Хули-цзин же еще в старой квартире являлся. И в этой тоже. Думаю, это не случайность. Может он быть привязан к определенному предмету?

Я снова задумался.

— Насколько мне известно, к предмету такие существа не привязаны. Но если рассматривать зазеркалье как особое пространство, то можно допустить, что именно этот хули-цзин использует его как свое убежище. Точнее, он там обитает, а в наш мир проникает в поисках пищи. Тогда можно предположить, что Вей Юнси и хули-цзин как-то связаны. Например, она должна была защищать переход между мирами, не пропускать хули-цзина оттуда сюда. Насколько я понимаю, ты увидел его впервые только в Торонто. И твои родные ранее его не замечали, иначе бы это передавалось в семейных преданиях. Люди любят такие сказки, даже если семья “прогрессивная” и не уважает предков.

Сяо Чжань засопел, но потом махнул рукой, решив не обижаться.

— Твое предположение про зеркало кажется мне верным, — согласился он. — И про Вей Юнси тоже верно, потому что существо стало появляться после того, как я отполировал бронзу и достал табличку из оправы. Попробовать вернуть назад? Хотя я плохо представляю, в какое именно место ее устанавливать. 

— Предлагаю все же выяснить, что произошло с хули-цзином. Никогда не видел духов в таком паршивом состоянии. А для этого его надо изловить и расспросить. Надеюсь, что ответит. Но в любом случае, Вей Юнси надо почтить по всем правилам. Если наша догадка, что она — страж, верна, то сил ей это прибавит. Если мы ошиблись, то пусть ей просто будет приятно. Не хочешь принимать участие в ритуале, я сам все сделаю.

— Хочу! — запротестовал Сяо Чжань. — Считай, что ты меня переубедил: предков надо почитать. Что я должен делать?

“Признательный потомок” отправился за ритуальными деньгами и благовониями, а я принялся обустраивать домашний алтарь в мастерской, отгородив его ширмой от любопытных глаз потенциальных клиентов. К возвращению Сяо Чжаня алтарь был готов, табличка очищена от вековой пыли. Я даже успел прорисовать выцветшие иероглифы и покрыть их слоем лака. Мы воскурили палочки с благовониями, хозяин дома разложил в глиняной чаше ритуальные деньги и поджег. Сизый дымок не поднялся облачком, а перелился через край чаши и потек по алтарю, как будто хилый росток искал, за что зацепиться усиком. В качестве опоры он выбрал табличку, перевился жгутом со струйками благовоний, сменил цвет на перламутровый и впитался в ритуальную табличку. Я опустился на колени и поклонился, касаясь ладонями пола. Сяо Чжань повторил мой жест. 

— Что дальше? — шепотом спросил он.

— А дальше мы пойдем заниматься своими делами, — сообщил я, поднимаясь с колен. — У тебя за калиткой уже клиенты топчутся, да и мне надо офис навестить, вдруг новое дело наклюнулось. С твоим-то почти разобрались.

— Ага, один раз я это уже слышал, — ухмыльнулся Сяо Чжань. 

— А я не все еще доел после новоселья, — парировал я. — И не на всех половицах поспал. 

— Мой пол всегда в твоем распоряжении, — склонился в шутливом поклоне хозяин дома. — И даже половина кровати. Да что там — я готов отдать ее тебе целиком, а сам лечь на футон. И пусть мои старые кости сотрутся на жестком и будут ныть на непогоду, лишь бы молодой господин остался доволен. 

— Что ты делаешь? — тихо спросил я. — Ты же флиртуешь! Неужели хули-цзин настолько голоден, что готов подбирать даже такие крохи?

Сяо Чжань осекся. Я молча вышел из мастерской.

*** 

Вей Юнси быстро шла, почти бежала по улицам города, высматривая в толпе Лань Ся, пока не обнаружила ее у прилавка с резными заколками. 

— Вот! — запыхавшись, сообщила она подруге и приоткрыла край передника, который прижимала к животу. 

Проказливый ветерок шевельнул целый ворох ритуальных денег, завернутых в старый фартук. Вей Юнси снова  быстро прижала его к животу, боясь потерять хотя бы бумажку.

— Как здорово, сестрица! — обрадовалась Лань Ся. — Откуда это богатство?

— Кто-то из прямых потомков пожертвовал. Но я не знаю его имя, слишком много поколений разделяет нас. 

— Я так рада! Теперь ты сможешь хорошо питаться и купить себе новый наряд. Пойдем скорее в закусочную.

Вей Юнси твердо сжала губы и отрицательно качнула головой.

— Нет, — заявила она. — Мне нужны деньги, чтобы дать взятку небесному чиновнику. Если он позволит, я смогу присниться потомку и рассказать о нашем друге. Боюсь, он до сих пор томится в заточении. 

— Я с тобой, — решительно заявила Лань Ся и начала снимать с себя украшения, складывая их в подол подруги. — Пойдем, я знаю одного не слишком щепетильного господина.

***

Вечером я прихватил из дома халат и штаны — лежать на полу лучше в более удобной одежде. По дороге заглянул в ресторан дядюшки Мая перекусить перед ночной охотой. Заметив у меня в руках тючок, духи предков разволновались. 

— Съезжаешься со своей парой? — расстроенно поинтересовался третий дядюшка, добавляя аромата в устричный соус. — А как же наша Мейсян?

— Ни с кем я не съезжаюсь, — буркнул я. — Это по работе.

— Ну-ну… — неуверенно поддакнула вторая тетушка и сдула капельки вечерней росы со стола на веранде.

Я решил не обращать внимания на окруживших меня духов. Пусть думают, что хотят.  Может, это и к лучшему — расстанутся с мечтой окрутить меня с дочкой дядюшки Мая. Чай был, как всегда, ароматным, вонтоны вкусными, а молочный коктейль с виски, поданный на десерт, привел меня в благостное состояние духа. Так что к дому Сяо Чжаня я подходил в приподнятом настроении. Хозяин встретил меня подчеркнуто вежливо и даже немного отстраненно, что не помешало ему обустроить мое лежбище с максимальным комфортом: на полу был расстелен удобный футон с валиком под голову. Время было позднее, разговор особо не клеился. Сяо Чжань довольно быстро мирно засопел на своей кровати. Дыхание второго человека, лежащего неподалеку, было настолько умиротворяющим, что я не заметил, как сон сморил и меня.

Chapter Text

Вей Юнси и Лань Ся дружили с детства. Особняки их семейств стояли рядом, отделенные друг от друга невысокой глинобитной стеной, перелезть через которую девочкам не составляло труда. Ся-мэй, шустрая как белка, с пухлыми щечками и волосами, вечно выбивающимися из двух детских пучков, забиралась на дерево, чтобы всласть полакомиться спелой локвой и угостить подружку. Юнси-цзе, более старшая и осторожная, подсаживала легкую Ся-мэй до нижней ветки и стояла внизу, ловя в подол юбки оранжевые плоды. После они пили воду из ручья и чистили друг на друге одежду от коры и липкого сока. Родные и слуги так привыкли видеть их вместе, что не удивлялись, находя девочек спящих в обнимку где-нибудь в саду или в дальних комнатах одного из особняков.

Совместные вылазки за фруктами постепенно превратились в общие уроки каллиграфии и рисования, арифметики и ведения домашнего хозяйства. Девушки выросли красавицами по дружному мнению окружающих, хотя высокие скулы и пухлые щечки Лань Ся никуда не делись, как и крупные передние зубки Вей Юнси, делавшие ее похожей на прелестного кролика. Теперь девушки подолгу шептались, обсуждая благородных молодых господ, приходивших в их дома с такими мелкими поручениями от родных, что вполне можно было послать слугу. Иногда они молча сидели, обнявшись и прижавшись щекой к щеке.

Однажды Вей Юнси шла в летних сумерках по тропинке вдоль небольшой речки. Она припозднилась, навещая дальнюю родственницу, и решила сократить дорогу, отправившись этим путем. Хрустнувшая под ногой ветка больно ткнулась в щиколотку и распорола нежную кожу. Вей Юнси вскрикнула и схватилась рукой за сопровождавшую ее служанку. Та заойкала, захлопотала, перевязала ранку выдернутой из прически лентой, усадила госпожу на поваленное дерево и умчалась за помощью.

Закатное зарево быстро меркло между деревьев, ночные звезды уже подмигивали с небес, а жимолость распространяла аромат по всей округе. Девушка устроила поудобнее раненую ножку и залюбовалась цветущим лугом. Откуда возник прекрасный юноша в шафранного цвета одеждах, Вей Юнси не поняла. Он приблизился к девушке, мягко коснулся пальцами щеки и наклонился ближе.

— Нравлюсь ли я тебе, мэймэй? — ласково шепнул он.

— Нет! — решительно ответила она и даже топнула здоровой ножкой.

Юноша не обиделся, только лукаво рассмеялся.

— А такой? — И перед девушкой закружилась Лань Ся, раскинув руки в танце.

У Вей Юнси зашлось сердце. Она впервые осознала, что с названой сестрой ее связывает не просто дружба. И хотя девушка понимала, что перед ней не сама Лань Ся, а только ее образ, она протянула к нему руки. Вдалеке послышались голоса слуг, окликающих ее. Мелькнули рыжие хвосты, и девушка сообразила, что встретилась с хули-цзином.

Шел праздник середины осени. Девушки готовились к вечернему приему гостей в доме Лань Ся. Семьи договорились праздновать совместно и пригласить как можно больше соседей, чьи сыновья подумывали о женитьбе.

— Помоги мне закончить прическу, Ся-мэй, — попросила Вей Юнси и протянула изящную подвеску подруге.

Бронзовая поверхность фамильного зеркала отражала двух девушек — одна сидела перед ним, с замысловато уложенными волосами, вторая стояла сзади. Лань Ся приложила подвеску к головке подруги и посмотрела в отражение, чтобы примериться, где лучше будет смотреться украшение. Их взгляды встретились. Пальцы Лань Ся разжались, подвеска скользнула по отвороту богато расшитого ханьфу Вей Юнси и скрылась в складках одежды.

— Какая я неуклюжая, — ахнула Лань Ся и машинально полезла за пазуху, надеясь вернуть беглянку на место. Но вместо подвески пальцы наткнулись на мягкий холмик с горошинкой соска.

Время замерло, исчезли звуки вокруг. Только два горящих взгляда в отражении да заполошный стук двух сердец. Вей Юнси медленно подняла руку и накрыла ладонью пальцы Лань Ся, спрятанные тканью. На синем шелке качались цветы лотоса, трепетало пламя свечей, а из ночи за двумя целующимися девушками наблюдали внимательные глаза хули-цзина.

Через неделю Вей Юнси отправилась к памятному выворотню у речки. Был солнечный день, желтыми бабочками кружились опадающие листья, и в небе слышался протяжный клич журавлей, собирающихся в стаи перед отлетом. Хули-цзин в своем истинном облике сидел на том же месте, разложив веером по траве все свои девять хвостов.

— Зачем ты это сделал это с нами? — спросила Вей Юнси.

Лис лукаво склонил голову на бок и обратился юношей в алом ханьфу. Теперь журавли не кружили в небе, а роскошной вышивкой плясали на его одежде.

— Не в моих силах заставить людей увлечься друг другом. Я могу только немного подтолкнуть их к близости. Признаю, я заставил подвеску упасть. Но отправить сладким неизведанным путем свои пальцы — был выбор Лань Ся. Как и ты могла сдержаться и не ответить ей. Тогда я бы только облизнулся и лег спать голодным.

— Чего тебе от нас надо? — задала второй вопрос Вей Юнси.

— Любите друг друга и не гоните меня, — попросил хули-цзин. — Вы, люди, прекрасные создания. Эманации любовников ярки и разнообразны — это как изысканные яства вместо привычной каждодневной трапезы. А я люблю полакомиться. Взамен я готов охранять вас от соглядатаев и предупреждать в случае опасности. Вы же понимаете, что ваших родных не устроит открытое проявление чувств. Будьте осторожны.

Родные, как и прежде, видели в них двух названых сестер, разве что их дружба стала еще теснее. Теперь девушки часто уходили гулять по пустынным берегам речки, а вечера и ночи предпочитали проводить вместе, в западном павильоне семьи Лань Ся.

— Девочки волнуются перед замужеством, пусть побудут вместе напоследок, — шептались их матери, с ностальгией вспоминая свою беззаботную юность.

Хули-цзин держал слово. Вей Юнси замечала боковым зрением рыжие хвосты за полуоблетевшим кустом смородины, когда целовала Ся-мэй, прижав к шершавому стволу ивы, и слышала предупреждающее тявканье, если на тропинке появлялся случайный прохожий. Зимними вечерами оборотень скребся за дверью, и девушки впускали его в жилище. Хули-цзин скромно устраивался за ширмой, но когда Лань Ся вырывала протяжный стон у подруги, чуткие уши приподнимались над расписной тканью. Влюбленные привыкли к присутствию оборотня. Рядом с ним чувства были ярче, прикосновения — смелее, а слова, произносимые шепотом, заставляли пылать уши и замирать в сладком предвкушении сердца.

Но в один из весенних дней, когда девушки вышивали и тихо беседовали, хули-цзин прыгнул в комнату прямо через окно.

— Кто-то послал по моему следу собак Фу, — задыхаясь сообщил он. — Они скоро будут в поместье. Помогите!

Лань Ся замешкалась, а более сообразительная Вей Юнси распахнула дверь в соседнюю комнату.

— Прячься в зеркальном отражении, — скомандовала она.

Оборотень подскочил к резной раме. Полированная бронза пошла волнами, на мгновение показались изумрудные воды реки, тенистые берега и темная нора, уводящая под старый выворотень. Хули-цзин перепрыгнул сквозь рябившую преграду — и все исчезло. Зеркало снова отражало кружевную занавеску на столе, расписную ширму и двух взволнованных девушек, державшихся за руки. В переходах затопали ноги, забряцало железо, и в комнату ввалился отец Вей Юнси, сопровождаемый незнакомым молодым чиновником высокого ранга и слугами дома. Девушки испуганно прижались друг к другу и закрылись рукавами. Молодой господин взглядом обежал помещение и смиренно поклонился хозяину дома.

— Прошу простить этого нерасторопного. Мои собаки вели меня за хули-цзином до ворот вашего поместья и дальше — к западному павильону. Но сейчас они потеряли след. Еще раз простите, что напугал ваших дочерей. Хотя лисы-оборотни коварны и злокозенны, этот недостойный будет очень стараться, чтобы изловить беглеца.

— Я не видел никаких собак, — раздраженно проворчал отец Вей Юнси. — И дочь у меня только одна, вторая — ее подруга. Если благородный господин удовлетворен, я предлагаю покинуть девушек, чтобы не напугать их еще больше.

— Мои собаки показываются не каждому, — надменно ответил чиновник. — Это волшебные собаки Фу, специально натасканные на ловлю злых духов.

Вей Юнси слегка опустила рукав, чтобы посмотреть на вошедших.

— Отец, нам показалось, что какой-то рыжий зверь пронесся через покои и выскочил в окно. Мы не успели толком его рассмотреть — дрожащим голосом произнесла она. Лань Ся закивала, подтверждая слова подруги.

Молодой чиновник тут же подбежал к окну и вгляделся в молодую траву, пробивающуюся сквозь прошлогодние листья. Что-то сухо прошуршало по полу, пара едва различимых сгустков воздуха взметнулась над подоконником и понеслась по дорожке. Чиновник вежливо распрощался с обитателями дома и продолжил охоту.

Когда все успокоилось, Вей Юнси подошла к зеркалу и тихо прошептала:

— Не высовывайся какое-то время, так безопаснее.

Через неделю чиновник снова посетил их дом. Принес богатые дары в качестве извинения за причиненное беспокойство, и смягченный отец пригласил его посещать дом когда только вздумается. А еще через некоторое время специальный посланец предъявил семье девушки список дат, благоприятных для свадьбы. Параллельно один богатый землевладелец из соседней провинции сговорился с родителями Лань Ся.

— Я не хочу замуж, давай убежим! — рыдала та, обхватив колени печальной Вей Юнси. — Не могу представить, что ко мне будет прикасаться кто-то иной, не ты!

Вей Юнси старалась крепиться, однако и у нее глаза были на мокром месте.

— У нас не получится, — шептала она срывающимся голосом. — Мы не имеем права противиться воле родителей. Мы ничего не умеем, даже не сможем приготовить еду без служанок. Родные пошлют за нами погоню, первый же трактирщик сдаст нас городским властям. И потом нас поведут по городу как преступниц, чтобы все равно выдать замуж. Я не хочу, чтобы тебя считали преступницей, пусть лучше муж заботится о тебе как можно лучше. Мне будет легче, если я буду знать, что ты живешь в достатке и любима окружающими. Не омрачай слезами наши последние дни, пусть они сияют нам из прошлого на фоне будущих тусклых будней.

Хули-цзин в образе юноши грустно следил за ними, обхватив колени руками. Он до сих пор боялся выйти из зеркала, потому что собаки Фу постоянно крутились рядом с женихом. А уж тот старался как можно чаще бывать в доме невесты: дарил украшения и сладости в виде маленьких смешных кроликов. Юнси вежливо принимала подношения, но не поднимала глаза на чиновника.

— Какая скромная девушка, — шептались окружающие. — Из нее получится отличная жена — красивая и послушная. Пусть боги даруют ей много детей.

В приданом в числе прочих вещей Вей Юнси обнаружила бронзовое зеркало и очень расстроилась. Она надеялась, что хули-цзин сможет покинуть убежище, когда довольный муж увезет новобрачную в свой дом. Но судьба распорядилась иначе.

Два года в благоприятные даты муж посещал павильон Вей Юнси, прежде чем она понесла. Хули-цзину, прятавшемуся за резной рамой бронзового зеркала, доставались жалкие объедки, потому что Вей Юнси послушно принимала мужа в постели, но страсть в ней не разгоралась, как бы мужчина ни ласкал ее тело.

Лань Ся повезло больше — мужа, который был ее старше на добрых двадцать лет, вполне устраивало, если жена аккуратно ведет хозяйство и исправно рожает детей. А страсть в супружеской постели — глупости, которые вбивают себе в голову молодые девицы. Изредка подруги передавали друг другу письма, но открыто поделиться своими чувствами не могли, а подробности быта и так приносили на полах ханьфу родные, исправно навещавшие обе семьи.

Беременность на время освободила Вей Юнси от супружеского долга, но после рождения сына попытки вызвать в жене ответную страсть продолжились с удвоенным рвением. Вполне возможно, что изголодавшийся хули-цзин невольно способствовал нетерпению мужчины, хотя в беседах наедине с молодой госпожой упрямо отрицал это. Вей Юнси старалась помочь ему, как могла: поздно ночью, если была уверена, что муж сегодня не посетит ее, садилась перед зеркалом и нежно ласкала свою грудь, запускала руку меж бедер, наблюдая, как в зеркале смеясь и раскинув руки кружится хули-цзин, обернувшийся Лань Ся.

Много детей родить не удалось. После первенца тело Вей Юнси как будто отказалось принимать семя мужа. Чиновник завел сначала одну наложницу, потом вторую… Вскоре к сыну Вей Юнси прибавились еще две дочери. Внимание мужа теперь распределялось между тремя женщинами, что вполне устраивало законную жену.

Неспокойной осенней ночью чиновник посетил Вей Юнси в неурочный час. За окном выл ветер, деревья сбрасывали желтые листья и они скреблись о стены павильона, как продрогшие котята. А в зеркале цвели душистые травы, пели птицы и танцевала Лань Ся. Может быть поэтому Вей Юнси и не услышала шаги мужчины. Тот грозно свел брови, заметив беспорядок в одежде и красные пятна на щеках и груди жены. Хули-цзин метнулся за выворотень, но чиновник успел заметить промелькнувшие полы яркого ханьфу.

— Так вот почему объятия мужа не прельщают тебя! Они кажутся слишком пресными по сравнению с ласками хули-цзина. Проклятое существо околдовало тебя еще до замужества, и ты посмела притащить его в мой дом!

Чиновник призвал собак Фу. Они долго сопели, тыкались мордами в бронзовую гладь, но не сумели проникнуть в зазеркалье.

— Хорошо же, — гневно взревел муж, — если никто не может проникнуть внутрь, то никто не сможет и выйти наружу!

Он полоснул себя ножом по ладони, собрал кровь в горсти, схватил кисть со стола и начертал на бронзе иероглифы заклятья, намертво запечатав выход из зазеркалья. Покидая павильон, мужчина снял с себя белый шелковый пояс и бросил на пол.

— Здесь как раз три чи, — презрительно заявил он и закрыл створки двери.

Вей Юнси, испытывая невыразимое облегчение, подняла брошенную ткань, перекинула ее через балку и обмотала вокруг шеи. Прощаясь с ней, по ту сторону зеркала кружился в танце хули-цзин.

Лань Ся узнала о смерти подруги через две недели после случившегося. Она заказала белые траурные одеяния, повязала лоб белой лентой и носила ее до самой старости. Муж Вей Юнси не позволил разместить ритуальную табличку на семейном алтаре: засунул ее за резную раму зеркала, мстительно добавив, что неверной жене самое место рядом с хули-цзином, и запретил упоминать при сыне имя матери.

Chapter Text

Меня выкинуло из сна, но я остался лежать на футоне, собираясь с мыслями. За окном брезжил рассвет, птицы только начинали пробовать голоса. Мимо дома прогремела тележка молочника. Реальный мир постепенно вытеснял пространство сновидения, до того правдоподобного, что я верил в него всем сердцем. Я обдумывал, какими словами передать историю Вей Юнси и Лань Ся так, чтобы Сяо Чжань не усомнился в подлинности послания через века. Но делать этого не пришлось. С кровати свесилась голова, и на меня посмотрели расширившиеся глаза второго потомка.

— Я тоже видел, — ответил я на незаданный вопрос и улегся поудобнее, закинув руки за голову.

Вставать не хотелось, в мыслях творился полный сумбур. Сяо Чжань отзеркалил мою позу и задумчиво уставился в потолок. Некоторое время в доме царила тишина.

— Хотел бы я сказать, что это просто сон, но даже думать такое — кощунство! — нарушил молчание Сяо Чжань, поворачиваясь на бок и подпирая голову рукой. — Думаю, предки не зря показали нам свои судьбы. Это послание — и просьба, и предостережение.

— С просьбой все понятно: найти и освободить хули-цзина, — поддержал его я. — А как расшифровать предостережение, по-твоему? Не идите против судьбы? А я не могу понять, даже по прошествии пятисот лет, в какой момент Вей Юнси и Лань Ся пошли против судьбы: когда влюбились друг в друга или когда отказались от того, чтобы быть вместе? Может, не будем ломать голову над неразрешимым, тем более, что свою жизнь наши предки уже прожили, как сумели. Мы можем только сочувствовать им и исправно совершать ритуал почитания. А вот с хули-цзином надо что-то делать.

— Да-да, — согласился Сяо Чжань. — Как нам его освободить?

— Ты еще не понял? — посмотрел на него я. — Ты случайно уже освободил его, когда при полировке зеркала снял верхний слой вместе с патиной. Со свеженаложенным заклинанием такой фокус не прокатил бы, но прошло полтысячи лет. За такой период самые мощные чары истончатся. К сожалению, это существо настолько ослабело от голода, что не способно отойти от зеркала даже на десяток чжанов. Мне кажется, на то, чтобы попытаться соблазнить нас, у него ушли последние силы, поэтому мы и смогли разглядеть его истинный облик.

— Кстати, — оживился Сяо Чжань, — получается, ему самому не обязательно быть участником, достаточно находиться рядом?

— По-всякому бывает. Для хули-цзинов главное — иметь доступ к сексуальным эманациям. А как они были получены — за счет прямого соблазнения жертвы или от наблюдения за играющими в “тучку и дождик” — не важно, — пояснил я. — Может, в бордель госпожи Лин его подбросить, чтобы хоть немного жирок нагулял?

— Плохая идея! — возразил с Сяо Чжань. — Я не готов жертвовать борделю фамильную реликвию. И кроме того, представляешь, что произойдет с доходягой, долгое время сидевшим на голодной диете, если перед ним вывалить сразу гору тяжелой и жирной пищи? Он же умрет от заворота кишок, это я тебе как ветеринар говорю!

— Можешь приводить нанцзи домой и подкармливать оборотня каждый вечер понемножку, — предложил я, хотя под ложечкой неприятно заныло.

— Ты еще предложи тебя с Сян-Сян добавить! — рассердился Сяо Чжань. — И чем это будет отличаться от борделя — количеством участников?

— Ты только критиковать и способен. Не нравятся мои идеи — предложи свою, — буркнул я, отворачиваясь.

— И предложу! — угрожающе заявил хозяин дома. — Ну-ка, вставай, одевайся!

— Гонишь из дома? — насмешливо поинтересовался я, садясь на футоне.

— Гоню, но вместе с собой, — согласился Сяо Чжань. — Пятнадцать минут на сборы, благородный молодой господин. Время пошло!

Я заинтригованно принялся натягивать брюки. Хозяин дома любезно предоставил мне первым воспользоваться санузлом и умыться, сам же быстро свернул футон и запихал его в шкаф. Не прошло и четверти часа, как Сяо Чжань тащил меня за руку вниз по улице в сторону утренних пляжей Онтарио. Ночью на город опустился благословенный туман, жадно выскребая остатки жары из переулков и подворотен. Серая мгла глушила звуки шагов и голосов, хотя мы и так не разговаривали.

— Скажи, что нас связывает? — внезапно нарушил молчание Сяо Чжань. — Кроме того, что я — твой клиент, обратившийся за помощью к детективу Вану? Есть между нами что-то еще?

— Конечно есть, — не задумываясь, ответил я. — Мне кажется, рабочие отношения давно переросли в дружбу.

— Видимо поэтому ты регулярно ночуешь в моем доме, — поморщился Сяо Чжань. — Даже пижаму и зубную щетку притащил вчера.

— Эй, — возмутился я несправедливости обвинений. — Мы ловили хули-цзина, если ты успел забыть. Кроме того, у Я-цюся в шкафу тоже лежит комплект моей домашней одежды на случай, если я решу заночевать у него.

Мою руку наконец отпустили. Мы остановились на границе травы и пляжа. Мельчайшие капли измороси смочили песок, украсили голову моего спутника полупрозрачным венцом.

— Думаю, мы отошли достаточно от дома, чтобы голод хули-цзина не влиял на наши желания. — Сяо Чжань встряхнул волосами, освобождаясь от водяной пыли, отошел на пару шагов, раскинул руки и закружился в танце.

— Нравится ли тебе то, что ты видишь? — воскликнул он.

Я молча кивнул головой, не решаясь выдать себя голосом. Сяо Чжань остановился, испытующе глядя на меня, приблизился и вдруг прижался губами к моему рту. Губы были потрескавшимися и шершавыми, а язык, который мягко лизнул мой рот — удивительно настойчивым. Я судорожно дернул кадыком, проталкивая образовавшийся в горле комок.

— А так тебе нравится? — прошептал Сяо Чжань. Его глаза казались черными норами, в которых мелькали многочисленные хвосты. — Не солги себе, Бо-эр, тебе не за кого сейчас прятаться, голодный хули-цзин далеко. Хочешь быть со мной — будь. Я жду тебя на закате.

И Сяо Чжань растворился в тумане, оставив меня собирать в единое целое детектива Вана, Бо-эра и маленького Ван Ибо, когда-то подглядывавшего за фейри.

Сзади послышалось фырканье. Лошадиная морда сначала чувствительно толкнула в спину, а потом тяжело легла на плечо. Я провел ладонью по мягкому мокрому храпу. Келпи игриво прихватил пальцы губами и снова зафыркал, приглашая прокатиться.

— Ничего не выйдет, приятель, — объяснил я ему. — Поищи другого наездника, но чур, не топить. Максимум, окунешь в воду. Иначе люди всполошатся, и придется тебе искать другое место обитания. А мне сегодня недосуг играть с тобой. Мне вечером… хм… другие игры предстоят. И вообще, работать надо.

Около офиса уже поджидал мужчина в клетчатом килте. Ростом он был не выше меня, но из-за массивной фигуры выглядел почти великаном. Здоровенные руки могли бы, наверное, выдирать с корнем небольшие деревца, а крепкие ноги — без устали шагать по бездорожью. Однако волнистые волосы, подернутые кое-где сединой, и голубые глаза смягчали его суровый облик. Мужчина неловко протиснулся вслед за мной в дверь и едва уместился на предложенном стуле.

Дома у него три дня как творилось невесть что: дровяная плита, которую хозяйка растапливала во дворе, чтобы приготовить пончики, чадила и плевалась искрами; сливки скисали сразу, как только их вносили в дом; дочурка, ранее отличавшаяся крепким сном, теперь испуганно вскрикивала посреди ночи и перебиралась в кровать к родителям. Жена его, бретонка по происхождению, не знала что и думать. Домашнего духа, флеруса, она подкармливала регулярно, раз в неделю оставляя на подоконнике его любимое лакомство — молоко с сахаром в небольшом блюдечке.

— Не мог ребенок нашкодничать? Например, по науськиванию соседской ребятни решил подшутить над флерусом и вместо сахара насыпать соль или еще хуже — кинуть в молоко дольку чеснока? Домашние духи обидчивы, знаете ли.

— Что вы, что вы! — замахал лапищами клиент. — У нас очень послушная дочурка, и флеруса уважает, по примеру матери. Я, когда один жил, часто забывал задобрить духа, уставал на работе. А как женился, так хозяйка ни одной недели не пропустила, чтобы не соблюсти ритуал.

— Один жили? Дом строили еще ваши родители или вы к жене после свадьбы перебрались? — продолжал допытываться я.

— Как можно, — слегка обиделся голубоглазый великан. — У нас принято женщину в свой дом вводить, а не наоборот.

— Но вы же шотландец, судя по одежде, так?

Посетитель застенчиво кивнул.

— А жена у вас бретонка. Почему вы решили, что ваш домашний дух — флерус?

— Ну-у… — замялся посетитель, — так его женушка называет.

— Давайте-ка проверим на месте. Показывайте дорогу.

Дом был добротный, украшенный зелеными наличниками и цветочными горшками с геранью. На веранде на деревянных качелях сидела девчушка лет пяти. Завидев отца, она соскочила с доски и помчалась нам навстречу. Мужчина подхватил ее на руки и что-то басовито зашептал на ухо. Из дверей выглянула миниатюрная женщина со смешливыми глазами и тут же скрылась в доме.

Пока хозяйка хлопотала вокруг стола, я внимательно огляделся. На подоконнике заметил маленькую перевернутую мисочку с разлитым молоком. Все верно, дух не принял угощения — был рассержен или обижен. На всякий случай ткнул пальцем в потеки и лизнул. Сладко, хотя молоко успело скиснуть. Прошелся по комнате, заглянул под стол и скамьи. Под одной из них заметил яркий лоскуток, наклонился и вытащил кукольное платье.

— Ой, а я думала, снова потерялось! — Малышка попыталась выхватить ткань, но я поднял руку, чтобы она не могла дотянуться.

— И часто у тебя кукольная одежда теряется? — спросил я, стараясь не напугать ребенка, потому что ее губешки и так уже дрожали.

— Да регулярно, — вздохнула мать. — Только сошью из какой-нибудь ветоши, дочка поиграет-поиграет, да и забудет где-нибудь. И снова кукла голышом сидит. Нехорошо это, даже для куклы. А недавно соседка платье на заказ шила и отдала малышке пару лоскутков. “Пусть твоя кукла тоже в обновке походит, — говорит, — а то в стареньком все время скучно ей, небось”.

Я молча сунул одежку в карман и вышел из дома.

— Дядя, а ты потом отдашь мне платье? — пискнула было девчушка, но отец прикрыл ей рот большой ладонью, в которой спряталось все детское личико.

За домом я обнаружил хозяйственную пристройку. Дверь поддалась с трудом, скрипнули несмазанные петли. В помещении было темновато, но свет пробивался между неплотно пригнанными досками, сплетая из пылинок в воздухе кружевную вуаль.

— Выходи, поговорить надо, — миролюбиво сказал я и, не удержавшись, чихнул. — Я помочь пришел.

В углу зашебуршало, завозилось, и наконец появилась зареванная мордочка брауни.

— Ты из-за этого расстроился? — Я присел на корточки и вытащил из кармана яркий лоскуток.

Брауни бросил взгляд на кукольное платье и снова залился слезами, растирая глаза маленьким кулачком.

— Я для них… а они… — всхлипывал он, — хотят меня выг… выгна-а-а-аать!

— Глупости какие! — строго сказал я. — Пришел бы сразу ко мне, не потребовалось бы столько рыдать.

Пришлось снова порыться в карманах, вытащить смятый фантик от конфеты и протянуть брауни вместо носового платка. Он шумно высморкался и немного успокоился.

— Ты мне поможешь найти новый дом? — тихо спросил он.

— Не помогу, тебе и в этом хорошо жилось. И будет хорошо житься. Просто хозяева за дочкой не уследили, а ты сразу на свой счет принял. Ладно она маленькая и глупая, но ты-то взрослый и умный! Давай вместе простим ребенку его невежество. Какая одежда тебе нравится больше всего?

— Носки хозяина, — застенчиво признался дух. — Они так приятно пахнут… Сразу чувствуется что-то родное.

Я поперхнулся, представив, как чистоплотная бретонка двумя пальчиками выкладывает на подоконник рядом с мисочкой грязный мужнин носок.

— А если компромисс? Скажем, тот же носок, но стиранный?

— Тогда с дыркой! — потребовал мелкий вымогатель. — И раз в месяц, не реже!

— Договорились. Раз в месяц — дырявый носок рядом с угощением. И ты больше не заришься на кукольную одежду.

Мы ударили по рукам. Брауни деловито полез заделывать очередной крысиный лаз, отваживая грызунов от ларя с мукой, а я пошел успокаивать хозяев.

Шотландец, вручив мне гонорар и быстро перекусив, уже ушел на лесопилку, а я задержался, поддавшись на уговоры хозяйки и манящий запах свежих пончиков.

— Получается, брауни думал, что кукольные платья, которые разбрасывала наша дочурка, предназначались для него? — растерянно спросила бретонка, подкладывая в мою тарелку очередной пончик, политый маслом.

— И когда увидел платье, сшитое из новых, ранее не использованных лоскутков, решил, что вы хотите от него избавиться. Вот и пакостил напоследок, — пояснил я, облизывая пальцы от варенья. — Ваш муж должен бы знать обычаи своей родины.

— Он у меня не очень сведущ, — призналась женщина. — Зато добрый и заботливый. От привычки разбрасывать грязные носки где попало, пришлось отучать очень долго. И вряд ли он расстраивался, если не мог собрать пару после стирки. Теперь-то я строго слежу за порядком. Но дырявые носки буду откладывать специально. Кто же знал, что они такая ценность.

Остаток дня я провел за любимым столиком на террасе, играя в вэйци с третьим дядюшкой и лениво потягивая сладкое сливовое вино. Сам почтенный ресторатор был занят обслуживанием посетителей, спрятавшихся под крышей от ливня — долгожданного, но налетевшего, как обычно, внезапно. Дождь приятно шумел по черепице, пахло прибитой пылью и мокрой глиной, а я бессовестно проигрывал, постоянно отвлекаясь на собственные мысли.

— Что тебя тебя тревожит, Ван-гунцзы? — наконец спросил предок, придерживая мою руку с черным камешком, неосмотрительно занесенную над клеткой, ведущей к проигрышу.

— Тревожит? — переспросил я. — Нет, не тревожит. Я просто немного волнуюсь.

— Так же немного, как мастер Сяо, который забегал в обед съесть миску лапши? — хитро прищурился третий дядюшка. — Он так нервничал, что забрызгал соусом салфетку, свою одежду и пол на десять цуней вокруг.

— Как вы связали наше волнение между собой? — насторожился я.

— А то мы слепые и глухие, — обиделся дух. — Еще когда вы мимо ресторана зеркало с хули-цзином вдвоем тащили, мы уже поняли, что о твоей свадьбе с Мейсян можно забыть. Ну ничего, девочка у нас красавицей выросла, найдем ей жениха.

— Стоп. Вы знали, что хули-цзин заперт в зеркале и ничего мне не сказали? — возмутился я.

— Это лишнее, — покачал головой третий дядюшка и заботливо добавил аромата в мой чайник. — Судьба уже сделала свой ход. Коль есть мускус — он пахнет и сам, зачем ему нужен ветер?

Партию в вейцзи я в тот вечер проиграл. Дождь и не думал заканчиваться, поэтому по дороге к дому Сяо Чжаня я вымок до нитки. Хозяин еще возился в мастерской с чьим-то велосипедом, а под навесом сидела старушка с примусом, дожидаясь своей очереди.

— Заходи в дом! — крикнул Сяо Чжань, — я освобожусь минут через тридцать. Твоя одежда в шкафу на третьей полке, переоденься в сухое.

Я последовал его совету. Мокрую рубашку и брюки я аккуратно развесил на веранде — к утру высохнет, ночи еще теплые. Раскатал футон перед зеркалом и уселся на него, скрестив ноги. Из зеленоватой мути появился лис и устроился напротив, не переступая границы резной рамы. Он сидел неподвижно, позволяя рассмотреть себя. Вблизи было видно, как свалялась и потускнела его шерсть. От пушистых хвостов остались одни огрызки с редкими черными кисточками на концах. Видно было, как вздымаются его ребра при дыхании.

— В нашем доме зеркало всегда стояло в гостинной. Вряд ли ему перепадало что-то большее, чем пара поцелуев украдкой да редкие объятия, пока дети не видят.

Я не услышал, как в комнату вошел Сяо Чжань и опустился на колени позади меня. Должно быть, старушка ушла довольной. Сейчас, небось, готовит ужин для своего старика, расхваливая золотые руки мастера. Сейчас эти руки, пахнущие мылом и немножко керосином, легли мне на плечи. Я потерся щекой о правую.

— А как же твой вклад? У тебя же всего одна комната была.

— Ты хочешь узнать, как я выкручивался без партнера? — усмехнулся Сяо Чжань, повернул ладонь так, чтобы моей щеке было удобнее. — Самостоятельно. В Торонто я даже где бордели разведать не успел, тем более особого рода. Госпожа Лин — мудрая женщина, сам я постеснялся бы спрашивать. Скорее всего, удовлетворился бы вином и зрелищем.

— Девочки тебя совсем не привлекают? — Я коснулся губами его пальцев и игриво прихватил зубами указательный.

— Я взрослый мужчина, — вздохнул Сяо Чжань, проводя второй рукой по кромке моей челюсти и подбородку. — Я пересек полмира, чтобы добраться до Канады. В моей жизни бывало всякое, как и в твоей. Меня привлекаешь ты. Есть ли смысл ворошить прошлое?

— Есть, — подтвердил я. — Мой опыт заключается в общении только с весенними пташками, начиная с первого раза, когда отец отвел меня в бордель. А это тоже несколько специфично, ведь девочки не умеют говорить “нет”, какие бы фантазии ни взбрели клиенту в голову.

— Опасаешься, что я скажу тебе “нет”, что бы ты ни задумал? — жарко выдохнул Сяо Чжань. — Даже не рассчитывай!

Я извернулся, опрокинул его на футон и поцеловал, нависая сверху. Боковым зрением заметил, что хули-цзин деликатно скрылся за поваленным деревом, хотя его присутствие ощущалось накатываемым приливом вожделения.

Губами я прикоснулся к векам и не уловил привычного вкуса рисовой пудры. Проводя языком по щекам, вместо гладкой кожи почувствовал пробивающуюся щетину. Рука вместо приятного холмика сжала грудную мышцу, покрытую жесткими редкими волосками. Пальцы нащупали что-то твердое, схожее с наконечником стрелы, проткнувшим лежащее подо мной тело изнутри. Лишь через несколько мгновений до меня дошло, что я трогаю напрягшийся сосок.

— Что ты делаешь? — прошипел Сяо Чжань.

— Привыкаю к новым ощущениям, — пояснил я. — Не мешай, пожалуйста.

Он озадаченно хмыкнул, но послушно развернулся ко мне спиной, когда я улегся рядом. Мои руки продолжали знакомиться с его телом. Я стянул с него рубашку, потрогал ребра (Cяо Чжань хихикнул и дернулся), ткнул пальцем в пупок, пробежался пальцами по дорожке волос до паха, забрался рукой под штаны и провел ладонью вдоль тазовой косточки. У женщин это место обычно было довольно чувствительным. Сяо Чжань тихо застонал и придвинулся ко мне ближе. Ага, значит у мужчин тоже.

— Долго ты еще планируешь заниматься исследованиями, ученик Ван, — нетерпеливо прошептал Сяо Чжань и потерся о мой пах ягодицами.

— Потерпи, скоро закончу, — буркнул я и обхватил его член большим и указательным пальцами.

В мою руку нетерпеливо толкнулись. Я растянул пальцы, измеряя длину, чувствуя себя девственницей, впервые задумавшейся “как это все поместится?”.

— Издеваешься? — Сяо Чжань взбрыкнул ногами. — Если так интересно, давай снимем штаны и сравним, у кого больше. У нас хули-цзин от голода пухнет, а ты!..

— Сейчас штаны и снимем, — пообещал я нетерпеливому, неторопливо оголяя его ягодицы.

Со своей одеждой я справился не в пример быстрее. Огладил твердые половинки, что тоже было довольно непривычно, нащупал сморщенное колечко мышц, приставил член и толкнулся на пробу. Сяо Чжань взвыл и рванулся вперед.

— Нет-нет-нет, — запричитал он, потирая зад, — беру свои слова обратно. На такое я не подписывался. Ты что, вообще не имеешь представления о сборе цветов на заднем дворике?

Я немного озадачился. Пару раз, вдохновленный подначками малышки Шу-Шу, я брал ее сзади. Член тогда входил как по маслу, колечко послушно расслаблялось, и только дождавшись, когда я войду на всю длину, малышка начинала ритмично сжимать мышцы. Было приятно обоим, насколько я помню. Почему сейчас-то не так? Выслушав откровения, Сяо Чжань негодующе посмотрел на меня.

— И тебе не приходило в голову, что девочка специально готовилась? — с укоризной спросил он. — О, великий детектив Ван, знаток драконов и троллей! И абсолютная бестолочь в плане человеческой анатомии!

Я сопел, вдыхая запах его тела. Вожделение разгоралось все сильнее, несмотря на вспыхнувшую и погасшую обиду.

— Ну да, опыта маловато. Так научи же меня, Cяо-лаоши, — потребовал я, подполз ближе и потерся носом о твердый сосок.

Над головой раздался протяжный звук, как будто где-то рядом выдохнул большой кит. Руки прошлись по моим лопаткам, вдоль позвоночника, заставили оторваться от груди. Жесткие губы прижались к моим, кончик языка мазнул по зубам, потер десну и снова спрятался. Я приоткрыл рот, и язык сразу вернулся. Он хозяйничал, как завоеватель, собирающий дань: ощупывал каждый уголок, терся о небо, щекотал внутреннюю поверхность губ. Действительно было чему поучиться. Я понял, что нанцзы рядом с Сяо Чжанем не притворялся — он и правда потерял голову в тот вечер. Хвосты хули-цзина замелькали у меня перед глазами, и я принял бой.

Я сам тянулся к губам, впивался пальцами в плечи, сжимал тугие ягодицы, извивался на футоне, как будто готов был влезть под кожу партнеру? противнику? любовнику? Таких ярких и яростных чувств я не испытывал ни в юные годы, ни с лучшими прелестницами цветочных улиц. Ответные пальцы и губы всласть гуляли по моему телу, вырывая из горла то жалобный скулеж, то требовательное рычание. Они скользили, касались чувствительных точек, заставляя нервы искрить, как бикфордов шнур перед взрывом трубки с порохом. Я терся твердым членом о такую же твердь, моя рука рвалась обхватить сразу оба и как следует приласкать, но ее обманным движением отклоняли в сторону, доводя до исступления. Когда палец Сяо Чжаня, а за ним и другие проникли внутрь, это воспринялось мной так естественно, как будто им там и было самое место.

Искушающий шепот уговаривал что-то сделать, но я никак не мог понять, чего от меня хотят, только льнул к сильному гибкому телу. Наконец Сяо Чжань оставил попытки втолковать мне хоть что-нибудь и отстранился. Его пальцы выскользнули из меня. Я протестующе замычал и на несколько секунд ощутил себя брошенным, потерянным в пустоте ночи. Однако меня уже обхватили сзади, спине сразу стало горячо. Я почувствовал, как ногти царапнули соски, мышцы живота, острые зубы прикусили мышцы между шеей и плечом. Отвлекающих факторов было много, и я не сразу понял, что чувство распирания вызвал член Сяо Чжаня, неведомым образом оказавшийся внутри меня.

Я замер. Человек сзади замер. Хули-цзин боялся шевельнуть даже шерстинкой, только два раскосых желтых глаза не мигая уставились на меня из изумрудных зеркальных глубин.

Потом волоски на загривке вздыбил медленный теплый выдох, искусные пальцы великого мастера Сяо прокрались ниже, обхватили кольцом мой побаливающий от перенапряжения член и мягко двинулись вниз-вверх. Я нетерпеливо толкнулся в ладонь, почувствовал, как уменьшилось давление сзади, и опрометью рванулся обратно. Мои движения, напоминавшие поначалу метания перепуганного кролика, через некоторое время стали ритмичными, принося все больше удовольствия, но бикфордов шнур нервных окончаний все еще тлел, стараясь достичь сухого пороха. Я обнаружил, что двигаюсь в одиночестве, мой партнер так и не отмер, только дрожал все сильнее и сильнее, как перегретый паровой котел. Я закинул руку назад и с размаху наподдал ему по ягодицам, выводя из ступора. Он дернулся, его член внутри меня задел очень чувствительную точку, и фейерверк взорвался у меня перед глазами.

Я завыл. Мне вторили охраняющие вход в буддийский храм собаки Фу, дикие койоты в лесах и шавки в подворотнях. Мерное возвратно-поступательное движение длилось, и длилось, и длилось, выбивая из меня последние капли разума.… Я сорвал голос, мог только хрипеть и хватать ртом сгустившийся воздух, когда Сяо Чжань дернулся последний раз, выворачивая мое сознание наизнанку. Взлетали фениксы и драконы ныряли в морские глубины, распугивая акул и тритонов, сильфиды неслись в вышине, а у самой земли таинственно перемигивались фонарики пикси. Я видел их одновременно, растекшись туманом над всем континентом и выпав росой над одним единственным футоном в маленьком доме с пристроенной к нему мастерской.

Я пришел в себя совершенно мокрым и спереди, и сзади, потрясенный до глубины души, не в состоянии проронить ни звука. Рядом лежал такой же обессилевший Сяо Чжань. Хули-цзина нигде не было видно. Я пошарил рукой в поисках ткани, которой можно было бы хоть как-то обтереться. О том, чтобы встать и привести себя порядок, можно было и не мечтать — сил на это уже не осталось. Пальцы нащупали домашние штаны. Я с сомнением подтянул их поближе, понимая, что завтра придется разгуливать по дому в одной рубашке.

— Погоди.

Голос моего партнера был отрешенным. Соображал он так же плохо, как я сам. Сяо Чжань сумел повернуться на бок, дотянулся до полки у кровати и стащил с нее кусок мокрой фланели.

— Кто же знал, что ты футон предпочтешь, — пояснил он. — Я на кровать рассчитывал.

Я вяло повозил фланелью по телу, потом вернул ее хозяину. Тот повторил процедуру и откинул тряпку в сторону. Я постарался отыскать на простыне более-менее сухой уголок, подгреб к себе Сяо Чжаня и вырубился, как будто я сам только что был келпи под неумолимым всадником, и мне наконец позволили вернуться в море.

Утро пахло влажным мхом, мокрой корой деревьев и терпким мужским потом. Ночью Сяо Чжань сдвинулся, используя мое плечо в качестве подушки, и сейчас его волосы настойчиво лезли мне в рот. Я отвернул голову и увидел в зеркале свое отражение. Видок был еще тот: лохматый, небритый, с кругами под глазами и жутко довольной физиономией. Я фыркнул. Сзади из-за плеча показалась вторая голова — Сяо Чжань тоже уставился в зеркало, силясь понять, что меня так позабавило. Внезапно он вцепился в мое плечо и лихорадочно затряс его.

— Ты видишь? — зачарованно прошептал он.

Поверхность зеркала подернулась рябью и снова успокоилась. На поваленном дереве сидел и болтал ногами веселый юноша в ярко-желтом ханьфу. Миг — и он обернулся девушкой, машущей нам рукой. Я судорожно прикрылся штанами. Еще миг — на выворотне оказался довольный хули-цзин. Его морда улыбалась, шерсть лоснилась, а все девять роскошных хвостов веером развернулись вокруг его лап, ниспадая со ствола.

В темноте под корнями обозначилось копошение, и из норы высунулась маленькая любопытная мордочка второго хули-цзина. Детеныш выбрался наружу и уселся на траве, копируя позу родителя.

— Он объелся и размножился, — вслух констатировал я. — Ты понимаешь, что это значит? — обернулся я через плечо.

— Что хули-цзинам не нужна пара для производства детенышей? — заинтересовался Сяо Чжань. — Ну да, логично, они же духи, должны размножаться простым делением. Наверное, редкое явление. Здорово, что довелось увидеть.

— Ты ничего не понял, — в отчаянии выдохнул я. — За пятьсот лет он привык к своему убежищу и не собирается его покидать. А нам теперь придется кормить сразу двоих.

— Стар я уже для ежедневных игрищ, — нарочито опечалился Сяо Чжань и искоса глянул на меня. — Не уверен, что потяну.

— Ничего, — я утешающе провел рукой по его волосам, — будем меняться ролями. Полагаю, подопечных устроит и более гибкий график кормления. Главное, чтобы от пуза.

Я обнял прижавшееся ко мне тело и услышал, как где-то в небесах над Торонто скрипнули колеса — повозка моей судьбы свернула на новую тропу.

Хули-цзины подтверждающе с аппетитом облизнулись.