Work Text:
Питер возвращается домой. Дома тускло и холодно. Чисто. Мама терпеть не может грязь и бросившего её маггла. Его отца.
Дома всегда чисто и неуютно.
Мама сидит в кресле, уронив голову на грудь: большая и вся какая-то обмякшая. На секунду Питер думает — она умерла. Вот бы она…
Конечно, нет.
Не умерла. Тяжёлый фолиант парит над её коленями. Чары спадают, когда волшебник мёртв.
Питер смотрит на палочку в её крупной ладони, на забинтованное предплечье. Лорд взял Питера вместо неё, но метка осталась, продолжила её мучать.
Питер садится на пол к её ногам, как в детстве. Как в детстве, когда она не любила, чтобы он валялся на полу, но все равно гладила по волосам, стоило Питеру боднуть её колени головой.
— Пит? — хрипло говорит она и смотрит на Питера усталым затуманенным взглядом. — Как все прошло?
— Он помешан на пророчестве. Недавно считал с Лестрейндж, сколько раз с ним сражались Лонгботтомы, — он старается говорить спокойно, но даже вспоминать как он подслушивает Лорда — страшно. Питер бесконечно труслив для Гриффиндора.
Мама запускает пальцы в его волосы, щекочет острыми ногтями затылок.
— Прости.
Питер ловит мягкую ладонь, целует.
Говорить нет сил, может выйти фальшиво. Она услышит, как ему страшно. И как он виноват.
Маму некому защитить.
— Я боюсь за их малыша, — говорит она. — Ты сможешь защитить их малыша?
Питер почему-то злится, злится на секундочку. Он не должен злиться.
Питер сам выбрал спасти свою маму, сам выбрал стать пожирателем смерти, вместо неё.
— Ну, ты же знаешь, его крёстный самый бешеный гриффиндорец, — бормочет Питер. — Их есть кому защищать.
А его маму больше некому.
***
Они с Лили отрубаются прямо на диване в гостиной. Питер просыпается от холода, в его жизни слишком много холода. Голова Лили греет колени, но ступни совсем закоченели.
Питер пялится в темноту комнаты: камин погас. Надо разжечь огонь или лучше отправить Лили спать на нормальную кровать к Джеймсу и Гарри, а самому пойти домой.
Раздаётся шорох, бульканье и выдох. Только сейчас Питер замечает — Сириус сидит на полу. У темного камина. Бутылка в его руке бликует от тусклого света из окна. Туманно и луна совсем бледная.
В горле стягивается узел. При виде Сириуса Питер задыхается. Так с детства.
Он красивый. Всегда красивый. Далёкий, как сейчас, в темноте пустой гостиной. Он много пьёт в последнее время. Лили им недовольна и запрещает приходить пьяным.
Они теперь редко видятся. Не потому что Сириус пьёт, но потому, что Питер врёт своим друзьям. Потому что Питер боится слишком часто приходить, вдруг за ним следят. Вдруг Лорд решит, что подойдет любой ребёнок, рождённый в конце июля. Не станет дожидаться, сколько там вызовов бросят его родители.
Питер не будит Лили и смотрит в темноту на темный силуэт Сириуса Блэка.
Питер любит их всех одинаково сильно: ворчливого ответственного Ремуса (Питер скучает по нему), счастливого открытого Джеймса, реву-малыша Гарри, строгую смешливую Лили и отчаянного яркого Сириуса.
Только Сириуса больно любить.
Потому что Сириус всегда слегка презирает Питера. Питер не ровня Сириусу. Он сказал это лишь однажды, пьяный на шестом курсе. Но такое не нужно говорить, неуважение всегда видно.
Питеру не положено искренней дружбы Сириуса Блэка. Потому что Питер не заслужил его уважения.
Он не самый храбрый, не самый умный, он не…
***
Невозможно узнать тех, кто скрывает лица на собраниях Пожирателей смерти.
Невозможно.
Питер и не узнает лицо, оно под чарами. Голос искажённый, фигура скрыта широкой мантией. А палочку при Лорде никто и никогда не достаёт.
Невозможно узнать Сириуса Блэка, если только… Если только не любить Сириуса Блэка так много лет, как любит Питер.
Движения, пластика, любимые словечки и смех. Питер не знает, не уверен, пока не слышит его смех.
Итак, Беллатрикс Лестрейндж пытает человека, а Сириус Блэк смеётся над этим, как когда-то смеялся в школе над шутками Джеймса, над Снейпом, над самим Питером.
Не столько звук смеха, сколько эта задыхающаяся манера. Сперва Сириус хрипит, так словно вот-вот умрёт, а в следующее мгновение из горла вырывается прерывающийся лающий смех.
Питер не помнит дальше собрание.
***
Смех Сириуса, сливается со смехом Гарри, Гарри, которому нет и годика. Сириус подкидывает хохочущего Гарри в воздух и ловит.
Питер почти слышит мучительный крик человека под Круциатусом.
— Невкусно? — расстраивается Лили.
В тарелке пастуший пирог, Питер любит пастуший пирог, но его тошнит. Его тошнит от смеха Сириуса. Питер не хочет, чтобы Сириус прикасался к Гарри.
Сириус вытягивается на диване, черные волосы рассыпаются по красной обивке, кладет Гарри себе на живот. И болтает о пустяках. И смеётся задыхающимся смехом.
Кажется их тоже некому защитить, кроме Питера.
— Можно моя мать поживёт с вами? — он опускает глаза, врёт. — Она насолила пожирателям и дом больше не безопасен.
— Хвостик, — волосы Лили пахнут детской присыпкой и кашей, она обнимает его так крепко и искренне. — Ну, конечно. Миссис Петтигрю, она…
— Замучает нас уборкой, — честно хмыкает Джеймс.
Питер старается не смотреть на Сириуса.
***
На улице зябко. В лужах отражается бесконечная густая чернота неба.
— Я тебя узнал, — говорит Питер, руки у него мелко трясутся. От холода. И тревоги. — Там, в Лестрейндж-холле.
Сириус поворачивается к нему. Он улыбается почти с восторгом.
— Я не знал.
Питер впервые считает улыбку Сириуса отвратительной. Палочка трясётся в руке.
Домой Питер не возвращается.