Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Ты, Сатана, должен жить, надев личину слабого человека. Розги болезни будут в клочья раздирать твою плоть, а на шее стянется петля ловца. Бог смерти всегда смотрит свысока, живя мгновение и умирая вечность. Наконец ты предстанешь перед врагом, что погубит тебя. Жизнь задыхающегося насекомого. Он не сможет протянуть, не отнимая человеческие жизни.

О Сатана, покоритель разрушенного трона,

убивай снова и снова!

– Ски-и-ип. Какой это уже раз?

Глаза слипаются уже третий час, спина скулит и ноет, а руки всё продолжают жать на кнопку новой игры – ровно пять часов назад рабочий день Тсуны закончился, и ровно четыре часа двенадцать минут назад она опустилась в своё неудобное компьютерное кресло, доставшееся от мамы с чердака, надеясь получить от этой жизни хоть капельку удовольствия. И совершенно прогадала.

Чего она ожидала, вместо ужина выбрав компьютерную игру? С каких пор она так поверила в себя, что после прочтения сотни гневных отзывов таки нажала кнопку проведения оплаты?

– Первый уровень. Я ничего больше не прошу, дайте мне пройти хоть один несчастный уровень, – оттягивая щёки назад, бурчит она под нос. – Во всех нормальных играх сложность можно настраивать. Эта инди-залупка оплатила такой хороший вижуал, неужели на геймплей совсем не осталось бюджета?!

Загрузочный экран сменяется роскошной комнатной, и почему-то кнопка скипа так и остаётся нетронутой – в новой катсцене главный герой, перевоплощение сатаны, протагонист и просто отменный красавчик меланхолично глядит вдаль, омываемый одним лишь светом полной луны. Его тёмные как смоль волосы забавно торчат во все стороны, и Тсуна бы с удовольствием поглумилась над этой нелепицей, не будь на её голове того же гнезда.

Шутка. Собственные недостатки никогда не мешали ей осуждать других, и первый раз она даже высказала всё, что думает – правда заткнулась совсем скоро, ведь перед загадочно уставившимся в никуда Реборном валяется загадочно погибшая служанка. 

Первое задание – избавиться от трупа.

– Пойдём уже, уёбище, – бурчит Тсуна. За всё то время, что она возилась с первым раундом, запоминание кнопок оказалось единственным прогрессом – всё её внимание сосредоточено на экране и праздно шлёпающем по луже крови графе, который за один этот вечер вобрал в себя всю её ненависть и все мольбы.

Ещё раз: эта игра прославилась жутким уровнем сложности. Для такого слабого сюжета запросы к прохождению больше похожи на финальный тест для серийников, без прохождения которого справку о завершении обучения не раздобыть.

Игра закончится, если слуга увидит Вас на месте преступления.

Игра закончится, если позвать слугу к себе и не прервать её побег.

Игра закончится, если Вы нападёте на кого-то сильнее Вас.

Игра закончится, если Вы обратитесь в религию и сдохнете от истощения.

Игра закончится.

Терпение Тсуны – следом.

– Ты можешь заколоть человека вилкой, почему тебе так тяжело взять эту девчушку на спину?! – Тсуна наблюдает за жалкими потугами Реборна оттащить служанку за шкирку, от безнадёги водя этот хороводик по кругу на одном месте. – Куда мне её деть? Где в такой час на меня не выскочат из-за угла с табличкой рестарта?

Ещё одна особенность, о которой свойственно забывать разработчикам таких игр – физические показатели персонажей. Реборн – сам Сатана, но он с рождения заточён в слабом теле, харкающем кровью от малейшего перенапряжения. Юный господин с детства принимает столько лекарств, сколько не выдержит ни один ребёнок, и лишь изредка подаёт надежды на выздоровление.

По общеизвестной версии – благодаря курсу лечения.

По сюжету – взамен чужой жизни.

Очевидно, Реборн под курсором Тсуны только что словил приступ астмы от перенапряжения.

Очевидно, на весь экран вновь высветилось уведомление о провале.

Очевидно, к началу саундтрека в главном меню у Тсуны задергался глаз.

– Ну всё, достал.

Одним резким движением Тсуна закрывает игрушку дьявола (ха-ха) и открывает стим. Полыхая изнутри от негодования, начинает набирать гневный отзыв, но в самом конце задумывается над более изящной и уничтожительной формулировкой. Подходящее сравнение всё не идёт, и в стремлении к озарению Тсуна кладёт подбородок на ладони и задумчиво мычит. Прикладывает окоченевшие костяшки пальцев ко лбу. Мычит сильнее.

И наконец сваливается мёртвым сном на клавиатуру.

В следующий раз первое, что замечает заторможенный мозг – это пение птиц за окном, что несколько странно для декабря-месяца. За ним идут суетливые шаги за дверью (она живёт одна?) и тихие женские голоса, вместо сплетен разделяющие друг с другом команды.

Это уже достаточно странно, но сонный мозг отказывается переходить на панику. Лениво разлепляя глаза, Тсуна широко зевает, потягиваясь на кровати.

…

Кровати?

– С каких пор у меня есть кровать? И ночнушка? Куда меня успело занести?!

Отбросив предыдущие напыщенные речи, Тсуна переходит в своё любимое состояние – паникующее. Судорожно перебирая в голове последовательность вчерашних действий, она так погружается в свои мысли, что подскакивает на кровати до потолка, когда дверь внезапно открывается.

– Тсуна! Сколько ещё мне таскаться за тобой и будить?! Господину Реборну давно пора принимать лекарства.

– А?

Вошедшая женщина одаривает Тсуну презрительным взглядом, и лицо её вытягивается пропорционально тому, как оценивающий взгляд проскальзывает от неопрятной макушки до скрытых под одеялом пят. Даже сквозь дымку сна Тсуна чувствует, как её вина растёт в геометрической прогрессии.

[ Бьянки]

[Преданная главная горничная дома Пфальцграф, эмигрировавшая из другой страны. В её прошлом нет ни единого изъяна, способного посрамить дом Пфальцграф.]

Это ещё что.

– М-мадам, я что-то немного не догоняю…

– Какая ещё мадам?! Руки в ноги и привела себя в порядок! – Бьянки за долю секунды оказывается у самой кровати, и её пронзительный голос вблизи сражает наповал ещё действеннее, нежели издалека. Тсуна съёживается, и этого словно хватает, чтобы унять малую долю чужого гнева. – Прекращай болтать глупости и живо вставай. Я так долго отбирала лучших из лучших, чтобы и на них нельзя было положиться! За что вам платят такие деньги?!

– Госпожа Старшая горничная!

– Иду, – она тут же откликается на крик из коридора, бросает на Тсуну последний предупреждающий взгляд и направляется к выходу.

Дверь за ней захлопывается с треском, словно вот-вот развалится – и Тсуна видит над деревяшкой такие знакомые цифры, просочившиеся за прошедший вечер в подкорку памяти.

[Деревянная дверь ур. 1]

[Тсунаёши ур. 1]

Минута молчания, сопровождаемая периодическим протиранием заспанных глаз, подходит к концу. Тсуна издаёт слабый смешок.

– Знала ведь, что привычка биться головой о клавиатуру до добра не доведёт. Вот, видимо, мне и урок.

Ещё один смешок. Ещё раз протёртые глаза.

Пощёчина.

– Да ну нет.

На дрожащих руках, если упорно вглядываться, виднеются крошечные пиксели. Над головой, если перестать это игнорировать, высвечивается какая-то надпись.

[Системное уведомление]

[Вы вошли в игру.]

– Блять.

– Тсуна, ты опять проспала?

– Блять!

Девушка снова подпрыгивает на месте, уже не уверенная, как эта пижама всё ещё держится на ней, и прослеживает за источником звука. Вместо Старшей горничной её встречает миловидная девушка, прячущая улыбку в стопке одежды в руках.

– Ну-ну, день только начался. 

[Киоко]

[Подруга Тсуны. Красивая и добрая, из-за чего пользуется популярностью в поместье Пфальцграф. У неё золотые руки, поэтому она часто заплетает волосы Тсуне.]

– Скорее одевайся. Госпожа Бьянки крайне терпелива, но и выговора лучше не дожидаться.

Своими заботливыми руками она протягивает форму неродивой горничной, и, не дождавшись ответа, оставляет её на чужих простынях.

– Я отнесу лекарства за тебя, не переживай. Но всё равно поторопись, время уже позднее.

Киоко покидает комнату так же быстро, как и появляется, а Тсуна всё сидит с открытым ртом и взглядом в никуда.

[Тсуна – 1 уровень]

[Звание – нет]

[Золотые в наличии – 300]

[Ежедневный квест: Давайте вырвем сорняки! Награда: 20 золотых]

[Закрыто]

[Закрыто]

[Гайд по игре: хотите открыть?]

– Мам, я больше не буду, – наконец бормочет она. – Мама, я больше никогда не буду играть в компьютер.

[Системное уведомление]

{Получена [Форма горничной]!}

Новость первая – интерфейс можно тыкать.

Новость вторая – кнопка выхода не работает.

Не располагая временем на поплакать, Тсуна днями продолжала от чистого отчаяния прожимать серую кнопку каждый раз, когда выдавалась минутка. Задания для нпс-служанки оправдали её ожидания: вырвать сорняки, почистить лук, постирать бельё. Не сдохнуть (по возможности) не прописывалось, но явно витало где-то в пиксельном воздухе – может, его загородило окошко награды, обещанной за усердную работу.

[Киоко и Тсуна усердно вырывают сорняки]

[Ой? Что происходит с Тсуной?!]

{Получено [звание] гроза сорняков !}

Отлично! Хоррор, симулятор свиданий или обычный комбат – нет ничего важнее денег! Количество наигранных часов в окошке стима когда-то вгоняло Тсуну в краску, но сейчас она благодарна за проверенный временем навык фарма.

– Оставь это мне, Киоко! Не перенапрягайся по пустякам, – Тсуна демонстрирует свою самую сладкую улыбку, на какую способна, и продолжает рыть мягкую землю. Сорняки привычным движением летят куда-то за спину, изредка щекоча пальцы, но последний вырванный цветочек кажется слишком…

Стойте, цветочек?

– Тсуна, ты в своём уме?!

Прежде, чем она успевает обернуться на голос, кто-то с силой сжимает её плечо.

– У тебя была одна задача – разобраться с сорняками, а ты решила уничтожить любимые цветы молодого господина?!

Когда здесь появилась Старшая горничная?!

– Я-я не нарочно!

Бьянки вырывает маленький трупик из чужих рук, озирается на аккуратную (уже пустую) клумбу и ужасается.

– Ты вырвала не только каланхоэ, но и всё остальное?! Как, по-твоему, выглядят сорняки?!

Тсуна опасливо прослеживает за чужим взглядом, отказываясь от всех своих предыдущих слов. Даже задания для непутевой горничной нельзя выполнять спустя рукава.

– Я вычту всё это из твоей зарплаты. Делай, что хочешь.

Бьянки наконец отпускает её, нервно бормоча себе под нос, и от неожиданности Тсуна падает в кучу вырванных цветов. Она что, критический урон ей нанесла? Откуда такая силища у простой служанки?!

– Никчёмная Тсуна себе не изменяет.

Тсуна лишь на мгновение замирает, вновь принимаясь отряхиваться от сорняков.

– Слышала, она уже не первый раз подводит Старшую горничную. Как думаешь, скоро её выкинут?

– Не только Старшую горничную, но и нас! Эта балда даже простую работу не может нормально выполнить, как её вообще отобрали?

Так заливают, будто сами не увиливают при первой возможности. Хоть и неумело, но Тсуна пытается работать – родственники никогда не брали её за город, чтобы прополоть заросшие грядки, а мама всегда забирала всю работу по дому на себя. Возможно, сейчас ей должно стать стыдно – эта добрая женщина прощала ей слишком многое.

– Бедная Киоко… Как её не надоело возиться с этим балластом?

Что-то в происходящем ворошило давно забытое прошлое, отдаваясь в костях знакомой дрожью. Заканчивая приводить юбку в порядок, Тсуна ещё раз себе напоминает.

Всё давно в прошлом.

То, что происходит в настоящем – и вовсе фрагменты двоичного кода непутёвого программиста.

И всё же… За Киоко обидно.

Единственная приятная функция, внедрённая в эту парашную игрушку – возможность называть персонажей самостоятельно. Затрагивает она лишь незначительных персон, и Тсуну бы не волновала, если бы в одном из сайд-квестов ей не встретилась добродушная горничная, излучающая тепло одной улыбкой.

Киоко была единственным человеком, оставшимся на её стороне столько лет назад. И хотя добавлять её имя в чёртову хоррор-игру на выживание не было самой гуманной идеей, уставшая и подвыпившая Тсуна из прошлого не придумала способа отдать дань прошлому лучше.

Теперь у неё, хотя бы, есть явная цель – не дать чёрному уёбищу завалить красавицу Киоко.

– Что вы там уши греете? За работу, и так время потеряли!

– Есть!

– Киоко, извини…

– Не обращай внимания, – улыбается Киоко, протягивая пустую корзинку скрючившейся Тсуне. – Давай закончим работу и уйдём отсюда.

[Тсуна и Киоко закончили работу…

И идут докладывать Бьянки!]

– Кошмарище… – падая на скрипучую кровать, Тсуна открывает панель управления. Приободряется, видя полученные очки опыта. Уже четвёртый уровень. – Ну, видимо, даже самые простые действия помогают повышать уровень. Доползу до пятого и получу какой-нибудь навык…

[Получена зарплата! +30 золотых]

– О-о, а это по-нашему, – Тсуна быстро переключается на любимое окошко – окошко инвентаря, и поглаживает экран с 330 монетками. – Конечно, не так роскошно, как хотелось бы, но значит и цены в магазинах будут...

[Сад был разорён!]

[Штраф 250 золотых]

[Золотые в наличии – 80]

– …А?

Сколько?!

Куда?!

– Совсем ёбу дали?! – Тсуна подскакивает с места, хватаясь за пиксельную рамку. – Да что в этой клумбе стоило девяти моих зарплат?!

[Системное уведомление]

[Лмао, лошара]

– Ало?! – ни на что особо не надеясь, Тсуна дубасит по экрану – издевательское сообщение сменилось стартовой панелью, предоставившей выбор между Выходом и Новой игрой, и раз уж реакции от первой кнопки нет, то и вторая не соблаговолит подчиняться. – Весело тебе, а, паршивец?! Да я в студенчестве за такие копейки не работала! Неужели нельзя было получше прописать этот несчастный геймплей?! А ещё лучше выпустить меня отсюда к чертям собачьим!

Кулак Тсуны грубо опускается на светлую кнопку.

[Новая игра]

[Загрузка…]

…Эй.

– Эй-эй-эй, я же не всерьез… Госпожа система, я ведь от усталости разбушевалась, вот и ляпнула сгоряча. Не будете же Вы перезагружать свою прелестную игру из-за такой глупой оплошности?..

[Системное уведомление]

[Госпожа Тсуна…]

[Системное уведомление]

[Так ты ж сама туда нажала]

Гандон.

[Система]

[Очки уровня сброшены!]

[Сбережения возвращены к исходному показателю!]

[Ваш персонаж… Всё ещё обычная бестолковая горничная!]

Хорошие новости – денежки снова в кармане.

Плохие новости – оказывается, меняться поручениями с коллегами нельзя.

– Сколько ещё ты будешь отлынивать от работы? Господин Реборн лично приказал тебе носить ему лекарство, а ты увиливать вздумала?!

Каким образом она каждый раз получает от Бьянки?!

– Как можно так неуважительно относиться к своему господину?

Он ебучий серийник, мать! Он ломает шеи за долю секунды!

– Я-я поняла свою ошибку. Сейчас же полечу исправляться.

– Бегом!

Что удивительно, пинка под зад Тсуне не дали.

Что ожидаемо, по мере приближения к покоям молодого господина слуги начали пропадать. Ни единого голоса, ни одного окна – только тёмный коридор без единой свечи, от каменных стен которого эхом распространяется звук тяжёлых шагов. Даже коврик не положили – весь этаж должен знать, что Тсуна приближается!

«Спокойно, Савада,» – утешает себя бедолажка. – «Ты уже таскала сюда таблетки и просто быстренько увиливала, не открывая дверь. То же сделаешь и сейчас. В конце концов, сейчас вечер! Н-не день, конечно, но и не ночь – будет слишком очевидно, если меня придушат в такое время.»

– Молодой господин, Вас и сегодня нет?

В конце концов, это просто игра. Всегда можно начать заново.

– В таком случае я оставлю здесь Вашу еду и лекарство. Пожалуйста, скорее поправляйтесь.

…Шаги. Почему она слышит шаги?

Тсуна уже поставила поднос с едой на пол, но с колен не поднялась – то ли от страха, то ли желая убедить себя, что старые половицы изжили своё и вот-вот обвалятся, утащив её следом.

Дверь открывается без малейшего скрипа, и тёмный силуэт загораживает Тсуне весь обзор на светлую комнату. Неуверенно поднимая глаза, она встречается взглядом с бездной – кто бы что ни говорил, но перерождение Сатаны вышло крайне удачным.

Глаза Реборна такие же чёрные, как и волосы. Его взгляд такой же пугающий, как и широкая неестественная улыбка.

– Тсуна, ты наконец пришла.

Ебучий случай. Оно разговаривает.

Издав недостойный писк, Тсуна на чистом рефлексе отползает назад и задевает каблуком бедный поднос. Тарелка разбивается вдребезги, а чай проливается в ту же лужу, куда попал суп.

Плохо. Плохо плохо плохо.

– Мне жаль. Я-я крайне извиняюсь. Сейчас же всё уберу.

Это ещё что за кокетливый смешок? Он не сдерживается, потому что вокруг ни души?!

Соберись, Тсуна. Ты несколько раз видела, как он убивает, но жертвы от него сбегали намного чаще. Если прямо сейчас встать и рвануть, то может…

– Тсуна.

Нежная рука опускается ей на плечо. Тсуна издаёт такой жалкий хрип, словно душа покинула тело следом.

– Это моя вина. Я так напугал тебя, прости.

Почему он так близко? И почему смотрит таким грустным взглядом?!

– В-всё в порядке, что Вы. Мне правда жаль. Я сейчас же всё уберу и принесу Вам новую порцию.

Глаза Реборна пугали Тсуну ещё на заставке – в них не видно зрачка и в них же не отражается свет. Клише или нет – над вижуалом новеллы постарались отлично, и этот пустой взгляд, лишь на мгновение потерявший напускное дружелюбие, превратил Тсуну из человека в стиральную машину, дрожащую с такой силой, что может уехать на выделяемой энергии в соседнюю комнату.

Было бы, так-то, очень славно!

У Тсуны даже просыпается надежда на лучшее, когда Реборн отстраняется на приемлемое расстояние.

– В последнее время ты сама не своя. Оставляешь мне еду у двери и тут же сбегаешь…

Ой.

– Я что-то сделал не так? Неужели что-то произошло? – Реборн осторожно поднимает осколок тарелки, беспечно крутя его между пальцев. Это самый крупный из всего, что осталось от посуды. – Ты избегаешь меня, и я даже не могу узнать, почему.

Ой-ой-ой.

– Тсуна, не беги. Поговори со мной.

Разве он был таким разговорчивым?

– Кхе-кхе. Кхе-кхе-кхе, – прибегнув к самому старому трюку на свете, Тсуна тратит выигранное время на судорожные размышления и наконец принимает решение.

Пиздеть, пока может.

– Всё дело в том… Что я старею!

У демона что, глаз дёрнулся?

– Н-наш дорогой господин достаточно мудр, чтобы понимать, как с возрастом становится тяжело засыпать по ночам, и моё расписание – я ни в коем случае не жалуюсь! – не позволяет мне разлёживаться до посинения… Поэтому я решила пересмотреть подход к работе. Чем раньше я встаю, тем быстрее завершаю дела, а значит, и раньше отхожу ко сну. С новым режимом я обязательно стану лучшей версией себя! – размахивая руками с отработанным мастерством, Тсуна резво собирает с пола остатки посуды, укладывая на серебряный поднос. – Однако! Приносить Вам лекарство – моя первостепенная задача, которой нельзя пренебрегать. Я старалась не тревожить Вас из-за собственных заморочек, но в итоге сделала только хуже! Мне жаль, очень-очень жаль!

– Вот как.

Реборн издаёт смешок, но улыбка не доходит до глаз. Тсуна впивается пальцами в поднос, не решаясь посмотреть вверх.

– И всё же, это меня расстраивает. Ты была одной из немногих, кто меня слушал, а теперь меня словно бросили на произвол судьбы, – фарфоровый осколок ловко прокручивают между пальцев, прежде чем кинуть ровно в центр подноса. – Кто же знал, что у тебя такая возвышенная цель. 

– Д-да уж, неловко полу…

– Прости, Тсуна. Я сделал поспешные выводы, ничего не зная. Хорошо, что теперь мы можем поговорить.

…Мы не закончили?

– Н-но, господин, Ваше лекарство! Сначала я сбегаю обратно на кухню, дайте мне минутку.

Как ни в чём не бывало, Реборн подбирает капсулу с пола. Как будто собака, нашедшая в кустах сосиску с гвоздями, он без задней мысли её проглатывает.

– Ещё что-нибудь?

Насколько некрасиво молиться, чтобы там действительно оказался гвоздь?

– Не стой столбом, сама ведь куда-то торопилась, – Реборн прожигает её взглядом, куда более знакомым и ему подходящим. Не найдя себе оправдания, Тсуна с тяжёлым вздохом и не менее тяжёлым сердцем поднимается с колен, неловко шагая вперёд.

– Наконец-то мы сможем наверстать упущенное, – с непонятной интонацией говорит Реборн. Летящей походкой, почти беззвучно, он достигает окна и устремляет свой взгляд вдаль. Может, ждёт, когда Тсуна заговорит первой. А может просто задумался, как эффективнее её придушить.

Не теряя времени даром, Тсуна осматривается. Просторная комната заставлена мебелью, а рядом с камином расположился солидный книжный шкаф. Здесь столько всего и ничего одновременно – несмотря на захламленность, комната не кажется жилой . Словно Реборн не прикасается ни к чему из того, что выставляет напоказ.

А самое важное – прячет.

«Так разговаривать будем или я пойду?» – думает Тсуна, переступая с ноги на ногу в самом центре мягкого ковра. В сапогах, так-то, не очень красиво так делать, но кто ей предъявит? Запачканная текстура станет чистой сразу после смены локации.

– Сегодня утром приезжал опекун.

Ого. Вау.

Кто это блять.

– Вас вымотало проведённое с ним время, ведь так? П-по глазам вижу, Вы смертельно устали. Вам не стоит перенапрягаться, лучше прямо сейчас отправляйтесь отдыхать! Давайте помогу переодеться.

Руки у неё, так-то, заняты. Реборн, так-то, встречается с ней взглядом. И снова скалится.

– В чём-то ты права. И я справлюсь сам, спасибо.

Какой молодец. Теперь можно откланяться?

– Но перед тем, как ты уйдёшь…

Идёт сюда. Зачем он идёт сюда?

Зачем он тянет свои лапы загребущие?!

– Зашторь окна. Глаза слепит.

Реборн ворошит её волосы, сбивая и без того держащийся на добром слове чепчик. Даже когда он отходит на приличное расстояние, Тсуна всё ещё не может прийти в себя.

– Шевелись.

– Д-да!

Всё она может. Жизнь дороже, и раз сегодня она смогла отделаться лёгким испугом…

– Тсуна.

Не убирая пальцев с дверной ручки, она с самой услужливой улыбкой поворачивается к Реборну. Тот уже сидит под двумя одеялами, зажав между пальцев какую-то книжонку.

– Какие бы планы ты ни строила в своей голове, не забывайся. В первую очередь ты подчиняешься моим приказам.

– К-конечно, я понимаю. Больше такого не повторится.

– Отлично. Увидимся завтра.

– …Разумеется.

[Системное уведомление]

[Первый разговор с Реборном!]

[Очки опыта +1000]

[Доступен навык “Обнаружение”]

[Ок] [Чего?]

Свыкнуться с игровым миром оказывается не так уж сложно. На каждый десяток задир приходится одна добродушная горничная, за юбку которой Тсуна оперативно прячется. Сегодня, например, она добилась грандиозного успеха – не только подружилась с Такеши, но и притащила за собой на внеплановую уборку.

– Госпожа Бьянки, разве комнату господина не убирали совсем недавно?

– Смотри под ноги, балда, – не оборачиваясь, вздыхает Бьянки. Ровно в тот же момент Тсуна спотыкается о единственную ступеньку в коридоре, установленную словно ей на зло. Лекарство Реборна не летит на встречу с богом только благодаря Такеши, перехватывающей несчастный поднос. – И не задавай глупых вопросов. Графине снова приснился кошмар.

Графине?.. Нет, логично, что Реборн вылез не из недр ада, но этой информации в прологе не было.

– Поняла…

И хотя Тсуна ничегошеньки не поняла, пока Бьянки не отошла на приличное расстояние ей приходилось довольствоваться лишь собственными домыслами.

И вот наконец Такеши оборачивается, переходя на заговорщический шепот:

– Она снова разгромила комнату сына из-за какого-то «кошмара»... Здесь явно что-то не так.

Тсуне добавить нечего, и потому она лишь энергично кивает.

– Я слышала, что ещё младенцем молодого господина хотели окрестить. Графиня собиралась сделать это лично, но святая вода обожгла ей руки…

– Правда?!

– Тс-с-с, – неловко посмеиваясь в ответ на раздражение Бьянки, Такеши неловко чешет затылок рукояткой метлы. – Это лишь местная легенда. Возможно, молодой господин и госпожа ещё в тот день разделили свой недуг, а может, причина кроется в чём-то другом. Это не наше дело, но теперь наша проблема…

– Молодой господин, мы пришли убраться в комнате.

– Заходите.

Ай-ай-ай, ну что ж так быстро! Обычно эта дорога занимает!..

– Смотри под ноги, Тсуна. Это моя любимая книга.

Вечность?..

Под сапогом Тсуны и правда лежит книга – дорогая, толстая, с оторванным корешком книга, раскрытая на случайной странице. Рядом с ней ещё одна, а сбоку валяется ножка стула. Чуть поодаль в пепле камина распластались совсем новенькие платья, а в сам очаг угодил кусок шторы. Тут и там виднелись следы земли и даже крови (может, это сок?..), а с прикроватной тумбочки, всегда украшенной цветами, стекала мелкой струйкой тёмная вода.

Что здесь произошло?

– Молодой господин…

– Всё в порядке, Бьянки. Разберитесь с этим поскорее, – спокойный настолько, будто от его комнаты осталось нечто большее, чем название, Реборн скучающе перелистывает страницу книги. Кажется, что он оторвал взгляд только для того, чтобы спасти другой том от грязных сапог Тсуны, тут же вернувшись к чтению.

– И то правда! Тсуна, не стой на месте! Подай господину лекарство.

Помяни черта… то есть, Тсуну.

Шурша длинной юбкой и не слишком изящно огибая все препятствия, Тсуна наконец подходит к широкой кровати. Реборн уселся в самом центре, и подставить поднос буквально некуда – с ним надо бы заговорить, но он так безразлично читает, что убраться отсюда без последствий будет легче лёгкого…

– Ты снова меня избегаешь.

Ага. Конечно.

– Молодой господин, да как такое возможно?

– Снова оставляешь поднос у двери, хотя я просил этого не делать.

Он отрывает глаза от книги, но яснее не становится – зол он или просто издевается. Тсуна пользуется возможностью и вручает ему поднос.

– Так вот же я, прямо здесь, перед Вами. Как и обязана.

Улыбка её дрожит тем сильнее, чем дольше Реборн испепеляет её взглядом. Наконец он хмыкает, проглатывая лекарство.

– Хорошо, верю.

Тсуна пулей вылетает из комнаты сразу, как разгибается из почтительного поклона. Кухня встречает её блаженной тишиной, а в голове крутится лишь одна благоговейная мысль – сегодня он больше не её проблема. Теперь с этим будут разбираться Бьянки и…

– Тсуна, а где лекарство лежит? Ты опять его куда-то убрала?

– Такеши? Подожди, разве ты сейчас не должна убираться с Бьянки?

Такеши огибает скорчившуюся на полу фигуру и идёт проверять шкафчики, слабо хмурясь на бестолковый ответ.

– Она сказала, что справится сама. Ну так что, где?..

Сама. Бьянки решила, что справится с дьявольским отродьем сама?!

– Тсуна, ты куда?!

У Такеши был шанс остановить её – Тсуна споткнулась на самом пороге, впечатавшись физиономией в пол, но уже через долю секунды вновь поднялась, полетев по скрипучему полу в нужную сторону. Бьянки, может, и не самая сговорчивая женщина, но она защищает Тсуну от издевательств! Кричит сама, но хоть по делу! Разве может она позволить ей исчезнуть так рано?!

– Извиняюсь за вторжение!

Дверь с хлопком распахивается, заставляя замереть всех присутствующих. Бьянки – с куском шторы в руках. Реборна – с тяжёлой книгой, которую он совсем недавно читал, прямо у неё над головой.

Лицо Бьянки вытягивается так же резко, как возвращается к учтивому и мягкому – она издаёт удивлённый звук и оборачивается к Реборну, уже опустившему книгу до приемлемого уровня.

– Божечки, молодой господин, когда Вы проснулись? Неужто я слишком сильно шумела?

– Ни в коем случае. Мне просто захотелось Вам помочь, – эта улыбка сражает Бьянки наповал, но Тсуна в дверном проходе радости не разделяет. Она едва заставляет себя двигаться, когда Бьянки приказывает ей объясниться.

Какая-то незамысловатая ложь, больше похожая на недосказанную правду, срывается с заплетающегося языка, и Бьянки со вздохом удаляется разбираться с возникшими на кухне проблемами. Она в безопасности, и это хорошо.

Тсуну оставили закончить уборку, и это плохо.

Когда за Бьянки закрывается дверь, Реборн скучающе прогуливается до книжного шкафа, уже обретшего прежний вид – не зря Бьянки считается лучшей из лучших, когда-то лично отобранной самой графиней. Он скользит взглядом между строк, так и не оборачиваясь на хлопочущую горничную.

Подходящий момент, да?

[Системное уведомление]

[Навык «Обнаружение» активирован!]

Сигнализация, появившаяся над её головой, праздно покачивается из стороны в сторону, пока Тсуна на чистом адреналине не подходит слишком близко, притворяясь, что застилает постель.

Хорошо, что в этот момент Реборн оборачивается – сигнализация кричит так громко, что Тсуна не может не дёрнуться.

Его жажда крови бурлит . Тсуна пришла идеально не вовремя.

– И снова отказываешься смотреть на меня. Я уже не знаю, как с тобой разговаривать.

Да отъебись!

– М-молодой господин, да как я смею… У меня вот, дел полно, разве можно заглядываться на Вас пока работаю…

– Ты расправляешь одеяло уже три минуты. Ему хватит.

С меня тоже хватит, думает Тсуна, когда лишь чудом покидает эти покои целой и невредимой. С меня определённо, наверняка, вот прям точно хватит! думает она, падая ночью на собственную кровать. Зачем она подставляется заместо пикселей, которые возродятся при рестарте игры?! Её-то жизнь одна, а теперь она так очевидно спалилась, что о чём-то да знает! Этот взгляд, эта аура, эти слова – всё так и кричит в Реборне, что он понял . Или подозревает. Или понял, кого надо подозревать.

[Системное уведомление]

[Хватит бить подушку. Она у тебя одна.]

– То есть обо мне ты не переживаешь, а о куске пикселей – да?! – Тсуна, как бы назло, бьёт подушку снова. Кажется, даже царапает ногтём.

[Состояние подушки оставляет желать лучшего.]

[Не желаете обновить её характеристики?]

– Мне даже зарплата ещё не пришла, а ты уже хочешь всё украсть. Обойдусь. Я с такой же семь лет живу, и она всё ещё отлично…

…Чей это всхлип?

[Прочность подушки иссякла.]

Почему подушка распадается на пиксели?!

[Предметы с нулевой прочностью автоматически уничтожаются.]

– Подожди…

[Недостаточно средств на счёте для приобретения новой подушки.]

Почему с кровати резко пропало всё постельное бельё?!

[Без подушки…]

И кто дёргает её за шиворот?!

[Вы не можете спать.]

– Хи-и-и-и!

Невидимая сила без особого изящества скидывает Тсуну с голого матраса. Для пущей убедительности, в полёте она хорошенько прикладывается о защитный барьер, вдруг окруживший её скромную койку. Учитывая скромные размеры отведённых слугам комнат, отдача отправляет Тсуну в полёт уже в сторону плотно закрытой двери.

[Если Вы не выспитесь, Вы не сможете достойно выполнять ежедневные поручения и получать опыт.]

Текст высветился прямо над головой Тсуны, но часть ей загородили собственные ноги – пока кошачьи всегда приземляются на лапы, Тсуна тормозит башкой. Поразительно крепкой, к слову, башкой – будь это привилегия пиксельного аватара или природная крепость, даже после такого болезненного унижения она вполне может мыслить здраво, не видя боковым зрением заглянувших в гости белок.

– Ты издеваешься? – соскребая себя в приемлемую кучку, бурчит она. – Не может подушка прислуги стоить пятьдесят золотых! Я так усердно колупала сорняки всю неделю, и завтра мне придёт жалкая зарплата в пятьдесят пять круглых уродцев! Я на что жить должна?! Пропусти ветераншу труда.

Тсуна подползает к кровати на четвереньках, протягивая дрожащую руку.

Её словно бьют током.

[Вы не можете лечь спать без подушки.]

– Да с чего бы?! – Тсуна бьёт по барьеру со всей силы, но получает отдачей сильнее, чем вредит набору данных. – Если бы ты знал, в каких позах я засыпала в трамваях зимой!

[Вы не можете лечь спать без подушки.]

– Поспорим?

[Вы не можете лечь спать без подушки.]

–...А в долг можно?

[Вы не можете лечь спать без подушки.]

– Ты думаешь, я тебя не переиграю? Я переиграю.

Тсуна разгоняется настолько, насколько позволяет ограниченное пространство комнаты, и бросается на заветную койку.

Отлетает обратно.

[Вы не можете лечь спать без подушки.]

Сука.

Восемь часов и бесконечное множество страданий спустя Тсуна наконец слышит новую фразу заместо той, что теперь заменяет ей половину лексикона.

[Наступило утро. Время готовиться к работе.]

– Наступило утро! Время хорошенько поработа-а-а–а-а-а-а!!!

Киоко. Прекрасная, добрая, заботливая Киоко в слезах отлетает в угол комнаты, сжимая дрожащими руками чужую форму. Тсуна не до конца уверена, что вызвало такую реакцию: погром в комнате, её заплывший взгляд или тумбочка, на ящик которой она отчаянно пыталась улечься. Безуспешно.

– Всё настолько плохо, Киоко-чан? – спрашивает Тсуна позже, когда с третьего раза (не без чужой помощи) наконец одевается, берёт своё лукошко и направляется в сад.

– У всех бывают плохие дни. И ночи, – не отвечая прямо, улыбается та. – Я понимаю тебя. Спать без подушки невозможно…

Так здесь все подушки харкаются кровью и падают замертво?..

Тсуна неловко смеётся, почёсывая лохматые волосы. Киоко смотрит обеспокоенно и пытается незаметно отобрать чужую корзинку.

– Тебе так часто достаётся от Бьянки. Жалование приходит маленькое, да? Может, мне отдать свою подушку…

– Нет-нет-нет, всё хорошо! – Тсуна резко заносит лукошко над головой, но не рассчитывает силы и заваливается в сторону. Благо, там стена. Жалко, что с подсвечником. – Ай-ай-ай…

Подушка – её главный приоритет сейчас, но Киоко – её самая дорогая (единственная тоже) подруга! Ей и так достаётся из-за Тсуны, хватит это терпеть!

– Всё будет хорошо, Киоко-чан. Я просто буду работать усерднее.

В конце концов, это игра про средневековье. Не то чтобы Тсуна не провела все уроки истории под партой с приставкой, но заработать на подушку тогда сто процентов было легче, чем в двадцать первом веке.

Вот и узнаем.

[Доступна бесплатная рулетка!]

– Кто?

[Стрелка вращается…]

Куда?!

[Удача! Ваша энергия возросла на 30%!]

Тут есть ежедневный бафф?..

[Доступны новые мини-игры!]

И всё это время была такая ебатория?!

– Серьёзно?.. Мало того, что в хоррор добавили мини-игры с наградами, так они ещё и по атмосфере…

[Доступен новый уровень три в ряд.]

Сюда.

Всё сюда.

Уже через полчаса, правда, «сюда» сменилось более красноречивым, длинным и общеупотребительным словом, периодически сменяясь однокоренными и синонимичными. Тсуна всегда была на Вы с математикой, а потому риск совершенно не просчитала.

Любовь к видеоиграм не сделала её профессионалкой.

Нехватка энергии обеспечила ей двенадцать поражений в ряд в однокнопочном шутере и сотню косых взглядов от каждой горничной в особняке, имевшей несчастье пройти мимо.

– Бедняжяка Тсуна… Ей совсем плохо…

– Нет, Киоко-чан! Я близка к победе!..

Это были последние слова нашей героини, прежде чем дорогая подруга стукнула её по голове, оттащив мыть полы там, где солнце не может напечь до точки невозврата.

Киоко-чан крайне заботливая. Киоко-чан невероятно понимающая. Киоко-чан настолько хороша, что половину работы сделала за Тсуну, отправив её отдыхать пораньше.

Пораньше – это минут на пятнадцать, но кто Тсуна такая, чтобы пререкаться? Тем более, что благодаря этому маленькому смещению временных рамок она успевает отнести одеяло Реборна в его комнату до того, как чертила туда вернётся.

По скрипучему полу, по бесконечно длинному коридору… Прямо к заветной двери.

– Молодой господин, Вы здесь? – на всякий случай уточняется у порога. – Это Тсуна. Я вхожу.

И она не соврала – осторожно дёрнув за ручку, она проскальзывает в просторную комнату, стараясь следить одновременно за передом и задом.

Такая большая и такая пустая. Аж мурашки по коже.

– Просто положу одеяло на кровать и свинчу…

Постойте.

Одеяло на кровать.

Одеяло.

На кровать.

Аккуратную, приятно пахнущую, чистую кровать, набитую до отвала пуховыми подушечками, выглядывающими одна из-под другой…

– Госпожа… Могу я Вас… Потрогать?..

Тсуна даёт себе пощёчину. Помогает мало.

– Совсем сдурела?! Это же царские покои! И не абы чьи, а чертилы-серийника! Нельзя-нельзя-нельзя-нельзя!

Нельзя!

Нельзя…

Даже прикоснуться? Подпитаться энергией на расстоянии?..

Вот так… Чуть-чуть… Совсем быстро и безболезненно…

Обнять на прощание, словно в знак старой дружбы и горько-сладкого расставания…

– Какая прелесть! – стонет Тсуна, потираясь щекой о подушку, которая выглядит так, будто посрамит четыре её зарплаты. – Простите, Сатана, Бьянки, здесь невозможно держаться! Помирать так счастливой!

И если уж всё равно суждено расплачиваться за свои грехи…

Разочек прилечь на кровать, с самого краешку, не так уж усугубит положение?..

[Уведомление системы]

[Из-за низкой энергии Вы автоматически переходите в режим сна]

[Уведомление системы]

[Навык “Обнаружение” активирован!]

[Беги, дура!]

Проклятье Лилит держит его человеческую оболочку в ежовых рукавицах.

Оно избавляет от боли, если совершить убийство без свидетелей, но усиливает её до страшного уровня, если долго воздерживаться.

Нарушив правила, ты проиграешь.

Границы времени и пространства размоются – не останется ничего, за что ты мог бы ухватиться. Ты провалишься на границу между жизнью и смертью, где не будет больше ни души. Ты будешь падать и падать…

До скончания веков, дьявольское отродье.

«Это наказание за малым лучше такого исхода,» – раздражённо думает Реборн, разрезая свой стейк с излишней кропотливостью . Это тело настолько слабо, что он лишь чудом смог совершить свои первые убийства.

На это понадобилось двадцать лет.

– Как Ваше самочувствие, молодой господин?

– Намного лучше.

Реборн не утруждает себя улыбкой. Бьянки и Ноно – главный дворецкий, служащий дому верой и правдой уже не в первом поколении, – отлично справляются и без него, сияя изнутри от оказанной им чести.

– Я рад.

– Это Ваша заслуга, Бьянки, Ноно.

– У нашего молодого господина такое доброе сердце…

– И не говори. Наш господин спонсирует стольких талантливых художников, помогает стольким бездомным! Вчера мы заглянули в город…

Убийства не только облегчают боль – они возвращают часть силы. Он уже избавился от пятерых служанок, а никто и глазом не повёл – будь это его собственные навыки или удача, так должно продолжаться и дальше.

В конце концов, ему самому интересно, сможет ли он убить всех в особняке. 

– Нам привезли отменное вино. Говорят, оно очень полезно для сердца! Позвольте…

Реборн перебрасывает нож в другую руку, чтобы не проткнуть ненароком склонившегося Ноно. Его кровь бурлит, а кости ломит – но так нельзя. Час старика ещё не настал, хоть расправиться с ним и было бы легче всего.

– Благодарю.

Теперь он улыбается в ответ, и Ноно расцветает – ему незачем знать, что Реборн вспомнил свою первую жертву, свернувшей шею при падении с лестницы. Несчастный случай там, совпадение здесь – в итоге пазл не сходится, оставшись забытым и покинутым.

– С приближением весны Вы, должно быть, очень заняты садоводством, – обращается дворецкий к главной горничной. Бьянки расцветает.

– Разумеется. Особое внимание уделяется растущим в нашем саду цветам.

Бьянки хорошо контролирует громкость, но Реборну всё равно режет уши. Его трясёт, а она, как нарочно, стоит так идеально близко, чтобы кинуть чем-то тяжёлым. И точно попасть.

– С самого детства я обожаю сажать цветы! На днях я позволила себе приукрасить наш сад ладанником, и!..

Ничего не следует дальше. Она обрывается на полуслове, сжимая губы в тонкую линию и перестав жестикулировать.

Вместе с Ноно, как по команде, поворачивается к нему лицом.

И молчит.

– Я хочу убить. Прямо сейчас, взять и убить, – рука Реборна дрожит, но гипноз он держит. Такая славная способность досталась ему слишком легко, но он не собирается жаловаться. Это крайне полезная вещь, идеально подходящая для решения любой проблемы.

Любой, но не каждой.

Со всеми формальностями распрощавшись с живыми статуями, Реборн покидает столовую, выбрав самый плохо освещённый путь до своей комнаты. Не то чтобы особняк позволял сильно плутать – тем не менее, держаться в тени всегда было выгоднее.

Как её там… Тсуна.

Светло-каштановые волосы, вечно кривой бант на форме и жутко наглая манера речи.

Эта горничная не только умудряется встревать, куда не нужно, но ещё и не поддаётся гипнозу.

Неужто Немезида?

Смешок вырывается сам собой. Пока рано делать выводы, но сама мысль о том, что этот воробьишка может представлять угрозу, по-своему Реборна интригует. Как бы ни было мучительно его состояние, однообразная расправа наскучит даже ему.

В этом особняке давно истребили мышей, но, похоже, одна улизнула.

– Кхе-кхе.

Ладно, это позор. Какими бы праздными мыслями он ни увлекался, одно остаётся неизменным – его состояние всё так же оставляет желать лучшего. И если он не может разобраться с Тсуной прямо сейчас, он просто оставит её на потом.

Добравшись, наконец, до заветной двери, Реборн замирает в сантиметре от дверной ручки.

Там кто-то есть.

Сквозь двери смотреть он ещё не научился, а шума по ту сторону нет – Бьянки отлетает из вариантов сразу, а графиня исключается по второму пункту. Больше никому и не может быть интересна его спальня, так кто же?..

Максимально бесшумно отворяя дверь, Реборн проскальзывает в собственные покои. Озираясь по сторонам, он не замечает никаких изменений или неточностей, за исключением… Собственной кровати.

Не знай он Бьянки столько времени, то решил бы, что она подалась в фигурки из полотенец. Одеяла вряд ли гнутся так же легко, как полотенца, и вряд ли Бьянки сделала бы что-то настолько безвкусное и напоминающее пухлого червяка.

С ногами. Ногами в белых носках.

Первое, о чём думает Тсуна по пробуждении – жизнь прекрасна.

Второй пришедшей в голову мыслью оказывается осознание, что подушка, потерянная ей столько веков назад, вдруг раздвоилась – одну она нежно обнимает, прижимая к сердцу, а на вторую блаженно пускала слюни всего минуту назад.

Тсуна довольно мычит, перекатываясь на другой бок.

Тсуна встречается взглядом с Реборном, что скучающе читает книгу.

На своём графском стульчике. В своей графской комнате.

Напротив своей графской кровати.

– Блять, – бормочет Тсуна из-под одеяла, прежде чем лениво моргнуть и улечься обратно.

«Блять!» – теперь уже думает она, подлетая с места и падая на пол неприглядным комом. Она быстро выбирается из кокона, собирает мятые простыни в руки и падает на колени. Хотелось бы упасть лбом в пол, но она проснулась совсем недавно – уснёт обратно и точно себя закопает.

– Ну как, выспалась?

Ехидничает, гнида.

– М-мне очень жаль! – не смея поднять глаз, сипит Тсуна. – Простите меня, молодой господин. Не знаю, как так получилось, я просто хотела поменять одеяло и как-то случайно легла на кровать!.. Я совершила непозволительную грубость, так ещё и испачкала Ваше постельное бельё! Прошу Вас, простите меня! Позвольте мне исправиться и заменить простыни. Если Вы немного подождёте, я вмиг всё оформлю!

Книга захлопывается. Тсуна вздрагивает, но голову поднимать не решается – только бросает взгляды исподлобья, пытаясь уловить перемещения Реборна.

Но он не двигается с места. Только смотрит как-то недовольно в пустоту, словно не решаясь действовать.

Это как она его запугала? Этот навык прокачивается?

– Всё нормально. Можешь идти.

Да какая разница! Нужно бежать, пока дают фору!

– Но… Ваша кровать… – на всякий случай пробует воду она, уже поднимаясь с колен.

– Сам разберусь. Иди.

Тсуна откланивается по всем канонам, семеня к заветному выходу. Её крайне смущает внезапная снисходительность, а пустой взгляд задевает ещё больше – Реборн строил такого порядочного человека при горничных, неужто она такого не заслуживает?!

А, ну да. Она уснула в его кровати и поваляла простыни по полу.

К чёрту, потом будет о таком беспокоиться. Валим и не оборачиваемся.

Тсуна впивается в дверную ручку, но потянуть не может.

Над дверью высветилось уведомление.

[Постельное бельё Реборна запачкано. Какой кошмар!]

[Штраф: 300 золотых]

…А?

[Грязные покрывало, одеяло, подушки. Стоимость восстановления: 300 золотых. Снято с баланса.]

Что это за чувство дежавю? И почему ситуация лишь усугубилась?!

Когда, наконец, она начнёт получать деньги, а не терять?!

…Хотя, постойте. За её баланс ведь ответственна Бьянки, верно?

– Молодой господин.

Не убил тогда, не придушит сейчас. Надо пользоваться!

– Накажите меня!

Реборн, только-только нашедший нужную страницу своей драгоценной книги замер с ней между пальцев.

– А?

– Я сделаю всё, что угодно, только, прошу, накажите меня и от всей души простите за содеянное! – Тсуна изо всех сил старается выпрямиться во весь рост, повторяя за героинями дорам в самый накал драмы. Мешают ей несколько вещей: сжатые в руках простыни, разворошённые волосы и съехавший до неприятного зуда в щиколотке сапог. Тем не менее, она не сдаётся. – Я каждый день выдёргиваю сорняки… Занимаюсь уборкой, помогаю на кухне, но это слишком!.. Действующая система так жестока ко мне, я получаю штрафы за каждое действие и это!.. Это звучит так абсурдно, знаю, но я больше не могу молчать! Я так отчаянно нуждаюсь в деньгах…

Тсуна действительно нуждается в деньгах. Сейчас на её счёте минус, а в глаз удачно попала сонная соринка. Она пускает одинокую слезу.

– Вы, наверное, думаете, что я странная, но когда человек в шаге от перехода за черту бедности, он становится сам не свой! И со всеми этими штрафами я себе уже не принадлежу. Это страшно. Очень-очень страшно! Я понимаю, что совершила ошибку, и я готова понести наказание. Только, прошу, не сообщайте о произошедшем Бьянки! Что угодно, но не это...

Да что ж ты всё молчишь.

– Если Вы сохраните произошедшее в секрете, обещаю, я буду Вашей верной соратницей в любом деле, до скончания веков! Помогу с чем угодно…

– Хватит.

Слава богу! Нет, теперь Сатане. Слава Сатане.

Тсуна улыбается широко-широко, но когда их взгляды встречаются, улыбаться больше не хочется – Реборн идёт сюда.

Он не вооружён, даже книжку оставил на прикроватной тумбочке – но Тсуна не дура, она помнит обучение в прологе, и ей совсем не нравится происходящее. Бежать ей некуда, да и за базар приходится отвечать – тактика с побегом из прошлой жизни становится крайне не актуальна, что ранит её до глубины до души так же сильно, как и пугает.

Реборн кладёт руку ей на плечо. Реборн убирает прядь за ухо, а эта несчастная прядь выпадает снова.

Реборн поднимает ей лицо за подбородок, вынуждая заглянуть себе в глаза.

Пиздец.

– Почему ты избегаешь меня? – он говорит это нежно, но эти чувства не достигают глаз – бездонный омут напоминает Тсуне, где она окажется, если продолжит выёбываться. – Это мой единственный вопрос. Даже сейчас ты не смотришь мне в глаза, дрожишь и отворачиваешься. Что происходит?

Ладно. Ладно, хорошо. Ты сам напросился.

– Молодой господин, – Тсуна краснеет, но это больше стыд. Радует, что она не осталась мертвецки белой – от этого стелить было бы сложнее.

– Вы слишком красивый.

Реборн резко убирает руку, и Тсуна пытается скрыть восторг, положив ладонь на сердце. 

– Я серьёзно! Я работаю здесь уже столько времени, и с каждым днём Вы всё краше и краше. Как можно не влюбиться в Вас? Неужели по мне не видно, что с недавних пор я смотрю на вас как-то по-другому? Не может быть, чтобы Вы не знали, каким красавчиком являетесь! Разве это не общеизвестный факт?

Реборн что, отступает? Опа.

– Ваши родители отлично постарались! Вы даже не представляете, насколько я им благодарна! Честное слово! Вы подобны национальному достоянию, от одного взгляда на которое я не могу держать себя в руках! – для пущей верности она быстро-быстро моргает, сталкивая отвалившуюся ресницу в глаз. Давай, маленькая падла, заставь меня рыдать.

– И это твоя причина?..

– Именно так. Молодой господин слишком прекрасен!

– Ты стесняешься, когда видишь меня?

– Когда подхожу ближе, такое ощущение, что сердце вот-вот разорвётся от переизбытка чувств!

Реборн усмехается, зачёсывая волосы назад. Тсуна молится всем богам (снова меняя стороны), чтобы он не нарывался на ещё больше комплиментов. Пусть упивается тем, что имеет. У неё кончается фантазия.

–Хорошо, твоя взяла. Остальное обсудим позже, а сейчас можешь идти.

Победа!

– Б-благодарю Вас! – уже приоткрыв дверь, Тсуна решает испытать удачу в последний раз. – Извините, молодой господин, не могли бы Вы отдать мне подушку, на которой я лежала?

– Нет.

Гандон.

 – Тсуна, я тебя люблю!

Киоко отпивает загадочный напиток, полученный от Тсуны минуту назад, и счастливо смеётся.

– Бьянки освободила меня от работы сегодня, и всё благодаря тебе! Что же на тебя нашло?

– Грубо, Киоко-чан.

Киоко смеётся, указывая на верхнюю губу. Тсуну слизывает мокрый след.

– Ну, просто это было так неожиданно! Ты со всей ответственностью подошла к стирке, вымыла всю посуду и даже приготовила напиток, никогда не встречаемый в поместье. Неужели таков эффект выспавшейся Тсуны?

Во-первых, ей нужны деньги. Во-вторых, ей нужен опыт, чтобы наконец повысить уровень до переломного. Если ради достижения первой десяточки придётся поворошить старые травмы и вернуться во времена бариста на полставки, она это сделает! 

– Тсуна…

В конце концов, это даёт не только опыт.

[Отношения с другими персонажами]

[Реборн ур. 1 (2/400)]

[Киоко ур. 4 (2/10)]

Отлично, ещё одна система. Хорошо, что в этот раз Тсуна хоть что-то о ней знает – если сблизиться с персонажем, можно открыть не только навыки, но и новые режимы! Честность системы несколько смущает, но когда эта гадина вообще была на её стороне?

– Тсуна.

Но откуда там Реборн? И почему за разговор с ним насыпали с гулькин нос? Тсуна там жопой рисковала!

– Тсуна!

Тсуна давится кофе. Киоко безжалостно хлопает её по спине.

– Прости, дорогая. Я уже не знала, как тебя вернуть, – она выглядит виновато, но всё же неуверенно говорит: – Я хотела попросить тебя пройтись со мной в покои госпожи. Не будешь против?..

Тсуна всё ещё откашливается, больше сосредоточенная на волосах в своей аккуратной чашечке. Бляха муха.

– К-конечно, что за вопрос. Что-то произошло?

– Ни в коем случае! Просто, – Киоко быстро озирается, ища лишние уши, прежде чем прошептать. – Мне каждый раз страшно, когда я туда прихожу. Ничего не нужно делать. Просто побудь рядом, пока я не закончу.

Она боится графиню?

Конечно, воспоминания о погроме в комнате Реборна должны наводить Тсуну на определённые мысли, но по большей части она всё ещё в растерянности – хоть графиня и явно не в себе, дьявольской энергии в ней нет. В превью игры упоминались лишь ключевые фигуры, а по закону такого плоского жанра всякий, не вошедший в тизер, вряд ли станет играть существенную роль.

Что же там такое?

«Яблоко от яблони,» – напоминает себе Тсуна, но улыбку выдавливает. Киоко она не отдаст. 

– Конечно я пойду! 

– Правда?!

Киоко словно светится изнутри, тут же налетая с объятиями на подругу – Тсуна едва успевает спасти чашку, поглаживая Киоко по спине. Ей, так-то, пиздец страшно – наверное, даже больше, чем Киоко. Но врага нужно знать в лицо – тогда будет легче дать дёру в подходящий момент.

Поправка – дёру дала Киоко.

Ещё поправка – она пошла за всем необходимым для уборки, выпихнув Тсуну с лекарством под страшную дверь.

Дежавю, думает Тсуна.

Хуявю, язвит она же, повторяя свою любимую фразу:

– Госпожа, вы в комнате? Это Тсуна. Я принесла Ваше лекарство.

Тишина. Ещё одно хуявю.

– Госпожа, Вы здесь? Могу я войти?

Никто не отвечает, и в коридоре совершенно пусто – ни у кого не уточнить и ни на кого не скинуть свои обязанности. Тсуна мнётся около двери, почему-то страшась обернуться.

Ладно. Делать всё равно нечего, и она резко поворачивается на сто восемьдесят. Она почти ожидала увидеть Киоко, подкравшуюся сзади слишком незаметно, и отчасти была готова к внезапному появлению Реборна.

Но за спиной было пусто. Только портрет главы семейства выделялся на голой стене – что-то в нём странно смущало, но пропустить лишнюю мысль оказалось некогда – дверь вдруг отворилась.

Как во всех хоррорах. Найс.

– Я вхожу, – мягко предупреждает Тсуна, наконец ступая внутрь. Её, честно, со всей сегодняшней активностью снова клонит в сон – она бы с удовольствием раскидала все оставшиеся дела побыстрее, чтобы вернуться в свою нору и с наслаждением всхрапунть.

Хлюп.

…Да ну.

Тсуна недоверчиво поднимает взгляд, изучая графские покои – и быстро понимает, что называть эту разруху покоями очень сильно. Погром напоминает состояние комнаты Реборна в тот день, но с одним маленьким нюансом.

Повсюду кровь.

На полу, на ковре, у каждого угла – словно кто-то отчаянно сопротивлялся, за что получил наглядный урок перевоспитания. В комнате жутко воняет, кровь не свежая, уже впитавшаяся. Тсуна рефлекторно ищет окно, готовая прямо сейчас броситься и распахнуть его самостоятельно.

И наконец видит графиню.

– Баю-бай, спи спокойно, засыпай.

Такой красивый, хриплый голос. Такая нежная, добрая интонация.

– Сладких снов, мой малыш.

Такой мягкий тон, не соответствующий пустому взгляду.

Тсуна заставляет себя переставлять ноги, неминуемо приближаясь к женщине. Ей хочется убежать, жутко хочется убежать – ей не становится легче, когда на руках у графини она замечает кровавый узелок. Она не может позволить себе выдохнуть, когда видит нежную улыбку, направленную к отрубленной голове козла.

– Ну-ну, тише-тише, – смеётся женщина, известная как Луче. – Спи спокойно, моё золотце.

Она поправляет пелёнку, чтобы отчётливо видеть голову трупа. Она всё так же ей улыбается, совершенно не замечая Тсуну.

Было бы так легко сбежать и скрыться восвояси. Было бы отличным решением тихонечко поставить поднос на переживший погром столик, задом отдаляясь в сторону выхода. Вот только Тсуна усвоила кое-какой урок.

Игру перезапустить несложно. Начинать всё заново из-за того, что в спину прилетела козья башка – несколько обидно.

Она прокашливается. Старается улыбаться.

– Госпожа, простите, я не знала, что Вы здесь! Я Тсуна, принесла Вам лекарство.

Луче поднимает голову. Она перестаёт напевать, и в её глазах сверкает узнавание – но пробудившийся интерес затухает так же быстро, как и появился. Она вновь поворачивается к малышу, продолжая убаюкивать смердящий кулёк.

Так даже лучше.

– Я поставлю Ваши лекарства и напиток здесь. Пожалуйста, наслаждайтесь, – Тсуна позволяет себе мягкий смешок, когда ставит поднос на столик. Держать улыбку становится всё сложнее, когда она понимает, что женщина вновь замолчала. Она не уснула, ни в коем случае. Она прожигает в ней дыру.

И молчит. Молчит-молчит-молчит! 

Тсуна рискует выпрямиться и поклониться, готовясь к отступлению. Конечно же, в этот момент Луче отмирает.

– Эй.

Ещё бы.

– С-слушаю, госпожа!

Луче не отвечает, но теперь её взгляд направлен на кофейный столик – она смотрит с большим подозрением, словно на поднос наглым образом возгромоздили яд, и до Тсуны наконец доходит.

Она принесла ей кофе с молоком. Графиня никогда прежде не видела кофе с молоком, тем более в разобранном виде.

– П-позвольте мне!

Для сумасшедшей она поразительно доверчива. Тсуна быстро превращает эспрессо с молоком в одно целое, протягивая в окровавленные нежные руки чашечку.

[Вы дали графине флэт уайт.]

– Вкусно.

[Графиня Фальц не знает, что это. Но ей понравилось]

[Текущая привязанность графини Фальц ур. 4 (0/400)]

– Как тебя зовут, дорогая?

Как мы сразу подобрели. Тсуна кланяется, стараясь скрыть дрожь в руках.

– Зовите меня Тсуна, госпожа.

Атмосфера изменилась слишком резко, но разве можно жаловаться?! Тсуна отвечает на улыбку графини, протягивая ей вновь наполненную чашку. На душе становится тем теплее, чем быстрее заполняется шкала привязанности у неё под носом.

– Раньше я тебя не видела. Можно доверить тебе пройтись по магазинам? В особняке кончаются листья Ройбуш со вкусом апельсина, а также мои любимые ткани из южного региона. В этих торговых лавках также множество интересных вещиц, которые не производят у нас. Уверена, тебе понравится.

[Карта разблокирована!]

[Деревня Аида разблокирована. Теперь Вы можете покинуть особняк.]

А так можно было?!

– Б-благодарю Вас, госпожа! В следующий раз я отправлюсь в деревню и закуплю всё, о чём Вы попросили!..

Тсуна поднимает взгляд, но Луче больше не здесь. 

Она откинулась на своё кресло-качалку и продолжила напевать, любуясь своим сокровищем на руках. Она пела и пела, а Тсуна всё ждала – к сожалению или к счастью, больше в ней графиня не нуждалась.

– В таком случае, я пойду.

Не встретив сопротивления, она по-быстрому ретировалась, всё ещё окрылённая радостью от новой территории. Её переполнял восторг, но даже он не заглушил монотонный голос за спиной:

– Спи сладко, мой малыш. Спи вечным сном и никогда не открывай глаз. Усни навечно, Реборн.

Дверь захлопывается сокрушительно громко. Тсуна старается выкинуть из головы то, что простой служанки не касается.

И сосредоточиться на новой миссии. Миссии, которая всего месяц назад вызвала бы у неё приступ тревоги и неконтролируемый поток нытья – выйти на улицу.

Деревенька оказывается примерно такой, как она ожидала: не слишком большая, не слишком маленькая. В ней чище, чем в аналогичном варианте японской провинции, но больше всего разница заметна по обилию торговых лавок.

– Высококачественные карандаши из отборной древесины!

– Меч-бастард, изготовленный из первоклассного митриля!

– Только сегодня! Купите один моргенштерн и получите второй в подарок!

Тсуна кусает неровные ногти, заставляя себя отвернуться от сверкающей витрины. Бестолковые сувениры, что могли бы напоминать ей о первом опыте вылазки за пределы особняка, манят так же сильно, как в противовес им душит напоминание о 6 золотых на счёте.

Идиотские штрафы. Идиотская система начисления очков. Мерзкие, отвратительные, сочные булочки на пару.

– Я ещё вернусь за вами. За всеми вами, – бурчит она под нос, прекрасно осознавая, что если ей и повезёт, то в ближайшем году она сможет купить свою собственную подушку и перестать одалживать её у Киоко.

– Ладно. Список покупок длинный, видимо, госпожа давно не могла переловить служанку на его исполнение.

Тсуна ещё раз пробегается глазами по строкам, но ничего подозрительного не находит. Все поручения просты и понятны, а продавцы в лавках жутко отзывчивы – стоит только упомянуть дом, от чьего имени она заявилась, и без того хорошее настроение людей сменяется чистым восторгом. Если Тсуна и найдёт минутку, чтобы пересчитать содержимое сумок, она точно обнаружит двойную порцию чая и лишние мясные вырезки. Не получись у неё убедить владельца, что ещё порцию она не утащит, ей бы наверняка положили ещё столько же сверху – и хотя бесплатный десерт звучит очень заманчиво, сама ситуация не даёт Тсуне покоя.

[Желаете приобрести сумку? Всего за 30 монет!]

[Да] [Нет]

– Да не эта!

Тсуна смахивает настойчивое уведомление, трижды промахиваясь по крестику в углу, и наконец опускается на затенённую скамейку. Сегодняшняя погода словно отражает всеобщий настрой – яркое солнце выглядывает из-за мягких облаков, согревая, но не раскаляя землю, а мелодичное пение птиц унимает тревожные мысли.

Конечно, не все.

«Мы многим обязаны графу. Мало того, что он спас деревню от упадка, так ещё и дал дом детям, оставшимся без крыши над головой. Сам я не видел, но говорят, что даже молодой господин не брезгует заглядывать в деревню и гулять по её просторам.»

Один разговор, а сколько сомнений он порождает в душе. С мыслью о том, что безымянный граф так трепетно относится к простолюдинам, смириться оказывается куда легче, чем с фактом присутствия Реборна на людях. Тсуна пробыла в игре не слишком долго, но даже без своего скудного (и, будем честны, печального) опыта за монитором она может смело утверждать несколько вещей.

Во-первых, Реборну тяжело ходить. Он может сколько угодно строить из себя крутого, но факт остаётся фактом – проклятье связывает его по рукам и ногам, вынуждая делать перерывы чаще самой Тсуны, прославившейся незачётом по физкультуре с первого класса. Сдерживаться в особняке – одно дело, но как он может не оступиться на людях?..

И, конечно же, второе: набожная графиня уже столько лет держится подальше от храма и не показывается в обществе. Неужели ни у кого не возникает вопросов? Насколько сильна безоговорочная вера людей в графство, если они так легко забывают этот маленький факт?..

– В последнее время мне так тяжело уснуть…

– Что такое? Тебя мучают кошмары?

– Ни в коем случае! Мне вдруг стало так неуютно в собственной кровати, я даже подумываю перебраться на пол…

Деревенская девушка смеётся, похлопывая подругу по спине.

– Ну-ну, может, тебе просто сменить постельные принадлежности? Ты ведь заказывала свой набор из-за границы, а надо было просто сделать два шага! Пошли, в этом магазине лучшая продукция во всём континенте.

Тсуна, от рождения не способная шевелить ушами, вдруг овладела поразительным навыком. Будь это плохо скрываемая реклама или удачное стечение обстоятельств, разум её блаженно очистился от любых сторонних мыслей и вцепился в зародившуюся идею.

Попасть в рай. На удивление, без помощи Реборна.

– Ещё открыто! Ну же, идём скорее.

Тсуна смотрит вслед удаляющимся фигурам ровно три секунды, прежде чем проигрывает внутреннюю борьбу. Она мельтешит в сторону резных дверей с одним чётким убеждением в голове – она просто посмотрит. Посмотрит, оценит свои возможности и составит план действий на будущее.

Когда Тсуна моргает в следующий раз, что-то мягкое тяжелит её руку. Эта текстура слишком приятна, чтобы быть чьей-то рукой, а сама вещица слишком легка, чтобы оказаться её сумкой.

Тсуна медленно опускает взгляд.

– Блять! Откуда она взялась?!

[Высококачественная подушка]

[Удобная подушка с достаточным количеством ваты. Позволяет просыпаться по утрам с удовольствием.]

[Стоимость: 5 золотых]

– Моя прелесть… И мои денежки…

Вместе с подушкой в руках обнаруживается чек, и если раньше Тсуне было тошно проверять свой счёт, то сейчас её переполняет первобытный ужас. Конечно, она могла спустить деньги и на что похуже, но состояние в одну золотую монету точно помешает ей уснуть даже с первоклассным снаряжением.

Словно прочитав её мысли, зеваки в магазине решают подлить масла в огонь:

– Кстати, ты слышала новости? О Джейке.

– Что? Его наконец-то нашли?

– Не совсем, – женщина склоняется ближе, а Тсуна вынужденно выпрямляет спину. В магазине шумно, но по счастливому стечению обстоятельств они стоят не так далеко. – Нашли его тело. Эмма прогуливалась по берегу реки и заметила что-то странное… Я прослушала подробности, но, похоже, ему отрезали кисти рук и выкололи глаза.

 – Боже правый, – восклицает девушка, не представляя всей иронии. – С каждым разом я всё больше боюсь выходить из дома.

– Высовываться по ночам сейчас – всё равно что смертный приговор. Старший инспектор поймал единственного подозреваемого по делу ещё два года назад, но разве что-то изменилось с тех пор?..

– Хочешь сказать, преступников может быть несколько?..

– Н-не говори такие жуткие вещи! Даже подумать страшно, чтобы в нашем маленьком поселении орудовало несколько убийц…

– Тяжело жить, тяжело…

Беседующие девушки оборачиваются, удивлённо таращась на Тсуну. Только тогда она понимает, что успела на цыпочках подползти ближе, ещё и вставив собственный комментарий в разговор. Удивление сменяется скептицизмом, и Тсуна в спешке хватается за покрывало на кровати за спиной. Бля, материал ахуенный.

Не спасает.

– Что это Вы делаете?

– Да нет-нет, продолжайте! Я только вполуха слушала…

– Я вас раньше не видела. Вы не местная?

Тсуна застывает, не зная, что и сказать. Честно говоря, она понятия не имеет, откуда взялась её персонажка. Её вывели в инкубаторе для службы дьяволу? Реборн подбирает несчастных и покинутых с улиц, чтобы потом сожрать? Оба варианта столько же правдоподобны, сколько и формирующаяся на языке ложь, но по счастливому стечению обстоятельств язык Тсуны опережает консультантка, ранее забравшая все её деньги:

– Это служанка из графства.

– Графства Пфальцграф? – глаза женщины загораются в мгновение ока, а на губах расплывается улыбка. – Божечки, я так поспешила с выводами! Простите мою грубость.

– Что Вы, это я…

– Как там сейчас? Наши господа замечательные люди, уверена, даже на низших должностях работать одно удовольствие! Моя доченька ещё мала, но она очень крепкая! Подумываю через пару лет отправить её работать к Вам.

– Это ещё что за новости? Забыла, как на прошлой неделе она взялась постирать бельё, а в итоге сгубила даже корыто?

– Но-но! Все ошибаются, и за пару лет…

Тсуне, так-то, и участвовать в этом разговоре не надо. Враждебность пропала, но на смену ей пришло положение куда более неудобное – к счастью, консультантка выручает её во второй раз, услышав утонувший в споре вопрос.

– Насчёт всех этих убийств… – тема неприятная, но девушка быстро берёт себя в руки. – Как бы инспектор ни старался, дело стоит на месте. Он часто обходит территорию деревни, надеясь раздобыть новые улики, но всё напрасно. Словно между жертвами нет никакой связи, а все убийства абсолютно случайны.

– И больше всего жертв в поместье? – неуверенно подсказывает Тсуна.

– Как раз-таки наоборот! Именно поместье считается самым безопасным местом, поэтому все так стремятся пригреться в служанках.

Тсуна мычит в знак благодарности. Слова простолюдинок пропитаны безграничной верой в святость графства, и что-то на задворках сознания даёт ей чётко понять, что переубедить их невозможно.

Как будто сам мир велит не подозревать Пфальцграф.

Люди дают ложные показания? Их запугивают, вынуждая прикрывать Реборна? Именно для этого он заезжает в деревню время от времени? Доводы кажутся достойными, но что-то всё равно не вяжется. Тсуна в последний раз мотает головой, вцепляется в подушку и с тёплым прощанием покидает магазин. Она всегда успеет накрутить себя позже, но делать это на людях не так приятно, как в удручающей тесноте собственной каморки.

Петляя по красочным улочкам, она отвлекается на более актуальную проблему – поднятие уровня симпатии. Выживать в этой игрушке без союзников будет сложно, а другого способа убедить Реборна не пускать её на мясо, кроме как задобрить, она не нашла. Конечно, завести дружбу с другими персонажами тоже входило в планы – в конце концов, даже незначительные персонажи за прилавками и около них кажутся Тсуне слишком живыми, чтобы воспринимать их как простой набор пикселей с одной заготовленной фразой, но помимо ограничения во времени Тсуна встречается с проблемой не менее страшной.

Ограниченные ресурсы.

Кто забыл – у неё один золотой.

Кто догадался – теперь она без золотого, зато с целым простым карандашом, заострённым идеально для составления на дорогой бумаге плана следующего убийства.

Продавщица с мягкой улыбкой подговаривала прикупить к нему подарочную упаковку за 10 золотых. Тсуна с истерическим смехом вкладывала в её руку последние сбережения, уверяя, что это карандашик для личного пользования.

Глядя на него сейчас, посреди пустой улочки, ведущей в сторону графства, она задаётся вопросом – а может действительно оставить его себе?

– Это идиотизм. У такого, как он, сотня таких карандашей. Какой чёрт меня дёрнул купить эту штуку? Или это расплата за все грехи?

– Расплата за все грехи?

– Ага. Причём не мои.

Погодите.

Страдальческая улыбка застывает на губах Тсуны, когда она медленно поворачивает голову.

Реборн стоит в жалких сантиметрах, растягивая губы в своей фирменной улыбке, граничащей с хищнической ухмылкой. Тсуна благодарит всех богов и папу Римского за то, что не издаёт больше ни звука. Она понимает, что воздала молитвы слишком рано, когда от шока бревном падает на землю.

Реборн фыркает и приседает рядом. Тсуна судорожно поджимает ноги, торопясь запихать в сумку всё вывалившееся.

– Прости, не хотел напугать. Ты так увлечённо беседовала сама с собой, мне захотелось послушать.

Слава сука богу, что из её рта не вырвалось ни одного компрометирующего слова. Большое спасибо за то, что все маты остались в пределах этой хрупкой черепушки.

– Ч-что Вы, это я по сторонам не смотрела, – Тсуна неловко смеётся, торопясь найти точку опоры и наконец встать на ноги. Рука перед носом заставляет её отшатнуться и шлёпнуться обратно.

– Осторожнее. Как в эту сумку вообще столько поместилось?.. – Реборн, нисколько не смущённый её поведением, терпеливо ждёт. Его взгляд прикован к Тсуне, и потому она не имеет возможности незаметно оглядеться, найдя рядом хоть одного случайного прохожего. Принять руку дьявола так же страшно, как от неё и отказаться – Тсуне всегда говорили, что её нечастые мыслительные процессы отображаются на лице, поэтому она нисколько не удивляется, когда Реборн щёлкает пальцами, привлекая её внимание.

– Вы и сегодня ослепительны, молодой господин! Мой мозг отказал от одного Вашего взгляда!

Она наконец принимает протянутую руку, молясь всему и всякому, чтобы дрожь в пальцах удалось списать на боль от падения. Реборн наконец отворачивается, но блаженная свобода длится не дольше секунды – идеально, чтобы успеть вытереть руку о фартук; недостаточно, чтобы скрыться в лесу.

– Тебе так нравится моё лицо?

Тешить эго зазнавшихся парней давно вошло в компетенцию Тсуны, привыкшей пресмыкаться и ползать на расстоянии, с которого её сложно раздавить, поэтому она вновь неловко смеётся и активно кивает.

– Разве существует человек, которому бы оно не понравилось? Я смущаюсь каждый раз, когда Вы улыбаетесь. Один Ваш взгляд и меня ослепляет неземным великолепием!..

Реборн смотрит пристально, но дистанцию держит. Тсуна пользуется мгновением свободы, отвлекаясь на утрамбовывание своих запасов. Конечно, поворачиваться спиной к врагу – не лучшая идея, но и она не самое разумное создание.

– Можешь не продолжать. Твоё выражение лица говорит само за себя.

Тсуна давит улыбку, которую Реборн и не видит, стараясь не вдумываться в смысл этих слов. Она уверена, что если сейчас посмотрит в зеркало, то обнаружит только пустую оболочку, душа от которой сбежала в рай.

– Кстати, что ты делаешь в деревне? Ты же обычно не выходишь.

– По рабочим вопросам и не в такие места выбираюсь, – этот вариант ответа звучит много лучше, нежели заявление прямым текстом о поручениях ненавидящей его матери. Тсуна поудобнее перехватывает сумку, готовясь откланяться, но Реборн вновь открывает рот.

– Тебе помочь?

– Молодой господин, не пристало Вам слуге помогать.

– Сумка выглядит тяжёлой.

– Такова участь прислуги. В деревне обо мне отлично позаботились, так что лимит достигнут, но не превышен, – Тсуна позволяет себе улыбнуться чуть шире, наконец шагая в нужную сторону. – К тому же, мои усилия скрасили беседой. Вам стоит знать, что жители Вас очень любят. Все как один верят, что Вы ангел, упавший с небес на землю.

Реборн моргает и всего на секунду кажется удивлённым. Совсем скоро он вновь усмехается, стараясь скрыть это за кашлем.

– Ангел, значит?

Тсуна ебланка.

Подойти и назвать Сатану ангелом на пустой аллее. Что дальше, она попросит бить не по лицу, чтобы хотя бы милая Киоко смогла опознать тушку под мостом?

Тсуна всё ещё давит улыбку. Реборн всё ещё молча идёт с ней в ногу, словно бы они вышли на эту праздную прогулку вместе. 

– В-в любом случае, с моими поручениями покончено, поэтому больше Вас задерживать не буду и вернусь в поместье, – Тсуна ускоряется, стараясь с каждым шагом набрать скорость.

Не помогает то, что Реборн не отстаёт – они всё ещё идут вровень, когда он обеспокоенно спрашивает:

– Не лучше ли будет поехать вместе? Я действительно переживаю.

– Молодой господин, Вы впервые за долгое время выбрались за пределы поместья! Бросьте эту глупую…

Звон металла, ударившегося о землю, заставляет Тсуну замереть. Она осторожно оборачивается, сразу подмечая слишком весёлого Реборна. Он наконец остановился, но причина Тсуну не вдохновляет.

– Вот я растяпа, – Реборн жмёт плечами, резво поднимая с пола садовые ножницы. Крупные, массивные, а главное остро заточенные садовые ножницы, которые всё это время счастливо путешествовали в его кармане.

Тсуна смотрит, как он подкидывает их в руке, и визжит от шока. Нет. Нет-нет-нет, не садовыми ножницами! Пусть хотя бы раздобудет нож!

– М-молодой господин, зачем Вам понадобились?..

– Кто? Садовые ножницы? – словно демонстрируя испуганному ребёнку простоту управления пылесосом, Реборн несколько раз щёлкает орудием убийства. – Думаю, тут всё очевидно.

– Но-но-но! У Вас же слабое здоровье, а что если Вы порежетесь и пойдёт кровь!..

– Ты так обо мне беспокоишься? – ублюдок имеет наглость застенчиво склонить голову к плечу, но весь эффект рушится ножницами, которые он точно так же подносит к лицу.

Тсуна понимает, что улыбка у неё сейчас просто паршивая. Тем не менее, она заставляет себя кивнуть, приближаясь к Реборну так, словно испуганное животное здесь он.

– Именно! Не могу не беспокоиться! Всем будет грустно, если Вы поранитесь. Так что отдайте эту опасную штуку мне, я донесу её в целости и сохранности…

Ножницы пропадают из поля зрения Тсуны так же быстро, как и появились. Реборн задирает руку над головой, глядя на неё своими чёрными глазищами с нескрываемым весельем.

– Они довольно тяжёлые. У тебя тоже есть хрупкая сторона, я не могу позволить девушке возгрузить на себя ещё больше тяжестей.

Гадёныш. Пиздит и не краснеет, снова и снова уворачиваясь от хватки Тсуны.

– Уверяю Вас, я выдержу! Взгляните на эту сумку, она куда тяжелее, но я же справляюсь.

– Именно поэтому я не хочу нагружать тебя ещё больше.

– Молодой господи, не о том человеке переживаете. Ножницы опасны, отдайте их мне.

– Я не какой-то там тиран, чтобы так измываться над простой служанкой…

– Ладно, хорошо! Вам сумка, мне – ножницы!

Тсуна сама не ожидала всплеска эмоций, но благодаря отчаянному крику она напугала самого Реборна – он наконец опустил руки, кажется, пытаясь её остановить, но эти злоебучие ножницы наконец оказались в такой близости!..

Как и Реборн. И асфальт. И приступ инсульта в таком юном возрасте.

Реборн смотрит невпечатлённо, как Тсуна силится обработать происходящее. Она только что исполняла всякого рода акробатические трюки, стремясь вынудить человека на голову выше сдать оружие с миром, а в итоге они оба повалились на пол, ещё и запутавшись в нескольких слоях её юбки. Реборн не предпринимает попыток подняться: что неудивительно, учитывая его хлипкие ножки, тяжесть повалившейся сверху Тсуны и угрожающий блеск ножниц прямо над головой, умудрившихся вонзиться в бетон всего в паре сантиметров от него.

Тсуна пытается улыбнуться. Тсуна дрожащими руками тянется за ножницами, со второй попытки возвращая их в аккуратно сложенные на груди руки.

С третьей попытки находит свою сумку, придавившую те самые руки. На трясущихся ногах соскребает себя с земли и не слишком грациозно тащит Реборна следом, неестественно смеясь и отряхивая его от пыли.

Пиздец ей.

– П-простите грешную, молодой господин! Я оставлю Вас и ножницы в покое. Меня, должно быть, уже сто раз в поместье потеряли! – последний раз предприняв жалкую попытку разгладить чужой пиджак (льняной, сука) и неловко поклонившись, Тсуна резко разворачивается на пятках. Ей давно пора заткнуться и знать своё место, но слова вылетают быстрее, чем она успевает их проанализировать. – Я так переживала, что Вы поранитесь, а в итоге сама чуть не сотворила страшное. Вы и так редко можете свободно прогуляться по местности, а тут ещё я. Не обращайте внимания…

Что-то падает в открытую сумку.

Тсуна опускает взгляд, чтобы узреть проклятые ножницы, мягко шлёпнувшиеся на пачку мяса. Длинная тень возникает позади неё.

– Успокойся. Ты смешно реагируешь, вот и третирую. Хочешь нести весь багаж – на здоровье. Главное потом не жалуйся на меня Бьянки.

Миссия провалена успешно.

– Вы самый лучший мужчина на-на свете.

Реборн кривится, и это самая искренняя реакция, которую Тсуна из него выжала. Реборн смотрит ей за спину, и Тсуна вспоминает, откуда пришла.

– Точно.

Покопавшись в бездонной сумке, она выуживает свой трофей на последний золотой. Реборн ничего не говорит, но смотрит с интересом – возможно, он ожидает фокуса, но Тсуна умудряется лишь неловко протянуть ему карандаш.

– Вот.

Реборн молчит.

– Увидела его и подумала о Вас.

Реборн молчит.

– В нём, конечно, нет ничего особенного… – Тсуна понимает, как ужасно это звучит, и взгляд Реборна это подтверждает. – Н-но!.. Я всё равно посчитала что Вам может понравиться… Если это не так, в следующий раз я куплю что-то лучше и дороже…

Реборн фыркает. Он принимает карандаш из дрожащих рук и крутит его между пальцами.

– Хорошо лежит в руке. Отличный подарок. В следующий раз хочу красный.

[Уровень симпатии Реборна поднялся на 20!]

[Нынешний уровень симпатии]

[Ур. 1 (24/400)]

…Успех.

Успех!!!

Тсуна довольно фыркает, недостойно потирая нос. Она клянётся здесь и сейчас, что всю свою скромную зарплату будет сливать в этот несчастный канцелярский магазин. Реборн ещё утонет под завалом из простых карандашей по скидке.

– Ну что ж, пошли.

– А?

– Карета уже подъехала.

Тсуна, так-то, хотела навестить господина участкового.

Демон, похоже, её желание прочухал.

Гадство.

Гадство-гадство-гадство, как мантру повторяет она, покачиваясь в карете. Реборн проспал половину пути – но именно сейчас, именно тогда, когда Тсуна решила окинуть его взглядом и проверить, не двинул ли душегуб кони, он решает распахнуть глаза.

Тсуна вздрагивает всем телом. Реборн вздыхает.

– Ты собираешься объяснить, что не так? – он садится поудобнее, не смущаясь бьющего в глаза закатного солнца. Только благодаря этому Тсуна видит контур чёрной-чёрной радужки, неотделимой обычно от цвета зрачка. – С каких пор ты меня боишься? Что бы я ни делал, ты дрожишь, как осиновый лист, и запинаешься.

Тсуна крепче сжимает ножницы. Вымученно улыбается.

– Бросьте, молодой господин. Я от природы пугливая! Тем более, в наше время что только не творится, вот и выросла параноиком. Знаете же, что без подушки уснуть нельзя. А без сна эффективность работы снижается и зарплату урезают… За поломки требуют возмещение ущерба, а если прибавить к этому…

– Тсуна никогда не испытывала страха. Она говорила не чаще мёртвого.

Блять.

– Ты была единственной служанкой, решившейся вынести змею за пределы поместья. Только ты оставалась со мной по вечерам, чтобы послушать о моих переживаниях. Именно ты держалась подальше от любой компании, чтобы не мешали выполнять свою работу.

Тсуна продолжает улыбаться. Одному богу известно, блефует ли он – Киоко относилась к ней одинаково с первого дня, а Бьянки ни к кому не проявляет фаворитизма или отвращения. Больше и сравнивать не с кем, а единственное третье лицо прямо сейчас прожигает её взглядом, закинув тонкую ножку на ножку.

Тсуна улыбается. Реборн ждёт.

Карета неторопливо едет по ровной дороге, и даже редкие камешки не вынудят Тсуну метнуть взгляд на сумку – что-то в ней издаёт жалобный звон, но это проблема Тсуна будущей. Нынешняя крепче сжимает ножницы.

В конце концов, Реборн снова вздыхает. Как старый дед.

– Ладно, может, я надумываю, – он ведёт плечом, разминая затёкшее тело. – В конце концов, люди меняются с возрастом.

Точно дед.

– Так что, ответишь на вопрос?

…И просто сволочь.

– Куда ты собиралась пойти? Почему не хочешь сказать? Знаешь, мне всегда казалось, что я до крайне степени с тобой дружелюбен, – его тёмные глаза сужаются в бездонные щёлочки, и Тсуна дрожит всем телом. Она вдыхает через нос и открывает обескровленные губы, когда голос кучера перекрикивает её собственный:

– Молодой господин, мы прибыли.

Тсуна резко подскакивает. Реборн не кажется удивлённым.

– Что ж, спасибо, что подвезли. Я ещё нужна?

Одной ногой уже перемахнув порог, она на всякий случай оглядывается. Реборн смотрит скучающе на её дырявый носок, отмахиваясь от неё ленивым жестом.

– Можешь быть свободна. Единственное что: позови ко мне дворецкого. Пожалуйста.

Последнее он пробормотал под нос, уже уставившись в окно, но Тсуна услышала. Услышала и низко поклонилась, уже развернувшись для тактического отступления.

К сожалению, ей не удалось сделать и шага.

Реборн не просто подозрительный. Он жутко подозрительный. В один момент он строит из себя мессию, а в следующий скалит зубы – Тсуну не радует внезапно пробудившийся интерес к её жалкой персоне, но выбирать не приходится.

“Всегда можно начать сначала,” – говорит она самой себе.

– Ты так торопилась от меня избавиться, а теперь застыла на выходе. Есть что добавить? – доносится сзади голос Реборна. Поворачиваться к врагу спиной – хреновая затея, но мыслительные процессы никогда не отличали Тсуну.

Она разворачивается на каблуках, больше не давя улыбку – их взгляды встречаются, и Реборн лишь вздёргивает бровь. Была не была.

– Моя работа не обязывает отвечать на вопросы о личной жизни. Но, раз уж на то пошло, у меня тоже будет один.

– Дерзай.

– Почему я? – Тсуна покрепче перехватывает сумку. Глаз не отводит. – Чем графскому сыну так интересна служанка?

Реборн склоняет голову к плечу.

– Это из-за поездки в карете?

– Я не глупа, молодой господин. Вы бы не стали так поступать с каждой слугой в поместье. Чем я отличилась? Почему Вы так добры ко мне?

Уровень симпатии только сдвинулся с мёртвой точки – Тсуне представить страшно, сколько зарплат она сольёт в карандаши, прежде чем Реборн действительно проникнется к ней симпатией. Будь дьявольский отпрыск таким хорошим человеком, его собственная мать не громила бы поместье, стремясь найти и придушить свою роковую ошибку.

– Для такой невежды ты слишком умело лишаешь меня дара речи.

Оскорблимент?

– Да, ты права. Я бы не стал вмешиваться, не будь это ты.

Ого, как легко сознался. Тсуна ведёт плечом, стараясь сбросить напряжение. Сумка в руках вдруг напоминает о своём весе.

– Так в чём же дело?

Наконец, маска примерного графа трещит по швам – Реборн ухмыляется. Тсуна шумно втягивает воздух.

– Держи друзей близко, а врагов – ещё ближе. Слышала о таком?

Ещё бы.

– Раз уж ты такая умная, дальше объяснять нечего. Не забывай своё место, – Реборн снова отворачивается, и Тсуне кажется, что разговор окончен. Но уже через мгновение он весело добавляет. – И цепляйся за него. Кажется, сегодня вечером тебя будут бить.

…Бить?

Тсуна встречает взгляд Реборна в отражении, но не чувствует жажды крови. Более того, он всем своим видом демонстрирует безразличие – если не он, то кто собирается заколоть её ногтями?

– Тсуна, безалаберное ты существо, – как по сигналу шипят ей на ухо.

– Боже спаси и сохрани, – боясь обернуться, бубнит она.

Дальше Тсуну отчитывают. Долго, обидно и совершенно по делу – как бы ей ни хотелось скинуть всю вину на уёбка с ножницами, она не может отрицать того, что самолично выбралась на променаду в два раза продолжительнее отведённого ей времени. Бьянки быстро переключилась на содержимое её поклажи, и только выполненный от и до список поручений (приправленный не самой лучшей, но сработавшей мясной взяткой) спас её от полосования. К тому моменту, как старшая горничная с ней закончила, а может, и просто выдохлась, Тсуна уже стояла перед собственной дверью и думала об одной-единственной вещи – неужто её по запаху вычислили?

Бьянки примчалась так быстро, как будто ей мёдом было намазано. Кроме Реборна у входа был только кучер, а значит…

Конечно.

Конечно, блять, у дьявола будут суперсилы.

– Потом разберусь, – стягивая через голову платье, бурчит она. – Мне срочно нужны хорошие новости.

[Системное уведомление]

[Разблокирован навык!]

…А так можно было?

– Мне всё ещё грустно.

[Системное уведомление]

[Заблокирую обратно.]

– Не смей.

Тсуна быстро выпутывается из своей формы, прежде чем открыть панель уведомлений. Сразу за поздравлением с повышением уровня (не зря всучила Бьянки эти тефтели!) идёт ссылка на окошко, которое Тсуна тут же открывает.

{Глаз ясновидца}

[Время действия: 5 минут]

[Время ожидания перед повторным использованием: 3 часа]

[Вы можете видеть красную ауру предметов, содержащих злой умысел. Исследуйте окружение, чтобы выявить источник Ваших бед.]

Тсуна присвистывает, прежде чем дать себе по губам – один золотой по-прежнему тяготит карман, но кроме него на её территорию угодило что получше.

– Ну где же вы…

Порывшись в свалке из собственной одежды, Тсуна наконец находит то, что искала.

Ножницы Реборна.

Он позволил их забрать? Не заметил? Забыл? Чёрт его знает. В отзывах к игре она вычитала, что это создание может заколоть подсвечником – если сильно захочет, он справится и без настоящего оружия.

– Тебе интересно, зачем они мне?

Тсуна не решается ответить. Хотя царившая в карете тишина и была в лучшем случае неуютной, она была приятнее любого разговора. Реборн изучает её ещё немного, прежде чем пожать плечами.

– Я тебя не виню. В такое неспокойное время все опасаются за свою жизнь. Такие как я – в первую очередь, – шутка получилась несмешной. Реборн не улыбался. – Но спешу тебя заверить – мои мотивы чисты. Графине становится всё хуже с каждым днём. Она редко выходит из комнаты и не появляется в любимом саду. Обычно она сама подстригает кусты у беседки, но сейчас от их формы осталось одно название.

Тсуна может предположить, о какой беседке речь. Прополка сорняков не оставляет много времени для изучения окружения, но очертания скромного строения часто мелькают на периферии зрения.

– Я думал постричь их за неё. Вряд ли её обрадует моя помощь, но я могу работать быстро и тихо, – невинные слова вырвали из Тсуны невесёлый смешок. Реборн не удостоил её взглядом. – Раньше приступы случались куда реже. Когда она ещё была в сознании мы вместе посадили там цитрон.

Тсуна ведёт плечом. Реборн странный. Она никогда ещё не видела семейство Пфальцграф в одной комнате, поэтому оценить его честность не может – не то чтобы это многое изменило, особенно с её новой способностью в запасе.

– Безопасные? Правда?

Тсуна вертит ножницы в руках, отвлекаясь только на подробное описание навыка. Нельзя засечь людей со злыми намерениями, но можно вычислить их по красной ауре предмета – если же вещь безопасна, то её в течение пяти минут даже видно не будет. Как и предметов мебели. И стен. И дверей.

Какая ограничивающая способность.

Радует только откат – трёх часов вполне достаточно, чтобы убедить Тсуну не продолжать исследования и впасть в забытье на добрые семь часов. День был длинным. Она для такого слишком короткая.

– Молодой господин, я принесла лекарство.

– Заходи.

Тсуна отворяет дверь, морально готовясь к очередному раунду дебатов. Ей не совсем понятно, как это сходит ей с рук, но пока она жива и обладает чудесным навыком находить кнопку рестарта не глядя на экран, всё будет хорошо. 

– Тсуна? Сколько лет, сколько зим!

…Всё было хорошо?

Рослый мужчина сверкает зубастой улыбкой и отходит от постели Реборна, чтобы похлопать её по плечу. Рука у него крепкая. Тяжёлая.

– Здравствуй… те?

Секунда неловкого молчания. Реборн усмехается, но взгляд Тсуны резко возвращается к мужчине, когда он с громким смехом встряхивает её за многострадальное плечо:

– Ну и ну, ты совсем не изменилась! Неужели обиделась, что я не заходил поздороваться во время визитов к молодому господину? Мне очень жаль.

Тсуне всё равно. В вещах горничной нет ни одного упоминания родственников или беглых любовников, поэтому любое предположение в её голове таковым и остаётся – в любом случае, мужчину мало интересует разговор. Он осматривает её со всех сторон, издавая удовлетворённое мычание.

– А я-то боялся, что с тобой будут одни проблемы. Но ты молодец! Сегодня без нареканий.

Сегодня? Она впервые видит этого человека, а он уже её бесит.

– Я не первый день этим занимаюсь, большое спасибо.

Тсуна больше не хочет перерыть всю комнату Реборна. Она хочет уйти.

Чёртова рука снова тянется к ней, теперь уже гладя по голове. Даже убрать не попросишь – в этом гнезде нечего спасать.

– Как ты выросла, ну и ну. Такая сдержанная и серьёзная. Или же, – мужчина заговорчески склоняется ближе, но на шёпотом не переходит. – Дело в молодом господине?

 – А?

Он и правда помощник дьявола? Её будут держать, пока Реборн вальяжно выбирается из кровати и плетётся за книжкой потяжелее?

– «Молодой господин такой красавчик! Я хочу за него замуж!»

– …А?

– Я так рад, что эти дни позади. Я чуть не поседел, когда ты вцепилась ему в руку и начала планировать свадьбу прямо на глазах у графини.

А?

– Повезло, что наша госпожа столь добра и снисходительна. Она была так впечатлена твоим упорством, что разрешила спать с молодым господином в одной кровати. 

Тсуна чувствует, как душа покидает тело. Мужчина перед ней словно не замечает её кризиса и улыбается широко-широко, возвышаясь над ней с ехидной улыбкой – прямо у него за спиной фыркает Реборн, тут же скрывая смешок за кашлем. Актёришка.

– Такое и правда было? – напускное безразличие не спасает его от недовольства Тсуны, но этого он, похоже, и добивался. 

Как-то раз Киоко подметила, что у Тсуны очень смешное лицо. Это странный комплимент, если им вообще является – пока что из-за этой морды протокольной Тсуну только третируют беспощадно, отказываясь оставить в покое.

Может, на самом деле Реборн ждал момента отомстить подруге детства? Или она так чудила в осознанном возрасте? Боже блять.

– Ой, это напомнило мне…

– Молодой господин, пока не забыла, – в наглую перекрикивая мужчину, Тсуна в два шага оказывается у постели Реборна. Аккуратно поставив поднос с лекарством, она ловко выуживает ножницы из бездонных карманов юбки. Похоже, вместительность женского платья впечатлила старикана – он наконец заткнулся. – Вот, возвращаю. Простите мою оплошность. Вчера я по ошибке покинула Вас с ними.

– Прям по ошибке, – всего на секунду Реборн кажется удивлённым, прежде чем уверенно забирает своё имущество. Он крутит их в руках, словно в поисках трещины, гарантирующей развал подобно советским странам из будущего. – Надо же, целые.

– Н-ну что Вы, я бы не посмела повредить Вашу собственность.

– Тоже верно. Я ставил на то, что ты их закопаешь. Или съешь. Как ты там говорила, тебе совсем копейки платят?

Гул за спиной предвещает, что мужчина неизвестного происхождения вот-вот вставит свои пять копеек. Тсуна торопится помотать головой, прерывая любое заявление писком:

– Что Вы такое говорите! Я не настолько отчаявшаяся! И не настолько бедная.

Реборн усмехается в последний раз, откладывая в сторону не только ножницы, но и неловкий разговор. Он приглашает мужчину – доктора, блять, Саваду, вот это совпадение, – прогуляться по саду, и Тсуна быстро принимается помогать ему одеться. Доктор Савада что-то проверяет в своём дневнике, когда внимание Тсуны привлекает резкое движение. Реборн нарочно потянулся к ножницам, тут же убрав руку – вместо этого он поправляет лацканы пиджака, усмехаясь под нос.

– Чем больше слышу, тем меньше понимаю. Ты с детства этот план вынашивала?

Какой план? Тсуна никогда не умела продумывать наперёд. Её максимум ограничивался последовательностью плейлиста по дороге в магазин, а сейчас она действует на чистой интуиции. Предательнице-пиздоплётке, если быть точнее и судить по результатам её действий.

Реборн в последний раз сверкает зубами, прежде чем подозвать Саваду.

Тогда-то до Тсуны доходит.

Реборн оборачивается в последний раз, уже в дверях, и смеётся над шуткой врача – по крайней мере, так это должно выглядеть.

На деле он встречается взглядом с Тсуной. Побледневшей, покрасневшей, позеленевшей и умершей во всех отношениях кроме заветного Тсуной, мысленно прошедшей Афганскую войну и возжелавшей, наконец, чего-то нового, окромя кнопки выхода из игры.

Дайте ей ружье. Бога ради, дайте ружье.

[Система]

[Навык «Глаз ясновидца» активирован!]

Или, может, она найдёт его сама.

– Меня не было всего месяц, но за это время атмосфера в поместье так изменилась. Всё будто бы цветёт.

Реборн мычит в ответ, поглаживая нежные лепестки роз. Слышать такое от человека, назначившего ему терапию убийствами, крайне забавно.

– Весна приближается. Подумать только, Вы наконец-то встречаете её за пределами четырёх стен. Когда я закрываю глаза, то всё ещё вижу того маленького мальчика, задыхающегося на полу собственной комнаты.

Иемитсу болтает, а Реборн не слушает. Этот мужчина редко задерживается надолго, но каждый его визит – испытание его терпения. Старик только и ждёт момента, когда сможет разойтись – Реборн убедился, что он будет работать в окружении множества людей, но даже так ему всегда хватает энергию на серию бестолковых разговоров. Не стой на кону его собственная жизнь, вместо горничной в подсобке давно бы валялся он.

Кстати о горничных.

– Иемитсу, – привлекает наконец внимание Реборн. – Тебе не кажется, что с Тсуной что-то не так?

Не нужно смотреть на мужчину, чтобы почувствовать его взгляд. Пронзительный, насмешливый и мимолётный – Иемитсу болтлив ровно по той причине, что ни на чём не зацикливается слишком долго. Даже на собственной дочери.

– Не сказал бы. Такая же, как всегда. Меня не любит, а за молодым господином бегает.

Если и будет бегать, то вооружённая, думается Реборну, когда он оставляет цветы в покое. В этом она похожа на свою обожаемую госпожу.

– Возможно, ты прав. Мама часто говорит, что я слишком много думаю.

– Как она?

Козёл. Нетрудно догадаться, что не встречающая гостя госпожа будет прикована к постели. Возможно, буквально.

– Помешательство обострилась. Громит комнаты. Бросается на меня с кулаками, требуя вернуть ей сына.

Иемитсу понимающе мычит. Он вновь пускается в размышления о тяжёлой судьбе добродушной женщины, в очередной раз сетует на её слабость и снова возвращается к пустым комплиментам – Реборн не слушает. Только изредка кивает, чтобы поддерживать видимость интереса, и ждёт завершения этого спектакля. Благотворительный госпиталь, стоящий неподалёку от их поместья, был проектом Савады – если бы не больница-кладбище, приветствующая с распростёртыми объятиями всякого нищего, благодарного за кров и воду, Реборн вряд ли бы протянул до совершеннолетия. Ни одна смерть в этих стенах не подвергалась сомнению – более того, выжившие словно благоговели перед её фактом, благодарные за возможность прожить последние годы в тепле и заботе.

Возможно, ему должно быть стыдно.

Вероятно, ему пора прервать болтовню Иемитсу.

– Есть ли какие-то новости?

– Ох, точно, – громко щёлкнув пальцами, отзывается тот. – Ничего хорошего, на самом деле. Полиция больше не может закрывать глаза на происходящее. Жандармы патрулируют деревню день и ночь, но всё без толку.

– У них есть улики?

Иемитсу мотает головой.

– Ни о чём таком не слышал. Когда Вы были ребёнком, отвести подозрения было легче, но сейчас дела обстоят иначе.

– И что прикажешь делать?

– Используйте перчатки, которые я привёз. Результат Вас приятно удивит.

Они ещё немного болтают, прежде чем Реборну удаётся вернуться в свои покои. К тому моменту солнце уже садится и это не может не радовать – сад прекрасен при дневном свете, но его проклятая плоть слаба под его давлением.

Зашторить окна и упасть в кровать – последние планы на этот день, но даже их Тсуна бесцеремонно прерывает.

Косвенно, конечно.

– Ты издеваешься.

Реборн не может не закатить глаза, изучая комнату. Все украшения, подсвечник, перьевая ручка и даже многострадальные ножницы на месте – если и красть, то самое драгоценное. Почему же он не досчитался перчаток и пары книжек с полки?

Конечно, он знает почему.

Реборн проводит рукой по лицу, надавливая на глаза. Он не может сдержать смех, который затухает так же быстро, как и появляется.

– Тсуна.

Тсуна чихает. А ещё чешет репу, оглядывая добычу. Она вообще удивлена, что смогла что-то вынести – не меньше минуты пришлось потратить на приспособление к окружению, когда всё вокруг засияло красным. С какими мыслями живёт этот монстр, если в таком немалом пространстве каждый уголок пропитался жаждой насилия? Чудо, что не пришлось карабкаться по книжному шкафу – всё нужное ждало на нижних полках, а странные перчатки словно нарочно оказались на виду – у самого края широкого стола, где Реборн мог просто забыть их спрятать.

[Особые перчатки]

[Редкий предмет, позволяющие не оставлять следов использования.]

Вау. Как неожиданно и оригинально.

Что ж, с загадочными анонимными убийствами всё сразу стало ясно, так что же делать…

– Тсуна! Почему я вечно за тобой бегаю?!

Что опять?

Тсуна открывает панель задач, недовольно пробегаясь глазами по пунктам. Стирка, мытьё посуды, уборка, лекарство Реборна, мытьё окон с утра…

Ой.

Ой-ой-ой.

– Не игнорируй меня.

Дверь, на которую она так долго опиралась, вдруг пропадает. Тсуна успевает пнуть всё украденное под кровать, прежде чем упасть на спину и встретиться взглядом с разъярённой Бьянки.

Тсуна пытается улыбнуться. Бьянки сдерживает порыв пнуть её по лохматой голове.

– Поднимайся. Живо.

Получать от Бьянки уже вошло в привычку – день словно не закончится, если её хоть раз не притащат за ухо закончить не начатое. Тсуна корячится под пристальным взглядом, пытаясь придумать, что сделает с ней Реборн, когда заметит пропажу. Скрежеча тряпкой по стеклу, она изучает окрестности сада и не встречает знакомых лиц – не теша себя пустой надеждой о невнимательном молодом господине, она предпочитает оставить своё будущее на волю случая. Вряд ли её открыто накажут – поместью слишком важна репутация. Может, вызовут на беседу с глазу на глаз, а может и вовсе отпустят с предупреждением – Реборн столько раз прощал её выходки, так что шансы на успех имеются!

– Я буду краток.

Хуй ей в рот и лука мешок.

Тсуна не решается поднять головы, стоя всего в паре шагов от захлопнувшейся позади двери. Реборн, собака такая, любезно подождал окончания её наказания, прежде чем отправить за ней прислугу – хотя Тсуна и ожидала скорой встречи, эта же ночь не вписалась в её шаблон. Урод.

– Из моей комнаты пропало несколько вещей, – Реборн не удостоил её взглядом на входе, и даже сейчас он изучает засыпающий пейзаж владений. – Ничего особенного, но они были важны для меня.

– К-какой кошмар. Но почему Вы позвали меня?

– Слишком поздно для твоих игр, – Реборн наконец поворачивается, хмуря густые брови. Если Тсуне не изменяет память, это первый раз, когда он так открыто показывает себя. – Не испытывай моё терпение и верни украденное.

Тсуна дрожит, но глаз не отводит. Реборн не отворачивается, но и ближе не подходит. Игра в молчанку используется умными людьми для создания тактики, но Тсуна умеет только паниковать. Конечно, у неё есть пути отступления, но для этого нужно поднять руку – поднять руку, открыть окно системы, найти нужное… Чёрт его знает, что демон предпримет за это время. Если бы за убийством последовало возвращение в свой мир, она бы выдохнула. Если бы сразу после началась новая игра, она бы забилась головой о стену.

Но если там не будет ничего? Реборн наплёл что-то про врагов и оставил её задействовать последние извилины самостоятельно, но Тсуна не приспособлена к таким упражнениям – если прямо сейчас ей воткнут подсвечник в спину, она совсем не удивится.

– Тсуна.

Она промаргивается. Отпускает смятую трясущимися руками ткань под пальцами и перехватывает поудобнее, заземляясь, а не уходя в себя. Терпению Реборна пришёл конец – Тсуна словно предчувствовала, когда он сделает первый шаг вперёд, и наконец открыла рот.

– Простите мою грубость, молодой господин, но есть ли у Вас доказательства?

– Что?

Хорошо, он растерялся. Тсуна сжимает фартук сильнее, сумев выдавить бездушную улыбку:

– Я спрашиваю, если у Вас доказательства моей причастности.

– Я могу допрашивать тебя без доказательств. Если они мне понадобятся, я с лёгкостью их создам.

Зато честно. Откуда бы ни появилась эта уверенность, Тсуна позволяет себе усмехнуться.

– Вот так, значит? Я одна из немногих людей, заходящих в Вашу комнату. Зачем так очевидно подставлять себя? 

– Тсуна, прекрати тратить моё время и верни…

– Дайте минутку.

Пользуясь мгновением чужого замешательства, она призывает окошко системы и быстро находит нужную кнопку. Демон демоном, но все здесь в первую очередь – часть системы. Сколько бы страха он ни внушал в обычных обстоятельствах, по сравнению с самим первоисточником игры он – ничто.

Тсуна улыбается шире. Реборн больше не скрывает раздражения, разбавленного замешательством.

– Тсуна, возможно я слишком многое тебе позволял.

– Сказать честно? – задержав палец над кнопкой Новой игры, Тсуна вновь встретилась взглядом с Реборном. Удивительно, но её руки больше не дрожали. – Я тебя, блять, не просила. Таскаться со мной, сюсюкаться. Ты сам решил тратить время на этот бред. Не стесняйся, продолжай: создай доказательства из воздуха, переверни мою комнату вверх дном. Тебе же настолько нечем заняться, демонюга бессовестный. Да чтоб я так жила!

Оцепенение сходит, когда шестёрни в голове Реборна начинают снова работать. Тсуна ждёт, когда он снова откроет рот, чтобы в последний раз бесцеремонно прервать:

– Пошёл ты нахуй, демоническая скотобаза.

И жмёт рестарт.

[Системное уведомление]

[Вы не можете начать новую игру, если история идёт не по плану.]

…Чего?

Chapter Text

Это произошло быстро. Луче одарила её последней улыбкой, прежде чем потянуться к чаю, но Бьянки её опередила – отбросив формальности, она в чистом ужасе выбила чашку из слабых рук, вместе со всеми присутствующими наблюдая, как шипит и пузырится жидкость.

– Это яд, – сквозь зубы выдавила она. Её пронзительные глаза метались по всем слугам в комнате, прежде чем остановиться на Тсуне. – И этот чай разливала ты.

Тсуне ничего на дают сказать. Более того, ей ничего не дают сделать – за тот короткий момент, что они остаются одни, пока графиню выводят из комнаты, а Бьянки в бешенстве ищет охрану, она может лишь встретиться взглядом с Реборном.

Конечно же, он улыбается. Конечно же, он крутит в руках бутылёк, который без проблем опрокинул в чайник во время их недолгого разговора.

Крыса. Чёртова крыса.

– Вы победили, молодой господин. Поздравляю.

– Это твой последний шанс, – он скучающе пожимает плечами, пряча отраву в складки пиджака. – Расскажи мне, что ты знаешь, и я сниму все обвинения.

– Мы это уже обсуждали. Понятия не имею, о чём Вы говорите.

– Как скажешь. Прощай.

Тсуну выводят из комнаты с заломанными руками. Реборн улыбается ей вслед, пока дверь не захлопывается.

– Молодой Господин.

– Чего тебе?

– Прошу, больше никогда не улыбайтесь!

…

[Реборн собирается урезать Ваше жалование]

– Д-дай мне минутку. Я приду в себя.

Реборн молчит, и Тсуна не удосуживается поднять взгляд – ей и так паршиво, а если чертила уже успел заспавнить из воздуха нож и направить на неё, ей всё равно. Она не выберется отсюда, а значит всё лишь начнётся заново.

До ушей доносится шелест ткани. Недалеко, всего в паре сантиметров от неё, приземляется Реборн – и, судя по тому, как тишина не нарушается, даже на неё не смотрит. Это такое утешение? «Не переживай, я буду рядом, пока эта хуйня не закончится»? Да из-за тебя она и происходит!

[Системное уведомление]

[Реборн Вам сочувствует! Награда: 500 золотых]

…

– Хнык-хнык.

– Ну всё, хватит.

Реборн умирает.

Тсуна знает, что должна радоваться. Тсуна прекрасно понимает, что должна ликовать и прыгать до потолка от счастья.

Тсуна чувствует, как из горла вырывается истерический писк.

Она мчится через поместье с окровавленными простынями, не задерживаясь на одном месте дольше необходимого. Всего одной фразы хватает, чтобы осветить все служебные коридоры и поднять тревогу в каждой затихшей комнате:

– Молодой господин не дышит.

Вокруг суетятся служанки, что-то кричит дворецкий, в панике отдаёт приказы Бьянки – Тсуна не может игнорировать какофонию звуков, но ей тяжело разобрать слова. Она знает, что ей здесь не место. Она понимает, что ничем не поможет, притащив к двери новую порцию плацебо.

Тсуна не помнит, где обронила кровавые простыни – может, их забрала Киоко, а может они волочатся за ней следом. Тсуна не находит в себе сил обернуться и только ускоряет шаг, открывая двери настолько беспечно, что в любой другой день стены поместья сотряслись бы от криков Бьянки – но сейчас её здесь нет, и Тсуна переходит на бег, почти врезаясь в заветную дверь.

Только тогда она осознаёт окружение. На самом деле, она просто наступила в лошадиное дерьмо – это отвратительно, ей придётся избавляться от запаха неделями, но оно умудряется слегка заземлить покинувшую тело душу.

Лошади вокруг недовольно ржут – одна перекрикивает остальных, видимо, оскорблённая её вандализмом, – и Тсуна озирается по сторонам.

Пусто. Только она, лошади и неприметная дверь.

Всё даже слишком просто.

– Мало простого убийства. Страдания жертвы тоже важны – чем дольше мучаю, тем дольше могу избегать тошноты и ходить на своих двоих.

Значит, бафф от страданий.

Тсуна стучит на пробу. Ответа нет.

– Шамал, ты здесь?

Тишина.

– Убить должен я. Конечно, в некоторых случаях мне засчитывает и чужие старания, но такое было редко и показалось мне жутко странным. Расскажу в другой раз.

Добивать нельзя. Проблематично, но с этим можно работать.

Тсуна берёт лопату, любезно оставленную лентяем у входа, и перехватывает поудобнее. Дверь поддаётся с первой попытки – был конюх настолько уверен в безопасности поместья или оставлял её открытой для многочисленных любовниц, Тсуна никогда не узнает. Никто никогда не узнает.

Она проскальзывает внутрь, уже приспособившись к темноте. Комнатка оказывается куда проще её ожиданий, но это лишь облегчает поиски – громкое дыхание в тесном помещении тут же привлекает её внимание, маня подойти ближе.

– Сразу говорю, Бьянки и Киоко не трогать! Оставьте мне хоть одну радость в этом месте.

– Понял. Пометь их красным.

Тсуна радостно улыбается, пока не вспоминает предыдущие страницы этого дневника. Карандаш замирает у самой бумаги.

– Молодой господин…

– Не визжи, уши вянут, – Реборн действительно вжимает голову в плечи, смотрясь до жути нелепо в своём аккуратном смокинге на фоне одинокой скамьи посреди сада. – Не трону их. Пока что.

– К тому времени, как люди в поместье кончатся, я вывезу их за границу.

– Я погляжу на твои попытки, нищенка.

Тсуне нечего на это возразить, когда её карман тяготит пятнадцать золотых, и потому она покорно записывает следующее:

– Конюха тоже не трогаем. Он, конечно, тот ещё шакал, но лошадей содержать умеет. Отец долго будет отходить от его потери.

– А Вы, смотрю, его очень любите.

– А его, милочка, добавь в список.

Тсуна помнит ухмылку, которую не пошатнул даже очередной визг – ей следует научиться контролировать свои пищания так же хорошо, как удаётся маневрировать лопатой – сейчас все сбежались в покои графа, находящиеся в дальнем уголке поместья, а значит крики донесутся нескоро. Сам Шамал больше никуда не понесётся – Тсуна сломает ему ноги.

– Блять!

…Хорошо, рефлексы у него достойные. Тсуна с усилием поднимает лопату снова, стремясь ударить полотном, но мужчина уже тянется к ней – потеряв координацию, она бьёт ребром лопаты куда-то в голову, выпуская оружие из рук.

– Кассандра, ты?! Ни черта не вижу, – несмотря на невнятную речь, Шамал крепко сжимает её руки. Тсуна пытается брыкаться, но мужчина оказывается сильнее – она кусает его за пальцы, отпрыгивая как можно дальше после освобождения. – Гадюка! Рита, неужто ты? Всё ещё злишься из-за сестрёнки?

Тсуна не знает, о ком речь. Тсуна встречала много служанок в поместье, но сомневается, что многие из его любовниц всё ещё живы – сам Реборн говорил, что половина из них сыграли в ящик по его же вине.

Судя по голосу, Шамал не раскаивается. Скорее наоборот – он жутко зол и, вероятно, абсолютно дезориентирован – запах крови ударяет в ноздри так же быстро, как кулак встречается с её щекой. Тсуна отползает по грязному полу к выходу, едва успевая схватить какой-то острый предмет – Шамал мгновенно оказывается сверху, хватая за горло в удушающем захвате. Кажется, он смеётся, но Тсуна не вслушивается – ей нужно извернуть руку и попасть, попасть хоть куда-то, ударить посильнее раньше, чем потеряет сознание.

– Чёрт возьми, кто ты? Ванесса, ты всегда была молчаливой, но это перебор, – Тсуна вопит, когда её ударяют головой о пол. – Скажи хоть слово, и я подумаю над прощением. Хотя, честно говоря, такие шутки… 

Тсуна пинается. Острый предмет оказывается ножом – и совсем скоро она машет им вслепую, задевая чужие глаза. Шамал тут же отскакивает, и мгновения отвлечения Тсуне достаточно – она мутным взглядом оглядывает комнату, быстро хватает забытую лопату и замахивается снова. Потом снова. И снова.

Юбка порвана. Губа, вероятно, тоже. Тсуна не хочет смотреться в зеркало и радуется, что гнездо на её голове в любой другой день выглядит не лучше.

Тяжёлое дыхание и бешеный стук сердца заглушают всё: звон сверчков за конюшнями, суету лошадей неподалёку и собственный кашель Шамала, когда он с трудом продолжает выдавливать бессмысленные фразы. Тсуне хочется ударить снова, хочется отомстить за все испорченные жизни, но лопата, всего секунду назад бывшая такой лёгкой, вдруг тяготит её руки.

 Мир вращается, но ей не удаётся вновь оценить мягкость пола – кто-то ловит её сзади, помогая сесть.

– Ты чем меня слушала?

Ой.

Ой.

– Молодой господин, – Тсуна резко оборачивается, из-за чего и без того хриплый голос пропадает совсем. Она резко откашливается, давясь собственными волосами, и почти упускает усталый вздох – день Реборна, вероятно, был очень длинным.

– Не рыпайся. Я закончу с ним и разберусь с тобой. Закрой глаза.

– Что я там не видела.

– Тсуна.

Тсуна сдувается. Сердце по-прежнему колотится в бешеном ритме, но это не мешает векам тяжелеть – в тот момент, когда лопату поднимает Реборн, её глаза закрываются вместе с её замахом.