Archive of Our Own ^beta

В покои главы ордена Шэнь Цзю входит так уверенно, словно жил тут всегда, и от этого в груди Юэ Цинъюаня привычно разливается трепещущее тепло. Стоило им помириться - и сяо Цзю стал совершенно неотъемлемой частью его жизни, легко и непринужденно вплетя своё присутствие в каждое занятие. Стало привычно все делать вдвоем: пить чай на южной террасе, глядя, как заходящее солнце мягко золотит чашки хэйчжаньского фарфора, рождая в толще стенок едва заметные голубоватые проблески; слушать ехидные реплики, которыми сяо Цзю комментировал прошения и донесения, которые иногда разбирал вместе с ним; обниматься по ночам, устраивая тонкое гибкое тело в кольце собственных рук, и часами напролет слушать спокойное ровное дыхание, не в силах сомкнуть глаз от переполняющего душу беспомощного восторга. Иногда Юэ Цинъюаню кажется, что все происходящее - не более, чем сон, навеянный кем-то из демонов: слишком уж невероятно происходящее после долгих безнадежно-горьких лет. Но даже если это так - он согласен не просыпаться.

Однако сегодня Шэнь Цзю его удивляет. Он не задерживается ни на террасе, ни в кабинете, а почти сразу проходит в спальню. Юэ Цинъюань следует за ним, заинтригованный столь необычным поведением: для отхода ко сну еще слишком рано, а их любовные игры никогда не начинаются со столь откровенных приглашений. Шэнь Цзю доходит, не останавливаясь, до самого ложа и оборачивается. Последние лучи вечерней зари отсвечивают в его глазах каким-то колдовским светом, превращая светлую зелень в яркую бирюзу.

- Этот мастер хотел бы получить свой выигрыш, - в руках у Шэнь Цзю черная лента из плотного шелка. Полотнами такой ткани завешивают окна в палатах Цяньцао, если солнечный свет губителен для больного, и Юэ Цинъюань по опыту знает, что они не пропускают ни единого луча. Шэнь Цзю медленно тянет гладкий шелк сквозь пальцы, а Юэ Цинъюань вдруг с необыкновенной ясностью представляет, как он, придя на Цяньцао, вдруг быстро оглядывается за спиной у Му Цинфана и молниеносным движением срезает край шторы. Лоскут вспархивает в тонких пальцах и исчезает в рукаве быстрее, чем шиди Му успевает обернуться на шорох, и его встречает абсолютно невозмутимый взгляд поверх кромки веера. Картина перед мысленным взором настолько яркая, что требуется вся выучка Цюндина, чтобы сохранить бесстрастное выражение лица. И все же Шэнь Цзю что-то чувствует - смотрит в глаза остро и пристально, делает шаг навстречу - и весь смех разом смывает запоздалым осознанием, зачем ему понадобилась подобная лента. Губы мгновенно пересыхают, сердце начинает частить, как у мальчишки, впервые пробравшегося к купальням старших и собирающегося с духом, чтобы заглянуть в щелочку.

- Прямо сейчас? - голос подводит, выходит почти шепот. Шэнь Цзю в ответ улыбается столь многообещающе, что сердце пропускает удар, и одним скользящим движением оказывается совсем близко.

- Прямо сейчас, - он касается вырезанной в изножье кровати печати и малый защитный контур на миг пробегает по стенам золотистым сиянием, запечатывая комнату. - Или чжанмэнь-шисюн намерен отказаться?

- Разве я могу отказать сяо Цзю?

Проиграть Шэнь Цинцю партию в вэйци особого труда не составило. Достаточно было просто смотреть не на доску, а на точеный профиль сяо Цзю, на то, как его изящные пальцы перебирают снятые с поля камни. Тем более, что сам он явно не был настроен поддаваться, и Юэ Ци охотно уступил ему победу - за право узнать, что же именно пожелает его драгоценный камышовый кот в качестве выигрыша. То, что сяо Цзю в принципе чего-то от него хочет, до сих пор каждый раз отзывалось внутри счастливым изумлением.

Шэнь Цинцю на мгновение опускает ресницы и улыбается чуть шире. Легко, самыми кончиками пальцев, касается его лица.

- В таком случае этот мастер желает, чтобы глава Юэ не снимал повязку до тех пор, пока не получит разрешения.

Юэ Цинъюань кивает, чувствуя, как сердце ускоряет ритм - любопытство и предвкушение бьются внутри, перемешиваясь в будоражащий коктейль.

Темный шелк ложится на глаза и мир вокруг гаснет. Шэнь Цзю закрепляет ленту каким-то хитрым узлом и отступает на шаг. Обходит Юэ Цинъюаня кругом - приходится сделать усилие, чтобы не оборачиваться ему вслед, шелестит шелком одежд. Затем знакомые руки медленно проходятся по волосам от висков к затылку, неторопливо вытаскивают шпильки и заколки, разбирая прическу и позволяя длинным прядям свободно рассыпаться. Зарываются в освобожденные волосы, перебирают их, массируют голову, явно досылая в кончики пальцев толику ци, и это так неожиданно хорошо, что Юэ Цинъюань едва слышно стонет от удовольствия. 

Руки неожиданно исчезают из волос, зато принимаются гладить шею и плечи, постепенно спускаясь все ниже. Доходят до талии - и ныряют вперед, к застежкам пояса. Гибкое тело прижимается так неожиданно и плотно, что выбивает из груди изумленный вздох. Юэ Цинъюань невольно подается назад, в попытке прижаться еще теснее, а потом, повинуясь безотчетному желанию, откидывает голову. Щеки касается легкое дыхание, а пальцы, теребящие застежки, на миг замирают. Одна рука поднимается к доверчиво подставленному горлу, едва ощутимо проходится по коже легким щекотным касанием, но чтобы сбить сяо Цзю с намеченного пути такой малости явно недостаточно. Пояс соскальзывает на пол, руки немедленно забираются под распахнувшиеся полы сюаньдуаня. Медленным тягучим движением проходятся по груди, тяжелое одеяние соскальзывает с плеч. Шэнь Цинцю неспешно обходит его, а затем губ касается даже не поцелуй, а едва ощутимое тепло. Юэ Цинъюань тянется обнять, но запястья немедленно перехватывают цепкие, как когти ушастой неясыти, пальцы, не позволяя завершить движение. Юэ Цинъюань покорно опускает руки и замирает. Что ж, сегодня от него явно не ждут никакой инициативы.

Касаний сяо Цзю всегда мало, сколько бы ночей они ни проводили вместе. Только рядом с ним, под его руками Юэ Цинъюань может позволить себе расслабить плечи, прикрыть глаза и ощутить себя нужным. Не дипломатом, способным решить любую задачу за столом переговоров, не блестящим главой сильнейшей заклинательской школы, не великим воином, способным в одиночку одолеть небесного демона, а кем-то по-настоящему значимым для одного-единственного человека - просто за факт своего существования.

Меж тем шелковые одежды одна за другой оказываются на полу и по голой коже сквозит ветерок, посылая мурашки вдоль позвоночника. Внезапно узкая ладонь толкает его в грудь, он невольно отступает - и край кровати коварно бьёт его под колени, заставляя растянуться во весь рост. Шэнь Цзю немедленно оказывается рядом. Касается пальцами приоткрытых губ, обводит их по контуру. Юэ Цинъюань пытается поцеловать эти дразнящие пальцы - и те немедленно исчезают. Затем возвращаются, обводят линию скул, снова касаются губ. Юэ Цинъюань покорно приоткрывает рот, позволяя неспешно гладить, хотя с каждым ударом сердца сдерживаться становится все сложнее. Он никогда не задумывался, насколько отсутствие зрения обостряет все остальные чувства - знал, конечно, но никогда не проверял на собственной шкуре. Поцеловать Шэнь Цзю хочется до умопомрачения, но все, что ему достается - легчайшие поглаживания, от которых по телу будто разбегаются сотни крошечных иголочек. Юэ Цинъюань невольно облизывает губы, тянется за вновь исчезнувшими пальцами и видит довольную улыбку сяо Цзю так ясно, словно глаза у него и не завязаны вовсе.

- Те, кто считают чжанмэнь-шисюна образцом терпения и выдержки, явно никогда не видели его на ложе, - голос сяо Цзю сочится довольством. - А ведь этот мастер еще даже не начал…

Юэ Цинъюань и сам удивляется реакции своего тела - сяо Цзю ведь действительно почти не притронулся к нему, но член уже вовсю натягивает тонкую ткань нижних штанов, а кожа будто горит огнем. Прикосновений хочется нестерпимо, но правила игры сегодня задает не он.

- Шиди… воистину жесток… - голос звучит хрипло. - Чем этот Юэ может заслужить поцелуй?

Легкий смешок обжигает губы - между ним и сяо Цзю сейчас едва ли можно протянуть лист бумаги, и Юэ Цинъюань вновь безотчетно тянется вперед, в смеющуюся темноту, дразнящую желанной близостью.

-  Глава Юэ проиграл… и будет ждать столько, сколько этот мастер сочтет нужным.

Тонкие пальцы легко скользят по лицу, неспешно спускаются к шее, невесомыми касаниями обводят ключицы. Тепло дыхания исчезает - сяо Цзю отстраняется, лишь его руки продолжают скользить, выписывая замысловатые узоры.

- Сяо Цзю… - он сам удивляется тому, как жалобно звучит его голос, но Шэнь Цинцю неумолим: пальцы вновь ложатся на губы, пресекая невысказанную просьбу, и Юэ Цинъюань замирает. Лежит, слушая стук собственного сердца, следя, как чуткие пальцы скользят по коже, заставляя тело мучительно желать большего. Шэнь Цзю безжалостен - узор на коже вьется, не задевая ни одну из чувствительных точек, и Юэ Цинъюанью остается лишь комкать покрывало и кусать губы. Слепота невероятно обостряет все чувства, тело звенит от напряжения, и когда пальцы Шэнь Цзю внезапно задевают сосок - он судорожно давится вдохом, не успев справиться с собой. Теперь становится еще хуже - тело, единожды получив желаемое, больше не желает мириться с легкими невесомыми касаниями.

Когда сяо Цзю задевает второй сосок, из горла Юэ Цинъюаня против воли вырывается короткий рваный стон. Шэнь Цзю убирает руку, легко и нежно гладит его по щеке, а затем неожиданно наклоняется и сжимает сосок зубами - совсем несильно, но Юэ Цинъюаня словно прошивает молнией. Он стонет в голос, всем телом подается навстречу, безуспешно пытаясь усилить ощущения, но Шэнь Цзю бессердечно отстраняется. Юэ Цинъюань хватает воздух пересохшими губами, слепо нашаривает край его шелкового одеяния, сжимает в пальцах.

- Сяо… Цзю…

- Да?

- Прошу тебя…

Горячее дыхание вновь опаляет губы и Юэ Цинъюань горит в этом огне.

- Чжанмэнь-шисюн просит о большем?

- Пожалуйста…

Тихий смех отдает шорохом черно-белых камней, сыплющихся с доски.

- Терпение, глава Юэ, - шёпот вновь скользит по губам дразнящим теплом. - Этот мастер еще не закончил.

Пальцы вновь начинают неспешный танец, потихоньку спускаясь с груди к животу, и вот тогда становится по-настоящему невыносимо. Близость чужого тела чувствуется острее, чем когда-либо, сводит с ума своей недостижимостью. Юэ Цинъюань цепляется за простыни, тяжело, рвано дышит на каждое прикосновение, а когда чужие руки неспешно распускают завязки и спускают к лодыжкам штаны - давится стоном. Прохладные пальцы нежно гладят бедра, низ живота - разумеется, не притрагиваясь к самому сокрове нному. Тело дрожит мелкой неудержимой дрожью, разлитый по жилам огонь мутит разум и всей выдержки хватает лишь на то, чтобы не метаться по кровати. Хочется обхватить пальцами тонкое запястье, прижать к груди, где заходится сердце - но сяо Цзю ведь всё видит и так. Это он - ослепленный, беспомощный, распятый на нитях мучительного удовольствия, не может ничего, лишь цепляться за ускользающую выдержку. Он уже отчаялся понять замысел сяо Цзю и лишь из последних сил старается удержаться на грани - не поймать в ладони пальцы, с неумолимым упорством продолжающие легкие, почти неощутимые ласки, не сжать в объятиях, покрывая поцелуями невидимое лицо… В борьбе с собой он, кажется, пропускает тот миг, когда дразнящие руки исчезают с его тела. Прохладные пряди волос щекотно скользят по бедрам, а затем его мужское естество, словно в шëлковые ножны, одним движением входит…

Этого просто не может быть.

Юэ Цинъюань захлебывается стоном, мечется по кровати, до треска ткани сжимая покрывало. 

Сяо Цзю никогда…

Но горячие губы продолжают скользить, то сжимая, то слегка приотпуская, тело звенит от нарастающего наслаждения и дыхание срывается стонами сквозь прижатую к губам ладонь. Тело само движется навстречу — резче, бесконтрольнее, и плотная повязка на глазах ослабевает. Тонкой светлой щели достаточно, чтобы увидеть склоненную голову, расплескавшиеся по бедрам черные пряди волос, и от этого зрелища по венам мгновенно плещет острое, ослепляющее наслаждение, не давая шанса ни предупредить, ни оттолкнуть. Краем ускользающего сознания он отмечает, что сяо Цзю и не пытается отстраниться, а затем слепящая волна накрывает его целиком.

Постепенно перед зажмуренными глазами перестают плясать цветные пятна, но мысли разбегаются, рассыпаются, никак не желая подчиняться. Все тело звенит от пережитого наслаждения, руки дрожат - и все же ему хватает сил дотянуться до сяо Цзю, дернуть его к себе, перекатиться, вжать в постель и, наконец, поцеловать.
Повязка по-прежнему закрывает глаза, но сейчас Юэ Цинъюаню совершенно не нужно зрение.