Work Text:
Импала ещё несколько дней будет вонять сигаретами и сексом. Но сейчас Дина не волновало ничего, кроме ощущения, как же ему охуенно. После такого заебатого траха даже обивка Детки отошла на второй план. Вообще-то он не собирался оказаться на заднем сиденье с Джоном Константином. Просто так вышло. Всегда так выходило. Да и хуй с ним. Они живы. Если что-то и способно это подтвердить, так это хороший секс. А Дин действительно хотел сегодня вечером подтверждения, что жив.
Константину удалось уболтать Папу Миднайта, какого-то крутого креольского мага, и его сестру помочь им с красным вуду. Было несколько стёмно, что оттёрли от собственного дела, но в итоге всё обернулось к лучшему. Однако всё ещё грязно и мерзко. Ну серьёзно, самая мерзкая разновидность ведьм. И Константин в итоге влил дохуя собственной крови в нужное заклинание, чтобы разрушить последнее проклятие. И позволил Лоа пройти сквозь него. Дин никогда никому не расскажет, как сильно перепугался. В общем, неудивительно, что в итоге они оказались где оказались.
«Говорить» прикосновениями было гораздо проще, чем словами.
Они припарковались на заброшенной смотровой площадке у цветущей яркой зеленью воды где-то на полпути между местом охоты и самыми дальними доступными от него ебенями. Посреди сраного нигде в Луизиане.
И весь день стояла жара в девяносто шесть по Фаренгейту — да и сейчас едва ли меньше. Жара угнетала. От неё всё вокруг было тяжёлым и приторным, будто сам воздух сочился тёмной магией и горьким грехом. Будто каждым вдохом ароматов земли и зелени можно было захлебнуться.
В лунном свете кожа Дина блестела — от едкого пота. Испарение которого должно бы его охладить, но от скольжения кожи по столь же влажной от пота коже становилось только жарче. И хоть какое-то облегчение приносили лишь редкие прохладные прикосновения амулета к голой груди.
Константин всё ещё был под кайфом после магии: глаза широко раскрыты, сознание сверхчувствительно фиксирует каждое движение и ощущение. Возбуждающе — пиздец. И поцелуи — такие, словно на кону сама жизнь. Яростные, кусачие до крови, и твёрдая рука у Дина на затылке, притягивающая плотнее. И движения — напористее и решительнее, чем когда бы то ни было. Светлые волосы спутаны сильнее обычного, дыхание — тяжёлое. Константин следил за каждым движением Дина как голодный хищник. Стремительно набрасывался, чтобы укусить за губу, или оттягивал пальцами, с силой, впиваясь едва не до синяков, Дину задницу.
Тяжёлый рок «Назарета», грохочущий с приборной панели, был под стать этой интенсивности. Басы пульсировали у Дина в жилах. Кожу жгло от каждого касания Константина, но Дин лишь подавался навстречу. Скулящий, стонущий и бормочущий, он требовал ещё — и ему было плевать, насколько по-блядски это звучит. И каждый приглушённый звук подталкивал Константина, и тот вбивался снова и снова, не обращая внимания, что портит обивку.
Заднее сиденье для двоих взрослых мужчин было узковато. Дин уже несколько лет в Импале не трахался — не только из уважения к обивке, но и из жалости к собственной шее.
Однако им каким-то образом удалось пройти путь от выпивки снаружи и поцелуев на капоте до обнажёнки на заднем сиденье. И даже несмотря на невыносимую жару, Дин не собирался жаловаться. Их вдавило друг в друга желанием и нуждой. Пылающая похоть подпитывала трение с каждым толчком. Каждым скольжением внутрь и наружу. Каждым столкновением зубов в скрежещущем поцелуе.
Дин понимал, что долго не выдержит. Один только вид распалённого Константина в сочетании с неистово яростным темпом подталкивал к краю. И раз они это делают, то сделают правильно.
Он вынырнул из поцелуя, медленно, тягуче проскользил грудью по коже Константина и отстранился. Теперь, без прикосновения, стало холодно, но он знал, что задуманное окупит несколько мгновений дистанции. Дин протиснулся к переднему сиденью и потянулся к бардачку. Колено зацепилось за спинку, второе — под углом упёрлось в ступню.
— Трахни меня, — сказал Константин, усаживаясь посреди заднего сиденья ради лучшего обзора на то, как Дин извивается и вытягивается. В лунном свете покрытая потом кожа сияла. Искушение и обещание, облечённые в смертную плоть.
— Не-а, — Дин, оскалившись, обернулся через плечо.
И порадовался, что обернулся. Потому что увидел, как Константин закусил губу и вытянулся, бормоча что-то, звучащее близко к «ты меня в могилу вгонишь, Винчестер».
Дин наконец нашёл искомое и перебросил небольшую бутылочку через плечо. Вынуждая Константина поползать в её поисках, пока сам выбирается обратно. И, развернувшись, продолжил ёрзать, пока не оказался коленями на полу, между разведённых ног Константина. Глянул ему в лицо сквозь ресницы, сжимая в зубах квадратик с презервативом и примерно догадываясь, как при этом выглядит.
— Да, да, я понял, — сказал Константин, вынимая фольгированный пакетик у него из зубов, но не торопясь распаковывать презерватив. Просто следил за Дином, вытянув руки по спинке сиденья. Ухмыляясь и ожидая следующего шага. Дин начинал представление, и они оба это знали.
Дин самодовольно улыбнулся. Затем длинно горячо лизнул Константина вверх по бедру, оставляя влажную полосу. Смакуя соль и дым на языке. Наслаждаясь ответным стоном. Дал волю рукам, облапывая Константина везде, где мог дотянуться, пока целовал и кусал бёдра всё выше, всё ближе к своей конечной цели. Шипел, и сопел, и дул на напряжённый член Константина, добавляя жар выдохов к и без того знойной атмосфере в машине. Снова подняв глаза, поймал взгляд Константина и наконец вычертил длинную влажную полосу по бархатной коже. Пропустил головку между губами и насадился ртом.
Они то сходились, то расходились после случая с Веталой за неделю до того. За это время рвотный рефлекс Дина бесследно растворился. Он предполагал, что в этом с ним даже Константин никогда не сможет сравниться. Маленькая победа на поле боя их отношений. Хотя позволить ему выиграть это конкретное состязание Константин вроде как не возражал.
Константин резко втянул воздух, заскрёб руками по старой обивке в поисках опоры. Опустил одну руку, вцепляясь Дину в волосы. Жёстко и бесконтрольно. Это Дин уже выучил. Он двигался так быстро и плавно, как только мог в ограниченном пространстве. Впивался пальцами в бока и бёдра Константина, оставляя красные следы на солоно-влажной коже. Он закрыл глаза и полностью отдался моменту. Наслаждаясь каждым дюймом твёрдой плоти. Нежной солоноватой ноте на языке. Обозначил укус, чтобы вызвать тихий шипящий свист резкого дыхания.
Рука в его волосах дёрнулась. Резко. Пытаясь оттянуть. Дин открыл глаза, кинул взгляд на Константина. Константин смеялся. Ублюдок.
— Слушай, дорогуша, Бог свидетель, меня легко впечатлить, но... если ты хочешь чего-то, кроме этого, тебе... действительно лучше... остановиться.
Дин закатил глаза, но отстранился — пусть даже и нарочито медленно. Он не смог сдержать самодовольства, когда Константину перестало хватать дыхания. И сейчас проскользил по его телу выше, пока наконец не оседлал бёдра. Собственный обделённый вниманием член прижался к потному горячему животу Константина. Почти вынужденный благословенно потираться из-за ограниченного пространства и давящего сверху веса Дина. Дин запустил руку в спутанные светлые волосы и притянул Константина в медленный поцелуй. Горячий, томный — позволяющий на мгновение отойти от обжигающего края.
Когда поцелуй снова стал грязным, нетерпеливым, полным ярости и зубов, Дин отстранился. Влажная шершавая изнывающая кожа липла к его собственной. Он нашарил на сиденье рядом бутылочку смазки, прогнулся назад, насколько вышло в тесноте, и протиснул руку между собой и верхом переднего сиденья. Помог второй, скользнул в пылающий желанием жар собственного тела мокрым и холодным. Чтобы удерживать при этом взгляд Константина, пришлось неловко изогнуть шею, но это, блядь, того стоило.
Константин, похоже, окончательно поплыл. Он тяжело дышал, волосы ещё сильнее растрепались, и даже в слабом лунном свете было видно, как припухли веки и искусаны губы. Лунный свет сочился сквозь запотевшие стёкла, размывая цвета. Углублял тени на каждом изгибе, каждой резкой линии и каждой гладкой впадине на его теле. Блестящем от пота и слюны. Константин в своей стихии — чистый разврат и первородный грех. Отданный на растерзание сексу и лунному свету. Пытающийся унять адское пламя. И каждая унция его адски горячего внимания была сосредоточена на раскрывающем себя Дине. И чувствовать, что вся эта сырая первобытная энергия сосредоточена на нём, было волнующе.
— Ох, ебать, — прошептал Константин, когда Дин добавил второй палец.
— Скоро, — ухмыльнулся Дин. — Честно, пиздец как скоро.
Константин резко подался вперёд, почувствовав вызов и приняв его. Провёл ладонью по бедру Дина, другой — впился в ляжку и притянул Дина ближе, перехватывая управление. Дыхание Дина сбилось — Константин добавил к его пальцам свои. И когда только успел набрать смазку? Константин вжался лицом Дину в грудь, целуя и кусая, оставляя мелкие отметины, царапая зубами соски. Просто чтобы почувствовать, как Дин извивается под прикосновениями.
— Господи… — Дин всхлипнул. Да, именно всхлипнул. И пусть. Приятно было пиздец.
— Не совсем, — Константин ухмыльнулся в покрасневшую кожу.
— Уверен? — пробормотал Дин, тяжело дыша.
Они повторяли эти реплики с первого раза, как сошлись. Дин ярко помнил эти слова — и всю ночь, что им сопутствовала. Возможно, это отпечаталось в его фантазиях клеймом до конца жизни.
Константин рассмеялся. И Дин чувствовал, как этот смех отдаётся внутри дрожащей вибрацией там, где Константин резко скользит в нём пальцами. Он задохнулся от ощущения. Он чувствовал улыбку Константина на своей коже.
— Могу сделать ещё лучше, дорогуша.
Константин согнул пальцы и толкнулся ими под правильным углом. И до кучи прикусил Дину сосок, плотно поглаживая подушечками пальцев сладкое местечко внутри.
Дин собирался выдать что-нибудь вроде «ох, блядь, охуеть приятно», но вышел лишь бессвязный, какой-то первобытный звук. Но Константин, похоже, понял и так, потому что снова цапнул зубами, уже с другой стороны груди, и Дину пришлось обхватить себя свободной скользкой ладонью, чтобы снять хоть часть этого жгучего напряжения. Не слишком много — ему хотелось, чтобы было не просто хорошо. Ему хотелось лучше. Ему хотелось охуенно.
— Я уже… просто… пиздец как… готов… — выдавил Дин после нескольких фальстартов. Мутный воздух с залива и собственное тяжёлое дыхание едва позволяли говорить. Всё тело ныло от предвкушения.
Константин снова рассмеялся, и, мать его, это ощущалось куда лучше, чем должно бы. Чертовски хорошо. А потом он вынул из Дина пальцы, чтобы подобрать и надеть презерватив. Оставив Дина в липком сладком мареве ожидания.
Дину захотелось надеть резинку языком — старый трюк мальчика по вызову, который ему больше никогда не понадобится. Впечатляюще отточенный, заводящий до небес (ха, не буквально). Но здесь было бы слишком неудобно, и Дин уже был именно там, где хотел быть. Поэтому он позволил Константину неуклюже возиться и ругаться, надевая самостоятельно. Дин затаил дыхание, давя слишком нетерпеливые всхлипы. Да что же такого в Джоне Константине, отчего Дин всегда превращается в хнычущую умоляющую жижу?
Всё, больше никакой пощады. Как только презерватив был надет и смазан, Дин вернул себе контроль. Сместился и двинулся вперёд. Обхватил Константина за шею и соскользнул на его член сверху. Константин ахнул, когда член протолкнулся в напряжённое мышечное кольцо, и Дин впился ему в губы поцелуем, отвлекая.
Дин застонал Константину в рот, и медленно насадился ещё ниже. Константин замер, руки легко лежали на бёдрах и пояснице Дина, позволяя не торопиться. Брать что хочет. И это было охуенно. Уже знакомое растяжение и жжение, и угол проникновения ровно такой как надо. Каждый неумолимый дюйм посылал толчки горячего блаженства по его телу. Дополняя ноющее, похоже, в самых костях, напряжение. Всё сильнее давящее от горячих поцелуев в этом жарком мареве.
В миг, когда Дин решил, что уже невозможно развести ноги ещё шире и стать ещё ближе к разрядке, Константин толкнулся сильнее, входя до конца. На всю глубину. Дин разорвал поцелуй и выгнулся, тяжело дыша. Чёрт, он жаждал этого с тех пор, как впервые выехал на встречу с Константином несколько недель назад. Чтобы глубоко, жёстко, по-настоящему.
Константин снова целовал его. Грубо и чувственно. Даже немного томно, будто у них было всё время в мире, будто ему хотелось не просто продолжать отчаянно вбиваться внутрь.
Дин вдохнул поглубже и начал двигаться. Медленно и непрерывно. Неумолимо. Так, чтобы отдавалось во всех нужных местах. И Константин поймал этот ритм и подхватил, двигая бёдрами в такт. И — господи! — как-то умудрился втиснуть между ними руку. Другой он всё ещё крепко прижимал Дина к себе, а этой нашёл пульсирующий член Дина и двигал ею в том же тягучем устойчивом ритме. Почти неторопливо скользя кожей по коже. Вытягивая сладкие, приглушённые стоны.
В какой-то момент Дин, пользуясь тем, что он сверху, начал ускоряться. Константин тут же подстроился. Вскидываясь сильнее и хватаясь крепче. Целуя яростнее и более кусаче. Дин считал, что всё это время был на грани, но тут осознал, что всё это напряжение ни в какое сравнение не идёт с тем, что ждёт впереди. Бушующий в теле пожар поджигал каждый дюйм. Пальцы ног свело. Дина будто вколачивало во что-то тяжёлое и первобытное. В обжигающее пламя, пронзающее насквозь.
Теперь они трахались как ёбнутые. И Дин, умоляя, обвивал Константина как сраный инкуб. Константин целовал его в шею, потому что Дин отвечать поцелуям уже не мог, снесённый пьянящими волнами близящегося экстаза.
— Кончишь для меня, Винчестер? — хрипло выдохнул Константин ему на ухо, обдавая запахом сигарет.
Вот оно, сраное уязвимое место, слабость Дина Винчестера — блядский британец, прикусывающий его за ухо.
Дин жёстко кончил, беззвучно обозначая имя Константина губами по его коже. Излился горячо и липко, будто до того было недостаточно мокро.
Константин утянул его в сокрушительный поцелуй. Жёстко трахал сквозь каждую обжигающую оргазменную волну. А Дину-то казалось, что больше он уже точно не вынесет. Но каждый толчок всё так же бил по пучку нервов, рассылая искры по всему телу. Казалось, он сейчас нахер расплавится. Захлебнётся удовольствием. Но тут Константин наконец сбился с ритма.
Дин отстранился и резко толкнулся навстречу. Возвращая полный контроль. Наваливаясь всем телом. Внимательно следя за Константином и упиваясь тем, как тот морщится и вздрагивает. Константин убрал руки и откинул голову назад, распластавшись на сиденьи и не мешая Дину насаживаться на него. И видеть его в таком состоянии было невероятно возбуждающе.
И Дин воспользовался этим его состоянием, ринувшись вперёд, облизывая и целуя его чувствительную и покрасневшую грудь. Впившись взглядом Константину в глаза, пока слизывал длинную полосу собственной спермы. И со следующим толчком Константин кончил, выгнувшись на сиденьи. Это безумно интимно — смотреть парню в глаза, пока он кончает. Дин готов был поклясться, что в глазах Константина он заметил при этом вспышку адского пламени. И не был уверен, рад он или нет, когда Константин отвёл взгляд, чтобы уткнуться лицом ему в шею — и, содрогаясь от пульсирующего удовольствия, вонзил в неё зубы, как завершающий штрих.
Дин повалился вперёд, позволяя стечь остаткам напряжения. Константин, дожидаясь, пока он вернётся к жизни, осыпал его шею и плечи поцелуями на грани нежности. Наконец Дин отстранился, поморщившись от ощущения опустошённости, и плюхнулся на сиденье рядом со своим вечно нежданным любовником.
— Ух, — тяжело выдохнул он, глядя на старое пятно на крыше своей малышки и пытаясь вернуть хоть какое-то подобие контроля над собственным телом.
— М-м, — согласно прогудел Константин.
Так и пялясь на пятно, Дин пытался решить, как долго сможет выносить липкость, когда услышал это. Характерный звук зажжения сигареты. В его машине.
— Ты, блядь, чё творишь? — заорал Дин, резко выпрямляясь. Пост-оргазменный туман отступил на фоне курения в Импале.
— Трубы прочищаю?
Дин уставился на него, оскорблённый сразу на нескольких уровнях.
— Сигаретой! Курю… эвфемизм, придурок. Расслабься. Уверен, ты трахал не меньше женщин, чем я. И даже если иногда западаешь на красавчиков, ты совершенно нормальный.
Дин не знал, чего хочется больше, когда он так ухмыляется, — поцеловать его или врезать.
— Я понял, что эвфемизм, — процедил он. — Вот только какого хуя ты делаешь это в моей машине?!
— Потому что, приятель, я голый и весь в твоей сперме?
И даже не поспоришь. Вот только вокруг глушь, да и жара снаружи никуда не делась. Дин выхватил из пальцев Константина сигарету, и тот, пусть даже смотрел всё так же самодовольно, вроде как удивился. Малыми победами.
Зажав губами зажжённую сигарету, Дин порылся под ногами в поисках джинсов. Даже трусы нашёл — сгодились кое-как оттереться. Ладно, оттёрся он как попало. Потом перебросил их Константину, чтобы тот тоже вытерся, и втиснулся в джинсы. Выхватил пачку у Константина из рук, пока тот не успел зажечь новую сигарету, и распахнул дверцу.
В ядрёную смесь из дыма и запаха секса влился свежий болотный воздух. Всё вместе должно бы быть омерзительно, но даже несмотря на то, что Константин запалил, блядь, сигарету прямо в машине, Дин всё равно чувствовал себя охуенно. И душный воздух ощущался почти приятным, чисто из-за ассоциаций. Дин вытолкнул себя из машины, прихватив сигареты, но не потрудившись даже оглянуться на самого Константина.
Туман тяжело оседал на голой груди, лип к джинсам. И всё равно, господи, как же Дину было охуенно. Есть что-то такое в том, чтобы позволить выебать себя едва не до отключки, — настолько, что даже болото покажется классным. Дин, наверное, ещё несколько дней будет чувствовать покрывающие тело синяки. Кэсси говорила, это как-то связано с эндорфинами. На секс реально можно подсесть, особенно на грубый секс. И да, похоже, так и есть.
Дин глубоко затянулся спизженной сигаретой.
Болото дышало жизнью даже в такую позднюю ночь. Кассета в магнитоле давно доиграла, и теперь вокруг царили звуки болота. В воде что-то шевелилось, вокруг стрекотали насекомые и щебетали ночные птицы. Вдалеке что-то шипело. Лягушки пели. Приятненько. Дин ещё раз затянулся и прислонился к водительской двери, ожидая.
Из машины послышалась ругань, тревожный стук, ещё больше ругани. Затем Константин наконец оттуда выбрался.
Он тоже стёр следы спермы и пот и натянул брюки. И рубашку натянул, хоть и не застегнулся. Галстук исчез ваще хрен знает когда. Возможно, валялся где-то в траве. Дин осознал, что использованный презерватив он, похоже, кинул в мусорный мешок в машине. Заебись. Не забыть бы выкинуть и проветрить перед встречей с отцом. Отец, ясное дело, не поймёт, что он трахался гейским сексом в импале. Но всё равно. Лучше избежать вопросов по этому поводу.
Он усмехнулся про себя, задумавшись, на что способен Джон Винчестер, узнай он, что старший сын трахается с Константином. Дин знал достаточно, чтобы понимать, ничего хорошего не светит. И всё равно задавался вопросом, поможет или помешает репутация Константина неизбежному противостоянию.
Константин прислонился к машине рядом с ним. Дин протянул ему пачку, почти докуренную сигарету оставил себе. Гвоздичный запах на самом деле был довольно приятным. И всегда напоминал ему о том, первом, разе.
Они молча смотрели на залитый лунным светом залив. Глядя, как клубится дым и бродят где-то там таинственные звери.
— Эй, как думаешь, сможешь завалить моего отца? — наконец нарушил тишину Дин.
— Что?! — ужаснулся Константин.
— Мой отец, великий охотник, бывший морпех. Но ты — чёртов Посланник Ада. Если бы вдруг пришлось, как думаешь, смог бы с ним справиться? В бою.
— Впечатляющие у тебя проблемы с отцом, Винчестер.
— Да не... Просто любопытно, — сказал Дин. — Интересно, что может случиться. Если он узнает об... этом. — Он неопределённо обвёл рукой импалу и себя, потом махнул в сторону цветущего протока. И даже если не включал в этот жест Константина, это подразумевалось.
— Не знаю, — ответил Константин, прищурившись. — Всё может быть. Обычно у меня получается выпутаться. Если не могу заболтать или обдурить, — луплю по яйцам. Если не сработает, то сбежать — тоже неплохой выход... или магия, если зажмут в углу. Или, может, какой-нибудь красавчик сделает всю грязную работу за меня? — Он мягко провёл большим пальцем по челюсти Дина, будто без этого смысл его слов мог и не дойти.
Дин закатил глаза. Двидулся с окурком к болотистому берегу, но Константин схватил его за запястье — неожиданно стремительно.
— Поверь мне, парень, ты не хочешь узнать, что случится, если намусоришь в этом месте. — Константин забрал у него окурок, затушил и сунул обратно в пачку, чтобы выбросить где-то ещё. Затем повторил всё это со своим окурком.
— В каком смысле «в этом месте»? — спросил Дин.
— Оно... особенное.
— Мы ведь не потрахались сейчас на каких-нибудь «лей-линиях» или еще какой херне?
Константин пожал плечами. Дин вздохнул.
Константин спрятал сигареты, оттолкнулся от машины, развернулся, становясь перед Дином. Осторожно, словно Дин был каким-нибудь зверьком, которого легко напугать, плавно и по-змеиному грациозно. Дина всегда завораживало, что Константин умеет двигаться так: много широких жестов и суетливых движений, но при этом всегда всё контролируя. Даже если просто размахивает конечностями, всё равно цепляет. Чем-то неизменным. И это что-то — насквозь змеиное.
Дин просто смотрел, как он приближается, приподняв бровь. Поймал очередной флэшбэк с того, как они первый раз потрахались… Только сейчас они поменялись местами. Сейчас — Константин кладёт руки по обе стороны от Дина. На импалу, не на кухонную столешницу. Но эффект тот же: Дин застыл, прижатый к месту, а Константин осматривал его с ног до головы. А потом придвинулся ещё ближе, так близко, что их губы почти соприкоснулись. Неотрывно глядя Дину в глаза. Бросая ему вызов.
И сейчас Дин знает, кто целует первым. Он. Просто ничего не может с собой поделать. Он понимает, что сдаёт позиции, делая первый шаг в этой странной игре. Но когда дело касается Константина, Дину просто плевать на правила — он каждый раз осознаёт это заново. Он цепляет тонкий хлопок и притягивает Константина ближе. Поддается искушению этой самодовольной улыбки, полной первородного греха. Позволяет запаху дыма и ощущению щетины на коже соскрести всё остальное. Прямо тут, посреди сраного болота, в объятиях другого мужчины, он может наконец забыть об отце. Забыть о Сэмми. Просто быть — здесь и сейчас.
Глубоко в душе Дин признаёт, что это нравится ему не меньше, чем секс. То, что Константин целует его безо всякой задней мысли, просто поддаваясь сиюминутной прихоти. Обжигающе чувственное прикосновение просто потому, что обоим этого хочется. Еще более глубоко внутри Дин признаёт, что мог бы к этому привыкнуть. Но об этом он едва ли позволяет себе даже думать. Знает, что идея откровенно хуёвая. Знает, что то, что между ними происходит — чем бы оно ни было, — разрушительно не менее, чем приятно, и столь же преходяще, сколь захватывающе. И будто подтверждая эту мысль, Константин отстранился — так внезапно, что Дин чуть не упал.
— Я тут ненадолго, — сказал Константин, пожимая плечами. — Так что о своих... проблемах с папулей можешь не париться. Он тебя на сколько, ещё на недельку прокинул? Да я съебусь за это время. Он и не узнает.
Он внимательно смотрел на Дина. Пытаясь оценить реакцию? Чего-то ожидая. Но чего?
— Да, я знаю, — ответил Дин и тоже пожал плечами. За неимением лучшего ответа.
— Ладненько, — ухмыльнулся Константин.
Так было привычнее. Они снова начали целоваться — что ещё привычнее. С поцелуями Дин знал, что делать — целовать в ответ. Затягивающе, дурманяще просто. Сладко и горячо, посреди болотной темноты. Дин даже начал подумывать о повторном заходе на заднем сиденье. Или на капоте. Вокруг же никого нет, кто им помешает?
И именно в этот момент им взяли и помешали.
Сначала раздался внушительный плеск. Затем в болоте что-то громко протяжно затрещало. Будто из глубины нечто огромное лезло. Дин тут же вскинулся, удивляясь самому себе — готов закрыть Константина собственным телом, если понадобится.
— Блядство, — прошептал Константин, но без особого удивления. И хотя бы развернулся к ёбаному болотному чудищу. Лианы, зелёная слизь — полный комплект. Охуительно.
— Константин… — прорычало чудище. Простонало? Проскрипело? — У тебя есть что-то для меня?
— Алек. Не стоило тащиться сюда, приятель. Мы как раз собирались подняться по реке и найти тебя.
— Не похоже на то, чем вы... только что занимались.
— Кхем. Слушай, Болотничек, скажи спасибо за ту ёбаную реку энергии, что мы только что влили в твою священную грязюку. Я едва к ней притронулся. Очень щедро с моей стороны, не думаешь? — он прикурил и усмехнулся. Конечно же, блядь, прикурил. И поебать на огромное болотное чудище — время покурить!
— Что за херня? — прошипел Дин. Удивляясь, что голос не такой уж и испуганный. Вылезшая херовина выглядела так, будто вендиго, энт и Несси собрались и завели гигантского ребёнка-мутанта.
— О, и правда. Где же мои манеры, — опомнился Константин. И нарочито широким жестом показал на чудище: — Знакомься: Алек Холланд, учёный-биолог, энтузиаст природы и овощеводства. — Ещё один жест, на этот раз в сторону Дина. — А это — Дин Винчестер. Охотник на нечисть и очень даже неплохой мастер поебаться, по крайней мере на мой скромный вкус.
Константин приобнял Дина за плечи и ухмыльнулся чудищу. Дин вздохнул и окинул… эм… Алека оценивающим взглядом. Ну почему с Джоном Константином ничего не бывает просто?!