Work Text:
Деванторе, на самом деле, похуй. И на то, что случилось в Джакарте, и на то, как круто повернулась его жизнь после. Картель, наркобизнес, гребаная Джакарта — все это уже слишком приелось, давно начало отзываться внутри чем-то надоевшим и обыденным. Девантора не приживался долго нигде. Даже в таком диком улье, как Джакарта, который никогда не спал и никогда не оставался прежним. Он знал этот город вдоль и поперек, и дела картеля успел изучить досконально. Скучно.
Можно было наладить прежние связи, можно было попытаться вернуть все на круги своя, можно было даже занять пост большого босса вместо старика и продолжить зарабатывать легкие деньги чужими руками. Скучно.
Деванторе все это осточертело уже слишком давно, задолго до того, как гребаный Эйдан Рид заявился в город и пустил все под откос. Ладно, Эйдан Рид крутой парень, пять баллов ему в кармическую копилку за то, что хоть ненадолго заставил Девантору развлечься. Но дальше пыль улеглась, оставалось оценивать ущерб и снова скучать. Как же затрахало.
Наверное, это и стало причиной того, что сейчас Девантора сидит в гребаном клубе для богатеньких ублюдков — ты сам богатенький ублюдок, шипит ему внутренний голос — и договаривается о сбыте пушек куда-то в Португалию. Краденных пушек, которые явно будут использованы не в очень-то мирных целях. Не верх веселья, но пока Девантора может проворачивать не слишком-то законные дела, не отчитываясь ни перед кем, ему плевать.
Мужик напротив него доверия никакого не внушает. Девантора почти уверен, что вся эта сделка закончится пальбой и битым стеклом бутылок дорогущего алкоголя — что-то это напоминает, не хватает только одного парня с отвратительной прической и тупыми шуточками. Ладно, у Рида не такие уж и тупые шуточки, Деванторе иногда даже было весело, посмеялся бы, да образ не позволяет. Может, открыточку ему отправить?
«Хэй, Эйдан, счастливого Рождества, не забудь пригласить меня на свадьбу, если решишь выйти за того блондинчика!»
Ну да, ну да. Свадьба будет той еще с такими-то гостями.
— Мы договорились? — мужик, совершенно не внушающий доверия возвращает его в реальность своим слишком официальным тоном.
Девантора перестал слушать его, как только тот начал на ходу менять условия. И не побоялся же. Либо тупой и бесстрашный, либо не слышал раньше про Девантору — а это уже почти оскорбительно. В этой части Азии его имя приметила уже каждая собака, он ведь даже не так далеко от дома, и за пределы страны не смотался.
Девантора не любит Медан. Он в принципе все города Индонезии на дух не переносит, но от Медана разит душком обреченности, нищеты и наеба. Даже в этих гребаных клубах, где тусуются богатенькие уебки, все выглядит так, будто за внешним лоском пытаются скрыть плесень, цветущую по углам.
— Договорились, — Девантора протягивает мужику руку, и когда тот с нескрываемой радостью ее пожимает, видимо, надеясь, что его таланты хуевого переговорщика все-таки сработали, Девантора выламывает его кисть.
За музыкой не слышно, но Девантора знает, кости хрустят так, что от этого звука сводило бы зубы. Девантора скалится.
— Договорились, сука. Деньги завтра привезешь в порт. Попытаешься наебать меня, сломаю вторую. Думаю, ты уяснил, о какой сумме идет речь?
Мужик согласно кивает, зажимая рот здоровой рукой. Какими же сговорчивыми все становятся, стоит сломать пару костей, поразительно. Девантора сильнее выкручивает его руку, почти наслаждается гримасой боли на лице и отпускает. Мужик исчезает за секунду. Девантора очень надеется, что не придется искать этого придурка по всему побережью Суматры.
Он допивает мартини, лениво обводя взглядом танцующую разношерстную толпу. Завтра он заберет свои деньги, разберется с поставкой и сядет в самолет до Варшавы. Прощай милая Индонезия и все прилегающие острова. Хотя, наверное, он будет скучать. Наверное, через время даже вернется, потому что место таким, как он, именно здесь. Никто и не обратит внимания, если очередной псих утроит пальбу. Просто все эти людишки разбегутся по углам, но никто не удивится. Даже копы приедут минут через сорок, потому что:
«А, пальба в центре? Обычное дело, сейчас закончим с ужином и приедем проверить».
Чем не идеальное место.
Свет бьет по глазам, девчонка в платье из паеток светится как новогодняя елка в этих переливах, парочка сосущихся малолеток зажимается в углу, за стойкой… О .
Девантора скалится. Опрокидывает в себя мартини и встает, расстегивая пиджак, направляется к стойке. Давно они не виделись, но может…
— Привет, Эдди. Ты все еще куришь те классные сигареты? Поделись одной, а?
Эдгар Арройо не сразу понимает, что обращаются к нему. А когда понимает, нелепо округляет глаза и нервно сглатывает. Не бойся Эдди, я не по твою душу. Выглядит Арройо не так, как при их последней встрече. Никаких тебе стремных гавайских рубашек и никаких синяков под глазами от усталости. Девантора цепляется взглядом за черную рубашку, потом за ключицы, которые видно из-за расстегнутых пуговиц.
Арройо замечает его взгляд и неловко ежится на барном стуле.
— Почему ты здесь?
— Не рад меня видеть?
Арройо поднимает на него взгляд, смотрит прямо в глаза, наверное, маленького мальчика Эдди учили не отводить взгляд от опасности. Правильно делаешь, продолжай.
— Не думаю, что кто-то на этих островах будет тебе рад. Мало кто захочет закончить жизнь в черных пакетах, сваленных в мусоропровод. Мне стоит опасаться?
Девантора ему улыбается. Надо же. У него и правда такая дурная слава?
— Я здесь не за тобой, если ты это имеешь ввиду. Но посмотрим на твое поведение, Эдди. Так что, угостишь сигареткой?
— Здесь нельзя курить, — парирует Арройо, явно не желая продолжать разговор. Его плечи напряжены. Он выглядит так, будто готов достать пушку в любой момент. Правильно, малыш Эдди, ты все делаешь правильно.
— Неужели? Райа, солнышко, — он обращается к молоденькой барменше, которая тут же переводит на него взгляд, учтиво склонив голову, — будь добра, налей мне и этому красавчику мартини и скажи ему, что он может курить в этом клубе.
Райа немного тушуется, тянется к бутылке и стаканам, и, не поднимая взгляда, бросает:
— Друзьям мистера Деванторы можно все.
— Слышал? Так что не ломайся и дай мне сигарету. Спасибо, детка.
Не ясно, кому он бросает последнюю фразу — Арройо, который достает из кармана джинсов — ужасно, ужасно узких джинсов — мятую пачку и протягивает ее не глядя, или Райе, которая ставит перед ними мартини.
— Может быть, это мне следует опасаться. Вдруг служба послала тебя по мою душу? — Девантора прикуривает, морщится от попавшего в глаза дыма и снова смотрит на Арройо.
Смотрит прямо, уверенно. Черт, как же здорово. Этот милый иностранец был интересным с самого начала. А еще этот милый иностранец полез пальцами ему в рот, чтобы дать сигарету, тогда, когда они мило беседовали в импровизированном офисе полиции Индонезии. Будто не боялся, что Девантора эти пальцы может откусить. Была мысль.
— Я ушел из службы.
О. А вот это неожиданно. Арройо не выглядел как парень, который просто откажется от всего. Но вот он здесь. В Медане, в шикарно-мерзотном клубе, пьет мерзотный мартини и больше не носит мерзотные гавайские рубашки. О.
— Слишком мало платят, чтобы ты лез под пули?
— Слишком скучно.
Дважды «о».
— А в этом гадюшнике, значит, весело?
— Было, пока не явился ты.
— В самое сердце, Эдди.
Они перекидываются взглядами. Девантора отнимает от губ сигарету и протягивает ее Арройо в пригласительном жесте, мол: «Будешь?». Арройо думает мгновение и кивает, протягивая пальцы, но Девантора сам подносит сигарету к его лицу, чуть касаясь пальцами губ. В этом жесте приглашение. Арройо смыкает губы на фильтре и все так же смотрит в глаза.
— И чем занимаешься, Эдди? На островах не слишком-то востребованы бывшие агенты спец.служб.
— Зато востребованы люди, которые умеют стрелять.
Девантора приподнимает бровь. Вот это неожиданно, как же быстро растут дети.
— Ай-ай, Эдди, хорошие мальчики не стреляют в людей за деньги.
— Хорошие мальчики не толкают оружие, чтобы другие мальчики стреляли в людей.
— Ты навел справки? — Девантора делает вид, что удивлен, — мне льстит, не думал, что ты вспоминал обо мне. И кто цель сегодня? Может, я смогу помочь? Будем партнерами по убийству, как же романтично.
Арройо не реагирует. Цепляет запястье Деванторы, подносит его руку к своему лицу — в пальцах все еще зажата сигарета — обхватывает губами фильтр и крепко затягивается. А когда он выпускает дым прямо ему в лицо, Девантора едва не теряет мгновение, чтобы увернуться от дула пистолета, направленного прямо ему в грудь. Пуля задевает бок. На красной рубашке расползается красное пятно, а Арройо растягивает губы в улыбке и едва слышно говорит:
— Ты.
***
— Сученыш, — Девантора шипит ему в лицо, и между их губами считанные сантиметры, только в этот раз нихуя это не романтично, и нихуя это не заводит.
Пиздеж. Заводит, да еще как. Кто кроме Эдгара Арройо осмелится выпустить в Девантору пару пуль, не добить его и свалить на первом же рейсе до Монпелье.
Факт номер один, который Девантора узнал об Эдгаре Арройо: он двинутый на всю голову. Факт номер два: у него напрочь отбит инстинкт самосохранения. Факт номер три: он крайне паршиво говорит по-французски, а поэтому, когда Девантора шипит ему на ухо «Ça fait longtemps que je ne me suis pas vu», тот не реагирует ровным счетом никак.
Девантора припирает его к стенке в туалете небольшого бара, и они ожидаемо наставляют друг на друга пушки.
Действительно, блять, давно не виделись.
— Я думал, найдешь меня быстрее, — Арройо скалится и делает шаг вперед. Неожиданно, рисково и крайне тупо с его стороны. Девантора прижимает дуло пистолета к его виску. Арройо делает то же самое.
— Ты неожиданно хорошо заметаешь следы. Сначала я полетел в Барселону.
— Я там был. Классный город, скажи?
— Вид бы отлично дополняло твое тело на побережье.
— Здесь тоже есть побережье. И все еще есть мое тело.
Девантора смотрит ему в глаза. Арройо смотрит в ответ. И единственное, что они оба понимают, так это то, что никто не выстрелит.
Девантора целует его грубо, даже не заботясь о том, что свои же губы раздирает о чужие зубы. Блять. Невозможно. Эта дрянь кружит голову похлеще паленого алкоголя в том баре. Арройо лезет руками ему под одежду, шарит беспорядочно, царапает ребра, пока Девантора расстегивает на нем рубашку. Они кусаются, Девантора скользит губами к шее и вгрызается зубами, больно, сильно, так, что Арройо кричит, и приходится зажимать ему рот рукой.
— Займись, блядь, делом, — Девантора вталкивает пару пальцев ему в рот, оглаживает язык и чувствует, как губы Арройо растягиваются в улыбке. Тот стискивает его за запястье и выпускает пальцы изо рта.
— Хреновая идея трахаться по слюне в туалете бара. Для нас обоих.
— Хреновая идея стрелять в меня, Эдди. Особенно для тебя.
Они снова целуются. Деванторе нравится, когда этот блядский рот молчит. Особенно, когда этот блядский рот занят его языком. Они почти одновременно лезут расстегивать друг на друге штаны. Как раз в тот момент, когда дверь открывается и внутрь заходит охранник, явно пришедший проверить, что тут за шум.
— Вышел нахуй отсюда! — Девантора смотрит на него таким взглядом, что охранник пятится назад. — И, если войдет еще кто-то, тебя никогда не найдут, понял?
Охранник понятливо кивает, косится на пистолет, все еще зажатый в руке Деванторы, и захлопывает за собой дверь.
Арройо смотрит на него с усмешкой.
— Он вызовет копов.
— Знаю.
Девантора припадает к его шее снова, кусая, оставляя метки, грубо и жестко, так, что Арройо скулит и оттаскивает его от себя за толстую цепь на шее, чуть перекрывая кислород. Девантора от этого рычит, но отступает. Смотрит глаза в глаза, и все еще думает о том, чтобы выпустить в этого паршивца всю обойму. Но он утирает покрасневшие губы рукавом и отходит на шаг. Оба они выглядят так, будто и правда трахались здесь, хотя, до этого почти дошло. На Арройо распахнута черная рубашка и вся шея покрыта укусами до самых ключиц.
— Сейчас мы свалим отсюда, ты сядешь в машину, и только попробуй пикнуть, пока мы не приедем, понял меня?
Арройо застегивает рубашку. Не выражает ни согласия, ни отказа, поэтому Девантора продолжает:
— Ты бы знал, как я хотел пристрелить тебя все это время. Но все никак не мог решить, чего хочется больше: пристрелить или трахнуть.
— Определился?
— Узнаешь, когда приедем в отель.
***
Эдгар дергается в сторону, приваливаясь боком к машине, когда пуля пролетает у его лица. Думать о том, как все дошло до такого, уже нет смысла, остается только надеяться на то, что ему удастся незаметно ускользнуть, пока остальные палят друг по другу, не разбирая куда летят пули. День начинался вполне хорошо.
День начинался утренним солнцем, пробивающимся сквозь белые занавески, ленивым сексом и поцелуями.
«Пиздец», — думает Эдгар в момент, когда на его шее остается очередной след слишком жадных губ.
Он не думал, что все закончится так. Девантора сказал: «Пристрелить или трахнуть», — и зная его характер, надеяться стоило на первое. Кто бы мог подумать, что Эдгар проснется в его кровати, покрытый метками и укусами, и будет думать о том, как сохранить рассудок, пока телу так жутко хорошо от глубоких толчков.
Факт номер — никто не помнит какой — о Деванторе: этот псих любит нежный секс по утрам. Кто бы мог подумать, черт. Эдгар вздрагивает, откидывает голову на чужое плечо и протяжно стонет. Это все смахивает на отпуск самой заурядной парочки, приехавшей в Монпелье для того, чтобы полюбоваться побережьем и провести вместе несколько романтических вечеров за бокалом вина.
— Как сладко ты стонешь, Эдди, давай еще раз, — слышится шепот на ухо, а рука оглаживает шею прямо под подбородком, словно в надежде уловить вибрацию стонов, вырывающихся изо рта.
— Просто замолчи и не порть момент, будь добр, — Эдгару хочется язвить, но правда в том, что стоны и правда срываются с губ без его воли.
Черт, как же хорошо. Если бы ему дали выбор: снова вернуться на службу и променять все, что с ним случилось после ухода, на очередное скучное задание — выбор был бы очевиден.
— Значит, есть, что портить?
— Значит, что я ненавижу, когда ты болтаешь вместо того, чтобы заниматься делом. Эдгар раздраженно отталкивает Девантору от себя, заставляя его опуститься на спину и сам седлает крепкие бедра. Так можно задать свой темп: более резкий и быстрый, потому что выдержка на исходе, тугой ком скручивается внутри живота, и это ощущается так остро, что хочется скулить. Эдгар сжимает челюсти, только бы не выдать еще больше звуков, которые будут выдавать его нетерпение с головой.
Девантора в утреннем свете выглядит почти вменяемым. Даже его истеричные черты лица будто смягчаются и становятся более приятными для глаз. Он жмурится — то ли от солнца, то ли от удовольствия, придерживает Эдгара одной рукой за талию, вторую кладет на бедро, но не пытается навязать свой темп. Выглядит как ленивый хищник, который позволяет пригреться у своего бока. Эдгару хорошо. Он еще не знает, что через пятнадцать минут, когда он будет разнеженный и затраханный пытаться перевести дыхание, в дверь постучит застенчивая горничная, прошепчет что-то на французском таким тоном, что Эдгар поймет — проблемы.
Еще большие проблемы будет предвещать лицо Деванторы, когда он повернется к нему, хищно улыбаясь.
— Ты не просто так в Монпелье, да, Эдди?
Блядь.
***
Первая их стычка не была случайностью. Скорее — закономерным фактом. Девантора не подпускает к себе людей, а значит, заказать его тому, с кем он знаком, будет куда проще. Эдгар не был идиотом, и понимал, что проще не будет. А когда принимал заказ, сердце отчаянно колотилось от предвкушения. Он прекрасно осознавал риски и знал о том, что в случае чего он покойник. На самом деле, он уповал на азарт Деванторы. Еще тогда, при первой их встрече, Эдгар заметил это — их схожесть в том, как сильно они оба зависимы от адреналина. Достаточная причина, чтобы начать игру в стрелялки с самым опасным парнем на островах, правда?
Сейчас же все пошло не по плану.
У Эдгара не было четкой наводки. Не было даже фотографии. Устранить группировку в назначенное время в назначенном месте. Не только он взялся за заказ. Здесь собралось около полдюжины таких же, как он. Но все это уже было бессмысленно, потому что заказ кто-то слил. И самым дерьмовым было то, что:
— Я не знал, что вторая сторона этих разборок ты!
Слабое оправдание, когда одна из улочек голода превращается чуть ли не в место боевых действий. Слабое оправдание, когда один из бывших членов картеля Восхода палит в тебя с явным намерением убить.
— Да что ты, Эдди? Точно так же, как и в Медане?
Ха-ха, смешно, Эдгар бы посмеялся, если бы плечо не ныло как сволочь от застрявшей в нем пули. Он осторожно выглядывает из-за машины, и почти тут же прячется обратно, потому что над головой свистит очередной град пуль.
А потом плечо прошивает болью сильнее, а пистолет выбивают из руки. У Эдгара в голове проносится тысяча и один вариант собственной смерти, когда его под пулями тащат черт знает, куда. Цепкие пальцы и злое лицо. Сложно поверить, что в утреннем свете солнца это лицо, окруженное ореолом ярких волос, казалось почти мирным.
Девантора припирает его к стене в переулке. Их, кажется, потеряли из виду, потому что выстрелы совершенно точно не летят в их сторону, но времени мало.
— Я не знал…
— Я слышал.
Девантора смотрит ему в глаза, и Эдгар вспоминает, почему с этим человеком не стоит играть. Понимает, что вся эта затея изначально была самоубийственно дерьмовой. У Деванторы разбит висок, и половина лица залита кровью. Смотреть на это в купе со злой улыбкой, изломавшей тонкие губы, жутко.
— Еще раз увижу тебя, Эдди, пристрелю нахрен.
— Ты уже говорил это.
— На этот раз не буду повторять ошибок.
Эдгар скалится. Забавно, как выходит так, что рядом с этим человеком он сам становится на тонкую грань безумия и рассудительности. Безумие выигрывает незримую битву, и Эдгар делает шаг навстречу — хотя, казалось бы, расстояние между ними и так можно мерить дыханием.
— Но мы встретимся еще раз, — говорит Эдгар в самые губы.
Девантора изгибает губы в ответ на его оскал. Всего в паре сантиметров. Слово соревнуются, кто сдастся первым. На фоне слышны выстрелы, все еще не направленные в них, но сейчас почему-то теряется та мысль, что времени у них катастрофически мало.
— Так хочешь сдохнуть?
— Так хочу перестать испытывать скуку.
Эдгар подается навстречу первым. Врезается в губы порывисто и рвано. Он привык, что почти каждый их поцелуй с привкусом крови.
Наверное, он делает самую тупую и опрометчивую вещь в своей жизни. Наверное, он и правда сдохнет при следующей их встрече. В последний раз смакует перепачканные кровью губы и бьет костяшками в раненный висок. Секунды дезориентации хватает ему, чтобы ускользнуть.
Он не смотрит на то, как Девантора поднимается с колен, держась за голову, как он упирается в стену, стараясь прогнать искры перед глазами. И не видит, как с хищной улыбкой эти окровавленные губы шепчут короткое:
— Дрянь.
***
События последних нескольких дней неуловимо проносятся, так, будто от них остаются лишь крошечные фрагменты. Как от листов бумаги, которую бросили в дотлевающий костер. Она не сгорает полностью, но по обрывкам слов, оставшимся на ней, вряд ли удастся восстановить суть. Отель в Монпелье, боль от застрявшей в плече пули, подернутые яростью глаза, поезд в Париж, и самолет на первый попавшийся рейс. Перелет в тринадцать часов. Воспалившаяся рана в плече – пулю пришлось достать в купе поезда и перемотать дыру лоскутами рубашки. Запекшаяся кровь под ногтями, которую не удалось оттереть водой. Аэропорт Нарита, Токио и палящее солнце. Съемная квартира за наличку и три дня покоя. Антибиотики, перевязки, глубокий сон.
На четвертый день уже можно обходиться без обезболивающих, хотя плечо функционирует далеко не в полную силу, но отек спадает, а ткань вокруг раны не выглядит воспаленной. Хороший знак.
Эдгар думает о том, сколько пуль поймал Девантора в той стрельбе. Может его уже и в живых нет. Он не знает заказчика, но тот, кто смог нанять около семи – по его прикидкам – наемников, чтобы уложить этого парня, явно был вне себя от злости. Скольких плохих парней Девантора мог разозлить? Ответ: дохуя. Сколько из этих парней имеют достаточно связей, чтобы устроить такой переполох на улицах Франции? Ответ примерно тот же. Взять только банды Джакарты, которые не в восторге от положения дел в Картеле Восхода. Девантора формально стоял на месте Басира, но это было только для вида. Лавкрафтовское чудище во главе самой влиятельной группировки города. Весомая причина для того, чтобы его хотели убрать, желательно так глубоко, насколько вообще возможно.
Заказчик не называл имени. Ни своего, ни цели. Мутная наводка, только с местом и временем. Теперь Эдгар понимает, что нанимали не его. Понимает, что заказчик, кем бы он не был, хотел, чтобы Эдгар Арройо оказался в нужное время в Монпелье, а главная цель последовала за ним. Только так можно было узнать, где находится Девантора. Поймать на живца. Паршиво быть пешкой в чужой игре, но понял он это слишком поздно. Сейчас остается только ломать голову над тем, кто мог быть анонимным заказчиком и пытаться выйти на след.
Звонок не отследить, это было ясно как день. Эдгар раз за разом прокручивал в голове, мог ли он знать заказчика. Большинство банд Джакарты отпадали сразу. Для Картеля Девантора был удобной устрашающей фигурой на доске, Церковь вот уже год как занята тем, чтобы восстановить силы после заварушки с оттисками. Триада? Какой им резон? Мелкие банды в расчет не идут. Так кто же?
Картелем руководил Сурья. Эдгар держал с ним связь время от времени, чтобы убедиться, что в Джакарте тихо, а еще держаться в курсе о делах Маниши Бирч, которые не ограничились охотой на оттиски. Кто бы сомневался. Эта женщина плотно работает с наркоотделом, и для нее Джакарта тоже оказалась лакомым кусочком. Меньше всего Эдгар хочет пересекаться с бывшим начальством. Кроме того, Сурья время от времени подбрасывает работу. Как тогда в Медане.
– Сделаешь так, чтобы он убрался с островов? Слишком много проблем для будущих сделок может принести его присутствие.
Эдгар мог. Точнее, на каком-то инстинктивном уровне ощущал, что Деванторе будет интересно гоняться за ним по всему миру, и не прогадал. Как быстро он найдет его в Японии? Найдет ли вообще? Девантора, вопреки расхожему мнению, все же не бессмертный. Пули убьют и его. Семеро против одного… Что ж, не самый худший расклад. Эдгар даже сказал бы, что расклад не в пользу семерых парней. Но беспокойство внутри зарождается в тот момент, когда отступает базовая потребность защищать собственную жизнь.
Он знает, что по звонкам отследить его легче всего, поэтому старается не светиться без надобности. Это основы выживания в мире, где его ищет сумасшедшая бывшая начальница, пара десятков людей, которым он успел насолить, уйдя из Службы, и самый опасный парень во всей Индонезии. Он знает, что его поступок не обернется ничем хорошим, но все же на пятый день в пыльной квартире набирает номер Сурьи.
– Мистер Арройо? Могу чем-то вам помочь?
Эдгар усмехается. Когда его жизнь успела принять такой оборот, что глава Картеля Восход беседует с ним, как с деловым партнером.
– Нет новостей от нашего общего друга? – Эдгар прижимает трубку плечом к уху и зажигает сигарету. Едкий дым проникает в легкие. Кажется, он не курил с тех пор, как уехал из Монпелье.
– Разве наш общий друг сейчас не должен быть как можно дальше от моих дел? Согласно нашему уговору? – значит, Сурья так же как он ни черта не знает о том, где этот демон сейчас.
– Шесть дней назад был в Монпелье, – Эдгар прикрывает глаза. – С тех пор не слышал о нем. Была не слишком приятная ситуация с не очень приятными людьми, которым заплатили за его смерть.
Сурья на том конце провода усмехается. В его голосе слышится нескрываемая ирония.
– Не волнуйтесь, мистер Арройо, если там не было армии, он жив. И, вероятно, постучит в вашу дверь совсем скоро.
Эдгар прислушивается. Кажется, что в надежде на идиотскую сцену из дрянного фильма, когда в дверь бы действительно постучали.
– Этого я и пытаюсь избежать, – вопреки мыслям говорит он. – В любом случае, хотел убедиться, что он не вернулся на острова.
– Исключено, – коротко отвечает Сурья, – там, где появляется Девантора, жизнь переворачивается с ног на голову. Наша же относительно стабильна. Несмотря на старания вашей подруги.
Эдгар затягивается в последний раз и улыбается крохам информации о Бирч. Сурья ни за что не выдаст тайн Картеля, но он исправно продолжает информировать его о том, что на уме у этой женщины.
– Для продвижения по службе ей нужно поймать крупную рыбку.
– Но Картель ей не по зубам. Мирстер Аррой, – Сурья мнется, устало вздыхает, и Эдгару отчетливо представляется, как он трет пальцами переносицу, – Эдгар, Девантора сейчас не самая большая ваша проблема. Она вас ищет. И только вопрос времени, когда она нападет на след.
Эдгар кивает. Предупреждение услышано, и он благодарен за это послание.
– Пак Сурья, думаю, ей придется найти что-то покрупнее, чем бывший сотрудник, чтобы уехать из Джакарты и оставить правительственное задание. Это не шанс продвижения по службе, это ссылка за прошлую неудачу.
– Как знаете.
Сурья кладет трубку, а Эдгар остается наедине с въедающимся в кожу ощущением неудовлетворенности разговором.
***
Токио хороший город для тех, кому необходимо затеряться в толпе. Он все еще берет заказы, но масштаб куда меньше, а потому все становится спокойнее. Скучнее. Отвратительное липкое ощущение приклеивается к коже, и смыть его не удается ничем. Скука. Она тягучая и вязкая, и избавиться от нее не выходит никакими средствами, ни приятной отдачей от выстрелов, ни деньгами, которые ему платят.
Клуб, в котором он находится, служит как раз для того, чтобы с этой скукой справляться. Однако неоновые вспышки только кажутся раздражающими. Выводящими из себя настолько, что хочется поскорее убраться, закончив заказ.
Эдгар вычисляет цель быстро. Таких богатеньких мальчиков достать проще всего, ему даже не придется доставать ствол. Достаточно, чтобы его бокал оказался под рукой, а дальше яд сделает свое дело. Тихо, никакого шума. И затеряться в толпе проще простого. Скучно. Не к месту вспоминается, что с Деванторой они встретились в таком же баре. Немного более убогом, как и все бары Индонезии. Здесь, в Токио, все действительно кричит от роскоши. Здесь девушки и парни в дорогущих нарядах, стоящих целые состояния их родителей, просаживают деньги на неоправданно дорогие коктейли. Как ни странно, но весь этот лоск хочется назвать дешевым.
Его цель совсем близко, Эдгар допивает свой коктейль и уже направляется к нему, когда его оглушает выстрел.
Стакан рядом с разлетается в дребезги. Осколк рассыпаются по барной стойке, летят на пол, отражаются в ярком неоновом свете. Толпа как по инерции на секунду замирает. Музыка стихает. Весь шумный секунду назад клуб сейчас словно застывает в янтаре. Этот короткий момент кажется бесконечным. Эдгар все еще смотрит в испуганное лицо своей цели, и с досадой отмечает, что этот заказ будет первым провальным в его работе. А потом янтарь крошится. Девушки в толпе кричат, кто-то поддерживает друг друга под локти, кто-то пригибает головы. Эдгар стоит посреди толпы, которая расходится по обе стороны от него. В нескольких метрах так же неподвижно стоит стрелок. И за долю секунды Эдгар осознает: эта пуля могла бы разнести его голову, но задела всего лишь блядский стакан. Черт. Разговор выдастся не из приятных.
– Надеюсь, пак Девантора, – Эдгар натыкается на взгляд этих безумных глаз, – мы поговорим прежде чем следующая пуля окажется в моей голове.
Оскал появляется на хищном лице, и выглядит это как сцена из фильма ужасов. Эдгар думает, что это чудовище проглотит его целиком, не оставит даже костей.
– Что ты, Эдди, – оскал Деванторы по мере того, как он приближается, становится еще менее человеческим, еще шаг, и они стоят почти нос к носу, только Девантора на полголовы выше, и его присутствие кажется всеобъемлющим, - я так долго не мог найти тебя, ты задолжал мне не один разговор.
Последнее слово он выделяет так, что Эдгар понимает – разговора не выйдет. по крайней мере не в ближайшие сутки. Им обоим необходимо выплеснуть накопившуюся недосказанность через совсем иные средства контакта. Им обоим сейчас не до разговоров и объяснений.
Когда на его запястье застегивается что-то металлическое, он даже не удивляется. Но что заставляет его коротко вздрогнуть, так это сильное давление на еще не полностью затянувшуюся рану в плече и шепот на ухо:
– Надеюсь, было больно. Я сделаю больнее.
***
– Какая же ты дрянь, Эдди. После всего, что между нами было.
В глазах Деванторы насмешка. И крайняя степень безумия, которое передается воздушно-капельным и, кажется, нарастает с каждой секундой, проведенной рядом с ним.
– Неужели тебя так задело, что я ушел утром не попрощавшись?
Эдгар на пробу тянет в сторону в сторону сведенные за спиной запястья. Металл наручников врезается в кожу, и он не удивится, если после этой игры – если он останется жив, конечно - останутся шрамы.
– Хмм, дай-ка вспомнить. Ты попрощался. Но вместо вместе с тобой пришли еще полдюжины парней со стволами. Не грызет совесть? Или у тебя ее нет?
Девантора нагибается к нему, сидящему на стуле, и приставляет пистолет к подбородку. Эдгар рефлекторно поднимает голову. Смотрит на Девантору. Красивый. Не так, как красивы актеры на телеэкранах и модели на билбордах. Вряд ли кто-то кроме Эдгара считает так же, и вряд ли кто-то оценит красоту, спрятанную за столь резкими чертами. Девантора похож на гиену, насмехаются над своей добычей. Совести у гиен, кстати, тоже нет.
– Как и у тебя? Не думал, что ты ценишь эту несущественную деталь человеческого сознания.
Девантора усмехается и убирает пушку от его подбородка. Эдгар только сейчас запоздало понимает, что все это время даже не чувствовал страха. Не ощущал его ни единой клеточкой тела. Тот внутренний мандраж, который прошибал его до самого нутра - животное предвкушение, скручивающееся под ребрами и внизу живота. А потому, когда Девантора по-хозяйски усаживается к нему на колени, широко раздвинув свои потрясающе длинные ноги, единственная реакция, на которую хватает Эдгара – сдавленный стон.
– Сука, – шипит Девантора в его губы, а после кусает – поцелуем это назвать сложно.
Слюна во рту тут же смешивается с кровью, боль с удовольствием. Эдгар покривил бы душой, если бы сказал, что ему это не нравится. Больше всего сейчас хочется впится руками в крепкие бедра и притянуть к себе ближе, так, чтобы задница проехалась по напряженному члену. Но руки скованы за спиной, и запястья разодраны от бесплодных усилий освободиться, поэтому Эдгар может только жадно толкаться бедрами навстречу, надеясь хоть на малейшее прикосновение.
– Не спеши, детка, я все еще не решил, что с тобой делать.
Эдгар откидывается на спинку стула и крепко зажмуривает глаза. Возбуждение не утихает, а Девантора не поднимается с его колен. Наверное, совсем ненормально так сильно хотеть трахаться в ситуации, когда твое партнер обдумывает план твоей мучительной смерти. Но Эдгару плевать. Он скучал, черт возьми, и никакая это не тайна.
– Сначала дай мне кончить, а потом хоть до смерти запытай, я не против.
Хриплый смех. Эдгар представляет, что на лице Деванторы гиенья усмешка. Наверное, так оно и есть.
– Как насчет сделать все наоборот? Сперва хочу, чтобы ты мучился. Хочу видеть, как на этом милом личике отразится боль, Эдди.
С этими словами он склоняется к плечу и кусает. Не прикусывает кожу, а действительно кусает, словно животное. Перед глазами вспыхивают икры. Это больно. Не боль от пореза ножом, и не боль от пули. Эта боль тупая и саднящая, становится только сильнее с каждой секундой. Эдгар не может удержать на губах стон. Тело реагирует на боль, но не так, как должно реагировать. Становится жарко, и единственная связная мысль, которая остается в его голове и слетает с губ:
– Ещё.
Девантора отстраняется. На его зверином оскале теперь отпечатаны капли крови. Она стекает по подбородку тонкой полоской, и Эдгар тянется к его рту, но не может дотянуться.
– Хорошим мальчикам не нравятся такие игры, Эдди, – Девантора все еще сидит на его коленях, и только теперь Эдгар чувствует, как крепко он прижимается к нему, и как нетерпеливо водит бедрами, притираясь еще теснее.
– Да, – соглашается Эдгар, – а еще хорошие мальчики на трахаются с тобой. Поэтому заткнись и займись делом.
Девантора секунду смотрит ему в глаза, прищуривается, а потом тянется губами к губам, а пальцами к краю рубашки Эдгара. Расстегивает, спускает с плеч. Наручники мешают снять ее полностью, но на это плевать, особенно когда зубы вгрызаются в шею под челюстью. Не так сильно, как в плечо до этого, но хватает для того, чтобы ощутить жгучую боль, от которой закатываются глаза.
– Освободи мне руки, – просит Эдгар, когда Девантора в очередной раз проезжается задницей по его члену.
Терпеть становится почти невозможно. Девантора смотрит на него с неизменным гиеньим оскалом, и даже не удостаивает ответом. Эдгар понимает - игра не будет идти так, как он того хочет. Думает так ровно до тех пор, пока Девантора не встает с его колен, и не садится на пол между ними. Черт. От этого вида становится еще горячее. Эдгар зажмуривается, и чувствует, как расходится молния на его джинсах, а следом ткань ползет вниз. Горячее дыхание на бедрах. По-настоящему горячее, будто у этого демона жар минимум под сорок, или же он просто явился по душу Эдгара из преисподней? С губ срывается несдержанный стон. В ответ хриплый прерывистый смех.
– Так не терпится?
Эдгар знает, что лучше не отвечать, поэтому молча закидывает одну ногу на плечо Деванторы, придвигая его ближе, и сам сползает на стуле ниже.
– Дрянь капризная, – бросает Девантора, и вместо прикосновения губами к твердому члену, проводит языком по внутренней стороне бедра, вызывая дрожь.
И тут же впивается в кожу зубами. Здесь это ощущается не в пример ярче. Эдгар не сдерживает задушенного вскрика, дергает руками, в надежде схватить Девантору за волосы и оттащить от себя, но лишь раздирает кожу на запястьях. Ощущается это как ураган ощущений, обрушившийся так внезапно, что к нему невозможно было быть готовым. Эти ощущения электричеством прошивают до кончиков пальцев, хочется свести ноги, но чужие пальцы впиваются в бедра с такой силой, что невозможно пошевелиться.
– Хватит, – это звучит как мольба.
Эдгару не приходило в голову, что он способен умолять. Но ничего подобного он никогда не испытывал.
Девантора поднимает к нему голову, и облизывается так, как облизываются животные над убитой добычей. Становится не по себе. Впервые за вечер Эдгар действительно понимает, и вспоминает, на что способен этот человек.
– Терпи.
Девантора говорит это, потираясь щекой о бедро, и выглядит это… Эдгар не может подобрать слова. Так, словно его пытаются утешить перед смертью. И этот вид приносит удовлетворение. Спокойствие. Эдгар краем сознания замечает, что доль вплелась в возбуждение, ядовитыми алыми нитями связываясь с ним неразрывно.
Кажется, это безумие и правда передается воздушно-капельным.
Укусы продолжают покрывать бедра, и в какой-то момент боль становится настолько всеобъемлющей, что Эдгар перестает осознавать и себя, и где он находится. Остаются только ощущения: боль и возбуждение – и то и другое в крайней степени. Кажется, он кричит. Кажется, пытается вырваться, но это не приносит ничего, кроме новой волны боли. Реальность плывет перед глазами, приходится зажмурится и отдаться ощущениям, таким острым, каких Эдгар никогда в жизни не испытывал. Боль и удовольствие нарастают, пока не застилают все.
Когда он приходит в себя, сердце заполошно колотится. Кажется, он больше не прикован к стулу, под спиной что-то мягкое. Запястья больше не скованы, а между ног…
Эдгар опускает глаза, и видит, как между его ног Девантора со следами спермы на лице вылизывает его член. Блядство, как же это хорошо.
– Охренеть, Эдди, не думал, что ты кончишь от того, что тебе делают больно. Но это было горячо, видел бы ты себя.
Эдгар видит. На бедрах проступают пока едва заметные синяки, запястья покрыты алыми рубцами. Он даже думать не хочет, в каком состоянии его шея. Но вопреки всему, от остаточной боли и от скользящего по члену языка, он снова чувствует возбуждение. Член твердеет, и Девантора удовлетворенно хмыкает, выпуская изо рта головку.
– А уж думал, ты оставишь меня без десерта.
– Ты больной, в курсе?
Девантора смеется, садится к нему на бедра и тянется куда-то за голову Эдгара.
– Кто бы говорил, малыш Эдди.
Эдгар видит в его руках смазку и презерватив. На самом деле, он не думает, что сейчас в состоянии на это, и когда Девантора наносит скользкий гель на пальцы, он собирается сказать об этом. Но в следующую секунду он заводит руку себе за спину, и с гортанным стоном насаживается. Черт. Мир нахуй сошел с ума. Может быть, произошел сбой в матрице, раз это чудище сидит на его коленях и растягивает себя с таким немыслимым удовольствием на лице.
– Не думал, что ты любишь быть снизу, – комментирует Эдгар.
Девантора вынимает пальцы и удобнее усаживается на бедрах. Не говоря ни слова, направляет в себя член, и насаживается, по-звериному выгнув спину. Эдгар задыхается. Чудовище над ним смеется.
– Разве я снизу, Эдди?
***
Эдгар знает, что между ними не может быть той самой слащавой скучной романтики, которая присуща нормальным людям. Нормальным – не таким, как они. Тем, кто уверен в завтрашнем дне и может позволить себе такую роскошь, как здоровая привязанность.
Между ними складывается что-то совершенно иное. Влечение. Зависимость. Жажда. Не то, что можно подписать под понятие отношений.
Когда Эдгар рассказывает Деванторе о том, что произошло в Монпелье и почему их милое горячее утро в отеле пришлось закончить на такой нерадостной ноте, тот хмыкает и растекается в улыбке, такой, что не сулит ничего хорошего. Эдгар уверен, это за этой улыбкой последует череда трупов, найденных не в слишком приглядном виде.
– Хочешь, найдем их вместе? – говорит Девантора, потягиваясь на кровати.
В его движениях скользит что-то нечеловеческое. Впрочем, с их первой встречи Эдгар понимает, что на кого-кого, а на человека Девантора смахивает мало.
– Приглашаешь меня на свидание? Каков романтик, – усмехается Эдгар и тянется к тумбочке за пачкой сигарет и зажигалкой, смешно подумать, год назад он бы не стал курить в кровати, – пожалуй, откажусь. Кровавая резня в твоем вкусе, не в моем.
– Разбиваешь мне сердце, Эдди, – Девантора тоже достает сигарету из пачки, Эдгар подносит к его лицу зажигалку.
– А у тебя оно есть?
Красные волосы в отсветах огонька выглядят еще ярче. Эдгар касается пряди спадающей на лоб, и Девантора, кажется инстинктивно, перехватывает его запястье. К диким животным нельзя прикасаться без предупреждения. Повисает неловкая пауза, они смотрят друг другу в глаза, и Эдгару почему-то кажется, что этот момент будет самым интимным между ними. А потому не убирает руку и просто смотрит в глаза.
– С тобой и правда веселее, – Девантора не отводит глаза, выдыхает сигаретный дым прямо в лицо.
Эдгар никак не может разобрать подтекст, но кажется это было чем-то вроде: “Теперь можешь не бояться за свою жизнь”.
***
Их пути расходятся почти на три месяца. Эдгар успевает побывать в пяти странах и не помнит в каком количестве городов. На неделю возвращается в Штаты и узнает, что там он считается мертвым уже год. Что ж, можно и поблагодарить Бирч за подобное. По крайней мере, его фото не светится в международном розыске. После штатов снова отправляется в Европу, затем в Марокко, ЮАР, и, наконец, оседает в Мексике. Он уже сбивается со счета, сколько часов провел в самолетах, переносящих его с одного континента на другой. Но такая жизнь совсем не кажется неправильной. Она дарит то, чего не было раньше. Свободу. И это, наверное, то, о чем он мечтал всегда. Быть в ответе только перед собой, а не перед теми, кто выше по званию. Перед этими напыщенными клоунами, которые только и могут что раздавать приказы, не заботясь о том, как они будут выполнены.
Если убивать, то хотя бы не в угоду той или иной мрази в костюме.
На побережье Атлантики не хочется думать ни о чем. Он устраивает себе маленький отпуск. Снимает небольшой домишко у океана и днями напролет наслаждается жизнью. Смотрит за горизонт, босиком гуляет по берегу и смотрит на птиц. Не хочется ни включать телефон, ни возвращаться к работе. На местных улочках каждый день играют уличные музыканты, а люди танцуют так, словно в их жизни нет никаких забот. Пару раз его в этой разноцветной толпе целовали незнакомые женщины. Еще пару раз – мужчины. И в этом словно и не было ничего странного или неправильного, просто жизнь во всех ее возможных оттенках.
Вечером он потягивает маргариту в крошечном баре, когда официант протягивает ему трубку стационарного телефона.
– Мистер Арройо? – Эдгар приподнимает бровь, никто здесь не знает его под этим именем, но официант, кажется, не слишком то заинтересован. – Кажется, это вас.
Эдгар принимает трубку, и официант уходит. Он знает, чей голос услышит сейчас. Знает, что ни один другой псих не разорится та то, чтобы вызвонить его, подгадав тот момент,когда он проводит вечер именно в этом баре.
– Не ищешь легких путей, да? – без приветствия, потому что им оно не нужно.
– Это ты скинул все номера, - что прикажешь делать? - голос на том конце смеется, подшучивает, а Эдгар заражается этим вызывающим ехидством.
– Соскучился? Думал, ты не из тех, кто звонит. Более ожидаемо заметить тебя в углу темной комнате. Знаешь, как в фильмах ужасов.
Девантора подхватывает его игру уж слишком легко. Эдгару кажется, что они не должны общаться так легко, но правда в том, что разговоры с ним даются так естественно, будто они давние приятели.
– Прости, что не приехал навестить тебя в твоем маленьком путешествии, Эдди. Слишком много забот, – он делает драматичную паузу, и Эдгар даже не пытается гадать, что он выдаст дальше, потому что предсказать ход мыслей Деванторы дано лишь таким же чокнутым, как он сам, а других пододных ему Эдгар не встречал. – Кстати, я нашел тех, кто отправил тебя в Монпелье.
Черт. Это уже не весело. Это предвещает кровавую резню, и Эдгар очень надеется, что этот псих не привезет ему кровавых сувениров. Потому что именно это в его духе. Повисает пауза, и Эдгар замечает это только когда Девантора спрашивает, изображая обиженный тон:
– Ну вот, тебе что, не интересно?
– Хорошо-хорошо, просвети меня, где в следующий раз найдут парочку искалеченных тел.
Нет, Эдгару не интересно. Разве что самую малость, потому что если бы хоть одна деталька пазла сложилась иначе, Эдгар был бы мертв. Тот, кто отправлял его в Монпелье, не ожидал, что хоть кто-то уйдет живым.
– Раз ты отказался лететь со мной, я дам вам поболтать. Думаю, тебе будет интересно.
В трубке слышится возня, кажется, какие-то проклятья, смутно знакомый голос… Нет. Не смутно. Эдгар прекрасно знает этот голос. Они работали вместе столько лет, что сейчас это поражает своей очевидностью. Ну конечно.
– Привет, Маниша. Давно не виделись.
Маниша Бирч. Эдгар почти восхищен этой женщиной. Почти, потому что не думал, что с ее умом она может попасться так быстро.
– Инспектор Арройо, – формальное обращение, словно ничего и не менялось, – не думала, что когда-то еще вас услышу.
Голос у нее хриплый, будто горло пересохло от жажды.
– Я старался для того, чтобы этого не случилось. Но что-то пошло не по плану, верно?
– Что с тобой стало, Эдгар, раз ты снюхался с этим цепным псом Картеля?
Эдгар прикрывает глаза рукой и продолжает потягивать через трубочку маргариту, и, обнаружив, что стакан опустел, делает жест официанту повторить.
– Пытаюсь тебе соответствовать, дорогая. Это ведь ты отправила мне тот заказ? Я все думал, кто настолько бессмертный, что решил пойти против, как ты выразилась, этого цепного пса. А теперь-то все ясно. Твоей целью был я.
– Вау, Эдди, как быстро ты догадался, – встревает Девантора, – не только горячий, но и умный, что за прелесть.
– Господи, – шипит Маниша, – вы и правда как сладкая парочка, отвратительно.
– Хватит переводить тему, – Эдгар говорит это им обоим. – Ну что, было интересно наблюдать за представлением? Уверен, ты повеселилась.
– Финал подкачал, – нехотя отвечает она. – Ну что, теперь прикажешь своему дружку меня убить?
Эдгару приносят новый стакан, и он, улыбнувшись, одними губами благодарит официанта.
– Так уж вышло, он не особо меня слушается.
– Ну что ты, Эдди, такую просьбу я бы исполнил.
Эдгар закатывает глаза. Весь этот фарс настолько театрален, что начинает порядком доставать. Все они знают, чем закончится этот разговор. И нет смысла тянуть время. Эдгар не фанат долгих и мучительных смертей, в отличие от Деванторы.
– Заканчивай с этим, – говорит он в трубку, и тут же слышит звук выстрела.
Представляет, как на угловатом безумном лице красуются брызги крови. Вот и все. Он думал, что почувствует сожаление. Или вину. Хоть что-то, что чувствуют нормальные люди, которые становятся свидетелями смерти тех, с кем провели внушительную часть жизни. Но ему становится только покойнее. Он знает, что теперь, когда последний человек из прошлой жизни, цеплявшийся за него, мертв, можно начать жить по-настоящему. Так, как того хочется.
В трубке слышен смех Деванторы, еще пара выстрелов и звук битого стекла. Маньяк. Совершенно поехавший.
– Будь добр, сделай так, чтобы ее хотя бы могли опознать, – говорит Эдгар. – Я буду здесь еще около недели.
Он сбрасывает звонок. Откидывается на спинку деревянного стула и выдыхает. Губы сами по себе растягиваются в улыбке.
***
Спустя несколько дней на оживленной улице его затягивает в танец очередная девчонка, и Эдгару совсем не хочется отказываться от ее предложения. Уличные музыканты играют какую-то невероятно заразительную мелодию, и под этот ритм хочется двигаться, не останавливаясь. Здесь всем плевать. Можно целоваться с незнакомками, можно пить коктейли ночи напролет и не вставать с кровати до самого полудня. Эдгару нравится Бразилия и ее легкость.
Толпа уносит его дальше, он уже не видит ту девчонку, которая затянула его в этот круговорот человеческих тел, но на это плевать. Кто-то ловит его за плечи и притягивает к себе для поцелуя, и Эдгар закрывает глаза, даже не видя человека перед собой. Какая разница, если поцелуй такой потрясающе-развязный.
– Развлекаешься? – знакомый хрипловатый голос.
Эдгар распахивает глаза и отчего-то ничуть не удивляется. Девандора хищно облизывается после поцелуя, и Эдгару кажется, что в его глазах неприкрытое желание сожрать целиком.
Та самая девчонка подбегает и пытается зацепить Эдгара за руку. Извини, милая, точно не сегодня.
– Esta noite é minha, querida.
Девчонка, кажется, совсем не расстраивается. Она даже в наглую улыбающуюся гиеньим оскалом рожу деванторы смотрит с весельем. Эдгар готов поспорить, на Девантору так уже давно никто не смотрел, потому что у нормальных людей эту чудище вызывает почти экзистенциальный ужас. Кажется, нормальной она тоже не была.
– Divirtam-se, meus queridos, - щебечет она, и снова ныряет в толпу, затягивая в танец одинокую девушку.
Девантора не говорит ни слова. Притягивает Эдгара к себе за талию, прижимается так тесно, что это выглядит непристойно, трется, и кусает шею.
– Блять, не здесь, – шепчет Эдгар, и Девантора хрипло и отрывисто смеется.
– Какая нахуй разница, где?
– Ты больной ублюдок, знаешь?
– И тебе это нравится, Эдди.
Эдгар откидывает голову. Ублюдок, черт возьми, действительно прав.