Work Text:
— Если выиграю я, то получу всё, что захочу, верно?
Стэнли сегодня смотрится чудно. В новых, отшитых Юдзурихой одеждах, которые облепляют сатиновый цвет тонкой кожи. По Стэнли не скажешь, что военный: обманчиво и обольстительно хрупкий, как цветок с лесов Амазонки, не тронутый ветрами или чужою рукой.
Оттого содрать хочется только сильнее. Раскрыть по лепестку, вкусить запретный плод сердцевины.
Стэнли выпускает сигарету из рук. Топчет где-то под ногами и отвечает взмахом длинных ресниц, под которыми растекается золото.
Их соглашение было подписано ещё два дня назад. Рюсуй считал часы и минуты, перекатывая вкус томления на языке вместе с именем. Стэнли теперь был в их команде. Был на их стороне.
Стэнли теперь был в их руках. В руках Рюсуя.
Когда-то об этом Рюсуй мог только мечтать. Вспоминать наглые, полные холодного презрения глаза, что теперь смотрели на него со спокойствием снежных вод. Не смиренно, но с необъяснимым принятием. И Рюсую хотелось верить, что с интересом.
— Всего один раунд, — голос Стэнли раскатывается хрипотою песков. Обжигающе-пылкий. Рюсуй ни раз касался себя, представляя, как этот голос шепчет его имя на ухо. Просит ещё и сладко стонет от наслаждения.
Он откладывает эти мысли — не время, — дёргая уголками губ в полуулыбке.
— Хорошо, — выдыхает с болезненным предвкушением в теле. Оно проходится по спине раскатом ветра мурашек.
Стэнли делает первое движение, заставая Рюсуя почти что врасплох. Они без пистолетов, как было обычно. В руках Стэнли сверкает нож из голубой стали и Рюсуй парирует со звоном удар в последний момент.
Воздух между тел нагревается порохом. Рюсуй улыбается хищным азартом.
Через полчаса он кашляет, встав на колено. Стэнли всё ещё стоит перед ним. Одежда разодрана по местам у обоих и Рюсую ощутимо проткнули плечо. Рана глубокая, рваная. И на боку останется точно синяк и пара порезов.
У Стэнли губа разодрана в кровь. Рюсуй заворожен, как фиолетовый наливается алым, когда он выдыхает слишком резко, держась из окончательных сил. Бедро пропитано кровью и лишь сила воли не позволяет Стэнли упасть.
Рюсуй впечатлённо, со страстью смеётся. Во рту металлический привкус крови мешается с грязью.
Таков вкус поединка, что ты проиграл.
— Чего ты хочешь? — он выдыхает, откинувшись спиною на дерево. Кровь будоражит адреналином по венам, пульсирует отдачей в виски. Рюсую хотелось бы повторить так ещё несколько раз, чтобы успокоить бушующий шторм, разыгранный волнами вожделения внутри, когда он рядом со Стэнли.
Тот даже не представляет, что делает с ним. Проводит языком по блядским губам в их крови, не замечая, как сужаются зрачки Рюсуя, словно у зверя.
— Не будешь доставать меня пару дней.
Слова разносятся звоном цепей. Смертельный приговор, что сковывает почти что физически. Хочется рассмеяться восхищённо-отчаянно, но Рюсуй мычит от давления в плече, хватаясь за то.
Стэнли умеет делать больно не только физически.
И прежде, чем отложить нож на законное место, принимая победу, Стэнли бросает последний взгляд на него, словно росчерком в углу письма, что написано.
— И тебя.
Рюсуй поднимает взгляд в небо. Апельсиновый диск скрывает их лесными тенями. Так сокровенно-интимно.
Он отвечает без сомнений, быстро и точно:
— Да будет так.
***
Рюсуй расстёгивает одежды — пуговица за другой. Стэнли раскрывается медленно, не дрожит, но натянут лианами. В кожу врастают цветы — Рюсуй жмёт пальцами, оставляя следы на тонкой, сатиновой коже.
Эта одежда ему идёт больше, чем предыдущая, что сделали в империи Ксено. Чёрный красит его блядский стан и волнует воображение фрагментами-мыслями о том, что будет под ними.
Рюсуй срывает последнюю ткань, словно обнажая полностью плод. Руки дрожат от предвкушения. Он касается губами голени, целует ямку позади и носом пробирается выше. Так дразняще и близко к внутренней части бедра.
Стэнли млеет и подставляется. Ещё когда-то Рюсуй о таком мог только мечтать. О том, чтобы вдыхать терпкий аромат с кожи, собирая языком дрожь.
Стэнли чувствителен. До крайности, почти безобразия. Солдат не должен быть таким. Он прошёл столько битв, пулей, ножей, даже Рюсуй царапал его кожу метками их тренировочных битв.
Но сейчас Стэнли отводит взгляд в сторону. Тонкие пальцы, сжимающие прежде курок, вцепляются хваткой в хну волос. Рюсуй мычит больше от удовольствия, чем от боли.
Осознание, что Стэнли такой только с ним — превыше и слаще всяких мечтаний. Рюсую чуждо так медлить: исцеловывать бедро, издевательски-неторопливо пробираясь меж ног. Но со Стэнли он не спешит — позволяет вдоволь насладиться наградой, что Стэнли подготовил себе же. В эту ночь Рюсую позволено всё.
Кто же знал, что победа может отдавать подобным приторным на языке, когда он припадает губами.
Стэнли всхлипывает. Тихий, умоляющий звук, который прежде, Рюсуй уверен, не слышал никто. От того пробирает узлами жара в желудке, щекочет до пузырьков и Рюсуй следует дальше. Проходится языком, задевает, дразня и едва ощутимо сжимает клитор губами.
Рука на волосах тянет его, стягивая сильнее. Она дрожит, как и всё тело, пока ладони Рюсуя обводят мимолётно-порхающе бёдра и царапают пальцами. Он впивается со всем желанием и страстью к влажной промежности, вылизывая Стэнли мучительно-голодно.
— Рюсуй… — голос Стэнли разрывает интим тишины.
Он перебивает себя надомленным стоном, выставляясь прямо так напоказ. Во всей непотребной красе.
Стэнли пытается сказать ещё что-то, но бесполезно. Рюсуй поднимает взгляд выше, встречаясь с литой позолотой зрачков — кошачьих и стянутых. Глаза Стэнли во влажном тумане, словно омытые от едва сдержанных слёз.
Рюсуй толкается языком глубже. Проникает, вкушая заветный плод, что лелеял так долго. И Стэнли стонет, прогибаясь в спине — кровать зазывно скрипит в так движений.
— Прости, — он отстраняется — пройтись носом по коже бедра. Шепчет, целуя и смотрит в залитые слезами глаза.
Они оба знают, что Рюсую не жаль.
Стэнли тяжело дышит. Задыхается в асфиксии жара, — выброшенный прекрасной картиной на берег. Бело-тонкое полотно кожи цветёт на щеках алым, пропитавшись слезами.
Сейчас Рюсуй единственный, кто сможет утолить его жажду. Наполнить, проникнуть языком в рот — и с головою в глубины, утопая во страсти.
Он гладит Стэнли по голени с учтивостью мастера прежде, чем закинуть на плечо ногу. Его пальцы способны на многое: под ними напряжено в мышцах тело — моделью для изучения. Рюсуй скользит ими по блядски соблазнительной талии.
— Можно? — уточняет он только раз.
Рюсуй точно пёс, что впивается красным янтарём взгляда в кожу. Изголодавшийся, волчий — тот не даёт Стэнли выбора.
Как будто он был способен сейчас отказать.
— Войди в меня.
Рюсуй с рычанием подчиняется телу. Стэнли вскидывает назад головой и стонет нехарактерно, до крика. Он тугой, горячий и влажный принимает Рюсуя до основания.
— Хороший мальчик, — Рюсуй собирает губами дрожь слёз на увековеченном лишь им теперь теле. Целует лицо и тычется носом в висок.
Он двигается зверем в весну. Голос Стэнли проникает под кожу — оседает мурашками восторга на затылке и пугающим карминовым блеском в глазах. Внутри Стэнли безумно и почти больно от того, насколько Рюсуй для него первый.
Слова — малая часть похвалы — заставляет тело сломаться под ним. Обнажившись до косточки сердца, которое теперь вдоволь открыто Рюсую. Тот ведёт губами от шеи и до груди, наращивая темп с каждым толчком.
— Хороший, — повторяет Рюсуй, как насмехаясь. Как проникая в саму плоть, душу Стэнли насквозь. И с блаженной ухмылкой ощущает, как сжимают его там, прямо внутри.
— Р…Рюсуй…
— Чшш, тише… — Стэнли целуют в уголок губ. — Я знаю, малыш.
Его хватают, позволяя обнять, прижаться и не отпускать, будто разомкни руки — Рюсуй тут же исчезнет.
Эти боль-удовольствие — эйфория для Стэнли. То, что впивается адреналиновым шиком прямо в виски и до мозга. Глаза закатываются, обрамлённые разводами слёз, а фиолетовый губ прокушен — снова — до алого.
— Ты получишь всё, — Рюсуй цепляет губами кожу на шее. Целует в основание, прокусывая до ощутимых следов. Стэнли близок лишь от такого. — А затем передумаешь насчёт тех пары дней.
Такой покорный, безмерно хороший мальчик и весь его.