Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

«Нам нужен этот дракон».

Так сказала Рейнира пару лет спустя после их свадьбы, когда стало понятно, что подрастающий Эймонд Таргариен действительно оказался способен совладать с сокрушительной мощью Вхагар. Так считал и сам Деймон.

Деймон углядел этот потенциал ещё тогда, той самой ночью в Дрифтмарке, стоило истекающему кровью мальчишке заявить, что глаз — достойная плата за дракона. Сильнейший и старейший дракон Вестероса стоил даже большего. А теперь, в стремительно углубляющемся расколе между Королевской Гаванью и Драконьим Камнем, и вовсе становился бесценным активом, в перспективе способным послужить существенным перевесом в политическом противостоянии. В случае войны — особенно.

Деймон понимал это не хуже своей возлюбленной леди-жены. И, разумеется, не хуже партии зелёных, которые держали Эймонда крепко, но не намертво: не понаслышке Деймон знал, что брешь можно пробить в любой обороне.

Он отправился в Королевскую Гавань один. Предлог был донельзя простым: Деймон летел передать их с женой поздравление в честь пополнения семейства — его племянница Хелена несколькими месяцами ранее как раз освободилась от бремени. Был и иной повод, куда менее значимый для двора, но не для их намеченного плана — восемнадцатые именины принца Эймонда. В отличие от своего старшего брата и его отпрысков мужского пола, рождение самого Эймонда никогда не становилось поводом для турниров, празднеств или хотя бы небольших пирушек. Деймон был уверен — спроси кто мальчишку Таргариена об отсутствии внимания к своей персоне, тот бы горячей бравадой утверждал, что ничего подобного ему и не требуется. И это безусловно было бы наглой ложью, ведь Эймонд, несмотря на роль второго сына, оставался Таргариеном, а Деймон знал — любой Таргариен нуждается во внимании не меньше, чем в пламени и крови.

По прилёте ни у кого ожидаемо не хватило наглости поинтересоваться истинными причинами визита Порочного принца: королева Алисента во время приветствия лишь поджимала свои аккуратные губки, в то время как Отто Хайтауэр кисло предложил устроить «скоромный» приветственный ужин. Деймон расплылся в кривоватой улыбке — сбивать с толку врагов он умел и любил — и насмешливо спросил о пире в честь именин принца Эймонда, на которые почему-то ни он сам, ни его жена не оказались приглашены. Насладившись замешательством Хайтауэров ещё с какое-то время — разговор вышел бестолковым, но достаточно напряжённым даже для тех встречающих, кто в нём не участвовал и просто молча стоял в стороне — Деймон отказался от приветственной трапезы и распорядился подать ужин в покои.

Королева лично вызвалась сопроводить его до комнат. Дорога в крыло королевской семьи была Деймону прекрасно известна, но отказывать он не стал. Все скромные попытки выяснить цель его истинного прилёта он умело обходил и, кажется, даже сумел замаскировать свои истинные намерения озабоченностью состоянием брата. Об имениннике он больше не упоминал. Впрочем, где его искать, Деймон и без того прекрасно разумел — он подготовился. Вызнал заранее обо всех ежедневных перемещениях, занятиях и привычках племянника: подкупить пару слуг, оруженосца и одного королевского гвардейца оказалось даже легче, чем предполагалось. Так что, неплотно отужинав, Деймон наощупь толкнул прикрытую гобеленом часть стены и двинулся по тайному ходу.

Из купленной информации он знал — племянник предпочитал коротать вечера тремя способами: в своих покоях за книгой, в богороще с мечом или в Драконьем Логове с Вхагар. Совсем редко принц наведывался ночами в «Дом поцелуев» на Шёлковой улице, но бордель Деймон в силу статистики решил проверять в последнюю очередь. Покои Эймонда были пусты — Деймон понял это ещё по пути в твердыню Мейгора по отсутствию света, когда мельком поднимал глаза к окнам комнат второго принца. Драконье логово имело смысл проверять во вторую очередь, но что-то подсказывало — племянника не было и там. Так что Деймон вышел на Путь Предателя — узкий, всегда пустующий в ночной час двор, из которого можно было проникнуть в богорощу обходным путём.

Чутьё не подвело, и среди шуршания листвы Деймон действительно заслышал свист рассекающей воздух стали. Хмыкнув, он бесшумно обнажил клинок и двинулся на звук. Тот ожидаемо вывел на небольшую поляну с чардревом по центру. Эймонд обнаружился на другой стороне. Он стоял к древу спиной, весьма эффектно сражаясь с кем-то в своём воображении.

Понаблюдав за самозабвенно рубящим воздух племянником ещё с пару секунд, Деймон присвистнул. От цепкого взгляда не укрылось, как дрогнули руки Эймонда, когда тот резко развернулся в его сторону. Впрочем, замешательство оказалось мгновенным, и изумлённо расширившейся глаз опасно сузился.

— Хорошо двигаешься, — отметил Деймон без доли лукавства, приподняв руки в мирном жесте. — Но реальный противник лучше незримого, — он поиграл клинком и изогнул рот в полуулыбке.

Поза племянника осталась такой же напряжённой, когда тот сквозь зубы процедил:

— Меня всё устраивает.

— Я не настаиваю, — усмехнулся Деймон и под тяжёлым взглядом одним плавным движением отправил меч в ножны.

Эймонд в ответ глухо хмыкнул, но своего меча не убрал. Соблазн отпустить едкий комментарий в адрес дерзости на грани глупости был весьма силён — Деймон ведь мог без особых усилий придушить зелёного юнца, будь у того хоть по клинку в каждой руке, если бы захотел. Но всадника Вхагар он пока хотел видеть живым.

— Полно, племянник, в самообороне нет нужды, — вместо этого протянул он. — Я пришёл сюда не за этим.

— За чем тогда, дядя? — выплюнул Эймонд с таким видом, будто собирался испепелить того взглядом.

От короткой усмешки всё же не удалось удержаться — пожалуй, будь у племянника способность убивать словами, Деймон давно бы уже метался по земле в предсмертной агонии. Благо молодой дракон был способен лишь метать искры единственным глазом.

— Поздравить тебя, что ж ещё, — развёл руками Деймон так, будто это было само собой разумеющимся. Будто он прилетает с поздравлениями ежегодно. — Не каждый день исполняется восемнадцать.

Лицо Эймонда забавно вытянулось. Впрочем, ему почти сразу удалось вернуть привычную маску надменного хладнокровия.

— Я не нуждаюсь в поздравлениях.

— Может, сперва взглянешь на подарок? — изогнул бровь Деймон.

Прежде чем именинник успел высказать что-то в своей обычной манере, Деймон отстегнул от пояса кинжал и протянул на раскрытой ладони. Эймонд выгнул бровь в ответ, случайно или нарочно копируя его жест. Держащая меч наготове рука опустилась, но клинок так и не вошёл в ножны. По всей позе племянника было понятно — тот колебался. В итоге любопытство пересилило, и Эймонд сделал несколько осторожных шагов навстречу, переводя неуверенный взгляд с подарка на лицо Деймона и обратно.

— Кинжалов у меня в достатке, — выдал наконец свой вердикт Эймонд и посмотрел ему в глаза твёрже.

Деймон сардонически хмыкнул: стал бы он лететь в стан врага, чтобы одарить всадника Вхагар обычной сталью. За незамысловатыми кожаными ножнами скрывался куда более ценный металл.

— Давай же, взгляни, — терпеливо повторил Деймон и, перехватив кинжал за скрытое дублёной кожей лезвие, протянул рукоятью вперёд. — Отказать всегда успеешь.

Помедлив ещё с мгновение, Эймонд одним порывистым жестом извлёк кинжал из ножен левой рукой. Правой тот продолжал держать свой меч.

Какое-то время стояло напряжённое молчание: Эймонд смотрел на поблёскивающее с сумраке лезвие так, будто то должно было вот-вот обратиться ядовитой змеёй и впиться ему в запястье. Затем единственный глаз изумлённо расширился, а тишину округи огласил тихий вздох.

— Это же…

— Валирийсквя сталь, — кивнул Деймон, донельзя довольный произведённой реакцией.

— Но это…

— Клинок, достойный воина, — продолжил Деймон, с плохо скрываемым удовлетворением прослеживая тот калейдоскоп эмоций, что проносились сейчас на лице напротив. — И истинного Таргариена

— С чего вдруг такая щедрость?

Вопрос был резонным, а тон — лишённым и доли прежней язвительности, так что Деймон ответил честно:

— Мне хотелось тебе угодить.

— Зачем?

— Разве дядя не может порадовать племянника на его именины без веской причины? — поддразнил ответным вопросом Деймон: правды пока было достаточно.

Эймонд хмыкнул, поигрывая кинжалом. Ещё бы племянник не знал о том, что ничего в их семействе не делается просто так.

— Тебе по нраву мой дар? — перевёл тему Деймон, уже зная ответ.

Довольство подарком было видно невооружённым глазом: если Эймонд и пытался скрыть испытываемую радость от обладания пятнадцати дюймовым клинком валирийский стали, то выходило у него весьма скверно. Ещё бы. Деймон чувствовал себя точно так же, когда впервые взял в руки Тёмную Сестру. Ему тогда исполнилось пятнадцать, и глаза наверняка светились даже бо́льшим экстазом.

— Да, — произнёс Эймонд тихо и сухо, а затем вдруг протянул кинжал обратно. — Но я не приму.

Деймон хищно сощурился, глядя на изящную гравировку, вьюшуюся по клинку драконьим изгибом.

— Почему?

— Kesan daor mazōregon iā irudy hen iā qrinuntys (1), — ощерился Эймонд. Пальцы его, однако, лишь сжали резную рукоять плотнее.

— Qrinuntys (2)? — хохотнул Деймон. — Так вот, чему тебя учат мать с дедом, да? Видеть в семье врагов?

— Я вижу реальность.

— Реальность, — Деймон едва удержался от того, чтобы одарить мальчишку презрительной улыбкой. — Что есть твоя реальность, как не затхлая серость? Оглянись вокруг, — показательно широким жестом он обвёл мрачные заросли богорощи. — У тебя праздник, и что ты? Торчишь здесь впотьмах, один. Где пиры и турниры, хотя бы застолье, м-м?

Эймонд в ответ скривился так, будто ему только что предложили отпраздновать именины на четвёртом ярусе темниц Мейгора, в пыточной.

— Не учили тебя никакой реальности, — фыркнул на его гримасу Деймон. — Тебя учили быть тенью брата.

— Не нужны мне ни пиры, ни турниры, — змеем прошипел Эймонд, грозно сверкая единственным глазом. — Да будет тебе известно, что я сам отказался от пышного празднества!

Деймон сделал глубокий вдох: как раз-таки в последнее он охотно верил.

— Понимаю. Тебе нужно признание, — протянул он с полуулыбкой, зная, что бьёт точно в цель.

Молчание послужило негласным подтверждением.

— Хорошо. Поднимай меч, — под испытующим взглядом именинника Деймон со свистом извлёк из ножен свой. — Покажи, чему тебя научил дорнийский выскочка. Заслужи признание делом, давай.

Подаренный кинжал с глухим лязгом полетел на траву. Эймонд накинулся на него с такой свирепой яростью, что на мгновение даже стало тревожно. После первого же удара валирийский стали о закалённую мгновенное замешательство сменилась азартом схватки, и Деймон перешёл в наступление. Племянник оказался на редкость достойным фехтовальщиком: умным и ловким, сильным, умелым не по годам. Впрочем, отсутствие реального опыта дало о себе знать, когда Деймону удалось обманным манёвром уйти вправо и, сделав вид, что минует удар, провести ладонью по сухой земле.

Эймонд явно не ожидал броска пригоршни грязи и мелких каменьев себе в лицо. Временно лишённый зрения, он взвыл и замахал мечом вслепую, отчаянно потирая единственный глаз и цедя все ругательства из своего арсенала. Парировать подсечку он, однако, не смог. Равно как и уклониться от приставленного к горлу острия.

— Что за гнусная подлость, — прорычал Эймондя, злобно смотря снизу-вверх. Его глаз покраснел и слезился.

— Реальный противник не станет уклоняться и бить так, как учат на тренировочной площадке, — спрятав меч в ножны, Деймон протянул племяннику раскрытую ладонь. — Он будет использовать пространство в свою пользу.

Эймонд оглянулся по сторонам, с недобрым прищуром принял его руку и, поднявшись, выпалил:

— Ещё раз.

Деймон не удержался от громкой усмешки: вот уж действительно драконий норов.

— Нет.

— Я требую реванша, — не терпящим возражений тоном произнёс Эймонд и аж подался вперёд.

На губах неволей заиграла шальная полуулыбка.

— Ты не можешь ничего у меня требовать, — певуче протянул Деймон.

«И научись принимать поражения с достоинством», — хотел было добавить он, но язык отчего-то не повернулся поучать племянника тому, что самому давалось с трудом. Так что Деймон лишь медленно выдохнул и улыбнулся шире, ожидая реакции. Та не заставила себя долго ждать:

— Тогда я прошу, — едва ли не прорычал Эймонд ему в лицо после минутного колебания.

Не усмехнуться снова было непросто: казалось, ещё чуть-чуть, и от светлой макушки принца пойдёт пар, настолько тот пышал гневом.

— Нет, — повторил Деймон так же спокойно и скрестил руки на груди.

Эймонд едва ли не запыхтел от досады.

— Почему? — сумел-таки выдавить он более-менее ровным голосом.

— Потому что ты проиграешь, — озвучил очевидное Деймон: с таким яростным запалом о необходимом для победы холодном расчёте не могло идти и речи, так что одержать верх племянник сумел бы лишь чудом. А играть в поддавки Деймон не собирался. — Какой интерес мне вступать в схватку, зная исход?

Единственный глаз опасно сузился, а тонкие губы тронул хищный оскал. Деймон даже готов был поклясться, что услышать шипение — едва уловимое, утробное, чем-то схожее с рокотом старушки Вхагар. Быть может, на кого-то другого вид гневающегося племянника и произвёл бы должный эффект, но Деймон лишь качнул головой.

— Я дам тебе реванш, когда остынешь. Скажем, завтра?

От внимательного взгляда не ускользнуло заинтересованная искорка, промелькнувшая в чужом. Впрочем, Эймонд сохранил то же выражение злостной презрительности на лице и, подбоченившись, поинтересовался:

— А ты разве не улетаешь, дядя?

— А ты меня уже гонишь, племянник? — фыркнув, передразнил Деймон.

— Мне дела нет до твоих передвижений, — выплюнул Эймонд, скосив взгляд себе под ноги.

Едкие комментарии навроде: «Ну ещё бы», — так и закрутились на языке, но Деймон без особых усилий смолчал. Обойдя вновь принявшего фехтовальную стойку Эймонда по большому кругу, он поднял с жухлой листвы отброшенный валирийский клинок. Внутри колыхнулось нечто тёмное, постылое, но Деймон пересилил себя и вновь потянул отвергнутый раз подарок племяннику.

— Оставь кинжал себе, — произнёс он бесстрастно и тихо. — Продай, выкинь, отдай брату или деду — поступай, как сочтёшь нужным. Хоть похорони здесь, под чардревом. Ты достойный соперник. Не оскорбляй меня отказом.

Деймон не обманывал, даже не кривил душой, нет. Достигший восемнадцатилетия мальчишка, несмотря на всю свою заносчивую вспыльчивость, являлся на редкость талантливым фехтовальщиком. Не в пример его приёмным детям и, вне всяких сомнений, своему старшему братцу. Сам по себе Эймонд нравился ему не больше, чем кто-либо другой из зелёных отпрысков, и скажи кто лет пять назад, что он будет одаривать этого племянника валирийский клинком, добытым кровью и пламенем, Деймон убил бы провидца на месте. Но вот он, Деймон Таргариен, некогда Король Ступеней и Узкого моря, поныне полноправный наследник Железного Трона, стоит перед спесивым мальчишкой и повторно предлагает ему свой дар. Оставалось надеяться, что усилия оправдаются.

— Я принимаю твой подарок, — раздалось после затянувшейся паузы, и кинжал заскользил из ладони, подхваченный бледными пальцами.

— Пускай он сослужит тебе славную службу.

Деймон склонил голову набок, наблюдая, как Эймонд пристёгивает новый клинок к поясу с противоположной стороны от меча. Предлагать повесить кинжал справа, рядом с основным оружием — так поступил бы он сам — Деймон не стал: в конце концов, именинник уже стал взрослым мужем, и мог сам разобраться, какая сталь больше под стать его ведущей руке.

— Знаешь, твой Коль был неплох, — подвёл итог Деймон, рассматривая руки племянника. Несмотря на присущее многим Таргариена природное изящество и коротко остриженные ногти, пальцы были загрубевшими, мозолистыми от постоянных тренировок с мечом и борьбой с драконьей упряжью. — Когда-то, — добавил он, наблюдая, как руки Эймонда напрягаются. — Но сейчас он лишь забывшая битву дорнийская собака. Может, примешь совет от бывалого воина? — поймав взгляд ещё слегка влажного глаза, предложил он.

Эймонд в ответ ядовито хмыкнул:

— А я думал, это Коль победил тебя на турнире двадцать лет назад.

Древнюю истину: «Кто старое помянет, тому глаз вон», — ещё никогда не хотелось претворить в жизнь так нестерпимо, но Деймон лишь пожал плечами:

— Ты прав. Победил. И в скольких битвах он участвовал после, м-м?

Вопреки ожиданиям, Эймонд не стал зубоскалить или отыгрываться на прошлом поражении и молча дёрнул плечом, как бы говоря: «Ну, давай свой совет».

— Ярость застилает твой взор. Это не беда — я страдал тем же в твоём возрасте, — соврал Деймон, не поведя и бровью: такая проблема и впрямь была ему свойственна, но он нашёл подходящий способ выплеснуть излишнюю страсть ещё в четырнадцать, когда начал шляться с братом по борделям. Продолжил он, впрочем, абсолютно искренне: — Найди свой способ дать ей выход. А ещё, — Деймон позволил себе откровенную улыбку, — ты открываешься справа.

Эймонд хмыкнул снова — на этот раз скорее растерянно — и приподнял бровь, как если бы не поверил.

— Когда начинаешь паниковать, — добавил Деймон: стойка племянника действительно была идеальной до того момента, пока тот не оказался временно лишён зрения.

— Посмотрел бы я на тебя с грязью в глазах, — буркнул Эймонд, сверля его злым взглядом.

— Может, ещё доведётся, — хохотнул Деймон. Обойдя племянника снова, на этот раз — с другой стороны, он остановился у дорожки, ведущей в главному выходу. — Что же, засим я откланюсь. Мрак богорощи мне не по душе даже в компании именинника, — развернувшись спиной, он совершил несколько неспешных, равных шагов по направлению к тропе: удара в спину Деймон не боялся. — Развлекайся, руби воздух всласть, коли таково твоё желание, — он повёл рукой в воздухе, медленно ступая прочь. — Но, если захочешь, мы всегда можем отпраздновать иначе.

Какое-то время позади стояла удушливая тишина, и отдаляющийся от чардрева Деймон уже было решил, что следующая часть его удачной импровизации откладывается на завтра, как издалека раздалось заинтересованное:

— И как же?

Деймон улыбнулся почти ласково, разворачиваясь на пятках. Племянник был у него на крючке.

— Идём.

Chapter Text

Удивительно, но Эймонд не задавал вопросов ни по дороге из богорощи, ни по пути за крепостные стены в город. Он молча ступал следом, показательно спокойный, но на деле натянутый, как дорнийская тетива. Даже не возразил, когда Деймон протянул ему запасной плащ и велел прикрыть волосы. Он подал голос, лишь когда впереди замаячили разноцветные фонари, и цель их пути стала слишком очевидной.

— Эйгон уже приводил меня сюда пить и трахаться. На мои пятнадцатые именины, — произнёс Эймонд с показательным безразличием. — И здесь я быть не желаю.

Ухмыльнувшись, Деймон обернулся к племяннику лицом, продолжая бодро шагать спиной вперёд — дорогу до «Шёпота порока» он знал и вслепую.

— Сюда тебя Эйгон не водил, уже поверь.

— Разве? — хмыкнул Эймонд, поведя руками в стороны. — Здесь девки и выпивка. Другой бордель ничего не изменит.

— Я действительно предложу тебе выпить. Какой праздник без арборского золотого? — хохотнул Деймон. — И выбрать шлюху, если сам захочешь, — добавил он, подмигнув. — Но я позвал тебя не за этим.

— Нет? — протянул Эймонд, явно чем-то забавляясь. — И что ж ты собираешься показывать мне на Шёлковой улице, кроме вина и шлюх?

— Реальность, — произнёс Деймон, развернувшись.

Остаток пути они провели в привычном молчании. «Шёпота порока» венчал окончание улицы элегантным, но не броским строением. У плотно закрытых дубовых дверей не было ни шлюх, ни цветастых огней, зато стояло двое мужчин, одного из которых — престарелого браавосийца с бородой — Деймон сразу узнал. Тот, по всей видимости, помнил лицо Порочного принца ничуть не хуже, так что без единого вопроса раскрыл перед ним двери.

Убранство встречающей посетителей залы разительно отличалось от неприметного вида снаружи. Всё здесь было украшено изящной, но устойчивой — Деймон проверял самостоятельно и не раз — резной мебелью из ореха и бука. Сидения усыпали узорно расшитые подушки различных форм и размеров. Свет был приглушён колпаками тёмно-бордового стекла, что придавало атмосфере интимной таинственности. Здесь не пахло ни сексом, ни потом, ни вином — тонкий аромат благовоний и свежести был едва ощутим, сопровождая входящих ненавязчивым шлейфом. Зал уже не был полон — многие ушли с выбранными куртизанками, но кто-то развлекался и здесь: пил вино, наслаждался танцем, предавался страсти. К ним сразу приблизилась высокая женщина средних лет. Деймон знал — мадам этого дома выглядела гораздо моложе своего возраста: она практически не изменилась с тех пор, как он пришёл сюда впервые двадцать лет назад. Деймон скинул капюшон, нисколько не опасаясь разоблачения. Он бы вовсе пошёл без плаща, не будь город наводнён лизоблюдами зелёных, или не будь с ним спутника — рисковать такой ценной фигурой, как всадник Вхагар, было бы неразумно.

Мадам улыбнулась в своей элегантной, любезной манере. Нужды в представлении не было — она знала, кто перед ней, ещё до того, как Деймон открыл волосы.

— Отведи нас с племянником в малую залу, — велел он негромко. — И позаботься обо всём.

— Мои принцы, — низко прошелестела она, жестом приглашая следовать за собой.

Эймонд странно дёрнулся, как если бы получил пощёчину или вдруг захотел сбежать.

— Ты что вытворяешь? — зашипел он под боком не хуже пентошийской гадюки и натянул капюшон плотнее на лицо.

Вместо того, чтобы последовать за хозяйкой, Деймон шагнул к племяннику и, не колеблясь, уложил ладонь тому на плечо:

— Полно.

Внезапно не встретив сопротивления — «Не уж то столь оторопел, что оставил часть яда снаружи?» — Деймон решил уместным сжать пальцы чуть плотнее.

— Нас узнали, едва мы вошли, — продолжил он. — Причин для тревоги нет — о нашем присутствии никто не узнает. Не от здешних работников.

Эймонд будто отмер. Скинул с себя его руку с таким выражением, словно та представляла собой самое скверное скопище гнойных язв и проказ.

— С чего ты вообще…

Ответная едкость заколола язык. Но Деймон перебил вовсе не ей:

— Мы уйдём, если захочешь, — пообещал он почти нежно, понизив голос: именно этим тоном он говорил с Рейнирой в те редкие моменты, когда она переживала. — Но сперва давай осмотримся? Не зря же мы проделали весь этот путь.

Дождавшись быстрого кивка, он легонько хлопнул племянника по плечу, и двинулся к ожидающей мадам: такое согласие его вполне устраивало.

Малая зала вовсе не была малой, и напоминала скорее богатые покои леди или лорда с Востока, чем одну из комнат публичного дома: всё было украшено драпировками, у стен стояли заваленные подушками низкие тахты. Привычного для борделя ложа здесь не наблюдалось. Вместо него центральную часть комнаты занимала широченная софа, на которой без особого труда сумело бы вместиться пять крупных мужчин. С потолка и стен свисали заморские светильники причудливых форм и размеров, а по укрытому коврами полу были расставлены приземистые палисандровые столики. Если Эймонд и был удивлён нехарактерным для заведений Шёлковой улицы убранством, то вида не подал: лишь замер на месте и недовольно хмыкнул, заприметив в окутанном полупрозрачной шторой углу несущую поднос девицу. Деймон решил не обращать на очередное проявление недовольства внимания: лёгкой походкой прошествовал к центру залы и, по пути расстегнув пару верхних застёжек камзола, с ногами завалился на софу.

Эймонд перевёл на него колкий растерянный взгляд. Звать его к себе Деймон не собирался — у Эймонда должна была оставаться возможность осмотреться самостоятельно — но до того неприметно стоящая в дверях мадам имела неосторожность сделать по направлению к нему слишком широкий шаг. Эймонд крупно вздрогнул всем телом и отшатнулся, стоило ей протянуть руку со словами: «Мой принц», на устах. Интересно, все женщины внушали юнцу такое волнение? Или исключительно шлюхи?

— Тише, племянник, тише, — протянул Деймон, вставая с места. — Она не хотела ничего дурного, только пригласить тебя сесть и расслабиться, правда? — он улыбнулся обеспокоенной женщине краем рта.

Та склонила голову в ответ. Эймонд, наоборот, напрягся сильнее.

— Пригласи к нам тирошийку и рыжую Лест, — велел он, опускаясь обратно. — А ты, — Деймон постарался обратиться к племяннику без зачинающегося раздражения в голосе, — садись.

Эймонд подошёл не сразу. Сперва обошёл залу справа, будто заранее проверяя помещение на наличие скрытых опасностей с незрячей стороны. Что-то почуяв, задержался у плотной занавеси, за которой — Деймон знал — скрывались ведущие на крытую трассу резные створки. И едва уловимо покраснел, заслышав дошедший до них громкий мужской стон. Окрасивший скулы румянец показался внезапно симпатичным дополнением к резко очерченному, угловатому лицу. Стоило только ему увереннее двинуться по направлению к софе, как центральные двери приоткрылись, являя взгляду ладных девиц. Было осмелевший, Эймонд явственно заволновался вновь: смятённые чувства оказалось вовсе не сложно считывать по напрягшимся рукам и залому светлой брови.

На низкий столик у софы опустили серебряный поднос с вином и сезонными фруктами. Одна из шлюх — тирошийская красавица с длинными волосами, по-валирийски светлыми с золотистым отливом, несмотря на восточное происхождение — наклонилась низко-низко, демонстрируя приятную глазу тяжесть грудей, и протянула наполненный кубок. Деймон радушно принял вино и жестом велел ей отстраниться, наблюдая за именинником. Тот от вина отказался и, обойдя рыжеволосую девицу по большому кругу, рухнул рядом.

— Выпей, — протянул ему свой кубок Деймон. — Ничуть не хуже, чем на королевском пиру, уж поверь.

Эймонд странно покосился на содержимое, словно в попытке обнаружить некий скрытый изъян в ровной янтарной глади.

— Я воздержусь.

— Думаешь, я вздумал тебя травить? — вскинул бровь Деймон.

Молчание послужило достаточным подтверждением. Закатив глаза, он сделал щедрый глоток, прежде чем предложить кубок снова:

— Видишь? Нет яда. Если же тебе не любо вино, велим подать ежевичного сока, — весьма кстати припомнил Деймон излюбленный напиток всех без исключения отпрысков Визериса.

Кубок выхватили из его пальцев настолько стремительно, что на мгновение даже стало волнительно — глядеть, как племянник в новом приступе ярости отряхивается от разлитого вина было бы в равной степени потешно и досадно. Но Эймонд не расплескал ни капли: приложился к резному ободку со всей страстью и совершил несколько рваных глотков. Усмехнувшись, Деймон потянулся за полным графином, намереваясь ухаживать за племянником самостоятельно.

Куртизанки тем временем понятливо отступили ближе ко входу и принялись плавно двигаться в такт заигравшей музыке. Она текла лёгкой мелодией — ненавязчивой, воздушной, но по-своему элегантной — казалось бы, из ниоткуда, но Деймон знал: за одной из прикрытой драпировками резных стен скрывались музыканты, каждый из которых был так же продажен, как и всё в этом месте.

— Что за странный бордель, — выдохнул Эймонд, сжимая кубок в пальцах до побеления. Глаз его вертелся в глазнице из стороны в сторону, точно пытаясь охватить взглядом всю залу в одночасье.

— Я слышал, куда водил тебя Эйгон, — произнёс Деймон негромко. На самом деле он не просто слышал, он знал: первые похождения самого Эймонда были неотрывно связаны с похождениями старшего брата. И вкусовые предпочтения брата наложили явственный отпечаток на места, которые Эймонд выбирал для собственных нужд. — Не бордели. Притоны, смрадные блудилища. Вряд ли ему вообще есть дело до того, куда пихать свой член.

Эймонд отхлебнул и хмыкнул в ответ, но не так, как обычно. Деймон уловил в этом глухом звуке смесь мрачной усмешки и… однозначного согласия. «Недурно для начала», — решил он и плеснул в опустевший бокал.

Какое-то время они пили в молчании. Деймон старался наблюдать за племянником не слишком откровенно. Не то, чтобы он опасался реакции на откровенной интерес. Скорее не желал лишний раз нарушать и без того хрупкий душевный покой напряжённо цедящего вино именинника. Вскоре взгляд Эймонда с осторожностью перекочевал с расшитых штор к танцующим девицам. Внимание его большей частью было обращено к беловолосой тирошийке. Деймон даже не был особо удивлён — сам он тоже всевозможным оттенкам волос предпочитал родной валирийский, равно как и многие Таргариены.

— Глянь на ту, рыжую, — подсев ближе, Деймон махнул в сторону танцовщиц. — Она собирает информацию для твоего деда.

Наблюдать за тем, как по-валирийскому лиловый глаз племянника опасливо округляется, было приятно. Вряд ли Эймонда волновало раскрытие того факта, что он посетил бордель — по сравнению с похождениями своего старшего брата этот визит покажется сущим пустяком. Куда больше его наверняка беспокоила неподходящая компания.

— О нашем визите она будет молчать, — заверил Деймон, тронув чужое плечо. Ни протестов, ни возмущений не последовало, так что он решил позволить себе небольшую вольность: пробежался пальцами до предплечья и сжал. — Ведь она собирает информацию ещё и для меня.

— Вот как, — бросил Эймон бесстрастно.

Пожалуй, его облегчение могло остаться незамеченным, если бы не не расслабившаяся под прикосновением рука.

Вино не лилось рекой, как это бывало во времена юности Деймона, но вскоре на замену первого кувшина принесли второй. Он опустел чуть быстрее. После им вынесли широкое блюдо с мясом, сырами, хлебом и сезонными ягодами. От угощений Эймонд не отказался, более того, набросился на вяленую оленину с драконьим аппетитом. Им тогда предложили вынести других яств, солиднее лёгких закусок, но одного взгляда племянника оказалось достаточно, чтобы прислуживающая им пышно одетая шлюха высоко пискнула и поспешила к дверям, шурша юбками. Деймон расхохотался, наблюдая за стремительным отступлением.

— Вот так так, — протянул он со смехом, хлопнув себя по колену. — Глаз у тебя лишь один, но сеет такой ужас, что самые прожжённые шлюхи пускаются в бегство. Страшусь представить, что сталось бы с девкой, будь на месте оба.

— Этого мы уже не узнаем, — отозвался Эймонд без особой язвительности и совершил изрядный глоток, — стараниями твоего пасынка, — добавил он уже более едко.

— Люк был ребёнком.

— Я тоже был ребёнком! — воскликнул Эймонд, грохнув кубком по резному столику.

Музыка стала чуть тише, и движения танцующих куртизанок замедлились. Деймон устало вздохнул — эта семейная дрязга за долгие годы успела порядком наскучить — и махнул им рукой, побуждая не обращать на всплеск ярости внимания.

— Нет, не был, — возразил Деймон спокойно.

Лицо Эймонда сделалось суровым, а на скулах заиграли желваки.

— Мне было десять.

— Ты перестал быть ребёнком в тот самый момент, когда принял решение оседлать Вхагар.

Эймонд уже раскрыл было рот, чтобы возразить, но осёкся в последний момент. Глубокомысленно хмыкнув, он приложился к кубку. Больше Эймонд почти не язвил. Он не стал возражать, когда Деймон с наступлением часа призраков предложил выпить вместе за его успех и здоровье с наступлением восемнадцатилетия. Вполне благодушно принял вынесенные той самой, запуганной девицей ягодные пирожные. И даже начал с долей интереса заглядываться на то и дело крутящихся вокруг женщин.

Музыка становилась раскованнее и звучнее, движения куртизанок — откровеннее. Их танец давно перестал быть «танцем» как таковым, но стал элементом прелюдии: руки скользили по аппетитным изгибам, ныряли под лёгкую ткань, не оставляя простора воображению и места сомнениям в намерениях. Несмотря на то, что на самом деле изяществу и грации подобных заведений Деймон зачастую предпочитал бесхитростные притоны с банальным, но ёмким набором услуг навроде «выпить-потрахаться», этим действом он наслаждался. Редкому эстетическому удовольствию не мешало даже малоприятное общество племянника и непростая задача, нависшая над их с Рейнирой семейством мощью старейшего дракона.

Всё шло своим чередом, пока залу не огласил новый пронзительный стон, прозвучавший громче музыки. Деймон не обратил бы внимания — они находились в борделе, и подобные звуки здесь были в порядке вещей — но Эймонд под боком весь как-то напрягся и опять стиснул кубок во всей мочи.

— Это лорд Коклейн, — будничным тоном пояснил Деймон.

Эймонд резко повернулся к нему всем корпусом.

— Тот толстяк, что вьётся возле твоей матери и ратует за Семерых, он самый, — сообщил Деймон с полуулыбкой. — Святость веры в делах мирских и государственных, как же. Кто бы подумал, что этот может стенать так горячечно, м-м? — на немой вопрос в глазах племянника он добавил: — Он платит золотом, чтобы грудастая девица хлестала его плетью.

— Откуда тебе известно?

Деймон изогнул брови, не сочтя нужным отвечать — Эймонду наверняка было ясно и так, что он прознал от шлюх.

— Он работает на меня, — зачем-то пояснил-таки Деймон. — Ему пришлось, чтобы маленький «грешок» не оказался оглашён во всеуслышание. Докладывает в основном.

Эймонд сидел ни жив, ни мёртв, и слушал его так внимательно, будто Деймон тут вещал о неких глубоких истинах, а не о безмозглом прелюбодее, даром что лорде.

— Забавно, согласись, — продолжил Деймон, подливая себе вина. — Лорд обошёлся мне в пару оленей (1), которые я плачу той, рыжей, — он указал в сторону опустившихся на тахту куртизанок, которые продолжали ласкать друг друга уже в горизонтальном положении. — Это, пожалуй, даже меньше, чем он платит своей шлюхе с плёткой.

Наконец Эймонд отмер и, зло усмехнувшись, поинтересовался:

— Зачем же так подставляться, дядя? Думаешь, я смолчу о твоём соглядатае?

— Говори, кому хочешь, — махнул рукой Деймон. — Толку с него — что с дракона пламень тушить. А расскажешь о девке — сам себя дурнем и выставишь.

Хмыкнув, Эймонд отвернулся. Новый стон сорвался на приглушённый стенами вопль, и Деймон буквально физически ощутил, как племянник робеет вновь. Он не особо задумался, прежде чем спросить:

— Тебе по нраву?

— Что? — Эймонд, кажется, не понял искренне.

— Слушать его, — взглядом Деймон указал на стену, из-за которой раздался звук. — У некоторых встаёт на крики.

Эймонд сперва слегка покраснел, затем весь насупился и, отвернувшись, процедил:

— У меня на крики не встаёт.

— Резонно. На его вой у меня бы тоже не встал, — сообщил Деймон доверительно и повернулся к уже совсем откровенно ласкающимся друг к другу куртизанкам.

Те сразу замерли, поднялись как ни в чём не бывало и отреагировали лёгким поклоном.

— Вели лорду быть тише, — велел он, обращаясь к тирошийке, — не то за плеть возьмусь я.

Обе вновь кивнули, и беловласая скрылась из залы. Едва Деймон хотел обратиться ко второй, побуждая продолжать, как его оглушил новый грохот — Эймонд свирепо саданул кулаком по столу.

— Изволишь слушать лорда и дальше? — поинтересовался Деймон с усмешкой и потянулся к блюду с фруктами.

— Зачем? — почти прорычал именинник.

Деймон повертел в пальцах спелый персик и, потерев налитый бок о дублет, надкусил. Сладкий сок едва не потёк по подбородку, но он вовремя поймал каплю языком.

— Что зачем? — спросил он, проглотив сочную мякоть.

Персик оказался на редкость хорош.

— Да всё! Демонстрируешь мне своих шлюх, вешаешь о прихвостнях. Зачем? — зашипел Эймонд, распаляясь. — Чтобы показать свою власть? Поучать? Так вот знай, мне до твоих нравоучений дела нет, и вообще…

Деймон слушал вполуха. Посыл он понял и с первым вопросом, а переспросил лишь затем, чтобы спокойно доесть, не встревая в тот пылкий монолог, с которым племянник прекрасно справлялся и самостоятельно. Разделавшись с фруктом, он отбросил косточку на блюдо и перебил:

— Я хотел показать, что бордель — не то место, где можно только упиваться вином и страстью. Как и любое другое в этой столице. Показать, что во всём есть скрытое дно, которое тебе, — Деймон ткнул пальцем племяннику в грудь, ничуть не боясь дикой реакции, — дан талант углядеть. В отличие от того же Эйгона — этот для нас давно уж потерян.

Эймонд совершил пару тяжёлых, шумных вздохов, но не перебил.

— Ещё я хотел показать тебе цену верности, — продолжил Деймон негромко, но отчётливо. — Её цена, — он широким жестом обвёл залу, остановив свою длань точно напротив слегка растерянной куртизанки, — серебро. Золото — если игра того стоит. Цена лорда Коклейна, — не удержавшись, Деймон скривился: пожалуй, если племянник сболтнёт об этом горлане, будет даже неплохо, — ошмётки репутации и его же тупость. Цена твоих деда и матери — власть. Чем больше — тем лучше, я понимаю. А вот ты, милый племянник, — Деймон расслабленно откинул голову на одну из подушек, — ты продаёшь себя за бесценок.

— Да как ты смеешь!..

Вскочив с места, Эймонд схватился на подаренный нож. Незамутнённый блеск валирийской стали отразил лунный блик.

Chapter Text

Вместо того, чтобы подняться с места, Деймон лишь вольнее растёкся по софе, закинув руку на одну из крупных подушек. За свой меч он браться не видел никакого толка — использовать длинное оружие в замкнутом помещении наподобие этого было бы попросту бессмысленно. Припрятанных в сапоге и за дублетом кинжалов он тоже не тронул. Не видел смысла, ибо знал — смерть настигнет его не сегодня.

Эймонд же в ответ на его бездействие настороженно замер, но зажатого кинжала из руки не выпустил, наоборот: принял верную стойку, годную как для нападения, так и для защиты.

— Так жаждешь реванша, что готов заколоть безоружного дядю прямо в борделе? — ровно протянул Деймон, не поведя и бровью. — Его же подарком?

— От тебя честного боя я не дождусь, — выплюнул Эймонд, впрочем, оставаясь на месте.

— О, да брось, — хохотнул Деймон, демонстрируя пустые ладони, приподнятые внутренней стороной вверх. — Собираешься учить честному бою, грозя сталью человеку с голыми руками?

С секунду Эймонд сурово молчал, источая столь мрачные флюиды, что даже Деймону на мгновение стало не по себе. Что уж говорить об испуганно замершей в углу полуголой девице, не представляющей, куда деться в свете надвигающегося смертоубийства.

— Ты обещал дать реванш завтра, — наконец разродился ответом племянник. — Так вот да будет тебе известно, что завтра уже наступило.

— Я обещал дать реванш, когда ты остынешь, — возразил Деймон: он-то своё обещание помнил прекрасно. — И ты пока не остыл.

Прошипев пару ругательств на валирийском, Эймонд двинулся было к нему с кинжалом наизготовку, но замер на полпути и, окинув развалившегося дядю гневным взором, с чувством назвал того «трусом» том же высоком наречии. Деймон в ответ лишь фыркнул: его обзывали и похуже.

— Хочешь бить — бей, — выдохнул он, опуская свободные руки руки обратно, на подушки. — Шанса лучше не представится, — добавил он, ничуть не кривя душой, и прикрыл глаза.

Рисковать жизнью Деймону было отнюдь не впервой. Если племянник затеет драку сейчас, кто-то из них, вероятно, умрёт — он понимал это кристально ясно. И не испытывал по этому поводу ровно никакого беспокойства. Постоять за себя он успеет. Схватится за кинжал, едва заслышав свист рассекающей воздух стали. Если же судьба уготовила ему участь оказаться умерщвлённым мальчишкой — так тому и быть.

Сбоку послышался сдавленный рык. Деймон не сумел сдержать легчайшей улыбки — практически такие же звуки издавала Вхагар, когда оказывалась раздосадована долгим полётом. Разве что громче. Его реакция не осталась незамеченной.

— Рано радуешься, дядя, — раздалось недоброе почти у самого уха. — Завтра я тебя обойду. И тогда же убью. Ты ответишь за свои слова.

Деймон цокнул языком: «И как только приблизился так бесшумно?»

— А что, убить беззащитного дядю сейчас кишка тонка? — не удержался он от остроты: выводить племянника из себя было милым делом. — Или вспомнился один из принципов благородства и чести, которые наверняка насаждала тебе правоверная матушка?

Какое-то время было тихо, как на кладбище. Оборвалась, казалось, даже привычная бордельная какофония, которая сопровождала стихшую немногим ранее музыку. «Сейчас набросится», — уже решил было Деймон, как вдруг заслышал характерный звук, с которым клинок убирается в ножны.

— Какой интерес мне вступать в схватку, зная исход?

Деймон хмыкнул.

«Что за наглый мальчишка?»

Комментировать он, впрочем, не стал — в дерзких словах была своя правда.

— Заливайся ядом, сколько желаешь, — продолжил Эймонд на удивление безмятежно. — Пей, трахай шлюх, растрачивай силы дальше. А я пойду готовиться к завтрашней битве.

Деймон приоткрыл один глаз, наблюдая весьма самодовольное выражение на лице напротив. Кажется, племяннику было впервой идти на успешное тактическое отступление, и теперь он весь светился гордостью за удавшийся манёвр. Не уж то рассчитывал, что одержит верх парой колких фраз? Деймон резко выпрямил спину, практически столкнувшись с юнцом лбами. Тот шумно выдохнул и нахмурился, но с места не сдвинулся, явно намереваясь принять последующий выпад с достоинством, но Деймон выдавил из себя мягкую полуулыбку и ответил:

— Я не желал тебя оскорбить. Коли так вышло — прости.

Эймонд изменился в лице: сведённая к переносице бровь сперва опустилась ещё ниже, как если бы принц настроил себя оскорбиться заранее, но потом удивлённо поползла вверх, а зрачок немного расширился. Деймон склонил голову на бок, глядя откровенно, без утайки и с немалым удовольствием — озадачивать племянников он умел и любил. Впрочем, при сложившихся обстоятельствах он и сам бы ожидал от себя извинений в последнюю очередь.

— Я преследовал лишь одну цель — приоткрыть перед тобой завесу нашей реальности. Как и обещал, — добавил Деймон и откинулся обратно, в подушки.

— Сравнив меня с продажной шлюхой? — прошипел Эймонд после короткой паузы.

— Мы все продаёмся. Твои дед с матерью, брат, даже я, — пожал плечами Деймон, ничуть не лукавя, и повернул голову к племяннику. — Вопрос лишь в цене.

Эймонд скрестил руки на груди, цепко смотря прямо в глаза.

— Даже король?

Деймон не счёл нужным сдерживать горький усмешки.

— А ты разве не видишь? — небрежно взмахнул он рукой. — Визерис продал самоё себя. За мир. И где мы сейчас? — протянул Деймон, поигрывая опустевшим кубком.

Перепуганная рыжеволосая шлюха отмерла, очевидно, разумев, что родственное кровопролитие откладывается и метнулась наполнить их чаши. Эймонд при её приближении по-странному дёрнулся, но не отпрянул и даже протянул кубок навстречу гранёному кувшину. А после вдруг осушил едва ли не полностью парой внушительных глотков.

— На пороге войны, — отозвался Эймонд на вопрос, что не требовал ответа, хлебнул снова и громыхнул опустевшим кубком об столешницу, заставив мнущуюся рядом девицу испуганно охнуть.

— Всё так, — кивнул Деймон, жестом велел налить разошедшемуся племяннику ещё. — И в этой войне тебя купят за роль второго сына. Меча, который вернут в ножны сразу, как только исчезнет нужда. Или когда былая острота себя исчерпает. Скажи, где я не прав? — спросил он негромко, прекрасно понимая, что ступает по тончайшему льду, но оттого лишь входя в хищный азарт.

Лицо Эймонда сделалось нехарактерно спокойным: даже до того цепко хватающийся за всё вокруг взгляд оказался расслабленно опущен. Он молчал дольше обычного, прежде чем коротко хмыкнуть.

— Так вот зачем подарки и громкие слова? — поинтересовался он низко и тихо. — Чтобы засадить во мне семя сомнения?

Деймон едва удержался от того, чтобы не расхохотаться. Пожалуй, он был бы вовсе не протчь «засадить» в племянника своё «семя». Он сделал бы это с охотничьим запалом и, пожалуй, удовольствием, как сделал когда-то с другой: никаких нежных чувств к Эймонду он, правда, не питал, зато питал порочную слабость к растлению юной родни. Если бы это способствовало перестановке сил на политическом поприще, он нагнул бы племянника ещё в богороще.

— Чтобы дать тебе возможность увидеть, — произнёс Деймон, кусая губы, чтобы сдержать слишком уж откровенную улыбку. — И обдумать. А ещё — хорошо провести время. У тебя праздник, в конце концов. Тебе вообще нравится здесь?

Эймонд стушевался, кинув хмурый взгляд в сторону натянуто улыбнувшейся девицы.

— Хм, я… ты не ответил на мой вопрос.

— Пекло, тебе мало уроков? Ей-богу, парень, — Деймон приподнялся на локте, — ты что, совсем отдыхать не умеешь? Как тебе обстановка, девки, вино?

Эймонд сделался ещё смурнее.

— Хочешь идти — иди. Тренируйся хоть до рассвета, — Деймон глотнул вина и поморщился: пряная сладость разлилась по языку теплом, утратив былую прохладу. — Только это не умалит твоего гнева. Я знаю.

— И что? Предлагаешь напиться и возлечь с одной из этих? — сардонически фыркнув, Эймонд качнул головой в сторону шлюхи.

— Да.

В глубине души Деймон даже почувствовал себя довольным тем, что не пришлось озвучивать это самостоятельно. Эймонд в ответ скривился так, будто вместо вина ему предложили испить ослиной мочи, в после сунуть член не в гостеприимное женское лоно, а в пчелиный улей. Покачав головой, Деймон отставил кубок, хлопнул себя по коленям и наклонился к племяннику.

— Выплеснуть накопившуюся ярость тренировки помогают не сильно, — сообщил он доверительно. — В отличие от секса. Думаю, ты и сам это знаешь, — добавил Деймон, внимательно наблюдая за каждой эмоцией, пробивающей привычную каменную маску на лице напротив. — Позволь сделать тебе ещё один подарок, — не долго думая, предложил он.

— Купить себе шлюху я могу и сам, если потребуется, — ожидаемо ощерился Эймонд.

— Конечно, можешь. В «Доме поцелуев» или в какой-нибудь «Жемчужине» — несомненно. Но я привёл тебя в «Шёпот порока». И, как ты сам недавно весьма тонко заметил, это место отличается от других подобных. Так к чему упускать интересную возможность? Терять тебе здесь определённо нечего: не понравится — уйдёшь, как и собирался.

Эймонд в ответ нахмурился, но не так, как делал это обычно. Сейчас в выражении его резко очерченного лица было больше плохо скрываемого мрачного любопытства, чем досады, брезгливости или недовольства. «Наконец в цель», — победно пронеслось в голове, и Деймон махнул рукой рыжеволосой шлюхе, веля подкинуть залу. Та подчинилась с полужеста. Оставшись с племянником наедине, он сцепил руки в замок на коленях и продолжил тем низким и вкрадчивым, почти мелодичным тоном, которым обычно пел драконам:

— Скажи, кого бы тебе хотелось попробовать?

Эймонд вздрогнул, смотря пустующим взглядом куда-то сквозь собственные пальцы.

— Младую девицу?

Племянник остался таким же бесстрастным. Резонно, неопытную красотку нежного возраста принцу мог предложить даже самый захудалый притон.

— Юношу?

На этом вопросе Эймонд странно вздрогнул — не как от удара, а будто от прошедших по позвоночнику колких мурашек — и поморщился снова. Мужеложство в столице не считалось чем-то из ряда вон, и порицалось больше верой, чем обществом. Впрочем, у Деймона не сложилось впечатления, будто племянника сильно заботило чьё-либо мнение, кроме собственного.

— А может, постарше?

На новом предположении пересечённая шрамом бровь Эймонда сурово накренилась к переносице — та, другая, что оставалась частично скрыта повязкой, казалось, была вовсе лишена всякой подвижности. Сперва можно было подумать, будто принц возмущён, но затем бледные щёки начал заливать едва заметный румянец. «Определённо, не юные девицы», — мысленно усмехнулся Деймон и продолжил, прежде чем племянник успел ляпнуть что-нибудь в своём репертуаре:

— Здесь всё для тебя, забудь о смущении. Мне, например, нравятся светлые волосы. Серебристые и золотые, как у нашей семьи. Всю жизнь к ним влекло, ещё с юношества, — решил открыться он и не напрасно: Эймонд как будто отмер, вперился в него менее колким, чем обычно взглядом и, кажется, даже стал слушать внимательнее. — А остальное — женщины или мужчины, юнцы или зрелые, шлюхи или леди — мне нет разницы. Главное — этот цвет, — на удивлённо вскинутую бровь он лишь пожал плечами. — Люблю трахать беловолосых.

— А когда они трахают тебя? — спросил Эймонд с нарочитым вызовом, что становился совсем уж притворным вкупе с воодушевлённым блеском единственного глаза.

Деймон расхохотался, даже не зная, что веселит его больше: внезапная заинтересованность его предпочтениями в постели или деланным гонором. Отсмеявшись под диковатым взглядом племянника, он вполне серьёзно ответил:

— Лежать под хорошим любовником вовсе не плохо. Или любовницей, — дёрнув плечом, добавил он.

Эймонд раскраснелся чуть сильнее — из едва заметного румянец сделался нежно-розовым, окрасив не только скулы, но подбородок и даже кончик острого носа — и во взгляде мелькнуло… понимание? Деймон едва не присвистнул. Он знал, куда племянник ходил по зову плоти. Знал даже, с какой шлюхой бывает, так что не особо удивился реакции на упоминание зрелых любовников, скорее спросил, чтобы увериться в собственной правоте. О конкретных же предпочтениях Деймон особо и не задумывался. До этой минуты. Взявшись за кубок, он осушил тот до дна. Тёплое вино показалось не таким уж и скверным.

— Так вот, что тебе любо в постели? — протянул Деймон негромко, уже вовсю размышляя, какие возможности сулят его делу занятное открытие. — Отпускать контроль, передавая вожжи правления. Отдаваться во власть более опытного партнёра.

Весь тёплый румянец, который даже начал казаться по-своему очаровательным, медленно схлынул с лица племянника, забрав с собой все прочие краски. Казалось, его кожа ещё никогда не была настолько бледной, почти известняково серой. Не смотря в сторону Деймона, он так же заторможенно поднялся на ноги. Голос зазвучал ломко и шатко, когда он раскрыл рот:

— Да что ты вообще можешь знать…

Эймонд замолк и даже не стал как-либо реагировать, стоило поймать его ладонь своей. Внутренняя сторона была мокрой от пота.

— Я знаю, что в твоём желании нет ничего дурного, — как можно более мягко произнёс Деймон: понимал, что оказался в шаге от того, чтобы выиграть эту партию. Или потерять всё, обрубив связующую их тонкую нить и сведя сегодняшние усилия насмарку. — Равно, как и постыдного.

Племянник в ответ лишь сдавленно шикнул, как если бы хотел что-то сказать — вероятно, повторить то же: «Да что ты можешь знать…» — и потянул ладонь на себя. Деймон не стал удерживать — он действительно не знал, ведь ему самому подобная тяга была чужда. Но кое-что в подобных вещах он всё же смыслил, так что одним плавным движением соскользнул с софы вниз, опустившись перед племянником на одно колено так, чтобы найти его глаз своими.

— Слушай, — начал Деймон тихо и проникновенно, почти ритуально, поймав остекленевший взгляд, — послушай меня. Думаешь, ты один такой? Вовсе нет. Власть есть непрестанный контроль. Вечный доспех, тяжёлый, который носишь, не снимая. И рано или поздно от него неминуемо разболится спина.

Деймон улыбнулся не своей фирменной улыбкой победителя, которая давно стала его маской даже при поражении, но понимающе, с оттенком сочувственный печали, ведь это он понимал. Просто по-другому справлялся. Край рта племянника тронуло ответное подобие полуулыбки, но смотреть он продолжил так же отсутствующе.

— Иногда единственное место, где можно позволить себе разоблачиться — это постель, в которой кто-то окажется достоин твоего доверия, — продолжил Деймон так же осторожно, словно ступал в логово доселе неседланного дракона, а не прощупывал границы неуверенного в себе мальчишки. — Ты Таргариен. Драконий всадник. И ты можешь позволить себе отпустить контроль тогда, когда захочешь. На тех условиях, которые выберешь. У тебя есть это право. Не срамная тяга или слабость. Право.

Какое-то время Эймонд молчал. Не гневливо или яростно, как делал обычно в моменты обдумывания наилучшего ответа, которым удастся уколоть побольнее. Не выжидающе. Даже не напряжённо. Просто молчал, медленно, будто в трансе потирая руки одну о другую. А после усмехнулся почти задорно:

— Говоришь так, словно хотеть оказаться под шлюхой для Таргариена — в порядке вещей.

Деймон вздрогнул от неожиданности — увидеть на извечно смурном лице племянника качественно новое выражение даже показалось жутковатым. Пожалуй, он испытал бы схожие чувства, узрей вдруг растянувшуюся в беззлобной улыбке змеиную пасть.

— Именно это я тебе и говорю, — подтвердил Деймон, закивав для надёжности. — Желать отпустить себя — нормально. Желать отдаться — тоже нормально. В постеле вообще не имеет значения, кто под кем лежит. Можешь не верить мне, но это так.

— Я верю, — выдохнул Эймонд тоном до того бесстрастным, будто уже давно вынес себе приговор.

Деймон уже собрался было продолжить — добавить ещё что-то в том же роде, чтобы пробить возмутительно неподходящую кому-либо из Таргариенов скорлупу отрешённого смирения — но Эймонд вдруг весь как-то расслабился и качнул головой, не то давая молчаливое соглашение с точкой зрения дяди, не то давая понять, что вовсе не желает продолжать этот разговор.

— Славно, — произнёс Деймон, пока не понимая, окончился его односторонний душевный монолог победой, поражением или ничьей. Поднявшись, он потянулся за кувшином: тот оказался почти пустым. — Тогда выпей со мной.

Эймонд перевёл взгляд на свой кубок и качнул головой.

— Мне уже хватит, — на удивление спокойно отказался он.

Настаивать Деймон не стал. Пожав плечами, плеснул остаток вина себе и парой быстрых глотков осушил чашу до дна. Всё же арборское золотое услащало вкус вне зависимости от температуры.

— Хорошо, — протянул Деймон, отозвавшись и о решении племянника, и о раскрывшемся аромате летних цветов в вине одновременно. — Тогда решай, как закончить эту ночь. Я могу проводить тебя обратно, в замок, — начал он с самого простого, очевидного варианта. Ступать по тонкому льду дальше было опасно, но Деймон бы не был собой, не пойди он на осознанный риск. — Или могу уйти сам и позвать к тебе, скажем, Мадам.

Он выдержал небольшую паузу, внимательно следя за реакцией, но Эймонд не выглядел ни возмущённым, ни недовольным. Особой заинтересованности Деймон, справедливости ради, тоже не обнаружил, но всё же решился продолжить, понизив голос:

— Лучше неё тебе здесь не найти. Она сделает так, как захочешь. Будет нежной или грубой. Может взять тебя сзади, если ты понимаешь, о чём я. И если тебе такое по нраву, конечно. Исполнит любую твою прихоть и сохранит всё в тайне. В том числе от меня, — добавил Деймон, не лукавя: ему было довольно о предпочтениях племяннике и тех знаний, которыми он уже владел. — Тебе бы хотелось?

Он не особо рассчитывал на согласие. Скорее, наоборот, ожидал новой бурной реакции, едкого оскорбления или чего-то ещё в схожем репертуаре. Но Эймонд оставался подозрительно задумчив, даже спокоен. Когда же тот отозвался едва уловимым: «Да», Деймон и вовсе сперва не поверил ушам. Впрочем, всмотревшись в лицо племянника повнимательнее, стало понятно — тот был настроен серьёзно.

— Будь здесь, я обо всём распоряжусь, — велел Деймон. Застегнув ворот камзола, он одарил племянника своей фирменной полуулыбкой, прежде чем направиться к выходу из залы. — С именинами.

— Kesā daor umbagon? [Ты не останешься?] — донеслось вдруг вдогонку.

Деймон медленно обернулся. Эймонд смотрел на него с плохо скрываемым волнением и долей странной надежды.

— Gaomagon jaelā nyke naejot… umbagon? [Хочешь, чтобы я… остался?] — переспросил Деймон, взбудораженный даже в большей степени, чем изумлённый. Интересно, племянник вдруг воспылал к нему нездоровым интересом или же настолько беспокоился предстоящим знакомством с проституткой, что боялся остаться с ней один на один?

Вероятно, вся гамма испытанных разом эмоций, начиная от участливого удивления и заканчивая неуместным весельем отобразилась на лице слишком красноречиво.

— Забудь. Я спросил, не подумав, — выпалил Эймонд, и его щеки полыхнули стыдливым румянцем. — Это вовсе не…

— Я могу, — перебил Деймон.

Смущение во взгляде племянника сменилось тенью чистой паники, и Деймон с уверенностью заявил, не дав себе и шанса на сомнение:

— Kesan umbagon, Aemond [Я останусь, Эймонд]. Возьму себе тирошийку. Ты пока сядь, успокойся.

Двух звучных хлопков в ладоши хватило, чтобы в залу вспорхнула рыжеволосая куртизанка.

— Мой племянник желает видеть Мадам, — окинув Эймонда беглым взглядом, он добавил: — Мне как всегда.

Махнув кланящейся девице, Деймон повернулся к племяннику. Садиться тот не пожелал: стоял, словно заворожённый, смотря куда-то сквозь увешанную драпировками стену и, очевидно, думал о своём. Трогать его новыми расспросами или предложениями Деймон не стал. Опустился на софу, тоскливо глянул на пустой кувшин и оставил себе мысленную заметку выказать недовольство отсутствием должного внимания — без вина ему придётся непросто. Не то, чтобы Деймон не бывал в подобных ситуациях. Находиться в том же помещении, где кто-то — один из приближённых, приятелей или даже брат — предавался страсти со шлюхой приходилось не раз. Но с племянником это ощущалось иначе: напряжённо, неправильно и — себе самому казалось скверным признаваться — по-странному волнительно.

Он беспокоился не из-за Мадам. Она знала своё дело лучше других и была верна: с Деймоном их связывали не только давние и плодотворные деловые отношения, но и несколько не лишённых эмоциональной составляющей актов взаимопомощи. И если ей удастся затронуть в душе племяннике нужные струны, всё выйдет даже лучше, чем он предполагал. В случае чего даже убить Эймонда в беззащитном состоянии с притупивший внимание, верной шлюхой станет куда легче, чем в Красном Замке или высоко в небесах.

Он беспокоился не из-за утомлённости или отсутствия желания: вместо секса Деймон сейчас с куда большим удовольствием лёг бы спать на мягких перинах своей опочивальни, желательно — на Драконьем Камне, с тёплой, пополневшей после последних родов женой под боком. Но рядом был Эймонд. Этот угловатый, состоящий из одних сухих мышц и жил юнец, страшащийся познать новую шлюху в одиночестве. Или дать ей познать себя.

Деймон незаметно усмехнулся краем рта, бросив на племянника изучающий взгляд. Стало вдруг интересно увидеть Эймонда в постели. Узнать, как тот среагирует на разные формы близости: будет стоически молчать, скрывая стоны за тихим шипением, или, наоборот, окажется неожиданно громким и отзывчивым. Может, даже начнёт молить в преддверии кульминации? Или грязно ругаться на смеси двух языков — общего и валирийского — когда будет подведён к самой грани? В штанах потяжелело не сильно, но внезапно и ощутимо. Качнув головой, Деймон отвернулся от острого профиля — Эймонд продолжал напряжённо стоять в стороне, испытывая взглядом на прочность дверь. Длинный подбородок, капризный изгиб губ — совсем как у леди — и резко выступающий вперёд кончик носа показались в некотором смысле привлекательным сочетанием. Определённо, тяга к племянникам горела в нём ничуть не меньше, чем раньше.

Дверь тихонько скрипнула, знаменуя прибытие куртизанок. Мадам легко склонила голову, стоящая чуть поодаль тирошийка поклонилась следом гораздо глубже и, обольстительно улыбнувшись Деймону, вспорхнула в залу, неся в руках новый кувшин вина. Он склонил голову в ответ и с долей облегчения принял из изящных рук полный кубок. Прохладный напиток обласкал гортань, ловкие женские пальчики — его грудь и застёжки камзола, превращая процесс разоблачения в подобие предварительной ласки.

Мадам тем временем двинулась к племяннику. Ростом она была немногим ниже самого Эймонда, который по меркам вестеросских мужчин считался довольно высоким.

— Мой принц, — произнесла она низко, бархатисто, ухоженными пальцами коснувшись рукава чёрного дублета.

Эймонд задышал чаще. Быстро облизнул кончиком языка пересохшие губы и глянул на него с внезапной беспомощностью. Устало выдохнув, Деймон жестом велел тирошийке отстраниться. Дёрнув оставшиеся застёжки, он поднялся, приблизился и тронул племянника за плечо.

— Gīda ilagon [Расслабься], — попросил он мягко и вкрадчиво. — Она не сделает ничего дурного, — окинув взглядом склонившую голову в знак согласия женщину, он слегка сощурился. — Просто скажи, как бы тебе хотелось. Что нравится. Или что не нравится. Вообще всё, что придёт на ум, — тронув племянника за плечо, он добавил: — Ziry iksos sȳz, ivestragon mijegon zūgagon [Всё в порядке, рассказывай без опаски].

Дождавшись короткого кивка, Деймон отстранился. Уселся обратно и слегка наклонился вперёд, чтобы не упустить ни детали — в конце концов, племянник сам пригласил его остаться. К нему сразу прижались тёплым гибким станом.

— Мне не нравится боль, — спустя долгую паузу нашёлся с ответом Эймонд, обращаясь, впрочем, скорее к Деймону, чем к Мадам. — Ни причинять, ни испытывать, — добавил он, глянув Деймону прямо в глаза.

«Вот уж внезапно», — мысленно усмехнулся Деймон, лениво поглаживая ластящуюся девицу по бедру.

— Мало кому боль способна принести истинное наслаждение, — улыбнулась Мадам. Ухоженные крупные руки в перстнях и браслетах плавно заскользили по предплечью Эймонда вверх, и тот не стал противиться.

Деймон молча кивнул, побуждая племянника продолжать.

— Мне не нравится грубость, — произнёс Эймонд негромко и совсем глухо добавил, — но нравится, когда женщина ведёт себя более…

Он запнулся, нахмурился и уже было дёрнулся в сторону, однако Мадам мягко взялась над его локтем, не позволив отстраниться.

— Мой принц желает видеть меня в роли более доминирующей, нежели привычная женщине?

— Да.

Эймонд, кажется, с облегчением выдохнул и произнёс что-то ещё. Разобрать было сложно, ведь как раз в этот момент сбоку прижались теснее и жарче, а над ухом раздался шёпот, не позволивший расслышать племянника. Деймон в ответ кивнул по наитию и, жестом велев тирошийке молчать, вонзился в взглядом в скользнувшую на грудь Эймонда широкую кисть. Не собственный пах опустились нежные пальчики. Деймон одобрительно кивнул и с силой вжался в ладонь, показывая, как ему хотелось — теперь он вовсе не был против продолжения ночи.

Какое-то время Эймонд весь зажимался и раз даже порывался уйти. Слабо и вяло, но Деймон нутром почуял эти его душевные метания. Когда Мадам спросила племянника, охоч ли он до поцелуев в губы, тот очаровательно зарделся у острых скул — не так, как краснел от вопросов Деймона, румянец был совсем бледным — и кивнул. Целовался Эймонд красиво и, кажется, впервые: ещё бы, большинство шлюх Шёлковой улицы были против лобзания в губы, другую же часть никакой мало мальски приличный лорд целовать бы и не захотел. Их поцелуи не были глубокими или влажными, и скорее напоминали поверхностные касания, преисполненные не столько интимности, сколько терпкого любопытства. Совсем скоро Эймонд втянулся — без опаски позволил приобнять себя за основание шеи и предплечье, и сам несмело коснулся чужих плеч в ответ. А после даже издал шумный вздох, похожий на стон: как раз в этот момент Мадам мягко прижалась бёдрами к его.

Когда она зашептала что-то племяннику, заправив серебрящуюся в полумраке залы прядь волос за ухо, Деймон подался вперёд, едва не столкнув с себя пристроившуюся на коленях шлюху — ему отчего-то было необходимо расслышать. Обрывок фразы достиг-таки его слуха — Мадам спрашивала, не желает ли Эймонд уединиться. Тот повёл взглядом по комнате, остановился на дяде и слегка сощурился. Заслышав хрипловатое: «Мне хорошо и здесь», Деймон расплылся в победной улыбке. Продолжая наблюдать за Эймондом из-под полуопущенных век, он расслабленно откинулся на подушки и раздвинул ноги. Тирошийка поняла его без слов — соскользнула на пол и, устроившись между его коленями, без лишних прелюдий взялась за застёжки штанов.

Племянника тем временем мягко толкнули в грудь с другой стороны софы, вынудив упасть на спину. Мадам тут же нависла сверху. Слишком тесно она, впрочем, не прижималась, оставляя возможностью разглядеть всё происходящее в мельчайших подробностях: и обнажающуюся бледность груди, и трепетно дрожащее под поцелуями горло, и движущиеся навстречу чутким руками бёдра.

Деймон почти не обращал внимания на взявшуюся за его собственное возбуждение тирошийку. Та сосала как всегда хорошо, но создавалось стойкое ощущение, что куда большее удовольствие сейчас доставляли не скользящие по эрекции плотным кольцом губы, а раскрасневшийся племянник, что так ладно выгибался под чужими — почти такими же крупными, как у него самого, только нежными, смуглыми — руками. Мадам то и дело что-то тихо спрашивала, наверняка специально шепча вопросы прямо на ухо, чтобы расслышать мог только Эймонд. В такие моменты племянник чаще согласно кивал или отвечал короткими, хриплыми: «Да», то на общем, то на валирийском. Деймон же, в свою очередь, испытывал необъяснимые приступы ревности и, запуская пальцы в золотистые локоны, натягивал податливый рот на свой член особенно жёстко.

Стоило племяннику вдруг подкинуть бёдра вверх и слегка развести уже голые ноги, согнув их в коленях, как Деймон чуть не спустил шлюхе за щеку от одного только зрелища, таким острым стало охватившее всё его существо желание. Хотя кроме белеющих на фоне расшитых подушек острых коленок и бешено вздымающийся обнажённой груди разглядеть что-то было весьма затруднительно. Будто почувствовав всплеск его вожделения, Мадам выпрямились, нашла глаза Деймона своими и, не разрывая зрительного контакта, одним эффектным движением вытянула украшенную каменьями заколку из волос. Изогнув губы в лукавой полуулыбке, она начала медленно склоняться над племянником. Тот сразу принялся льнуть навстречу, принимая и желанные объятия, и смоляной водопад волос, что каскадом заскользил по бледному торсу и шее. От полярности контраста Деймона повело пуще прежнего, и, застонав, он зажмурился в попытке отогнать пленительную картину, чтобы отсрочить финал.

К тому моменту, как он разлепил веки, Мадам уже вовсю порхала между раскинутых ног племянника, а тот метался в экстазе, то с молчаливой мукой на лице цепляясь за раскиданные по ложу подушки, то с тихими ноющими звуками вскидывая бёдра в неосознанных попытках податься ближе или, наоборот, отстраниться — то, что происходило ниже по-юношески поджарого живота Деймону толком не было видно. Впрочем, реакций племянника хватало сполна, чтобы дорисовать нужную картину в воображении самостоятельно.

Когда Эймонда перевернули на живот и вздёрнули на четвереньки, его уста распахнулись во внезапно пронзительном стоне, и внутри от глотки до паха полоснуло чем-то тёмным, жгучим. Намотав золотистые — почти такие же по-валирийски идеальные, как у изнывающего рядом племянника — волосы на кулак, Деймон с глухим шипением кончил. Ему потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя и отдышаться. Голос Эймонда тем временем становился всё слаще. Быть может, дело было во временно обострившем все чувства оргазме, но Деймон готов был поклясться: приглушённые полувздохи, которых он сполна наслушался до этого, совершенно точно превратились в близкие к жалобным стоны, мычание и даже — бешено колотящееся сердце от этого звука совершило какой-то совсем уж дикий кульбит — задушенные всхлипы.

Он встал, едва застегнувшись. Голова закружилась от слишком резкого подъёма, но Деймон не обратил внимания: пошатнувшись, мазанул взглядом по цепляющимся за расшитую подушку мозолистым пальцам и вышел. Тирошийка попыталась его проводить, но получив в ответ лишь вялое: «Поди прочь», отпрянула и, кажется, присоединилась к ломающемуся в преддверии финала племяннику. Ещё бы. Заплачено ей было, как за целую неделю вперёд.

Выйдя в общую залу, Деймон потребовал воды и чистой бумаги с пером и чернилами. Утолив жажду едва ли не целым графином, он рухнул на диван и, взявшись за бумагу, на высоком валирийском начертал: «По полудне на том же месте». И, подумав, добавил: «Постарайся проспаться». Сам Деймон как раз боролся с соблазном завалиться прямо в борделе, а то и вовсе на этом диване, но после второго кувшина воды малая нужда всё же погнала его с насиженного места. А там уж и путь до Красного Замка показался не столь далёким.

Chapter Text

Деймону худо спалось. Остаток ночи до рассвета он проворовался в горячечном бреду, что сплошь состоял из мельтешения длинных серебристых волос и сдавленных полустонов. Только вот не жены или какой-нибудь белобрысый шлюхи, а поганца-племянника, который, сам того не ведая, стал внезапно желанным гостем в сладострастных грёзах. По пробуждении его вовсе ожидала малоприятная неожиданность в виде утренней эрекции, от которой пришлось избавляться почти яростным актом самоудовлетворения, сопровождаемым ядовитыми воспоминаниями о вчерашнем похождении.

До самого завтрака Деймон шатался по покоям мрачнее тучи, обдумывая дальнейшую стратегию — пожалуй, сдвинутым к переносице бровям и сжатым в тонкую полосу губам позавидовал бы даже вечно смурной племянник. Но лёгкое летнее вино с олениной и томлёными овощами, вскоре поданные в покои, скрасили тяжкие думы о плане, который внезапно повернулся к его же инициатору весьма интересной стороной. Умывшись ледяной водой, Деймон вовсе почувствовал себя на десяток лет моложе и, забрав волосы, направился к богороще: прибыть на оговорённое место раньше своего юного соперника казалось не такой уж скверной идеей.

До полудня оставалось по меньшей мере пара часов, но Эймонд уже был на месте. Деймон хмуро усмехнулся, заслышав племянника ещё до того, как увидел: судя по характерному свисту, тот рассекал воздух так же, как и вчерашним вечером. «Нет. Не так же», — подсказал внутренний голос, стоило бесшумно шагнуть в тень возле поляны. Движения юного принца были мягче, рассеяннее. Он будто находился не здесь — где-то глубоко в собственных мыслях, почти лениво двигаясь на чистой мышечной памяти. Деймон позволил себе с исследовательским любопытством понаблюдать за племянником какое-то время, прежде чем ступить из-за высоких кустов на тропу и зашагать в его сторону так, словно только что здесь оказался.

— Славно ли ты отдохнул, Эймонд? — поинтересовался Деймон достаточно громогласно, чтобы его заслышали наверняка: знал не понаслышке, каково это — погрязать в своей голове.

Эймонд даже не вздрогнул, прежде чем повернуться в его сторону.

— Считаешь, это разумно — подкрадываться к человеку, у которого в руках меч, со спины? — поинтересовался он, хищно сощурившись.

— Желай я подкрасться — ты бы меня не заметил, — парировал Деймон, одарив племянника полуулыбкой. — А длинный меч — не лучший вариант для защиты от нападения с тыла.

Хмыкнув, Эймонд склонил голову набок, глядя по-странному спокойно, но оттого не менее желчно. Определённо, если секс ему и пошёл на пользу, то самому Деймону это ситуации особо не упростило: легче уж было иметь дело с внезапной, но предсказуемой яростью, чем с этой надменной невозмутимостью, которая отчего-то ужасно раздражала.

— Отвечая на твой вопрос — я в порядке, — произнёс Эймонд, неспешно заведя руки за спину. — Благодарю за беспокойство, — добавил он, добивая не столько мягкой интонацией, сколько самой сутью сказанного, после чего дёрнул краем рта и вперился недобрым взглядом дяде в лицо.

Деймон от внезапной и первой за время их недолгого общения «благодарности» опешил настолько, что едва сподобился захлопнуть вовремя рот, удерживая так и норовящую упасть в немом изумлении челюсть. Эймонд же лишь улыбнулся шире, наслаждаясь чужим замешательством так откровенно, что стало тошно.

— И спалось мне тоже неплохо, — продолжил Эймонд, не отрывая от него пытливого взора.

Единственный глаз вцепился в его лицо, словно коршун, и с холодной дотошностью шарился от лба до подбородка и от одного глаза к другому в попытках ухватить каждую долю эмоции. От шеи вниз по позвоночнику побежали липкие мурашки, и Деймон мелко вздрогнул. Ей богу, было куда приятнее, когда этот парень жмурился от бессильного удовольствия в объятьях проститутки, а не щурился на него, желая забраться под самую кожу.

— По всей видимости, в отличие от тебя, дядя, — Эймонд хмыкнул, слегка наклоняясь вперёд. — Скажи, это всё старость? Или на твоём лице просто сказалась бессонная ночь?

Деймон оскалился в подобии улыбки. Если мальчишка таким образом пытался вывести его из себя… что же, у него получалось недурно.

— И что же не так с моим… лицом? — спросил он негромко, склонив голову так же, как это недавно делал племянник.

— Таких теней у тебя под глазами я не видел даже тогда, в день похорон твоей второй жены, — протянул поганец почти елейно и едва ли не засветился в ожидании ответа.

При упоминании Лейны за грудиной потянуло почти болезненно, но вида Деймон не подал.

— Отрадно, что ты сумел углядеть так много в тот день, — произнёс он, понизив голос. — Ведь после твой взор стал куда ограниченнее, — усмехнулся он и подмигнул правым глазом, уже готовясь к всплеску ярости.

Вопреки ожиданиям, Эймонд не раздраконился — лишь стиснул зубы, убрав с лица прежнюю неприятную полуулыбку.

— Чтобы разглядеть твою слабость, дядя, мне взора хватает, — огрызнулся он.

— Правда? — Деймон поиграл пальцами по эфесу Тёмной Сестры. — Давай, докажи.

— Я уж думал, твоя слова о реванше были пустым звуком, — хмыкнул Эймонд и принял стойку.

— Что ты, — протянул Деймон, со свистом вытянув меч из ножен. Украшенная золотом и крупным рубином рукоять легла в ладонь родной тяжестью. — Как можно отказать имениннику в его желании?

На его лёгкую улыбку Эймонд ответил резким выпадом. От вложенной в удар силы Деймона чуть не повело в сторону, от он устоял. Перехватил эфес надёжнее и, сдув упавшую на лоб прядь, перешёл в наступление.

Больше Эймонд не пытался брать его грубым натиском, наоборот: стал неожиданно аккуратен, прощупывая чужие границы так же, как это делал Деймон, во многом просто копируя, но оттого не теряя эффективности. Они обменивались нежёсткими, расчётливыми ударами, испытывая силы друг друга. Пробить брешь в обороне племянника на этот раз стало ещё более тяжёлой задачей, чем в предыдущий. Что ни говори, дорниец Коль обучил его на славу: отточенность движений, идеальная стойка, своевременная реакция на малейший перевес поединка — всё это Эймонд усвоил безупречно. За исключением одного — стратегической хитрости. Выигрывать дуэль тем же приёмом, что и в прошлый раз, Деймон даже не думал, но из чистого любопытства начал совершать манёвр, похожий на тот, который проделал вчерашним вечером. Эймонд на его движение злорадно хмыкнул и, воодушевлённый, уже собрался парировать. Но вместо того, чтобы опуститься ниже и захватить горсть земли, Деймон резко отпрянул.

Мгновенной озадаченности оказалось достаточно, чтобы зайти со слепой стороны сбоку и занести меч для сокрушительного удара. Эймонд успел отразить. Зарычал, стиснув зубы, и с надсадным лязгом встретил его напор.

— Всё так же открываешься справа, — почти пропел Деймон, надавив крепче.

Эймонд скрипнул зубами в ответ и со всех сил попытался дать отпор, но всё равно уступил, проехавшись пятками по земле от вложенной Деймоном мощи — физическое превосходство из-за разницы в весе и возрасте пока было на его стороне. Впрочем, ещё пара лет, и племянник заматереет достаточно, чтобы сравняться с ним в силе. Сейчас же главным преимуществом юности оставалась ловкость, чем Эймонд отчаялся воспользоваться: подставив острию Тёмной Сестры правую щёку, скользнул ему под руку стремительно, но недостаточно ловко для того, чтобы завершить свой манёвр.

«Ещё бы» — едва не выдал Деймон вслух, выбивая из рук племянника его меч, — «Такой трюк сработал бы, лишь покровительствуй все семь богов разом».

Оказавшись обезоруженным, Эймонд коротко выругался на валирийском. Деймон лишь молча приставил меч с трепещущей глотке плотнее. Говорить что-либо не было смысла. Исход поединка уже был известен обоим.

С долю секунды Эймонд мучительно морщился, видимо, пытаясь переварить новое поражение: его бровь была страдальчески заломана, а оцарапанная щека пачкала бледную кожу кровью. Затем он вдруг весь подобрался, отклонился назад и вбок, а после, согнувшись, вдруг дал Деймону кулаком прямо под дых.

— Идиот, — прорычал Деймон, согнувшись в три погибели: будь он чуть менее собран и внимателен, племянник уже был бы трупом со вспоротым горлом — державная меч рука не дрогнула чудом.

— Неуклюжий старик! — не преминул ответить Эймонд и уже собрался ударить снова, но не успел.

Деймон перехватил его кулак на лету свободной рукой и, нехорошо улыбнувшись, откинул меч в сторону. Племянник хотел сыграть по-взрослому? Почему бы не предоставить ему такую возможность.

Его удар заставил Эймонда громко охнуть и отшатнуться. За первым сразу последовал второй и третий, от которых он проворно увернулся. Четвёртый миновать полностью не удалось — кулак прошёлся по касательной прямо под челюстью, задел рот, и с разбитых губ хлынуло алым. Эймонд зашипел, демонстрируя окровавленные зубы, и ответил неожиданно сильным, внезапным ударом сбоку, который наверняка вызвал бы внутреннее кровотечение, не уйди Деймон вовремя вправо, избегая части урона.

Ослеплённый удачей, Эймонд совершил попытку напасть снова, но заметил подсечку в последний момент и, не успев среагировать, повалился на землю. Впрочем, с недюжинной прытью лягнуть Деймона в колено он всё же успел прямо в падении, вынудив того рухнуть рядом.

— Byka nādrēsy [Мелкий поганец], — выдохнул Деймон, тряся головой: затылком он ударился прямо о торчащий из-под земли корень.

Эймонд в ответ лишь растянул разбитые губы в дикой улыбке — абсолютно безумной и убийственно порочной единовременно — и бросился на него со свирепым азартом. В паху успело потянуть сладко и болезненно, прежде чем все силы сосредоточились на защите.

Они валяли друг друга по земле, словно дикие звери. Тренировочный поединок перешёл в кровавое побоище без порядка и правил, в котором каждый просто силился ударить побольнее. Рот Эймонда расцвёл новым кровоподтёком, на этот раз — справа у самого края: опьянённый дракой, Деймон не гнушался бить с той стороны, где племянник был наиболее уязвим. Его собственное лицо окрасилось двумя внушительными отметинами под ухом и у виска: придись последний удар чуть пониже, Деймон запросто мог его не пережить.

Стоило подмять племянника под себя, изловчившись поймать оба его запястья одной рукой, как в нос тут же ударил запах: пота и крови, каких-то горьких трав и самого Эймонда. Его свежий, тонкий аромат с лёгкой сладостью. Деймон неумолимо схватился за бледное горло, вынудив племянника выгнуть шею так, чтобы появилась возможность вжаться лицом в открывшийся участок кожи и втянуть носом воздух глубже. Это стало ошибкой. Секундного замешательства Эймонду сполна хватило на то, чтобы высвободить руку из его захвата и, схватившись за спрятанный у пояса кинжал — тот самый, принятый от Деймона драгоценным даром — прижать лезвие прямиком между ног.

— Я передавлю тебе гортань в мгновение, — напомнил Деймон почти без опаски, надавив на беззащитно дрожащее под его пальцами горло.

— И останешься без яиц.

Клинок в подтверждении слов владельца вдавился у паха плотнее, грозясь пропороть ткань штанов.

— Без яиц жить можно, — шепнул Деймон, беззастенчиво, едва ли не со свистом втянул воздух у самой шеи племянника снова и сжал пальцы крепче. — В отличие от гортани.

— Такую рану тебе здесь никто не заштопает, — прохрипел Эймонд, явно испытывая боль и недостаток кислорода в равной степени, но всё ещё угрожающе твёрдо держась за кинжал. — Разве что старые боги вдруг смилуются и снизойдут до твоего кха-ах…

— Тут ты прав, — оскалился Деймон, надавив на горло сильнее.

Эймонд слабо затрясся в попытках хватануть воздух разинутым ртом, но кинжала не отнял: лезвие в ответ вжалось в пах до болезненного порочно. Подсказывать племяннику, что вместо эффектных угроз его мужскому достоинству тот мог просто сместить лезвие чуть правее, к бедренной артерии, и уравнять их шансы, Деймону не хотелось. Так что он просто склонился чуть ниже к прикрытому волосами уху и шепнул:

— В таком случае предлагаю ничью.

— Согласен, — просипел Эймонд.

Нож оторвался от паха в тот же момент, когда Деймон убрал руку с шеи. За грудиной сделалось тепло и уютно, когда взгляд зацепился за краснеющие на светлой коже следы пальцев.

— Пусти, — раздалось требовательно над ухом.

Деймон ухмыльнулся — услышать столь сиплый приказ показалось забавным — и, прежде чем отстраниться, подцепил зубами застрявший в серебристых прядях багряный лист, опавший с чардрева. Эймонд отскочил от него на пару метров, едва получив свободу. Ноги его еле держали. И немудрено — Деймон на проворный пинок в колено ответил не менее ловким ударом по голеностопу.

— Можешь быть покоен — твоя гортань в безопасности, — фыркнул Деймон, на пробу потягиваясь: справа у почек неприятно тянуло, колено болело, а уха он вовсе не чувствовал и, кажется, временно на эту же сторону оглох.

Эймонд какое-то время тупо пялился на него сощуренным глазом, в затем вдруг покрылся тем самым, слабым румянцем, который показался вчера довольно милым. Деймон вскинул бровь, как бы спрашивая, мол, чего. Не дождавшись иного ответа, кроме заалевших сильнее скул, он проследил взгляд племянника и наткнулся на торчащую нелепым лоскутом, пропоротую ткань у себя между ног.

— Ну вот, чуть не оставил дядю без штанов. — хохотнул Деймон, пожав плечами: благо камзол был достаточно длинным, чтобы добраться до покоев, не осрамившись. А даже если кто и увидит что лишнее, ему дела не было. — Доволен?

Эймонд внезапно вспыхнул сильнее и поспешил отвернуться, делая вид, что поправляет спрятанный в ножны кинжал.

— Можешь не отвечать, — протянул Деймон, внимательно оглядывая фигуру племянника, и довольно оскалился. — И без того вижу — доволен.

— Да плевал я сто раз на твои… — выдавил Эймонд и резко обернулся, сверкая грозным взглядом, — штаны.

Вскинув бровь, Деймон шагнул к валяющимся в траве мечам. Тёмная Сестра смотрелось произведением искусства рядом с обычной сталью клинка Эймонда. Подхватив с земли оба меча, он привычным жестом отправил свой в ножны, а второй протянул племяннику эфесом вперёд. После короткого размышления, Эймонд двинулся навстречу, но, стоило ему только взяться за рукоять, как Деймон резко потянул меч на себя. Эймонд зашипел и махнул рукой в попытке удержать равновесие. Поймав племянника за предплечье, Деймон наклонился к его уху и шепнул:

— У тебя встал, ты знаешь?

А после как ни в чём не бывало отдал чужой меч и отступил. Лицо Эймонда побагровело до такой степени, что на мгновение сделалось боязно за его здоровье — видеть, чтобы столь бледный человек становился практически пунцовым Деймону на своём веку ещё не приходилось.

— Это всё азарт схватки? — продолжил он негромко, прекрасно понимая, что вновь ступает на тот же самый хрупкий мост, что и вчера: один неверный шаг — и полетишь в бездонную пропасть. — Или Мадам была так хороша, что отголосок её ласк преследует тебя и поныне? А может, мне стоит принять это на свой счёт? — спросил Деймон совсем тихо, на грани слышимости, всеми фибрами чувствуя, как истончается хрупкая грань душевного равновесия племянника.

— Доволен? — отозвался тот почти сразу так, будто напрочь прослушал всё вышесказанное. — И чем ты прикажешь быть довольным? Очередным поражением? Твоей правотой? Своей слабостью?

Последние слова Эймонд едва ли не выплюнул ему в лицо с таким выражением, что сразу стало понятно: ничего мимо ушей тот не пропускал, наоборот.

— Ты вовсе не слаб, — возразил Деймон, качнув головой. — У тебя лишь один глаз, тебе ещё нет и двух десятков, — продолжил он, загибая пальцы, — но ты уже всадник крупнейшего дракона нашего рода. И один из лучших фехтовальщиков, с которыми я сталкивался.

О так называемом «поражении» Деймон решил не распинаться — сам он придерживался схожего мнения касаемо «ничьих».

— Ты знаешь, что я имею в виду, — произнёс Эймонд ломко, не отводя от него диковатого взгляда.

— Знаю, — осторожно кивнул Деймон, ощущая каждой частичкой своего тела, как близок возможный крах его планов и чаяний. — Но это не слабость. Я видел слабость. Достаточно часто, чтобы ведать, о чём говорю. То, что я вижу в тебе — это жажда, — шагнув ближе, он понизил голос. — Она часть нашей крови. Она побуждает бросаться в бой, когда разум кричит об обратном. И она же приводит в возбуждение от запаха крови и пота. Это не слабость. Это наша природа, которую не обуздать ни правилами, ни нормами морали Вестероса.

Эймонд не ответил. Продолжил молча стоять, смотря куда-то сквозь ветви чардрева и думая о своём, до тех пор, пока вдруг не коснулся пальцами разбитой губы. От картины бледных мозолистых пальцев, окрашенных алым, внутри что-то перевернулось, и сперва стало по-странному сладко — это ведь он, Деймон, собственноручно стал художником этого пленительного зрелища. Но после сделалось немного совестно — пожалуй, правильнее было бы насладиться скользящими по губам пальцами без расцветающего синяка и кровоподтёков. На свою кровь Эймонд глянул, как на что-то чужое. Словно застывающий на пальцах багровый след принадлежал не ему, а кому-то другому. Изучив багровеющую отметину вдоволь, Эймонд медленно потёр испачканные подушечки друг о друга, превращая часть запёкщихся подтёков крови в бурую труху.

На Деймона он посмотрел почти так же, как на собственную кровь — нечитаемо, как будто сквозь. С его губ сорвалось хриплое:

— Мне нужно…

Эймонд не договорил. Его голос дал трещину и оборвался на середине фразы, но Деймон догадался о продолжении и без слов.

«Время».

— Иди, — легко кивнул Деймон, чувствуя, что давить дальше будет уже бессмысленно. — Дай только поблагодарить за славный бой и напомнить: ты не один.

Эймонд в ответ лишь тихо хмыкнул и, развернувшись на каблуках, зашагал не в сторону замка, а глубже в богорошу. Деймон смотрел вслед племяннику до тех пор, пока серебристые пряди не скрылись из глаз за листвой окончательно. А после ещё с четверть часа сидел на том самом, здоровенном корне чардрева, о который ударился затылком, и слушал шелест ветра в пышных кронах.

Этой битвы он не выиграл, но получил куда более значимый приз. Территорию. Новое пространство и перспективы, ныне открытые для освоения.