Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Из протоколов полетных испытаний миссии «Одиссей», 20.. г.:

«В качестве основных причин аномалий, вызвавших сбои в работе оборудования, называются значительные искажения в показаниях приборов учета высоты и вариометра. [...] Расхождения с приборными показателями времени».

Вольф Эдмундс нахмурился и перечитал бумагу. Испытания закончились неудачей. Пилот, чудом оставшийся в живых, все еще находился в госпитале.

Это будет стоить им слишком дорого, в прямом и переносном смысле.

Тусклый свет кругом лежал на уже порядком потрепанном в углах, подшитом в стопку отчёте.

«Им» в данном случае — всему сущему на земле, потому что недалек был тот час, когда жизнь, такой, какой она полюбилась человечеству, окажется под угрозой. Или человечество будет так думать, что не казалось более радужной перспективой.

Первыми, кто попадёт под раздачу, будет исследовательское подразделение миссии «Одиссей» — им держать ответ перед высокими комиссиями и бесчисленными толпами зевак. Глубоко вырезанная в скальном массиве подземная лаборатория НАСА уже не один год хранила довольно неприятные секреты, и это было связано далеко не только с перерасходом средств на космические программы. Эдмундс нахмурился.

Профессор Брэнд был излишне настойчив. Он спешил. Был нетерпим к любого рода препятствиям. Никого не слушал. С точки зрения Эдмундса, совсем незачем было страховать механизмы человеком — только не теперь, когда средний индивид сильно уступает в выносливости любому, даже примитивному механическому пехотинцу. «Бывшему пехотинцу», ‒ мысленно поправил себя Эдмундс. Однако профессор был готов пожертвовать чем угодно, лишь бы миссии был дан старт как можно скорее.

Вольф Эдмундс поднялся из омерзительно скрипевшего рабочего кресла и в размышлениях зашагал к стеклу галереи, отделявшему его рабочий кабинет от громадного внутреннего пространства подземной лаборатории. Далеко внизу, на уровне минус третьего этажа ровным рядом выстроились серийные модели роботов-солдат переделанные специально для нужд миссии.

Запуск кораблей должен был состояться очень скоро. Из предварительных расчетов становилось понятно, что в автоматическом режиме старт тоже возможен; вторая, она же запасная схема вывода лаборатории «Одиссей» на нужную точку предусматривала полностью автоматический режим управления. Можно обойтись и без ручного управления. На взгляд Эдмундса — именно так и следовало. Идеальная автономность. И все гуманистические порывы великого сопротивления Матери-Природе имени проф. Дж.Брэнда были если не лишними, то иногда не самыми полезными.

Провалы, вроде этого неудачного полета, — надо сказать, не первого, — вообще были недопустимы в глобальном масштабе. По крайней мере для широкой публики. Достаточно было того, что правительство, и без прочего туго принимающее решения о финансировании «проектов будущего», было настроено более чем скептически. Слишком долго и затратно было готовить благодатную почву в умах, обработанных голливудским фастфудом, чтобы в один неприятный момент все они — а где-то там, на поверхности текла своим чередом обыкновенная человеческая жизнь, — потеряли веру в запредельные космические возможности.

Дело всей жизни ‒ без шуток и околичностей.

Вольф Эдмундс еще раз окинул взглядом огромную лабораторию-эллинг. Его детище. К сожалению, старик Брэнд был больше увлечен формулами, чем полевыми исследованиями. Старая школа. Пора было кое-что поменять в методике. Он, Вольф Эдмундс, сумеет доказать на деле, что путешествия сквозь пространства и время доступны для человечества.

Пока, конечно, рано было об этом говорить, даже с другими сотрудниками. Даже с особо доверенными лицами.

Даже с Амелией. С ней-то точно незачем.

Эдмундс равнодушно отодвинул к краю стола груду бумаг и жестом пианиста разблокировал ноутбук на рабочем столе. Монитор замерцал окном в большой мир — сводными данными с радиотелескопов. Где-то там пролегал их — человечества — путь в будущее. Самая крупная точка карты — Сатурн. Рядом, светло-желтым, без дополнительных обозначений просто координаты. Маленькая точка на большой звездной карте.

Если бы упрямый профессор отказался от мысли о пилотируемой миссии!.. С раздражением и растущим беспокойством Эдмундс просматривал сводки о запаздывающем возведении внешней стартовой площадки. База НАСА, расположенная в окрестностях Гранд-Лейк, не подходила для прямого вывода будущих комплексов лаборатории на орбиту и дальше — к окраинам Солнечной системы: не слишком удачное расположение относительно пусковых траекторий, неустойчивость климата, гористая местность. У неприступных крепостей бывают изъяны.

Эдмундс, поморщившись, поправил воротник рубашки так, будто ему не хватало воздуха. Ощутил вес нескольких этажей, которые нависали прямо над ним, его рабочим местом. Здесь идеальная вентиляция, в конце концов, одернул он себя. Усилием он заставил себя вернуться к сшитому в толстый том отчёт на столе; не спеша просмотрел до конца, потом вернулся к самым верхним листам, сверился с медицинским заключением и вписал от руки имя и фамилию летчика-испытателя, едва не потерянного в инциденте.

Джозеф К. Купер.

Стало быть, жив. По предварительным выводам врачей, восстановится за несколько месяцев. Роботизированное управление подвело — или человеческий инстинкт решил так.

Одно из двух нужно убрать из факторов риска.

Веская причина теперь была найдена. Профессор будет согласен на любой сценарий, только бы не откладывать старт кораблей на время подготовки нового руководителя летного состава.

Дж.К.Купер пока останется на Земле. Быть может, это было к лучшему. Говорили, что у него двое детей, младшая — совсем крошка.

Отсутствующий взгляд Вольфа Эдмундса скользил по мерцающему монитору, то и дело обращаясь к крохотной точке вблизи Сатурна, обозначенной лишь координатами.

Их приоткрытая дверь — в большой Космос.

Chapter Text

— Гетти?

Задремавший в плетеном кресле старик пошевелился и проснулся.

Просторная больничная оранжерея, наполненная светом и легчайшими шорохами искусственного ветра, как нельзя лучше подходила для созерцательного молчания, для раздумий или неспешных бесед. Или для вот такой послеполуденной дремы.

Солнце, многократно усиленное рефракторами станции Купер, слепило, отражаясь от каждого стеклышка оранжереи. Купер поморщился и шагнул ближе, присаживаясь в соседнее к прикорнувшему Гетти кресло. Интересно, а его-то самого уже можно записывать в ряды мудрых старцев? Сто двадцать с небольшим, как-никак.

Гетти, очнувшись от дремы, с прищуром уставился на Купера. В весьма преклонных летах, покрытый морщинами и пигментными пятнами. Совершенно седой старик. Подрагивающие узловатые пальцы в собранной ладони; мудрый взгляд старого ученого.

Что-то в нём было от покойного профессора Брэнда.

Купер нахмурился: нужно уметь справляться с непрошенными воспоминаниями. Решил для себя, что это было, скорее всего, то же, что и у профессора, характерное цепкое любопытство. Наблюдательность. Умение просчитать собеседника. Несмотря на возраст, исключительная наблюдательность и здравый разум.

Гетти выжидательно откашлялся, сухо, немного надсадно. Видно, что и ему это путешествие с далекой Земли не пошло на пользу.

— Да, мистер Купер. — Потому что Куп, увлеченный мысленными путешествиями в далекое — да и не принадлежавшее ему — прошлое, отвлекся и так и не заговорил.

Стало не по себе. Как-то все не на своем месте. Выныривая из странствий, Куп осторожно прикоснулся к плетеному подлокотнику - настоящий. И всё равно. Что-то не так.

Почти так же, как житье в этом треклятом... музее. Не самая лучшая, как оказалось, идея. Не было другого места в Солнечной системе, чтобы показать ему, Куперу, насколько он стал лишним.

В одну воду не ступишь дважды. Тем более что и реки там никакой уже нет.

— Гетти, могу я тебя попросить не называть меня так?

Старик покивал, подумал, потом опять покивал. Настоящий патриарх их семьи. Он. А вовсе не Купер, который внешне годится Гетти в младшие сыновья. Интересно, а Дональда Гетти застал?.. С тестем тоже угадывалось определенное сходство то ли в чертах, то ли в манерах.

— Мёрфи так хотела вас увидеть. — И вновь покивал. Сам себе.

— Я знаю. — Внезапно пересохший язык едва двигался во рту. Чувство исключённости из времени. Он не принадлежал здесь ни единому атому.

Да и части головоломки не складывались. Что-то в логике. Какая-то из деталей удивительно походила на нужную, но была лишней. Или наоборот. Слишком мало данных.

— Всегда хотела. Всю жизнь.

И опять Гетти покивал сам себе, не открывая глаз, Купер испугался, что тот снова начнет клевать носом. Отличная привычка — спать в любой непонятной ситуации. Но место располагало, и ничего не оставалось, как смириться с этим.

Только, судя по всему, долго спать патриарху семейства не пришлось бы: дверь в оранжерею распахнулась, и на пороге возник старший из внуков, приблизительно «ровесник» Купера.

— Дасти!

— Добрый день, мистер Купер.

— Ну вот, и этот туда же, — неодобрительно проворчал адресат.

Но предложить альтернативы обращений, кроме простецкого «Купа» и почтительного «дедушки», особо не мог, поэтому обреченно согласился на менее формальный и обязывающий произнесенный вариант.

Его новообретенная семья, с которой Купер успел познакомиться, не была такой уж большой, на станцию у Сатурна прибыло всего шестнадцать человек. Зато, вероятно, он был первым человеком в истории, познакомившимся с собственной праправнучкой.

Если бы только повод был не таким печальным. Семейство, в лицах которых исподволь угадывались черты Мерфи, немного самого Купа и Эрин, сохраняло почтительную дистанцию с гостем из далекого прошлого, и Куперу не с кем было разделить утрату.

Прах Мерфи развеяли в направлении, где в дальней дали угадывалась маленькая белесая точка, — Земля. Они все - все семнадцать, включая Купа и праправнучку, жевавшую завязку на кофточке матери, - наблюдали в тишине за тем, как в темноте исчезает капсула, выпущенная из шлюза. И всё же, всё же что-то разделяло Купера и его потомков. Странно и отчего-то ненавистно было смотреть на этих чужих ему, пусть и похожих на него людей, которых, по законам физики и логики, он и не должен был никогда увидеть. Вероятно, они испытывали по отношению к нему приблизительно такие же чувства.

— Чем вы планируете заняться, Купер? — Дастин поинтересовался таким тоном, будто это был ничего не значащий предмет разговора.

Отличный вопрос. Прямо сто из ста. Именно тот, которым Куп неотступно задавался с того момента, как был твердо уверен, что выживет, то есть минуты со второй-третьей на станции.

Быть музейным экспонатом казалось занимательным только какое-то время. Рано или поздно благоговейный интерес к его персоне сменится на бытовое любопытство, жизнь вокруг пойдет своим чередом, и, кто знает, как он сможет в нее вписаться.

— Врачи говорят, что за шесть месяцев я неплохо восстановился. Посмотрим.

Можно было бы заняться наукой. Можно бы продолжать летать, сообщение между станциями было регулярным, потребность в хороших пилотах и в подготовке этих самых пилотов оставалась постоянной. На крайний случай всегда можно вернуться к выращиванию зерновых — пусть и очень хлопотно, зато почетно.

— Дасти, могу я спросить?

— Да, сэр.

— Лучше уж «мистер Купер», чем это... Мерфи почти два года провела в криосне?

Дасти кивнул, в точности как Гетти-старший. Вот уж где фамильное сходство.

— Поясни мне, пожалуйста, как так получилось? К тому моменту, как меня нашли, она уже полтора года была на пути сюда?

Эта, с позволения сказать, ферма — псевдо-ферма, где росли лишь декоративные клумбочки да газон — вызывала подспудное отторжение. Из техники нормально работали только ТАРС и холодильник с микроволновкой, и то, потому что Купер их собственноручно починил. С программированием не заладилось, конечно, но и обыкновенного функционала хватило. На внешне пристойное существование — запросто. Насущные потребности в избытке обеспечивал Научно-исследовательский центр станции, достаточно было в сотый раз пересказывать историю «чудесного спасения», изредка улыбаться и бесконечно много времени проводить в самом Центре.

Против Центра Купер не возражал — их разработки вызывали живейший интерес, в особенности в области авиации. Два больших ангара со впускными шлюзами прямо в открытый космос, изящные рейнджеры, ловко поднимающиеся со стартовых платформ... Мечта летчика.

Итак, ферма. Чистая декорация: второго этажа, где были комнаты детей, в принципе не существовало. Муляж. Лестница упиралась в сплошной потолок. Не стали восстанавливать — все равно бы это не вошло ни в одну экспозицию. На нижнем этаже из обжитого были только кухня с крохотной пристройкой-кабинетом, где когда-то хранил гроссбухи Дональд. Книги по-прежнему были на месте, но представляли собой все тот же эрзац, — обложки с совершенно пустыми листами.

Интересно, что оригинального было в этой постройке? Стены? Деревянные балясины лестницы? Он как-то спрашивал у шустрого молодца, который его сюда устраивал. У того самого, который еще курсовую писал о подвигах Купера. Как бишь его? Не вспомнить. Но молодой человек тогда отрицательно покачал головой.

— Ничего подобного нет. Вся структура восстановлена по старым образцам, но сделана заново. По специальному заказу.

Значит, ни-че-го. Ни кусочка - из прошлого, его, Купа, ровесника. Ни знакомой пыли, забившейся в доски пола. Ни единого — настоящего! — воспоминания.

Посреди кухни все так же: реплика огромного обеденного стола. Тяжеленный, цельнодеревянный. Можно от вторжения пришельцев обороняться. Большую ораву можно разместить, при необходимости.

Катастрофическое одиночество. Один в потоке времени - не сметенный по дурацкой случайности, по недоразумению, отторгаемый исподволь осколок давно минувшего.

На столе свалены несколько больших бумажных папок, наверное, из архивов. Его, Купа, собственный раритетный ноутбук (не восстановленный, обычный. Сохранился, наверное, у кого-то из правнуков в качестве игрушки. Был передан в музей лично Мерфи - так гласила надпись на табличке, аккуратно помещенной на крышку). Куча карт памяти разного возраста и емкости.

Синие и зеленые полосы двоичного кода на экране. Увы, ни на что большее электронное ископаемое оказалось неспособно.

ТАРС, осваивающийся в роли экономки.

— Придется тебе, приятель, снова поработать дешифровщиком, — обрадовал Куп бывшего морпеха.

Сенсорная панель на стене напротив окна среагировала на упавший уровень освещения: солнце садилось, скрываясь из рефракторов, и лампы над столом зажглись ровным желтым светом. Пришло время ужина.

Купер тоскливо огляделся. Пустота окружала его.

Дасти и Элис предлагали Куперу присоединиться к ним на соседней, еще достраивающейся станции. Он сразу пожалел, что вообще сказал вслух, что на «ферме» жить не слишком комфортно. Будто напрашивался.

Вот уж никогда.

А когда придет его время, то он хотел бы оказаться рядом с настоящей фермой, на давно покинутой далекой Земле. Пусть в развалинах, на пепелище, на ровном месте, заросшем травой или засыпанном пылью. Но только не в этих выставочных стендах.

Непрошенный, странный вопрос бился в сознании. Каким непостижимым образом Мерфи знала, где и когда найти его?..

В сумерках и этом почти уютном желтом свете комната казалась прежней, пыльной, обжитой. Чужеродный ТАРС не нарушал идиллии, потому что транслировал какую-то древнюю радиопрограмму, полностью сливаясь с обстановкой. Нет, все-таки с показателями гуманности у морпеха был полный порядок: когда не надо — не отсвечивал.

Беспокоило еще кое-что. Саднило немного. По вечерам, в тускловатом свете ламп, — обострялось.

— Иди.

Пауза длилась.

— Куда?

Пустота жалила нестерпимо, и дыхания не хватало - он снова плыл в благодатное Никуда на орбите планеты-гиганта. Он мог не ждать ответа. Он знал его.

— К Брэнд.

Хорошенькое дело. Раз сто, не меньше, довелось обдумать великодушное предложение Мерфи — отправиться обратно в неизвестность космоса. Стало быть, его дочь была по какой-то причине убеждена, что доктор Брэнд сумела хоть куда-то долететь. И осталась в живых - более или менее.

В этом была вся его Мерф. Она была уверена, что отец не станет жить на ферме. Уж тем более — в этом сплошном реквизите. Что он вновь и вновь будет смотреть в то небо, которое однажды — почти навсегда, — его отняло, и мечтать о межзвездных полетах.

И, кто знает, может, не только мечтать.

Что возьмет с собой волшебный болторез.

Что ж, она была права.

Старенькое устройство, натужно шелестя, начало наконец выдавать тонны отсортированных по дате файлов. Сколько же здесь скопилось мусора. Наверняка более или менее последние обновления относятся ко времени школьных лет Мерфи и Тома.

ТАРС отрывисто замигал индикатором, привлекая внимание Купера. Новообращенный спец по расшифровке что-то нашел.

— Этого не может быть!..

«Храбрым мужчинам и женщинам „Лазарь“ и „Эндьюренс“»

Памятник из красного гранита стоял прямо на территории стартового комплекса станции Купер, неподалеку от серого Научно-исследовательского центра. Купера всякий раз наполняли противоречивые чувства, когда монумент попадался на пути: и среди прочих самым сильным была скорбь. Потому ли, что потомки, гордые поступками отцов, воздвигли эту глыбу на пьедестал, а Купер видел в ней только надгробие?..

«Местная достопримечательность» в очередной раз прогуливался в компании все того же стажера, задавая самые разнообразные, намеренно как можно более дилетантские вопросы.

— Это распространенное заблуждение, что вы угодили в предел горизонта событий Гаргантюа. Физики уже пояснили: вы всего лишь вновь попали в гиперпространство, — «балк», — ту же самую «кротовую нору», — пояснял Куперу молодой ученый, стараясь придерживаться терминов.

— Как это возможно?

— Возвращению в так называемую «нору» предшествовал зашифрованный обыкновенным двоичным кодом сигнал с координатами, запущенный приблизительно за 12 секунд до вашей отстыковки от «Эндьюренс». Именно в этих координатах пространства-времени вас кто-то очень удачно подобрал.

Купер смутился: переспрашивать было неловко, но, собственно, за этим он здесь и находился:

— Я думал... Точнее, док, мы все предполагали, что это сделали «Они» — люди далекого будущего. Которые владеют технологиями изменения пространства-времени.

Стажер как-то странно посмотрел на него.

— Нет, сэр. Эти координаты были получены из совершенно конкретного источника, географически совпадающего с приблизительными координатами исходной точки кротовой норы. Совсем другой вопрос состоит в том, возможна ли в принципе передача сигнала…

— Почему она невозможна?

— Сэр… Сигнал пришел ниоткуда. Из пустоты

Chapter Text

Каменные глыбы, обрушившиеся на лагерь, обозначали не только страшную смерть Вольфа Эдмундса.

Но и кое-что еще.

И это что-то не давало покоя.

Есть закономерности, которые стоило бы при риске смерти обнаружить сразу, как правила игры, соблюдая которые — выживаешь. Эти правила стараются узнать все, хоть раз оказавшиеся в смертельной опасности, исследователи, первооткрыватели и первопоселенцы, оказавшиеся в одиночку на других планетах.

Базовый лагерь Эдмундса ожидаемо не совпал с местом изначального приземления: значит, расположение его случайным не было.

Как, черт побери, можно было выбрать для поселения место, которое представляет сейсмоопасную зону такой степени?..

Местность была, между тем, равнинная, только к западу немного холмилась, и вообще, данные первоначального картографирования, осуществленного еще при первом приближении к красноватой планете, показывали, что поверхность близка к идеально-ровной, точек выше трех километров не было в принципе. Что могло быть тому причиной? Сверхстабильная орбита в пределах досягаемости Гаргантюа, особенности формирования планеты, специфика состава ядра или мантийного тела?

Как среди равнины мог случиться каменный обвал?

Можно было шутить, что принесло ветром. Но климат с ветрами такой силы однозначно опасен для поселенцев, и Вольф бы никогда не подал сигнал о... Амелия вдохнула поглубже и поправила маску с фильтром, вспомнив, откуда-то из прошлой жизни, о докторе Манне. Может, ветра не так уж важны, когда речь идет об атмосфере, пригодной для дыхания земным формам жизни.

Но «пригодный для жизни» — совершенно не значит «комфортный» или «хоть немного похожий на дом».

Здесь ничего нет. Потенциал огромен, но нет ничего вообще — органики так исчезающе мало, так скудно насыщен кислородом воздух. Без скафандра лучше не покидать боксов: давление в норме, а вот температура, особенно по ночам... Тяжелые водяные взвеси с пылевыми примесями означают постоянную необходимость в фильтрах; зато конденсаторы, для удобства объединенные в комплекс, обеспечивают при должной нагрузке количество воды, которого могло бы хватить для любых нужд большой исследовательской станции. Такой, которой изначально планировалась, и которая была целью миссии.

Отвал из каменных глыб, некогда похоронивших под собой базовый лагерь Вольфа Эдмундса, становился с каждым днем все выше, по мере того, как КЕЙС, не без посильной помощи Амелии, разгребал завал. Но вопросов меньше не становилось. По структуре и форме куски породы не походили на обвальные, слишком уж... разнородные, что ли. Да и где нынче та гора, с которой они могли обрушиться?.. Самые крупные выглядели обветренными, без острых углов и сколов. Быть может, это все-таки ветер?..

На кону стояла судьба уже второго лагеря, тоже помеченного на картах «Эдмундс», правда, с индексом «2». В первый раз пришлось переносить все постройки и станции ближе к подветренной стороне холмов, когда стало понятно, что бури с порывами здесь бывают не слабее марсианских, а холмы остаются надежными визуальными ориентирами в любом пылевом урагане.

И все-таки это был не ветер. За семнадцать разной степени силы бурь, которые пережило их с КЕЙСом маленькое поселение, гора камней с места расчистки лагеря Вольфа никуда не двинулась, следовательно...

— Этих показателей недостаточно для статистики, — скрежетал КЕЙС, и Амелия была уверена, что робот просто пытается ее успокоить.

Впрочем, переживать, кроме версий о гибели Вольфа, было о чем: дни исследований утекали как песок сквозь пальцы; значит, все меньше времени оставалось на обустройство нового лагеря, в котором можно было бы запустить основные мощности и приступить к дальнейшей части «плана Б».

Можно было бы. Если бы их ресурсы были неизменны, и команда миссии прибыла сюда полным составом. Но Амелия Брэнд была одна; теперь, помимо собственного выживания, она одна должна была принимать решения.

Что будет разумнее: начать разворачивание основного лагеря до завершения отладки систем снабжения энергией и водой, что позволило бы сэкономить ресурсы и скорее перейти к системе циклического воспроизведения энергии, воды и пищи, или подождать до завершения основного этапа исследований?

Возможно ли повторение этого обвала?.. Что будет, если новый катаклизм обрушится на их новый лагерь?.. Если это произойдет, они обречены: сил и ресурсов восстановить все у одного человека и одного робота уже не будет.

Чудовищная радиация при проходе поблизости от Гаргантюа повредила значительную часть обшивки будущих модулей лагеря, большинство генераторов, которые находились поблизости от взрыва при попытке доктора Манна проникнуть на «Эндьюренс», оказались утрачены безвозвратно или работали на небольшой процент от изначальной мощности. Наверное, их можно было бы исправить, нужно было пробовать. Но каждый раз, приступая к починке под руководством КЕЙСа, Амелия понимала, что не справится.

И от этого хотелось сдаться.

Тьма и пустота. Вокруг и внутри — страшная тяжесть поглощала надежду и выбрасывала ее из забытья, когда приходили ночи.

Она так мало спала в последние недели. Сразу после приземления посадочного модуля с «Эндьюренс» на планету Эдмундса ее почти лихорадило: не находила себе места. Кипучая жажда деятельности и гложущее чувство обреченности подстегивали и гнали скорей обустроиться, обеспечить минимальную безопасность, достаточную для собственного успокоения. Но потом — постепенно, исподволь, — появилась апатия, постоянное ожидание гибели сгладило переживания и обвило коконом безразличия ко всему.

Сны, когда все-таки приходили, становились все более беспокойными. Она засыпала под утро, перед самым восходом Гаргантюа, на одной из нижних коек в жилом модуле. Когда-то — в прошлой жизни, — здесь было место Ромилли. Но теперь ей было все равно, и чужие вещи были так же безразличны, как и камни на окрестных холмах. Какая теперь разница? Дыхание смерти коснулось здесь всего, почему она должна была стать исключением?

Бессилие и обреченность. Рано или поздно это случится.

Поэтому не было смысла превышать показатели минимального жизнеобеспечения. Основная энергия от исправных генераторов, подключенных к солнечным — конечно, не солнечным, но производное от «Гаргантюа» она не придумала, а все, что предлагал КЕЙС, звучало из рук вон плохо, — батареям отправлялась на поддержку модуля-2 с генетическими образцами популяционной бомбы.

Откладывая до лучшего момента самое важное — принятие решений, она тратила дни на бесполезные занятия. Разглядывание камней, составление карт, ландшафтных, погодных, карт планетного окружения, карт звездного неба: оно здесь было совсем другим, и от этого хотелось кричать от безысходности.

Так далеко от дома.

Возможно, она бы и кричала. Однако робот был всегда рядом. Каждое утро ей полагалось измерять биопоказатели и передавать их на жесткий диск КЕЙСа. Артериальное давление, температура, болевые ощущения, показатели веса... Иногда она чувствовала себя хомячком или подопытной крысой. Но с этим приходилось смиряться, ведь заметить, как начинается какой-нибудь дисбаланс было ее первой и основной задачей, доверенной — для объективности, — роботу.

Миссия не закончена, пока она жива.

Еще оставался криопод. Его могильный холод обещал обманчивую надежду на долгий сон, отдых от трудов и слабый проблеск, мол, когда-нибудь...

Ложь. Никто. Никогда.

Когда-нибудь она совсем устанет от черного солнца и светлых ночей, от незнакомого неба и чужого дома, она уляжется в него — спать, установив показатели жизнеобеспечения на едва превышающие минимум выживания.

Это притяжение пустоты ее пугало. Она инстинктивно держалась поодаль, стараясь лишний раз не смотреть в том направлении. Каждый раз старалась отвлекаться. Только не сейчас, не сию секунду. Пока теплится жизнь, пока еще можно что-то придумать...

— Доктор Брэнд. — КЕЙС редко беспокоил ее ночью. В целях сохранения оптимального физического и эмоционального состояния единственного взрослого члена экспедиции вида «человек» это было позволено роботу только в исключительных случаях.

Было светло. Точнее, было достаточно света, чтобы ориентироваться, и биолог бы сказал, что это плохо; что земные организмы не смогут к такому приспособиться. Но все тот же биолог, поразмыслив, сказал бы, что, если эти самые организмы захотят выжить, они обязаны будут измениться и приспособиться. Всегда менялись, буднично заметил про себя разбуженный роботом биолог.

КЕЙС закончил с разбором завалов, открыв вход в бывшее жилище Эдмундса.

— Вы не желаете заглянуть?

Робот вовсе не был сентиментальным: он был всего лишь слишком большим и неповоротливым для полузаваленного помещения. Значит, придется ей.

Амелия осторожно шагнула внутрь, склонившись под прогнувшимся и проржавевшим до дыр потолком. Прорехи в металле пропускали свет, но его было отчаянно мало, чтобы рассмотреть подробности. Поколебавшись секунду, она включила портативную лампу.

Луч, дрогнувший вместе с рукой, зашарил по стенам, покрытым пылью. Выхватил из темноты жилой отсек, переполз к зияющей пустоте взорвавшегося когда-то внутреннего генератора. Пустота отливала странной, иррационально пугающей темнотой. Возможно, просто так причудливо падал свет.

Внутренние генераторы были очень нелепой задумкой, так уже давно не строили, но когда-то он отвечал требованиям безопасности. И, наконец, криопод Вольфа. Совершенно неповрежденный.

Открытый, покрытый пылью изнутри и снаружи.

Пустой.

Не думая о вредных пылевых взвесях, Амелия подняла защитный щиток шлема и стянула маску-фильтр. Прерывисто всхлипнула. На коже оседала морозная испарина.

Где он?..

— Его здесь нет! — Ей казалось, что она кричит. Но голос был едва слышен.

Все остальное не имело значения, и ничто из того, что она могла обнаружить, не было теперь важнее. Значит, Вольф Эдмундс не был погребен во время гибернации, не подвергся обвалу или другому катаклизму. Может ли быть такое, что лагерь был завален, и он просто не смог вернуться в него... Быть может, где-то еще на этой планете есть его следы. Как распознать их? Как искать? Как подать сигнал?

Пустой, неповрежденный криопод в каких-то десяти футах от разрушенной генераторной?

Погруженная в размышления примерно такого толка, Амелия направлялась к выходу, когда ее остановил предупреждающий сигнал от двери. КЕЙС требовал внимания.

— Доктор Брэнд, осветите центральную часть модуля, пожалуйста. Там, где вы стоите.
Амелия подняла фонарь высоко над головой, настолько, насколько позволял продавленный внутрь, покрытый оранжевой пылью потолок. Послышался сигнал фотоанализатора — КЕЙС зафиксировал нечто интересное прямо у того места, где находилась Брэнд.

— Ты что-то нашел?

— Да. Но это потребует расшифровки — очень плохая видимость.

Небо постепенно светлело, близился рассвет. Внутри помещения проступили очертания предметов, первобытный страх темноты и неизвестности немного отпустил. Тьма в углах, впрочем, осталась прежней.

Паника проходила постепенно. Обострившиеся навыки охотника и собирателя нашептывали, что подсказки должны были быть где-то здесь. Или не подсказки, а просто что-нибудь, что могло пролить свет на последние годы жизни Вольфа. Возможно, на его последние минуты.

И на пустоту криопода.

Два ноутбука, покрытых слоем засохшей глины и пылью, перекочевали в манипуляторные блоки — «руки» — КЕЙСа. Один с логотипом НАСА. Второй без опознавательных знаков, вероятно, личный.

— Надеюсь, это не будет расценено потомками как разграбление, — приветствовал ее на выходе КЕЙС.

Взгляд Амелии выразил достаточно. Хорошо, что роботы умеют немного понимать мимику эмоциональных и уязвимых существ.

Она окончательно выбралась наружу и повторила, серьезно и доверительно, совершенно не отдавая себе отчет, насколько дрожат губы:

— Его там нет.

Неповоротливая с виду машина откатилась от входа в разрушенный жилой модуль и по левую руку от доктора Брэнд «пошагала» к основному лагерю. Амелия молчала, погруженная в лихорадочный бег мыслей пополам с предположениями, гипотезами и невероятной надеждой.

Торопиться было некуда. Незнакомые звезды в вышине тускнели и пропадали.

Черное солнце, солнце нового мира поднималось над горизонтом.

Разница между роботом и человеком стиралась в масштабах их одиночества. Теперь это стало совсем очевидно: машина обладала достаточной автономностью, чтобы принимать решения. Анализировать. Творить, насколько позволяли возможности. Быть собеседником.

Спасать от мучительного, окончательного сна в капсуле.

Принимать решения... Невозможно было перестраивать модули бесконечно.
Единственная оптимальная конфигурация была утрачена вместе с некоторыми конструкциями, разрушенными во время спасательной операции на планете Манна. И все остальное было только допустимо, со всевозможными ухищрениями.

Быть может, Вольф так же, как и они сейчас, пытался найти приемлемые варианты выживания, для этого покидал лагерь. Может быть, исследовал планету. В конце концов большая часть была поверхностно картографирована довольно успешно, очевидно, что он этим занимался многие годы. Значит, сумел продержаться достаточно долго. И потом, все места и маршруты его перемещений по планете были хорошо задокументированы. Нет оснований полагать, что он погиб где-то в экспедиции вне базового лагеря.

Пришлось снова возвращаться к документам.

Все протоколы миссии «Лазарь» находились в отличной сохранности. Будто для нарочно для истории составлялись. Первая же миссия через кротовую нору выглядела удивительно подготовленной.

Она все еще неплохо помнила и предварительные испытания, и запуск, и отслеживание двенадцати кораблей миссии «Лазарь». С интервалом в сутки и четыре часа они отрывались от стартовой площадки, унося в открытый космос и полную неизвестность дюжину самых выдающихся.

Отчаянно смелая, дерзкая, выдающаяся миссия. Шанс на успех — один на несколько миллионов.

И тем контрастнее: сухо, рационально и безэмоционально выглядели эти протоколы в подборках у Эдмундса. Амелия достаточно хорошо знала Вольфа, чтобы быть уверенной в том, что тот никогда бы не отправился в такой долгий и опасный путь, если бы его не влекли совершенно потрясающие открытия. Неужели только это?..
Очень смущало то, что нигде не было никаких черновых записей. Набросков. Амелия очень надеялась, что все эти записи они с КЕЙСом найдут на компьютерах Эдмундса. Может быть, это помогло бы обнаружить живые, пусть обрывочные, пусть непроверенные теории.

Третьи сутки продолжались попытки дешифровки записей на «рабочем» ноутбуке Вольфа. Носители информации были повреждены, произвольно или нет, понять уже не представлялось возможным. Но если бы Эдмундс хотел их уничтожить, то почему не расправился с самой машиной?.. Когда все попытки оказались исчерпаны, Амелия дала разрешение на работу со вторым устройством.

КЕЙС снова и снова восстанавливал заряд и приступал к выводу бесконечных полос на мониторы.

Однажды он даже попробовал обратиться за помощью к человеку.

— Пароль? — Амелия пару мгновений прикидывала, каковы могут быть варианты. — Нет, я не знаю пароля.

Попытки взломать код ни к чему не привели. КЕЙС потребовал ее отпечаток пальца. Возможно, ему удастся сконструировать варианты. Удивившись изобретательности робота, Амелия протянула руку к анализатору.

Ничего, однако, подобного не потребовалось. Отпечаток большого пальца Амелии и был ключом.

И ни один не удивился: КЕЙС не умел, а доктор Брэнд не успела: медиафайлы начали воспроизводиться автоматически, и из ретрансляторов КЕЙСа послышался голос Вольфа, тяжело узнаваемый, с треском помех и странной тональностью, но человеческий голос, такой мучительно знакомый:

— Здравствуй, Амелия.

Доктор Брэнд пошатнулась. Захотелось поискать опоры — она положила обе ладони на столешницу, впиваясь глазами в монитор.

Откуда он знает, что она слышит его? Паническая мысль, что сумасшествие — вот оно, совсем рядом.

Голос, тихий и поскрипывающий, наполнил помещение без остатка, и Амелии почудилось, что она тонет в реальности, проваливаясь куда-то под, в темноту, искрящуюся снопами распадающихся частиц. Пытаясь отдышаться, захлебываясь в собственном недоумении, лихорадочно размышляла:

«Какова вероятность, что я схожу с ума?..».

С другой стороны, почему бы, собственно, и нет? Насколько было бы проще признать, что это все липкий бред, что ей все это снится, что она давно в гробнице криопода, и все это мучительные сны, только и всего.

И это никогда не закончится.

— Если ты это слушаешь, значит, эксперимент завершен. Я не смог справиться с этим. Ты — смогла.

Какой, господи, эксперимент?..

Голос в ретрансляторах сменился. Металлический контральто «АСЕТ», робота Вольфа, начал обратный отсчет. Амелия застыла, полагая, что смотрит на следы давно разыгравшейся трагедии. Но на сигнальной панели КЕЙСа загорелся индикатор. Восемнадцать. Семнадцать.

Черт!..

Она рванула соединительный провод, понимая, что эти две машинки вполне могут оказаться частями устройства самоликвидации. Заметалась в поисках второго, безвозвратно нерабочего с логотипом НАСА. Конечно, она не успела. В тот же момент, когда на индикаторе КЕЙСа погас сакраментальный «ноль», взрыв прогремел, но вовсе не там и не так, как ожидалось.

Столб пламени, пыли, песка поднялся на месте нулевого лагеря, окончательно уничтожая все следы присутствия Вольфа Эдмундса, его загадочных экспериментов и пустой капсулы криосна.

Обессиленная, Амелия опустилась на пол, прямо рядом с КЕЙСом. Мир пошатнулся и поплыл в мареве красной пыли. Призрак безумия подступил из темноты, но, оскалясь на размеренно мигающие строки на мониторах робота, не осмелился приблизиться. Осталось закрыть глаза и пожелать себе скорой безболезненной смерти. Беспамятства. А еще лучше — чтобы ничего этого не было. Вообще ничего.

Chapter Text

«Ломать голову» обычно свойственно людям, но КЕЙС ведь всего лишь машина. Он просто перебирал варианты. В очередной раз обнаружив Амелию в модуле гибернации, он ускорил процесс, переписав некоторые алгоритмы. «Если» — «то» — базовый, остальные условности. Беда в том, что эмоциональные человеческие существа были так уязвимы.

Она ничем не отличалась от большинства представителей ее вида. Человеческие эмоции — непосильный груз, и вина из них самая тяжелая. Амелия Брэнд, склонившаяся над медленно наполнявшейся физраствором капсулой, выглядела как точная иллюстрация этой ноши. Выступившие скулы, упрямо сжатый рот, плотно сомкнутые веки: она бежала от чужой инопланетной реальности или истово молилась.

КЕЙС бесстрастно просчитывал все возможные варианты, вплоть до уничтожения криоподов: жизнь и благополучие человека были для него высшим приоритетом, и он не мог допустить добровольного снижения уровня жизнеобеспечения единственного взрослого живого существа, способного обеспечить основание колонии.

Если бы он умел, он бы «сострадал».

Если бы миссия прибыла на Эдмундс полным составом... Если бы это случилось лет на сорок раньше — по земному, разумеется, времени... КЕЙС перебирал эти вероятности бесстрастно, одну за другой, сортируя по возрастанию и убыванию процента соответствия действительности. Амелия была занята время от времени примерно тем же, только вот от непрошенных чувств было не избавиться, и она — круг за кругом — вновь шла по лимбу вокруг затягивающей черноты Гаргантюа.

— Амелия... — из глубин сознания легко, словно эхом, обдало шепотом. Просто и буднично, будто он был здесь, стоял где-то за её спиной. Призрак.

— Пошел к черту, — проговорила она в ответ на невеселые шутки истрепанной выживанием психики. Было тяжело признаваться и сразу — легко, после того, как это все-таки случилось, что самую большую часть груза вины она чувствует из-за Купера.

Она понятия не имела, что именно привело его в тот далёкий вечер на глубоко засекреченную базу НАСА, но это был шанс наконец отправиться вслед за Вольфом — в глубины Вселенной. На поиски. Она слишком долго ждала.

Уродливая гримаса судьбы, настигшая их — её! — на планете доктора Манна теперь, по прошествии времени, виделась ей не катастрофичной неожиданностью, а, скорее, воздаянием; при том, что Амелия никогда не была настроена суеверно. И все равно — проклятые девяносто процентов, и она обречена слушать призраков, пусть они и пытаются говорить с ней так доверительно и нежно.

Раздраженная, Амелия выпрямилась, наконец решившись осмотреться. Как и полагается, совершенно одна на всей планете.

Тень прошлого растворилась в небытии. Чернота криопода больше не была такой вожделенной, и за это она была признательна: Куперу, призраку Купера или собственным расшатанным нервам.

Так или иначе приходилось возвращаться к работе. По-прежнему продолжалось картографирование и составление климатических карт и прогнозов. Сейсмическая активность никак не проявлялась и загадка камней все еще не была решена.

Все улики и потенциальные ответы на мучившие Амелию вопросы были уничтожены вместе с базовым лагерем Вольфа.

По крайней мере, чернеющая воронка на месте бывшего модуля не давала никаких подсказок. Однако кое-что сохранилось — КЕЙС постарался максимально улучшить качество сделанных той, последней ночью фотографий внутри полузаваленного помещения.

Выведенные на монитор фотографии мерцали зеленью. Черно-зеленый полумрак.

На снимках на первый взгляд ничего подозрительного не было видно. Пыль. На всех поверхностях, отдельные пылинки, кружившие в потоках света фонарей человека и робота. Песок, за все это время сформировавший небольшие наплывы-дюны, превратившие пол в модуле в своеобразную холмистую равнину, пустыню в миниатюре.

Амелия вглядывалась в причудливую игру теней на полу заброшенного комплекса.

Секунду.

Песок. Дюны? В заваленном камнями модуле, в пространстве без доступа света и почти без движения воздуха, не говоря уже о ветре?

Полосы были очевидны, широкие и узкие, чередовались и исчезали из поля зрения за пределами круга света.

Широкая-узкая, узкая, узкая, две широких...

Амелия покрылась ледяной испариной, лихорадочно зашарила рукой по завалам из бумаг — в поисках карандаша. Дыхание восстановилось лишь спустя несколько бесконечных секунд, и она выписывала цифру за цифрой, автоматически, даже не глядя под руку.

Код. Двоичный код. Преобразованный в координаты.

Лихорадочный огонёк, загоревшийся в глубине её глаз, обозначал, что в ближайшее время доктор Брэнд будет гораздо более увлечена вопросами жизни, нежели смерти, и, наверное, это могло бы надолго отвлечь ее от капсул с угрожающе маленькими показателями жизнеобеспечения.

КЕЙС радовался бы, если бы умел.

Амелия осматривала разбросанные взрывом валуны и их осколки. Порода была довольно хрупкая, как оказалось. От температурного воздействия легко разрушалась. Осмотрев внимательно воронку и не обнаружив никаких остатков последующего горения, она зафиксировала показатели в портативном блоке памяти. Подобрала несколько образцов для консервации и уже собиралась обратно, к модулю.

Прогноз сообщал о буре.

Диск Гаргантюа плыл к зениту, значит, нужно успеть вернуться в жилой модуль до непогоды и по дороге проверить генераторную станцию: достаточно ли она укреплена. Погнутых опор после первого сильного урагана хватило с лихвой, чтобы Амелия перестраховывалась впредь. Нательный маячок передал сигнал КЕЙСа, что времени оставалось не так много.

Могло ли быть так, что камни собрались к эпицентру сами?..

Глупости. Камни сами не ходят. Однако какая-то сила сумела это сделать. Что могло их собрать здесь и сбросить в точку пространства одновременно и так мастерски точно?

Такое уже было, Амелия, вспомни.

Она поправила защитные пластины на рукавах. Воронка и груда черных камней выглядели угрожающе, но не настолько, как своеобразное «прощание» Эдмундса.
Так или иначе эти два факта были связаны — координаты на полу заброшенного модуля и самоликвидация документов Вольфа Эдмундса.

Где-то она слышала похожую историю. Сто лет тому назад, жили-были... Так еще сказки начинаются. Сто лет тому назад на одной глухой ферме большие машины «сошли с ума».

Купер клялся, что именно так он нашел их базу на скалистом берегу Гранд-Лейк.

Что-то привело все эти сеялки, жнейки и молотилки к его дому. А потом пыль «нарисовала» на полу его дочери координаты... засекреченной до полного небытия базы НАСА.

Судьбоносные случайности. Есть ли им место в поле строгих научных данных?

Гравитационная аномалия?

На горизонте проступила темно-бурая полоса пылевого фронта. Нужно было торопиться.

Во впускном шлюзе Амелия сняла легкий защитный костюм, встряхнула чуть отросшими волосами — столько пыли, никуда от нее не денешься. Все люки модуля уже были плотно задраены, так проще бороться с последствиями непогоды. Полутьму разгоняли верхние, пропускающие свет лючки и пара автономных ламп под потолком.

Пыльная буря — это на несколько часов, и Амелия приготовилась коротать время с наибольшей пользой. В самом двоичном коде, пересчитанном в систему земного счисления времени и пространства КЕЙСом не было ничего необычного: обыкновенные пространственные координаты, в точности соответствовавшие их местонахождению, то есть нулевому лагерю Вольфа Эдмундса.

Взаимосвязь. Гравитационная аномалия.

Быть может, Вольф сумел вывести уравнения гравитации, описывающие подобные аномалии?.. И уничтожил результаты, если они представляли угрозу — для человечества, например.

Непослушным, будто чужим голосом она попросила КЕЙСа подключить второй, личный ноутбук Эдмундса к аккумулятору и приступить к дешифровке.
Разгадка должна быть.

«Я не смог справиться с этим. Ты — смогла.»

И как это понимать?

Разгадка была где-то в досягаемости. Видимо, как только некий «эксперимент» завершился, секретность стала неважна. Или автор эксперимента был уверен, что результаты опыта гарантируют отсутствие или уничтожение свидетелей. Так или иначе, машина равнодушно выдала все файлы протоколов миссии, без какой-либо защиты или паролей.

Ожидания обманули Амелию. Файлы, протоколы, заключения, карты... Только имя миссии — не «Лазарь».

«Одиссей».

Миссия «Одиссей» считалась проваленной. Точнее, насколько Амелия знала, она даже не дошла до этапа согласования: бюджет к ней так и не был сверстан. Это значило, что проект останется научной фантастикой. На бумаге, для потомков: развлечет когда-нибудь потом случайного архивариуса или шустрого газетчика.

Только вот теперь Амелия Брэнд своими глазами видела не только бюджет. Здесь было абсолютно все: начиная от теоретических выкладок и заканчивая объемным докладом об успешном завершении.

— Ваш отец нашел решение уравнения задолго до того, как мы покинули Землю, — откуда-то из глубин памяти извлекла Амелия слова доктора Хью Манна.
Да, разумеется. Иначе и «Лазарь», и «Эндьюренс» не состоялись бы, а человечество продолжило гибнуть в пыли от болезней и голода.

«Запуск лабораторных объектов на основании решения Шварцшильда и интервалов Минковского организует достаточно просторный выход в гиперпространство, который, в свою очередь, гарантирует возможность физическим объектам покидать пределы евклидовых пространств с выходом в другой произвольной точке...»
Амелия отерла со лба испарину. Осталось понять, как отец получил квантовые данные, не покидая планету. Не покидая планету географически.

Решения уравнений уже были готовы, и не единожды; но они, удивительным образом, не работали в гиперпространстве и не гарантировали, как это было громко заявлено, успешного соединения двух бесконечно далеких точек пространства-времени. Вопрос стабилизации точки выхода из «балка» — надпространства, — оставался открытым.

Переведя дыхание, она продолжила листать файлы.

Выдержки из отчетов, схемы, расчеты... Подписанные ее собственным отцом, доктором Манном и Вольфом Эдмундсом.

Три гигантских корабля — миссия «Одиссея» несла на борту гигантскую лабораторию. Состыковавшись где-то в пределах большой орбиты Сатурна они должны были сформировать единый комплекс. Бесконечное число файлов — полностью зашифрованные данные. Финальный отчет — провал миссии. И корабли, и лаборатория были поглощены горизонтом событий того объекта, который сами и создали. Масштабная атомная имплозия, с образованием этого самого неевклидова пространства — кротовой норы.

Удивительно, ни у кого из бывшего экипажа «Эндьюренс» не возникло и тени подозрения, что «линза» кротовой норы может быть рукотворной, и, пролетая по ее изогнутой полуплоскости, они оставили где-то поблизости затерявшийся в «балке» бывший комплекс космических лабораторий «Одиссей».

Злой, тошнотворный привкус предательства подкатил к глотке. Амелия отложила записи, растерла пальцами виски и лоб. Руки дрожали. Разочарование. Тотальная, зияющая пустота планетарного масштаба вокруг показалась удивительно заслуженной. Ожидаемой.

Бремя раскаяния, которое она никак не могла сбросить еще с откровенного обвинения в исполнении Мерфи Купер, настигшего их на планете Манна, вновь навалилось всей тяжестью на душу.

Отдельным испытанием было вспоминать последовательно всех, кого они — миссия «Эндьюренс», — потеряли. Разве могли они знать, тогда, в зале совещаний, под портретами выдающихся ученых, что их ждет в соприкосновении с истинным космосом.

«Все это было зря», — промелькнула неловкая, неприятная, но очень правдивая мысль. К горлу подкатил ком.

— Я не смогу, — тогда, в водах планеты Миллер, она была полностью уверена, что не выкарабкается.

— Сможешь!

Опять призраки, опять нервы. Опять чувство вины.

Сможет? Теперь Амелии точно рассчитывать не на кого — она совершенно одна на много тысяч световых лет вокруг. Потому что обратно пути нет — слишком много ресурсов требуется, и они с каждым днем таяли, как и надежды на избавление от этого прекрасного нового мира. Да и «Эндьюренс», маячившая на орбите, была полуразрушена. А на ровере далеко не улетишь, даже вернуться к их выносливой межзвездной старушке топлива не хватит. Спастись невозможно...

Зачем он отправил ее сюда? Может быть, погибнуть там, во тьме и неопределенности гиперпространства было бы не так мучительно?..

Миссия почти провалена. Ее собственное выживание уже не играет никакой роли. Она — уже призрак. Из далекого прошлого.

Амелия Брэнд вспомнила, как безрассудно стремилась сюда, — да без разницы, на самом деле, куда, — к Вольфу, сквозь бесконечности и безвременья. Как была уверена в собственных силах и как не единожды поставила слишком многое на кон и их всех — на грань выживания.

Видения изредка приходили: Ромилли, Дойл, Манн... Купер. Они не осуждали ее, кажется. Она сама себе была самым суровым судьёй. Расплатой всегда были бессонные часы с прочитыванием — вновь и вновь, — протоколов проекта «Одиссей» и бесконечные, беззвучные, бессмысленные разговоры с тенями.

Мы любим тех, кого уже давно с нами нет.

Какая в этом социальная польза?..

— Доктор Брэнд, — голос КЕЙСа был ровным, считалось, что это может успокаивать «уязвимых эмоциональных существ» — Пожалуйста, не надо. Пожалуйста...

Амелия Брэнд вовсе не выглядела сейчас уязвимой и эмоциональной. Она была сосредоточена настолько, насколько это было вообще возможно: она была занята спасением человечества. Без неоправданных полетов в кротовые норы, бессмысленных жертв, смертей-потерь-снова смертей, голода и уничтожения человечества. Она вспомнила, как рассказывала о Вольфе Эдмундсе в самом начале их пути. Так, господи, давно. Почти забыла.

Какая суровая ирония.

Формула пространства-времени. Одиссей должен вернуться на Итаку.

— Я возвращаюсь домой, — тут же, эхом, тенью, уколом совести.

Они ждут тебя, Купер.

— Иди, — отпустила Амелия.

Пространство дрогнуло у её губ невесомостью, прикосновением неизвестности. Индикаторы робота фиксировали высокие показатели адреналина в организме человека.

Если бы КЕЙС мог звучать обеспокоенно, он бы говорил именно так.

— Закрытие «кротовой норы» изменит будущее и прошлое навсегда. И, главное, оставит нашу колонию без малейшего шанса на выживание.

Никто. Никогда. Не придет.

Пальцы замерли над клавиатурой, соединенной с генератором частот и другим проводом с вводным портом робота. Дрогнули. Но только на секунду. И продолжили вводить код.

— Да. Я знаю, КЕЙС. — Долгий взгляд в пространство, который робот расценил как «уставший». — Запустить тестирование камеры гибернации в режиме минимальных показателей.

Но перед этим оставалось еще одно — самое главное.

— Надеюсь, там еще осталось, кого спасать, — эхом повторила она свои собственные, когда-то давно сказанные слова.

Двоичный код. Координаты. Коридор пространства-времени, соединяющий прошлое и будущее.

КЕЙС, смирившись с неизбежным, передавал цифры в межзвездное пространство через ретрансляторы «Эндьюренс». Небольшой квадрат в районе Тефии.

В памяти сверкнули и вновь погасли кольца гигантской планеты.

Код. Безнадежный сигнал, который — как уже было известно, — не мог покинуть пределы этой чужой звездной системы.

Chapter Text

— Я этим ублюдкам из НАСА не доверяю еще больше, чем своему юристу по земельным вопросам, — процедил сквозь зубы Купер, глядя в прищур на исчезающую в клубах дорожной пыли кавалькаду из трех бронированных машин.

— Им теперь никто не доверяет. После того, как вскрылась афера по оболваниванию правительства и населения с мнимым «голодом» и «пыльными бурями», сам знаешь, — поддержал его тесть. Дональд принес из прохладной кухни пару пива, протянул одну банку Куперу и кивнул на скамью в приглашающем жесте — присесть вместе.

Они теперь ладили намного лучше: Куп стал больше бывать дома. Конечно, мелкие стычки бывали, но не в пример спокойнее, чем раньше; особенно Дональд возражал против того, чтобы его зять с мисс Хенли, с недавних пор, новой миссис Купер, отправлялись жить в новый дом.

Старшему из внуков, Тому, было все равно: ему достался отцовский джип и малец уже вовсю заправлял на ферме. Кто знает, быть может, это и есть призвание. Мерфи была единственной, кто не собирался смиряться с новой жизнью — под одной крышей с папой и его женой; пока же, однако, конфликты удавалось гасить.

Оставалось надеяться, что со временем Мерф привыкнет. Все привыкают.

Дональд, как и многие родители «старой школы» полагал, что не надо потакать капризам подростка. Побесится и перестанет.

— Что они хотели от тебя на этот раз? — спросил он, кивая вслед давно стихшим звукам двигателей.

— Я не знаю. После того... После неудачных испытаний они списали меня на землю. Возиться в грязи. Сукины дети. — Купер отхлебнул из своей банки. — А теперь я, видите ли, понадобился.

— Снова летать? — удивленно поднял на зятя взгляд Дональд.

Купер усмехнулся. Белоснежная ферма ярко поблескивала окнами в бесконечных зеленых полях кукурузы, пшеницы, только поднимающейся окры. Квадраты и квадраты всходов — драгоценный результат огромных усилий. Его собственных. Всё это было плодом стольких непростых лет, упорства и смекалки.

Совсем не время и не место бросать свой труд.

— Черта с два. Не в середине лета.

Отличный должен был быть год. Дональд отхлебнул пива и одобрительно хлопнул зятя по колену.

— Ну, молодой человек, осталось важное.

Поперхнувшись и закашлявшись, Купер непонимающе уставился на тестя. Теперь уже бывшего, но это не имело значения. Дональд был его семьей.

— Плодитесь и размножайтесь.

Ах вот он о чем. Старик уже наверняка начинает выживать из ума. Как бы Куперу ни хотелось начать жизнь заново, но... Он понимал, что пока не готов. Да и Мерфи ему не простит. Пока. Еще не время.

— Свози ее на игру. — Дональд заметил, как Куп нахмурился, быстро сообразил, что дело в Мерфи, и сбавил обороты. — Как раньше. Пусть знает, что ничего не изменилось.

— Там будет видно. — Развивать тему не хотелось, к счастью, Дональд понял и замолчал, подставляя лицо жаркому ветру.

На подъездной дорожке вилась змейками пыль.

— Тебе нужно вернуться домой. Твой отец будет сердиться. Да и мама тоже..., — серьезно и сочувственно пыталась уговорить доктор Брэнд расстроенного ребенка.

Девочка, совсем хрупкая и очень взволнованная, съежилась за большим столом в комнате для переговоров. Перед ней быстро остывал стакан с газировкой.

— Моя мама умерла. Уже давно. — Растрепанная рыжая косичка лежала на плече, девочка смотрела на Амелию Брэнд внимательно и не по-детски грустно.
Видно было, что уходить ей совсем не хотелось.

— Вот как. Прости, пожалуйста.

Время медленно ползло к трем пополудни. Скоро должны были прийти новые пакеты данных — для обработки. Амелия хотела их отследить лично. И, как бы ни была ей приятна компания, стоило попрощаться. Да и девочки уже могли хватиться.

— Но здесь тебе нельзя долго находиться.

Если досужие сплетни местных правдивы, то папаша этого ангелочка был способен на неприятные вещи.

— Ты к нам часто приходишь, тебе здесь нравится?

— Да, мэм.

Около полугода тому назад в графстве открыли очередную станцию слежения НАСА. Их появлялось все больше и больше, нужно сказать. Сеть по всей территории штатов.

Что они планировали обнаружить?

Местные плевались на столичных «яйцеголовых», почем зря растрачивающих деньги налогоплательщиков. Станция слежения в условиях, когда программы образования и медицины сворачивались, страховки сокращались, выглядели как недопустимое расточительство. Но пока действия правительства никто всерьез не обсуждал: до тех пор, пока продукцию фермеров округа скупали по завышенным ценам.

Сама станция представляла собой что-то вроде небольшого ранчо, построенного на развалинах старой скотоводческой фермы. Аккуратные типовые домики и трейлер с оборудованием на заднем дворе. Только высоченная башня из хромированной стали, возведенная рядом с главной усадьбой, выдавала, что это была правительственная охраняемая зона, а вовсе не хозяйственная постройка, которых в их глуши были тысячи.

Станция вовсе не была секретной, на нее даже как-то водили экскурсии школьников, в одну из таких попала и Мерфи Купер, и... пропала. Практически «заболела» космосом, что, учитывая новейшие образовательные веяния, шло боком и резко усилилось, с тех пор как ее учительница стала еще и мачехой строптивой девочки.

— Может быть, я отвезу тебя домой? — Доктор Брэнд вопросительно взглянула на гостью, беспокоясь о том, что будут думать ее родные. Мерфи, отлично понимая, что ей пора, забрала с соседнего сидения увесистый ранец с книгами.

— Так много. Это все твои?

— Да. Но мисс Хенли, в смысле, Мэдлин, говорит, что это старые учебники. Новая программа с этого года — и совсем другие книги.

Мерфи остановилась на крыльце — поправить тяжелую сумку на плече, пока Амелия подгоняла машину. Послеполуденное солнце играло бликами на всех гранях вышки. Легкий ветерок лениво покачивал придорожный кустарник — с нижних веток осыпался песок, наметенный колесами проезжавших мимо автомобилей.

Они медленно шли по направлению к машине: Амелия старалась шагать вровень. Мерфи совершенно точно никуда не торопилась.

— А зачем вам станции слежения? За кем вы следите?

Амелия не нашла, что ответить на прямо поставленный вопрос. Из предшествующего общения она уже знала, что малышка была цепкая, вывернуться общими формулировками и обтекаемыми фразами не удастся.

— Пока ни за кем. Это на случай, если кто-нибудь прилетит.

— Пришельцы?

— Вроде того, — так, будто сама в это верила, ответила Амелия, приглашающее распахнув дверь с пассажирской стороны.

— Пригнись и спрячься. Навстречу кто-то едет, — перекрикивая шум мотора, попросила девочку Брэнд.

Учитывая, что по этой дороге могли ездить только представители семейства Куперов да их нечастые гости, предложение было дельным. Когда встречный автомобиль приблизился достаточно, чтобы безошибочно определить, кто это, Мерфи пискнула:

— Это па. Он нас обязательно убьет! — Надо же, сколько радости в голосе. Бедовая девчонка, нечего сказать.

Да, верно. За рулем темно-синего внедорожника, покрытого пылью так, что видны были только фары и немного водителя в прорехах, оставленных «дворниками», был сам Купер. Они поравнялись, Амелии показалось, что отец Мерфи не выглядит очень довольным жизнью. Чужаков он, как и все ребята в округе, недолюбливал, над «столичными недоумками» смеялся, а представителей НАСА и вовсе не выносил: столько ресурсов тратилось впустую.

Стоило перевести дух, когда машина Купера удалилась, и Мерфи вынырнула из-под приборной панели, как что-то вновь приближающееся привлекло ее внимание. Знакомый рев покрышек, только уже не навстречу.

Их догоняли на всех скоростях.

— Черт! — выругалась Брэнд и быстро умолкла; неприятностей с местными деревенщинами ей только не хватало.

— Скажите, что это я во всем виновата, я одна, — зашептала Мерф быстро-быстро, проглатывая слова. Она то и дело бросала взгляды через плечо и сиденье на приближающийся в клубах пыли автомобиль отца.

Но Амелия не собиралась уступать — вины её ни в чем не было. Эмоции в схватках всегда были лишними. А судя по манере вождения (это манерой называется?) Куп был взбешен.

Мерфи закрыла лицо руками.

— Не бойся, — ободряюще прошептала ей Брэнд. Им пришлось остановиться: машину прижали к обочине и затормозили прямо поперек грунтового проселка, намертво перегородив дорогу.

Купер, спрыгнув с водительского сиденья, в два шага приблизился вплотную и встал, перекрывая солнце.

— Прошу прощения, мэм, мы с сыном тут нашу Мерфи разыскиваем, — несмотря на «джентльменское» начало беседы, Амелия отчего-то почувствовала скрытую угрозу лично ей.

— Чем я могу вам помочь? — однако выражение лица Амелии Брэнд было далеко от сострадающего. Она смерила Купера возмущенным и недоверчивым взглядом.

— Вы на нашей земле, мисс, — с нажимом продолжил Купер, — Извольте сказать, с какой вы здесь целью и куда направляетесь.

Амелия не поворачивала головы, не желая вести никаких разговоров в таком тоне.

— Это, — усмехнувшись, она указала на серую пыль, в которой утонули колеса автомобилей, — федеральная собственность.

Она слегка помедлила, стаскивая с переносицы дымчато-серые очки от слепящего солнца.

— А почему вы не обратитесь в полицию, сэр? У вас есть причины разыскивать её самостоятельно и так... хм, агрессивно? Если ребенок подвергся неподобающему обращению, я не премину сообщить о нашей с вами встрече, если спросят.

От мысли, что эта столичная штучка могла вообразить, что он плохо обращается с дочерью, Купер несколько стушевался. Этого он не ожидал. Купер никогда не был слишком строг с детьми, отстранен, отвлечен делами фермы — да, бывало, — но никогда не допустил бы дурного обращения с детьми. И никому бы не позволил.

— Нет, мэм. Она просто уходит иногда, и я — мы все, — переживаем за нее, — уже спокойнее продолжил Куп. — Чужаки вроде вас здесь нежеланные гости, если мы кого и подозреваем в чем, то это вас.

Кажется, он удерживал себя от грубостей из последних сил. Пора было уезжать.

— Я понятия не имею, что у вас тут происходит. Только что бы ни было — мы точно ни при чем. — Прозвучало это гораздо мягче — Брэнд в самом деле не хотела конфликтов. — Вы можете освободить дорогу?

Купер кивнул, хлопнул по капоту машины Амелии, мол, поезжайте. И, усевшись за руль своего пыльного внедорожника, отъехал в сторону и назад, давая машине Амелии продолжить путь. Том, до этого момента сидевший на пассажирском сидении молча, спросил:

— Зачем ты их отпустил?

— Пусть едут. Она довезет Мерф до дома. А та, пока нас не будет, поплачется дедушке, и на нас уже дуться не будет. Поехали к Нельсонам, я обещал посмотреть их сеялку.

И, обращаясь к опадающей пыли в том направлении, где скрылась его дочь в такой малоприятной компании, выругался вслед, имея в виду совершенно конкретную женщину.

Тонкая папка легла на стол, и профессор Брэнд внимательно посмотрел на дочь поверх очков. Он уже подписал распоряжение, но все еще был не уверен, хорошая ли была идея.

— Вы полностью принимаете на себя ответственность. — Амелия кивнула. Слишком коротко и нетерпеливо.

Ромилли, руководивший подготовительным этапом миссии «Одиссей», сидел по правую руку от Амелии. Он же был главным апологетом ее предложения.

— Да, сэр.

Профессор Брэнд хрипло откашлялся и обвел взглядом всех присутствующих.

— Вы хорошо понимаете, что миссия доктора Эдмундса приближается к логическому завершению? Совсем скоро мы будем готовы запустить первый корабль по заданным координатам к Сатурну. Если кто-то из-за вашей, — он поморщился, — операции прикрытия пострадает, мы будем свернуты, и старт будет отложен на неопределенный срок.

Амелия сию же секунду перевела взгляд с напряженного лица отца на стенку за ним, с рядами портретов выдающихся ученых и астронавтов. Это, последнее, — прямая шпилька ей. Она и только она окажется виновна в срыве миссии Вольфа, если довольно безобидная операция прикрытия провалится.

Она действовала в соответствии с внутренними протоколами безопасности и знала о миссии «Одиссей» не больше, чем прочие сотрудники; детали с Амелией Эдмундс никогда не обсуждал. Это казалось нормальным. Да он и в принципе ни с кем не допускал излишне доверительных отношений. Рано или поздно это могло стать непреодолимым препятствием.

Землю лучше покидать, оставляя прошлое. И желательно, чтобы его было как можно меньше. Личным переживаниям здесь места не было.

— Смотрите не наделайте слишком много шума вашим беспилотником. И проследите, чтобы он вернулся на базу без повреждений.

Мэдлин пулей вылетела из комнаты Мерфи, промчавшись мимо мужа и пасынка, поднимающихся по лестнице.

— Пап, Мерф опять чудит. — Том лениво жевал слова и делал вид, что ему происходящее не интересно.

Вот уж новости. Купер направился прямо к закрытой двери комнаты младшей.

— Мерф, послушай... — воззвал он к запертой двери.

Девочка, укрытая с головой одеялом, зажимала уши. Слушать она точно не собиралась.

Что ж, ждать он умел. Купер терпеливо упрашивал дочь сначала открыть дверь, затем внять его словам, с точки зрения родительского благоразумия самым полезным для юной особы способом — улещивая и не позволяя себе ни одного слова порицания.

Мерфи старалась не слушать, но уже не так тщательно: кое-какие воспитательные речи все-таки пробивались к совести бунтарки.

Она не хотела на игру.

Мерфи Купер хотела доклад по астрономии в соответствии с собственными представлениями и «устаревшими» знаниями.

К ночи собиралась гроза, редкая в такое время года. В приоткрытую раму бились встревоженные порывы, принося с собой поднятую с подъездной дороги пыль. Опрокинутый светильник, валяющийся напротив окна, освещал столб вьющихся пылинок, желтоватый и отчего-то пугающий.

Спустя около получаса уговоров, Мерфи открыла уши и, закутавшись в одеяло, уселась на полу, прямо напротив Купа.

Он был хорошим родителем, и Тому, и Мерфи не на что было жаловаться. Дональд, кстати, был того же мнения, но не признался бы в этом вслух даже под угрозой казни.

Возможно, им с Мерфи даже удалось договориться. На какое-то время. По крайней мере, она обещала дожидаться отца из школы, не сбегать без предупреждения и не водиться с шайкой из НАСА. А с докладом он что-нибудь придумает. Обязательно...

Темная полоса грозового фронта неумолимо надвигалась с юго-востока. Пылинки в желтом свете электрической лампы причудливо сновали, образуя полосы.

Широкая, узкая, узкая, широкая, вновь узкая...

С.Т.О.Й

Chapter Text

Он закрыл и вновь открыл глаза.

Щиток скафандра запотел от то и дело наползающей влажности — Купер вновь попробовал выровнять дыхание.

Вода.

Тяжелые черные волны плескались вокруг его колен. Несмотря на то, что глубина была совсем небольшая, воды были абсолютно непрозрачны. Он сделал шаг, отрывая пятку с опаской. Дно, судя по всему, из твердой породы, не было ни галечным, ни песчаным. Гладко отполированный камень.

Купер, моргая и считая про себя на вдох и выдох, огляделся: кругом, на сколько хватало глаз, простиралось это тошнотворно ровное мелководье. Ни намека на корабль, посадочный модуль или других людей.

Он был один.

Дальняя линия темно-серого побережья тянулась вдоль западного горизонта. Она казалась не очень реальной, будто скалы утопали в дымке.

Был вечер или утро?

Его миссия. Были же, должны были быть другие люди! Невозможно оказаться в мелководном океане чужой планеты вот так — в одиночестве. Купер лихорадочно завертел головой и сбился со счета; щиток опять начал запотевать.

Он зашагал к едва видимому скалистому берегу.

Нужно только добраться туда, коснуться ногами твердой земли. Выбраться из угольно-непроглядного моря.

Можно ли предположить, что на этой отмели могут обитать какие-нибудь хищные твари? Могут ли быть опасны для человека? Как назло, обостренные ощущения подкинули приятных картин, и в толще воды, в переливе волн он начал видеть странные переливы. Могли ли они — сами волны — быть живыми?

Встряхнув головой, Купер попробовал отогнать наваждение. Этого не могло быть.

Как он оказался в этой разновидности пустыни?

Ужас неизвестности накатывал волнами, пополам с паническим осознанием одиночества. Чуждости — инопланетной чуждости, без малейшей искры надежды.

Почему же он остался в одиночестве? Где его корабль, где экипаж?

Блеснувшее нечто под ногами точно не было плодом воображения. Инстинктивно Купер шагнул в сторону и едва не упал, поскользнувшись на гладком дне. Присмотревшись, Купер понемногу смог оценить размеры и происхождение — к счастью, живой инопланетной тварью это нечто не было. Купер рискнул погрузить в воду руку в гермоперчатке. Вода, казалось, втягивала все сущее, и осторожного погружения не получилось — она ушла под воду и пальцы коснулись чего-то металлического.

Наверное, это обломки. Он, Купер, потерпел здесь крушение. И это — его корабль.

Его бросило в озноб. Теперь-то он точно знал, что один. Экипаж или погиб, или покинул его, спасаясь.

Не решаясь далеко отходить от находки, Купер выпрямился и уставился вдаль. Показалось, что до берега уже не так далеко, всего лишь около четверти часа в его прежнем темпе. Он оглянулся в сомнениях: наверное, стоило бы как-нибудь отметить место падения, быть может, они еще вернутся... За ним.

Он сделал большой полукруг, стараясь не наткнуться на острые обломки и покореженную обшивку — поврежденный скафандр мог стоить ему и без того почти потерянной жизни. К счастью, опасения не оправдались, и, обойдя по дуге, Купер продолжил путь к берегу.

Блестящая обшивка должна быть заметна с высоты, успокаивал он себя. Это он не мог заметить, с его-то невысокого угла. Это ведь вода, просто вода... Не нефть. Бросив взгляд через плечо, он обратил внимание, что обломок стал будто бы лучше виден — или это была просто иллюзия. В любом случае ему следовало идти — однообразие этой водной пустыни угнетало его больше, чем пугала неизвестность далекого берега.

Споро шагая, Купер с тайной радостью заметил, что берег все ближе — наверное, он погорячился про четверть часа. Ровная сероватая линия. А если берег будет отвесной скалой... Он ведь не знает рельефа... Почему не были переданы карты с рельефом?.. Зудящее беспокойство сливалось с плеском волн.

Но и отвесная скала манила к себе — он найдет способ. В конце концов, возвратится к обломкам, дотащит их и сообразит, как их использовать. Там наверняка было что-нибудь полезное, что не успеет проржаветь за такой короткий срок. Импровизированная лестница, инструменты... Компас, встроенный в нарукавную нашивку, сходил с ума — наверняка у планеты очень сильное магнитное поле.

Фоновый шум становился все сильнее — но и берег все ближе. Купер встал, внезапно осознавая и не веря сам себе. Ему конец.

Это не скалы. И не берег.

Со скоростью сверхзвукового истребителя, так же низко вибрируя, на него неслась волна — исполинская волна-цунами, сплошным горизонтом.

Как он мог так ошибиться — там, откуда он стоял, уже видны были белые пенные наплывы на гребнях. А под ними — чернота, омут, бездна.

Вся та вода, которая некогда покрывала это мелководье, теперь собралась в один фронт и сейчас сомнет его, расплющит, смахнет, как песчинку с зеркала.

И не оставалось ничего — только в ужасе ждать, когда титаническая масса тяжелой воды накроет крохотного человека — мотылька на ладони Создателя.

Он очнулся с лилово-зелеными кругами перед глазами: слишком плотно сжимал веки. Кажется, прокусил щеку или губу — во рту ржаво-кисло отдавался вкус крови.

К счастью, он не кричал.

Некоторое время Купер не мог пошевелиться. Грудь болела — нужно было дышать, а как, как?.. Первый вдох, выдох. Он лежал на собственной кровати, лицом вверх, и потолок с каждым сердцебиением наползал на него, сковывая остатки воли.

Сжались и разжались пальцы. Одеяло было настоящим, жестковатым, правда. Потолок остановился в нерешительности — реальность все-таки побеждала.

На следующий вдох-выдох Купер поднялся и сел. На лбу крупными каплями собрался пот, ледяной наощупь. Перед глазами в темноте проступил лиловатый квадрат окна: начинало светать. Он с опаской коснулся ногами дощатого пола. Скрипнула кровать — кто-то заворочался.

Бриттани? Белинда? Мэдлин... Миссис Купер.

Белокурые локоны разметались по соседней подушке. Куперу стало неловко. Наверное, он все-таки кричал. С первого этажа донеслось характерное покашливание и шарканье ног тестя.

Дональд наверняка будет ворчать, что Купер ни свет ни заря перебудил весь дом. Купер поморщился. Он нащупал растоптанные домашние туфли под стулом и, стараясь не шуметь, спустился в кухню.

Над полями начала белеть полоса будущего рассвета. Купер, не обращая внимания на ночную прохладу, все еще покрытый испариной, сидел прямо на ступенях крыльца — и вглядывался в бесконечное волнующееся под легким ветром море молодой кукурузы. Но все еще там, на грани реальности и сна, он видел черное мелководье и гигантскую волну-убийцу, способную за один раз смести с лица земли все западное побережье.

И тотальное одиночество. Ужасающее одиночество единственного живого существа на планете.

Единственного.

Он возвратился в полумрак кухни после того, как окончательно стемнело: зеркала-рефракторы, настроенные на земные биоритмы обитателей станции «Купер», практически погасли. Сумерки, сгустившиеся до непроглядного мрака в гостиной, здесь разгонялись маленькими настольными светильниками. Купер привык так работать в последние несколько недель: по вечерам он был занят дешифровкой громадного массива данных со старой техники, которую передали ему наследники Мерфи, и которая представляла собой не больше ценности, чем обстановка этой фальшивой фермы.

Купер хотел найти ответы.

На большом обеденном столе громоздились стопки записей, допотопные устройства, переходники к ним, карты памяти, провода. ТАРС, обосновавшийся в углу рядом с кабинетом Купа, заряжался от местного генератора. Ему предстояло принять участие в очередных заседаниях далеко заполночь в нескончаемых поисках.

Миссия «Одиссей». Точнее, расследование Мерфи Купер, на тот момент ассистента руководителя базы Гранд-Лейк. Масса файлов, зашифрованных и открытых, которые предстояло свести в одну грандиозную картину. И найти наконец ответ на вопрос, как получилось, что у его дочери не просто были расчеты, но она точно знала, где и когда он появится. Настолько знала, что отправилась в путешествие с далекой Земли — была совершенно уверена в своих выкладках.

Две банки с какой-то шипучкой — вот и весь скромный ужин и завтрак Купера, завтра стоило бы заглянуть в магазинчик рядом с Исследовательским центром — каждый четверг Купер представлял там промежуточные результаты своих изысканий. Он потер глаза, скорее машинально, потому что сна не было. К полумраку он привык довольно быстро.

ТАРС больше не возмущался своей новой должностью вычислительного центра — в конце концов именно он помог транслировать квантовые данные из надпространства. И блок данных все еще хранился на жестком диске робота.

Старый, покрытый намертво въевшейся пылью ноутбук Купера, был основным хранилищем особенно ценных архивных данных, очевидно, Мерфи пользовалась им в качестве резервного хранилища, подальше от посторонних глаз. Внутреннее расследование было довольно трудозатратным и не всегда благодарным делом. Сотрудники, задействованные в миссии «Одиссей», шли на контакт не слишком охотно — хотя, казалось бы, прошло столько времени.

Скорее всего, причиной тому была вскрывшаяся афера покойного профессора Брэнда. И все, кто работал в его команде, ощущали себя по меньшей мере соучастниками — мало кто из них мог смотреть открыто на эскиз монумента экипажу «Эндьюренс». И Мерфи Купер, возглавляющая расследование по сути гибели своего отца энтузиазма сотрудничать не прибавляла.

Собранных данных могло хватить на несколько десятков крупных и без числа мелких судебных разбирательств. Но сейчас Купера это не заботило — только самое главное. Он потянулся, упираясь ладонями в плотное дерево столешницы, чувствуя, что завтра вновь будет болеть напряженная поясница. Старость, однако же, не радость.

ТАРС, выведенный из режима зарядки, монотонно, строку за строкой дешифровал файлы, пересортировывая директории и перенося данные на новый носитель. Аудиофайлы, не поддающиеся текстовому распознанию, предстояло прослушать Куперу, но это будет позже, когда неповоротливая машина рассортирует четыреста отчетов.

Разминая ноги, Куп дошел до двери и, впуская ночную прохладу, распахнул ее. Подъездная дорожка, поднимавшаяся кверху там, где должна бы исчезать за горизонтом... И вновь алчно рванулось сердце. Тоска по далекой Земле.

Космос был здесь, сразу за впускными шлюзами и мог стать еще ближе, если по воле злого рока на станции «Купер» выйдут из строя системы обеспечения или что-то нарушится в работе гигантских гравитационных двигателей. Пустота была прямо здесь, за спиной, наползая из сумрака давно покинутой фермы...

Мерфи смотрела на него из этой пустоты, с тем же отчаянием и надеждой, что и тогда, на проселочной дороге, в оседающих клубах пыли... Его всезнающая, всемудрая девочка.

— Купер...

Голос ТАРСа вывел его из пространного забытья. Купер обернулся, страшась увидеть опустевший, совершенно темный дом. Но наваждение исчезло — все было на своих местах, мерцали желтоватым неоном постепенно разряжающиеся светильники. ТАРС возвышался над горой бумаги.

Значит, этот блок был завершен. Завтра поутру — уже сегодня, напомнил внутренний зануда, — он сделает короткий отчет-выжимку, на четыре или пять таблиц...

— Купер, я закончил с директорией. Тебе придется мне немного помочь.

— Конечно, приятель. — Купер открыл первую банку с шипучкой. — Валяй. Что там у тебя?

Обычно ТАРС был занят грубой сортировкой документов по уровням доступа, содержанию — финансовая, стратегическая или операционная части миссии, — и авторству документов. Купер был втайне счастлив узнать, что «А.Брэнд» в качестве автора нигде не значилась. Значит, она не солгала ему. Больше всего файлов было за подписями профессора и самого Вольфа Эдмундса — это и понятно.

Вместо ответа на вопрос Купера ТАРС вывел на маленький монитор трансляцию — значит, аудиофайл. Ну что ж, придется послушать.

К удивлению Купера файл содержал не аудио, а видео дорожку — из кадра на Купера смотрела женщина лет пятидесяти, в очках в мужской оправе, поднятых на лоб. В первые пару секунд Купер не узнал ее, а потом подавился дрянным, так не похожим на земные, лимонадом, отбрасывая банку и одновременно подбегая к ТАРСу поближе.

Это была его Мерфи.

Годящаяся ему в матери.

Он недоверчиво прикоснулся к маленькому, отдающему в зелень монитору. К воспроизведению добавился звук.

— Артефакты другой Вселенной, — проговорила его дочь, — доступные нам на этот момент, расшифрованы с помощью квантовых данных — почти двадцать лет мы шли к этому результату. Результаты поразительны и дают основание предполагать, что оператор, оставивший эти артефакты, живое существо, человек из нашего мира.

Купер не ожидал, что увидит дочь и поэтому ему пришлось сосредоточиться, чтобы уловить смысл сказанного. ТАРСу пришлось повторить воспроизведение. Стало понятно, что это обрывок из видеосообщения для Гетти или еще кого-то, кто пользовался безусловным доверием Мерфи.

— Я имею основания полагать, — продолжила Мерфи на записи, — что квантовые данные, транслируемые Дж.Купером из того, что мы понимаем как «надпространство», были также транслируемы и во все прочие точки времени. Иными словами, я считаю это ответом на вопрос, как гравитационная формула была решена еще до старта миссии «Эндьюренс» и, не исключаю, до запуска кораблей «Лазарь».

Светильники гасли один за другим — требовалась перезарядка, они не были рассчитаны на длительную работу. Как и все на станции — в режиме разумного энергосбережения.

— И еще, — голос Мерфи выдал волнение. — Артефакты содержат координаты пространства-времени. Эта точка относительно нас — в далеком, но обозримом будущем. И я буду там.

Встречный вопрос Гетти — все-таки именно он был собеседником Мерфи, — остался неразборчивым.

— Она сообщила нам, где его искать.

Испарина мелкими каплями выступила на лбу Купера. Белый шум покрыл панельный монитор робота.

— ТАРС!

— Это конец записи, Купер.

Некоторое время Купер все еще вглядывался в полосы, потом, когда изображение погасло, в собственное тусклое, едва видимое в темноте отражение. Потом медленно, как в воде, он поднялся, оглушенный, опьяненный чем-то вроде надежды. Покачиваясь, повернулся к все еще распахнутой входной двери.

Космос все еще был там. И пустота — тоже.

Только он больше не был так одинок.

Chapter Text

Восемьдесят четыре секунды.

Почти полторы минуты разницы в показаниях приборов учета времени — расхождение значительное. Куда, черт побери, подевались восемьдесят четыре секунды его жизни?

Листок с отчетом о провале испытательного полета на устройстве нового типа был перед Купером — физически, конечно, этого документа уже много десятилетий как не существовало. Но расшифрованные данные миссии «Одиссей» теперь в его распоряжении.

Поначалу он не придал этому расхождению особого значения; в тот момент, когда летательный аппарат разваливается на куски и искин того и гляди просто выбросит человека в стратосферу, пожалуй, не до условностей вроде барахлящих приборов. Однако восемьдесят четыре секунды — не безделица, и Купер, очарованный этим странным и нелепым несовпадением, по какой-то причине начал цепляться за него. Небольшая шероховатость на отнюдь не спокойном горизонте его памяти. Особенно если припомнить плачевный итог всего испытания и долгое восстановление после, и — хуже всего, — отстранение от полетов.

Что такое восемьдесят четыре секунды — и вся жизнь?...

Покрытый сероватой пылью внушительный внедорожник притормозил в отдалении от небольшой веранды бывшей фермы Уокера, а ныне — наблюдательной станции НАСА какой-то там запредельной федеральной важности. Сумерки давно сгустились, и дом, едва освещенный, казалось, был пуст.

Поэтому Купер, покидая водительское сиденье, не был уверен, что его благое намерение увенчается успехом. Взбежав на крыльцо, он несколько раз хлопнул раскрытой ладонью по раме москитной сетки, единственной преграды на пути ночной мошкары и случайных визитеров. Ответа не было и он, выждав какое-то время, повернулся на каблуках и направился было к ступеням.

— Что вам нужно?

Плотная прохладная тень, скрывающая дальнюю часть веранды в тени разросшегося кустарника и двух деревьев — давно одичавших и едва живых — прятала довольно несуразную скамью, сколоченную покойным Уокером.

— Простите, мэм, не хотел вас напугать.

Амелия, недоверчиво покачав головой, поднялась и приблизилась. Луны не было, но ясное небо, покрытое звездами, казалось, светилось само по себе — и от этого окружающие предметы казались неясными, чужими, словно призрачными. Темнота отступала по мере шагов Амелии, и вот она тоже в этом свете — чужая. Не из этого мира.

— А вот у меня, похоже, получилось.

Он поднял вверх руки, одновременно признавая ее правоту и демонстрируя, что прибыл с честными намерениями.

— Если вы разыскиваете Мерфи, то ее здесь нет. — Амелия внутренне напряглась и приготовилась к неприятным разговорам.

— Я знаю, мэм, она дома и в полной безопасности.

Пожалуй, это озадачило Амелию. Ее смена уже давно закончилась и она собиралась покинуть станцию последней, всего несколько минут назад отправив последнее письмо с отчетом на базу в Гранд-Лейк. Амелия не опасалась никаких вторжений — местные были нерасположены к сотрудничеству с учеными, на их взгляд, зря занимавшими хорошие земли, но чего-то серьезного опасаться не стоило. Однако сегодняшнее посещение впервые пробудило подозрение, не напрасно ли Амелия была так спокойна.

Купер поспешил развеять ее сомнения.

— Мэм, простите за поздний визит. — Он был настроен совершенно искренне. — Я обязан принести вам извинения...

Ветер, порывом всколыхнувший пыль на подъездной дорожке, обдал его раскрасневшееся лицо прохладой. Ему и в самом деле было неловко. Он наговорил этой леди слишком много неприятных вещей и, коль скоро его дочь не собиралась бросать поприще астрономических изысканий, быть может, лучше иметь на бывшей ферме Уокеров хоть одного знакомого, чем терзаться неуверенностью, если Мерфи вновь придет в голову чудить...

— Ничего страшного не произошло. — Амелия пожала плечами.

Во второй момент она начала тревожиться о том, что Купер явился расспрашивать ее о том же, чем иногда — изредка! — докучали и остальные: о том, какого именно характера велись наблюдения на станции и что вообще за работа такая. Это было бы неприятнее разговоров о своевольных девочках, пусть и очень талантливых. Она плечом облокотилась на опору веранды, скрещивая руки на груди.

— Не беспокойтесь. Это было моей ошибкой — позволить ей остаться.

— Нет, не вашей, — проговорил он, тихо, но уверенно; полностью признавал за собой вину. — Это только моя ответственность. Просто поверьте на слово.

Шелест разросшейся изгороди; ветер, перегоняющий одинокие опавшие листья и травинки по гравию.

Пыль.

— Я хотел бы просить вас, мэм, — Купер замялся.

Но Амелия все так же слушала его, склонив голову набок. В этом полумраке и звездном свете он скорее не видел, но ощущал ее присутствие: движения рук, едва слышимое дыхание, рассыпающиеся по плечам темно-каштановые волосы. Отчего-то все это казалось ему правильным; он был уверен, что извинения будут приняты.

Незнакомое чувство вины, уплывавшее за горизонт его понимания, мимолетное желание рассмотреть получше, прислушаться к себе — вблизи Амелии ему становилось не по себе, и Купер не был уверен, что именно происходит.

— Просить о чем? — навела его на мысль собеседница.

— Видите ли... Завтра у Мерфи в школе конкурс докладов. Она прекрасно подготовилась и, я уверен, будет на высоте. Проблема в том, что ее работу, скорее всего, не примут.

— Потому что она не соответствует новой программе?

Значит, Мерфи успела поведать этой ученой свои горести. Купер кивнул и продолжил:

— Это ее расстроит. Она очень основательно работала с темой. И, уверен, получила бы высшую награду. Впрочем, вы знаете, почему она ее не получит.

Пауза.

— Я прошу вашей помощи. Быть может, вы смогли бы... В общем, ваша оценка очень много для нее значит.

Амелия сделала глубокий вдох, разомкнув губы и поправляя выпавшие пряди обратно за ухо. Темно-красный свитер, наброшенный на плечи, сполз и она, наверное, начала замерзать: ветер был по-ночному прохладен.

Почему она в такое время здесь — одна?..

— Да, мистер Купер, слушаю вас.

— Она уже выросла из проделок вроде «купить игрушку». Мерфи прекрасно поймет, если я попробую просто заговорить ей зубы или отвлечь ее. И, вместе с тем, беспокоюсь за ее самооценку. Вы могли бы... справедливо оценить ее работу? Догадываюсь, что у вас тут наверное дел невпроворот... — спохватился Купер.

Ни один из них не задумывался в этот момент об уместности такого разговора; к чему, если происходящее кажется таким органичным и верным? Какая разница, о чем идет речь, если все это так… понятно.

Амелия поправила свитер на плечах. К счастью, слишком темно, чтобы было видно, насколько жадно взгляд Купера ловил эти мимолетные движения.

И ждал — каждого.

Отчего-то ощущение головоломки с вечно нескладывающимся узором не исчезало.

— Я найду время, — она подняла взгляд, и на мгновение звездное небо кусочками отразилось в ее глазах. — Или... Послушайте, я знаю одного профессора — он точно уделит нам с ней внимание. Профессор Брэнд. Он выдающийся ученый.

В том, что ее отец им поможет, у Амелии не было ни тени сомнения. Ни Вольфа, ни доктора Манна она не стала бы о таком просить — и только спустя некоторое время задумалась о том, почему решила именно так.

— О, я знаю его. По его милости я больше не летаю. — Купер нахмурился, и Амелия наконец почувствовала, насколько окоченели от холода руки.

— Весьма жаль. Сделаю все, что в моих силах. А теперь... — она оглянулась на дверь в темный дом. — Мне пора.

Прозвучало с ее стороны резковато, но было чистой правдой.

Купер пробормотал извинение и поблагодарил Амелию. А ведь ему тоже пора. Он подумал о том, что Дональд и дети уже давно ждут его к ужину.

И миссис Купер — тоже.

Амелия ушла в дом. Дверь за москитной сеткой плотно закрылась.

Звездное небо над головой исчезло в темноте нагнанных ветром тяжелых туч. Если случится чудо — завтра утром прольется самый обильный дождь всего лета.

Мерцающая отметка оповещений сообщала о том, что пришло письмо. В первую секунду Амелия позволила себе обрадоваться, но нет — в ящике лежало автоматическое оповещение, что ее отчет принят почтовым ящиком доктора Эдмундса.

Амелия отвернулась от экрана и уставилась в сторону — к бесконечным стеллажам с наработанными данными. Уже, конечно, бесполезными, потому что большая часть из них была оцифрована и уже составляла практическую базу полевых исследований для новой миссии. Но они все еще были, и избавляться от них Гранд-Лейк не спешил, или было не до того.

... или было не до того.

Ощущение тотального одиночества вновь окружило Амелию. Что-то складывалось совсем не так, как... полагалось?

Вращающаяся в пустоте громада корабля, медленно ускоряясь, приближалась к отчаянно опасной точке: если пилот не справится с крутящим моментом, всех, кто на борту, просто размажет о небытие — физические объекты не были рассчитаны на такие перегрузки.

Купер с ужасом понял, что пилот этой удаляющейся в никуда махины — не он. Наверное, просто очередной кошмар, и сейчас он проснется... Сейчас все закончится.

Но корабль-гигант вращался, Купер хорошо видел, как работали двигатели; очевидно, люди внутри боролись со смертельным притяжением, боролись за свою жизнь.

— Они летали только на тренажерах, — откуда-то из прошлого прошептал голос. Знакомый до тошноты голос, постоянно цитировавший Дилана Томаса

Значит, за штурвалом этой каравеллы — не он, Купер. Но все они, кто был на обреченном корабле... Все они?

Где-то начал обратный отсчет пульс.

Поток частиц, разреженный и пока едва видимый, окружил двенадцатисекторный корабль ореолом. И, на фоне темного космоса, еще более черная, пугающая громада необъятного горизонта событий — сумрак вечной тьмы, поглощающий миры.

Там, внутри, мир был еще живым, и от этого было еще больнее. Отчего-то Куперу вспомнились крохотные сферы света, сорвавшиеся с ресниц Брэнд в момент их прощания. Он запомнил их лучше прочего.

Но было ли это в реальности? С ним и с нею? С каждым по отдельности?

От внезапной тянущей боли в левой стороне груди он и проснулся. В первое время не очень понимал, почему оказался на софе в гостиной — быть может, так припозднился к ужину, что миссис Купер не пустила его в супружескую постель?.. Или просто не пожелал шуметь у спален детей и улегся рядом с дремлющим в кресле Дональдом?..

— Купер, — позвал его из темной кухни большой и неповоротливый робот. — Тебе снился дурной сон? Ты не в первый раз так просыпаешься.

— Да, пожалуй, — пробормотал Купер, потирая затекшую на жестком подлокотнике шею. — Заработался.

ТАРС однократно мигнул маячком, убедившись, что с Купером все в полном порядке. Осталось дождаться, когда человек позавтракает, и выложить ему результаты по введенным в тестовые системы формулам Мерфи — расчетам для перемещений в пространстве-времени.

А поговорить определенно было о чем.

— Я не понимаю тебя. До этого момента формула работала — и мы это все прекрасно видим.

Купер обвел взглядом воображаемый пейзаж космической станции за окном. Бекон в исполнении ТАРСа и микроволновки оказался безбожно испорчен, но яичница была сносной — а большего и не требовалось.

Солнце в рефракторах отражалось на восемьдесят процентов — это обозначало приблизительно земные семь часов утра. Еще одна бессонная ночь с кошмарами перед самым рассветом. Купер прикрыл глаза, радуясь, что сегодня ему не нужно идти в Центр и видеться с кучей незнакомцев, для которых он был всего лишь музейной древностью, намного пережившей свое время.

ТАРС выводил на монитор ближайшей к Куперу машины довольно детальные расчеты.

И в самом деле, если бы не формула, заново разработанная Мерфи Купер, то перемещения на большие расстояния вне пространства-времени, по так называемым кротовым норам, были бы невозможны. И не было бы никакой станции Купер, и его самого бы не было в живых.

Если бы не...

Распадающийся на частицы корабль из кошмарного сна почему-то показался ему удивительно знакомым. И голос. И все, кто были на корабле... И Амелия — тоже там, вот только Купера не было.

Если бы он с ними не полетел.

— Купер, формула не изменилась, она по-прежнему работает. Изменилась система координат.

Может быть, и Амелия где-то... уже не в этом мире. Кто знает, может быть его собеседница с пустой и темной фермы — это настоящая доктор Брэнд, успешно работающая на проекты НАСА, не знавшая боли предательств и утрат, никогда не покидавшая Землю... В ее мире Вольф Эдмундс жив.

Может быть, она счастлива там?

Возможно, и он сам — не здесь? Где-то в другом мире, где он не летал никуда, где его ферма приносит большие урожаи, у него двое замечательных ребятишек и миссис Купер — в девичестве мисс Хенли... Он тоже — наверное — должен быть счастлив?

Вращающаяся станция Купер на долю мгновения остановилась. Или это была просто иллюзия. Парадокс тетриса: выпадающие части головоломки упорно не складывающиеся в одно общее полотно. Будто из набора вынули одну деталь — и узор больше никогда не сложится.

Пустота. Маленькая, почти незаметная.

Но где-то там в глубинах ткани мироздания лопнувшие струны уже связывались вновь, неловко и торопливо, стремясь скорее залатать возникшую брешь. Связать, стянуть края открытой раны грубым хирургическим швом. С неважной анестезией забытья и горчащими воспоминаниями — в пробуждениях.

Наблюдатель был не слишком доволен результатом: мироздание может сколько угодно выкидывать свои занимательные коленца и ткать самые замысловатые гобелены, кружева и парашютные стропы. Но то, что попадает в предел зрения и понимания Наблюдателя, уже невозможно изменить.

Такова природа вещей.

И можно сколько угодно верить в то, что природа по сути не зло, но она бывает иногда весьма решительно настроена.

«Эндьюренс», вращаясь, на полных оборотах двигателей входила в кротовую нору у Сатурна. На борту было три человека — и два робота. Корабль под управлением автопилота был обречен.

Как и миллионы раз до этого.

Казалось бы, Наблюдателю давно уже пора бы привыкнуть.

Наблюдатель сделал все, что смог, устраняя непрошенного гостя, запутавшегося в струнах вероятностей. Его не должно быть.

Пусть у него будет его ферма, дети, все, что его душе угодно. Хотя нет, тут придется потесниться: не все.

Обратный отсчет. Наблюдатель наизусть знал, как именно это будет: таймер бесстрастно отсчитывал секунды до окончательного распада обшивки.

Разгерметизация — ужасно болезненная вещь. Удушье. Медленная, отвратительная смерть.

Миллионы раз за прошедшую бесконечность «Эндьюренс» распадалась в кротовой норе, унося с собой троих маленьких человек.

Песчинки в бурном потоке мироздания.

Однако было кое-что еще. Все эти миллионы раз наслаивались бесконечными покровами на тот единственный, где на борту были четверо. И Наблюдатель, помимо своей воли, видел, как сквозь время и пространство соприкасаются руки тех, кто никогда и ни при каких обстоятельствах не должен был встретиться.

Проклятая память.

Единственное, что беспокоило Наблюдателя.

Chapter Text

Седой Сатурн, покрытый дымкой облаков, необъятной взглядом громадой высился над маленьким спутником — главной целью небольшого однодневного вылета. Миссия была выполнена — пора возвращаться на станцию. Далекое солнце отсюда выглядело просто чуть более крупной звездой на фоне прочих. Маленькое, белое, жалящее слепящим светом.

Черный корабль в форме крыла ненадолго застыл над приемным портом. Обратный путь вот-вот должен был закончиться.

Створки шлюза разомкнулись, пропуская аппарат внутрь, и так же бесшумно закрылись, герметизируя летную площадку. Точно такие же ворота-створки отделяли шлюз от внутренних помещений станции. Теперь, когда космос остался за внешней стеной и нормализовалось давление, внутренние ворота были отведены в сторону, и вороненое «крыло» вошло точно в створ подиума-стоянки.

— Браво, мистер Купер! — приветствовал пилота радостный оклик как только открылась фронтальная секция фонаря кокпита.

Со вздохом облегчения Купер пружинисто приземлился на ноги рядом с черным «крылом». Одобрительно окинул взглядом строгие линии и темно-серую обшивку, еще слишком холодной, чтобы можно было прикасаться к ней без перчаток. Что ж, славный получился полет.

Отличная машина. По сравнению с земными истребителями — как легкая ласточка относительно среднего поросенка.

Улыбающийся командир звена был чрезвычайно доволен: его подопечный делал большие успехи. А ведь месяца не прошло, как Купер попросился пилотировать — пусть и в формате вспомогательных подразделений. Как знать, быть может, с практикой придет и желание перевестись в основной состав. Профессионалы в их деле на вес золота, а у Купера к прочему добавлялся приличный опыт.

Широкое поле приемного ангара уже было заполнено вернувшимися из короткого трекового облета Мимаса; первый самостоятельный полет Купера после тренировочных круговых и радиальных вылетов подошел к концу.

Новые аппараты, построенные с учетом формул Мерфи Купер, были сконструированы весьма компактными — это позволяло точнее определять выходы из «балков» без колоссальных затрат энергии, таких, какие требовались бы для перемещения станций класса «Купер». На станции должно уйти немного больше времени; работа не останавливалась ни на день, разработки велись параллельно. Да и на Земле остались исследовательские пункты — они работали по прежнему.

Пожалуй, Купер тоже был скорее удовлетворен полетом — «крылья» новой конструкции оказались маневренными, отлично слушались руля. Даже в обыкновенном пилотажном режиме они были хороши. Единственным, что смущало Купера — и заставляло чувствовать себя едва ли не пещерным человеком по сравнению с коллегами — слишком большая доля решений, принимаемых искусственным интеллектом.

— Когда-то я уже обжигался на этом, — ворчал Купер, разглядывая приборную панель, так не похожую на то, к чему он привык в земных летательных аппаратах.

— Бросьте, сэр, — весело отозвался Гас, его дублирующий. Третьей в звене была Миллер, сорвиголова, решавшаяся, пока Гас не видел, на такие штуки, что Купер боялся поседеть. — Эти устройства созданы для управления машиной, больше они ничего не могут. Ваша безопасность для них превыше всего.

Пришлось поверить. К счастью, пока Купер летал, система безопасности вела себя хорошо — и это внушало надежду. Постепенно он привык и начал показывать что-то вроде собственного стиля.

Сама по себе радость полета и ощущение свободы вернулись еще на стартовой площадке ангара — впереди была бесконечность, которая не пугала, наоборот, Купер был готов к встрече с ней. Так, как опытный ныряльщик видит перед собой бухту, полную драгоценного жемчуга. Дрожь и нетерпение.

Конечно, в первом полете он слишком резко взял вверх. Голова закружилась, он почувствовал, что теряет ориентацию. Но его немедленно нагнала Миллер и напомнила, чтобы придерживался маршрута. Купер, справляясь с дурнотой, кивнул. А Миллер, широко ободряюще улыбнулась, коротко отсалютовав, потянула штурвал на себя и, опрокинувшись, сделала небольшую эффектную «бочку». Очень зрелищно и элегантно. В результате обоим досталось по радиообмену от Гаса, и его выражения были от элегантности далеки.

Тем не менее для первого полета все прошло штатно и обнадеживающе. А сейчас, спустя больше месяца регулярных тренировок, Купер почти не отличался от коллег по звену. Иногда все еще по привычке перестраховывался, но автопилот оказался на высоте в плане предотвращения оплошностей далеких земных предков.

Запирая форму в секцию хранения с его личным номером, Купер, оглядевшись, положил магнитный ключ в карман штатской куртки.

На выходе его никто не встретил. К огромному счастью.

Дети вновь разбили окно — мяч лежал в куче осколков прямо в кухонной раковине. Купер устало выдохнул, собрал осколки посудным полотенцем и по привычке поставил тарелку на стол дном кверху. Потом, опомнившись, перевернул.

ТАРС похвастался, что смог запеленговать, откуда именно прилетел мяч; на что Купер только рукой махнул. Какой в этом смысл? Вернуть соседям мяч и хватит. Их дни, если не часы на станции были сочтены — как только будет проложен маршрут, они покинут пределы Солнечной системы.

Все осложнялось новыми константами — почему-то старые алгоритмы не работали, хотя формулы были верными и работали по-прежнему. ТАРС никак не мог просчитать оптимальные точки входа-выхода, и это могло повлечь неприятные последствия вплоть до потери корабля и пилота.

ТАРС пытался объяснить это несколькими способами; пожалуй, самым понятным для Купера был тот, где ТАРС на простой схеме обрисовывал вероятности. Робот был убежден, что прошлое Купера, миссии «Эндьюренс» и еще бог знает чего было нарушено. Однако воспоминания Купера не изменились, так он ответил на все заявления робота, хотя кошмары ему снились по-прежнему. Ими робот тоже интересовался.

Особенно пристальное внимание ТАРСа привлекло крушение «Эндьюренс».

— По моим расчетам получается, что «Эндьюренс» и ее экипаж погибают в любом случае... Если не происходят определенные события.

Он вновь был там — на базе Гранд-Лейк, в компании Мерфи и болтореза. В громадном эллинге, где готовили к отлету экипаж миссии «Эндьюренс». И Купер снова не верил профессору.

— В нашей Солнечной системе нет мест, пригодных для жизни. Куда вы их отправите?

Профессор Брэнд был стар, прозрачные веки нависали над глазами, но взгляд был пронзительным и цепким. Вид профессора говорил о полной и непоколебимой уверенности в успехе его начинания.

— Я ничего не скажу тебе, Купер, пока ты не согласишься пилотировать этот корабль.

Для того, чтобы воскреснуть, Лазарю пришлось предварительно умереть. Купер не был уверен, готов ли он к такому сомнительному предприятию. И очень беспокоился за Мерфи. Какая-то женщина увела ее отдохнуть — час был поздний.

В шахте в многочисленных огнях сияло массивное тело «Сатурна 5» на последних стадиях отладки. И тот межзвездный корабль... Уже на орбите.

Что было бы, если бы он отказался?

— Профессор, час назад вы не знали, жив ли я...

Скепсис. Они все равно запустят эту махину, при чем здесь скромный фермер Купер? Нет уж, никуда он не полетит. Главное, что Мерфи была с ним. Он оставался — с ней, не призраком, не неведомым, не воспоминанием. Живым отцом.

Никаких сумраков, уходов и вечной тьмы. Достаточно с него.

Его девочка спала на пассажирском сидении, и Куперу пришлось отнести и уложить ее в кровать как можно аккуратнее — чтобы не разбудить. Приключение вышло что надо. Назавтра Мерфи изведет Тома и дедушку рассказами. Подоткнув одеяло и стараясь не шуметь, Купер повернулся к выходу.

Ну конечно. На полу — опять стопка книг. Наверное, выпали с полок. На их месте — провалы. За книгами — непроглядная тьма. Пустота.

Не отдавая себе отчет, он вновь прочел.

С.Т.О.Й.

Что-то тоскливое свернулось у горла. Потеря. Такая, о которой еще нельзя было догадаться, ощутить, предчувствуя и потом, когда она накроет с головой, раскаяться — ведь знал же.

Какая теперь была разница, от кого и кому это послание? Он — остался, и его семья с ним, а он сумеет защитить их от чего угодно. Он был счастлив? О, да!

Купер напряженно, жадно вглядывался в темный горизонт за окнами, и не понимал, почему из груди так нестерпимо рвалось наружу сердце.

Мертвенно-тяжелая плита саркофага для гибернации. Едва слышен писк датчиков. Пульс — одна пятая от нормального.

Криосон.

Нет, не сон. Забытье, из которого нет выхода.

Темное помещение, утонувшее в пыли многих и многих бурь. Заметенное песком и временем.

Наблюдателю не было нужды видеть — он точно знал, каково забытье на вкус. Он сам пил из этой чаши, и любая друга казалась ему слаще. В межзвездном вакууме слишком мало событий, слишком непредсказуемы и ужасны те, которые все-таки происходят.

Миллионы катастроф или одна бесконечная трясина пустоты?

Наблюдатель не был творцом реальности. Он лишь делал ее осязаемой. Миллион первое крушение «Эндьюренс» — на его глазах. Сколько еще это сможет продолжаться?

— Вы здорово рискуете используя старых военных роботов. Их блок управления... непредсказуем.

Наблюдателю не было дела до конечного времени. И миллион вторая «Эндьюренс» не взволновала его.

Но он точно знал, что вмешательство в ткань бытия станет катастрофой, по сравнению с которой померкнет и кораблик в кротовой норе, и все патогены планеты Земля, и, как знать, Большое рассеяние.

Амелия, что ты натворила?

— Купер, — ТАРС старался быть деликатным: разбуженные среди ночи люди склонны к не слишком взвешенным решениям. — Тебе будет интересно.

— Да уж, приятель, скорее мне будет интересно, как меня угораздило опять так неудачно заснуть... — Купер потер переносицу и приготовился слушать итоги расчетов робота.

— По данным, которые содержатся в отчетах Мерфи, следует, что она получила сигнал о вашем возвращении, с координатами. Кто-то их передал — учитывая временной сдвиг, возможно это была сама Брэнд.

Едва пришедший в себя Купер кивнул, стряхивая остатки сна.

— Я пробовал получить «обратный адрес», простейшие артефакты, которые могут при известном везении дать координаты «отправителя» сигнала.

Это было несравнимо ближе к поиску конечной точки их с ТАРСом маршрута, поэтому Купер обратился в слух.

— Я считал, что Тессеракт... — начал было Купер, но был прерван на полуслове самоуверенным роботом. Что поделаешь, Купер в его глазах так и остался дилетантом.

— Тессеракт — просто проекция определенной точки вне пространства-времени, Купер. Теоретически именно твое попадание в эту проекцию и было точкой приложения усилий некоего наблюдателя. Ты должен был туда попасть.

— Зачем? — Научные диспуты в завершение такого мирного вечера, ну к чему все это.

ТАРС дважды мигнул маячком.

— Практиковать азбуку Морзе. — Куперу подумалось, что это невероятно плохая затея: делать роботов такой формы, что их невозможно придушить. С другой стороны для морпеха это было неоценимым преимуществом.

— Пылесос, приятель! Помни, что это прекрасная, полезная в хозяйстве вещь, — прорычал Купер прямо в приборную панель электронного нахала.

— Бросьте угрожать мне, Купер.

Избавившись от повисшего напряжения, робот продолжил уже серьезным тоном.

— Квантовые данные для двигателей сверхмассивных кораблей и расчета их траекторий. Быть может, был кто-то еще, кто сумел получить их и воспользоваться ими. Послушай, Купер, у меня есть серьезные подозрения, что кто-то основательно подправил тебе прошлое.

— Чтобы я попал или не попал в этот проклятый книжный шкаф?

В тессеракт. В это переплетение всех возможных возможностей и невозможных вероятностей.

— Мне пока тяжело это посчитать. Недостаточно данных, — пожаловался робот. — Будем надеяться на артефакты; пойдем по следу вашего прошлого.

Звучало это крайне необнадеживающе. Но выбора не было.

В любом случае здесь — на станции Купер — он ничего не сможет выяснить. Купер найдет Брэнд и задаст все свои вопросы ей. Что-то подсказывало ему, что она точно была в курсе некоторых деликатных моментов релятивистской механики и термодинамики.

Было что-то еще. Там, под чьими-то чужими воспоминаниями. Прикосновение. Обещание.

Между иллюзией реальности и реальностью он предпочитал последнюю.

С ключом ТАРСу пришлось немного повозиться, однако к полуночи у Купера уже был недурной инструмент — почти от всех дверей летного комплекса. Тусклый свет одного настенного светильника в гостиной не проникал в кухню. Да и не нужно было. Одобрительно хмыкнув, Купер повертел ключ-карту перед глазами; с виду — ничего примечательного.

Робот был занят финальными подсчетами. Человек, принявший решение, оглядывался назад.

Дом, непривычно тихий, замер — несмотря на раскрытую настежь входную дверь — ни звука, ни движения. Все, что нашлось и представляло из себя ценное, Купер запер в ящик сейфа расположенного здесь же музейного представительства. Гостиная была очищена от нажитого хлама, и кухонный стол впервые за долгое врмея был свободен от кип бумаг, бесценных деталей для починки, старых нотубуков, блоков питания и переходников к ним.

Практически первозданный вид.

Пришло время прощаться.

В прошлый раз Купер оставлял здесь своих детей, свою жизнь, все, что было дорого и значило хоть что-нибудь. Но и сейчас, когда дом — уже не тот, его собственный, но все еще до боли знакомый и все еще хранивший воспоминания, — с минуты на минуту станет прошлым, Купер все равно не мог справиться с собой.

Он смотрел сквозь время и миллионы километров пространства в прошлое — на маленькую девочку, отворачивающуюся от него, не желающую проститься. И вновь жгучий стыд за тот день охватывал его. Из своей новой жизни Купер и запомнил-то всего два дня: два «прощания», и одно — навсегда. Мерфи знала, что если и суждено вновь увидеть отца, то это будет если не чудом, то очень нескоро.

Мерфи знала.

Нет, он больше не совершит той же ошибки: нужно найти в себе силы.

Купер, пошатываясь, вышел к ступеням крыльца. Подъездная дорожка символически устремлялась ввысь. Безветренная ночь смотрела на него с высоты звездами. Крупными, как жемчуг.

Море звезд. Берег звездного океана.

Он ведь уже уходил туда однажды, во тьму неизвестности, под заевшие на подкорке строчки полустершегося из памяти стихотворения. Неужели он решится вновь? Купер бросил взгляд через плечо; ТАРС ждал команды.

Над ними — тихо шепчущая неясной надеждой высота.

— Я иду, — прошептал он в бесконечность, не с отчаянием, но с храбростью обреченных.

Он шагнул на землю из затененного навесом крыльца. Ночь, покачнувшись, поплыла на восток. Млечный путь отразился в рефракторах, светлая полоса к полюсу мира взмывала прямо от подъездной дорожки.

Совсем скоро.

Он найдет ее.

Chapter Text

Беспилотник появился внезапно, будто вывалился с чистого неба, и на бреющем полете ушел к западному краю, к Нельсонам, туда, где когда-то был отработанный карьер. Судя по конструкции — индийский или китайский, но опознавательных знаков на нем не было, вообще никаких.

— Ты только взгляни! — Плевать на то, что было спущено два колеса. Охотничий азарт загорелся в глазах Купера. Он будет не он, если не изловит летающую диковинку.

Никто из них не успел, конечно, толком ничего рассмотреть, Купер развернул грузовичок с детьми и прямо сквозь свежую зелень посевов помчался вслед за нарушителем, раскрывая на полном ходу ноутбук с навигационной системой управления.

— Па-а! З-чем мы его пр-следуем? — Тома трясло за рулем так, что слова получались через букву.

Купер, не отвлекаясь от цели, выкрикнул в ответ, что ушастики из НАСА выдадут за такой улов солидное вознаграждение. Он щелкал по кнопкам не глядя, пытаясь найти частоту неопознанного летающего объекта. Том сомневался в том, что эта развалина с крыльями кому-то может быть нужна, но остановить это безумие все равно не мог и что есть сил пробовал не упустить руль. Что до Мерфи, то она была увлечена не меньше отца, и счастье, что девочка была пристегнута, потому что взлетала она почти к лобовому стеклу.

Сочные стебли высокой кукурузы стегали капот и стекла взбесившейся машины; кажется, Купер в пылу преследования уже выскочил за границы своих угодий. Нельсон им оторвет головы, или другие подходящие части тел: посевы они ему помяли очень нескромно. Пот катил градом со лба Купера-старшего, и, кажется, штурмана — Мерфи, — слегка укачало. Том наконец указал куда-то вперед.

— Снижается!

Он не ошибся: беспилотник шел концентрическими кругами все ниже и ниже. Значит, удалось его поймать. Он описывал петли вокруг озера, бывшего некогда карьером, будто примериваясь к земле. Купер, остановив машину и не покидая ее, внимательно следил за аппаратом, продолжая задавать курс. Надо же, думал бывший пилот, а нынче успешный фермер, как удачно настроен, будто сюда и направлялся. Очень аккуратно выверена траектория, нужно только немного подкорректировать.

— Хочешь за штурвал? — позвал он Мерфи, и, не помня себя от восторга, девочка завладела кнопками управления. Разумеется, Купер помог бы, случись что, — но его дочь прекрасно справлялась, и, спустя буквально круг, беспилотник коснулся корпусом пожелтевшей травы на дальнем от них берегу озера.

— Как долго он был в воздухе?

— Центр управления полетами в Дели прикрыли одновременно с нашим... Стало быть, десять лет.

— Ого! — глаза Тома округлились, и он недоверчиво переспросил:

— Десять лет полета?

Поверженный в траву беспилотник выглядел весьма плачевно — потрепало его крепко. Купер внимательно осмотрел аппарат, но не обнаружил ничего, что могло бы обозначить цель его запуска или пункт назначения. Купер обошел аппарат сбоку, пробуя определить месторасположение блока управления.

Пыль, плотно въевшаяся в стершуюся краску. Выгоревшая на солнце спина «птички» выглядела серой.

Ничего кроме запахов гари и перегретого металла в воздухе.

Вообще-то прикасаться к таким штукам было строго запрещено — сложно было предположить, насколько они опасны; на борту могло быть до пятнадцати килограмм взрывчатого вещества или опасные топливные элементы. Запрещено.

Но что-то позвало — изнутри, и нагретый солнцем и долгим полетом металл обшивки обжег ладонь. Странное ощущение поразило Купера. Будто он встретил давнего знакомого, до крайности изменившегося, и оставалось только гадать, откуда пришли эти непрошенные воспоминания.

И принадлежали ли они самому Куперу.

Рассуждать, однако, было некогда: Том подоспел с ящиком инструментов. Это вернуло Купа к прежнему охотничьему азарту. Он успел разглядеть отсек блока управления и предвкушал, как сможет заставить безжизненный аппарат трудиться у себя на ферме.

Мерфи, захваченная происходящим, зачарованно наблюдала за отцом и братом.

— Почему он летел так низко?

— Не знаю. Может быть, мозги спеклись. А может, искал что-нибудь?

— Что?

— Какой-нибудь сигнал... Дай-ка мне плоскую отвертку! — Это было уже к Тому.

— Что ты будешь с ним делать? — вновь подала голос Мерфи.

— Отдадим хлам ушастикам, пусть сами с ним возятся, — не поднимая глаз на дочь постановил Купер. — Я чувствую, что они как минимум в курсе этой дряни.

Мерфи стало грустно.

Вопли Дональда о сбесившихся машинах было слышно по всей стоянке и в уже опустевшем школьном дворе. Купер поспешил уговорить тестя перестать паниковать и кричать в динамик: наверняка вышли из строя контроллеры, он будет с минуты на минуту, пусть Дональд уже успокоится.

Ободряюще подмигнув Мерфи, он рывком двинулся к шоссе — все-таки его родня не была склонна к беспричинным тревогам. Значит, там произошло что-то серьезное.

Но картина, которую себе представлял Купер по сбивчивому рассказу, быстро поблекла перед истинным масштабом бедствия — вокруг фермы уже сгрудились несколько десятков единиц. И еще парочку тяжелых комбайнов он обогнал — тяжеловесы пыхтели в сплошной стене посевов, но по-прежнему упорно двигались к центру притяжения.

К его дому.

Нет, положительно, эти фокусы НАСА заходят слишком далеко.

По выражению лица профессора вообще редко что-то можно было сказать — но сейчас он совершенно точно был вне себя. Не говоря ни слова он положил на стол перед собой распечатку факса со станции слежения в соседнем графстве.

— Мои искренние поздравления, коллеги. Вы его наконец нашли.

Речь, конечно, шла о беспилотнике, исчезнувшем без следа почти десять лет тому назад.

— Если быть совсем точным, то это он нас... нашел.

Только теперь профессор Брэнд поднял взгляд от бумаги на собравшихся.

Он был в ярости. Сцепив подрагивающие пальцы в замок, он продолжил, нарочно тихо и медленно:

— Мы не можем позволить себе никаких оплошностей. Финансирование урезано до минимума, любой судебный иск будет разорителен...

Со дня на день на орбиту должна была выйти вторая успешная миссия, и части будущего корабля — «Эндьюренс» — уже занимали свои места на пусковых платформах.

Профессор Брэнд обвел взглядом подчиненных. Едва задержался на побледневшем лице дочери. Быть может, нарочно. Он догадывался, почему старт новой миссии был ей так важен.

Мог не сомневаться: она уделит особое внимание ликвидации плачевных последствий собственной оплошности десятилетней давности.

Амелия сжала губы. Но взгляд не отвела.

Слишком упрямая.

Ребята из НАСА приехали на удивление организованно, небольшая группа с техникой для транспортировки. Во главе всего карнавала — сам профессор Брэнд, интересно, что ему-то здесь нужно было. С ним около десятка человек, включая ту «леди, которая подвозила Мерфи». Купер чуть не допустил непростительную оплошность, выражаясь вслух.

Четыре автомобиля и грузовая платформа заняли почти все свободное пространство просторного двора и несколько раз перестраивали порядок, пробуя выяснить, как будет удобнее транспортировать беспилотник.

Купер был не слишком доволен появлением высокой делегации, и тем не менее, он не мог отказать в гостеприимстве бывшему руководителю его летных испытаний. Тем более, что профессор Брэнд, кажется, был настроен на вполне приятный разговор.

Они устроились на том же самом крыльце, где любил сиживать Дональд в компании самого Купера или Тома, но чаще — просто пива. Мерфи, вернувшаяся из школы под присмотром старшего брата, наблюдала за погрузкой на платформу транспортного модуля очень странной конструкции. Почему-то транспортник напоминал луноход: по шесть колес в мощных гусеницах. Беспилотник теперь, когда были демонтированы крылья, выглядел беспомощным и обреченным, и Мерфи было его очень жаль.

— Я приехал к тебе повидаться и предложить присоединиться к нашей команде. Мы планируем большой экспериментальный старт. Совсем скоро, — профессор Брэнд выглядел не как проситель. Скорее, он пришел сделать роскошное предложение. Самостоятельно.

Ох уж эти его предложения. Купер нахмурился и окинул высокого гостя подозрительным взглядом.

— Профессор, у меня семья, — он делал вид, что сомневается, но в глубине уже был уверен в ответе. — У вас есть дети?

Профессор как-то отрешенно — сквозь Купера — посмотрел в пространство. Повернулся тяжело, немного неловко и обратился к своим коллегам, паковавшим добычу семейства Купер на платформу:

— Доктор Брэнд!

Брюнетка в форменной куртке НАСА, занятая руководством непосредственно транспортировки, подняла голову от планшета, куда фиксировались данные о беспилотнике, судя по всему. Она что-то сказала своему соседу и отошла по направлению к крыльцу-веранде.

— Да, профессор, мы уже закончили. Готовы отправляться.

Кажется, до Купера дошло. Неудивительно, что она смотрит на всех сверху вниз. Дочке такой шишки полагается вести себя надменно. Амелия какое-то время разглядывала беспилотник издали, затем повернулась к отцу.

— Мистер Купер обнаружил его немного южнее своих угодий. По его словам, аппарат шел на снижение именно здесь — и мне бы хотелось получить пояснения, почему именно это произошло.

— Мы здесь именно для этого, — согласилась доктор Брэнд, не отрывая пальцев от сенсорного экрана. — Уже начали работать с данными.

— Мы рады, — продолжил профессор, окидывая все тем же отрешенным взглядом беспилотник и платформу, — что никто не пострадал. Аппарат может представлять опасность.

Купер, заинтересовавшийся беседой на моменте данных, с которыми должны были работать группа из НАСА под руководством младшей Брэнд — потому что, по его сведениям, блок управления оказался непоправимо испорчен — наконец решил вмешаться:

— Вроде все живы, док...

Но дальнейший разговор оказался не слишком содержательным, потому что ребята как раз закончили с укреплением павшего беспилотника и готовы были отправляться восвояси.

Осталось только попрощаться.

— Ну так как, Куп? Летишь с нами? К звездам...

— Простите, профессор. Никак не могу.

Профессор Брэнд покивал, попрощался и отправился занимать пассажирское сидение в головной машине.

— Спасибо за сотрудничество, мистер Купер. — Это его дочь. Протянутая в благодарность или для прощания рука. Просто небрежное рукопожатие. Жест вежливости.

Мимолетное прикосновение выплеснуло из прошлого какие-то неясные воспоминания. Ткань бытия осторожно, по ниточке поползла в стороны, и уже не вязкое дежа вю, а самая изнанка реальности проглянула из каждого уголка фермы.

Почему Купер каждый день своей жизни просыпался с мыслью, что и день, и жизнь не принадлежат ему? Почему воспоминания о других мирах, которых никогда не существовало, посещали его с такой пугающей частотой?

Сам не понимая, что делает, Купер окликнул профессора. Тот, остановившись на полдороги, дождался пока Куп его нагонит. Потом пришлось немного подождать и Мерфи. Девочка, наблюдавшая за происходящим из-за москитной сетки кухонной двери, решила последовать за отцом на случай, если вдруг ему будет грозить какая-нибудь опасность.

— Док, а когда вы планируете запуск?

— Совсем скоро. Вы хотите увидеть это своими глазами?

Купер кивнул, а Мерфи пришла от идеи в восторг.

— Прекрасно, юная леди, мы будем рады показать вам стартовую площадку до запуска.

— Спасибо, сэр!

— Эй, я еще не согласился... — запротестовал было оскорбленный Купер.

— Смышленая, — похвалила Амелия девочку.

— Пошла в мать, — криво усмехнувшись, ответил Куп, все еще не зная, как реагировать на внезапное ощущение, которое принесла с собой эта женщина.

Мерфи поспешила подтвердить:

— Да, па, ты же знаешь.

Это заставило Амелию напряженно улыбнуться. Возможно, она тоже переживала этот момент где-то еще.

— Спасибо еще раз. Всего хорошего. Не забудьте прийти посмотреть на запуск. Зрелище не из обыденных!

Мерфи, в отличие от взрослых, не ощущала никакого дискомфорта — она уже была исполнена надеждой посмотреть своими глазами на большие межзвездные корабли и представляла их себе — в красках.

Пыль рванулась потоками из-под колес: головная машина тронулась с места. На горизонте вырастали фронтом черно-сизые грозовые облака, но наметанным глазом было легко определить, что дождя не будет — сухая буря шла на них. Порывы ветра становились все тревожнее, и Купер отвел Мерфи в дом.

На полу детской все так же лежали груды книжек, очевидно, выпавших — беспомощно распахнутые страницы, кое-где — измятые. Снова истории о призраках?

С тяжким вздохом Купер водворил все последствия проделок духов или еще какой ерунды на свои места.

Он почему-то был уверен, что больше никаких потусторонних посланий не получит.

Старт миссии был перенесен с трех часов пополудни на поздний вечер, и это автоматически отменило поездку на площадку, несмотря на слезные уговоры.

Но Купер остался непреклонен: раз уж Мерфи нужно с раннего утра отправляться в школу, то ни о каких ночных поездках и речи быть не могло. Но разве может его дочь хоть что-то на этом свете остановить, если уж она что-то задумала?

Чтобы обойти прямой запрет, Мерфи, вооружившись самым мощным биноклем и сэндвичами, заняла позицию у чердачного окна, вознамерившись ждать, сколько потребуется, стоически сражаясь со сном. Скорые летние сумерки давно миновали, и в густой темноте не разносилось ни звука.

Купер, — как он сам себя успел убедить, на всякий случай, — задержался на крыльце, разбирая ящик для починки техники — кажется, он оставил нужный ключ у Нельсона...

Близилась полночь, рой мошкары вился вокруг фонарей, над кукурузными полями стояла еле заметная дымка. Бездонная чернота неба, усыпанная звездами, ласково и призывно шелестела в ушах далеким и неосознаваемым.

Возможно, это был просто пульс. Купер поднял взгляд к небу.

Отсчет до чего-то... неотвратимого.

На западе, над полями вспыхнуло, заклубилось короткое зарево, и раскаленное лезвие вспороло ровную темноту.

Первый из кораблей миссии «Эндьюренс» стартовал к орбите.

Эхом далекой грозы докатился приглушенный грохот.

Почему вдруг шепот звезд стал так ослепителен, небо вывернулось наизнанку, и в миг самого громкого сердцебиения он увидел черный диск солнца, поднимающийся над горизонтом?

Chapter Text

— Прощайте, доктор Брэнд. Увидимся на той стороне, Купер.

— До встречи, Ловкач!

Чернота настигла внезапно, без ощутимого перехода. Прыжок в бесконечность. Кроличья нора для Алисы — падение или взлет, сразу и не понять. Крохотный межзвездный кораблик конструкции «крыло», быстрый и легкий, начал вращаться вокруг своей оси, входя в гиперпространство.

Приборная панель, оснащенная по последнему слову техники, сходила с ума. Белесые вспышки, тут и там прорезающие черноту справа и слева от «фонаря» кокпита, усиливали нарастающее беспокойство.

Дыхание. Срывающееся на свист, ощущение быстрого затопления. Легкие заполнялись паникой.

Нужно выровнять дыхание, напомнил себе Купер. Он сделал выдох, в несколько приемов — и вдох, как можно более размеренно.

Унять бешено скачущий пульс, отогнать непрошенные воспоминания.

Он крепче вцепился в рычаги ручного управления, хотя от его действий уже ровным счетом ничего не зависело.

Искры из пустоты участились, теперь они оставляли за собой радужные зигзагообразные следы.

«Перестраиваю курс» — забубнили ретрансляторы, замигали быстрее маячки на картах.

— Каков процент неопределенности, ТАРС?

— Невозможно просчитать. Купер, вам лучше вернуться. И сдаться властям.

Индикатор юмора не работал. Отлично, это будет первым его делом после приземления. Хорошо, вторым.

— Уменьшу юмор до нуля.

Но большой робот быстро перешел на серьезный тон.

— Невозможно построить курс. Здесь не работают законы физики — помните?

Что ж, он знал, на что шел. Пусть дорога не будет прямой, это лишь отсрочит достижение цели, но не сможет поколебать решимость.

Он вновь летел вниз с чистого неба, кружась и переворачиваясь, сначала — в том самом рейнджере, которые так много испытывали перед запуском миссии «Одиссей», потом, видимо, катапультировавшись, в свободном падении, с запутавшимися стропами — и просыпался. В ледяной испарине, объятый ужасом. А думал — каков дурак! — что второй раз умирать не страшно.

Мироздание было соткано для него вновь, опутывало тоской и безысходностью — невозможностью выбраться из этой петли. Горизонты по прежнему были далеки и необъятны, но вот беда — прихотливая иллюзия все еще оставалась иллюзией.

Гроша ломанного не стоившей.

И даже его дом. Он был снова здесь. На Земле. Или Куперу хотелось в это верить. Неизменный ящик с инструментом — вдруг понадобится — белые деревянные кресла на крыльце, для него и Дональда, книги Мерфи и джип в гараже. Все по-прежнему.

Голос ТАРСа раздавался откуда-то с потолка, приветствуя его пробуждение:

— Добро пожаловать домой, сэр.

И это было похоже на правду. Ферма, его Дом на краю мира, его Гавань, то самое крыльцо, о которое ласково плескались звездные моря, стала формой, которую приняло новое Гиперпространство.

Дом, населенный его собственными «призраками».

И Купер, пожалуй был признателен этому — бытие, отлитое в формы воспоминаний, которые окружили его и смягчили боль от соприкосновения с изнанкой, другой стороной, той, где прятались множественные узлы и шрамы Вселенной.

Артефакты других реальностей.

Ферма вращалась по собственной длинной орбите в вихре множественных проекций и самопроекций, в свободном движении поворачиваясь вокруг своей оси, зеркально отражаясь от себя самой, организуя внутреннее пространство так, как не диктовали ни одни законы физики.

Попытки осознать отпали сразу, рациональное мышление четырехмерного — три пространственных и временное, — существа здесь не срабатывало. Оставалось только ощущать — переживать и вспоминать пережитое.

Купер пробовал уловить каждое движение, связать очередную проекцию со своими воспоминаниями; не понимал, что забывает с каждым разом все надежнее. Основной порок устройства творения реальности, известного как мозг, в том, что нейронные связи непрочны: слишком быстро вытесняют отмершие вероятности. Не обрабатывают их.

Машина с бесконечным перебором вариантов в этом плане надежнее. ТАРС откалибровывал эти варианты, показывая Куперу те крохи, что сумел сохранить.

— Гиперпространство не находится внутри кротовой норы, как может показаться. Наоборот, это выход за пределы привычных сред. Все, что вы наблюдаете — деконструкция вариантов, она происходит в присутствии Наблюдателя. Когда коробка с несчастным котом Шредингера открывается, только одна из двух вероятностей «выживает». Остальные разрушаются, это тоже часть Творения.

ТАРС проявлял беспокойство: он говорил, что скорость распада реальностей слишком высока. Купер хотел поинтересоваться, что будет, если исчезнут сразу все, но позабыл об этом на витке проекции его фермы.

Четыре машины и грузовая платформа остановились перед его крыльцом, и профессор Брэнд прихрамывая и щурясь на яркое солнце, шел к Куперу. Беспилотник, обездвиженный, без крыльев и блока управления покрывался жгучей пылью.
Знакомая беседа на крыльце.

Ох уж эти предложения! Летать в середине сезона... Ребята из НАСА деловито опоясывали трофей Куперов транспортировочными тросами и проводили какие-то нужные замеры. Черные форменные куртки выглядели как спинки жуков на желтоватой земле.

— Профессор, у вас есть дети?

Старик отрицательно помотал головой.

— Нет.

Погрузкой беспилотника на платформу руководил сухопарый мужчина, чуть старше среднего, с залысинами. А Купер почему-то был уверен, что с профессором приезжала какая-то женщина.

Показалось.

День был жарким, и едва ощутимый ветер гнал змейки пыли по подъездной дорожке. Мерфи грустила, провожая беспилотник. Профессор наверное был разочарован его, Купера, отказом. Это ничего, уговаривал себя Купер. Семье и своей земле он нужнее.

Петля мироздания смыкалась.

— Наша реальность простирается по пути выбора, который мы делаем в тот или иной момент времени, Купер.

Над крыльцом уже зажигались первые звезды.

ТАРС, подсвечивая путь сине-зеленым монитором на «груди», принес из темной кухни прохладные стаканы с содовой. Пива в этом изменении не было — ну и пусть. Черный провал Гаргантюа, опоясанный аккреционным диском, поднимался над восточным горизонтом.

— Спасибо, приятель.

Их размеренная беседа о природе сущего не нарушалась ничем особенным; дом тихо трансформировался изнутри — и Купер не знал, как будет выглядеть то, что он оставил в гостиной минуту назад.

— А если выбор сделан... не нами?

Робот некоторое время хранил молчание.

— Человеческие существа, как я и говорил, слишком уязвимые и эмоциональные, чтобы их судьба зависела только и исключительно от их выбора. Во многих случаях они подчиняются обстоятельствам. Или выбору других людей.

Что-то в воспоминаниях шевельнулось.

Боль и ярость. Чужой выбор.

Остатки других реальностей проносились мимо или заставляли пережить их — в гиперпространстве разницы между вероятным и реальным не было.

Купер видел себя.

Он видел своих детей.

Том и Мерфи взрослели, уходили в собственное будущее, а он, уязвленный этими, с его точки зрения, предательствами, проводил вечера за книжными полками и говорил оттуда ТАРСу, что ему так привычнее.

Дети... Но почему? Только ли они?

Был кто-то еще.

Был рассерженный на него доктор Манн. Лучший из лучших, Манн вновь и вновь пытался убить Купера. Негостеприимная планета, покрытая ледяными облаками, виднелась над бескрайними полями, закрывая до четверти неба. Большая и угрожающая.

Вечное ледяное одиночество.

Смутно знакомый ученый, кажется, его звали Вольф Эдмундс. Очень рассеянные, путаные воспоминания.

Был кто-то еще, ускользающий. Чем дальше от реальности — тем более размытый образ. Женщина? Чужая. Не желающая его возвращения.

Она, кажется, была им недовольна. Каким-то принятым им решением. Но иногда приходила на помощь. Кажется, она как-то прогнала Манна из самых тревожных вероятностей.

Однако, стоило лишь приблизиться, отступала в темноту, предостерегая следовать за ним.

Еще мыслящие машины. Сотни роботов где-то в подземной лаборатории, на краю Вселенной. Близнецы ТАРСа и КЕЙСа.

— Мы были созданы для боя, затем перекомпонованы для целей миссии «Одиссей».
Купер позволил себе не поверить.

— Я ничего об этом не нашел в расследованиях Мерфи.

ТАРС прозвучал осуждающе.

— Таковы факты. Корабль с модулями для лаборатории должны были пилотировать вы.

Жгучее, острое воспоминание. Осколки разбитого иллюминатора. Кислород на нуле. Будни летчика-испытателя.

Цветные пятна, похожие на исполинские солнечные зайчики, пробегали поперек корпуса одинокого «крыла»-рейнджера, направляющегося к центру «линзы»-портала.

— Целью всегда были только квантовые данные. Решения подмножеств, которые нельзя было найти никаким другим способом.

— Профессор Брэнд знал об этом?

— Он руководил проектом. Но фактически разработка была от начала и до конца в руках Вольфа Эдмундса.

В ушах зазвенело и лопнуло, оглушенное, растянутое по всем диагоналям пространство пронзило корабль. И он сам начал искажаться, сходясь в две точки пространства — далекое прошлое и бесконечное будущее.

Ужас рыбы, выброшенной на песчаный берег, нехватка кислорода, пугающая пустота и...

Свет. Ровный, рассеянный свет из приоткрытой двери.

Он узнал эту дверь, она вела в комнату его дочери. Купер не спрашивал, где и когда он находится; знал, что ответов не получит.

Дверь распахивается сама, как от ветра. И он видит, как в зев Гаргантюа проваливаются книги с полок, оставляя все ту же знакомую комбинацию.

«С.Т.О.Й.»

Но это дело не его рук.

Там, На Другой Стороне, был кто-то еще.

Призрак по-прежнему уходил в хитросплетения пространственных или временных коридоров. Ни лица, ни слова, ни взгляда через плечо. Изощренная месть?

— Мы же договорились! Девяносто процентов!

— Нет! — яростно протестующий и в то же время удивительно беспомощный и бессмысленный взгляд.

Этот недостающий кусочек головоломки. Она.

Что ты наделала, Амелия?

Она оставляла его один на один с вязкой полуреальностью. Не ткань мироздания — липкая паутина несбывшегося.

Почему в этой новой реальности ее нет? И существовала ли она вообще когда-нибудь? Кто знает, насколько он застрял в этой петле, да и был ли отсюда выход. Остались ли шансы найти ее; потому что только одна реальность устраивала Купера: та, где была Амелия.

— Брэнд!

Осторожные губы, сухие и прохладные, коснулись лба. Жест сочувствия, милосердия или прощения: в душном смраде сгоревшего металла со вкусом пыли и крови не разобрать. Мутный, едва фокусирующийся взгляд сквозь слипшиеся веки встретил полумрак и плывущие вокруг стены одинокого жилого модуля.

Неужели он все-таки сумел долететь, приземлиться, найти... Или это она его нашла?

В сгущающихся сумерках черной глыбой возвышался КЕЙС, подмигивающий индикаторами.

— Доктор Брэнд!

Она была здесь, совсем рядом, и стоило только протянуть руку — дотянешься до ее рукава или влажной от слез щеки. Пальцы дрогнули, но сил хоть немного пошевелиться вдруг не стало. Амелия — Амелия ли? — грустно покачала головой.

— Все кончено.

— Не говорите так.

— Жаль, что так вышло.

Тяжелый кашель с темной, густой кровью, дыхание, уходящее в свист. Вероятно, и правда — кончено. Неужели у него так мало времени?

— Вам нельзя сюда. Купер, вы погибнете.

Сочувственный взгляд. Наверное, она бы этого не хотела.

Каждый раз он соглашался с ее аргументами. Она ученый, она знает лучше. Каждый раз это заканчивалось одинаково.

Пора было двигаться дальше. Они слишком много времени потратили на восстановление. Слишком устали.

— У нас нет топлива, чтобы посетить обе планеты, — объявил Купер. — Мы должны выбирать.

— Но как? — спросил Ромилли. — Они обе обещают неплохие перспективы. Данные Эдмундса выглядят лучше, но доктор Манн продолжает передавать сигнал.

— У нас нет причин полагать, что результаты Эдмундса ухудшились, — возразила Брэнд. — Его планета содержит все ключевые элементы для поддержания человеческой жизни.

— Как и планета Манна, — отметил Купер.

— Купер, — деланно-устало произнесла Брэнд, бросив на него испытывающий на прочность взгляд, — это моя область. И я в самом деле уверена, что планета Эдмундс — лучший вариант.

— Почему? — Внешне вопрос был вполне без подвоха, но... Но!

— Гаргантюа, вот почему, — ответила Брэнд. Почему она вообще должна тратить на это силы? — Посмотрите на мир Миллер — углеводороды, органические вещества, да. Но нет жизни. Все стерильно. На планете Манна мы найдем то же самое.

— Из-за черной дыры? — поинтересовался Ромилли.

Она кивнула в подтверждение своих слов.

— Закон Мерфи — все, что может случиться, случится. Случайность — первый строительный блок эволюции, но, если вы вращаетесь вокруг черной дыры, слишком мало что может произойти. Она втягивает астероиды и кометы — все случайности, которые в ином случае с вами бы произошли. Нам нужно искать в другом месте.

Закон Мерфи. Когда-то он, сложив руки на груди, объяснил дочери, что ее имя вовсе не было чем-то плохим, что на самом деле это было подтверждением того, что жизнь преподносит сюрпризы, как хорошие, так и плохие.

Но пока что было не до воспоминаний. Купер вполне понимал, что пытается сказать доктор Брэнд, и она выглядела вполне убедительно. А кроме того он знал, что за ее словами скрывалось что-то еще...

— Разве не вы однажды назвали доктора Манна «лучшим из нас», — спросил не без умысла Купер. Укол совести — он знал, что собирается оставить ее в безвыходном положении.

— Он замечательный, — без колебаний согласилась Брэнд. — Мы здесь только благодаря ему.

— И он там, на той планете, недвусмысленно сообщает нам, что мы должны отправиться к нему. — Выразительный взгляд Купера был почти искренним.

Но ответа упрямо не последовало. Брэнд пыталась обороняться молчанием, слишком поздно осознав, что ее слабость сейчас будет довольно гнусно использована против нее же самой.

Ромилли только переводил взгляд с одного на другую и обратно. Казалось, ситуация немного смущает его, может быть, он понимал, что настоящий разговор идет где-то мимо него, и к этой приватной беседе он не имел доступа.

— Проголосуем? — наконец, решился спросить он.

Купер был далеко не в восторге от того, что он собирался предпринять.

— Если мы собираемся голосовать, — ответил он Ромилли, — то есть кое-что, о чем следует знать всем.

Пауза выглядела довольно искусственной.

— Брэнд?

Снова молчание.

— У всех есть право знать, — продолжал настаивать Купер.

— Это не имеет никакого отношения к выбору места назначения, — огрызнулась Брэнд.

— Что именно не имеет отношения? — не понял Ромилли.

Купер попытался оставить ей паузу милосердия, но великодушное предложение принято не было. Все то же молчание. Теперь ему предлагалось идти до конца.

— Она влюблена в Вольфа Эдмундса, — ответил Купер вместо Брэнд.

Этот взгляд Амелии, в ответ, обезоруженный и испепеляющий одновременно, еще не один раз настигнет Купера в будущем.

ТАРС, его персональный Вергилий в этой преисподней, сигнализировал о перестроении курса. Координаты выхода из балка были безвозвратно утеряны.

Наблюдатель, окруженный одиночеством и витающий в пустоте безвременья, не был настроен на сантименты. Кесарево — кесарю, разве не так?

Эксперимент переходил в новую фазу.

Chapter Text

— Значит, никаких привязанностей?

— Нет. Вряд ли у них когда-либо был бы шанс вновь повидать человека из нашей Галактики.

Ресурсов должно было хватить на двоих. Или даже больше, но вот с топливом... Никаких гарантий. Гравитационные маневры стоят десятки лет. Нет, нужно признать, что кое-какая надежда оставалась — что «Эндьюренс» доберется до цели. Быть может, призрачный шанс — увидеть человека — материализуется хотя бы для одного из «лазарей».

Жалел ли он о чем-нибудь? Отстыковываясь от единственного знакомого ему мира и улетая в бесконечность?

О, о сотнях вещей, грандиозных и незначительных. О несказанных словах, несовершенных поступках и сотворенных глупостях. Особняком от всего стояло обещание вернуться — его дочери. О ней были все его мысли перед самым соприкосновением с бездной.

И бездна, подчиняясь угасающим и вспыхивающим надеждам, выстраивалась в бесконечную анфиладу; комната Мерфи окружала Купера со всех сторон.

Здесь, за пределами реальности, он был так близко и в то же время так невероятно далеко — и понимал, что не сможет доплыть до поверхности. Тонул в гранях тессеракта, не представляя себе выхода.

Терялся в бесконечности.

Но что-то надежно удерживало его — и со временем Купер начал понимать механику. Нити, составляющие узлы и связки на изнанке мироздания, подчинялись; с трудом, но ему удалось прикоснуться к материальному миру — изнутри.

Стрелка на часах. Струны, соединяющие события. Прошлое и будущее — существующие одновременно и взаимосвязанно.

И Купер был счастлив, насколько это было возможно; чем бы ни было его путешествие по безвременью — погружением в звездный океан или бредом умиравшего от асфиксии мозга, — его Мерфи была где-то поблизости и он сумел дотянуться до, казалось, безвозвратно потерянного за горизонтом событий.

Он видел своими глазами, как погибала, разрушаясь, «Эндьюренс» при входе в плотные слои атмосферы планеты Эдмундса. Курс, рассчитанный исходя из минимально доступного топливного потенциала.

Малейшее отклонение — и двенадцать секций-модулей, рассыпаясь и занимаясь пламенем, испаряются не достигая поверхности.

В этой реальности он ни о чем с Брэнд не договаривался. Да и не был уверен, осталось ли на корабле хоть что-то в живых — сбережение ресурсов. Милосердный сон в криоподах забрал последние мучительные минуты прощаний или сожалений.

Отголоски мощного взрыва. Догорающие осколки снопами рассыпались в черном небе чужого мира.

Жилой комплекс Эдмундса — как и на каждом перекрестке реальностей.

Ловушка.

И эта вероятность расплеталась, распадалась на нити.

— Все погибает. Все жизненно важные системы отключены. И «План Б» уничтожен полностью.

Черное небо и красноватое плоскогорье уходили куда-то из поля зрения. Реальность вновь уступала нереальности.

Вакуум открытого космоса. Корабль-крыло затягивало слишком близко к гравитационной аномалии. Сознание уходило. Купер что-то пытался говорить, но не выходило даже шепота.

Должен быть другой путь, — кружились обрывки в сознании, когда он проваливался в небытие.

На последнем осколке ясного сознания молниеносно-тоскливо вспыхнуло имя. Но угасло так же быстро.

Реальность схлопнулась. Очередное отраженное в свете — сколько еще раз придется прощаться?

Если бы большие роботы могли быть расстроены или напуганы, то ТАРС звучал сейчас именно так.

— Купер, существует не равная нулю вероятность, что в ход бытия вмешалась чужая воля.

— Как это возможно?

— Оператор реальности — принимающий решения на определенном этапе. Человек, машина... Скорее, конечно, человек. Машины не могут принимать решения, способные оказать функциональное воздействие на материю бытия. А человек-оператор отсек определенный «участок» прошлого, изменив его.

Купер не до конца верил услышанному.

— Нет, никакого противоречия нет. Так, для оператора ничего не изменится, для нас — будущее всего лишь пойдет другим путем.

— Это можно исправить?

— Это не поломка.

— Изменить, переписать, перестроить?..

— Слишком мало данных. Я не могу поймать точку входа — и, соответственно, найти оператора. И потом, я машина. Мне недоступна некоторая восприимчивость к процессам надреальности, которую вы, люди, называете интуицией.

Молчание тоже вытягивалось в тонкие струны, прошивая пространство, растягиваясь вместе с ним. Догадка была внезапной.

— ТАРС, кто был оператором моей реальности после отстыковки от «Эндьюренс»?

— Вы сами сэр. Вы, попав в гиперпространство, которое для вас сложилось в тессеракт с гранями в виде комнаты вашей дочери, сумели создать реальность таким образом, чтобы изменить будущее человечества.

— Не понимаю тебя.

— Передавая квантовые данные Мерфи, вы дали ей возможность разработать формулы, по которым строились гиперпространственные двигатели, способные перемещать предметы в надпространстве и, самое главное, совместить точки входа-выхода из «балков».

Голос ТАРСа заполнял узкое пространство компактного корабля.

— Много лет назад ваша дочь приняла сигнал из открытого космоса. Долгое время он был нерасшифрован; как оказалось, он содержал в себе координаты «пространство-время» где-то в окрестностях спутника Сатурна. Спустя почти тридцать лет с момента получения сигнала тебя именно там подобрал патруль со станции Купер.

— Да, Мерфи отправилась меня встречать задолго до прибытия...

— Не исключена вероятность, что сигнал был неслучайным — и, кто бы его ни отправил, он точно знал, что ты появишься в этот момент именно в этой точке.

Купер пробормотал что-то невнятное, игры в детективов за пределами реальности ему были не по душе.

— Так или иначе мои попытки построить трек до точки выхода пока терпят крах. Будто этой точки вообще нет.

— Поясни мне, морпех, там, куда мы двигаемся...

— Этого места для нас больше нет, координаты — просто белый шум. Это не противоречит физике. «Сейчас», «вчера» и «завтра» в гиперпространстве, где простирается ткань бытия, все они равнозначно заменяются на «всегда». Это Универсум. Тем не менее ты должен знать: здесь любой процесс обратим, достаточно только поменять вектор. И даже энтропия. Гравитация преодолевает границы пространства и времени. Она может замедлить распад реальностей.

Что-то знакомое было в этих словах. В далеком прошлом кто-то уже говорил это. Но увы, Купер не мог припомнить.

Беспомощность. Как у мошки, запутавшейся в липких паучьих сетях. Кто этот чертов оператор — сейчас?

— У меня нет ответа на этот вопрос.

Значит, нужно это выяснить. Вспомнить — потому что на перекрестке миров он разминулся со своим призраком. Придется попробовать найти Зазеркалье — потому что в кроличью нору он уже прыгал. В искаженных вариантах реальностей найти дорогу к одному единственному возможному.

Для них обоих.

Двоичный код.

Отец и дочь сидели на полу в детской. После бури в комнате осело столько пыли, что она образовывала на полу островки пустыни, с дюнами и наносами. Светло-желтые полосы на темных досках пола.

Дышать без респираторов все еще небезопасно, но Куперу было все равно. И Мерфи тоже сняла свой.

Длинные полосы песка. Узкая-узкая, широкая, узкая.

— Что это? — голос Мерфи звучал глуховато и обеспокоенно, она будто догадалась, что неведомые полосы предвещают в будущем что-то значительное. Нечто неведомое и угрожающее.

Пылинки витали в воздухе. Купер-старший пытался прочитать послание на полу, вертел в пальцах случайную монету.

Ноющее, давно забытое чувство. Призыв. Где-то там, в далеком космосе затерялся след чего-то важного.

Самого важного.

— Это не призрак. Это... гравитация.

Монетка взлетела с ладони Купера, вращаясь в полете, описала небольшую дугу и упала плашмя прямо в пылевую полосу.

Он улыбался так, будто увидел старого знакомого. На душе было тревожно и вместе с тем легко — ощутимый призыв отозвался в мышцах, в каждом нерве и чувстве.

Откуда она?

Как аномалия оказалась в его доме?..

Наблюдательная станция на бывшей ферме Уокеров выглядела совершенно покинутой. Большую вышку демонтировали, и теперь главная постройка выглядела как обыкновенный крепкий домишко приблизительно середины прошлого столетия.

Все оборудование и материалы были вывезены; Купер точно знал об этом, потому что наблюдал завершение процесса. Все тот же долговязый ученый в очках, что и помогал им с Мерфи с беспилотником, распоряжался и здесь. Купер не усвоил имени этого субъекта, но звание тот занимал явно высокое, потому что долго и тщательно проверял работу подчиненных, убеждаясь, что все до последнего клочка и бумажки вынесено прочь и никакие секреты НАСА не будут потревожены местными праздношатающимися.

Купер вовсе не относил себя к праздношатающимся — он был занят поисками ответов на свои вопросы: и первым из них был вопрос о таинственной аномалии, вмешавшейся в работу автоматики на его ферме. Всякий мусор в виде томов отчетов его не интересовал.

Небольшой приборчик-анализатор, приспособленный под перехват сигналов и некоторого количества информации должен был помочь.

Дом был немного освещен с улицы: на крыльце одиноко горела лампочка над входом; если бы не она, то темнота была бы угрожающей, так как разросшаяся изгородь, отделявшая небольшой закуток крыльца, совершенно затемняла ступени, и сломать себе тут ноги было совершенно плевым делом.

Гулкая темнота обступила Купера немедленно; он не был суеверным, не верил в призраков и прочую ерунду. Но тут... странное ощущение чьего-то присутствия.

В абсолютно пустом доме.

Чертовщина.

Своеобразный командный пункт был расположен в дальней от входа комнате. Купер, отерев ладони от выступившей влаги, достал из заднего кармана складную отвертку; чуть лучше сориентировался, примерился и сноровисто отсоединил от выступающей части стены небольшую вертикальную секцию.

Он вовсе не собирался испытывать ни толику раскаяния: какой бы секретной ни была технология дистанционного управления таким количеством машин, она была слишком ценной, чтобы оставить ее в липких пальцах федералов и сумасшедших ученых.

Маленький анализатор был аккуратно закреплен винтами, и в дрожащем свете карманного фонарика стоило приложить кучу усилий, чтобы не уронить его в пустоту за обшивкой — тогда пришлось бы, чего доброго, разбирать кусок стены.

Выдержки хватило, и приборчик, поместившийся в ладонь, быстро перекочевал в нагрудный карман потертой ковбойки. Складывая на ходу отвертку и убирая ее, Купер отступал к двери: по какой-то причине не позволяя себе повернуться к внешне спокойному дому спиной.

Он выдохнул уже после — усевшись за руль своего пикапа. Дорога к ферме была кое-как освещена, сюда все еще попадало немного света с крыльца. В отсеке для хранения среди прочего хлама валялась куча переходников и мотки проводов — как раз на такой случай. Поэтому с подключением дело быстро пошло на лад. Подключив анализатор к ноутбуку, за которым он обычно корректировал настройки своих машин, Купер приготовился ждать — скорее всего данные будут зашифрованы.

Ночь была теплой, несмотря на то что накануне прошел дождь, от прохлады не осталось и следа. В наполовину открытые окна машины с полуночным ветром врывался запах влажной земли, чуть металлический и тяжелый.

Шелест в изгороди уже не так раздражал, и, пожалуй, даже импонировал общему лирическому настроению мероприятия. Кажется, там же, за переходниками была фляжка с кукурузным виски... Анализатор наконец начал, запинаясь, выдавать записи последних трех суток: больше на накопителе просто не помещалось.

Как и полагалось, почти все — зашифровано. Но, на взгляд Купера, ничего из полученного пока практической пользы не имело. Неужели его вылазка была напрасной?

Он поерзал на сидении и ему стало неловко. Поступок, характерный для подростка, — а ведь федералы подняли бы страшный шум, узнай они, что какой-то реднек внимательно отслеживает, чем они тут заняты. Возможно, укол совести был связан с той брюнеткой, где он видел-то ее?.. Для ученой слишком хорошенькая, если не считать этих ее манер городской штучки и апломба чрезвычайно-важной-персоны.

Настоящая ночь только начиналась, и ветер со звезд приносил неведомую и непрошенную нежность.

Возможно, у них бы получилось договориться; он зачем-то представил себе вкус этих упрямо поджатых губ — зачем?.. Кукурузное виски обожгло глотку и нисколько не помогло. Восемьдесят пять процентов накопителя обработано, чертова машинка. Но устройства работали на всю полноту мощности, и быстрее результата не было бы при всем желании.

Бросив куртку на сиденье, Купер вышел на воздух — освежиться и прийти в себя. Не может быть, чтобы один раз мельком увиденная женщина вызывала такую реакцию. Ему ведь не пятнадцать, Тому вот простительно было бы... Он прошелся вдоль длины пикапа, и вернулся к пассажирской двери.

Чертовщина. Безумие, не иначе.

Из салона раздался сигнал, что все данные обработаны. Сто процентов.

С неудовольствием размышляя о странных наваждениях, Купер вернулся за руль.
Отрегулировав дисплей так, чтобы он мог видеть его, пока ведет машину, Купер повернул ключ зажигания. Пикап медленно выехал на главную дорогу.

Файлы пытались запуститься — и на каждую попытку одинаковые всплывающие окна с «Отказано» и трагическим звоном разбиваемого стекла — системный звук как раз на такой случай. Восемьдесят процентов, девяносто... Девяносто восемь.

«Воспроизведение»

Голос, механический, со странными интонациями и неуверенной скоростью произнесения разных слов, сообщил, что миссия «Эндьюренс» потерпела неудачу.

Купер не сбавлял ход.

Экипаж погиб.

Дальше было озвучено несколько общих инструкций безопасности и стандартная форма неразглашения.

Ч-черт...

Влив в рот остатки виски, Купер рывком ударил по педали газа. Фыркнув, машина пошла вперед на пределе скорости, выбивая гравий, пыль и искры из-под колес.

Темная дорога впереди петляла, и Купер не мог определить, куда повернуть, чтобы не сбиться с пути. Его мутило — и руки отказывались подчиняться. К великому счастью дорога была пустынна, и, когда взбесившийся автомобиль наконец сорвался в пикирование, Купер успел отстраненно порадоваться, что, кажется, он никого не успел зацепить. Ночное небо и черная земля завертелись в одной воронке, в последний раз взвыли аварийные сигналы...

— Купер?

Отчаянный крик перешел в хрип и свистящие выдохи еще нескоро: пространство, разрушившееся в разлетающихся по округе металлических ошметках пикапа, собиралось вновь, таинственно отсвечивая приборной панелью маленького космического корабля и монитором робота-параллелепипеда. Молодая ночь в Колорадо переродилась в черноту безвеременья за бортом «крыла».

Наконец Купер пришел в себя и поднял обе руки ладонями кверху — демонстрируя, что он в относительном порядке, хоть разрушающаяся реальность чуть было не прихватила его с собой на тот свет.

— Неприятный опыт, приятель. Боюсь, второго такого я не переживу.

— Знаю. Люди — хрупкие создания. Бесполезны в нашей будущей империи машин.

— Опять барахлят настройки?

— Датчики ваших жизненных показателей вывели интересный результат. Если они верны, то мы почти со стопроцентной вероятностью определили оператора вашей измененной реальности.

Купер, нахмурившись, взглянул на ТАРСа.

— Это Брэнд, верно?

Chapter Text

Беспилотник, взвывая, низко над землей мчался к горизонту. Солнце слепило, автомобиль, подпрыгивающий на спущенных колесах, тонул в сплошной стене кукурузных полей.

Купер словно сумасшедший вновь преследовал нарушителя, надеясь... неясно, на что. И снова разочарование, никаких данных устройство не содержало. Пустая трата сил и времени. Одна надежда — смутная, неясно, на что. Блок управления «птички» оказался безвозвратно пустым.

Но Мерфи вновь жалела несчастного.

— А мы можем его отпустить?..

Купер хотел возразить ей, что, скорее всего, аппарат уже достиг своей цели — сюда и направлялся.

Жаркий день клубился раскаленной пылью. Что за сигнал искал этот крылатый странник над их полями?

Купер будет пробовать разобрать его и найти в недрах блока управления алгоритмы, которые привели аппарат именно сюда. И в первых лучах рассвета убедится: реальность все еще нестабильна, блок управления безответен и чист.

Если беспилотником можно было управлять, перехватив сигнал, следовательно, в программном коде были прописаны соответствующие команды — иначе невозможно. Сигнал был принят или отправлен беспилотником, как и следовало, миссия выполнена.

Швы реальности, слишком грубые, плохо срастались. Шрамы ныли. Одинокий человек за пределами мира знал, что, пока он чувствует эту боль, он жив и ищет.

Погруженный в многомерность, Купер пробовал найти артефакты той, другой реальности. Которую у него так несправедливо отняли.

Ферма вступала в сезон пыльных бурь. Погоня за призраками продолжалась в череде искаженных под разными углами отражений реальности.

В пространстве, где не может быть времени по определению, бесконечность была равна краткому мигу, как становилось верно и обратное тождество.

Купер, с той же фатальной яростью, что и давно забытый беспилотник, преследовал уходящий от него вдаль призрак. Забытое воспоминание. Стертое из книги бытия. И, несмотря на то, что образ выпадал из памяти, оставалась тонкая вьющаяся нить, распадающаяся струна, мост над бездной, обваливавшийся под ногами, Купер шел за ней.

За его Призраком.

Комнаты сменялись одна другой, комната Тома, кухня, гараж, комната Мерфи, его собственная спальня, лестница, крыльцо, кабинет и снова комната Тома. Он входил — она уходила в открытую дверь напротив, в бесконечную анфиладу времен. Застывала, стоило ему остановиться, — но в мгновение ока исчезала за поворотом, если он делал шаг вперед.

Его дом оживал и умирал, разворачивая себя таким образом, чтобы ни разу не повторяться.

Зачем ты это делаешь, Амелия?

— Оператор хочет, чтобы вы остались, сэр.

Зачем? Почему вдруг ему нужно остаться? Как остановить этот нескончаемый калейдоскоп?

Вспыхнуло и погасло: она не хочет быть найденной.

Отчаянная попытка была отвергнута, и призрак уходил в кромешное никуда по собственной доброй воле.

Сердцебиение.

Удар, едва слышный. Еще один. Удар. Тишина.

Дом замер на очередном витке. Оглушительный выдох. Дрожь.

Гиперреальность вновь начала сжиматься, складывая, как лист бумаги, все бесконечные варианты, схлопываясь внутрь.

— КУПЕР, — прозвучало из динамиков машины. — КУПЕР, ЗДЕСЬ.

Конечно, он опоздал. Опаздывать в принципе нехорошо. Опоздать на собственные похороны — запредельно и вопиюще.

Гроб был закрытый.

Неудивительно. Дж.К.Купер погиб героически, на испытаниях, сделав поистине выдающийся вклад в развитие проектов НАСА. Профессор, что ж вы так, можно было и полегче на поворотах. Но за речь спасибо.

Белые лилии у изголовья его последнего пристанища. А день обещал быть солнечным, по-настоящему весенним; жаль, что не дожил до него. Над полями быстро таяла ночная дымка.

Дональд наверняка проклянет его, хоть о покойниках плохо не принято: теперь ему поднимать ребят в одиночку. Бедняга, так рано не стало его дочери, теперь вот — непутевого зятя.

Профессор держался с должной смесью скорби и мужества. Потерял одного из лучших пилотов; какие-то из проектов точно встанут. Или придется искать замену.

Бедняжка Мерфи, вот где облилось кровью сердце. Совсем малышка. Она прижималась к Тому, пока еще не осознавая до конца, что это навсегда. Старший — молодцом, видно, что выдержит.

Как они теперь... Без него?

Призрак, как и полагается, в черном. Как и полагается Брэнд, с этим ее выражением на лице — к простым смертным. Очень ожидаемо.

А не рано ли ты провожаешь меня в последний путь, дорогая?

Но испортить вечеринку Куперу все равно было не под силу — он был всего лишь наблюдателем. С другой стороны.

Вся эта декоративная дрянь, цветочки и все эти прощания... Брэнд, черт тебя побери! Теперь он отчетливо осознавал, в чьей именно вероятности он оказался.

— Оператор хочет, чтобы вы остались, сэр.

Где? На собственных похоронах?..

ТАРС определенно вмешался вовремя.

— Доктор Брэнд уверена, что вы не выжили. И хочет, чтобы этого не произошло. Чтобы никогда не происходило.

«Время необратимо. Можно его ускорить, замедлить — да. Но нельзя обратить вспять. Нельзя».

Эх, Амелия...

«Мы ведь договорились, Амелия... Девяносто процентов».

Черный горизонт на черном небе медленно стягивал тонкую ткань сущего в гигантские тиски, искажая реальности.

Ни прошлого, ни настоящего, ни будущего.

Пусть это все окажется просто бредом.

Криопод Вольфа был пуст. Ее собственный криопод теперь тоже пуст — ее существование отныне бессмысленно. Она сама себе Наблюдатель и Оператор, сингулярность растущая внутри, захватывает все больше, достигая поверхности, прорываясь сплошной чернотой сквозь кожу, и, соприкоснувшись с внешним миром, вспыхивает в цепной реакции аккреции.

Причудливая и ужасающая картина: человек, схлопывающийся внутрь себя, охваченный горением испускаемой в пространство энергии.

Оператор реальности, допустивший ошибку, будет уничтожен.

Сердечные ритмы, фиксируемые КЕЙСом, стали интенсивнее. Амелии снились кошмары.

Пыль, просачивавшаяся извне, наносила на пол узор из полос: тот самый двоичный код. Темнота и безмолвие, густые, как патока, заполняли одинокий жилой модуль.

«Невыживший» Купер, отстегнув и стащив перчатку от гермокостюма, осторожно коснулся кончиками пальцев крышки криокапсулы с пометкой «А.Брэнд». В этой вероятности он опоздал — линии показателей ожидаемо и непреложно показывали нули.

Что ты натворила, Амелия?

Темнота сгустилась до осязаемой. Швы реальности вновь разошлись — и белесые искры вновь затанцевали на краю поля зрения.

— БРЭНД! — под отчаянный призыв разваливалась на части очередная несбывшаяся реальность.

Какое бы решение ни вынудило ее пойти на риск манипуляций с материей и временем — это было очень нечестно.

— Амелия поступила так, как с ее точки зрения уместно было поступить: сохранить популяционную бомбу за счет сокращения поддержания собственной жизнедеятельности. Мы не можем ее осудить. Она ведь уверена, что вы погибли; и, соответственно, не сработал и «план А».

— Но ведь это не так! Корабли, эти станции... Они построены! Значит, конечная точка маршрута существует... Существовала.

— Да, Купер.

Мерфи Купер точно знала, что первые люди достигнут новых миров. И останутся в живых и более или менее в порядке.

Как и откуда его дочь могла это знать?

— Возможно, Мерфи смогла установить координаты исходной точки сигнала. Или данные содержали в себе артефакт мета-реальности, указывающий на его источник.

Большие корабли-станции были построены. Человечество приготовилось к колонизации — чего?

Яркая искра-молния прочертила тьму над выпуклым «фонарем» корабля.

Амелия была не просто воспоминанием. Подчиняясь странному чувству, тому, что ТАРС назвал интуицией, сродни охотничьему инстинкту, он преследовал в небытиях призрак прошлого и не был уверен, что не свернет себе шею на каком-нибудь особенно прихотливом вираже судьбы.

Если бы Купер знал, где в вероятностях отыскать не слепок реальности, не призрака, не едва заметный след — а живого человека!

В мутном, неясном свете начали проступать первые контуры. И тут же — вместе со светом — хлынула острая резь. В голове зашумело, он сжал зубы. Купер не сумел рассмотреть ничего вокруг и вообще опознать местность; крепко зажмурившись он чувствовал, как волна ломающей боли — по всем суставам и костям — по всему телу.

Радиоактивный распад — острая лучевая болезнь.

Пальцы, дрогнув, потянулись к руке сидевшей на его смертном одре женщины. Вопреки ожиданиям, они были реальны — настолько, насколько это возможно.

Поток частиц. Разреженный, но все же достаточно плотный, чтобы вывести из строя его маленький корабль и уничтожить в нем все живое.

Слишком близко к Гаргантюа.

Проклятье, он так надеялся преодолеть межзвездную бездну как можно скорее. Амелия была там, на другом конце обваливающегося моста.

Она ждала его.

Прикосновение озадачило застывшую Брэнд, но она не отодвинулась. Кажется, тоже не очень поверила в происходящее. Почему она не боялась находиться рядом с ним?

Сил почувствовать хоть что-нибудь не осталось. Едва подчиняющимися губами он прошептал:

— Я хочу знать, что произошло в твоей реальности.

Он почему-то подумал, что она сочтет его сумасшедшим. Но ответ ошарашил прямотой и абсолютным принятием:

— Это не моя реальность. Ты гибнешь в любой из реальностей Вольфа Эдмундса.

Дыхание подчинялось с трудом, удары сердца гулом отзывались в висках. Купер пробовал удержать ее — взглядом, словом. Торопился. Знал, что и эта декорация скоро станет прахом.

— Ты должна мне помочь. Где бы ты ни была. Слышишь?

Вполне возможно, она ему не верила или не хотела помогать. Времени не оставалось; момент дрогнул, оси пространства разошлись.

Лицо Амелии начало таять, стекая с канвы сущего жидким желтоватом воском. Услышала ли она его крик, так и осталось непонятым, потому что в следующую минуту очередная страница оказалась перевернута.

Черновики исследований Вольфа Эдмундса гласили, что обстоятельства имеют ничтожное значение, и приобретают силу воздействия только при введении в систему координат внешней независимой переменной. При определенном их стечении возможно увеличение нагрузки неопределенности на поле, но общий результат все равно привязан к взаимодействию Вселенной и наблюдателя.

Мерфи в ходе своих исследований результатов работы Эдмундса извлекла несколько тождеств, на первый взгляд казавшихся нехарактерными для системы координат «пространство-время». Не исключено, что они помогли ей расшифровать неведомый сигнал, сопроводивший появление Купера из мертвых или обогатить формульный ряд для квантовых данных, извлеченных ее отцом с Другой стороны.

— ТАРС, мы можем воспользоваться ее наработками?

Робот, вписанный в ограниченное пространство корабля, отражал вспышки частиц в стальных гранях и выглядел наэлектризованным.

— Я пробовал, Купер. Боюсь, мне одному это не под силу. Недостаточно энергии, мы можем еще довольно долго здесь барахтаться, но, если выберемся, полет нужно будет обеспечивать.

Молчание тягостно и тревожно повисло в воздухе.

Ферма остановилась. Звездная пыль оседала на конек крыши и ступени крыльца.

— Попробую один фокус. На многое меня не хватит, но если источник сигнала там, где я предполагаю, возможно, мы установим контакт.

Призрак в глубине дома прерывисто вздохнул. Мост над бездной колыхался, белые искры-молнии частиц вскипали и сгорали в доли мгновений.

— Надеюсь, там еще есть кого спасать...

Амелия беззвучно посчитала до десяти — затем до единицы, в обратном порядке, чтобы успокоиться и обрести уверенность в том, что собиралась сделать. Она не торопилась, время теперь не имело значения.

По большому счету, уже ничего не было важным.

Их миссия погибла; рано или поздно на Земле вновь предпримут попытки к спасению, но их — была неудачной. Никто и не знал толком, где именно они оказались. Ни одно живое существо.

Но как же Те, Другие?.. Люди из будущего. Или как их там. С другой стороны.

Она бережно хранила ощущение восторга соприкосновения с неизвестным и воодушевление, оставшиеся от физического контакта с этими существами. Ободряющее чувство. Обещание, что все будет хорошо.

Что ж, до определенного момента — было.

Амелия встряхнула головой. Наверное, она сходила с ума в совершенно буквальном смысле. Верила глазам, например. Зря это. Приглушенный свет играл дурные шутки.

Небольшой участок пространства возмутился, взволновался и немного потемнел. Переместился и, возможно, пропал, исчезая в обшивке пола жилого модуля.

Тени от ножек стола и пары штативов сползлись и выстроились в весьма нехарактерном порядке относительно освещения.

Полосы. Узкая-широкая, узкая-узкая...

Зрительные галлюцинации.

Двоичный код.

«Все еще»*

Амелия вскочила с места, но иллюзия начала рассыпаться, и она стала свидетельницей, как полосы расползались обратно, на места, предусмотренные законами оптики и физики. Свойственная человеку слабость — Амелия видела то, что хотела видеть.

С другой стороны, галлюцинации не имели привычки вступать в осмысленное общение с носителями. По крайней мере, об этом говорила медицинская практика самой Брэнд.

С третьей... С третьей стороны КЕЙС не отреагировал на нарушения периметра, поэтому не исключено, что все это только привиделось. Нервы.

Двухметровый стальной параллелепипед не подавал признаков жизни, будучи подключенным к контактной сети для зарядки.

Все еще.

Невероятно, но это выглядело ужасно знакомым. Даже тон угадывался.

Индикатор заряда КЕЙСа моргнул и вновь запульсировал. Зарядка пошла. Это немного отвлекло Амелию от грустных мыслей о спасительном в некоторой степени умопомешательстве.

Придется некоторое время понаблюдать. Возможно, магнитная аномалия сохранилась, что вызывает некоторые возмущения... Локализованные гравитационные колебания.

— Это предел, Купер.

ТАРС вывел пометку об аварийно низком уровне энергии на монитор.

— Надеюсь, этого будет достаточно.

Руки все еще мелко дрожали. Он и сам чувствовал себя разбитым — слишком уж затянулось мучительное падение в нору за белым кроликом.

— Тебе нужно немного отдохнуть.

Но отдыхать Куперу хотелось меньше всего.

— Как мы узнаем, получилось ли?..

— Пока невозможно прогнозировать, Купер. Всего восемьдесят четыре секунды — все, на что хватило импульса.

Робот замолчал. Спустя несколько минут подал короткий сигнал.

— Однозначно: наш сигнал был принят. Дальнейшее пока неисчислимо. Однако если что-то изменилось, то ты совершенно точно это поймешь.

Черное крыло покачивалось в еще более черном гиперпространстве.

Дом на краю мира замер.

Корабль-крыло недвижимо возвышался на гребне гигантской волны. Затишье перед катастрофой. С мгновения на мгновение эта циклопическая масса обрушится вниз, разрушая все, погребая надежды и оставляя за собой пустоту.

И Купер, пожалуй, готов был к этому. Последние силы — и те самые секунды жизни. Если связь не разорвется, то это было не напрасно.

Оставалось только дождаться ответа.

Chapter Text

Мерфи Купер до определенного момента была уверена, что никогда и ни за что она не станет покидать родную планету. Пусть Земля безнадежно истерзана катаклизмами и почти обезлюдела, но здесь был дом. В переносном и самом прямом смысле.

А вот человечество было готово к поиску нового пристанища.

Мерфи сумела решить уравнение так, что стало возможно вывести в космос станции, сверхмассивные корабли предназначенные для постоянного проживания. Но к тому моменту, как они были построены, и люди начали покидать планету, Мерфи Купер пришла к несколько иному мнению.

Она выполнила свою грандиозную задачу — нашла решение подмножеств для формул перемещения физических объектов за пределами евклидова пространства. Теперь у Мерфи оставалось еще одно дело, личное.

У нее были секреты от Гетти, и это было неприятно. Они касались некоторых расчетов, вернее, методов расчета.

— Если он когда-нибудь вернется, то сюда, — говорила она неопределенно, устремляя взгляд синих глаз к небу. Гетти скептически щурился, но никогда не возражал.

Она всегда знала чуть больше.

Только вот куда бы ему возвращаться — время безжалостно уничтожило то, что когда-то было их фермой. Старый, давно разрушающийся дом на краю моря песка — там, где раньше были поля.

Дюны из пыли, едва различимая дорожка среди серых холмов.

Окон, дверей, крыши давно не было. Над землей возвышались только ветхие стены, высохшие и выветренные. Когда Мерфи еще могла сама передвигаться, ее привезли сюда Гетти и Дастин. Гетти был не в восторге от дальнего путешествия, а Дасти, исполненный мыслями о скором переселении на новую станцию вместе с Элис и детьми, так мало обращал внимания на окружающее, что визит практически не запомнил.

Крыльцо со ступенями, заметенными пыльными дюнами, выглядело устойчивым, но не более. Внутрь дома никто из них войти так и не решился.

В низкой пристройке все еще можно было найти остовы давно проржавевших и вросших в землю машин, которые когда-то обрабатывали эту землю. Все они были переделаны из военной техники умелыми руками ее отца. Историю каждой она хорошо помнила.

Пожалуй, да, каждой.

— Что ж, Купер умел вдохнуть новую жизнь в любую развалину и заставить работать, — пробормотал Дастин, отмахиваясь от поднятой их шагами пыли.

— Я хорошо сделала, что подписала прошение о новом музейном комплексе. Потомки должны запомнить это... все это — красивым. Таким, каким дом был в лучшие дни.

— Надеюсь, к этой рухляди это не относится, — покашлял Гетти, мысленно недоумевая, почему Том с семьей не стали забирать технику, когда переезжали на далекий, еще пригодный для жизни север континента.

— Не ко всей. Дасти, будь добр, дай сюда больше света.

Дастин подошел к Мерфи, направляя луч карманного фонарика на угол, заваленный всяким барахлом, прикрытым брезентом. Повинуясь жесту матери, Дасти приподнял угол пыльного куска, обнажая кусок проржавленного металла. Еще одна косилка? Или сеялка?

Вовсе нет.

Мерфи очень, очень давно не видела его. Нет, кажется, с этой машинкой он так и не успел ничего сделать. Беспилотник-пустышка.

Так и не пригодился.

Странное это было ощущение. Можно прожить всю жизнь, и быть уверенной, что какое-то событие определенно происходило, а вот на старости лет убедиться, что все было совсем не так.

Уж не выживает ли она из ума?

Мерфи Купер была уверена, что беспилотник увезли сотрудники секретной базы НАСА. Когда-то в незапамятные времена. А она, наивный ребенок, хотела бы, чтобы он летал, но, скорее всего, его бы разобрали на детали...

Или это был другой беспилотник? Или это было в какой-то другой жизни?

Гетти закашлялся, глухо и надсадно. Да и Дасти совсем изошел кашлем: нужно было уезжать.

Но напоследок Мерфи отдала распоряжение мужу, по совместительству — заместителю руководителя проекта.

— Мне нужно, чтобы из беспилотника извлекли блок управления. И доставили к нам в лабораторию. Я хочу кое-что проверить.

К сожалению, ни блока, ни самого беспилотника не удалось обнаружить, когда исследовательская группа прибыла спустя несколько дней на старую ферму. Дом, видимо от очередной пыльной бури, обрушился до основания, вместе с постройками.

— Прах к праху, — разочарованная, пробормотала Мерфи, узнав об этом.

Здесь, в пыли, в обломках, все ещё жила детская мечта — о звездах, о небе. И о том, кто ушел туда безвозвратно.

Мерфи была уверена, что не проживет достаточно долго, чтобы дождаться возведения музея на станции Купер и что у нее будет достаточно сил, чтобы туда добраться.

Удрученное настроение и пошатнувшееся здоровье жены угнетало и Гетти. Он изредка советовался с Дастином, пока у них была такая возможность: в будущем, когда их семья покинет Землю, контакты будут осуществляться со значительной временной задержкой: пока наука не сумела решить эту задачу.

Наверное, Дасти удалось совершить невозможное. Но он сумел разыскать семью Тома, вернее, то, что от нее осталось, и выкупить ноутбук, которым когда-то владел Джозеф Купер — то самое старенькое устройство, с которого по утрам с досадой стряхивал пыль Дональд: потому что ночные ремонтные работы Купера, а также остатки от перекусов Мерфи вкупе с пылью создавали непередаваемые готические натюрморты, мешая готовить ребятам завтрак.

— Надо же!

Муж и сын лучились гордостью, так же, как и сама Мерфи — неподдельной радостью. Пусть это теперь просто хлам, но...

— «Просто хлам?» — не на шутку обиделся Дастин. — Парни сделали с ним невозможное! Он работает!

Мерфи осторожно погладила морщинистой рукой хорошо знакомый ноутбук. Так много воспоминаний. Даже если бы он был разломан на куски, он был бы ей дорог.

На удивление включился аппарат довольно быстро для эдакого старичка. Разумеется, системы питания теперь были совсем другие и потребовался огромный переходник, но, на первый взгляд, все работало.

Воспоминания шевельнулись где-то в сердце. Легкий трепет неугасшей надежды.
Файлы воспроизводились, открывались один за другим. Фото, документы, видео. Из самого ужасного — здесь лежали все их, ее, Тома и Дональда видеописьма в неизвестность другой галактики. Нет, пересматривать сил у нее точно не хватит.

Не сегодня. В другой раз.

Были попытки репрограммирования разных машин, программное обеспечение для контроллеров, какие-то остатки кодов. Были фото, которые она сама снимала — когда была занята охотой на призрака, который жил в ее комнате. Она фотографировала странные конструкции из книг, пылевые наносы на полу.

Азбука Морзе.

Мерфи нахмурилась, припоминая.

Рука дрогнула над кнопками старой машины.

Давний секрет, который Мерфи так ревностно хранила. Ото всех — потому что это было обещание, данное только ей.

Преобразованный сигнал из далекой Галактики.

— Приехали, Мерф! Но придется повернуть обратно: все огорожено проволокой.

Какое разочарование.

— Ты разве не взял болторез?.. — буднично поинтересовалась уснувшая в тряске по пересеченной местности Мерфи.

— Молодец, вся в меня.

База НАСА в Гранд-лейк, гигантское подземное сооружение, встречала их оглушительным ревом оповещения о нарушении периметра. Гигантский робот спокойным металлическим голосом просил напуганного ребенка не бояться.

Она и не боялась — с ней был ее всезнающий и всеумеющий и, главное, очень храбрый отец.

Если он обещал, значит он вернется.

Беспилотник. Это он принес с собой магнитную аномалию. В поисках чего-то он рыскал над полями, описал круг над фермой... Довольный неожиданной находкой, Купер вытащил для дешифровки блок управления, долго возился с упрямой железякой, но кажется, из этого ничего не вышло.

Или Мерфи просто так запомнила?

А потом машины сошли с ума. Громадные, покрытые пылью, они сгрудились вокруг их дома, похожие на неповоротливых подслеповатых животных. И не только их техника: с соседних участков, от Нельсона, за десятки километров. Что за зов их привел к ним?
И пыль на полу. Эти странные полосы, из ниоткуда.

Значит, память не обманула.

Глупо верить на слово, что физики не боятся смерти. Или что они больше боятся времени. Мерфи безоговорочно верила профессору — до определенного, разумеется, момента.

— Ну же... — глаза лихорадочно блестели, огненные волосы растрепались непослушными прядями, и Гетти казалось, что он никогда еще не был так влюблен.

Для признаний, однако, время было неподходящим, да и место не то: Мерфи и Гетти только что получили разрешение на расконсервирование бывшей лаборатории «Одиссей», в которой были проведены самые первые испытания. Было, конечно, величайшей наивностью думать, что покойный профессор великодушно поделится паролями. Что ж, придется применить другие таланты.

Старик никогда не верил в возвращение «Эндьюренс». Да, профессор Брэнд часто упоминал Амелию, иногда разговаривал с ней — про себя, или отправлял послания в неизвестность далекого космоса. Но ни на секунду не верил в то, что увидит еще хоть раз свою дочь живой, Мерфи была в этом уверена.

Так, как Брэнд говорил об Амелии, говорят о давно умерших, стоя рядом с надгробным камнем, или поверяя покойным секреты и рассказывая последние новости мира живых. Мерфи этот способ общения повергал в тоску.

Она-то верила.

То, что внутреннее расследование было поручено Мерфи Купер, многие из ее коллег восприняли не слишком хорошо. Но всей полнотой информации обладала лишь она, да пара-тройка самых доверенных. Ну и Гетти, естественно. Учитывая общее финансовое состояние, внешний аудит так или иначе был слишком дорогим удовольствием. Остальным пришлось смириться.

Гигантская вырубленная в толще базальта лаборатория была торжественно, монументально безлюдна. Странно было даже думать, что где-то поблизости, быть может, в каком-нибудь из спецбоксов ученым удалось синтезировать первый искусственный горизонт событий.

Мерфи и Гетти предстояло тщательно обследовать лаборатории «Одиссея», и учитывая размеры помещений, задача была не из легких. Да и страшновато было находиться здесь: в полутьме, так как еще не на полную силу были запущены генераторы, в гулкой тишине давно покинутых помещений.

— У меня есть неопровержимое доказательство, что эксперимент прошел успешно. — Гетти до смерти испугался, когда Мерфи, налетев из-за спины, ободряюще похлопала его по плечу: вышло ужасно внезапно.

В ответ на его вопросительный взгляд она пожала плечами:

— Если бы все завершилось неудачно, лабораторию не стали бы консервировать. Она бы просто перестала существовать.

Еще совсем малышкой она задавалась вопросом: зачем агентству космических исследований зарываться в такие подземные глубины?.. Ну что ж, вот и ответ. Миссия «Одиссей», предтеча путешествий к межзвездным пространствам, стала теперь их с Гетти вотчиной.

Два самых нижних уровня содержали склады оборудования, хранилище списанных машин-исследователей, и четыре бокса. Гетти не успевал за Мерфи, он нес на себе первую именную коробку с эксклюзивными исследованиями, которая вскорости должна была занять почетное место на столе в новом кабинете Мерфи.

— В этом случае закон обратных квадратов работать уже не будет. Вернее, он будет работать не так! — все еще витая мыслями в формулах, продолжала делиться открытиями взволнованная Мерфи.

Затем закусила нижнюю губу, именно так, как делала, когда была очень чем-то увлечена. Правда, он уже давно знал о том, что Мерф только что озвучила. Теория относительности не противоречит другому значению гравитационной постоянной.

Гетти покачал головой в замешательстве и отстал еще больше.

— Открытие выхода в балк — «надпространство» — позволит человечеству сворачивать четырехмерную модель и позволит... — Мерф запнулась, потому что первое, что она хотела сказать — «спасти нас». Но не выговорила. — Путешествовать в пространстве так, как никто из нас не мог никогда раньше.

Списанные роботы, десятки однотипных ТАРСу и КЕЙСу, занимали большую часть нижнего, неосвещенного продольного коридора, слабо отсвечивая в поспешных, скользящих бликах ручных фонарей. Ничего, совсем скоро сюда вернется электричество. Все машины одной или сходных моделей, возможно, слабо модифицированные относительно древних солдат с неустойчивыми системами управления. Полностью автономное электроснабжение и жизнеобеспечение подземной лаборатории вкупе с все еще впечатляющим оборудованием, давало понять, насколько все серьезно здесь было полвека тому назад.

Конечно, правительство было вынуждено уменьшить финансирование здравоохранения и образования. И экологические программы заодно. Если уж на кону стоял вопрос межзвездных путешествий. А за ним ненавязчиво маячило заманчивое слово «ресурсы»...

Мерфи споткнулась о ящик, показавшийся ей смутно знакомым. Она едва сдержала вскрик удивления. На темной плите пола, покрытый точно таким же слоем пыли, как и все вокруг, лежал блок управления. Если порыться в воспоминаниях — то очень похожий на тот, с которым возился как-то ее отец, пытаясь починить.

Блоки управления старых машин часто выходили из строя, иногда становились неуправляемыми.

Еще несколько похожих штуковин было сложено у дальней стены.

Мерфи глубоко вздохнула, но закашлялась — столько пыли подняли их с Гетти шаги. Но ничего. Совсем скоро жизнь вернется в эти коридоры. Их ждет большая работа.

Гетти, пораженный целеустремленностью жены, едва убедил Мерфи воспользоваться опцией криосна. Почти двухгодичный межпланетный перелет — вовсе не легкая прогулка.

В противном случае девяностошестилетняя Мерфи Купер рисковала не достичь даже Луны, не говоря уже о полутора миллиардах километров до Сатурна. Хотя кто знает? Возраст никак не убавил уверенность в себе, и пожилая леди по-прежнему была довольно упорной и своенравной.

Поначалу Гетти пробовал просто ее отговорить, но затея была бесполезная. В ответ на воспитательные беседы мужа Мерфи пришлось открыть ему причину своей спешки.

Сигнал из пустоты. Координаты.

— Он обещал мне. — Мерфи была по-прежнему непоколебима, хоть ее и пугала перспектива такого дальнего путешествия. Только вот она бы никому даже под страхом смерти в этом не призналась.

Гораздо больше ее манила та самая, тонкая, как расплетающаяся нить, надежда повидать отца, однажды сказавшего, что вернется.

Ее собственный мост над бездной должен был привести туда, в уже недалекое будущее, к Тефии.

Залог будущего для всего человечества.

Слабый, но такой важный сигнал. Время и место выхода из «балка» — рассчитанные по формулам Брэнда-Эдмундса.

Мерфи точно знала, кто его отправил.

Chapter Text

Купер в нерешительности стоял перед дверью в комнату дочери.

Опять обида?

Да, они ведь так и не попрощались...

Он вновь постучал. Ответа не было, и Купер, еще в нерешительности, все-таки толкнул дверь.

Комната Мерфи, залитая чем-то отдаленно похожим на земной свет, перевернутая вокруг горизонтальной оси, была пустынна. Ни одного предмета не было, кроме все тех же полок с книгами — бесценного достояния не по годам развитого любознательного ребенка.

Из книг все тот же узор. С.Т.О.Й. Недостающие детали головоломки.

Прямо в матово-черной поверхности пола, утопая приблизительно на десять дюймов, стоял монолит робота.

Купер шагнул вперед, увязая в полу, с трудом волоча ноги в новом технологичном защитном костюме, и попробовал прикоснуться к маленькой приборной панели. Совершенно тщетно, потому что видение очень быстро исчезло. Уровень поверхности пола быстро пополз вверх, затапливая комнату вязким небытием, и звук, и цвет, и чувства утонули в черноте.

Оператор реальности все еще хотел, чтобы он остался.

Черта с два.

ТАРС сохранял молчание подозрительно долго. Не то, чтобы Купер успел соскучиться, но в этих дебрях мироздания и так словом не с кем перемолвиться, поэтому на безрыбье...

— Амелия понятия не имеет, что вы спаслись. И что человечество, благодаря вам, — тоже.

Ну слава богу, а уж он-то подумал, что робот окончательно сбрендил.

— Ты ведь сам мне сказал, что все, что мы могли сделать, уже сделано. Восемьдесят четыре секунды, — заинтересованно отозвался Купер, пытаясь — в который раз — запустить навигаторы и увидеть хоть что-нибудь кроме нескончаемого белого шума.

— Да, Купер. Но есть артефакты, которые мне только предстоит расшифровать. Я подозреваю, что это имеет прямое отношение как к нашему путешествию, так и к вашему появлению у станции Купер.

— Постой-ка, если сами данные не содержат никаких ценных сведений, то должен быть...

— Зацепка есть, это определенного рода характер шифрования. У моделей нашей серии он был похожим: поэтому в боевом порядке мы бы никогда не сражались бок о бок — противник при поимке одного мог взять все подразделение.

Это было уже интересно. У Эдмундса тоже был свой штатный робот-шкаф, АСЕТ. Но его серия не совпадала с ТАРСовой.

А вот у КЕЙСа — да.

КЕЙС был молоток, он должен был довезти колесницу с Амелией до ее воздыхателя и не уронить по дороге. Честно говоря, Купер был уверен, что КЕЙС справится.

Волны надпространственного океана плескались где-то далеко над головой — маленький корабль погружался во тьму. Среда вокруг стала гуще, вспышки частиц — реже. Пространство сжималось крепким объятием.

— Куда мы направляемся? — скорее для проформы спросил Купер.

ТАРС был невозмутим и морально устойчив, как и полагалось бортовой машине Дж.К.Купера.

— Я хочу попробовать один расчет. Возможно, что он оправдается.

Отлично, у ТАРСа кроме юмора, видимо, начали отказывать настройки чувства самосохранения. Что ж, торопиться все равно было некуда.

— Предварительный результат дешифровки указывает, что расслоение в вашем случае может быть посчитано несколькими функциональными связками. Пространство вокруг нас не поменяло структуру, способ подсчета изменился — только и всего.

Окей, приятель. Придется временно уступить управление машине.

— Разворачивание гравитационных взаимодействий может иметь разнонаправленные векторы, особенно для вселенных или других наблюдателей или операторов. Придется сконструировать подмножество вариантов, удовлетворяющее нескольким показателям.

ТАРС на некоторое время замолчал, и Купер ощутил тревогу — его Вергилий в этой бездне был всего лишь машиной. Кто может поручиться, что его блок управления не свихнется в самый неподходящий момент?

В конце концов, Купер некоторое время назад сумел воздействовать на реальность, пусть и в виде стрелки на часах — и это отняло у него последние силы.

— Нет, Куп, придется посидеть смирно. Результат расчетов может быть непредсказуемым, и принцип будет не во взаимодействии с тканью бытия. Я — с небольшой помощью — сконструирую определенный наиболее общий вектор гравитационных взаимодействий.

Неужели морпех сумел расправиться с артефактами? Надо же.

ТАРС немного увеличил энергопотребление — в «крыле» Купера стало светлее.

— Это ненадолго. Я отправляю сигнал согласно расчету и жду ответа — быть может, он придет не сразу.

Он говорил что-то еще, о сжатых гравитационных взаимодействиях, о топологии... От кого этот проходимец ждал ответа — вот в чем был вопрос.

Купер приготовился наблюдать сколько потребуется.

Мигнувший слишком близко индикатор ТАРСа выбросил пилота из дремы. Сколько он так провел в отключке, Купер сразу не сообразил. Десять минут? Час? Шесть часов?

— Я получил дополненные расчеты. Осталось совсем немного.

Немного так немного, проклятье, не нужно было спать здесь. На крайний случай — дотерпеть до очередного оборота ферм...

Густая тьма впереди шевельнулась. Колыхнулась, пошла рябью. Участок впереди «крыла» точно поменял текстуру, и во вспышках искр-частиц было хорошо видно — открывался небольшой, примерно в человеческий рост, портал.

Купер уже хотел что-то произнести, но ТАРС его прервал.

— Тише. У нас гости.

Черт, кажется, он не совсем это имел в виду, когда говорил о гравитационном взаимодействии!

Купер не был склонен к ложной стыдливости и прочему лицемерию, он много лет проработал на земле, а земля — единственная истина и константа, не приемлющая и тени лжи; ее невозможно обмануть. То есть, можно попробовать — но на свой страх и риск. И тем не менее сейчас, сию секунду, ему захотелось отвернуться или провалиться обратно — в какую-нибудь из вероятностей поближе к бару в шести милях от его фермы.

Покровы нереальности расступились, и на поверхности портала из непроглядной темноты проступили сначала контуры, а потом и объем, и плоть.

Двое.

Никакого секрета в творящейся мистерии не было; извечный закон притяжения разрешался в не слишком нежном, но жадном, жаждущем сексе. Оба были требовательны и знали, чего хотели — и обретали, насыщались, совершенно забывая обо всем вокруг.

Сила, сводящая светила с их орбит, соединяющая атомы в материю. Она была здесь, воплотившаяся в этих двоих, мужчину и женщину.

Первой конечно он узнал Амелию, и кровь бросилась Куперу в лицо — невозможно было вообразить себе, что он когда-нибудь станет очевидцем такого сладострастного грехопадения отстраненной и чуждой большинству земного доктора Брэнд.

Несмотря на всю пикантность ситуации, некоторое время он завороженно наблюдал, не в силах оторваться. Пульс застучал в висках; вены на руках вздулись. Острое любопытство, неловкость, потом — ярость вскипела в крови. Эдмундс?.. Однако в какой-то момент Амелия, изогнувшись в талии, чуть отстранилась — и дыхание застряло в горле Купера.

— Не может быть...

Но могло и было — именно он сам, Купер, составлял сейчас компанию Амелии в той реальности. Где бы она ни была.

— Где? Как это происходит?.. — Но ТАРС ответил на идиотский вопрос не сразу, робот был занят расчетом.

Все еще не веря собственным глазам, Купер наблюдал собственную спину, свои руки на ее разведенных бедрах, смазанные в неслышимом стоне губы Амелии. Впивающиеся в плечи ногти оставляли багровые полосы — и Куперу-наблюдателю почудилось, что его кожу тоже обжигают эти следы.

Чем больше он вглядывался, тем больше он узнавал, тем сильнее его настигало физическое ощутимое дежа вю: он уже знал ее — вот так, все это тело и каждой лаской воспроизводил его из собственной памяти, воскресая. Каждую округлость и впадинку, кожу — на вкус.

Невольное возбуждение настигло его врасплох, и он разрывался между ощущениями себя-наблюдателя и себя-его, кто в этот самый момент так жадно упивался телом Амелии.

— Вы оба переживаете это одновременно. Это происходит. — ТАРС вмешался, применяя самый будничный тон. Молодец, морпех, вовремя.

— Где ты нашел эту вероятность?

— Я же сказал, что это расчет. Простой перебор наиболее вероятных вариантов по вашим параметрам. Почему вы шепчете? Они вас все равно не слышат.

И это было несомненно к лучшему: последнее, о чем Купер хотел бы задумываться в процессе... хмм, общения с Амелией, это не наблюдают ли за ним какие-нибудь мимопролетающие проекции его самого и, что еще неприятнее, роботы с сомнительными настройками юмора.

Наиболее вероятных вариантов. Хм. Неужели железяка так хорошо знала простую человеческую натуру? Или эта самая простая натура, плоть от плоти звездной пыли, точно так же подчинялась неким законам Вселенной, которые просто пока не нашли как объяснить?

Сдерживая дыхание, Купер наблюдал, как пространство вокруг любовников запульсировало, со все ускоряющимся, до боли знакомым ритмом. Голова Амелии запрокинулась, и взгляд из-под ресниц, совершенно, безоговорочно, бессовестно влюбленный взгляд темных глаз устремился в пространство прошлого и будущего.

Наблюдатель ощутил его на себе и одновременно — как уходит из-под ног земля или что там было вместо нее.

Белесые искры затанцевали в поле зрения: значит, скоро и эта реальность уйдет — оборвутся нити контакта. Оборвутся ли?.. Лихорадочная надежда, что останется хоть что-нибудь.

Сквозь пространство и время.

ТАРС, бездушная машина, опять вмешался.

— Купер, координаты определены. Это не прошлое, там бесполезно искать. Припоминаешь, что я рассказывал тебе про универсум? Так вот, это — будущее.

Сделав наконец вдох, Купер сглотнул и кивнул — впрочем, стоило ожидать. Он ведь собирался заняться настройками бывшего морпеха во вторую очередь. А в первую...

Одинокое убежище на плоскогорье затерянной планеты в неизвестной звездной системе пока безымянной галактики было наполнено тишиной.

Минимальные жизненные показатели, как и было установлено.

Сонная тишь нарушилась сначала участившимися индикаторами пульса и дыхания, потом — показателями крови.

Говорят, что в криосне люди не видят сны. КЕЙС вышел из режима энергосохранения — нештатная ситуация.

Пульс. Дыхание.

Дофамин. Адреналин.

Сны ли?

КЕЙС бесстрастно фиксировал показатели и немедленно транслировал их по давно умолкшему парному каналу. Тому самому, где — на другой стороне — некогда должен был бы находиться ТАРС.

Черный океан вокруг схлынул, оставив покрытое зыбью мелководье. Волны высотой не больше фута омывали корабль-крыло и с едва видимым белым искрением там, где должны бы быть гребни, выплескивались на плоский берег.

Ферма, обсыпанная светящимися дюнами пыли, высилась чуть в отдалении.

Неужели снова гоняться за призраками?

— Когда это случится, — процедил сквозь зубы отдышавшийся Купер в сторону ТАРСа, — я имею в виду, тогда, в будущем... Мне будет тяжело не думать о том, что за мной наблюдают.

— Поверь мне, Купер, тебе будет очень, очень не до того.

Робот и человек побрели к берегу по низким волнам черных вод, поднимая снопы искр.

Дом был тих и пуст. Настежь открыты все окна и двери.

Призрак исчез.

— Где она?

— Тяжело сказать, почему это случилось. В этой системе счисления ее может не быть — как постоянной.

Купер забеспокоился и начал опять спорить с машиной.

— Мы возвратимся в прежнюю систему координат, Купер, ты излишне эмоционален. И прошу тебя не употреблять таких формулировок.

Пришлось замолчать, потому что пока кроме упомянутых выражений у Купера ничего дельного на языке не водилось.

— Ответ значит, что топология не нарушена. В свою очередь, это говорит, что можно построить непрерывность с точкой выхода там, где оказалась Амелия. Путь через «балк».

— А как же... Закрытые вероятности, или как его там?

— Мы не нарушим их. Просто пойдем по артефактам той, другой вселенной, где вы выбираете иной путь.

— Соглашаюсь лететь?

— Попадаете в Гранд-лейк, знакомитесь с доктором Брэнд и соглашаетесь лететь, — с нажимом повторил ТАРС.

Они уселись прямо на берегу, спиной к ферме. Распахнутые двери и окна производили слишком угнетающее впечатление на Купера. Черный океан вдали закипал сиреневым свечением — там, где у нормальной воды должна была бы быть линия горизонта.

— А если не сработает?

— Что не сработает?

— Ну... эта тропинка из хлебных крошек.

Удивительно к месту пришелся образ из забытой уже детской сказки, которые он когда-то читал Тому и Мерфи. Неужели снова увидит своих детей?..

— Купер, это единственный вариант. Пока, по крайней мере. — Странно, от окружения доносилось эхо, как в закрытом помещении.

С другой стороны, а что здесь, за пределами, было обыденным?

Робот, неподвижно стоявший рядом, скрипнул «суставами» и направился обратно к «крылу» — пришло время подключаться для подзарядки.

Оставшись в одиночестве на берегу искрящегося молниями искр океана, Купер прикрыл глаза и позволил себе немного вздремнуть — ему тоже требовалось восстановиться. Песок был слишком мягкий для настоящего пляжа, плеск отвлекал и сон тяжело шел — после устроенного хитрой машиной шоу с подглядываниями.

Где-то высоко сияли чужие звезды.

Возможно, он уже слишком стар для всего этого.

ТАРС отлично понимал, что эмоциональные существа, неустойчивые к стрессовым ситуациям и склонные к импульсивным решениям, зачастую не просчитывают результаты своих опрометчивых действий.

И КЕЙС тоже это знал.

Сеанс связи оказался успешным.

КЕЙС донес, что инъекция гормонов прошла штатно, организм человека показывает норму. А короткий всплеск показателей можно будет списать — если она, конечно, вспомнит, — на временный сбой в системах жизнеобеспечения.

Роботы оценивали попытку как «чрезвычайно успешную». На языке машин это обозначало радость, немного гордости. И надежду.

— Момент исчезновения беспилотника совпал с началом нештатной ситуации во время вашей аварии, Купер. Пожалуй, если рассматривать эти события как связанные, то просматривается определенная логика...

— Меня больше интересует магнитная аномалия в доме. У меня сложилось впечатление, что эта птичка принесла что-то с собой.

— Не исключено. Магнитная аномалия в итоге привела вас — и Мерфи — к началу.

— Я думаю, морпех, что начинка в том беспилотнике была непростая.

Крыло покачивалось в легкой зыби. Брызги-искры то и дело взмывали с поверхности и устремлялись ввысь. Очень красивое зрелище, решил Купер. В чем-то похоже на дождь — только в обратном направлении.

Ферма на берегу таяла в мерцающей дымке — но Купер был уверен, что это не последняя его встреча с домом.

Chapter Text

Только этого не хватало.

Разбуженная сигналом тревоги база в Гранд-лейк в мгновение ока пришла в движение. В коридорах зашагали, заметались, осветился сектор внешней охраны. Орущая сирена только что смолкла, аварийное освещение заливало красным светом кратчайшие выходы на поверхность.

В первые секунды Амелия даже головы от бумаг не подняла — надеялась, что тревога учебная. Слишком уж быстро вырубилась. И слава богу.

— Доктор Брэнд? — от двери тихо позвали. Кто-то из ассистентов профессора. Кажется, паники не слышно, значит, стоит надеяться, что им ничего не угрожает.

Но раз ассистент здесь, видимо, все-таки придется эвакуироваться. Как назло, именно тогда, когда Амелия как раз заканчивала один из важнейших протоколов к плану «Б». В последние недели она торопилась, и не желала отрываться от работы даже в случае прямого попадания метеорита в Гранд-лейк. Слишком мало времени оставалось до старта миссии «Эндьюренс».

Просьба повторилась, и Амелия, привыкая к яркому освещению коридора из распахнутой двери, спросила дежурным тоном:

— Что там у вас?

— Нарушение периметра.

От удивления Амелия вернула плащ на место; она-то предполагала, что этот переполох просто положит конец ее почти четырнадцатичасовому рабочему дню. Но в этом-то случае...

— Нужна помощь, мэм. Боюсь, мы не обойдемся без вас.

По дороге к кабинету службы охраны, Амелия послушала сбивчивый рассказ про нежданных гостей на базе. Нет, не военные — чего больше всего боялась Амелия, — и не охотники погоняться за инопланетянами. К великому сожалению «зона 51» в Неваде приобрела слишком широкую известность, очень бы не хотелось, чтобы Гранд-лейк повторил этот печальный опыт.

Итак, незваных гостей было двое. Отец и дочь. Грабители? Шпионы? Нет, скорее просто любопытствующие.

Занятно.

Освещение и в кабинете охраны было весьма скромным. В кресле, слишком большом и неудобном, поставленном почти посередине комнаты, сидела, чуть помахивая ногами, не достающими до пола, воинственно настроенная девочка. Хороша подельница нарушителя государственной собственности, ничего не скажешь.

Протиснувшись меж двоих охранников, Амелия коротко им кивнула — покинуть помещение. Джентльмены подчинились, но, судя по звукам, от двери далеко не отходили. Девочка обратила внимание на смену персонажей, но опять не испугалась: Амелия постаралась быть дружелюбной. Разместившись на соседнем стуле, доктор Брэнд улыбнулась.

— Здравствуй. Как тебя зовут?

Девочка, заспанная, но заинтересованная, с неохотой отреагировала:

— Где мой папа?

— Думаю, где-то здесь. — Амелия пожала плечами. — Не бойся, с ним ничего плохого не случится.

Особенно если он уже успел прийти в себя после встречи с ТАРСом. Серьезно покалечить робот уже вряд ли кого мог, так, напугать максимум. Несмотря на всю засекреченность и федеральную собственность, вся охрана, которой располагала их база, сейчас находилась за этой дверью. Два человека. Ну и вспомогательное подразделение в виде ТАРСа. Амелия вовсе не была уверена, что они скопом справятся с взбешенным отцом девочки, взбреди ему в голову, что дочери угрожает опасность.

— Как вы сюда попали?

Но ответа не было, юное создание оказалось весьма упрямым. Видимо, Амелии придется чем-то занимать девочку, пока ее отца не расспросит как следует ТАРС. Что ж, для таких маленьких гостей на базе ничего привлекательного не было, но вдруг гостью мог бы заинтересовать зал со всякими музейными штуками — через коридор как раз располагалось медиахранилище... Там в больших количествах можно было найти наглядные пособия, видеоролики, даже портативный планетарий.

— Ты ведь мне скажешь свое имя? Я Амелия. Обещаю, мы не причиним вреда тебе и твоему папе.

— Мерфи. — Вот и славно.

— Он совсем скоро освободится. Мы просто подождем его...

К счастью, большой шкаф-витрина со всякими луноходами и «Аполлонами» сумел заинтересовать ребенка до такой степени, что Амелии, с которой совсем недавно эта Мерфи и разговаривать-то не желала, пришлось провести небольшую экскурсию с рассказами о самых занятных экспонатах. Учитывая, что это был не музей в строгом смысле этого слова, так, склад, то трогать можно было почти все.

— Если не боишься испачкаться, здесь все в пыли, — предупредила Амелия и отвернулась, в ожидании, что их должны уже были позвать. Однако никого и нигде не было видно. Видимо, переговоры с отцом девочки проходили не слишком успешно.

— Послушай, Мерфи, я ненадолго отлучусь. — Опережая вопрос, Амелия продолжила, — Просто узнаю, все ли в порядке.

— С моим папой?

— Ну разумеется.

Конечно, она всего лишь беспокоилась о том, почему же так долго — разве большое дело получить ответ на вопрос о том, как незваные гости нашли базу.

Как оказалось — да.

— Где моя дочь? — рык Купера разносился по всему техническому этажу.

Амелия остановилась — в замешательстве.

Вообще протоколы безопасности запрещали участникам проекта вступать во взаимодействие с представителями внешнего мира без отдельного разрешения службы охраны; в особенности с нарушителями периметра.

Она не могла бы себе объяснить, за каким дьяволом она отправилась не к главному залу, а в сторону от центрального коридора — в тот сектор, где происходила беседа негостеприимного робота и упертого Купера. Может быть, была уверена в том, что отец такого симпатичного ребенка не стал бы причинять вред беззащитной женщине и еще более беззащитному роботу, или еще что-то...

В любом случае, она, кажется, успела вовремя — нарушитель спокойствия угрожал ТАРСу самым прямым и нахальным образом.

— Мы не ошибались, когда предположили, что магнитная аномалия появилась после беспилотника — своеобразного катализатора. Детально объяснить я не могу, предположу по результату расчетов, что пролиферация гравитационного возмущения имела место.

— Гравитационная аномалия имела вид координат, двоичного кода на полу комнаты Мерфи. Если вспомнить, что в универсуме эти координаты существуют всегда, нам осталось понять, кто и как их туда поместил.

— Купер, с этим проще. Оператор, находящийся в Тессеракте и соприкоснувшийся с реальностью с изнанки, сумел воздействовать на бытие таким образом, чтобы направить свой собственный путь туда, в конечную точку, в Тессеракт. Классическая петля времени. Но инициация аномалии произошла в совершенно конкретный момент...

— Подожди, давай про пролиферацию. Ты намекаешь, что она — эта аномалия — распространилась куда-то дальше?

— Как бы тебе сказать? Видишь ли, линейность твоих событий уже несколько выходит за рамки стандартной реальности — слишком много нелогичных вкраплений, которые можно пояснить только вмешательством некой гравитационной постоянной. В очень грубом приближении: магнитная аномалия, после инициации беспилотником, распространилась.

Купер устало потер переносицу, и ТАРС не смог расшифровать этот жест иначе как усталость и обреченность.

— Пролиферация нарушения затронула Мерфи. Не будь ее с тобой на базе, события могли пойти по весьма неприятному сценарию. И потом сама Брэнд. Ее появление однозначно было вызвано возмущением поля.

Конечно, она его вспомнила — тот пилот, который едва не разбился на испытаниях.

Чувствовала ли Амелия угрызения совести? Но ведь беспилотник программировала не она. Большие машины иногда подвергаются риску разрушения систем управления, разве не так?

Защитная реакция.

Агрессия. Адреналин.

Его не должно было быть здесь, откуда взялся этот Купер?

Вспышка угасала. Стоя в глубокой тени у самого входа, Амелия хорошо видела и Купера, и едва не искрящего от напряжения ТАРСа.

Десять лет тому назад она в последний раз смотрела в глаза Вольфа Эдмундса. Она верила ему.

Если Вольф решил, что управляемый человеком полет — неудачное решение, значит, так оно и было.

Амелия сглотнула — в горле пересохло; неужели все так примитивно?

Тонкая нить реальности свивалась здесь и сейчас. Если все сложится удачно, то...

Если этот агрессивный тип сможет успешно доставить ее к Вольфу — где бы тот ни был, — Амелия готова была смириться с присутствием чужака в команде.

Купер вновь склонился как можно ближе к строптивому боевому роботу. Так, чтоб было ясно, что шутить он не намерен.

— Я сделаю из тебя отличный пылесос!

— Это вряд ли. ТАРС, отойди, будь добр, — строго скомандовала откуда ни возьмись появившаяся женщина.

Весьма неожиданно для такой серьезной на вид организации — отправлять беседовать с незнакомцами хорошеньких леди. Совсем не соотносилось с секретностью, высоченными заборами и бывшими военными роботами.

— Вы здорово рискуете, — скептически и довольно нахально, что совершенно не соответствовало обстановке, да и не говорило в его пользу в принципе, произнес Купер, — используя допотопных военных роботов. Они старые, их блок управления... непредсказуем.

К окончанию фразы оратор, видимо, усвоил, что его речь здесь популярностью пользоваться не будет. По крайней мере, женщина, встретившая его, настроена была довольно враждебно.

— Это все, что было у правительства, — с явной неохотой она вступила в беседу.

— Кто вы?

— Доктор Брэнд.

— Знал я одного доктора Брэнда, он был профессором, — проговорил Куп, обшаривая взглядом толщу стен и разочарованно отмечая отсутствие окон.

— Может, и я профессор. — Разговор явно был даме не по душе. Что тут поделаешь, Купер — простой парень с фермы, любезности расточать не привык.

— Вы уж больно симпатичная. — Впрочем, как умел так и расточал.

Но оценивающий взгляд, отправленный в ее адрес, окончательно вывел «доктора Брэнд» из себя. Она развернулась на пятках, приготовившись оставить Купера одного в этом подземелье, наедине со всеми страхами о судьбе дочери, да и о его собственной.

— Пожалуйста, доктор Брэнд!.. — очевидно, осталось только разоружиться перед «врагом».

Поднятое забрало, кажется, сработало: выражение лица леди смягчилось, и она, понимая, что владеет ситуацией, попросила гиганта-робота отвести девочку и руководство в конференц-зал.

Странное чувство дежа вю, сковывающее реальность вокруг, несколько рассеялось, но не ушло окончательно.

Однажды — или не однажды — Купер уже был здесь.

— Ваш призыв оказался услышанным, Купер. Если аксиоматика топологии может быть применима к нелинейности надпространства, то появление Брэнд — очень хороший знак.

— Почему бы это? — Купер скептически обернулся на робота, занимавшего почти все свободное пространство корабля.

— Ей не было нужды приходить. Служба безопасности работает автономно, и сотрудники, тем более такого уровня секретности, просто не имеют права разговаривать с посторонними, в особенности с теми, кто проник на территорию незаконно.

Далекое воспоминание шевельнулось где-то в сознании.

— Но я бы не сказал, что она была рада меня видеть.

— Разве это не было взаимно?

Купер ничего не возразил, уповая на то, что, если будущее существует, то он найдет как договориться с Брэнд. Возможно, со второго раза получится удачнее. По крайней мере, та часть, что продемонстрировал ему универсум, красочно живописала вполне приятную картину мира.

Пусть и на самом его краю.

Черно-сизый след прочертил небо — новый корабль шел в крутое пикирование с загоревшимися двигателями. Поворачиваясь вокруг своей оси, он летел прямо в землю — к западу от Гранд-лейк, над самой гладью озера.

Зрители — их было всего несколько, — затаив дыхание наблюдали, как из кокпита выбрасывает одинокую фигурку пилота — беспомощную, теряющуюся в клубах обжигающей гари.

Отказали системы управления.

Это было очевидно.

Беспилотник, устремленный на перехват, исчез. Просто растворился в чистом небе

Ни следа.

Амелия всегда восхищалась Вольфом Эдмундсом. Его целеустремленностью, непримиримостью к обстоятельствам и фанатичной преданностью целям науки. Ее Вольф заслуживал только безоговорочного доверия.

Мороз по коже прошел чуть позже, когда стало видно как пилот — или то, что от него осталось, — переворачиваясь в воздухе, видимо, попробовал выпустить парашют. Расстояние до земли было катастрофическим, и когда наконец купол раскрылся, никакой о какой подготовке уже не было и речи.

Слишком мало времени. Группа оперативного реагирования уже была в пути — нужно было опередить гражданских.

Амелия доверяла Вольфу. Не зря ли — и задохнулась от этой мысли.

Если Вольф счел, что испытания должны пройти неудачно...

Но — Амелия была уверена, — умирать пилоту было не обязательно. Едва ли не впервые она взбунтовалась — отчаянно и горячо — против этого застывшего взгляда Вольфа, задумчивого и мечтательного, устремленного не на нее, Амелию, а куда-то к недостижимым высотам.

Она ненавидела этот взгляд.

Пульс.

Давление.

Человек, похожий на мумию, с бинтами поперек лица, без сознания.

В транспортировочной камере, похожей на саркофаг, оплетенный проводами и трубками. Полумрак импровизированной больничной палаты, мерцание приборов. Тонкая нить на кардиомониторе — всплески жизни.

Значит, выживет.

Едва стоявшая на ногах Амелия прислонилась к дверному косяку — выдохнуть. Она не слишком любила врачебную практику и почти не занималась ею — впереди был масштабный проект, связанный с репопуляцией.

Его привезли среди дня, казалось, в такие солнечные дни не умирают. На небе — ни облачка, только одинокий, уже сероватый дымный след, растворяющийся в воздушных потоках. Натягивая перчатки и застегивая стерильную лабораторную робу, Амелия прикидывала, сколько у нее времени и шовного материала.

А теперь, к вечеру, когда остановившееся в жарком зените время вновь потекло, нехотя, рывками, как рваный пульс — ниточка на мониторе.

В носу все еще стоял едкий запах антисептиков и металлический — крови.

Бессвязный шепот — в ушах. Руки подрагивали, и справиться пока с этим было намного выше ее сил. С минуты на минуту должен был прибыть гражданский вертолет из Денвера. Профессор Брэнд, подошедший к двери, вопросительно взглянул на Амелию.

— Будет жить, — подтвердила дочь.

Профессор не проронил ни слова, хотя взгляд его можно было счесть благодарным. Насколько это вообще было возможным.

— Ты спасла его.

— Его спасло чудо, — устало вздохнув ответила Амелия. Взгляд профессора оставался непроницаемо-спокойным.

Перед глазами плавали лилово-зеленые круги и пространство серебрилось неясными искрами-вспышками. Все-таки она очень устала.

— Я об Эдмундсе. Он у тебя в долгу.

Наблюдатель был спокоен как никогда.

Он принял решение и чувствовал себя удовлетворенным результатом. Рано или поздно это должно было произойти.

Маленький узелок на ткани бытия, незаметный и перекрытый сотней тысяч вариантов, реинкарнаций, жизней и смертей.

Крохотная деталь, выстраивающая весь узор.

Просто прикосновение. На границе миров. Пространство и время, сплетенные в неповторимой версии бытия, одна точка, меняющая все.

Раз и навсегда.

Chapter Text

Покачивающийся на поверхности непроницаемо-черных вод корабль подал сигнал, и повторял его с упорством обреченного — раз за разом.

Как выбраться из этого лабиринта вероятностей? Как настичь ускользающий и истончающийся след единственного возможного варианта реальности?

Рейнджер, покачиваясь на невидимых волнах, плыл в сплошном тоннеле искаженных, совершенно непривычных земному глазу миров. В темном кокпите эти случайные блики оставляли странные лучащиеся следы, когда корабль пересекал очередную распадающуюся вероятность.

Почему он не остался с ними? С людьми? Со своей семьей, с внуками и правнуками, которых уже насчитывалось более пяти десятков? Почему, откуда она взялась, эта тонкая нить? От маленькой фермы, утопающей в пыли в глуши Колорадо до заброшенной, обезлюдевшей станции на совершенно пустынной планете. Хрупкая связь, расползающаяся вместе с распадающейся в непреложной энтропии тканью бытия.

Когда и как это произошло?

ТАРС, верный наблюдатель этой псевдореальности, прозвучал обеспокоенно.

— Купер, тревожные новости. Оператор открытой реальности — Амелия — подвергается угрозе физического разрушения. Эксперимент «Одиссей» закончился неудачей. Нам нужно быстро найти Наблюдателя. Петля времени ликвидируется.

— Почему эксперимент оказался неудачным?

— Предыдущий Оператор замкнул реальности на себе, истребив все возможные варианты. Вольф Эдмундс исчез в результате попытки уничтожить вероятности, ведущие к определенным путям развития событий. Сокращение их количества — очень опасно.

— Этот парень мне никогда не нравился, — пробормотал Купер, подозревая, что не единственный кусок бытия был уничтожен и переписан начисто стараниями выдающегося физика.

Но пытаться отследить остатки переписанной реальности было все равно, что искать пройденный путь, отмеченный хлебными крошками.

Бесполезная и крайне трудная штука.

Он произнес ее имя вслух, кажется. Это было не так уж важно — она все равно не могла услышать.

Саркофаг, запечатанный для долгого и почти безнадежного криосна, безмятежно дрейфовал в густых волнах, окруженный вспышками возникающих из ниоткуда и распадающихся навсегда частиц.

Море звезд.

Там, где распадались или соединялись частицы, вспыхивали быстро угасавшие искры; черные волны, омывавшие отмель, имели текстуру песка и жидкости одновременно, и ничто материальное в них не тонуло — так выглядела изнанка реальности.

Купер прикоснулся к крышке криокапсулы. Вряд ли она почувствует, криосон — крепкая штука. Скорее похожая на кому.

Среда вокруг уплотнялась, волны уходили куда-то вниз. И вот Купер стоял на полу из обыкновенных силикатосодержащих плит, которые использовали для модулей межзвездных миссий. Небо вверху угасло. Низкий потолок сомкнулся в какой-то паре футов над головой. На мониторах КЕЙСа высвечивались показатели единственного живого существа в этой колонии.

Купер обошел маленькое помещение — во все глаза рассматривая обезлюдевшую станцию. Нет, не совсем все-таки. Он опасливо бросил взгляд на саркофаг — он был на месте и с обитательницей его было на первый взгляд все хорошо.

От каждого движения в воздух поднималась пыль, и вначале Купер не обратил внимания: прямо под ногами пролегали знакомые полосы — по диагонали.

Узкая, узкая, широкая...

Маяк на скалистом берегу штормового океана бесконечности.

Взрывное разрушение шлюзовой камеры «Эндьюренс» означало не только гибель доктора Манна, но и конец всей миссии. На корабле в таком состоянии вряд ли будет нормально функционировать хоть одна система — и в особенности все, что касалось этого самого плана «Б».

Едва покинув опасную ионосферу вокруг негостеприимного ледяного мира, «Эндьюренс» была обречена — не работала гидравлика и большая часть систем управления. Цепи, обеспечивавшие функционирование корабля как одного целого, часть модулей была недоступна.

— Послушайте, Брэнд, у меня есть план.

В бесконечности межзвездных пространств не было ни единого шанса. Ни у него, ни у нее, ни у какого из планов. Он был уверен в своих словах, все было просто. К черту теорию относительности, не правда ли? Гравитационный маневр — вручную. Только вот потом...

Что будет потом, Купер, конечно, не потрудился рассказать. Надежда на спасение, хотя бы ее слабая тень, была слишком ценной, чтобы отбирать ее у Брэнд. Жаль, что так вышло. К тому времени, как Амелия доберется до Эдмундса, он, Купер, будет уже надежно мертв — увы, на двоих поделить эту искру надежды не получится.

«Мы любим уже умерших. Какая в этом социальная польза?»

Океан вздохнул в последний раз и отступил, оставляя Амелию на берегу.

Слабый свет — розоватый и дымный — раскинулся во все поле зрения. Возможно, было утро. Или глубокий закат.

Дыхание дрогнуло, губы разомкнулись и впервые за долгое время легкие сделали первый самостоятельный вдох. Глубокий. Грудная клетка заныла. Тяжелое забытье анабиоза, в отличие от обычного сна, очень медленно отступало. Сознание возвращалось отрывочно; Амелия всплывала из темноты небытия.

Цветные круги, расходящиеся заревом под веками, свидетельствовали, что со зрением все в порядке, а шум физраствора в отводных отверстиях — что и со слухом тоже. Постепенно возвращалась чувствительность в конечностях, мучительные покалывания микросудорог — кровь возвращалась к нормальному сердечному ритму.

Как только руки начали шевелиться, Амелия — не с первой, правда, попытки, расстегнула молнию резервуара. Внешний контур уже был отведен, тяжелая крышка отошла в сторону.

Это значило, что режим пробуждения был штатный: в экстремальном режиме крышка не открывалась до нагнетания температуры до приблизительно тридцати пяти по Цельсию и полного выхода организма из состояния криосна.

Пока сознание не восстановилось, Амелия вспоминала, в каком протоколе было указано штатное прекращение «спячки», и пока в голову ничего не приходило, кроме экстренных вариантов.

Приподнявшись в просвет саркофага, она не нашла никаких причин для внешнего пробуждения. Тишина и темнота, все точно так же, как и было, когда она отправлялась в криопод.

Следы пыли на полу.

Странно, ей казалось, что это было просто сновидением.

— Вы исходите из заведомо ложной гипотезы, Купер, утверждая, что Амелия была увлекаема неким эмоционально-чувственным обязательством по отношению к Вольфу Эдмундсу.

— Эта гипотеза, как ты говоришь, приятель, мне слишком дорого обошлась.

Купер почесал подбородок и вытянул вперед руку в перчатке. Имитируя давно канувший в толщу реальностей жест, такой простой и объяснимый.

— Я точно знаю, что мне удалось преодолеть и пространство, и время. Как она и говорила.

— У меня есть основания допустить существование одной магнитной аномалии — там, где сейчас находится Амелия. Похожей на ту, которую принес с собой беспилотник на вашу ферму.

Купер припомнил пару нехороших слов, которые приберегал для особо строптивых машин с фермы, но произнести при ТАРСе не решился — робот был бездушным, но легко обучаемым, поэтому не исключалось, что вербальная агрессия может и возвратиться адресату.

— А-а, будь добр, поподробнее с этого момента.

Но дослушать не удалось — провал в очередное бытие прервал велеречивого робота.

Пылевая буря наконец стихла. Призрак не исчез.

Пытаясь сдержать рвущееся наружу шумное дыхание, как после бега, Купер застыл посреди коридора, напоминающего тот самый, на базе НАСА, который однажды привел его к тяжелой ракете «Сатурн-V», затем к огромному межзвездному кораблю на двенадцать модулей. Как в почти забытой научной фантастике.

Только вот начала и конца у этого коридора не было. Вытянутый в бесконечную перспективу, он повторял сам себя.

Какая радостная встреча.

Очередной «призрак» улыбался. Смотрел в его глаза.

Возможно, эта «Брэнд» рада его видеть. С виду, конечно, не скажешь, как и всегда, но из объятия не вывернулась.

Прежде, чем и эта конструкция рассыплется, он успеет; совсем не изысканный, жадный поцелуй унес к черту все общие и специальные теории относительности. Здесь и сейчас они оба — реальны.

Она уже знала, что он жив. Хоть и не отдавала пока себе в этом отчета.

— Я сделала все, что смогла, — прозвучало в ответ на невысказанный вопрос.

Координаты в пыли на дощатом полу комнаты маленькой девочки. Они должны были привести его именно сюда.

Отчетливее, чем когда либо в памяти всплыли его собственные слова:

— Я ничего не знаю о вас, ничего не знаю об этом месте...

И ее ответ, так много означавший:

— Знаете.

Мерфи обернулась — но призрака уже не было.

Ее собственный. Она точно знала, кто он был.

Лаборатория была темна и уже пустынна: даже Гетти отправился наверх, готовиться к отъезду. Рабочий день медленно перетекал в рабочие сутки.

Наверное, она задремала. Обычно она хорошо переносила такие нагрузки, но не в последние недели перед рождением Дасти. Возможно, пора было прекратить приезжать в Гранд-лейк всякий раз, как только кому-то покажется, что застопорились расчеты или подготовительные работы. Гетти просто из себя выходил всякий раз.

К призраку в лаборатории Мерфи уже привыкла, и не тревожилась попусту. Обычно его появление знаменовало особенно плодотворный день. Пусть он будет уже завтра, подумала Мерфи, обходя рабочее место и набрасывая на плечи накидку — вечером в окрестностях озера было прохладно.

Дверь закрылась в автоматическом режиме, мягко встав в пазы и подсветившись по контуру. На столе, рядом с фотографией Купера, той, где он держал на руках маленькую Мерфи, а рядом, озадаченный и не слишком понимающий, зачем взрослым вдруг нужно его сфотографировать, стоял Том, тихо мерцал экран рабочей машины Мерфи.

Работа не прекращалась ни на секунду.

Призрак, запертый на перекрестке реальностей, щелчком уронил фото.

Это было не его бытие, и это невероятно раздражало.

— Я верю в твою объективность.

Купер отлично помнил эти слова, брошенные в пространство, обрушившие хрупкое доверие. Отталкивающие, бьющие наотмашь истиной без прикрас.

Это было трудное, но необходимое решение — если они хотят в конце концов преодолеть межзвездные бездны в поисках нового дома.

Сейчас, после сотен перекрестков и десятков миров, рассыпающихся под ногами в звездную пыль, он был уверен, как никогда, что там — куда они оба стремились — находился другой конец моста над неизвестностью.

Новый дом.

Их собственная гравитация вела их далекими орбитами в одну и ту же точку. После того, как Брэнд смирилась с решением Купера направиться к планете Манна — Купер употреблял деликатное выражение «общим решением», — ожидаемо было, что в персональной иерархии их маленького экипажа пилот падет в ее глазах ниже некуда. Едкий тон отповеди, которую Купер получил, когда, на свою голову, явился извиняться, и, судя по всему, сделал все еще хуже, надежд не сулил.

Он едва не бросил все это и не отправился домой — так, как давно хотел.

ТАРС пробовал ему пояснить, что в этом случае никаких квантовых данных Купер бы не получил и не транслировал их Мерфи — и у человечества не было бы шансов на спасение.

У Амелии были основания для недовольства, если выражаться языком этих ученых. И тем не менее: делая выбор между «лучшим из лучших» Манном и им, Купером, Брэнд поверила ему.

И он не мог ее подвести. В конце концов, это были ее слова:

— Мы должны доверять этому, пусть и не понимаем пока смысла.

Он доверял ей, даже не осознавая до конца. В Тессеракте с гранями, состоящими из комнаты Мерфи, он буквально следовал тому, что в сердцах наговорила Брэнд — и за что он не один раз про себя посмеивался над ней.

— Я сделала все, что смогла. — Слепок ли, призрак, или настоящая — но Брэнд указала, как именно следует двигаться в карусели моментов.

Одинокий огонек надежды в пустоте межзвездных пространств.

Корабль в звездном море шел к маяку.

Замерев на секунду в этом будоражащем ощущении открытия, Купер посмел улыбнуться приборной панели или снопам вспыхивающих частиц — он вновь оказался на правильном пути.

Перед тем, как Тессеракт схлопнулся, и его выбросило рядом с кольцами Сатурна, он пожелал узнать, что там с Брэнд. В ту секунду они, равноудаленные от точки отстыковки, двигались в противоположных направлениях. И если Купер, миновав надпространство, готовился к скорому... завершению своей миссии, то Брэнд была на пути к возможному спасению. К давно потерянному любимому.

«Что это было?» — «Рукопожатие».

Но нет, это было почти сбывшееся желание. Громада «Эндьюренс», еще нетронутая их персональными апокалипсисами, неслась прямо на Купера, и он оказался внутри, совершенно беспрепятственно продрейфовав сквозь внешнюю и внутреннюю обшивку. Очутился прямо внутри рубки, наблюдая собственное далекое прошлое. Себя, вцепившегося в штурвал, Ромилли, поглощенного любопытством, отвисшую челюсть Дойла... Лицо Брэнд, удивленный и недоверчивый взгляд. Сама Брэнд, еще никого не потерявшая, пытливо вглядывавшаяся в неизвестное будущее.

В эту секунду Купер сочувствовал ей настолько, что не нашел ничего умнее, как протянуть для пожатия руку.

С другой стороны.

Несмотря ни на что, она ощутила его. Это было больше, чем прикосновение. Она почувствовала его скорее не рукой, тонущей в поплывших границах пространства и времени. Это было страшное, затягивающее водоворотом предчувствий и в то же время ободряющее обещание, жест надежды и отчаяния, последний луч из тьмы, поглощающей все сущее.

А для Купера прикосновение стало прощанием — кислорода оставалось едва ли на минуту. Темнота сменилась вспышкой: кольца Сатурна нимбом осветили знакомую громадину газового гиганта. Паники не осталось, страха тоже. Оглушающий ужас, когда рейнджер тонул и рассыпался в горизонте событий, отступил.

Кажется, его миссия выполнена. Только этот взгляд.

Надежда, которую никак нельзя было разделить на двоих.

«Мы ведь договорились, Амелия...»

Сомнений в том, что Брэнд его ждала не было. Логика и здравый смысл могли бы подсказать, что, скорее всего, в лучшем случае его присутствие на маленькой красной планете сделало бы этот далекий мир слишком тесным. Для троих. А в худшем — тут и думать было нечего, это был путь в один конец.

Но если память Купера не подводила — а до этого она не сплоховала ни разу, — Брэнд всегда была слишком упрямой, чтобы сдаться.

Придется им учиться договариваться.

Chapter Text

«Крыло»-рейнджер наконец обретало первозданную форму, как и реальность вокруг. Свернутые измерения кротовой норы, украшенные многочисленными проекциями далеких и близких звезд, неизвестных науке пространств вели через выход в неизвестность.

Корабль наконец начал слушаться руля.

Светлый лимб должен был знаменовать выход из надпространства, так, по крайней мере, предполагалось. Но, подводя корабль чуть ближе, Купер обнаружил, что брешь была скорее не выходом, а входом: за «порогом» открывалось просторное сводчатое помещение, совершенно явно — рукотворное, более того: созданное человеком.

Громадные поддерживающие колонны, видимые извне, обозначали значительный вес сверху. Отсутствие окон и прочих источников естественного освещения — что это место находится глубоко под «землей», где бы она ни была.

Как бы там ни было, если это было их пунктом назначения, то придется исследовать это странное место.

В снопах частиц рейнджер вынырнул из надпространства-«балка», раскрывшегося порталом посреди подземной лаборатории.

Помещение не освещалось извне, зато достаточно света давали выходы «балков» в разных местах: в углах, полусферы, свисающие с потолка, причудливые «сталактиты», поднимающиеся прямо из базальтовых плит пола.

Кораблик без труда поместился посередине бывшего эллинга. Купер спрыгнул вниз из открытого кокпита «крыла».

Вопреки ожиданиям пространство было вполне осязаемым, пол не разверзался под ногами, звуки шагов эхом отдавались в пустоте лаборатории. Купер вытащил встряхнул и включил походный фонарь, который загорелся каким-то причудливым, призрачным светом. Среда была чрезмерно плотной — свет распространялся слишком очевидными радужными волнами.

ТАРС, по-прежнему компактно утрамбованный на «заднем сидении» похищенного летательного аппарата, не спешил покидать рейнджер. Если «уязвимому эмоциональному существу» вдруг вздумалось поискать приключений — это категорически его право и привилегия.

Строго говоря, от воли Купера и ТАРСа в кротовой норе ничего не зависело. Купер вспомнил слова Дойла о том, что законы физики здесь не работают. Значит, это было именно то место, где им бы следовало оказаться.

Лаборатория на вид была громадная: сводчатые потолки уходили на высоту трех этажей, а кое-где, где не было перекрытий, были видны еще большие высоты. Эллинг. Здесь когда-то были большие модули и их элементы...

«Одиссей», потом «Лазарь» и, наверное, «Эндьюренс».

Холодный пот прошиб под плотным гермокостюмом. Это лаборатория НАСА, где когда-то строили громадные корабли для выхода за орбиту Сатурна. Но теперь это место выглядело так, будто его атаковали представители неизвестной внеземной цивилизации, оставив после себя прорехи во времени-пространстве.

— Что это за место? — язык едва подчинялся. Потому что на сооружение рук человеческих это все уже мало походило.

— Другая сторона, — со всем возможным спокойствием сообщил ТАРС.

Купер обернулся к рейнджеру, застывшему у края «балка». Робот все еще не торопился к человеку на выручку. Бездушная железяка.

— Отлично, — с энтузиазмом отозвался Купер. — Молодец, главное — все понятно.

— Это «слепок» места, Купер. Если ты о лаборатории, то, возможно, речь идет о той самой подземной лаборатории НАСА, где случился неудачный эксперимент с горизонтом событий.

— Что за эксперимент?

— Группа ученых под руководством Вольфа Эдмундса пыталась воссоздать условия миниатюрной черной дыры — экстремальных условий пространства-времени, чтобы попытаться открыть вход в надпространство.

Купер даже не пытался делать вид, что хоть что-то понимает в происходящем.

— ТАРС, знаешь, не думал, что это скажу... по-моему, эксперимент получился удачным.

Длинный коридор-галерея вел в центральный зал — еще большее по вместимости помещение с изолированными боксами по бокам. Очевидно, когда-то его использовали для демонстрации возможностей по открытию микро-кротовых нор — зал казался прошит «балковыми» нитями, выбросами и полусферами.

Противоположная от входа стена дрожала и искажалась, там, куда продолжался коридор, плиты змеились и казались вибрирующими в отблесках частиц и ручного фонаря Купера. А чернота коридора завивалась угрожающим вихрем темноты там, куда не доставало основное освещение из центрального зала.

Осторожно ступая по тонким нитям «балков», перешагивая особенно крупные, Купер приближался к двум боксам, расположенным справа от выхода из галереи. Во-первых, они казались безопаснее, во вторых — лучше освещены. В третьих...

— Здравствуйте, Купер.

Дверь, освещенная по контуру, мягко отъехала по пазу в сторону.
Времени на рациональное, на осознание просто не было. Голос принадлежал человеку. Смутно знакомому, из далекого-далекого прошлого.

— Здравствуйте... Эдмундс?..

Бокс-лаборатория, до высоты колен «залитый» выходами не-вещества, искажался сильнее окружающего пространства. Стандартное оборудование да и мебель кое-где были в довольно неплохом состоянии, можно было рассмотреть предметы и опознать их принадлежность и предназначение. Но вот громада «балка» в почти человеческий рост перед столом... Впрочем, сомнения развеялись также скоро, как только именно из этой «глыбы» повторно раздались слова приветствия.

— Не сказал бы, что рад вас видеть — но в бесконечности компания никогда не будет лишней.

На удивление не лишившийся дара речи Купер подошел поближе, чтобы осознать, куда здесь лучше отвечать.

Человек, наполовину «вросший» в «балк», неспособный пошевелиться и тем более выбраться.

Физик-ядерщик Вольф Эдмундс.

— Я... не собираюсь здесь задерживаться, — предупредил несколько ошалевший Купер.

— Знаю, — прозвучало в ответ с достаточной долей равнодушия, чтобы гость поверил. В получеловеческой-полупространственной массе сновали распадающиеся снопы света, черты лица оказались навсегда утрачены. Что осталось от него?

Купер поддался жалости:

— Вас можно отсюда вытащить?

Масса выразила презрение невежеству Купера раздраженно заметавшимися сгустками частиц и проигнорировала порыв.

— Не думаю. Но есть кое-что, что вы захотите увидеть.

На более или менее опознаваемом столе перед «Эдмундсом» был раскрыт обыкновенный ноутбук, довольно допотопный, похожий на те, которые Куп, в бытность фермером, использовал в количествах для контроля техники.

Монитор синими и зелеными полосами шифровал сигнал.

Код.

— Координаты времени и пространства.

Кажется, «балк», некогда бывший Эдмундсом, обреченно выдохнул:

— Это время и место твоего появления в Солнечной системе. Координаты, которые были рассчитаны Амелией и с помощью КЕЙСа ушли к ТАРСу прямо перед закрытием Тессеракта. И не только КЕЙСу.

Вот теперь Купер и в самом деле перестал понимать происходящее, хоть и получил ответ на давно интересовавший его вопрос.

Хорошо... Хорошо, допустим. Но как потом эти координаты оказались в распоряжении Мерфи, или кого еще, кто так своевременно и удачно оказался на месте возвращения Купера?

— Вы не понимаете? Впрочем, двумерным существам тоже было бы тяжело понять что-либо за пределами их листа бумаги.

«Балк» Эдмундса засиял собственной научной неотразимостью и новыми вспышками частиц.

— Надпространство не содержит четырехмерную шкалу «пространства-времени», привычную нам. Прошлое и будущее перестают быть разделены моментом «сейчас». Здесь есть только «всегда». Ваша дочь, мистер Купер, точно представляла, где вас искать. И когда.

Код повторялся. Двоичный код и азбука Морзе. Без особенного труда Купер «прочитал» имя, сопровождающее послание.

Что ж, Мерфи не догадывалась, она точно знала.

— Подождите-ка, Эдмундс, какого ч...

— Вы имеете в виду, как сигнал оказался с нужной стороны пространства? На это ответ простой. Я в некотором роде в долгу перед Амелией.

— Амелия... — Купер очень надеялся не услышать этого имени в исполнении Вольфа Эдмундса. — Она допустила ошибку. Она решила закрыть петлю — отсекая варианты. Чтобы вы остались на Земле. Может быть, прожили другую жизнь. Совершенно отличающуюся от того, что вам выпало.

«С.Т.О.Й»

Купер затаил дыхание.

— Она хотела, чтобы вы остались в живых.

Полу-Эдмундс издал нечто, прозвучавшее как вздох. Интересно, как и чем он дышит — здесь.

— Но «переписать» реальность нельзя. По крайней мере, без последствий. — В голосе Эдмундса послышались нотки то ли раскаяния, то ли досады. — Я всего лишь возвращаю ей, что должен.

Назойливый, далекий звук, выросший то ли из шуршания, то ли из треска, приближался и становился все громче.

— Уходите. Захватите свое прошлое с собой. — Эдмундс зазвучал враждебно. Голос задрожал, прерываясь.

Купер огляделся так, будто речь шла о какой-то конкретной вещи. Оказалось, что он догадался правильно: металлический ящик, блок управления с какой-то машины. Или небольшого самолета. Скорее всего, беспилотника...

— Купер? — в передатчике шлема послышался ровный голос робота, видимо, соскучившегося в одиночестве. — Нам пора. Пространство скоро будет свернуто.

Темнота вокруг становилась угрожающей. Окружающая действительность искажалась, и волны света причудливо преломлялись в неравномерной среде.

Купер уходил, пятясь, прочь от стеклянных стен, сквозь которые еще был виден столп творения, когда-то бывший Вольфом Эдмундсом. Физики не боятся ни времени, ни смерти, ни одиночества — в бескрайнем океане за пределами реальности. Возможно, рано или поздно он распадется на частицы окончательно. Или станет частью ядра нового светила. Кто знает...

— Купер, скорее! — ТАРС, похоже, не только ожиданием мучился.

Ощущая в руках вполне весомую тяжесть блока управления, Купер двигался к «выходу». Приходилось тяжелее: фонарь, чтобы освободить руки, пришлось выключить и засунуть в один из карманов с клапанами по бокам гермокостюма. Да и блок управления был увесистой штуковиной не самых компактных размеров.

— Сейчас, сейчас...

Дыхание потяжелело, для ста двадцати четырех лет — неудивительно... Лавировать среди этих причудливых выростов с тяжелой ношей было непросто, а в темноте и наощупь — та еще боевая задача.

— Мне удалось установить, что это за место. Это — одно из трех, связанных искусственными кротовыми норами. Подземная лаборатория — «Одиссей» — база на планете его имени.

— Не спеши так, ловкач, то есть отсюда можно выбраться прямо на планету Эдмундс?

— Если очень упростить, то да. Можно было.

— И в чем загвоздка? — Купер был счастлив — впереди замаячил светящийся лимб и черный на его фоне рейнджер.

— В том, что реальности операторов сейчас вступили в неразрешимый конфликт. И Эдмундс, если вы слышали, отступает.

Никогда еще Купер так не уставал от этого наукообразного вздора. Но он должен успеть кое-что сделать до вылета.

Теперь была его очередь.

Эллинг с порталом вместо куска стены и потолка, был ярко освещен маленькими салютами умирающих частиц. Снопы их сновали во всех направлениях, как растревоженная лучом фонаря стая мотыльков.

— Мне удалось запустить ретрансляторы «Одиссея». Они могут обеспечить нам недурной обмен данными между галактиками. К сожалению, после изысканий Вольфа Эдмундса что-то пошло не так — обмен прервался, и передача стала односторонней, только в сторону системы «Гаргантюа». Мощность слабая, но кое-что пропускает. Надеюсь, нам будет достаточно.

— Сделай одолжение, приятель, прекрати трещать, как старая перечница на благотворительном базаре.

Если в этом лабиринте и есть что-то постоянное, то Купер был намерен этим воспользоваться. Весточка из будущего — для себя самого.

ТАРС благоразумно умолк, но индикатор тревожного оповещения начал испускать однозначные сигналы. Края выхода обратно в прореху «балка» начинали затягиваться едва видимой серебрящейся дымкой.

— Минута сорок до старта. Мы рискуем осесть здесь навсегда, в компании Эдмундса.

Можно было бы и без напоминаний.

— Где в этой модной колымаге кабель бортового питания? Тебе придется и свой предоставить... Ой, брось, чего я там не видел.

Купер, не теряя времени, подключил блок беспилотника к сети. Среагировав на поданную энергию, блок управления беспилотником издал невнятный треск, затем удовлетворенно пискнул: индикатор питания мигнул и пополз вверх.

Открыв консоль управления на мониторе самого робота, Купер по памяти вводил координаты той самой подземной лаборатории, куда Джозеф Купер обязан был попасть.
Чего бы ему это не стоило.

— Тридцать секунд до старта.

Да, приятель, уже почти. Осталось совсем немного.

Убедившись, что цифры вбиты правильно, он уповал на здравый смысл себя — тогдашнего.

Теперь он тоже сделал все, что мог — ящик блока управления остался лежать на полу темной галереи, пока рейнджер, по пути задраивая кокпит, взмывал в закрывающийся лимб.

— Двенадцать секунд...

Chapter Text

— До приземления на Эдмундс 74 часа 53 минуты 28 секунд.

— Спасибо.

— Криосон бы не помешал. Здесь не будет ничего необычного.

Но перспектива — если бы она была — очередного замораживания вызвала только отвращение. Эти саркофаги всегда пугали его, начинала душить клаустрофобия.

— ТАРС, в какой момент они станут доступны для радиосигнала?

— Вы имеете в виду, когда они получат наш сигнал из лаборатории? Я же предупреждал, Купер, что сигнал слабый. Надеюсь, КЕЙС справится.

Купер смерил болтливый параллелепипед недовольным взглядом. ТАРС сдался:

— Примерно за 10 часов, сэр. Раньше невозможно, здесь пока слишком сильная интерференция даже радиоволн. Гаргантюа.

Купер молча кивнул, разглядывая чужую звездную систему и ее неумолимого прожорливого «хозяина». Капсул для криосна в «крыле» все равно предусмотрено не было, быть может, не помешало бы просто выспаться.

ТАРС пообещал его разбудить, если что-то поймает. Но почти трое суток прошли в полной тишине, если не считать светских бесед. К вечеру четвертого дня полета ТАРС изобразил иллюминацию всеми индикаторами — сигнал с Эдмундса был чистый, при этом новости он нес настораживающие.

— Купер, КЕЙС передает данные.

— Что там? — Куп стряхнул навязчивую слабость после трех дней в ограниченном пространстве «крыла». Но постарался не допустить паники.

— КЕЙС работает в спящем режиме. Передает по кругу одно и то же сообщение с координатами базы. На вопросы пока не отвечает. Придется садиться самостоятельно.

— Не страшно, приятель. Мы будем на месте примерно через 11 часов. На орбите будь готов передать мне управление. Перейдем в ручной режим посадки.

Купер вспомнил давнее видение из какой-то исчезающей реальности — крио-капсула с ее именем и нулями на индикаторах. Чертова Брэнд! Ну конечно, она может пожертвовать собой ради выживания вида. Кто бы сомневался!

— Сэр... Осмелюсь заметить, некоторое время назад Вы поступили точно так же, — оказывается, он высказывался вслух.

Молча согласиться Купер не мог.

— Осторожнее, морпех, возможно, на Эдмундсе потребуются пылесосы.

— Я буду просить политического убежища у доктора Брэнд. Уверен, она покажет себя благородным политиком в планетарном масштабе.

ТАРС был вне всякой конкуренции, с блеском выведя «крыло» на заданную орбиту приземления. Несмотря ни на что, планета не выглядела враждебной, сюрпризов стоило ждать. Придется привыкать: этот мир теперь должен будет стать их домом, каким бы он ни был.

В узкой кабине пилота в штатном режиме работали панели навигации и связи.

— Это КЕЙС. Синхронизация, — объявил ТАРС при выпуске шасси.

— Он на связи?

— Да, сверяем координаты.

— А... Брэнд?

— Пока не могу получить данные. Надвигается буря. — Машина задумалась, в какой именно системе озвучить силу местного ветра. Вопросительный взгляд Купера упирался в индикаторы на передней панели ТАРСа.

— Недостаточно данных, — повторил робот, и Куперу показалось, что в синтезированных звуках слышатся нотки... волнения? радости?

Пыльный шторм, адская смесь ветра и раскаленной черно-красной пыли с водяной взвесью, слишком легкой, чтобы выпасть дождем. А неизвестно откуда взявшийся рейнджер уже вышел на расчетную орбиту — так сообщил КЕЙС. Командный пункт, оборудованный из всего, что удалось спасти с бывшего мостика «Эндьюренс» с минуты на минуту мог быть занесен этим черным снегом.

Брэнд, осунувшаяся и недовольная «подъемом» по тревоге в исполнении КЕЙСа, проверяла системы безопасности. Вот уж невообразимо было предположить, что они когда-нибудь ей пригодятся. Было совершенно не до шуток: первая бурная радость быстро сменилась ужасом неизвестности.

— КЕЙС, передай данные о шторме на рейнджер, кто бы это ни был — он может пострадать при посадке.

Машина сверкнула индикаторами, шифруя данные на маленьком мониторе.

— На всякий случай заблокируй все входы, особенно инкубатор. Я не знаю, с какими целями они здесь. — волнение при перспективе вторжения пришельцев и смутные предчувствия заставили Брэнд несколько по-иному посмотреть на благословенный сон в криоподе.

Данные с КЕЙСа говорили, что рейнджер совсем новой, не виданной ранее модели. Наконец-то они пришли...

— КЕЙС, количество экипажа? — Оставалась надежда, что там не серые гуманоиды, и не плотоядные осьминоги в скафандрах.

— Недоступно для дешифровки. Моих данных не хватает, чтобы их запросить. Оборудование неизвестного мне типа.

Брэнд нахмурилась, не в силах справиться с волнением.

— На борту вообще есть биологические объекты? Или только техника?

КЕЙС замолчал, запрашивая данные с незнакомого челнока. Еще несколько минут и он будет видим над горизонтом. Рейнджер почти в точности повторил путь приземления посадочного модуля «Эндьюренс».

— Есть биологическая жизнь. Есть и техника.

— Почему сигнал плохо поддается дешифровке?

— Очевидно, большой расход энергии при проходе мимо Гаргантюа.

Брэнд тихо выругалась. Несмотря на страшную тоску и одиночество последних шести месяцев, с самого приземления, в ней тлела надежда.

Несмотря на то, что объективная реальность, опыт и знание человеческой природы в один голос твердили — никто никогда не придет.

Но... технологии так далеко шагнули... Почти сто лет прошло, люди спаслись... Должны были спастись. Наверняка они теперь могут делать невероятные вещи.

Потом, конечно, приходило осознание, что им теперь не нужно лететь в открытый космос, теперь их новый дом там же, в Солнечной системе. И здесь никогда не будет гостей, по крайней мере Брэнд была уверена, что больше никогда не увидит рожденных в их Галактике.

Поэтому одинокий гость страшил ее, почти в такой же степени, как и радовал. Она не прислушивалась к себе — быть может, зря. Люди, как известно, умеют принимать сигналы из надпространства. С другой стороны.

Кто знает, что это за миссия?.. Но, боги, страшнее, чем то, что уже произошло, быть уже не может...

— Мэм? — КЕЙС настойчиво требовал внимания.

— Да, — Брэнд кивнула.

— На борту робот родственных мне технологий. И один человек.

Всего один? Что же это за миссия такая? В единственном лице...

Только один человек способен вновь проделать этот путь. Только один.

Притяжение, удерживающее на орбитах гипергигантов. Сила, способная проникать сквозь пространство и время. Острый, почти болезненный толчок пульса. Быть того не может.

И тем внезапнее, яснее и мучительнее оказался голос, донесшийся из ретрансляторных динамиков КЕЙСа.

— Вы слышите меня, доктор Брэнд?

— ТАРС? Как это вообще может быть? — Амелия не сразу обрела дар речи. Она не боялась за свой рассудок, будучи или считая себя до мозга костей рациональным человеком, всегда полагаясь на логику.

Но сейчас повод усомниться в здравомыслии был более чем весомым.

— Я обязательно расскажу вам, мэм, как только мы приземлимся.

Мы?

— ТАРС, кто с тобой на борту?

Ответ был высказан другим, совершенно безапелляционным тоном, голосом человека, которого уже в принципе не должно быть в живых.

— Доктор Брэнд, с вами на связи Джозеф К. Купер.

Ну что ж, она это знала. Только один человек.

— Девяносто процентов? — не сдержала, все-таки не сдержала недоверия. И радости. Но, спохватившись, добавила, отмечая на погодных мониторах приближающийся катаклизм.

— Внимание, посадка будет затруднена, пыльная буря надвигается, фронт в семи минутах от вас...

— Вы пытаетесь меня напугать? — рыкнул в динамики Купер, пару суток назад пересекший гиперпритяжение Гаргантюа.

И чуть дрогнувший голос:

— У-мо-ля-ю, осторожнее.

Опять он выбрал не тот тон, что за незадача.

— Хорошо, хорошо.

В лощине, чуть ниже того места, где удалось посадить рейнджер, уже были видны черные пятна в красноватой пыли — базовый лагерь. Не так-то и плохо для первопоселенцев: четыре больших модуля, конденсационная станция, отдельный блок для инкубаторов «плана Б»... Брэнд и КЕЙС потрудились на славу.

Купер произносит это вслух.

— Спасибо, — отзывается голосом Брэнд динамик на панели ТАРСа.

ТАРС передал совершенно точно и ясно доверительное:

— Постарайтесь переждать. Обычно фронт проходит быстро, не более часа. Но бывают афтершоки — может задеть. Мне бы не хотелось, — Брэнд явно подбирала слова, — потерять вас вновь.

Отличное начало.

— Чего? Амелия, какие-то помехи!

— Купер, ты сволочь!

Замечательно, она в полном порядке.

— Это еще что за новости? — застыв в дверях жилого модуля, Купер наблюдал за горизонтом.

Внушительные грузовые модули, спаренные между собой, спускались с орбиты западнее второго лагеря. Невиданной ранее конструкции, гиганты отливали металлом в скупом свете поднимающегося над горизонтом Нового солнца.

— Они все-таки решили переселиться сюда? Знаешь, временной сдвиг — а у нас существенная разница в течении времени, — может привести к тому, что человечество сможет просто ходить пешком сквозь кротовые норы.

— Кто знает... — пробормотал озадаченный Купер.

Но стоять и наблюдать было не в его правилах. Поэтому, прикрыв дверь модуля, Купер направился туда, где оба грузовика готовились приземлиться.

Амелия отбросила с плеча копну отросших волос и заспешила вслед за Купером.

— Подожди! А если они опасны?

— Если бы они хотели нас уничтожить, то сбросили бы парочку боеприпасов.

Прекрасно, но нисколько не успокаивало.

К тому моменту, как Купер и поравнявшаяся с ним Амелия добрались до места посадки, там уже кипела жизнь в лучшем ее механическом проявлении. Двадцать или тридцать маленьких и шустрых роботов-дронов перемещали из недр первого грузовика большие упаковки, и размещали их, вероятно согласно какой-то своей логике, на площадке перед местом приземления.

Годы, составлявшие теперь разницу в их галактиках, не прошли даром — роботы выглядели очень эффективными.

— Эй! — обратился Купер на правах радушного хозяина к неожиданным гостям.

— Простите, что здесь происходит?

Амелия порадовалась про себя — она точно знала, какие именно выражения сейчас думал Купер, вот только вслух не произносил.

Второй модуль тоже успешно открыл люк, спустил трапы, но вместо десятка дронов из глубин грузовика выкатилась небольшая машина, представляющая собой вертикальный ряд сферических блоков и этим чем-то неуловимо напоминающая снеговика.

— Мистер Купер? — просканировав их с Амелией «взглядом», поприветствовал людей робот. — Я — мирный представитель нового поколения производственных машин. Моя миссия — сопровождать ваш подарок, доставить его в целости и собрать его на месте.

— Собрать? — первой мыслью было, что далекое человечество отправило ему помощника по части механики.

— Да, сэр. Станция Купер желает передать это вам.

«Снеговик» направил прямо на землю какое-то неизвестное им прежде устройство, и во вспыхнувшем луче света закружились знакомые очертания.

Его ферма. Дом на берегу звездного моря. В горле защекотало. Пыль...

— Все верно. Во втором модуле — составные части прозрачного купола для защиты от пыльных бурь.

Купер привычным жестом притянул Амелию к себе, спрятав счастливую улыбку на ее макушке — ей оставалось лишь поддаться гравитации.