Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Трандуил пробежал глазами письмо, и едва заметная тень скривила его лицо. Он со вздохом отложил пахнущий смолой и цветами пергамент и погрузился в раздумья.

В Зале для советов было пустынно и сумрачно, только сквозь кроны деревьев пробивался свет угасающего дня.

Схватив письмо, Трандуил еще раз перечитал его и едва заметно хмыкнул. Оно было составлено безукоризненно, но одна мысль о том, что ему придется просить у кого-то, тем более у гномов, была ему ненавистна. С другой стороны, сам Тингол, великий король Дориата, которого Трандуил уважал сверх всякой меры, когда-то просил помощи у гномов, так что никакого унижения здесь, по сути, не было.

— И к чему это его привело, — вырвалось у Трандуила прежде, чем он смог остановить себя.

И все же делать было нечего. Трандуил задумал нечто грандиозное, однако без гномьих мастеров он бы ни за что не смог реализовать свои планы.

Дело было в том, что Трандуил тосковал. После падения Дориата он смог выжить и бежать в Лихолесье, однако виденное им зрелище навсегда оставило свой отпечаток, ибо Трандуил помнил залитые кровью прекрасные чертоги. В один день он потерял отца, род, дом. Трандуил забрался в самую глубокую лесную кущу и стал править лесным народом — те встретили синдарского лорда восторженно и благожелательно, ибо лесные эльфы всегда уступали в развитии своей культуры остальным эльфийским народам. Трандуил затворился в своем дворце, выстроенном в толще огромного древа, и не выказывал желания контактировать с остальными расами, разве что с людьми из Дейла, да и с теми отношения имел исключительно торговые. Границы своих владений он успешно охранял при помощи магии, похожей на ту, которой когда-то научила его сама Мелиан, и никто не тревожил его королевства.

Прошло много столетий, и Трандуил привык к Лихолесью — даже успел полюбить его, однако воспоминания о прошлой жизни в Дориате нет-нет, да омрачали его душевный покой. Он вспоминал прекрасные подземные чертоги, полные великолепия и благости, и тоска наполняла его сердце. Давным-давно у него возникло желание отстроить себе чертоги, не уступающие в своем великолепии Менегроту, но он не был Тинголом, и у него не было в помощниках никого, подобного Мелиан. Лесные эльфы не могли осуществить его замысла — они не были сведущи в ремеслах и не нуждались ни в чем, кроме шелеста листвы и света звезд. Единственными, кто мог помочь Трандуилу, были гномы — однако ему было трудно довериться этому коварному маленькому народцу вновь, памятуя обо всем, что содеяли их предки.

И все же прошло много веков, среди гномьего народа сменилось много поколений, а Трандуил начинал все больше тяготиться. Эльфы могли помнить обиду на протяжении столетий, но даже они знали, когда стоило смирить гордыню.

Тишину чертогов нарушил шум и легкие шаги. Двери в Зал для советов отворились, и Трандуил увидел своего сына, который ничуть не церемонясь ворвался в помещение. Вместе с ним в сумрачные покои словно проник свет и порыв свежего ветра. Щеки Леголаса слегка раскраснелись — наверняка целый день провел на стрельбище вместе с Тауриэль.

— Ферен сказал, что ты звал меня, Ada (отец), — произнес Леголас, подходя к круглому столу, за которым Трандуил обычно проводил советы. Взгляд Леголаса скользнул по письму, и в его глазах зажегся огонек любопытства.

— Действительно, — кивнул Трандуил. — Расскажи, как прошел твой день?

— Ничего интересного, — пожал плечами Леголас. — Все как всегда. Правда, есть кое-что…

Леголас запнулся и посмотрел на отца одновременно робко и решительно.

— Ферен и Мелдир сообщили, что в Дейле будет проходить большая ярмарка, на которую съедутся люди и гномы из разных мест Средиземья. Может быть, даже кто из эльфов прибудет. Ar im istannen (И я подумал)…

Трандуил вскинул бровь, ожидая очередного сыновнего сумасбродства, и Леголас заметно стушевался.

— Только не говори, что ты хочешь отправиться, — фыркнул Трандуил.

— Почему нет? Я и так никогда не покидал пределы Лихолесья, совсем не видел мира, а сердце мое жаждет чего-то, что здесь, в лесу я не найду, пусть и люблю свой дом безмерно. Это всего лишь ярмарка, какая опасность может поджидать меня там?

— Вот именно, — кивнул Трандуил. — Ты не знаешь, какие опасности могут поджидать тебя вне дома. Что тебе в этой человеческой ярмарке? В моей сокровищнице есть такие изделия, которые людям из Дейла даже и не снились.

— Дело не в сокровищах, Ada, — покачал головой Леголас, погрустнев. Взгляд Трандуила смягчился. Он встал из-за стола, подошел к сыну и взял его за подбородок, приподнимая его лицо. Наружностью Леголас совсем не походил на Трандуила, скорее на свою покойную мать.

— Я понимаю, ionneg (сын мой), — сказал Трандуил. — Но и ты пойми меня. Я не желаю, чтобы ты покидал Лихолесье для твоего же блага. Здесь, в этом лесу, среди своих сородичей, мы будем мирно жить еще многие столетия. Опасности всегда ждут извне, уж поверь мне. Однажды эльфы уже доверились и заплатили за это слишком высокую цену. Ты — не просто лесной эльф. Ты — синда, потомок рода Орофера, из которого и так никого не осталось, кроме нас с тобой. Я желаю тебе только добра, ибо ты — мой сын.

— Я понимаю, — тихо отозвался Леголас. — Конечно, это так.

Трандуил улыбнулся ему и отпустил сына, продолжая уже более будничным тоном:

— Я рад. Однако я позвал тебя не для того.

Леголас кинул еще один взгляд на письмо.

— Что-то случилось?

— Нет, но скоро случится, — объяснил Трандуил. — Помнишь, когда-то давно я изъявлял желание отстроить наши чертоги так, чтобы в веках еще долго говорили о великолепном дворце короля Трандуила?.. Я наконец решился осуществить свой замысел.

— Это будет непросто, — заметил Леголас. — На подобный замысел уйдут целые годы, да и наши подданные — не большие мастера по части дворцов.

— Именно поэтому мы позовем на помощь народ гномов.

Леголас мигом оживился, услышав эту новость, хотя на его лице оставалась доля скептицизма.

— Ты позволишь гномам прибыть к нашему двору?

— No (да), — кивнул Трандуил. — В конце концов, никто не требует быть с ними друзьями. Мы заключим сделку, взаимовыгодную для обеих сторон, ибо я не поскуплюсь на оплату, если гномы возведут мне чертоги, не уступающие по красоте Менегроту.

— Это прекрасные новости! — воскликнул Леголас. — Признаюсь, мне и самому любопытно, что из этого выйдет. Гномы — презанятный народец, я много про них читал и…

— Насчет этого, — прервал сына Трандуил. — Я позабочусь о том, чтобы гномы не мешали тебе и моим подданным вести привычный образ жизни, и все же я хотел бы попросить тебя не показываться им на глаза, пока они будут здесь, — Трандуил усмехнулся на вытянувшееся лицо Леголаса. — Тингол не позволял недостойным смотреть на свое дитя, и в этом я с ним солидарен. К тому же, это ведь гномы… Никогда не знаешь, что у них на уме. Поверь, лучше тебе с ними не сталкиваться.

Леголас был видимо недоволен этим раскладом, но не стал спорить с отцом.

— Разумеется, Ada, — сказал он. — Если тебе будет так угодно.

Chapter Text

Отряд гномов въезжал под своды Лихолесья с некоторой опаской. Как только они миновали опушку, Гимли показалось, что на него налетел странный порыв холодного ветра, словно подстегивавший гостей покинуть это место и повернуть назад. Рыжий пони Гимли беспокойно заржал, и гном вынужден был сказать ему несколько успокаивающих слов.

— До чего пугающий лес, — заметил Кили, ехавший справа от Гимли на черном пони. — Неудивительно, что никто сюда не рвется.

Сзади них плелась кавалькада гномов, везшая обоз с инструментами, необходимыми для намечающихся работ. Гномы Эребора согласно откликнулись на слова своего принца — им тоже было неуютно.

Когда в Эребор пришло письмо самого короля Трандуила, придворные сильно удивились. То, что Трандуил был затворником и не стремился выходить из своей изоляции, не было ни для кого секретом. Король Торин когда-то посылал к Трандуилу письмо с заверениями в дружбе и союзе, однако ответа не последовало, на что Торин презрительно фыркнул и позабыл об эльфийском короле. Говорили, что Трандуил лишь изредка торговал с Дейлом, однако он настолько давно не показывал носа из своего леса, что многие даже не ведали, как этот самый король выглядел.

Поначалу Торин желал проигнорировать просьбу так же, как когда-то сделал сам Трандуил, но обещанная плата была слишком заманчивой, и в итоге он повелел отправить ко дворцу Трандуила горстку гномов во главе с племянником Кили и двоюродным кузеном Гимли, что был при дворе дипломатом. Старшего принца, Фили, Торин оставил подле себя.

Тропа, ведшая в лес, была широкой, однако сильно заросшей — ей практически не пользовались. Гимли не раз сопровождал торговые караваны в Синие горы, Бри и Шир, и всякий раз обозы предпочитали огибать Лихолесье с юга. Слишком уж неприветливым были владения нелюдимого эльфийского короля. Деревья здесь были древними, поросшими мхом и раскидистыми — они почти не пропускали свет. Под их сенью было сумрачно, хотя временами на тропу падали косые золотые лучи, а в воздухе кружились серебристые пылинки и золотые светлячки.

— Красиво, — хмыкнул Кили, пытаясь поймать светлячка. — Жаль, что мой братец не с нами.

— Я ему завидую, — ответил Гимли. — Хотел бы я сейчас быть дома, в родной горе, а не под сводами этого мрачного леса.

— Выше нос, Гимли. Неужели тебе совсем неинтересно посмотреть на знаменитого короля Трандуила? Он, вероятно, сильный чародей.

— Наверняка такой же, как все эльфы, — пожал плечами Гимли. — Мне доводилось их видеть — высокие, тощие, остроухие и все как один друг на друга похожи. Мужчина, женщина — не разберешь.

— А по-моему, эльфы очень даже ничего, — мечтательно протянул Кили. — Изящества и грации у них не занимать.

Гимли недовольно покосился на кузена. Лес начинал действовать ему на нервы. Странно было — уже проехали добрую полумилю, а все ни одного эльфа не встретили. Гимли был почти уверен, что король уже знал об их прибытии, но по какой-то причине не посылал вестовых.

— Помни, что мы едем по делу, — сказал Гимли, на что Кили фыркнул.

— Да брось, кузен, разумеется, я помню. А все-таки интересно хоть глазком взглянуть на сына короля, про которого идет столько слухов! Говорят, Трандуил его ценит превыше всех сокровищ в своей казне и опекает сверх меры. Никто из смертных не удостоился чести взглянуть на принца Лихолесья.

— Должно быть, он удивительно хорош собой, — заметил Судри, каменотес, один из гномов, что ехал вместе с ними.

— Я слышал обратное, — сказал Гимли. — Говорят, король так скрывает сына потому, что он безобразен как ночь.

— Я слышал, что у сына Трандуила в крови течет орочья кровь, — вставил Нордри, брат Судри.

— Ну, этого уж никак не может быть, — фыркнул Гимли. — Балин в свое время был моим наставником, ибо я выбрал стезю дипломата, и я неплохо изучил эльфов. То, что Трандуил ненавидит орков, известно всем, хоть он и скрытен.

— Да что молоть языком попусту, — пожал плечами Кили. — Вот прибудем ко двору — и все разузнаем! То-то дядя обрадуется.

Краем глаза Гимли уловил быстрые тени и мигом потянулся к своей секире на поясе, однако даже вынуть ее не успел. Обоз окружили эльфы — они спрыгнули с деревьев, юркие, как белки, и обступили гномов. Гимли когда-то видел эльфов лорда Элронда и мог сказать, что лесные эльфы отличались от прочих своих сородичей. Разумеется, они тоже были статны и грациозны, но двигались резко, быстро и как будто ломано, а выражения их прекрасных лиц были настороженные и недоброжелательные. Они были одеты в коричневые и зеленые одежды, сливавшиеся с листвой, а за плечами у них покоился колчан стрел. Лесные эльфы, обступившие их обоз, все были темноволосыми или с каштаново-рыжими волосами. Один из них выступил вперед и легко, почти незаметно склонил голову.

— Приветствую вас, гномы Эребора, — сказал он. — Меня зовут Ферен. Король уже оповещен о вашем прибытии. Мы проведем вас к нему.

Несмотря на любезные слова, Гимли четко ощутил, что право выбора гномам никто не давал, а их сопровождение подразумевало скорее конвой. Гимли это было не по душе, но делать ничего не оставалось. Они проследовали за эльфами, стараясь подстроить пони под их шаги.

Процессия шла долго. Они углубились в самое сердце лесной чащи, однако чем ближе они были ко дворцу, тем светлее становилось вокруг и даже воздух, казалось, изменился — магия в нем теперь была почти осязаема. Наконец, ступили на мост, ведущий к королевскому дворцу, что располагался в гигантском древнем вязе. Лесная чаща здесь расступалась, так что солнце светило беспрепятственно, и дворец-дерево казался окутанным золотым сиянием. Повсюду слышалось плескание ручьев и родников, воздух наполняли трели птиц и голоса эльфов, почти такие же звонкие, как птичьи. За вязом возвышался довольно высокий холм, поросший мхом и травой.

— Ничего себе, — вырвалось у Кили, который был очарован зрелищем.

Внутри дворец был просторным и многоярусным, потолок его упирался куда-то в поднебесье, и повсюду был слышен плеск ручьев. В самом дворце эльфов было куда меньше, в основном слуги и воины — видимо, лесному народу больше нравилось бывать на природе. Гимли почему-то думал, что во дворце эльфийского короля будет куда более светло, а тут, напротив, было скорее сумрачно. Впрочем, это был не зловещий сумрак — то тут, то там лился мягкий свет. У Гимли сложилось впечатление, что эльфы особенно не вмешивались в то, как росло их древо-дворец, отделав его по минимуму, что не умаляло его красоты.

Во дворце их уже ждал стюард, представившийся Галионом, который распорядился позаботиться о пони и расположить гномов со всеми удобствами в гостевом крыле.

— Вам необходимо предстать перед королем, — сказал Ферен. — Разумеется, не всем.

— Мы с Гимли пойдем, — отозвался Кили. — Я — принц Эребора, Гимли — лорд и дипломат, так что нам пристало вести переговоры.

— Тогда следуйте за мной.

Ферен провел Гимли и Кили через несколько пролетов — многоярусность дворца чем-то напомнила Гимли Эребор — и наконец они оказались перед дверями с изображенными на них лозами. Ферен распахнул их и кивнул гномам, чтобы они входили. Сам он, впрочем, входить не стал.

Вероятно, это было что-то вроде Тронного зала, решил Гимли. Здесь было темнее, чем в коридорах, однако повсюду были установлены светильники, мерцавшие оранжевым, золотистым и голубоватым свечением, а в центре, на возвышении, стоял королевский трон с восседающим на нем эльфом. Гимли, хоть и не желал в этом признаваться, все же очень хотел увидеть знаменитого Трандуила — не зря он столько изучал эльфов. Трандуил был почти таким, как он представлял, — высоким, безупречным, холодным и бесстрастным. У короля были длинные серебристые волосы с короной из цветов, и он был облачен в серебристую мантию. Подле его трона стояла рыжеволосая эльфийка в простом зеленом наряде. Гимли выгнул бровь — вряд ли это был сын короля, о котором ходило столько слухов.

— Приветствую вас в моих владениях, гномы Эребора, — произнес Трандуил. Голос у него был довольно низкий и как будто вкрадчивый, даже бархатистый. Он впился в гостей глазами-льдинками. — Не многие удостоились права видеть мои чертоги и пользоваться моим гостеприимством — даже среди моих собственных сородичей.

— Это большая честь для нас, — Гимли легко поклонился — не слишком низко и подобострастно, но достаточно, чтобы отдать королю должное. — Меня зовут Гимли, сын Глоина, я прибыл как дипломат, а это Кили, сын Вили, принц Эребора. Мы много слышали о красотах ваших владений и приятно впечатлены.

— Да, очень красиво, — вставил Кили, не сводя глаз с рыжеволосой эльфийки, лицо которой оставалось непроницаемым.

— Мне приятно это слышать, — кивнул Трандуил. — Я польщен, что вы приняли приглашение. Должно быть, мое желание вам известно?

— Да, — ответил Гимли. — Вы хотите выстроить подземные чертоги, если я правильно вас понял?

— И я не постою за достойной оплатой, — пообещал Трандуил. — Мастера гномов известны на все Средиземье своими умениями, однако мне нужны не просто подземные чертоги. Мне нужны такие чертоги, которые сравнятся по своей красоте с Менегротом. Осилите вы такую работу?

Гимли и Кили переглянулись.

— Мы можем попробовать, — поразмыслив, сказал Гимли. — Конечно, у нас нет такой силы, как у чародейки из Дориата, но если кто и может в нынешний век удовлетворить ваш запрос, то только мы.

— Это то, что я хотел услышать, — довольно ответил Трандуил. — Я выделю вам лучшие мастерские для работы. Если вам что-нибудь будет нужно — можете спросить у Ферена, Галиона или Тауриэль, — Трандуил кивнул на рыжеволосую эльфийку.

Гимли понял, что разговор окончен. Несмотря на то, что Трандуил был вполне любезен и учтив, его присутствие было давящим, и Гимли обрадовался, когда они с Кили и Тауриэль покинули Тронный зал.

— Я провожу вас в ваши покои, — произнесла Тауриэль отрывисто и, не дожидаясь их, пошла вперед. Кили с энтузиазмом и почти вприпрыжку последовал за ней. Гимли, закатив глаза, присоединился к нему.

Кили досаждал эльфийку расспросами о Лихолесье, и та отвечала поначалу односложно, но затем все более снисходительно.

— Почему же вы ведете такой скрытный образ жизни? — поинтересовался Кили. — Вы могли бы занять не последнее положение, если бы были чуть более открыты миру.

— Мы и так занимаем не последнее положение, — слегка надменно ответила Тауриэль. — А что до скрытности — не гному говорить об этом. Ваш народ не менее скрытен, чем мой.

— И все же? — наседал Кили, сделав щенячьи глаза. Губы Тауриэль дрогнули, но она все же сдержала улыбку.

— Король… он многое пережил, — сказала Тауриэль после некоторого молчания. — Он уверен, что только изоляция спасет наш народ, который с каждым столетием угасает все больше.

— И вы тоже уверены в этом? — спросил Кили. Тауриэль поколебалась.

— Мне негоже оспаривать волю моего короля, — наконец ответила она, хотя Гимли услышал в ее голосе нотку сомнения.

— Мы были тем более удивлены, получив письмо от Трандуила, — вклинился Гимли, дабы поддержать разговор. — К слову, мы до сих пор не видели принца, я надеюсь, наше присутствие не будет в тягость?

— О, — ответила Тауриэль. — Леголас не желает никого оскорбить, однако король… Но это неважно. В любом случае, вам сейчас лучше сосредоточиться на работе — замысел, подобный этому, требует времени и усилий.

— Разумеется, — произнес Гимли.

Они наконец дошли до гостевого крыла. Здесь было пустынно и куда темнее, чем в остальной части дворца, — впрочем, для гномов это было скорее преимуществом.

— Я оставляю вас здесь, — Тауриэль кивнула гостям. — Мне пора.

— Но мы же еще увидимся? — с надеждой спросил Кили.

Тауриэль уклончиво пожала плечом, хотя Гимли заметил тень улыбки на ее лице. Она скрылась за поворотом, ступая легко и неслышно. Кили смотрел ей вслед с мечтательным выражением на лице, и Гимли щелкнул пальцами перед его носом.

— Даже не вздумай.

— Ни о чем я не думал! — отнекивался Кили, впрочем, довольно вяло.

Они с кузеном расстались, отправившись каждый в свои покои. В одном Тауриэль была права — им предстояло очень много работы.

Chapter Text

Работа по возведению подземных чертогов Трандуила продвигалась полным ходом. Гномы были на диво искусные мастера и работали довольно споро, однако Леголас видел их так редко, что даже дивился тому. Возможно, дело объяснялось тем, что гномы работали по ночам, которые Леголас предпочитал проводить вне отцовского дворца, глядя на звезды и до утра распевая эльфийские песни. С гномами обращались довольно любезно и выполняли любую их просьбу — отец даже отвел под их мастерские отдельное крыло, — однако Трандуил и его подданные скорее терпели их необходимое присутствие.

Жизнь Леголаса текла примерно так же, как и всегда. Иной раз он видел спешащего по своим делам представителя гномьего народа. Все они на его взгляд были примерно одинаковые — невысокие, крепкие и сильные, как скалы, с густыми бородами и свирепым взглядом. Руководили гномьими работами, в основном, Ферен и Тауриэль, которая в последнее время вела себя как-то странно — то краснела, то бледнела, и часто была задумчива.

Какое-то время Леголас присматривался к гномам издали. Природное эльфийское любопытство и годы заточения в зачарованном королевстве боролись в его душе с обещанием, данным отцу. Разумеется, Леголас знал, что Трандуил не слишком жаловал гномов, да и сам он воспитывался на рассказах о падении Дориата, но все же эти гномы были первым, пусть и вынужденным веянием внешнего мира, куда так стремилось сердце Леголаса.

Однажды любопытство овладело им сверх всякой меры, и Леголас отправился в крыло, отведенное гномам для работы. Здесь были расположены мастерские подданных отца, однако лесные эльфы никогда не чувствовали тяги к работе с металлом и драгоценными камнями, и мастерскими пользовались редко. Теперь же им наконец нашлось должное применение — Леголас слышал, что гномы работали там не покладая рук, выделывая заготовки и украшения для будущих чертогов.

Леголас вступил в гномье крыло, когда на Лихолесье давно опустилась ночь. Здесь было пустынно и темно, не считая света нескольких факелов на стенах. Где-то издалека слышался шум водопадов, однако здесь бормотание низких гномьих голосов и стук инструментов по металлу заглушали остальные звуки. Все двери были заперты, исключая одну, приоткрытую, из которой лился яркий свет.

Леголас неслышно приблизился к двери и заглянул внутрь, движимый любопытством. Внутри было что-то вроде кузницы, в которой работал незнакомый рыжеволосый гном, низко склонившийся над чем-то на крафтовом столе. Вокруг были разбросаны чертежи, пергаменты, заготовки — в общем, царил творческий беспорядок.

— Makhumb (черт), — выругался гном, вертя свою поделку так и этак. В ярком свете факелов блеснул зеленый драгоценный камень.

Казалось бы, картина была довольно безыскусная — просто гном за работой, ничего больше, но Леголас невольно заинтересовался. Отец когда-то рассказывал об их сородичах — нолдор, единственных из эльфов, что водили дружбу с гномами и сами были кузнецами и мастерами. Леголас сделал шаг вперед, оказываясь внутри комнаты, и в этот момент вдруг повеял ветер, захлопнувший дверь кузницы. Раздался оглушительный грохот, и оба — и Леголас, и гном — подпрыгнули от испуга.

Гном оторвался от своей работы и обернулся, удивленно уставившись на непрошеного гостя. Леголас немного сконфузился и неуверенно помялся на пороге.

— Прошу прощения за вторжение, — сказал эльф и на всякий случай улыбнулся. Гном сощурил пытливые темные глаза, блестевшие, как агат. Леголас вдруг понял, что этот гном был довольно юным, несмотря на роскошную огненно-рыжую бороду. У незнакомца была бледная веснушчатая кожа, а в брови красовались проколы, странным образом заинтересовавшие Леголаса. У эльфов было не принято делать что-то подобное со своей внешностью.

— Кто ты таков и что делаешь в моей мастерской так поздно? — потребовал ответа гном раскатистым голосом — впрочем, враждебным он не выглядел. Леголас мигом понял, что выгонять его не будут, и сделал еще два шага вперед, разглядывая драгоценный камень, над которым работал гном, — это был изумруд. Вероятно, это был только черновик будущей прелестной вещицы, но уже сейчас Леголас видел руку мастера.

— Над чем ты работаешь? — поинтересовался Леголас. Гном перевел взгляд на изумруд и усмехнулся.

— Почувствовал прилив вдохновения, — объяснил он. — Хочу огранить этот изумруд и сделать из него что-нибудь эдакое. Уже испортил кучу заготовок — в голове идея есть, а на деле получается Махал знает что.

— Ты делаешь это для чертогов Трандуила?

— Нет, парень, — покачал головой гном. — Делаю по зову сердца, для себя, а не для эльфийского короля. Надо же когда-то и отдыхать от работы и обязанностей.

— Значит, ты мастер-ремесленник? — спросил Леголас.

— Не совсем. Я прибыл скорее как дипломат, проследить, чтобы все было выполнено должным образом, но любой гном в душе своей — мастер. Меня зовут Гимли, сын Глоина, я — лорд Эребора. К твоим услугам.

— Гимли, — повторил Леголас. Кажется, в разговорах с Тауриэль порой проскакивало это имя, хотя гораздо чаще звучало другое. — Моя подруга рассказывала мне про тебя.

— Ты, вероятно, говоришь о Тауриэль, — усмехнулся Гимли. — Она проводит много времени с Кили, моим кузеном, и, кажется, успела от него устать. А могу я поинтересоваться, кто пожаловал ко мне в столь поздний час?

— Мое имя… — Леголас вдруг запнулся, чуть было не назвав свое имя. Отцу наверняка будет не по нраву, если он узнает об этом визите, подумалось Леголасу.

Гимли склонил голову набок, пристально рассматривая Леголаса, отчего уши эльфа нервно дернулись. Не может быть, чтобы гном узнал в нем принца Лихолесья? Гимли приподнял бровь, и Леголас невольно порозовел.

— Мое имя Даэрон, — наконец сказал Леголас, вспомнив давние рассказы отца о великом эльфийском менестреле.

— Что ж, приятно познакомиться, Даэрон, — благосклонно кивнул Гимли.

Леголас приблизился к столу и повертел один из чертежей, осознавая, что не понимает ничего из начертанного. Гимли же тем временем вернулся к своей работе, однако особенного недовольства из-за вторжения не выказывал. Леголас внимательно следил за тем, как крохотным молоточком Гимли принялся за филигранную отделку изделия.

— А ты можешь научить меня? — поинтересовался Леголас.

— Чему?

— Работе с металлом или драгоценными камнями, — пояснил эльф. — Никогда ничего подобного не делал.

— Э, вот тут вынужден отказать, парень, — покачал головой Гимли.

— Отчего же? Я не белоручка, — Леголас показал свои тонкие пальцы, мозолистые от постоянного использования лука. — И силы у меня достанет.

— В твоей силе у меня сомнений нет — вы, эльфы, только кажетесь доходягами, — хмыкнул Гимли. — Однако раскрывать секреты своего народа тебе я не намерен.

Леголас разочарованно вздохнул.

— Могу я, по крайней мере, составить тебе компанию? — спросил он и быстро добавил: — Если ты беспокоишься за свои гномьи секреты, поверь — я ровным счетом не пойму ничего из того, что ты делаешь.

— Ну, оставайся, раз хочешь, — хохотнул Гимли. — И откуда ты такой чудной взялся? Твои сородичи нас в основном сторонятся, кроме разве что Тауриэль.

Леголас освободил себе местечко на дальнем краешке стола, очистив его от кипы чертежей, и с довольным видом на него уселся. Стол был явно сделан недавно специально для гнома — он был низким, и длинные ноги Леголаса задевали пол. Гимли покосился на него, но ничего не сказал, только пожал плечами и вернулся к работе.

— Признаюсь честно, меня очень интересуют другие народности, населяющие Средиземье, — поведал Леголас. — Вот и гномов я до того видел лишь по рисункам в книгах. Мой народ ведет очень скрытный образ жизни, а мне всегда было интересно, что находится там, за пределами Лихолесья.

— Что же не уйдешь? Возьми да и отправляйся путешествовать по миру. В Средиземье есть что посмотреть.

Леголас немного погрустнел, подумав, как бы отреагировал отец на подобное заявление. Скорее всего, он бы рассердился или расстроился — а может, и то, и другое сразу. Впрочем, иногда Леголасу того и хотелось — ослушаться отца, позабыть про то, что он — принц Лихолесья и поддаться наконец велению своего сердца. Но и отца, и свое королевство он тоже любил и не мог просто взять и уйти.

— Даэрон? — позвал Гимли, и Леголас не сразу понял, что обращались к нему.

— Прости, — встрепенулся Леголас. — У меня есть кое-какие дела, которые задерживают меня в Лихолесье. Но это неважно. Лучше расскажи мне про Одинокую гору. Ты ведь родом оттуда?

— Разумеется, — охотно ответил Гимли. — Ах, Эребор, величайшее из ныне существующих гномьих королевств! Сложно описать всю его красоту и великолепие — их нужно видеть. Представь себе огромную гору, полную блеска драгоценностей и света факелов, великолепных чертогов, крытых золотом, хитроумных устройств, сделанных нашими учеными и мастерами. Наши залы и покои отделаны малахитом, а на стенах мерцают алмазные жилы, похожие на слезы Ниенны. И венец всего — Тронный зал с троном короля, над которым красуется лучшее и любимейшее из наших сокровищ — Аркенстон. Король Торин ценит его превыше всей остальной казны.

Леголас слушал, затаив дыхание.

— Эребор совсем не похож на ваше зачарованное королевство, — продолжил Гимли. — У вас тут как-то пустынно, вы, эльфы, вечно носитесь по своим лесам, как косули. А Эребор всегда полнится гномами, он никогда не спит, мы трудимся днем и ночью в наших кузницах и шахтах, а потом идем отдыхать от трудов в таверны, где поем песни на нашем языке. Не чета вашим заунывным плачам.

— Очень жаль, что наши песни не пришлись тебе по вкусу, господин гном, — фыркнул Леголас. — Может быть, однажды я спою тебе сам. Мои сородичи говорят, что у меня хороший голос. А у тебя дар рассказывать истории!

— Дипломат должен обладать подвешенным языком, — пожал плечами Гимли.

— Жаль, что мне не довелось побывать в Эреборе, — огорченно произнес Леголас и едва слышно добавил: — И вряд ли доведется.

— Ну, не стоит огорчаться раньше времени, — утешил Гимли. — Никогда не знаешь, как повернется воля судьбы! Может, и доведется. Признаюсь, мы, гномы, и сами не слишком открытый народ, и свои секреты блюдем истово, но все же не совсем сокрылись от мира, как король Трандуил. Хотя союзы мы заключаем больше с людьми — Дейлом и Эсгаротом, но торгуем по всему Средиземью. Я в свое время доходил даже до Серых гаваней.

— Я бы с радостью об этом послушал.

Гимли охотно поведал Леголасу истории своих многочисленных путешествий с торговыми караванами. Особенно Леголасу понравился рассказ про маленьких жителей Шира — хоббитов.

— Уши у них точно такие, как у вас, — усмехнулся Гимли. — Разве что у эльфов поизящнее будут.

Гимли и впрямь был отличным рассказчиком, и Леголас совсем потерял счет времени. Опомнился он только когда услышал, как затрубили в рог, возвещающий о наступлении утра.

— Неужели уже утро? — произнес Леголас удивленно. — Я, вероятно, совсем тебя отвлек.

— Напротив, — пожал плечами Гимли. — Под добрую беседу и работается лучше. Впрочем, мне все же стоит отдохнуть.

Леголас понял намек и поднялся со своего места, с удовольствием потянувшись. Гимли даже не стал убирать со стола — оставил все как есть, с намерением продолжить работу в другое время.

Внезапно в голове Леголаса родилась идея.

— Мастер гном, — позвал он. — Не желаешь сегодня составить мне компанию на стрельбище? Я приглашаю тебя.

— На стрельбище? — Гимли сощурился. — Я не очень-то хорош в стрельбе из лука. Обычно я сражаюсь на топорах.

— Я поучу тебя стрелять из лука, если хочешь, — предложил Леголас, краснея под пристальным взглядом. — В полдень, когда эльфы предаются послеобеденному отдыху, на стрельбище никого не будет. Приходи туда.

Гимли какое-то время помолчал, а потом пожал плечами.

— Что ж, нехорошо отказываться, — наконец сказал он. — Я приду.

— Тогда до встречи! — Леголас просиял.

Он помахал Гимли на прощание и вышел из мастерской, чувствуя небывалое доселе воодушевление.

Chapter Text

Даэрон не солгал — на стрельбище действительно никого не было.

После краткого прерывистого сна Гимли все же отправился на встречу. С одной стороны, он давно не практиковался с оружием, а с другой — новый неожиданный знакомец чем-то его заинтересовал. Гимли никогда не был особенно расположен к эльфам, хотя знал их повадки и даже немного — язык, но этот эльф чем-то отличался от прочих своих сородичей, хотя Гимли даже не смог бы ответить, чем именно.

В полдень дворец Трандуила действительно становился более безлюдным. В коридорах, помимо стражей, Гимли встретил только Тауриэль, которая быстро кивнула ему в знак приветствия.

Даэрон уже ждал Гимли на пустом стрельбище. Это место располагалось за пределами дворца, но не слишком далеко, на просторной поляне среди лесной чащи. В отличие от гномьих тренировочных залов, эльфийское стрельбище было крайне простым и практически не оборудованным, только на некоторых деревьях были установлены бесхитростные мишени. Даэрон был одет в простую одежду лихолесского охотника, в руках у него покоился лук, а за плечами — колчан со стрелами. Натянув стрелу, он прицелился и, почти не глядя, попал в самый центр мишени.

— Эльф не упустит случая покрасоваться, — фыркнул Гимли. Даэрон обернулся на него и помахал рукой.

— Здравствуй, Гимли! — поприветствовал Даэрон. Как и остальные его сородичи, он говорил на вестроне с едва заметным отрывистым акцентом. — Я рад, что ты все же пришел.

— Я ведь обещал, что приду, — пожал плечами Гимли, кладя ладонь на эфес своего топора. Вспомнив приветствие на эльфийском, он сказал: — Gin suilon (я приветствую тебя).

Даэрон просиял, словно Гимли сделал что-то из ряда вон. Гимли вдруг подумалось, что обычные лесные эльфы были все больше темноволосые и темноглазые, у Даэрона же волосы были ярче золота, а глаза — светлее неба, к тому же, он был повыше прочих эльфов.

— Что ж, начнем? — спросил Гимли, и Даэрон охотно согласился.

Свой лук Даэрон ему не дал, но на стрельбище была целая куча тренировочного оружия, которое Гимли позаимствовал для себя. Эльфийские луки были легкими, и Гимли ощущал себя нелепо, как юнец, впервые взявшийся за оружие. Разумеется, у гномов тоже были стрелки — Кили, например, — но сам Гимли всегда предпочитал топоры либо, на крайний случай, мечи. Гимли натянул лук и пустил первую стрелу, но приложил чуть больше силы, чем нужно, и стрела перелетела через мишень, скрывшись в густой листве.

Гимли покраснел и сконфузился, однако Даэрон не стал над ним насмехаться.

— Ты неверно держишь лук, — заметил он, придирчиво оглядывая Гимли. Поправив его стойку, Даэрон показал правильную позицию. Гимли попробовал снова, и вновь потерпел неудачу.

— Ты прикладываешь слишком много силы, — объяснил Даэрон. — Нужно научиться чувствовать оружие, необходимо, чтобы лук стал продолжением твоей руки. Вот, погляди.

Даэрон снова безусильно попал точно в цель. Движения у него были на заглядение, сразу было видно опытного воина.

— Ты говоришь, как мой наставник, — проворчал Гимли, вспомнив тренировки с Двалином. — Он говорил точно так же, только о топорах. Можно подумать, это так легко.

— Значит, вспомни тренировки со своим наставником, — пожал плечами Даэрон. — Попробуй еще раз.

Гимли выпустил еще одну стрелу — на этот раз слишком слабо, однако с каждым разом у него получалось все лучше, а с глазомером у Гимли никогда не было проблем. В конце концов, Двалин учил его метать топоры. Наконец, у Гимли получилось совладать с луком и попасть по мишени.

— Agoreg wae (Ты отлично справился)! — воскликнул Даэрон. — Хорошая попытка, Гимли.

— Спасибо, — проворчал Гимли, скрывая довольство. Руки затекли от непривычного снаряжения, и он предложил: — Может быть, перейдем на другое оружие?

— Хм, — протянул Даэрон. — Мы можем попробовать спарринг. Я на мечах, ты — на топорах. Что скажешь? Всегда было интересно посостязаться с гномом.

Гимли согласился, и Даэрон вынул из ножен на поясе два превосходных эльфийских клинка, а Гимли — свои топоры.

— На счет три, — предупредил Даэрон. — Раз.

— Два, — медленно произнес Гимли.

— Три!

Даэрон ринулся в бой, и Гимли пустил в ход топоры, парируя удар. Эльф был быстрый, как молния, и Гимли было немного непривычно биться с таким высоким противником, но он быстро подстроился под Даэрона. Эльф был прекрасно обучен и наносил точные, выверенные удары. Порой Гимли даже казалось, будто Даэрон не бился, а танцевал. Однако Гимли был на порядок сильнее и старался использовать это преимущество. Он ринулся влево, прокрутился вокруг своей оси и выбил меч из руки эльфа.

— Ха! — победоносно вскрикнул Гимли, но торжествовал он поспешно, потому что Даэрон сделал головокружительный кульбит, оказавшись сзади от гнома, и точным движением лишил его топора. Гимли успел повернуться, чтобы парировать удар меча, который наверняка сбил бы его с ног, и они оба застыли посреди поляны, тяжело дыша.

Первым отмер Даэрон. Довольно кивнув, он опустил меч и отошел на шаг от противника.

— Ты отлично сражаешься, мастер гном, — сказал он. — Твой наставник хорошо обучил тебя.

Даэрон немного раскраснелся, и золотая прядь волос выбилась из общей гладкой волны. При свете солнца она сияла, как драгоценный металл. Даэрон заправил ее за острое ухо.

— Еще бы, — хмыкнул Гимли, также опуская оружие. — Двалин — лучший воин в Эреборе. Однако и ты умеешь сражаться. Кто тебя так научил? Ты воин?

— Да, — ответил Даэрон после небольшой заминки. — Можно сказать и так.

— Тогда я не понимаю, чего опасается Трандуил. Если все его воины бьются так, как ты, то Лихолесье хорошо защищено.

— Наверное, ты прав, — произнес Даэрон несколько неуверенно. По его лицу словно пробежала тень.

Внезапно Гимли услышал шаги, и на поляне показалась Тауриэль. Завидев Гимли и Даэрона, она удивленно приподняла брови.

— Mellon-nín? Man cerig? (Друг мой, что ты делаешь?) — спросила Тауриэль. Слова были незнакомы Гимли, и он мог только смотреть, как Даэрон досадливо кривится и перекидывается с эльфийкой несколькими фразами на синдарине.

Тауриэль вдруг усмехнулась чему-то.

— Перерыв заканчивается, — объявила она. — Я пришла чуть раньше, собираюсь тренировать молодняк. Так что советую торопиться, Даэрон, не то вас увидят.

— Ох, — вырвалось у Даэрона. — Я помню, goheno nín (прости), Тауриэль. Я совсем потерял счет времени.

Она ничего не сказала, только кивнула и отошла к стойке для оружия. Наверняка со своим эльфийском слухом Тауриэль могла прекрасно их слышать и все же предоставила им немного личного пространства.

— Что ж, Гимли, — произнес Даэрон. — Прости, что так задержал тебя. Я отлично провел время.

— Я тоже, — ответил Гимли. Этот Даэрон был очень неплохим парнем. — Надеюсь, мы еще увидимся.

— Конечно! — просиял Даэрон. — Сколько угодно!

Тауриэль в отдалении издала едва слышный смешок.

Синдарин заинтересовал Гимли. Он знал несколько самых простых слов и фраз на нем, но в целом эльфийский язык был для него темным лесом. Он даже звучал несколько инородно, ибо Гимли редко слышал, как рядом с ним разговаривали на этом языке, теперь же это птичье наречие звучало изо всех уголков дворца. Другие гномы вряд ли поняли бы его интерес, однако Гимли все же отправился в место, которое давно разжигало его любопытство, — библиотеку.

Библиотека у Трандуила была меньше, чем в Эреборе, однако прелесть этого места не смог бы отрицать даже самый радикально настроенный гном. Здесь было прохладно и отовсюду доносился плеск воды, а стены и стеллажи с книгами обвивали самые настоящие виноградные лозы. В библиотеке было светлее, чем в остальном дворце, пахло пергаментом, чернилами, сухой древесиной и зеленью. Чертог украшали статуи незнакомых эльфов, кое-где висели карты с изображением Средиземья.

Одна статуя заинтересовала Гимли больше других. Как гном он не мог не отметить отличную работу неизвестного мастера. Статуя была почти как живая и изображала высокого эльфа с надменным выражением на лице и венцом в волосах. Чем-то неуловимым статуя напоминала Гимли Трандуила, однако это определенно был не он. На постаменте вилась надпись на эльфийском языке, а чуть ниже — на вестроне.

— Элу Тингол, — прочитал Гимли надпись на вестроне.

— Король Дориата, — вторил ему переливчатый голос позади. Гимли подпрыгнул и чуть за сердце не схватился. Обернувшись, он увидел Даэрона, в глазах которого плясали озорные огоньки. Порой эта способность эльфов передвигаться столь бесшумно была пугающей и завораживающей одновременно.

— Махал! — воскликнул Гимли. — Нельзя же так подкрадываться! Я чуть не отправился в чертоги праотцов раньше положенного.

— Прости, — произнес Даэрон, ничуть не пристыженный. — Не хотел напугать.

— В следующий раз предупреждай, — проворчал Гимли.

— Что привело тебя сюда? — поинтересовался Даэрон.

Гимли замялся, не зная, стоило ли признаваться в чем-то подобном. Наконец он сказал:

— Подумал, что было бы неплохо подучить эльфийский язык, раз уж я в самом сердце королевства эльфов.

Даэрон понимающе покивал, однако его вниманием завладела статуя.

— Тебя заинтересовала статуя Тингола? — спросил эльф. — Оте… Трандуил очень ей дорожит. Есть только одна статуя в Лихолесье, которой он дорожит больше.

— Эта статуя не могла меня заинтересовать, — отрезал Гимли, выпрямившись и вскинув подбородок. — Просто захотелось убедиться, тот ли это, о ком я подумал. И хорошо, что ее увидел я, а не кто другой из моих сородичей, — они могли бы оскорбиться.

— Почему? — удивился Даэрон. — В Эреборе не жалуют скульптуры?

— Дело не в этом, а в том, кто на этой скульптуре высечен, — сурово произнес Гимли. — Тингол для нашего народа — не то имя, которое мы чтим. И события, связанные с его фигурой, являются трагической страницей гномьей истории.

Даэрон сконфузился.

— Я понимаю, — сказал он. — Однако это всего лишь статуя. И потом, события, о которых ты говоришь, имели место быть очень давно. Неужели гномы так долго лелеют обиды?

— Не дольше, чем эльфы, — невольно вырвалось у Гимли.

В библиотеке воцарилась тишина. Даэрон нахмурился и сложил руки на груди. Сказанные слова явно задели его.

— Во всяком случае, не эльфы были виноваты в случившемся, — произнес Даэрон. — Гномы нарушили слово и вероломно напали на Дориат, пролив много крови моего народа. Если кому пристало затаить обиду, так это эльфам. И нет ничего странного, что во дворце Трандуила стоит подобная статуя. Он был подданным Тингола, чтил его безмерно и едва выжил при падении Дориата. Не будь гномы такими жадными до драгоценностей, может быть, судьба моего народа была совсем другой, и я не был бы…

Даэрон вдруг запнулся, обрывая себя на полуслове. Во время тирады он не на шутку вспылил, его яркие глаза полыхали негодованием, а на лице застыло ледяное выражение. Это был совсем не тот улыбчивый, немного неловкий эльф, которым его до сих пор знал Гимли. В облике Даэрона появилось что-то торжественное, величественное и даже опасное.

— Я не оправдываю тот поступок гномов Ногрода, — посчитал нужным объяснить Гимли. — Нападение на Дориат было недостойным, и это признают даже многие гномы. Однако взваливать всю вину только на мой народ неверно. Король Тингол был высокомерен и недальновиден, он всегда относился к гномам, как к второсортной расе, и отказался оплачивать их работу.

— Это было уже после того, как гномы отказались отдавать Наугламир! — упрямо воскликнул Даэрон.

— И все же ты не отрицаешь, что это было, — возразил Гимли. — А что до Наугламира — так он действительно принадлежал гномам. Это была реликвия моего народа, которую гномы подарили лично государю Финроду, и у Тингола не было права распоряжаться этим украшением. А ведь до того он клялся гномам в дружбе, но эльфы склонны предавать и обманывать даже друзей.

Даэрон слушал Гимли с выражением недовольства на лице, однако на последней фразе выражение его лица изменилось. Он стал задумчивым и надолго затих, и его глаза почему-то погрустнели.

— Обманывать даже друзей, — повторил Даэрон после продолжительного молчания. — Я думаю, мастер Гимли, мы оба правы и неправы одновременно.

— Вероятно, — вздохнул Гимли. — Гораздо приятнее перекладывать вину на другого, чем признать, что виноваты на самом деле были и гномы, и эльфы.

Даэрон бросил взгляд на статую Тингола и медленно кивнул.

— Как ты считаешь, Гимли, может ли… — Даэрон сделал паузу, прежде чем продолжить. — Может ли эльф стать гному другом после всех этих лет вражды?

Гимли прищурился, глядя на Даэрона, кончики ушей которого слегка порозовели. Гимли усмехнулся и пожал плечами.

— Не знаю, — ответил он. — Но почему бы и не попробовать?

Даэрон резко повернул голову на Гимли и несмело улыбнулся ему.

— Что ж, — сказал эльф. — Ты сказал, что хочешь подучить эльфийский? Если желаешь, я могу помочь тебе в этом.

— Я почту за честь. Правда, в языках я не очень силен. Вы здесь, в Лихолесье, говорите на синдарине? Я знаю, что это диалект другого эльфийского языка, а больше не знаю ничего.

— Диалект! — вспыхнул Даэрон, однако на этот раз возмущение было скорее шутливым, чем настоящим. — Синдарин — это отдельный язык, а не какой-то там диалект! Это было очень грубо с твоей стороны, mellon-nín (мой друг).

Даэрон уже прошествовал к одному из стеллажей, ища нужные книги. Гимли проследовал за ним, усмехаясь в бороду.

— Прошу прощения, — сказал он.

— Ничего страшного, — отмахнулся Даэрон. — А ты не поучишь меня своему языку? Это было бы очень интересно.

Гимли колебался, ибо раскрывать секреты гномьей культуры чужакам, тем более эльфам, не приветствовалось, однако то, как просто и бесхитростно спросил об этом Даэрон, подкупило его.

— Хорошо, — решил он. — В конце концов, не будет ничего страшного, если ты узнаешь несколько фраз на кхуздуле.

— Прекрасно! — просиял Даэрон с кипой книг в руках. На вид книги выглядели тяжелыми, и Гимли взял часть ноши Даэрона на себя. — Спасибо, mellon-nín. А теперь приступим!

Chapter Text

Гномы пользовались гостеприимством Трандуила вот уже несколько недель, и за это время ими был достигнут колоссальный прогресс. Леголас живо интересовался у Гимли тем, как продвигалось возведение чертогов, хоть и мало что понимал в этом деле. Гимли было интересно слушать, и то, как горели его глаза, когда он рассказывал о чем-то, что по-настоящему любил, очень нравилось Леголасу.

За то время, что гномы провели в Лихолесье, Леголас под именем Даэрона незаметно для себя сдружился с Гимли. Поначалу это было что-то вроде любопытства и жажды чего-то нового, принесшего свежий ветер мира по ту сторону завесы Трандуила, однако с каждым днем Леголас все больше проникался своим новым другом. Ada всегда уверял, что гномы алчны, жадны до золота и грубы, однако Гимли был неизменно вежливым, и благородства в нем было побольше, чем у иного эльфа.

Чаще всего Леголас вместе с Гимли, когда тот бывал свободен от трудов, гулял под сводами леса — подальше от дворца, или же Леголас оставался в кузнице Гимли, наблюдая за тем, гном корпел над той своей вещицей. Порой Леголас учил Гимли нескольким словечкам на синдарине, и наоборот, — но больше всего Леголасу нравилось, когда гном рассказывал что-то о внешнем мире, о своей родине или дальних странах. В свою очередь Гимли был заинтересован тем, как жили эльфы в своем сокрытом королевстве. Отец наверняка бы разгневался, узнав о том, с какой легкостью Леголас делился с Гимли некоторыми деталями вроде завесы, однако ничего не мог с этим поделать. Никогда еще Леголас не ощущал себя таким свободным, полным жизни и надежд.

Единственное, что омрачало Леголаса, — это его обман. Когда их неожиданное общение только начиналось, он и подумать не мог, во что это выльется, и назвался чужим именем безо всякого злого умысла. Теперь же этот обман с каждым днем все больше тяготил эльфа, но и рассказать правду он не решался. Сердце Леголаса неприятно сжималось всякий раз, когда он представлял себе разочарование и обиду в глазах Гимли.

В конце концов, когда-нибудь пребывание гномов в Лихолесье подойдет к концу, Гимли вернется в свою гору и позабудет обо всем, так ради чего было рушить ту хрупкую дружбу, что зародилась между ними?

Единственной, кто знала правду, была Тауриэль. Когда Леголас поведал ей обо всем, эльфийка только покачала головой.

— Судя по всему, Гимли — хороший гном, — сказала она тогда. — Тебе стоит рассказать ему правду. Я уверена, что он простит тебе твой невольный обман, mellon-nín (мой друг).

Однако эльфийка не стала ни упрекать Леголаса, ни осуждать его. Леголас видел по ее взгляду, что она понимала его внезапную склонность к Гимли больше, чем кто бы то ни было.

Леголас боялся, что Гимли навсегда отвернется от него, узнав правду, и что-то странное теснилось в его груди, когда он думал об этом.

Когда случилось происшествие, был самый обычный день. Леголас еще не виделся с Гимли, ибо тот был погружен в работу, да и самому Леголасу нельзя было забывать про свои обязанности принца. Он перебирал кипу пергаментов, порученных ему отцом, когда в его покои ворвалась встревоженная Тауриэль.

Леголас мигом напрягся, увидев выражение ее лица.

— Тауриэль?

— Ernil-nín (мой принц), я прошу прощения, если отвлекаю тебя, — сказала Тауриэль. — Однако я должна кое-что поведать. Я подумала, что ты должен знать. Боюсь, это может огорчить тебя, но…

— Что случилось? — спросил Леголас, откладывая пергаменты.

— Это Гимли, — объяснила эльфийка. — Он осматривал, как продвигается возведение чертогов, и... Произошел несчастный случай. Он упал с довольно значительной высоты.

— Неужели! — Леголас стремительно вскочил со своего места. — Когда это случилось?

— Сегодня в ночь, — ответила Тауриэль. — Гимли сейчас в лазарете, с ним все хорошо.

— Boe i 'waen na ho (Я должен пойти к нему)!

Леголас мигом позабыл про свою работу и бросился вон из комнаты. Тауриэль поспешила следом.

Лазарет находился в верхнем ярусе дворца, где было много света и воздуха. В обычное время покои целителей простаивали без дела, ибо эльфы не были подвержены смертным недугам. Единственное, что могло представлять опасность для эльфа — это истаивание, тоска, однако в таком случае любые целители были бессильны.

Сейчас в лазарете была занята единственная койка, на которой лежал Гимли. Рядом с ним суетился Кили, тот гном, что очень приглянулся Тауриэль, и эльфийка-целительница Настадрен возилась в дальнем углу с какими-то снадобьями. Гимли тут же оживился, увидев Леголаса. Гном выглядел вполне здоровым, однако его правая нога была перебинтована. Леголас ощутил ужасное облегчение — за то время, что они с Тауриэль добирались до лазарета, он успел неимоверно известись.

Настадрен — смуглая и спокойная эльфийка — подошла к Леголасу и тихо сказала ему:

— Ernil-nín! Im ú-darthannech Edh (Мой принц! Я не ожидала вас увидеть).

— Suilad (Приветствую), — так же тихо сказал Леголас, хотя все его существо рвалось к Гимли. Однако он не хотел бы, чтобы его обман вскрылся таким образом, поэтому взял себя в руки и продолжил: — Я слышал, что случилось несчастье, и пришел проведать нашего гостя.

— Истинно так, однако жизни и здоровью мастера гнома ничего не угрожает, — произнесла Настадрен.

— И все же я хотел бы справиться о его самочувствии самостоятельно. Могу я попросить вас оставить нас ненадолго?

Настадрен удивленно посмотрела на Леголаса, но перечить принцу не смела, поэтому лишь пожала плечами и покинула лазарет.

— Только недолго, — сказала она напоследок. — Все же мастеру Гимли нужен покой и тишина.

Леголас и Тауриэль направились к кровати Гимли. Глаза Кили засияли, стоило ему увидеть эльфийку.

— Тауриэль! Рад тебя видеть.

— Я тоже, — благосклонно ответила Тауриэль. — Не желаешь составить мне компанию, Кили? Ле… Даэрон пока посидит с Гимли.

— Зачем это? — нахмурился Кили, воззрившись на Леголаса.

— Иди, — вклинился Гимли. — Тебе нужно отдохнуть — ты сидишь подле меня с самого утра. Я уверен, что со мной ничего не случится, пока тебя не будет.

Кили поколебался, но желание побыть наедине с Тауриэль пересилило, и он освободил место у постели пострадавшего. Тауриэль взяла Кили за руку и увела за собой, а Леголас присел подле Гимли.

Какое-то время царило молчание. В лазарете сильно пахло травами — особенно выделялся сладковато-свежий запах ацеласа.

— Я слышал, что произошло, — наконец произнес Леголас. — Как ты себя чувствуешь?

— О, прекрасно, — отмахнулся Гимли. — Всего-то небольшое растяжение. Гномы — крепкий народ. Уверен, уже через пару дней буду ходить и бегать, как раньше.

— Ты очень небрежно относишься к своему здоровью, — пожурил Леголас, качая головой.

— Меня больше неволит перспектива провести несколько дней, лежа в постели. Не люблю быть бесполезным. Предстоит еще куча работы, и я нужен на строительстве.

— Ты взвалил на себя много обязанностей, mellon-nín (друг мой), — заметил Леголас. — Тебе необходим отдых.

Гимли поморщился и поспешил переменить тему.

— Я рад, что ты пришел навестить меня, Даэрон, — Гимли расплылся в улыбке. Он словно почувствовал взвинченное состояние Леголаса и принялся рассказывать что-то отвлеченное из детства.

Гимли поведал о том, как малолетние Гимли, Фили и Кили решили поиграть с Аркенстоном, за что им сильно влетело от Торина и Глоина. Леголас слушал его вполуха — он понимал, что гном просто-напросто хотел успокоить его, Леголаса. Он всматривался в лицо Гимли — вблизи было видно, что гном выглядел далеко не здоровым, а скорее сильно уставшим. Леголасу вдруг захотелось провести ладонью по его заострившемуся лицу, чтобы стереть эти ненавистные озабоченные морщинки на лбу и темные круги под глазами.

Внезапное понимание поразило Леголаса, как молния, заставив его окаменеть. Он вдруг понял, что за странное чувство теснилось в его груди.

Он был влюблен.

Леголас провел у постели Гимли все то время, что гном выздоравливал. Периодически он менялся с Кили, который привык к постоянному присутствию эльфа рядом и начал относиться к нему вполне дружелюбно.

Настадрен, должно быть, что-то подозревала, ибо Гимли называл Леголаса не иначе как «Даэрон». Однако целительница ничего не говорила на этот счет, и к Леголасу обращалась исключительно на эльфийском.

Гимли не соврал — он действительно шел на поправку семимильными шагами, и через неделю последствия падения почти прошли. Правда, он едва заметно хромал на правую ногу, но заставить его отлежаться в кровати еще чуть-чуть было не под силу никому — ни Кили, ни Леголасу.

Про свое неожиданное осознание Леголас не сказал ни единой душе, ибо и сам пока ничего не понимал. Особенного страха или удивления эта новость у него не вызвала — привязанность к Гимли ощущалась как самая естественная вещь на Арде, однако Леголас не знал, как ему теперь вести себя с гномом. Он остановился на том, что лучше всего вести себя, как обычно, и не подавать виду, так что его общение с Гимли не претерпело больших изменений, разве что Леголас стал более тактильным, чем раньше. Его порой так и норовило коснуться Гимли ненароком, поправить подушку или зачесать непослушные пряди волос со лба, и он сдерживался только в последнее мгновение.

Обман теперь начал ощущаться, как стопудовая тяжесть на сердце. Леголас понятия не имел, что ему было делать дальше.

В честь выздоровления Гимли Леголас решил сделать ему что-нибудь приятное, так что, как только гном встал с постели, Леголас пригласил его на прогулку в одно особенное для него место.

Он дождался наступления сумерек, и они с Гимли отправились за пределы дворца, туда, где неподалеку от западного крыла раскинулся королевский сад. Он был буйный и густо разросшийся — за ним практически на ухаживали, предоставляя природе делать это самой, — и без провожатого Гимли наверняка бы заблудился здесь.

— Куда мы идем? — поинтересовался заинтригованный Гимли. Он шел позади, неимоверно громко топая. Леголас нарочно ступал медленнее, чем обычно, чтобы Гимли мог поспевать за ним.

— Увидишь, meleth-nín (любовь моя), — ответил Леголас, оборачиваясь к гному. Гимли тем временем вынимал из бороды светлячка. Ласковое обращение слетело с губ Леголаса само собой, и он не стал поправлять себя. Все равно Гимли не догадывался, что обозначали эти слова.

Они добрались до самого центра — сердца королевского сада. Здесь был арочный проем с густо наросшими лозами. Отодвинув их, Леголас пригласил Гимли зайти и прошел следом, попадая в небольшое укромное местечко с фонтаном. В центре раскинувшегося кругом алькова стояла статуя из белого мрамора, изображавшая эльфийку в свободных летящих одеждах с длинными, почти до голеней волосами. На постаменте рунами тенгвара было выбито имя эльфийки, а на лбу у нее покоился венок из живых цветов. Статуя была столь искусно сработана, что казалось, будто складки на одежде эльфийки сейчас всколыхнутся, тронутые ветром.

— Это прекрасная работа, — вынес вердикт Гимли, одобрительно кивая. — Кто здесь изображен?

— Королева Лихолесья, — ответил Леголас. Гимли притих, внимательно разглядывая скульптуру.

— Красивая, — наконец нарушил молчание Гимли. Леголас присел на край фонтана и принялся рассказывать:

— Она действительно славилась своей красотой среди моего народа, уступая разве что Мелиан и самой Лютиэн. Ее звали Тинувэн, и у нее были прекрасные золотые волосы до земли. Трандуил встретил ее в Дориате и полюбил больше жизни. Она спаслась после Битвы Тысячи Пещер и бежала с Трандуилом в Лихолесье, но погибла от руки горных орков. Тогда Лихолесье называлось Зеленолесьем и еще не было таким закрытым, как сейчас. Я думаю, гибель королевы тоже сыграла свою роль в настроениях Трандуила. После ее смерти он изменился, окончательно ожесточился и вложил всю свою любовь в сына.

Гимли присоединился к Леголасу, присаживаясь рядом, и поводил ладонью по воде в фонтане, испугав крошечных серебристых рыбок, что плавали там.

— Почему ты привел меня сюда, Даэрон? — поинтересовался Гимли, вскидывая голову.

Леголас колебался. Это был идеальный момент, чтобы наконец признаться в том, кто он на самом деле, и рассказать, как важно для него это место, как часто он приходил к статуе своей матери, когда нуждался в покое и утешении.

— Я… — начал было Леголас. Непроизнесенные слова горчили на кончике языка. — Люблю бывать здесь. Тут хорошо и спокойно.

Леголас чертыхнулся на собственную трусость и малодушие, но лицо Гимли выражало такое умиротворение, что он не решился его нарушить.

— Действительно, — подтвердил Гимли, а потом вдруг усмехнулся. — Так и думал, что в сыне Трандуила нет ни капли орочьей крови.

Что?

— Что?! — Леголас вспыхнул от возмущения. — С чего ты взял, что принц Лихолесья может происходить от орков? Это неслыханно!

— Я никогда так не думал, — поспешил на попятную Гимли. — Но слухи ходят самые разные. То, что Трандуил так упорно не желает показывать своего сына, наводит на мысли.

— Какие еще мысли? — фыркнул Леголас.

— Ну, а ты как думаешь? — закатил глаза Гимли. — Должно быть, король его стесняется или стыдится, если так усердно прячет под семью замками. Я провел в Лихолесье уже достаточно много времени и до сих пор не видел его даже краем глаза. Вероятно, он очень безобразен или донельзя глуп.

Лицо Леголаса обиженно вытянулось, а кончики ушей залила краска. Неужели о нем распускали такие слухи? Он сложил руки на груди и отвернулся от Гимли, всем своим видом излучая возмущение.

— Да ты чего так реагируешь? — посмеивался Гимли. — Это же всего лишь шутка.

— Между прочим, я знаю сына Трандуила, и он совсем не подходит под твое описание, — отрывисто ответил Леголас. — Лихолесский принц любим своим народом, и подобные слухи просто… оскорбительны!

— Как скажешь, — пожал плечами Гимли. — Я верю тебе на слово. Все равно до этого принца мне нет никакого дела.

Леголас ощутил неприятный укол в груди. Гимли пустился рассуждать о том, как скоро закончится возведение чертогов, а Леголас молчал. Впервые в жизни он познал тоску, о которой так много говорилось в эльфийских легендах.

Chapter Text

Гномы работали неустанно, и близилось время завершения их трудов. Чертоги получались великолепные, достойные эльфийского короля. Предстояло нанести лишь последние штрихи.

Другие гномы радовались этому, однако Гимли, напротив, ходил как в воду опущенный. Ведь с завершением работ гномы должны будут вернуться в Эребор, и, хоть Гимли скучал по дому, он совсем не хотел расставаться с Даэроном. Он сам не понял, когда успел столь сильно привязаться к этому эльфу. Более неподходящей пары сложно было представить для гнома, однако на сердце Гимли становилось теплее всякий раз, когда он видел знакомые золотые волосы.

Гимли решил хотя бы одарить Даэрона напоследок, поэтому пропадал не только на стройке, но и в мастерской. Даэрона он попросил не присоединяться к нему в кузнице, пока работал, чтобы тот раньше времени не догадался обо всем, на что эльф только пожал плечами и согласился. На Гимли напало вдохновение, и он захотел сделать из той своей заготовки подарок для Даэрона. Гимли даже видел в этом некий символизм, ибо впервые они с Даэроном встретились именно в мастерской, куда погнала гнома бессонница. Работа спорилась, и казалось, будто руку Гимли направлял сам Махал, настолько легко она ему давалась.

Обычно Гимли и Даэрон встречались в той рощице, которую показал ему эльф, под покровом ночи. Происходило это не так часто, как хотелось бы Гимли, но все же это было лучше, чем ничего.

В одну из таких ночей Гимли и Даэрон сидели в роще королевы, расположившись на траве. Это был последний день работ. Больше ничего не задерживало гномов под сенью Зачарованного леса, и вскоре они должны были отправиться в Одинокую гору.

Ночь стояла, как назло, отличная — теплая, но не жаркая, — вокруг в воздухе плясали светлячки, и откуда-то с запада свежий ветер доносил упоительный запах трав и цветов. Даэрон отчего-то казался грустным и задумчивым, но был все таким же прекрасным, как прежде. Его обычно золотые волосы в свете звезд и луны отливали серебром.

— Что с тобой, ghivashelê (мое сокровище)? — спросил Гимли. — Я вижу, что ты чем-то огорчен.

— Я слышал от Тауриэль, что чертоги готовы, — сказал Даэрон тихо.

— Это действительно так. Завтра мы собираемся показывать работу Трандуилу.

— А что потом? — Даэрон по-птичьи наклонил голову набок. — Вернетесь в Одинокую гору?

— Вероятно, — выдавил Гимли. — Мы не были дома несколько месяцев. Пора возвращаться. Надеюсь, мой отец еще не разобрал гору по камешку в мое отсутствие.

Даэрон изобразил неуверенную улыбку.

— Это… — он запнулся. — Хорошие новости. Ты часто говорил, что скучаешь по дому.

— Да, — нахмурился Гимли. — Скучаю. Однако…

— Что?

— Ничего, — покачал головой Гимли. — Ничего особенного. Пустяки.

— А что значит это слово — ghi-va-she-lê? — по слогам произнес Даэрон. — Я не слышал его от тебя раньше.

Гимли растерялся, чертыхаясь про себя.

— Это… э-э-э… честно говоря, это неважно. Так иногда обращаются к тому, кто тебе дорог, — Гимли попытался сменить тему. — Может, ты споешь мне, друг мой? Помнится, ты обещал мне песню.

— Конечно, meleth!

Даэрон затянул песню на эльфийском языке, и его голос был похож на шепот листвы, журчание ручьев и перезвон колокольчиков, однако что-то в его пении смутило Гимли.

Ветер
Потревожил сонную листву.
В Тьме и в Свете
Я тебя по имени зову.
Лес молчит,
Словно полк, лишенный короля,
Лишь в ночи
Кровоточат ветви.
Ветер,
Полуночный ветер мне сказал:
Чтобы верить,
Не нужны ни разум, ни глаза.
Здесь трава
До сих пор хранит твои следы,
Но в ночи кровоточат ветви.

Гном даже поежился, услышав в голосе Даэрона такую неизбывную тоску — и это учитывая, что песни эльфов сами по себе не отличались особенной радостью. Голос Даэрона дрожал, пока он пел, когда же песня оборвалась — ее последние строчки повисли на мгновение, — он долго сидел неподвижно, склонив голову и задумавшись.

— О чем была эта песня? — спросил Гимли. Его сердце отчего-то забилось сильнее

— Об эльфийке, что тоскует от разлуки с возлюбленным, — ответил Даэрон. — Он ушел за Море, а она осталась на Далеком Западе. Эту песню сочинили мои сородичи, нолдор, но она так понравилась моему народу, что они по сей день поют ее.

Даэрон выглядел опечаленным — даже его острые уши как-то поникли, — но, очевидно, причина тому была не в песне.

— Есть ли у вас, эльфов, веселые песни? — попытался пошутить Гимли, однако попытка окончилась неудачей. Он вздохнул и спросил: — Есть ли что-то, из-за чего так тоскует твое сердце, ghivashelê (мое сокровище)?

— Нет, ничего, — произнес Даэрон и вздохнул. Гимли хотел утешить его, но не успел, потому что Даэрон вдруг повернулся к Гимли и странно на него посмотрел. Голубые глаза решительно сверкнули в звездном свете, а потом Даэрон резко потянулся вперед, обхватил щеку Гимли ладонью и легко коснулся его губ своими.

Сердце Гимли пропустило удар, и он застыл на своем месте, как громом пораженный. Губы Даэрона были тонкими и прохладными, и он очевидно понятия не имел, что следовало делать дальше. Даэрон слегка отстранился, видя, что от Гимли не было никакой реакции, однако стоило ему двинуться, как Гимли отмер и подался вперед, целуя в ответ. Через секунду они уже исследовали рты друг друга исступленно и жадно. Гимли казалось, что в его груди лопнул шар света, согревая все его тело, наполняя его жаром. Даэрон целовался неумело, однако пылко и страстно, и короткие звуки, которые он издавал в поцелуй, заставляли Гимли кипеть от желания.

Внезапно Даэрон перекинул ногу через бедра Гимли и устроился на нем верхом, нивелируя разницу в росте. Гимли обхватил одной рукой его талию, чувствуя под пальцами горячее тепло тела эльфа, а другой сделал то, что хотел уже давно, — запустил в водопад золотых волос. На ощупь они были как шелк.

— Гимли, an ngell nîn (пожалуйста), — выдохнул Даэрон, слегка отстраняясь от гнома, раскрасневшийся, с глазами, сияющими как две звезды. Гимли приласкал острое ушко, а затем прикусил мочку, отчего Даэрон издал громкий вскрик, эхом разнесшийся по рощице. Эльф огладил руками плечи и грудь Гимли, спускаясь ниже и останавливаясь на поясе его кафтана.

— Даэрон, — хрипло прошептал Гимли и поцеловал тонкую белую шею. Эльф под его руками вдруг окаменел, а потом резко отшатнулся и слез с коленей Гимли в траву.
В глазах Даэрона плескалось нечто такое, чему Гимли не мог подобрать описания.

— Что-то не так, amrâlimê (любовь моя)? — недоуменно спросил Гимли. Это слово Даэрон знал — Гимли разъяснил, что оно значило, когда Кили однажды назвал так Тауриэль.

Эльф вдруг схватился за голову, а потом вскочил на ноги, как ошпаренный кипятком, и посмотрел на Гимли сверху вниз.

— Прости меня, Гимли, — вырвалось у Даэрона. — Прости, прошу. Я не могу так с тобой поступать.

— О чем ты говоришь? — спросил растерянный Гимли, тоже поднимаясь, однако Даэрон не стал его слушать, и вскоре его и след простыл. Донельзя растерянный, Гимли остался один, недоуменно глядя вслед эльфу.

Когда Гимли повернулся к статуе королевы, ему вдруг почудилось, что он смотрел на Даэрона.

Chapter Text

— Значит, чертоги тебе понравились? — спросил Леголас, сидя за обеденным столом.

Трандуил помешал вино в кубке и кивнул. Отец выглядел очень довольным — Леголас давно не видел, чтобы его глаза так ярко сияли.

В последнее время Леголас старался реже пересекаться с Трандуилом. Чем ближе был день завершения работ, тем беспокойнее становился Леголас, и отец наверняка заметил бы это. Привязанность Леголаса к Гимли крепла день ото дня, а после вчерашнего случая Леголас очень сомневался, что ему удастся долго скрываться от Трандуила.

Стоило ему подумать о том, что случилось, как в голове вспыхнули картинки вчерашней ночи, — плеск фонтана, свет звезд, горячечный шепот, сильные руки, держащие его нежно и бережно, и последующий позорный побег Леголаса. Тепло и стыд одновременно захлестнули его, и он знал наверняка, что его уши предательски покраснели. Трандуил продолжал упоенно рассказывать о своих чертогах, по счастью, не замечая странного состояния сына.

Гимли, наверное, после такого не захочет и знать Леголаса. Точнее, Даэрона. Леголас твердо решил, что объяснится во всем и расскажет Гимли правду прежде, чем тот уедет. Гимли заслужил хотя бы это.

Элберет, зачем он только придумал эту глупую маску!

С другой стороны, подпустил бы Гимли его к себе, если бы изначально знал, кто перед ним? Леголас не мог ответить на этот вопрос, и это мучило его.

— Ты слушаешь меня, ionneg (сын мой)? — спросил Трандуил. Леголас вздрогнул, очнулся от своих раздумий и посмотрел на отца. Трандуил сузил глаза и наклонил голову, что не предвещало ничего хорошего.

— Goheno nín, Ada (Прости, отец), — ответил Леголас. — Я задумался.

— О чем же, позволь узнать?

— Ни о чем существенном, — уклончиво сказал Леголас, отводя взгляд. — Ты говоришь, осмотр чертогов прошел успешно?

— Истинно так, — произнес Трандуил. — На мгновение я словно очутился в давних временах, и это согрело мое сердце впервые за много веков. Разумеется, ничто не сравнится с Дориатом, но гномы проделали отличную работу — даже я вынужден это признать.

— Я рад. Я знаю, как это важно для тебя.

— Больше, чем просто важно, — вдруг сказал Трандуил. — За такой труд я щедро вознагражу гномов. Более того, в благодарность я решил устроить пир, на который будут приглашены как мои подданные, так и наши гости.

Леголас удивленно воззрился на отца. Видимо, чертоги действительно пришлись ему по душе, раз он настолько расщедрился.

— Я думал, ты не жалуешь гномов, — осторожно заметил Леголас.

— Не жалую, — согласился Трандуил. — Но не думаешь ли ты, что Трандуил, последний из великих эльфийских королей Средиземья, не может быть благодарным? Это будет первый совместный праздник гномов и эльфов Третьей эпохи — такое событие войдет в анналы истории. И мы с тобой будем вписаны в первые страницы.

— Что? — Леголас застыл. — Ты хочешь, чтобы я тоже присоединился?

— Разумеется, — усмехнулся Трандуил. — Что за пир это будет без принца? Знаю, я просил тебя держаться от гномов подальше, но на такой случай я решил сделать исключение. К тому же, ты будешь среди сородичей, и я буду за тобой присматривать. Вряд ли гномы осмелятся сделать что-то оскорбительное, будучи в меньшинстве.

— За мной не нужно присматривать, Ada, — парировал Леголас, хотя мысли его были заняты другим. Его сердце забилось быстрее, когда он подумал, как на это отреагирует Гимли.

Вряд ли он обрадуется.

— Я очень надеюсь на тебя, сын мой, — сказал Трандуил. — Мне важно, чтобы ты разделил такой важный момент вместе со мной. Согласишься ли ты на мою просьбу?

В голосе Трандуила было нечто странное, словно отец волновался. Леголас давно не видел его таким — и уже знал, что не сможет ему отказать.

— Конечно, — Леголас выдавил натянутую улыбку. — Я буду там вместе с тобой.

Однако сказать было легче, чем сделать. По сути, это было первое представление Леголаса в качестве принца Лихолесья другому народу. Леголас любил эльфийские празднества — не было ничего лучше, чем танцевать под светом луны и звезд в день середины лета, — однако сейчас он нервничал.

Он хотел отыскать Гимли перед пиром и рассказать ему обо всем самостоятельно, а не ставить перед фактом, однако гном был чем-то сильно занят в своей мастерской, и у Леголаса не хватило духу отрывать его от работы. Помявшись перед дверью в кузницу Гимли, Леголас развернулся и отправился в свои покои — готовиться к пиру, что должен был состояться ближе к ночи.

Может быть, будет лучше, если Гимли узнает обо всем так — даже если после этого он никогда не захочет видеть Леголаса.

Леголас повертел в руках серебряный обруч, который ему необходимо было надеть, как наследному принцу. Он не стал заплетать волосы в косы, как обычно делал, а оставил их распущенными, перехватывая обручем на лбу.

Любой, кто посмотрит на этот обруч, тут же поймет, кто перед ним.

В коридорах было многолюдно — эльфы готовились праздновать. Они приветствовали Леголаса радостными возгласами и не скупились на похвалы своему принцу. Леголас благосклонно кивал им, однако искал взглядом одного определенного гнома.

Путь его лежал вниз, к развилке — левая дорога вела в черноту подземелий, а правая — в отстроенное подземное крыло. Леголас свернул направо, туда, откуда слышался гул множества голосов, похожий на гудение пчел в улье. Пройдя через богато украшенный коридор, Леголас увидел отворенные двери, ведущие в подземный чертог. Он вошел туда, остановился и обомлел. Невольный вздох восхищения сорвался с его губ.

Чертог, отстроенный гномами, был огромный и с легкостью вмещал бессчётное количество эльфов. Леголас словно очутился в настоящем буковом лесу. Стены чертога обвивали лозы и лианы, и они были отделаны серебряными и митрильными жилами, похожими на сверкающие ручьи, стекающие по стенам. Потолок был украшен драгоценными камнями, так что казалось, будто над головой раскинулся звездный купол неба, а удерживали потолок колонны, похожие на древесные стволы. Повсюду были развешены светильники, отливающие то голубоватым, то золотистым свечением, а пол под ногами был выстлан малахитом. Сейчас в зале стояло несколько длинных, ломящихся от снеди столов, за которыми пировали лесные эльфы, а в центре зала, на возвышении, стоял королевский трон — венец сего чертога, и обычный трон Трандуила на его фоне казался совсем простым. Перед троном поставили стол для королевской семьи и знатных особ. Место справа от Трандуила предназначалось для Леголаса. Слева сидела Тауриэль, а чуть поодаль — гномы. Леголас мигом выцепил из толпы знакомые ярко-рыжие волосы Гимли, который о чем-то беседовал с Кили.

Стоило Леголасу войти, как Трандуил встал и поманил его к себе взмахом руки. Гул, стоящий в чертоге, затих, оставаясь слегка приглушенным шумом на фоне, и Леголас ступал по центральному проходу, ведущему к трону, чувствуя, как гулко билось сердце. Он ощущал на себе взгляд Гимли, но не решался посмотреть в ответ.

Приблизившись к трону и остановившись перед отцом, Леголас прижал руку к сердцу и склонил голову. Трандуил улыбнулся ему и повернулся к гномам — в первую очередь, к Кили и Гимли, которые были среди своих сородичей самыми знатными.

— Полагаю, наши дорогие гости не раз слышали о моем сыне. Я наконец имею честь его представить, — гордо сказал Трандуил. — Наследный принц, мой возлюбленный сын и самое драгоценное сокровище моего королевства — Леголас Зеленолист.

Эльфы тут же захлопали, засвистели и подняли тост в честь принца. Гномы зашептались, однако бокалы в честь Леголаса все же осушили. Кили выпучил глаза и яростно зашептал на ухо сидящему рядом Гимли. Набравшись смелости, Леголас посмотрел на своего гнома — тот явно не слушал, что ему втолковывал кузен. Гимли так внимательно разглядывал Леголаса, словно видел его впервые. Леголасу показалось, что он сейчас провалится сквозь землю, до того сильный стыд охватил все его существо. Он почти видел со стороны, как порозовели его уши, и понадеялся, что никто не поймет причины подобной реакции, списав все на обычное волнение.

Наконец приветствия были окончены, и Леголас прошел на свое место за праздничным столом. Повезло еще, что он сидел не рядом с Гимли, однако острый эльфийский слух невольно прислушивался к беседе, что вели Гимли и Кили.

— Подумать только! — горячо шептал Кили. — Тот твой «простой» эльф — сам принц! Угораздило же тебя, Irak’Nadad (кузен)! С Трандуилом шутки плохи…

— Отстань, — отмахивался Гимли, хмуро глядя на кувшин с элем.

— Получается, он обманывал тебя все это время, — продолжил Кили, качая головой. — И для чего, спрашивается? Или у эльфов такое в обычае? Надо будет спросить у Тауриэль… А орочьей крови у него в жилах точно нет!

— Кили!

Леголас застонал про себя и попросил у Элберет сил, чтобы пережить это треклятое пиршество.

Впрочем, пир был отличный. Лесные эльфы быстро смекнули, что гномы не хуже их умеют пить и веселиться, поэтому особенных конфликтов не возникало. Напротив — пару раз гномы даже исполнили несколько своих песен, правда, весьма фривольного содержания, однако лесные эльфы никогда не были так чопорны, как их сородичи. Леголас станцевал несколько танцев, но настроения веселиться у него не было. Он часто ощущал на себе взгляд Гимли, однако стоило ему обернуться, как Гимли неизменно оказывался очень занятым.

— Почему этот гном так смотрит на тебя? — недовольно спросил Трандуил, неприязненно глядя на Гимли.

— Кто знает, может, я ему приглянулся? — не удержался Леголас. Трандуил закашлялся своим вином и ошарашенно уставился на сына, а Тауриэль, прекрасно слышавшая их разговор, кашлянула, скрывая смешок.

В какой-то момент Гимли исчез из чертога, как будто испарившись. Пир длился уже много часов, и состояние у всех было соответствующее. Леголас встал из-за стола, намереваясь отправиться на поиски Гимли. У него были подозрения, куда он мог пойти.

— Куда ты направляешься? — спросил Трандуил, сощурившись.

— Я объясню тебе позже, Ada, — отмахнулся Леголас, вызывая у отца неудовольствие. — Веселись!

Коридоры были пустынны — все эльфы сейчас собрались в новом подземном чертоге. Леголас миновал несколько пролетов, ведущих вверх, и вышел из отцовского дворца прямо в ясную лунную ночь. Он свернул туда, где возвышались деревья королевского сада. Знакомый путь к рощице его матери занял несколько минут.

Леголас не ошибся в своих расчетах. Гимли действительно был здесь — он сидел на кромке фонтана и вертел в руках какую-то вещицу. Стоило Леголасу появиться на поляне, как гном вскинул голову и посмотрел на него. Легкая усмешка тронула губы Гимли, и Леголас приготовился к граду насмешек или оскорблений.

— Вот и ты, наконец, — спокойно сказал Гимли. — Я ждал тебя, Даэ… Леголас. Или мне лучше обращаться к тебе Ваше Высочество?

Эльф слегка вздрогнул от того, как Гимли произнес его имя — осторожно и медленно, словно пытаясь распробовать, как оно звучит.

— Просто Леголас, — тихо ответил Леголас, подходя к гному и присаживаясь рядом с ним. Смотреть на Гимли было сложно, поэтому он опустил взгляд. — Ты правда ждал меня? После всего, что я сделал, ты все еще желаешь меня видеть?

Гимли не ответил. Собравшись с духом, Леголас сказал:

— Я должен извиниться перед тобой. Прости меня, Гимли. Я… я не думал, что мой обман зайдет так далеко. На самом деле, это случилось само собой. Мой отец не хотел, чтобы я знался с гномами, и я подумал, что не случится ничего страшного, если я представлюсь под чужой личиной. Более всего мною двигало любопытство того, кто всю жизнь провел в золотой клетке и никогда не встречал никого из большого мира. Я знаю, как это звучит, но тогда я и представить не мог, чем все закончится. Тогда я не знал тебя так, как знаю сейчас.

— Ты-то меня знаешь, — ответил Гимли. — А вот знаю ли я тебя? Было ли что-то настоящее в дружбе, что началась со лжи?

— Я убежден, что да, — с жаром воскликнул Леголас. — Гимли, да ведь рядом с тобой и был настоящий я! Не принц, не королевский сын, не представитель враждебного народа, а просто… я. Леголас Зеленолист. И я хотел признаться тебе во всем давным-давно, я просто боялся.

— Чего же?

— Что ты не захочешь меня знать, — Леголас. вздохнул — И я пойму, если ты действительно не захочешь. Однако прошу тебя, Гимли, не суди всех эльфов из-за моей оплошности. Я лишь хотел подружиться с тобой, а сам невольно подтвердил, что эльфы обманывают даже друзей. Помнишь, ты говорил мне это?

— Помню, — кивнул Гимли, а потом вдруг сказал: — Могу я спросить кое-что?

— Конечно, — произнес Леголас.

— Ты сожалеешь о том, что сделал вчера?

— Нет, — ответил Леголас тихо, но убежденно. — Нет, я не жалею и навсегда запомню этот момент, как самый счастливый в моей жизни. Гимли, я поцеловал тебя, потому что полюбил больше жизни, а если эльф любит, то это уже навсегда.

В рощице надолго воцарилась тишина. Леголас все так же не поднимал глаз, однако сильные, мозолистые пальцы вдруг ухватили его за подбородок и приподняли так, чтобы Леголас мог посмотреть прямо на Гимли. Гном быстро убрал руку, и Леголас тут же захотел вернуть тепло его прикосновения.

— Послушай, Леголас, — произнес Гимли, а затем вдруг улыбнулся. — Я на тебя не злюсь. На самом деле, я обо всем знал уже какое-то время.

Эльф широко раскрыл глаза и удивленно заморгал.

— Что? — ошарашенно спросил он. — Ты знал? Но как? Откуда?

— Догадался, — пожал плечами Гимли. — Сейчас я думаю — и как не понял раньше? Ты всегда отличался от других своих сородичей, и когда я смотрю на тебя сейчас, я вижу, как по-другому ты двигаешься, держишь себя, разговариваешь. Думаю, я просто не желал видеть очевидное.

— И ты ничего не сказал? — возмутился Леголас. — Когда ты понял?

— Ну, могу сказать, что первые подозрения закрались в мою голову, когда ты привел меня сюда, — Гимли указал рукой на рощицу. — Но окончательно я осознал, кто ты на самом деле, только когда ты поцеловал меня. Когда Трандуил представил тебя, как наследного принца, это не стало для меня таким уж открытием.

Гимли вдруг взял его за руку и нежно сжал. Леголас слушал его, затаив дыхание и с надеждой глядя на гнома.

— Я прощаю тебя, если тебе это нужно, — сказал Гимли. — И понимаю, почему ты сделал то, что сделал. Если бы я был в таких обстоятельствах — возможно, я поступил бы так же. Так что я не виню тебя. И мне нет дела до того, принц ты или нет. Я полюбил того эльфа, что бесцеремонно ворвался в мою мастерскую, и ничто не сможет изменить это, ибо гномы любят только один раз в жизни. Совсем как эльфы, по всей видимости.

Напряжение, копившееся все это время, рассеялось вместе с счастливым смехом Леголаса, бросившемуся в раскрытые объятия Гимли. От гнома приятно пахло металлом и кожей, и Леголас с готовностью прижался к нему.

— Я кое-что сделал для тебя, — сказал Гимли охрипшим голосом. Он раскрыл руку, и, отстранившись, Леголас увидел ту вещицу, над которой Гимли работал все это время. Это была заколка-гребень из изумрудов и топазов в виде зеленого листочка с серебряными прожилками.

— Зеленый лист, — произнес Леголас, неверяще разглядывая заколку. — Мое имя! Как так получилось?

— Сам не знаю, — усмехнулся Гимли. — Я трудился над ней еще до того, как узнал о твоем настоящем имени, но, видимо, сам Махал направил мою руку. Позволишь?..

Леголас аккуратно снял обруч, позволяя волосам упасть на лицо, и отставил его в сторону, а затем наклонил голову, и Гимли осторожно заколол его волосы гребнем.

— Очень красиво, — глаза Гимли казались особенно темными и теплыми, как драгоценные камни. — Это мой дар тебе, ghivashelê (мое сокровище). Но выслушай кое-что еще. Я знаю, как ты хочешь увидеть мир за пределами своего дома, и я зову тебя вместе с собой. Если же ты не захочешь покидать родину, я готов остаться в Лихолесье, лишь бы быть рядом, ибо я люблю тебя больше жизни и буду любить до скончания веков.

Взяв лицо гнома в свои ладони, Леголас принялся целовать его в нос, щеки и лоб, заставляя Гимли жмуриться и фыркать. Наконец Леголас приник к его губам, и гном охотно поцеловал его в ответ. Леголас отстранился, когда воздуха стало не хватать, и сияющими глазами посмотрел в такие же счастливые глаза Гимли.

— Я готов отправиться с тобой куда угодно, meleth-nín (любовь моя), — прошептал Леголас.

Гимли мягко огладил его щеку, а затем пропустил его волосы сквозь пальцы.

— Полагаю, я должен кое-что сказать.

— Что же?

— Твое настоящее имя подходит тебе куда больше.

Леголас рассмеялся, и счастье разлилось в его груди, словно лопнувший шар со светом. Схватив Гимли за руку, Леголас встал и поманил Гимли за собой, в траву. Рука Гимли пробралась под тонкую ткань эльфийской туники и огладила нежную кожу, отчего по позвоночнику Леголаса пробежала дрожь. Луна высоко стояла в небе, освещая небольшую рощу своим холодным серебристым сиянием.

Chapter Text

Трандуил посмотрел на Гимли так сурово, что тот невольно поежился. Ледяной взгляд короля Лихолесья мог заморозить кого угодно, а Гимли он, кажется, обещал скорую смерть.

— Возможно, я неправильно тебя понял, — вкрадчиво произнес Трандуил. — Понимаешь ли ты, гном, о чём ты просишь?

Гимли покосился на Леголаса, что стоял подле него в Тронном зале. Его эльф выглядел одновременно и решительно, и испуганно. Все же ему было непросто идти против воли отца, однако Леголас упрямо нахмурился и качнул головой, взмахнув золотыми волосами.

— Я прошу вас, Ваше Величество, отпустить Леголаса вместе со мной в Эребор, — повторил Гимли, стараясь говорить ровно.

— И в каком же качестве, позволь спросить?

— В качестве моего Единственного, — ответил Гимли. — Возлюбленного и друга.

Трандуил сжал челюсти и перевел взгляд на Леголаса:

— Если это какая-то шутка или очередное сумасбродство, что взбрело в твою голову, то клянусь, я…

— Не шутка, — ответил Леголас. — И не сумасбродство. Я уверен в своем решении, как никогда.

— Уверен, значит, — усмехнулся Трандуил, а потом так резко встал с трона, что Гимли чуть не попятился. Однако Трандуил не обратил на гнома никакого внимания, вместо этого подойдя к сыну и взяв его лицо в ладони.

Трандуил и Леголас смотрели друг на друга и молчали так долго, что Гимли даже заволновался. Однако наконец Трандуил убрал руку и сделал шаг назад, выглядя совершенно сокрушенным.

— Теперь ты понимаешь, Ada (отец)? — мягко спросил Леголас. — Ты видел мое будущее, если я останусь здесь. Хочешь ли ты этого для меня?

— Разумеется, нет, — поморщился Трандуил. — Но это просто неслыханно! Принц Лихолесья, мой сын, и какой-то гном! О, Элберет, чем я провинился в этой жизни?

Гимли закатил глаза от подобной экспрессии.

— Неужели я что-то сделал не так? — продолжал Трандуил, картинно заламывая руки, а потом сердито зыркнул на Гимли. — Пустил гномов на порог, и чем все обернулось! Мне приходится расставаться с самым дорогим, что у меня есть.

— Прошу прощения, но вы говорите так, словно я какой-то разбойник, умыкнувший вашего сына без его ведома, — возмутился Гимли. — И я не просто «какой-то» гном, а сын Глоина из королевского рода Дурина. Поверьте, благополучие Леголаса для меня на первом месте, и я смогу устроить так, чтобы он ни в чем не нуждался, будучи в Эреборе.

Трандуил все еще казался недовольным, однако Гимли видел, как он оживился при упоминании знатности рода Гимли.

— И потом, Эребор совсем недалеко, — добавил Леголас примирительно. — Может быть, это знак, что нашему королевству пора бы открыться миру? Ada, пойми, я больше не могу сидеть взаперти за семью замками. Я люблю тебя и Лихолесье, но и Гимли я тоже люблю. Однажды этот миг все равно бы настал. Ты знал, что в конце концов тебе придется меня отпустить.

— Знал, — повторил Трандуил задумчиво. — Разумеется, я знал, но не думал, что все обернется таким образом.

— Я давно вырос, Ada, — надавил Леголас. — И хочу жить собственной жизнью.

Взгляд Трандуила смягчился. Он покачал головой и сказал:

— Видно, это все же расплата за мою гордыню. Мне стоит попросить у тебя прощения, ionneg (сын мой), за то, что излишне опекал тебя. И все же знай — все, что я ни делал, я делал ради тебя.

— Я знаю, Ada, — ответил Леголас.

Трандуил едва заметно улыбнулся. Гимли еще ни разу не видел, чтобы он улыбался, — признаться, он даже думал, что король Лихолесья на это вовсе не способен.

— Что ж, — произнес Трандуил. — Так и быть. Я отпущу тебя с этим твоим гномом, но один ты не поедешь — пусть тебя сопровождает Тауриэль. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя одиноким в этой ужасной горе.

— Ужасной горе? — возмутился Гимли, однако Трандуил проигнорировал его.

— Nae! — воскликнул Трандуил. — Мой сын и гном — если Элронд узнает об этом, то житья мне не даст! А что скажет Галадриэль?..

Лесные эльфы проводили их до опушки, однако дальше идти не стали — здесь заканчивалась завеса Трандуила. Кили поначалу отнесся к компании Леголаса скептически, однако известие о том, что Тауриэль едет вместе с ними, повергло его в такой восторг, что он и думать забыл про Леголаса. Дразнить его придуманным именем он, впрочем, не перестал.

— Я уверен, тебе понравится в Эреборе, Даэрон, о принц Лихолесья! — произнес Кили в который раз, на что Гимли закатил глаза, а Леголас покраснел. Тауриэль зыркнула на Кили так, что он замолчал на полуслове, но Гимли знал, что это не продлится долго.

На опушке деревья становились совсем редкими. На границе завесы они стояли стеной, и сквозь их листву пробивался яркий свет. Впереди плескалась шумная река Лесная. Леголас замешкался на своем коне, прощаясь с дорогими ему сердцу деревьями — он знал здесь каждый листочек, каждую веточку. Гимли тоже придержал пони, так что они оказались в конце колонны.

Леголас с надеждой, трепетом и испугом посмотрел на границу леса, и Гимли почти смог ощутить его волнение.

— Страшно, amrâlimê (любовь моя)?

— Нет, — покачал головой Леголас. — Скорее, волнительно. Я так мечтал о том, что увижу Средиземье, и вот я наконец делаю первый шаг.

— Я уверен, это будет шаг к чему-то невероятному, — заверил Гимли. — Ну, так что? Едем?

— Едем, — согласился Леголас и ослепительно улыбнулся ему. Улыбка Леголаса была похожа на солнце и каждый раз делала что-то невообразимое с глупым сердцем Гимли.

И вместе, рука об руку, они покинули зеленые своды Лихолесья, открывая свои сердца большому миру.