Chapter Text
В медицинском департаменте базы затихала работа. Ночь была на исходе, у взрослых маанцев забрали пробы крови на очередное тестирование и анализ, недавно рожденных повторно отсканировали и зарегистрировали, немногочисленные сотрудники попивали кофе, втягиваясь в вялотекущие беседы. Несмотря на многолетний стаж, перевернутый график работы в привычку людей не вошел, провоцируя к утру повышенную усталость. В целом, департамент напоминал сонный муравейник. За одним исключением.
Два медика общего направления подпирали дверь родильного отделения. Лица у обоих были нервные, хотя они изо всех сил делали вид, что стоят там просто так.
- Бллин, даже закурить нельзя. Ты в порядке?
- Нифига я не в порядке! А почему у нас даже морга нет? Анатомички, патаномов.
- Дурак! Потише... А нет ничего, потому что не умирал здесь никто.
- Ну и что будем делать? Генерал нас расстреляет, точно расстреляет...
- Тихо, я сказал! Не расстреляет, потому что тогда придется куда-то девать целых три трупа, а не один.
- Давай аккуратно положим его в мешок. Я знаю, где уборщик хранит пакеты для мусора.
- И как ты пронесешь его через КПП? Развяжешь мешок и покажешь охране, как вкусный гостинец? Или просто пропустишь через рамку, активируя тревожную кнопку? Помолчи, дай подумать. Я все решу.
- Ни черта ты не решишь! Это гиблое дело! Начальник хочет нашей смерти, вот и...
Кто-то нажал на ручку двери. Изнутри. Она повернулась, но дверь не открылась, так как была заперта на сенсорный замок. Медики синхронно уставились на нее, покрываясь под халатами липкой испариной. Их серые лица приковало к маленькому окошку матового стекла, проделанному в двери на уровне глаз. Оно было абсолютно непрозрачным. И за ним что-то происходило, судя по сменяющемуся рисунку света и тени. Они оба точно знали, что кроме трупа в родильном ничего нет. Никого!
Ручка двери повернулась опять.
- Б-бежим.
- Подожди, а вдруг это...
- БЕЖИМ!!!
* * *
Я помню руки в белой резине перчаток. Они воняли асептиком и работали ножом.
Я помню голос, укоризненный. Он шептал что-то над моей головой, сердился и умилялся.
Я помню грубый хлопок больничной рубахи и неприятный холод стали, на которой лежал неподвижно. Долго? Очень долго. Но по меркам внешнего мира – всего пару часов.
Я также помню легкий завтрак, который поступил в мое тело через вену... по трубочке, растворенный в воде. Он не был таким уж питательным, но достаточным, чтобы я не ослабел, погасив искру сознания.
Вещество, отравившее меня, прореагировало с кровью и остановило сердечную мышцу. Но кроме этого сердца, мягкого и мокрого, сделанного из неприятной клеточной плоти, у меня есть другое, вылитое из живого серебра, оно в точности повторяет контуры первого. Что оно делает? Гоняет по моим сосудам светящуюся лунную жидкость, прозрачную и совсем невязкую, в отличие от крови. В ней есть нервные узлы, она умеет думать... вместо меня. Думать и чувствовать. А также выжидать. Это резерв, он защищает меня, оберегает и согревает. Хотя мое тело холоднее мертвого.
Время вернуться пришло не вдруг. Агрессивная химия, убившая меня, полностью распалась, а кровь, застоявшаяся в венах, очистилась. Запах асептика все еще неприятно стоит в носу. Я вдохнул неглубоко, кашлянул, потому что воздух обжег. Вдыхая еще раз, заметил учащенный пульс. Сердце, обманутое комой, хочет быстрее меня поднять с металлического стола. Но куда мне идти и к чему торопиться? Если отец отказался от меня...
Я все-таки сел, свесив босые ноги на пол. Легкое головокружение, тут же пропавшее, шум в ушах, шум крови. Пульс ускорился еще немного, на секунду я ощутил в грудной клетке давление и подумал, что яд разрушился не весь. Но нет... кровь успокоилась, я даже могу встать. И походить туда-сюда, вокруг стола и обратно. Пол был ледяным, я едва совладал с дрожью. Значит, моя температура восстановилась, я больше не похож на труп. И могу выйти.
Я нажал на дверь, но она была заперта снаружи. Я по инерции попробовал еще раз, потом спохватился и поискал в памяти комбинации цифр для сенсорных замков базы. Я открывал их не раз, правда, обычно с помощью ключа-карты, но сейчас мне достаточно одного волевого усилия. Я способен влиять на предметы мозгом, передвигать их и даже изменять. Искренне надеюсь, что отец об этом никогда не узнает.
Выбравшись из родильного отделения (ирония судьбы? или папы? хотя это не слишком похоже на второе рождение), я отправился сразу к выходу, стараясь не смотреть по сторонам. К счастью, коридоры к концу смены опустели. На КПП были не в курсе о моей смерти, поэтому я без лишних вопросов обменял рубашку-распашонку на привычную одежду и медленно пошел в сторону дома. Там могла быть западня. За мной наверняка следят, отец всегда доводит свои дела до конца. Моя сказочная выживаемость вряд ли придется ему по вкусу. Но что, если я не умру, даже когда он без предисловий всадит стальную пулю в мое клеточное сердце? Живое серебро включится снова, и будет питать меня до тех пор, пока... сколько? Сколько времени я буду жить внутри комы, поглощая энергию из ниоткуда? И когда полностью лишусь сознания, смогу ли вернуться? И какой смысл в моей чертовой неуязвимости?!
Отец ждал меня. Едва переступив порог, я встретился с его взглядом.
Фельдмаршал стоял так спокойно, будто я выходил прогуляться перед ужином, а сейчас вернулся, и мы сядем за стол. Глаза у него были далеко не такими, как обычно, с невозможной и ненормальной горячей искрой. Они могли бы напугать меня. Но в любой другой день, не в этот.
Я прошел мимо него в комнаты, быстрым и небрежным шагом, как будто находился в доме совершенно один. Сначала включил компьютер, колонки, музыку... вывернул громкость на максимум, мне хотелось не слышать собственные мысли. Из кабинета перешел в спальню, снял рубашку, полученную в больнице (она была мне немного узковата в плечах), с удовольствием потянулся, борясь с мнимой сонливостью... и вздрогнул. Сзади меня обхватили его руки. Легли на талию, обвивая крепко и надежно, прижали к его телу. Я усмехнулся:
- Боишься, что я вырвусь?
- Ты можешь, - голос генерала звучал хрипло. Интонацию я не уловил, поглощенный ощущениями. Такой тесной близости у нас еще не было.
- Но не буду, - я выгнулся, откидывая голову назад, на его плечо. Захват немного ослабел, и его руки сползли ниже по моему животу. Длинные пальцы касались кромки штанов. Я чувствую сквозь ткань, как они дрожат. - Скажи это. Скажи, иначе не поверю.
- Я хочу тебя.
- Ты поэтому меня убил?
- Нет.
Диалог окончен. Я больше ничего не желаю знать, а Фрэнсис большего и не скажет. Его острый язык врезается мне в ухо, жарко и нетерпеливо. Облизывает мочку, обсасывает ее... скользит по шее, и я выгибаюсь сильнее, подставляясь под его ласки. Сошел ли я с ума? Я застонал, закрывая глаза и отдаваясь его вожделению. Выключил всю защиту, тревогу, недоверие, вырубил состояние готовности к побегу и сопротивлению. Мне плевать на ловушки и коварные планы в его голове, я просто расслабленно растекся в его объятьях. Я хочу насладиться сполна его обволакивающим теплом, его сильным телом, в изгибах которого я так вольготно расположился. И я не имею ни малейшего представления о том, почему мой отец, мой убийца, мой отравитель... задыхается, как подстреленный хищник, кусая и облизывая мои полуоткрытые губы. Я снова принял его жадный язык в свой рот, я снова послушно отвечаю на его поцелуи. Я кукла, рожденная насытить его самые сладкие и извращенные фантазии? Я терзаюсь в своей странной догадке. Шестнадцать лет он стоял спокойно в стороне и ждал... именно этого, момента кровосмесительной близости, когда он сможет вкушать и пить меня, зарывшись пальцами в волосы, крепко и властно держа за затылок. Но гипотеза рассыпается в прах, когда я вспоминаю об убийстве. Все было не так, все неправильно. Я назвал его план ошибкой, а себя назвал программой, вышедшей из-под контроля. Я открыл ему свой крест, я показал все карты. И когда я умирал... я все еще смутно помню. Эти влажные поцелуи, отчаянные, безумные... мог ли он раскаяться? Нет, точно нет, только не он, не мой фельдмаршал. Тогда что, что, вот ЧТО?! Должен быть ответ, но мне вовек не отгадать его, не прочитать его запутанные и страшные мысли.
Фрэнк бережно снял с меня оставшуюся одежду и отнес в постель. Я хотел, чтобы он лег на меня, я желал прогнуться под ним, обвить его тело длинными ногами... у меня темнело в глазах от непрошеных желаний, я истомлено раскинулся на кровати, отчетливо понимая, что горю, но не понимая – отчего. Отец гладил пальцы на моей руке, потом резко сжал ее.
- Я знаю о твоей силе, Эрик. Я знаю, что не могу тебя контролировать. Хотя все еще могу убить. Но есть вещи хуже, - он наклонился, касаясь языком моего соска. Сначала правого, затем левого... с глухим стоном я ощутил его уже где-то между бедер. - Твоя дьявольская нагота делает меня зверем. Ты вынуждаешь меня к крайним мерам. Я буду держаться от тебя подальше. Буду скучать и усыплять тоску наркотиками. Буду навещать тебя крайне редко. Чем реже – тем лучше. Тебе же будет легко. Ты все забудешь, малыш. Завтра же. Программа твоего убийства является всего лишь частью этого плана. Последний ингредиент яда, находящегося в твоей крови во взвешенном состоянии, сотрет твою память, сотрет дочиста. Все, что тебе нужно будет вспомнить для нормальной жизни, ты вспомнишь потом, постепенно, повторяя по книгам, по звездам, разглядывая на картинках и слыша на улице. Но мои грязные объятья ты забудешь. И вспомнить сможешь при одном условии: если они повторятся, - он глубоко вздохнул. - Я сделаю все, чтобы они никогда не повторились.
- Чистые.
- Что?
- Они чистые. Твои объятья. Ты лжешь мне о своей грязи.
- Эрик, ты не понимаешь. В мире людей не принято...
- Я не в мире людей! Я в своем собственном мире. В мире, который ты создал для меня. Он диктует свои правила и живет по своим законам. И ты властелин этого мира, ты мог бы сполна окунуться в его сладость и бесконтрольность. Никто, слышишь? никто не стоит здесь выше, чем ты, ты сам – Бог и Судья. Но ты боишься, папа... даже ты, всесильный полководец, генерал и безумец, ты боишься переступить черту, которую переступал много раз в других местах. Там, где чувствовал себя вольно. А здесь ты начертил себе табу, как простой человек. Какого наказания ты испугался? Громов и молний с неба? Ты везде сказал себе «ДА». А тут скажешь «нет»?
- Замолчи, - он накрыл мой рот, жестко и больно, но я все равно ухитрился прошептать:
- Завтра я все забуду. Второго шанса не будет. Съешь, сожри меня... изнасилуй... сделай все, что хочешь.
- Заткнись! - он яростно прокусил мне нижнюю губу, но тщетно: я смеялся над ним, не чувствуя боли.
- Тебя так пугает власть, которую я возымел над тобой? Она больше всего того, чего ты добился в мире людей? Папа... папочка... - я закрыл глаза, слизывая кровь с прокушенной губы, - ты не хочешь, чтобы я победил, да? Ты уйдешь сейчас. И ничего не произойдет. Ничего абсолютно.
- Ты самое большое искушение, в которое меня когда-либо вводили.
- Но ты не уйдешь просто так. Я хочу пари.
- Хорошо.
- Ты вернешься за мной. И освободишь меня. Когда найдешь искушение, большее, чем я.
- Ты умрешь от ревности, Эрик.
- Я наконец-то умру, папа? Нет, я не верю такому счастью. Но как же моя амнезия? Как я вспомню наше пари, как пойму...
- Я поцелую тебя, как целовал сегодня. И ты узнаешь все о грязи, сполна.
* * *
- Мы не провели ту ночь вместе. Фельдмаршал истерзал мои губы, выпив из них всю кровь, и ушел. Шум вертолетных винтов сделал меня несчастным. Я не мог спать и вместе с тем боялся все-таки уснуть и проснуться наутро младенцем. Я не хотел ничего забывать, дороже всего мне была страсть, пылавшая в его глазах, неподдельная, хоть и безумная. И мне действительно было срать на запреты, я жил дико и вольно, свободный от любых условностей. Кровосмешение, в которое меня отправил бы секс с отцом – пустой звук. Я делил все лишь на ложь и правду. А его любовь была правдой. И ее не портили все многочисленные попытки убить меня или оставить. Даже скорее украшали. Он боролся с собой, боролся с тем единственным, что считал пагубным и неправильным. Мне очень жаль. Из-за большого количества химии, которой меня пичкали в Сандре Льюне, память возвращалась медленно. И вернулась полностью сегодня, спустя месяц с его смерти. Это все.
Ксавьер молчал так долго, что я испугался. Похоже, излишней откровенностью я испортил наши отношения. А они и так были далеки от идеала. Я боялся пошевелиться под его мрачным взглядом и рисовал в воображении черт знает что. Месть, презрение, язвительные вопросы, упреки. Один вопрос я все-таки услышал, уже находясь в полуобморочном состоянии, с серебрением в подкожных сосудах.
- Что делали с тобой после убийства? Ты сказал, что помнишь руки врача и нож. Что тебе резали? И зачем?
- Я не знаю. Все поверхностные повреждения заживают слишком быстро. Провалявшись в родильном отделении пять или шесть часов, я очнулся без единой царапины.
- Каким образом ты понял, что память возвращается?
- Сны... обычно мне снился ты и фельдмаршал, который... тебя... как в тот день, когда я застал вас, и кровь была даже на шторах. Так вот... все чаще в снах с Фрэнсисом я видел себя, а не тебя. А сегодня психоделия достигла вершины. Прости, я не хочу вдаваться в подробности.
- Ты рассказал больше, чем мог бы выдержать священник или сексопатолог. А я выдержал. Что такого осталось, чего ты стесняешься? - Ксавьер нахмурился, потом быстро и принужденно улыбнулся, сообразив, что силой признания не добьется.
Я обреченно вздохнул. Мне ужасно не хотелось говорить о последнем сне, всё, что я видел, не вписывалось ни в какие рамки, моральные или аморальные. Мне хотелось, чтобы пришел Ангел, диким котом гулявший где-то, и спас меня. Прочитал мои мысли и мягко, как может только он, изложил суть. Но Энджи обещал вернуться только завтра, он дал нам время побыть наедине и расставить все точки над i. Последняя точка никак не встанет на место. Неужели мой язык повернется вымолвить это?
- Отец желал вступить со мной в половой контакт еще тогда, когда я пребывал в нежном возрасте. Препараты для стимуляции амнезии мне вводили регулярно: после каждого его визита в Сандре Льюну и вплоть до нашего пари. Очень трудно и медленно я обнаружил характерные провалы в памяти, еще труднее было их заполнить. Я думал долго над деталями... над его манерами, речью, жестами, особое внимание уделил моментам, когда он ко мне прикасался – медицинскими инструментами или голыми руками, не суть важно. А сегодняшний кошмар открыл главный секрет, в целом простой. Мне приснился отрывок детства. Мне лет одиннадцать, ну может, двенадцать. Я бегаю по темному лесу, играя в контрабандиста, бегаю слишком быстро, падаю и разбиваю коленку. Характерная травма, ничего особенного. Терплю боль и приползаю домой, а там Фрэнсис, он только прибыл в кратер. Он хватает меня и уносит промыть рану, но в ванной, вместо того, чтобы открыть воду, он закатывает мне штанину и слизывает выступающую кровь. И высасывает новую... Мне кажется это забавным, ровно до того момента, когда его запачканные губы впиваются мне в шею, потом в рот. Я ничего не понимаю, но воспротивиться все равно не могу. Его руки всегда обладали какой-то магической силой подчинения и притяжения. Продолжать?
- Да.
- Черт возьми, Ксавьер! Он раздел меня, не забыв забинтовать колено и облапав везде, он прикасался ко мне в таком перевозбужденном состоянии, что я не знаю, почему он меня не трахнул! Голого маленького мальчика, которого он не выпускал из рук всю ночь, целуя и тяжело дыша, тяжело дыша и целуя, без остановки, нервно сминая его хрупкие худые плечи, больно сжимая за бедра и тихо постанывая, несмотря на хваленый железный самоконтроль! Тебе этого все еще мало? Я вспомнил, как он языком доставал у меня изо рта выпадающие молочные зубы и языком же проверял, как растут постоянные, он сходил с ума от бешенства, если врачи при медосмотрах пытались меня обнажить, никто кроме него не должен был видеть мое тело. А сам он созерцал меня так, что каждый раз хотелось убежать и спрятаться. Но я стоял на месте. Или лежал... и ждал, пока он закончит наслаждаться зрительно и перейдет к тактильным ощущениям. Генерал никогда не останавливался на полпути, ему нужно было пощупать меня всего, с ног до головы, и только тогда он немного успокаивался.
- Так вот что Фрэнк имел в виду, когда говорил, что нежности и осторожности в постели его научили дети, - Ксавьер с горечью отвернулся. Но я закончу свой рассказ во что бы то ни стало.
- Наутро после его объятий меня неизменно ждала лошадиная доза мнемоцида и абсолютно точная уверенность в том, что «папа вчера не приезжал». Но чем старше я становился, тем сдержаннее становились ласки, и реже – визиты. Похоже, он начал осознавать, к чему ведут игры с моим разумом... ну и телом тоже. И прилетал тогда, когда срывался, и сил терпеть влечение совсем не оставалось. Но я незаметно вырос. И он вдруг понял, что я отвечаю взаимностью, целую и обнимаю его не хуже его самого. И до, и после амнезий. И если его действия не помню, то свои-то чувства забыть не могу. Он решается отказаться от меня. Отравление, обещание, новый, самый большой провал в памяти. Четыре года проходит в мертвой тишине. И появляешься ты. Отец не помнит пари, он едва ли помнит самого себя, но я нахожу внутри достаточно ревности и силы, чтобы воспользоваться тобой и выбраться, наконец, из ненавистного кратера. И если бы не чертов поцелуй на крыше у бассейна, я бы ни за что не начал вспоминать. Он сделал это специально. Чтобы сейчас я мучился. И чувствовал себя его порочным продолжением.
- Ты все это успел обдумать, проснувшись от кошмара?
- Нет. Я думаю об этом сейчас. Мне стыдно. И больно. Я хочу уйти.
- Сидеть, - Ксавьер схватил меня за коленку, не поворачиваясь. - И ты считаешь, что после всего услышанного, увиденного и испробованного я дам тебе уйти? Кстати... Ангел в курсе?
- Мы обменялись снами перед завтраком.
- Ах вы паранормальные скотины... - смягчающийся тон дарит мне надежду. - И конечно, он тебя не осуждает. Андж сам, небось, видел во сне кровосмесительные сюжеты, писанные гуашью, маслом и героином. Ну почему меня не тянет к Мануэлю? Получилась бы славная кровная месть...
- Надеюсь, ты говоришь это несерьезно. Твой младший брат сейчас стоит под дверью и подслушивает.
- Тащи его сюда, малолетнего засранца. Стоять потом будет под дверями столько, сколько влезет, потому что сидеть на жопе не сможет.
- Ксавьер!
- Да я выпорю его просто-напросто, - белокурый программист нежно улыбнулся и тронул меня за подбородок. - Эрик, я сыт по горло инцестом. Звучит довольно сладко, кровь будоражит не по-детски, но пусть остается в прошлом. Я люблю тебя в настоящем. А теперь тащи засранца. И не вздумай жалеть его и попадаться на удочку жалобного визга.
Я послушался, давясь непрошеным смехом. Ману драпанул, но отбежать далеко не успел. Я приволок его обратно и был застигнут врасплох последним вопросом.
- Ты скучаешь по фельдмаршалу?
- Я совру.
- Скучаешь?
- Да.
- Да?!
Я не хотел его расстраивать. И соврал, сказав, что совру. Вышел из особняка, держась за стенку. Перед глазами у меня маячил лунный кратер, километры колючей проволоки, мягко поблескивающий купол с тремя еле заметными точками взрывпакетов... и лицо Фрэнсиса, холодное и безукоризненное.
Я моргнул, избавляясь от видения. Теперь перед глазами возник Анджело, он подпирал колонну крыльца и выглядел настоящим. Или завтра уже наступило, или он вернулся раньше. Вернулся ради чего?
Он поманил меня, избавив от муки выбора – убегать куда-то, прячась, или же оставаться и принимать себя во всей мерзости и ничтожестве. Мне хотелось если не быть, то хотя бы казаться твердым, непоколебимым, уверенным в себе... но, едва приблизившись, я позорно уткнулся ему в грудь. Мне не хватает отца, но я не должен искать Фрэнсиса в этом длинноволосом чёрте с острыми клыками и не менее острым языком.
- Ты Эрик Конрад. Это значит – ты справишься.
Он подсадил меня на руки, и я перегнулся через его плечо. Чувствую внезапную тошноту и сухость во рту.
- Я боялся признаться. Мне так хочется раскромсать что-нибудь... или прокусить. Может, ладони. Или мочку уха...
- А? Ну что я говорил, - Эндж засмеялся, поглаживая меня по спине. Я перегнулся еще немного, присвистнул и вытащил из заднего кармана его штанов тонкий стилет, показавшийся знакомым. - Приступай.
- Хм... - я сделал большие глаза, не совсем въехав. Он отпустил меня и приложил мои руки к вороту своей рубашки. И начал объяснять. Бесстрастно и тихо.
- Сначала рвешь эту одежду. Медленно, сверху вниз, по пуговке... пока все не отлетят. Потом крепко зажимаешь стилет в правом кулаке. Приставляешь острие к моему позвоночнику. Левую руку прижми ко мне сзади. Пониже, чтобы ловить скатывающуюся кровь. А дальше – тебе врожденная фантазия подскажет.
- Энджи...
- Вы уже назначены. Приступайте к своим обязанностям, генерал-фельдмаршал.