Chapter Text
Но где она живет вечная любовь?
Уж я-то к ней всегда готов.
Алва обещал задержаться до Андий, а до них был целый месяц. Впрочем, Ричард был уверен, что если бы маршал не хотел оставаться дольше требуемого, ничто и никто не смогли бы его заставить. Но, тем не менее, они оставались в Фельпе. В целом, теперь это походило на своеобразный отпуск: после того, как Рокэ написал и отправил уйму отчётов, Ричард на пару с Герардом сбились с ног, разнося копии этих отчётов и разнообразные письма, решилась проблема с пленными (причём Рокэ повторно отказался претендовать на «пантерок», теперь сославшись на то, что с ними прекрасно справлялся виконт Валме), — время освободилось для отдыха. Победоносного маршала Алву хотели видеть в гостях чуть ли не все более или менее знатные дома Фельпа, и Рокэ старался никому не отказывать, хоть и отправлял часто вместо себя Марселя. Пару раз к себе приглашал дядюшка Марселя, на правах посла живший в Фельпе (на самом деле, родной дед, но остальным такие подробности знать было необязательно). Ричард много гулял по городу: днём они с Марселем изучали ассортимент товаров в местных лавочках в поиске сувениров для сестёр Ричарда, а вечером Ричарду компанию составлял Рокэ. Часто они вдвоём ходили по расчищенному от последствий сражения пляжу, разговаривая или слушая плеск волн. Рокэ много рассказывал о Кэналлоа, твёрдо обещав, что предстоящую зиму они проведут там вместе.
Вместе. После объяснения между ними изменилось всё и ничего одновременно. Они по-прежнему оставались монсеньором и оруженосцем, Рокэ по-прежнему на тренировках гонял Ричарда до шестнадцатого пота и не перестал комментировать его действия с неиссякаемым сарказмом. Но вечерами, которые принадлежали только им, они становились просто Рокэ и просто Ричардом, хотя даже и вечера эти мало отличались от тех, что были раньше: они пили вино, Рокэ играл на гитаре и иногда пел. Но теперь Ричард купался в океане нерастраченной нежности, которой в Рокэ оказалось неимоверно много, и сам Ричард старался отдавать не меньше, пусть робея сначала, но всё больше привыкая и раскрываясь, как северный цветок от весеннего тёплого солнца. Он нежился в объятиях Рокэ и млел от его поцелуев, чувствуя себя неприлично счастливым.
Луна похудела и вновь округлилась. Наконец, наступила праздничная ночь Андий. Заблаговременно утолив ламирский голод, они явились на главную городскую площадь когда веселье уже разгорелось буйным, звонким и ярким цветом, и окунулись в него буквально с головой. Ричарду, бывавшему на сельских ярмарках ещё с отцом, а после все празднества проводящему в молитвах, поначалу было весьма неуютно от громкого и пёстрого водоворота, но Рокэ чувствовал себя в этом безумии прекрасно, и безумие оказалось заразным — Ричард совсем быстро обнаружил себя в хороводе среди матросов, гребцов, канониров, офицеров и капитанов, вопящих, горланящих и смеющихся. И он сам вопил порой совершенно невпопад, смеялся и танцевал что-то такое, за что матушка-герцогиня посадила бы его на хлеб и воду. Хотя, если бы она увидела, как фельпцы празднуют ночь святого — она бы окрестила их всех язычниками.
После хоровода моряки вздумали качать на руках вожаков и отличившихся — Алву, разумеется, эта участь не минула, но тот только громче смеялся, пока толпа подбрасывала его навстречу полной луне. Ричард уловил краем глаза Марселя и не смог сдержать улыбки: капитан явно старался слиться с фоном, дабы избежать даже возможности взмыть в небеса и растрепать уложенные волосы. А вот когда моряки чествовали Луиджи Джильди, Ричард не смог сдержать вздоха печали: сын адмирала всё ещё тяжело переживал смерть той девушки из «пантерок». Ричард, узнав о его трагедии, даже задавался вопросом, могли ли они спасти Поликсену? В том смысле, могли ли они обратить её в ламира? Он даже задал как-то этот вопрос Рокэ, но тот покачал головой: умерший не воскресает.
Ричард не успел увидеть, как Джильди поставили на землю, потому что вынырнувший из толпы Рокэ схватил своего оруженосца за руку и увлёк в сторону. Его чёрные волосы, выбившись из хвоста, липли ко лбу, а глаза весело блестели.
— Как ваш маршал, юноша, я объявляю стратегическое отступление.
Ричард рассмеялся и последовал за Рокэ, потянувшим его прочь от площади. Не размыкая рук, они пробирались сквозь толпу, и пусть Рокэ знали абсолютно все, но каким-то чудом их не замечали и не останавливали.
Время уже перевалило за полночь, когда они переступили порог палаццо Сирен, безмолвного на фоне отдалённых звуков празднества. Рокэ тут же притянул его к себе и поцеловал так жарко, что у Ричарда даже почти закружилась голова. Когда Рокэ, наконец, оторвался от него, Ричард запыхался так, словно пробежал невесть сколько хорн. Рокэ ухмыльнулся хуже закатной твари, хотя выглядела эта тварь при этом как произведение искусства.
— Совершенно не жалею, что остался на празднование этих Андий. А у тебя какое впечатление?
Ричард честно попытался собрать мысли в кучу:
— Никогда не видел, чтобы в честь святого столько пили и плясали.
Рокэ хмыкнул:
— Что ж, я тоже. Просто мы родились не в Фельпе.
Они прошли в покои маршала, Рокэ прикрыл за ними дверь. Ричард зажёг несколько свечей в подсвечнике. На столике для умывания стоял таз и полный кувшин воды. Рокэ прошёл к нему, на ходу расшнуровав ворот рубахи и закатав рукава, налил в таз воды и умыл лицо, шею и грудь. Ричард подал ему полотенце, лежащее рядом. Рокэ промокнул лицо, а потом с озорной улыбкой брызнул водой. Ричард возмущённо фыркнул, но тут же улыбнулся: он раньше никогда не видел Рокэ в таком настроении. Тот сейчас был каким-то… игривым? Другого слова Ричард не мог подобрать, и это заставляло его любоваться им, внутренне наполняться восторгом и как-то совсем слегка волноваться. Несмотря на то, что солнце село и была ночь, Ричарду как северянину было всё ещё жарко, потому он тоже умылся и, когда вытирал лицо, услышал, как характерно хлопнула пробкой бутылка — Рокэ разлил вино в два бокала.
— Наш не-старый дед Валмон в прошлом году решил обзавестись виноградником — вот, передал бутылку с первого урожая. Предупредил, что вино особое.
Ричард принял из его руки бокал с игристым вином, белым, но с каким-то розоватым оттенком. Он отпил глоток, но ни на вкус, ни на запах вино, как ему показалось, не отличалось от обычного, просто сладкое, с немного ягодным послевкусием. Отпил ещё немного.
Рокэ усмехнулся:
— Не увлекайся, если не хочешь захмелеть.
Ричард недоумённо посмотрел на Рокэ, а потом вспомнил, как Марсель говорил о полыни и белладонне. Алва посмотрел вино в бокале на просвет огня свечей, хмыкнул:
— Валмоны явно станут популярными виноделами среди ламиров.
Ричард облизнулся. Промелькнула шальная мысль, что сегодня, сейчас, ему представлялся возможным шанс, редчайший теперь, списать всё что угодно на опьянение вином. А это «всё что угодно» было желанно, дразняще и постыдно откровенно. За весь прошедший месяц Рокэ не сдерживался в проявлении чувств, топя Ричарда в горячих поцелуях и жарких объятиях, но не переходя невидимых границ в их близости. А Ричарду хоть и было довольно-таки, скажем прямо, страшновато переступать эту самую границу, но уже надоело видеть сны, при воспоминании о которых наяву он краснел как маков цвет.
Потому, желая приобрести чуть больше смелости и избавиться от излишней робости, он вполне отважно допил вино в бокале в три глотка. Рокэ приподнял бровь в удивлении:
— Никогда не замечал за тобой тягу к опьянению.
Ричард мотнул головой и в тот самый момент почувствовал, что эффект есть — пузырьки весело ударили в голову, и он слегка покачнулся, поставив пустой бокал на стол.
— Её нет.
И подался вперёд, целуя Рокэ.
Алва тут же ответил, прижимая к себе, углубляя поцелуй, что Ричард охотно ему позволил. Аромат апельсинов и нагретого на солнце песка обволакивал и заставлял внутри всё буквально тлеть и плавиться. Рокэ целовал его тягуче, сладко, властно, но мягко. Своим языком он гладил его язык, дотрагивался до нёба и проходился по кромке зубов. Когда Рокэ кончиком языка надавил на клык, острый даже в обычной своей длине, и вкус их поцелуя стал пряно-сладким от капельки выступившей крови, волна мурашек пробежала у Ричарда по позвоночнику, а сердце трепыхнулось и, по ощущениям, рухнуло куда-то в живот. Ричард прильнул к Рокэ так тесно, как только мог, и всё равно ему казалось, что недостаточно — он хотел врасти в Рокэ, залезть к нему под кожу и прочно обосноваться в его сердце, учащённый стук которого гремел в его ушах в унисон с его собственным.
Но пока было бы достаточно другого… слияния.
Молодая кровь быстро разгорелась в теле пожаром вожделения, а плоти в зашнурованных штанах было уже явно тесновато. Когда Рокэ чуть прикусил его губу и слизнул капельку крови, Ричард не смог сдержать стон. Горячие ладони Алвы, оглаживающие его спину, впились Ричарду в лопатки, и Рокэ разорвал поцелуй. Оба тяжело дышали, Ричард чувствовал, как его щёки пылают, и любовался румянцем на обычно бледных щеках Алвы, припухшими и влажно блестящими от поцелуя губами и синими глазами, сейчас затопленными чернотой зрачка. Ричард облизнулся, Алва проследил за этим действием взглядом.
— Правильно ли я понял, что ты…
Ричард перебил его, поспешно кивнув:
— Да.
— Если ты не уверен…
Но Ричард снова не дал ему договорить:
— Нет, я хочу!
Алва глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Скользнув рукой Ричарду по спине, он отошёл к столику для умывания, на котором стояли пузырьки и скляночки. Ричард, наблюдая, как Рокэ быстро перебирает стоящие на столике пузырьки, подхватил бокал Алвы, к которому тот едва притронулся, и бесцеремонно залпом выпил вино. Голова самую малость закружилась от лёгкого опьянения, но жар желания от этого, казалось, разгорелся только сильнее. Ричард сел на кровать, и Рокэ, найдя наконец искомое, подошёл к нему. Рокэ присел перед ним, опершись на колено, чтобы их глаза оказались на одном уровне, и Ричард мимолётно подумал, сколько бы людей в Кэртиане желали увидеть такую картину перед собой. Наверное, немало. Алва же поймал его подбородок двумя пальцами и серьёзно заглянул в глаза.
— Если тебе что-то не понравится или ты передумаешь — ты всегда можешь меня остановить, хорошо?
Ричард сглотнул, кивнул, и Рокэ поцеловал его. Наверное, если бы не возбуждение, кипящее в крови, Ричард мог бы даже заплакать, настолько в этом поцелуе было много нежности, трепета и… любви. Рокэ так и не сказал о своём чувстве напрямую, но он показывал свою любовь каждую минуту жестами, взглядами, поступками и сейчас, в этом поцелуе, был откровеннее и честнее всех возможно произнесённых слов. Он едва прикоснулся губами к губам, поцеловал щёки и закрытые веки, потёрся носом о нос, прижался лбом ко лбу. Это было невинно, но так открыто, что внутри Ричарда задрожала тонкая и звонкая струна и, испугавшись того, что может случиться, если струна лопнет, он подался вперёд и сам поцеловал Рокэ с жадностью и напором, каких не ожидал от себя.
Рокэ прижал его к себе, потянул вверх, заставляя встать, и в одно движение сорвал с кровати тяжёлое покрывало. Ричард скользнул руками под незаправленную рубашку Рокэ, коснувшись ладонями чужой сильной спины, чувствуя, как под пальцами пробегают мурашки. Рокэ разорвал поцелуй, чтобы стянуть свою рубашку и отбросить, не глядя, куда-то за спину. Туда же полетела рубашка Ричарда. Горячая кожа к коже, не только слыша, но чувствуя теперь чужое быстрое сердцебиение — от избытка ощущений Ричард даже привстал на носочки, вновь приникая к чужим губам и обвивая шею руками. Рокэ не отставал, снова тесно прижав к себе, горячими ладонями оглаживая спину от талии до лопаток, выше к шее и зарываясь пальцами в волосы на загривке. Между ними не было никакого расстояния, так что Ричард ощущал чужое возбуждение и чуть ли не задыхался от желания, волнения и восторга.
Рокэ мягко подтолкнул его к кровати и уложил на спину, приникая губами к шее и прокладывая дорожку из поцелуев вниз, по груди и животу, изредка слегка прикусывая, горячо оглаживая руками бока и бёдра. Ричард дышал ртом, но всё равно казалось, что ему не хватало воздуха. Когда же Алва, расшнуровав его штаны, стянул их с бёдер и опустился ртом на возбуждённую плоть — Ричард чуть было не захлебнулся судорожным вдохом, до треска скомкав в ладонях простыни. Рокэ не брал глубоко, но всё равно горячий и влажный рот, проходящийся по всей длине язык сводили с ума. Когда он был уже почти на грани, Рокэ выпустил его с ужасно пошлым звуком, и Ричард не смог сдержать разочарованного хныка. Рокэ ухмыльнулся, нависая над ним, его глаза горели огнём.
— Терпение, ми кариньо, всё будет.
Рокэ чмокнул его в губы и отстранился, стаскивая до конца с Ричарда штаны и избавляясь от своих собственных. Ричард задержал дыхание на эти мгновения. Он видел своего монсеньора обнажённым пару раз, но сейчас были, естественно, другие обстоятельства, и сейчас он смотрел, не отводя в смущении взгляда, но стараясь запомнить все мельчайшие детали. Сейчас ламирское зрение давало увидеть блёклые, но всё равно ужасающие шрамы на сильной спине, огладить взглядом покатые плечи, руки, залюбоваться смоляными длинными волосами, тронутой загаром кожей и чужим возбуждением, требующим к себе внимания.
Он сел на постели, и Рокэ устроился напротив него, поймал его взгляд:
— Ты всё ещё можешь остановить меня, если захочешь.
Ричард придвинулся ближе, улыбнулся, обнимая Рокэ за шею:
— Я Повелитель Скал, а не хрусталя.
Рокэ улыбнулся уголком губ, щекотно провёл кончиками пальцев вдоль боков:
— Но не из камня, ми тьерно ниньо.
Рокэ мягко поцеловал его, наклоняясь вперёд, вновь укладывая на спину и нависая сверху, ненавязчиво заставил развести ноги и устроился между ними, не прерывая поцелуя. Рокэ тесно прижался, почти ложась сверху, и потёрся плотью о плоть, сцеловывая сорвавшийся с губ Ричарда стон. Дикон уже готов был взмолиться, чтобы Алва сделал хоть что-нибудь, когда почувствовал внизу, в самом сокровенном месте, прикосновение скользких пальцев, а в воздухе — яркий аромат розового масла, который он даже не заметил до этого. Рокэ не прекращал целовать его губы, щёки, покрывать поцелуями шею и грудь, когда протолкнул палец внутрь. Ричард резко вздохнул, но это не было больно или неприятно. Разрубленный Змей, Рокэ Алва по праву носил звание первого любовника Талига, потому что, пока он целовал, кусал и зализывал места укуса, доводя до исступления, Ричард даже не заметил, что вместо одного пальца стало уже три. Казалось, что каждая часть его тела горела и желала большего.
— Рокэ, пожалуйста…
Алва шумно выдохнул. Пальцы исчезли, и Ричард потерянно вскинулся, чтобы увидеть, как Рокэ выливает из пузырька масло на ладонь и смазывает свою плоть. Рокэ отбросил пузырёк куда-то на постель, и Ричард откинулся на подушки, шире раздвигая ноги. Если бы он не был настолько возбуждён, он бы сгорел от стыда, но сейчас бешеный стук сердца заглушал все мысли. Рокэ поцеловал его в плечо, в шею, и, придерживая за бёдра, медленно толкнулся внутрь. Из груди Ричарда вырвался такой низкий гортанный стон, что Рокэ в ответ чуть не зарычал. Подхватив его удобнее, Рокэ толкнулся ещё раз, и ещё, увеличивая темп и выбивая всё новые стоны, а после отпустил себя, беря быстрый темп. Ричард метался по постели, комкая несчастные простыни и захлёбываясь в стонах.
— Рокэрокэрокэрокэ…
Когда Рокэ толкнулся под каким-то другим углом, Ричарда словно прошило молнией удовольствия и буквально подбросило на постели. Скользкой от масла рукой Рокэ обхватил его плоть, не переставая двигаться, и пары движений хватило, чтобы Ричард выгнулся от накрывшей волны наслаждения.
— Росио!
Рокэ вцепился в его бёдра почти до боли и с протяжным стоном излился на простыни, едва успев выйти.
Несколько мгновений по комнате разносилось их шумное дыхание. Ричард ощущал себя выброшенной на берег медузой: ему было жарко, но так хорошо, что он готов был растечься бесформенной массой и остаться так навек. Лёгкое опьянение от вина исчезло без следа, но хотелось пить, однако шевелиться категорически не было желания.
Отдышавшись, Рокэ чмокнул Ричарда в плечо, встал, намочил водой полотенце и, вернувшись, обтёр влажной тканью. Кинув полотенце на пол к куче вещей, Рокэ подгрёб под себя Ричарда и, судя по всему, вознамерился зацеловать его до смерти — короткими быстрыми поцелуями он осыпал его лицо, шею, плечи и грудь, вызвав у Ричарда сначала улыбку, а после и лёгкий смех:
— Рокэ, щекотно!
Рокэ приподнял голову и, встретив его взгляд, Ричард замер. Уголки губ Алвы были приподняты в еле заметной улыбке, но в синих бездонных глазах плескалось целое море счастья. Едва успокоившись, сердце Ричарда вновь забилось быстрее. Он хотел что-то сказать, но не мог найти слов и боялся разрушить хрупкость этого мгновения.
Рокэ последний раз чмокнул его в щёку, подтянул тонкое одеяло и накрыл их обоих — утра в Фельпе всё же были прохладные.
— Я остался до Андий, поддавшись уговорам, но теперь мне не хочется отсюда уезжать.
Ричард устроился в его объятиях, положив голову на чужую грудь, слушая стук сердца и чувствуя, как пальцы зарываются в его волосы и мягко перебирают.
— Мы можем поехать в Кэналлоа?
Рокэ тихо хмыкнул:
— Заманчиво. Но, во-первых, летом тебе там будет нестерпимо жарко — лучше, как и говорили, поедем туда зимой. А во-вторых, кардинал непременно захочет узнать подробности кампании из личной встречи. И король, конечно же, тоже.
От жары, приятной усталости и ласковых мягких прикосновений Ричарда сморил сон. Под мерное сердцебиение он всё глубже погружался в дрёму, но всё-таки услышал шёпот Рокэ в его макушку.
— Те амо, ми коразон. Те амо. Те амо.
***
В покоях палаццо Сирен было тихо, лёгкий ветерок шевелил тюль в распахнутом окне, где-то на улице всё ещё разносились голоса припозднившихся празднующих. Завтра они узнают о пропаже капитана Гастаки, не завтра — о смерти кардинала Сильвестра, ещё позднее — о принце, возжелавшем вернуть трон предков. Но сейчас два герцога, два Повелителя, два ламира — делили одну постель, одну любовь и одно настоящее бессмертие на двоих. И были счастливы.
Конец.