Chapter Text
Музыка ненавязчиво струилась по большому бальному залу Арагонского замка, не перебивала оживленный гул голосов, но нежно сглаживала смех статных женщин в красивых атласных платьях и их спутников — деловых мужчин в строгих смокингах. Тсунаеши одернул юбку жемчужного платья, пытаясь прикрыть глубокий вырез на бедре, и возмущенно уставился на Мукуро. Мукуро довольно усмехался, лукаво щурил разноцветные глаза и вины своей абсолютно не чувствовал.
— Не мог наколдовать что-нибудь поскромнее? — Тсуна возмущенно фыркнул, сдавшись — платье никак не поддавалось его нелепым попыткам, но не оно было главной проблемой. Невысокий изящный каблук представлял куда большую опасность для Савады, его уязвленного эго и исхода всей операции. Оставалось только надеяться на то, что иллюзия Мукуро продержится весь вечер, и вместо высокого широкоплечего мужика по залу будет порхать невысокая хрупкая брюнетка.
— Ты выглядишь потрясающе, — Мукуро елейно улыбнулся, подавая «даме» руку, и Тсунаеши, хмуро фыркнув, принял приглашение. Туман расстилался у ног, скользил по оголенному бедру и поднимался выше, окутывая фигуру целиком. Тсунаеши краем глаза взглянул в отражение окна и не смог не признать, что действительно выглядит эффектно, а самое главное — совсем не похож на себя самого. Иллюзии Мукуро уже давно перешли грань между реальностью и фантазией, воздействуя на объект на уровне всех пяти органов восприятия. Без подготовки легко запутаешься, что есть правда, а что ложь, что вымысел, а что приукрашенная истина, спутанная изящными руками кукловода.
— И в твоих интересах, чтобы все кругом воспринимали меня так же, — Тсуна взволнованно прикусил нижнюю губу, мельком оглядывая бальный зал. Нужный ему человек еще не почтил хозяина вечера своим скромным присутствием, но Тсунаеши был уверен — он явится. Не сможет пропустить столь значимое событие, как Осенний бал Альянса пяти семей.
— Будь осторожен, Солнце чувствительно к Туману, а Солнце Аркобалено может оказаться и мне не по зубам, — в глазах Мукуро на мгновение проскользнула тень обеспокоенности и так же быстро исчезла, сменившись напускным восторгом, когда на горизонте показался хозяин вечера — невысокий мужчина с первой сединой на висках.
Один из организаторов бала, босс семьи Томазо — вспыхнул в мыслях импульс напоминанием, и Тсуна с благодарностью посмотрел на своего спутника. Они наладили мысленную связь всего пару недель назад, прочно связав себя узами Связи — как Небо и его преданный, но неоднозначный Туман. Смелое решение в их разваливающемся по швам мире, но Тсунаеши был уверен в Мукуро, как в себе — слишком давно и слишком близко они знакомы, чтобы он мог доверить переменчивому Туману спину и жизнь.
— Я попробую успокоить его Гармонией, если начнет что-то подозревать, а он начнет, — Тсунаеши, приподнявшись на носочках, прошептал Туману на ухо и очаровательно засмеялся, изображая веселую непосредственность. То что нужно, чтобы не выделяться в глазах такого важного человека, как Антонио Томазо, и не привлекать ненужное внимание.
— Дон Томазо, — Мукуро сжал руку на талии девушки, ощущая реальную мягкость шелка на кончиках пальцев, и вежливо улыбнулся, — рад видеть Вас в добром здравии. Позвольте представить мою спутницу — Эвелин Дефо. Юное дарование мира музыки.
Тсунаеши мысленно скривился и выдавил из себя яркую улыбку, протягивая ладонь. Мужчина аккуратно перехватил тонкие пальцы и коснулся горячими сухими губами нежной кожи на тыльной стороне ладони.
— Где Вы наши это воплощение очарования, Федерико? Она прелестна, — Антонио задержал прикосновение на руке и подушечкой большого пальца погладил нежную ладонь. Тсуна изобразил смущение на лице и потупил взгляд, робко поглядывая на Мукуро.
— Не поверите, она сама упала мне в руки, — Мукуро, или точнее быть, Федерико Альберта — консильери небольшой, но уважаемой семьи, чью личину сегодня примерил иллюзионист, глухо рассмеялся. — Посчастливилось иметь участь наблюдать в первом ряду концерт классической музыки, вы же знаете мою жену — неугомонная женщина! А синьорина Дефо, после блистательного исполнения Рахманинова, вышла на поклон, зацепилась платьем за удачно подвернувшийся гвоздь и угодила прямо мне в руки! Думал, придется умирать со скуки четыре часа к ряду, но это прелестное создание просто спасло меня. — Мукуро усмехнулся и понизил голос. — А главное, чистокровная француженка, ни слова не понимает на итальянском, но как хороша в постели, чертовка.
Тсуна в подтверждении непонимающе переводил взгляд с лица одного мужчины на другого, старательно хлопал глазами, точно пытаясь уловить суть, и смущенно улыбался. А мысленно обещал устроить Мукуро муки пострашнее Шести путей Ада за весь этот спектакль. За платье, в которое ему пришлось влезть из-за чувствительности Аркобалено Солнца к пламени Тумана, за парик и тонны геля и лака на своих волосах, за каблуки, с которых он грозился свалиться через каждый шаг, а теперь еще и за образ несмышленой дурочки-иностранки, ни черта не понимающей на итальянском. О чем они совершенно точно не договаривались. И если и с платьем, и с париком и даже с каблуками Тсунаеши со скрипом, но был согласен, не желая надеяться только на иллюзии, которые могли и вовсе не подействовать на Аркобалено Солнца и поставить всю операцию под угрозу, то последние слова Тумана уже ни в какие ворота не шли. В них не было ни целесообразности, ни смысла, Томазо вне области их интересов на этом вечере, у них есть четкая цель, заключенная в одном человека, а остальные гости забудут о существовании миниатюрной брюнетки с бездонными серыми глазами, как только он перешагнет порог замка. Мукуро просто издевался, проверял границы дозволенного, и Тсуна очень хотел наступить ему тонким каблуком на ногу и, очаровательно улыбнувшись, припечатать парой ругательств на французском. Для поддержания легенды, конечно же.
— Вы просто обязаны оказать нам честь и сыграть этим вечером, — Дон Томазо перешел на французский с легким итальянским акцентом и указал на фортепиано в зоне живой музыки.
— Для меня это большая честь, месье Томазо, — девушка улыбнулась, чуть крепче сжимая ладонь на плече Мукуро, намекая, что с этим он справляться будет сам. Заварил кашу, пусть теперь сам и расхлебывает.
Вскоре Антонио Томазо извинился и ушел встречать других гостей, и вечер вернулся в мирное русло. Тсунаеши, как подобает красивой, но пустой кукле, очаровательно улыбался гостям, смеялся в нужных местах, застенчиво краснел и непонимающе хлопал густо накрашенными ресницами. Макияж, парик с пышными локонами подвитых у лопаток волос, жемчужное шелковое платье даже на мужской фигуре сидело идеально. Ткань плотно обтягивала торс, не позволяя глубоко вздохнуть, закрывала грудь и шею, струящимся шлейфом касаясь обнаженной почти до неприличия спины. Устойчивые, но слишком высокие для мужчины, каблуки изящных босоножек, тонкие обручи колец на пальцах, не скрытых ажурными перчатками.
Все это слишком много для него одного, но Тсунаеши оставалось только поджимать губы и надеяться, что иллюзия Мукуро сработает как надо, а нелепый наряд поможет обмануть тактильные ощущения и притупить бдительность Аркобалено Солнца. Он сильный противник, но именно он нужен им — точнее, фактически, только пустышка, сдерживающая мощнейшее пламя. Но каждый из них понимал, что обвести Аркобалено вокруг пальца и утащить пустышку будет не так просто, поэтому план проработан досконально от и до, продуманы все мелочи и возможные помехи при исполнении, Тсуна одет в этот откровенно унизительный во всех смыслах наряд, а Мукуро позаботился о том, чтобы на его собственной одежде, ауре и пламени остался след Федерико Альберта, а Тсуну со всех сторон окутывал плотное пламя Тумана, скрывающее его собственное — небесное. Где-то в зале скучающе перекатывал на дне стакана виски Занзас, приглашенный как босс сильнейшей семьи Альянса, готовились прикрывать спину Кёя и Сквало, беззаботно смеялся Такеши, привлекая внимание не слишком увлеченных вечером гостей. Каждый из них был готов броситься на помощь, если Аркобалено быстро раскусит план или вовсе откажется пойти на контакт. У них был всего один шанс забрать пустышку — каждый понимал это так же хорошо, как и то, что солнце встает на востоке, а от успеха операции зависят не только их жизни, но и существование всего мира.
— Реборн в здании, — Тсуна дернулся от импульса мыслей Ямамото и уверенно направился к зоне живой музыки, покручивая на пальце кольцо Тумана, замаскированное иллюзией под обычное украшение. Его ауры должно хватить, чтобы скрыть пламя Неба, но Тсуна не был уверен, что с Аркобалено, невосприимчивого к иллюзиям, оно сможет помочь.
Дон Томазо с улыбкой проводил к оркестру, устроив руку непозволительно близко к пояснице, и что-то шепнул дирижёру, после чего Тсунаеши проводили к фортепиано в центре оркестровой зоны. Поправив юбку и откинув мягкие локоны за спину, он прикрыл глаза и попытался вспомнить то, чему много лет назад пытался научиться под строгим взглядом отца. Музыка заструилась из-под пальцев, и Тсуна не был уверен успел ли Мукуро пропитать весь зал иллюзией или это он сам создавал эти чудесные звуки, отдавшись моменту. Когда-то он страстно любил музыку, когда-то он обожал отца и был готов на многое, чтобы впечатлить всегда холодного и отстраненного мужчину. Когда-то в другой жизни он был счастливым ребенком, а потом пожар унес жизнь любимой матери, отец сослал отпрыска в интернат, чтобы не мешался под ногами, а в жизни Тсунаеши появился младший брат матери — Занзас, ставший и отцом, и братом, и дядей, и лучшим другом.
Интересно, отец бы гордился им, увидев сейчас? В платье посреди бального зала старейшего замка Италии на приеме у сильнейших мафиози страны? Жаль, что он никогда уже не узнает — Иемитсу давно гнил под трехметровым слоем земли где-то на юге. Тсуна усмехнулся мысленно и сосредоточился на игре. Того восторженного мальчишки больше нет и никогда не будет, на его месте он — Небо Три-ни-сетте, наследник мертвой семьи и надежда этого разлагающегося мира.
Доиграв, Тсунаеши смущенно улыбнулся восторженной публике, играя роль до конца, и угодил в плен темных глаз, стоило спуститься с невысокого подиума. Аркобалено Солнца неотрывно наблюдал за каждым его шагом, расслабленная усмешка изгибала уголки тонких губ. Мужчина приподнял бокал с игристым, и Тсуна отвел взгляд, ощутимо вздрогнув. Он не был готов к столь скоротечной встрече, не был готов к тому, что его так быстро заметят, не был готов к тому, что Аркобалено Солнца окажется настолько красив. Он словно светился изнутри, подпитываемый золотым пламенем, и как только Тсунаеши должен справиться и не расколоться? Он нервно потер большой палец, опоясанный небесным кольцом, и подхватил с подноса проходящего мимо официанта бокал шампанского на длинной изящной ножке, вовсе не изящно опустошая сразу половину. Мукуро нигде не было видно, а его визави медленно, с ленивой грацией хищника, пробирался сквозь гостей вечера, и чем ближе он подходил, тем сильнее росло напряжение Тсуны. Он нервно заскользил взглядом по залу, желая отыскать хотя бы Занзаса — последний оплот спасения, но, казалось, что вся Вария исчезла. Тсуна бы многое отдал, чтобы услышать громкий крик Сквало и беззаботный смех Ямамото вместо наверняка низкого голоса сильнейшего киллера мира.
— Вы удивительное украшение этого вечера, — чужой голос раздался почти над ухом, Тсуна развернулся, позволив себе передышку в три секунды, и встретился взглядом с самой темной ночью в глазах напротив. Аркобалено поравнялся с Тсуной, отступил на шаг и протянул руку. Тсуна неуверенно вложил в чужую ладонь свою и закусил щеку изнутри, ощущая теплое дыхание на костяшках пальцев. Губы мужчины мимолетно коснулись кожи, взгляд неотрывно следил за реакцией, считывая малейшее изменение в поведении, и Тсуна буквально заставил себя робко улыбнуться, молясь, чтобы иллюзия не дала трещину и вместо невысокой хрупкой девушки посреди бального зала не оказался широкоплечий мужик в платье. Аркобалено, кажется, не заметил ничего подозрительно, задержал указательный палец в центре ладони, надавив слегка, и отпустил руку. — Позвольте представиться: Реборн.
— Эвелин Дефо, — Тсунаеши крепче сжал пальцы на тонкой хрустальной ножке бокала, прогоняя прочь нервозность и волнение, и с ужасным акцентом добавил на итальянском. — Приятно познакомиться, синьор Реборн.
И опустил взгляд в пол, позволяя пряди волос у лица выбиться из уложенной волны и упасть на хрупкое плечо иллюзии. Реборн жадно проследил взглядом за упругим локоном и растянул губы в усмешке. То, что он видел перед собой, ему определенно нравилось: невысокая, хрупкая, изящная, но что-то отвлекало сознание, не позволяло присмотреться и разглядеть целиком. Реборн скользнул взглядом по длинному вырезу, открывающему вид на переплетение тонких цепочек серебра на бедре, и внезапно захотел увидеть больше. Как туманятся пеленой возбуждения серые глаза, как пухлые губы раскрываются в глухих стонах, а тонкий голосок выстанывает имя с соблазнительным французским акцентом, как она тянет «Р» в начале имени и задыхается в конце. Первобытная похоть, понятная и привычная, осела на кончике языка сладостью, призывая к действию, заставляя расставлять сети и поймать хрупкого мотылька в ловушку. И он почти поддался, почти использовал одну из соблазнительных ухмылок из своего немаленького арсенала. Но что-то не давало ему возможности забыться этим вечером. Что-то ненавязчиво подсказывало присмотреться к этому чудному созданию, разглядеть саму суть, разгадать загадку. Реборн любил тайны, любил чужие секреты и загадки, и не мог пройти мимо этой — будоражащей и волнительной.
— Для меня это честь, — Реборн отставил полупустой бокал на столик позади, и, словно как по команде, зал начал заполняться ненавязчивой музыкой.
Тсуна мысленно пытался дозваться до хранителей, но связь, отточенная годами, словно заглушалась кем-то извне. Интуиция сходила с ума, вопила на задворках сознания, предупреждая об опасности, оберегая от клетки с тигром. Но Тсунаеши понимал, что должен добровольно зайти в логово хищника и закрыть дверь, иначе пустышку не забрать. Все будет впустую, все труды и многолетние планы пойдут коту под хвост из-за его трусливости. Нет, он не может так поступить со своими хранителями, со своей семьей, со всем этим чертовым миром, будь он неладен. Равновесие Три-ни-сетте должно быть восстановлено, и он, как одно из Небес, должен рискнуть ради своей семьи. Плевать на мир, его семья куда важнее. И если ради этого ему придется сорвать пустышку с груди сильнейшего Аркобалено и раствориться в тумане, то что же — он согласен.
— Позволите украсть вас на танец, Эвелин? — Тсуна смирил ладонь Реборна таким взглядом, словно она была его злейшим врагом, и вложил ладонь в его, промедлив лишь на секунду.
Горячая ладонь скользнула по талии, обожгла даже сквозь шелк платья, Тсуна мягко уперся ладонью в плечо мужчины, держа мнимую дистанцию между ними, и позволил увести себя в танец под торжественные звуки оркестра. Музыка заполняла собой каждый сантиметр зала, очаровывала, заставляла двигаться в такт, но Тсуна даже не слышал ее, не разбирал оттенков мелодии, все его внимание было сосредоточенно на золотых крапинках в черных глазах. Реборн вел уверенно, и Тсуна совершенно невольно ему доверился, ступая словно по облакам, он не чувствовал пола, не слышал шума пышных платьев, смеха и разговоров гостей, он тонул в темных глазах, плавился в горячих руках, абсолютно ведомый и податливый.
— Туман и Небо, — задумчиво выдохнул над ухом девушки Реборн, кажется наконец обнаружив то, что его так смущало, — необычное сочетание. Из какой вы семьи?
Тсуна понимал, что Реборн раскусит его, но не ожидал, что это будет так быстро. Всего трех минут личного общения хватило на то, чтобы Аркобалено свел все кусочки пазла в единую картину и добрался до сути. Кольцо Тумана оказалось бесполезным перед сильнейшим в мире Солнцем — вторым атрибутом, перед которым у Тумана не было никаких преимуществ. Тсунаеши и не надеялся, что сможет долго полагаться на отвлекающий маневр, и мысленно умолял Мукуро усилить иллюзию.
— Я не связана с мафией, синьор, — Тсунаеши изогнул уголки губ, даже не заметив, как понизил голос до шепота, — и не обладаю пламенем Неба, лишь слабый Туман. — Ложь легко сорвалась с губ, когда он почувствовал, как завеса иллюзии слабеет под натиском солнечного пламени. Реборн что-то искал, вглядывался в глаза, шарился пламенем по телу, прощупывая. Где-то в стороне раздался громкий вскрик и последующий за ним смех, мужчина отвлекся, и этой заминки хватило, чтобы Мукуро незаметно укрепил прочность иллюзии.
— И что привело вас сюда? — Реборн, не найдя больше ничего подозрительного, наклонил девушку вниз, придерживая спину, и скользнул ладонью по оголившемуся в вырезе платья бедру, подцепляя кончиками пальцев цепочку украшения. Она ожидаемо покраснела и отвела смущенный взгляд. Реборн довольно усмехнулся и скользнул взглядом по тонкой шее, прежде чем потянуть на себя, прижимая к груди теснее, чем раньше.
— Синьор Альберта, — Тсуна попытался вернуть себе самообладание, напрочь уничтоженное простым прикосновением к бедру. Он все еще ощущал, как горячие пальцы скользят под набедренную цепь и гладят оголенную кожу, почти обжигая. Господи, почему у него такие горячие руки? — Пригласил меня на вечер. Я и представить себе не могла, что здесь окажется столько высокопоставленных господ.
Воздействовать на сознание киллера пламенем Гармонии сейчас было слишком опасно, как и просить Мукуро вмешаться — под натиском такого Солнца ему трудно будет удержать сразу две иллюзии. Реборн не стал искать дальше лишь потому, что образ перед глазами почти полностью совпадал с тем, что он чувствовал руками. Они хорошо подготовились к этому вечеру, и если все пройдет удачно и заветная пустышка окажется у них, то Тсунаеши будет согласен носить женские шмотки хоть каждый день. С этим человеком невозможно договориться, они пытались через Верде выйти на киллера, но Рёхей и Луссурия вернулись ни с чем — Реборну слишком глубоко наплевать на стабильность и равновесие мира. Обманом ставший хранителем пустышки Солнца, принявший на себя проклятие Аркобалено, преданный собственным боссом, он потерял интерес к делам мафии и жил в свое удовольствие, не заботясь о равновесии Три-ни-сетте и Омерте. Реборн единственный из сильнейшей семерки, кто так и не стал частью семьи, не присягнул ни одному боссу и не стал верным ни одному Небу. Он жил своими принципами, своими интересами и неизменно оставался сильнейшим — Аркобалено, киллером, Солнцем.
С ним нельзя терять бдительность, заигрываться и быть слишком самонадеянным — переломит хребет и не заметит. Поэтому Тсуна действовал аккуратно, сохранял отрепетированный образ и пытался воздействовать пламенем незаметно, притуплять бдительность, очаровывать женскими хитростями, задерживать фокус внимания на себе и постепенно усиливать давление пламенем, пока в темных глазах не перестанут плясать золотистые искорки. Иначе ему просто не выдержать в этом неравном бою.
— Дон Альберта удивительно удачливый человек, — Реборн провел пальцами по руке до локтя девушки и с явным сожалением отстранился, когда музыка стихла, отходя на пару шагов назад.
Он сейчас уйдет, с нарастающей паникой понимал Тсунаеши, уйдет и вся миссия коту под хвост, потому что едва ли у него еще будет хоть одна возможность поймать этого неуловимого человека в сети и завладеть вниманием. Нужно было что-то придумать, срочно найти способ остановить Реборна и покрутиться еще немного в его поле зрения, а потом можно и увести на балкон под каким-нибудь глупым предлогом. Нервно отметая вариант за вариантом, Тсунаеши неуверенно шагнул вперед и наступил на подол собственного платья, спотыкаясь. Ноги, не привыкшие к каблукам, подкосились из-за неловкого движения, Тсуна замахал руками, пытаясь удержать равновесие, и завалился вперед, подталкиваемый кем-то неизвестным в спину, шагнул неуверенно и врезался в твердую грудь Реборна носом.
— А вы удивительно неуклюжи, — мужчина усмехнулся над ухом и придержал девушку за плечи.
— Простите, — скомкано извинившись, Тсуна поднял взгляд на Реборна, впервые радуясь собственной неуклюжести. В глазах мужчины вспыхивали золотом смешинки, он явно пытался сдержать усмешку. — Эти туфли ужасно неудобные.
— Не стоит, — Реборн позволил ухмылке скользнуть по губам, — всегда приятно быть спасителем прекрасных синьорин он неприятных контактов. — Рука мужчины скользнула ниже по спине и крепко ухватилась за талию, сбивая дыхание. — Хотите выйти на балкон?
Вот он — шанс. Тсуна поднял на него оленьи глаза и прикусил щеку изнутри до боли, прежде чем кивнуть и ухватиться за подставленный локоть, позволяя себя увести куда угодно.
Стеклянный двери отрезали мир от шума бала, Тсуна поежился от укусившего за плечи прохладного ветра и подошел к резным перилам. Сталь охладила ладони, когда тонкие девичьи пальцы иллюзии обхватили перила, и, подставляя ветру лицо, позволяя трепать идеальную укладку, и Тсуна впервые за вечер прикрыл глаза с наслаждением. Внизу шумел жизнью лабиринт из кустарных растений, в скрытых беседках миловались сбежавшие парочки, редкий смех разрывал мягкую тишину, а приглушенная музыка, раздававшаяся из зала, создавала атмосферу интимного таинства. Реборн остановился где-то рядом, Тсуна чувствовал едва заметное пламя Солнца, поражаясь контролю этого человека. Сам он без цепей Маммона фонил бы чистейшим небесным пламенем, а Реборн без каких-либо видимых приспособлений сдерживал такой объем пламени в тисках. Удивительный человек.
На плечи легла тяжесть пиджака, Тсуна удивленно посмотрел на мужчину — оставшись в жилете и белоснежной рубашке, он опирался на перила локтями и вглядывался в раскинутое полотно неба, усыпанное миллиардами звезд. Острый профиль подсвечивал мягкий свет, льющийся из больших стеклянных окон, Тсуна, как завороженный, огладил взглядом ровный нос, острый угол челюсти и волевой подбородок. Реборн был красив, как черт, и настолько же опасен — отрицать это было глупо.
— Спасибо, — Тсуна мягко улыбнулся, зарываясь носом в ворот пиджака, пропитанный мужским терпким одеколоном, он различил нотки дерева, мокрой улицы после дождя и кислинку лимона в окружении дыма. Интересное сочетание, но удивительно подходящее этому человеку. — Зовите меня Эва, синьор.
— Только если вы в ответ отбросите формальности, — Реборн скосил на девушку взгляд и чему-то усмехнулся. — Мне слишком много лет, чтобы держаться за напускную вежливость, Эва.
— Выглядите не старше тридцати пяти, хорошие гены? — Тсуна вполне искренне рассмеялся. Конечно, он знал, что киллер куда старше, чем он, чем любой из присутствующих на вечере людей. Последняя Представительская битва была больше ста лет назад, а смена поколения Аркобалено случилась через десять лет и с тех пор состав не менялся — Три-ни-сетте не нашла никого более достойного на смену.
— Правильное питание, пробежки по утрам и никаких убийств во время сиесты, — уголок губ дернулся в усмешке, Реборн оттолкнулся от перил, скользнув по девушке взглядом и чему-то довольно кивнул, — принесу нам выпить.
— Я бы не отказалась от мартини с тремя оливками, — Тсуна проводил мужчину взглядом, сжимая до боли пальцы на перилах, и выдохнул, когда двери за ним закрылись.
Он сосчитал мысленно до ста, полагая, что за это время Реборн уже точно дойдет до стола с напитками и возвращаться за пиджаком не станет, и опустил взгляд вниз, не веря в свою удачу. На грудном кармане из-под шелка платка выглядывала желтая пустышка. Тсуна накрыл ее ладонью, пощупал, проверяя на подлинность, и почти задохнулся от восторга. Настоящая. Настоящая, черт возьми, пустышка Аркобалено у него в руках. Не придется больше нервно искать возможности незаметно утащить пустышку, рисковать и бояться сделать неверный шаг. Тсуна аккуратно сорвал булавку и стянул пиджак с плеч, на мгновение замер, сжимая мягкую ткань, и перекинул через перила. Плевать, что все случилось слишком легко, плевать, что ему просто не может так повезти и плевать на последствия. Пустышка у него в руках, настоящая и горячая, отзывается на пламя Неба и согревает замерзшие пальцы. Тсуна стянул цепь Маммона с кольца Неба, и чистейшее яркое пламя вырвалось из-под контроля, резонируя с пустышкой. Плевать на то, что он оставит след, Мукуро уже должен был почувствовать знакомое пламя и прийти. А на остальное — плевать, разберется позже. Главное, что пустышка у них.
— Оя, наша маленькая миссия закончена? — Мукуро явился через секунду, возник в воздухе, как подобает каждому уважающему себя иллюзионисту, шагнул из невидимого портала и с интересом осмотрел пустышку на ладонях босса.
— Наконец-то, — Тсуна устало вздохнул, желая как можно скорее убраться из этого места, оказаться подальше от Арагонского замка, подальше от всей Кампании и, самое главное, от Реборна. Этот человек не пугал, нет, он вызывал странные чувства, и Тсуна не был готов разбираться с ними здесь и сейчас. — Уходим, если Реборн поймет, что его обвели вокруг пальца, нам не выжить.
Мукуро понимающе хмыкнул — ему от одной лишь близости к проклятой пустышке становилось дурно, пламя Солнца подавляло его Туман, ослабляло иллюзии, и Мукуро не хотел знать, что будет, если сюда явится ее хранитель. Мысленно поежившись, Рокудо приобнял Тсунаеши за талию, и они растворились в сизой дымке тумана.
Реборн хмыкнул и оттолкнулся от стены, которую подпирал спиной последние пару минут, вслушиваясь в разговор. На балконе его ждал лишь оставленный на перилах пиджак и яркий след небесного пламени, ни очаровательной спутницы, так отважно пытавшейся его обмануть иллюзиями, ни пустышки. Реборн накинул на плечи пиджак и ловко перемахнул через перила. Что ж, позволить мальчишке забрать пустышку не такая уж и плохая идея, подумал он, ощущая, как заботливо небесное пламя оседает на плечах и забирает усталость. Кажется, только что Реборн нашел одно очень занимательное Небо.
***
— До сих пор поверить не могу, что у нас получилось, — Тсуна, скинув неудобные туфли, возбужденно вышагивал в небольшом кабинете из стороны в сторону. Успех кружил голову, эмоции захлестывали с головой — самая сложная часть сбора пустышек оказалась пройдена, и как? Без лишних жертв, потерь и ненужных договоров! Не так уж и умен этот Аркобалено Солнца, раз позволил так просто украсть пустышку. Отвлекся, повелся на красивую картинку, созданную иллюзией, поддался похоти и упустил из виду, то, что должен был защищать ценой собственной жизни. А сейчас, наверное, сидит и локти кусает от досады, не сумев отследить пустышку — ее сковали цепями Маммона сразу, как только оказались за пределами замка.
В кресле сидел довольный донельзя собой Мукуро — ему удалось обмануть самого Аркобалено Солнца, сильнейшего из сильнейших, обвести вокруг пальца, доказать, что даже самое сильное Солнце ему не противник. Занзас же, сидя в соседнем кресле, особого куража не испытывал. Успех ощущался на кончике языка горечью, потому что он, в отличии от племянника и его хранителя Тумана, лично сталкивался с Реборном и знал, что он сам позволил забрать пустышку. Раскусил иллюзию, как только увидел, разрешил сыграть с собой и победить. Оставалось только понять для чего и выстраивать линию обороны. В том, что этот человек придет забрать свое — сомневаться не приходилось, как и в том, что прольется кровь, много крови. Нельзя так просто забрать что-то у Аркобалено и надеяться остаться безнаказанным. Реборн с лихвой возьмет свое, оставалось только верить в то, что к тому моменту они уже соберут весь комплект пустышек и колец Маре и смогут воплотить в жизнь задуманное.
— Не мельтеши, мусор, — Занзас подпер щеку рукой и выдохнул, непроизвольно наблюдая за тем, как Тсуна с горящими от восторга глазами измерял комнату шагами и активно жестикулировал, уже в какой раз рассказывая хранителям, как ловко ему удалось обмануть сильнейшего.
— Я бы на твоем месте так не радовался, Савада, — Верде закрыл дверь ногой, удерживая в руках небольшую шкатулку из красного дерева, которая тут же оказалась в руках Тсуны, — Реборн тебя из-под земли достанет, если захочет. Надо было подсунуть ему подделку.
Тсуна с нескрываемым трепетом коснулся широкой прямоугольной шкатулки с резной крышкой, провел кончиками пальцев по гербу Три-ни-сетте — системы равновесия этого мира, разделенной на три равных части. Море, что не знает границ, Ракушка, что никогда не меняет своей формы и Радуга, что появляется лишь время от времени, но всегда исчезает. Тсуна раскрыл шкатулку, отмахиваясь от слов ученого и желая поскорее убрать пустышку Солнца к остальным в ячейку округлой формы. Из семи собраны три — Гроза приветливо вспыхнула зеленым, Туман охладил пальцы, оставляя неприятное ощущение на коже, а теперь и Солнце согревало, ослепив на мгновение. Словно настоящее небесное светило, оно разгоняло Туман и заглушало Грозу, позволяя Небу оставаться безмятежным и спокойным.
— Осталось найти четыре и договориться с Бьякураном, — Тсуна закрыл шкатулку и поместил в небольшой ящик, сделанный из того же материала, что и цепи Маммона. Поместье окружено барьером, заглушающим сигналы пламя, но излишняя безопасность не повредит.
— Я знаю, где может быть Дождь, — Вайпер переглянулась с Верде, и они оба поморщились, словно одно лишь упоминание этого человека вызывало у них головную боль.
— Его и искать не надо, явится вместе с господином Сильнейшим в мире киллером, — Верде привычным жестом поправил очки, скрывая недовольство в глазах, — на твоем месте, я бы больше беспокоился об Облаке и Урагане. Скалл просо придурок, — мужчина хмыкнул, — а Фон давно исчез с радаров.
— Я займусь поисками Облака, — Кёя впервые за вечер подал голос и тут же встал с глубокого кресла, направляясь к выходу, — притащу либо живьем, либо пустышку.
Тсуна согласно кивнул, не сомневаясь в эффективности друга детства. Если Хибари сказал, что притащит живьем, значит скоро в особняке будет шумно.
— Будь осторожен, Кё-чан, — Тсуна проводил мужчину взглядом до дверей и упал в освободившееся кресло. — Когда в последний раз видели Фона?
— Семьдесят лет назад, — Тсуна удивленно уставился на Верде, — не смотри на меня так, Савада. Я предупреждал, что легко не будет.
— На «легко» никто бы и не согласился, — Занзас громко опустил стакан на стол, ознаменовав конец совещания, встал и направился к выходу, а за ним и все шесть хранителей Варии. — Я поговорю с Бьякураном, мусор.
Тсуна несколько завистливым взглядом проводил высокую фигуру дяди и уронил голову на спинку кресла. Вся эта затея с поиском колец Вонголы, восстановлением равновесия и спасением мира от гибели изначально попахивали большой головной болью. Не такой, как предстоящая встреча с другими Небесами Три-ни-сетте, конечно, но все же. Тсуна зевнул и одернул подол дурацкого платья, понимая, что ставки уже сделаны и бежать некуда — придется сыграть по крупному. И желательно не проиграть.