Actions

Work Header

Confessione

Summary:

Для того, чтобы вернуть равновесие системы Три-ни-сетте и спасти мир от уничтожения, Савада Тсунаеши и его хранители должны собрать вместе кольца Вонголы, кольца Маре и пустышки Аркобалено. Но что делать, если кольца Вонголы давно утеряны, мир уже катится к чертям, а Аркобалено Солнца нет никакого дела до Три-ни-сетте?

Chapter Text

Музыка ненавязчиво струилась по большому бальному залу Арагонского замка, не перебивала оживленный гул голосов, но нежно сглаживала смех статных женщин в красивых атласных платьях и их спутников — деловых мужчин в строгих смокингах. Тсунаеши одернул юбку жемчужного платья, пытаясь прикрыть глубокий вырез на бедре, и возмущенно уставился на Мукуро. Мукуро довольно усмехался, лукаво щурил разноцветные глаза и вины своей абсолютно не чувствовал.

— Не мог наколдовать что-нибудь поскромнее? — Тсуна возмущенно фыркнул, сдавшись — платье никак не поддавалось его нелепым попыткам, но не оно было главной проблемой. Невысокий изящный каблук представлял куда большую опасность для Савады, его уязвленного эго и исхода всей операции. Оставалось только надеяться на то, что иллюзия Мукуро продержится весь вечер, и вместо высокого широкоплечего мужика по залу будет порхать невысокая хрупкая брюнетка.

— Ты выглядишь потрясающе, — Мукуро елейно улыбнулся, подавая «даме» руку, и Тсунаеши, хмуро фыркнув, принял приглашение. Туман расстилался у ног, скользил по оголенному бедру и поднимался выше, окутывая фигуру целиком. Тсунаеши краем глаза взглянул в отражение окна и не смог не признать, что действительно выглядит эффектно, а самое главное — совсем не похож на себя самого. Иллюзии Мукуро уже давно перешли грань между реальностью и фантазией, воздействуя на объект на уровне всех пяти органов восприятия. Без подготовки легко запутаешься, что есть правда, а что ложь, что вымысел, а что приукрашенная истина, спутанная изящными руками кукловода.

— И в твоих интересах, чтобы все кругом воспринимали меня так же, — Тсуна взволнованно прикусил нижнюю губу, мельком оглядывая бальный зал. Нужный ему человек еще не почтил хозяина вечера своим скромным присутствием, но Тсунаеши был уверен — он явится. Не сможет пропустить столь значимое событие, как Осенний бал Альянса пяти семей.

— Будь осторожен, Солнце чувствительно к Туману, а Солнце Аркобалено может оказаться и мне не по зубам, — в глазах Мукуро на мгновение проскользнула тень обеспокоенности и так же быстро исчезла, сменившись напускным восторгом, когда на горизонте показался хозяин вечера — невысокий мужчина с первой сединой на висках.

Один из организаторов бала, босс семьи Томазо — вспыхнул в мыслях импульс напоминанием, и Тсуна с благодарностью посмотрел на своего спутника. Они наладили мысленную связь всего пару недель назад, прочно связав себя узами Связи — как Небо и его преданный, но неоднозначный Туман. Смелое решение в их разваливающемся по швам мире, но Тсунаеши был уверен в Мукуро, как в себе — слишком давно и слишком близко они знакомы, чтобы он мог доверить переменчивому Туману спину и жизнь.

— Я попробую успокоить его Гармонией, если начнет что-то подозревать, а он начнет, — Тсунаеши, приподнявшись на носочках, прошептал Туману на ухо и очаровательно засмеялся, изображая веселую непосредственность. То что нужно, чтобы не выделяться в глазах такого важного человека, как Антонио Томазо, и не привлекать ненужное внимание.

— Дон Томазо, — Мукуро сжал руку на талии девушки, ощущая реальную мягкость шелка на кончиках пальцев, и вежливо улыбнулся, — рад видеть Вас в добром здравии. Позвольте представить мою спутницу — Эвелин Дефо. Юное дарование мира музыки.

Тсунаеши мысленно скривился и выдавил из себя яркую улыбку, протягивая ладонь. Мужчина аккуратно перехватил тонкие пальцы и коснулся горячими сухими губами нежной кожи на тыльной стороне ладони.

— Где Вы наши это воплощение очарования, Федерико? Она прелестна, — Антонио задержал прикосновение на руке и подушечкой большого пальца погладил нежную ладонь. Тсуна изобразил смущение на лице и потупил взгляд, робко поглядывая на Мукуро.

— Не поверите, она сама упала мне в руки, — Мукуро, или точнее быть, Федерико Альберта — консильери небольшой, но уважаемой семьи, чью личину сегодня примерил иллюзионист, глухо рассмеялся. — Посчастливилось иметь участь наблюдать в первом ряду концерт классической музыки, вы же знаете мою жену — неугомонная женщина! А синьорина Дефо, после блистательного исполнения Рахманинова, вышла на поклон, зацепилась платьем за удачно подвернувшийся гвоздь и угодила прямо мне в руки! Думал, придется умирать со скуки четыре часа к ряду, но это прелестное создание просто спасло меня. — Мукуро усмехнулся и понизил голос. — А главное, чистокровная француженка, ни слова не понимает на итальянском, но как хороша в постели, чертовка.

Тсуна в подтверждении непонимающе переводил взгляд с лица одного мужчины на другого, старательно хлопал глазами, точно пытаясь уловить суть, и смущенно улыбался. А мысленно обещал устроить Мукуро муки пострашнее Шести путей Ада за весь этот спектакль. За платье, в которое ему пришлось влезть из-за чувствительности Аркобалено Солнца к пламени Тумана, за парик и тонны геля и лака на своих волосах, за каблуки, с которых он грозился свалиться через каждый шаг, а теперь еще и за образ несмышленой дурочки-иностранки, ни черта не понимающей на итальянском. О чем они совершенно точно не договаривались. И если и с платьем, и с париком и даже с каблуками Тсунаеши со скрипом, но был согласен, не желая надеяться только на иллюзии, которые могли и вовсе не подействовать на Аркобалено Солнца и поставить всю операцию под угрозу, то последние слова Тумана уже ни в какие ворота не шли. В них не было ни целесообразности, ни смысла, Томазо вне области их интересов на этом вечере, у них есть четкая цель, заключенная в одном человека, а остальные гости забудут о существовании миниатюрной брюнетки с бездонными серыми глазами, как только он перешагнет порог замка. Мукуро просто издевался, проверял границы дозволенного, и Тсуна очень хотел наступить ему тонким каблуком на ногу и, очаровательно улыбнувшись, припечатать парой ругательств на французском. Для поддержания легенды, конечно же.

— Вы просто обязаны оказать нам честь и сыграть этим вечером, — Дон Томазо перешел на французский с легким итальянским акцентом и указал на фортепиано в зоне живой музыки.

— Для меня это большая честь, месье Томазо, — девушка улыбнулась, чуть крепче сжимая ладонь на плече Мукуро, намекая, что с этим он справляться будет сам. Заварил кашу, пусть теперь сам и расхлебывает.

Вскоре Антонио Томазо извинился и ушел встречать других гостей, и вечер вернулся в мирное русло. Тсунаеши, как подобает красивой, но пустой кукле, очаровательно улыбался гостям, смеялся в нужных местах, застенчиво краснел и непонимающе хлопал густо накрашенными ресницами. Макияж, парик с пышными локонами подвитых у лопаток волос, жемчужное шелковое платье даже на мужской фигуре сидело идеально. Ткань плотно обтягивала торс, не позволяя глубоко вздохнуть, закрывала грудь и шею, струящимся шлейфом касаясь обнаженной почти до неприличия спины. Устойчивые, но слишком высокие для мужчины, каблуки изящных босоножек, тонкие обручи колец на пальцах, не скрытых ажурными перчатками.
Все это слишком много для него одного, но Тсунаеши оставалось только поджимать губы и надеяться, что иллюзия Мукуро сработает как надо, а нелепый наряд поможет обмануть тактильные ощущения и притупить бдительность Аркобалено Солнца. Он сильный противник, но именно он нужен им — точнее, фактически, только пустышка, сдерживающая мощнейшее пламя. Но каждый из них понимал, что обвести Аркобалено вокруг пальца и утащить пустышку будет не так просто, поэтому план проработан досконально от и до, продуманы все мелочи и возможные помехи при исполнении, Тсуна одет в этот откровенно унизительный во всех смыслах наряд, а Мукуро позаботился о том, чтобы на его собственной одежде, ауре и пламени остался след Федерико Альберта, а Тсуну со всех сторон окутывал плотное пламя Тумана, скрывающее его собственное — небесное. Где-то в зале скучающе перекатывал на дне стакана виски Занзас, приглашенный как босс сильнейшей семьи Альянса, готовились прикрывать спину Кёя и Сквало, беззаботно смеялся Такеши, привлекая внимание не слишком увлеченных вечером гостей. Каждый из них был готов броситься на помощь, если Аркобалено быстро раскусит план или вовсе откажется пойти на контакт. У них был всего один шанс забрать пустышку — каждый понимал это так же хорошо, как и то, что солнце встает на востоке, а от успеха операции зависят не только их жизни, но и существование всего мира.

— Реборн в здании, — Тсуна дернулся от импульса мыслей Ямамото и уверенно направился к зоне живой музыки, покручивая на пальце кольцо Тумана, замаскированное иллюзией под обычное украшение. Его ауры должно хватить, чтобы скрыть пламя Неба, но Тсуна не был уверен, что с Аркобалено, невосприимчивого к иллюзиям, оно сможет помочь.
Дон Томазо с улыбкой проводил к оркестру, устроив руку непозволительно близко к пояснице, и что-то шепнул дирижёру, после чего Тсунаеши проводили к фортепиано в центре оркестровой зоны. Поправив юбку и откинув мягкие локоны за спину, он прикрыл глаза и попытался вспомнить то, чему много лет назад пытался научиться под строгим взглядом отца. Музыка заструилась из-под пальцев, и Тсуна не был уверен успел ли Мукуро пропитать весь зал иллюзией или это он сам создавал эти чудесные звуки, отдавшись моменту. Когда-то он страстно любил музыку, когда-то он обожал отца и был готов на многое, чтобы впечатлить всегда холодного и отстраненного мужчину. Когда-то в другой жизни он был счастливым ребенком, а потом пожар унес жизнь любимой матери, отец сослал отпрыска в интернат, чтобы не мешался под ногами, а в жизни Тсунаеши появился младший брат матери — Занзас, ставший и отцом, и братом, и дядей, и лучшим другом.
Интересно, отец бы гордился им, увидев сейчас? В платье посреди бального зала старейшего замка Италии на приеме у сильнейших мафиози страны? Жаль, что он никогда уже не узнает — Иемитсу давно гнил под трехметровым слоем земли где-то на юге. Тсуна усмехнулся мысленно и сосредоточился на игре. Того восторженного мальчишки больше нет и никогда не будет, на его месте он — Небо Три-ни-сетте, наследник мертвой семьи и надежда этого разлагающегося мира.
Доиграв, Тсунаеши смущенно улыбнулся восторженной публике, играя роль до конца, и угодил в плен темных глаз, стоило спуститься с невысокого подиума. Аркобалено Солнца неотрывно наблюдал за каждым его шагом, расслабленная усмешка изгибала уголки тонких губ. Мужчина приподнял бокал с игристым, и Тсуна отвел взгляд, ощутимо вздрогнув. Он не был готов к столь скоротечной встрече, не был готов к тому, что его так быстро заметят, не был готов к тому, что Аркобалено Солнца окажется настолько красив. Он словно светился изнутри, подпитываемый золотым пламенем, и как только Тсунаеши должен справиться и не расколоться? Он нервно потер большой палец, опоясанный небесным кольцом, и подхватил с подноса проходящего мимо официанта бокал шампанского на длинной изящной ножке, вовсе не изящно опустошая сразу половину. Мукуро нигде не было видно, а его визави медленно, с ленивой грацией хищника, пробирался сквозь гостей вечера, и чем ближе он подходил, тем сильнее росло напряжение Тсуны. Он нервно заскользил взглядом по залу, желая отыскать хотя бы Занзаса — последний оплот спасения, но, казалось, что вся Вария исчезла. Тсуна бы многое отдал, чтобы услышать громкий крик Сквало и беззаботный смех Ямамото вместо наверняка низкого голоса сильнейшего киллера мира.

— Вы удивительное украшение этого вечера, — чужой голос раздался почти над ухом, Тсуна развернулся, позволив себе передышку в три секунды, и встретился взглядом с самой темной ночью в глазах напротив. Аркобалено поравнялся с Тсуной, отступил на шаг и протянул руку. Тсуна неуверенно вложил в чужую ладонь свою и закусил щеку изнутри, ощущая теплое дыхание на костяшках пальцев. Губы мужчины мимолетно коснулись кожи, взгляд неотрывно следил за реакцией, считывая малейшее изменение в поведении, и Тсуна буквально заставил себя робко улыбнуться, молясь, чтобы иллюзия не дала трещину и вместо невысокой хрупкой девушки посреди бального зала не оказался широкоплечий мужик в платье. Аркобалено, кажется, не заметил ничего подозрительно, задержал указательный палец в центре ладони, надавив слегка, и отпустил руку. — Позвольте представиться: Реборн.

— Эвелин Дефо, — Тсунаеши крепче сжал пальцы на тонкой хрустальной ножке бокала, прогоняя прочь нервозность и волнение, и с ужасным акцентом добавил на итальянском. — Приятно познакомиться, синьор Реборн.

И опустил взгляд в пол, позволяя пряди волос у лица выбиться из уложенной волны и упасть на хрупкое плечо иллюзии. Реборн жадно проследил взглядом за упругим локоном и растянул губы в усмешке. То, что он видел перед собой, ему определенно нравилось: невысокая, хрупкая, изящная, но что-то отвлекало сознание, не позволяло присмотреться и разглядеть целиком. Реборн скользнул взглядом по длинному вырезу, открывающему вид на переплетение тонких цепочек серебра на бедре, и внезапно захотел увидеть больше. Как туманятся пеленой возбуждения серые глаза, как пухлые губы раскрываются в глухих стонах, а тонкий голосок выстанывает имя с соблазнительным французским акцентом, как она тянет «Р» в начале имени и задыхается в конце. Первобытная похоть, понятная и привычная, осела на кончике языка сладостью, призывая к действию, заставляя расставлять сети и поймать хрупкого мотылька в ловушку. И он почти поддался, почти использовал одну из соблазнительных ухмылок из своего немаленького арсенала. Но что-то не давало ему возможности забыться этим вечером. Что-то ненавязчиво подсказывало присмотреться к этому чудному созданию, разглядеть саму суть, разгадать загадку. Реборн любил тайны, любил чужие секреты и загадки, и не мог пройти мимо этой — будоражащей и волнительной.

— Для меня это честь, — Реборн отставил полупустой бокал на столик позади, и, словно как по команде, зал начал заполняться ненавязчивой музыкой.

Тсуна мысленно пытался дозваться до хранителей, но связь, отточенная годами, словно заглушалась кем-то извне. Интуиция сходила с ума, вопила на задворках сознания, предупреждая об опасности, оберегая от клетки с тигром. Но Тсунаеши понимал, что должен добровольно зайти в логово хищника и закрыть дверь, иначе пустышку не забрать. Все будет впустую, все труды и многолетние планы пойдут коту под хвост из-за его трусливости. Нет, он не может так поступить со своими хранителями, со своей семьей, со всем этим чертовым миром, будь он неладен. Равновесие Три-ни-сетте должно быть восстановлено, и он, как одно из Небес, должен рискнуть ради своей семьи. Плевать на мир, его семья куда важнее. И если ради этого ему придется сорвать пустышку с груди сильнейшего Аркобалено и раствориться в тумане, то что же — он согласен.

— Позволите украсть вас на танец, Эвелин? — Тсуна смирил ладонь Реборна таким взглядом, словно она была его злейшим врагом, и вложил ладонь в его, промедлив лишь на секунду.

Горячая ладонь скользнула по талии, обожгла даже сквозь шелк платья, Тсуна мягко уперся ладонью в плечо мужчины, держа мнимую дистанцию между ними, и позволил увести себя в танец под торжественные звуки оркестра. Музыка заполняла собой каждый сантиметр зала, очаровывала, заставляла двигаться в такт, но Тсуна даже не слышал ее, не разбирал оттенков мелодии, все его внимание было сосредоточенно на золотых крапинках в черных глазах. Реборн вел уверенно, и Тсуна совершенно невольно ему доверился, ступая словно по облакам, он не чувствовал пола, не слышал шума пышных платьев, смеха и разговоров гостей, он тонул в темных глазах, плавился в горячих руках, абсолютно ведомый и податливый.

— Туман и Небо, — задумчиво выдохнул над ухом девушки Реборн, кажется наконец обнаружив то, что его так смущало, — необычное сочетание. Из какой вы семьи?

Тсуна понимал, что Реборн раскусит его, но не ожидал, что это будет так быстро. Всего трех минут личного общения хватило на то, чтобы Аркобалено свел все кусочки пазла в единую картину и добрался до сути. Кольцо Тумана оказалось бесполезным перед сильнейшим в мире Солнцем — вторым атрибутом, перед которым у Тумана не было никаких преимуществ. Тсунаеши и не надеялся, что сможет долго полагаться на отвлекающий маневр, и мысленно умолял Мукуро усилить иллюзию.

— Я не связана с мафией, синьор, — Тсунаеши изогнул уголки губ, даже не заметив, как понизил голос до шепота, — и не обладаю пламенем Неба, лишь слабый Туман. — Ложь легко сорвалась с губ, когда он почувствовал, как завеса иллюзии слабеет под натиском солнечного пламени. Реборн что-то искал, вглядывался в глаза, шарился пламенем по телу, прощупывая. Где-то в стороне раздался громкий вскрик и последующий за ним смех, мужчина отвлекся, и этой заминки хватило, чтобы Мукуро незаметно укрепил прочность иллюзии.

— И что привело вас сюда? — Реборн, не найдя больше ничего подозрительного, наклонил девушку вниз, придерживая спину, и скользнул ладонью по оголившемуся в вырезе платья бедру, подцепляя кончиками пальцев цепочку украшения. Она ожидаемо покраснела и отвела смущенный взгляд. Реборн довольно усмехнулся и скользнул взглядом по тонкой шее, прежде чем потянуть на себя, прижимая к груди теснее, чем раньше.

— Синьор Альберта, — Тсуна попытался вернуть себе самообладание, напрочь уничтоженное простым прикосновением к бедру. Он все еще ощущал, как горячие пальцы скользят под набедренную цепь и гладят оголенную кожу, почти обжигая. Господи, почему у него такие горячие руки? — Пригласил меня на вечер. Я и представить себе не могла, что здесь окажется столько высокопоставленных господ.

Воздействовать на сознание киллера пламенем Гармонии сейчас было слишком опасно, как и просить Мукуро вмешаться — под натиском такого Солнца ему трудно будет удержать сразу две иллюзии. Реборн не стал искать дальше лишь потому, что образ перед глазами почти полностью совпадал с тем, что он чувствовал руками. Они хорошо подготовились к этому вечеру, и если все пройдет удачно и заветная пустышка окажется у них, то Тсунаеши будет согласен носить женские шмотки хоть каждый день. С этим человеком невозможно договориться, они пытались через Верде выйти на киллера, но Рёхей и Луссурия вернулись ни с чем — Реборну слишком глубоко наплевать на стабильность и равновесие мира. Обманом ставший хранителем пустышки Солнца, принявший на себя проклятие Аркобалено, преданный собственным боссом, он потерял интерес к делам мафии и жил в свое удовольствие, не заботясь о равновесии Три-ни-сетте и Омерте. Реборн единственный из сильнейшей семерки, кто так и не стал частью семьи, не присягнул ни одному боссу и не стал верным ни одному Небу. Он жил своими принципами, своими интересами и неизменно оставался сильнейшим — Аркобалено, киллером, Солнцем.
С ним нельзя терять бдительность, заигрываться и быть слишком самонадеянным — переломит хребет и не заметит. Поэтому Тсуна действовал аккуратно, сохранял отрепетированный образ и пытался воздействовать пламенем незаметно, притуплять бдительность, очаровывать женскими хитростями, задерживать фокус внимания на себе и постепенно усиливать давление пламенем, пока в темных глазах не перестанут плясать золотистые искорки. Иначе ему просто не выдержать в этом неравном бою.

— Дон Альберта удивительно удачливый человек, — Реборн провел пальцами по руке до локтя девушки и с явным сожалением отстранился, когда музыка стихла, отходя на пару шагов назад.

Он сейчас уйдет, с нарастающей паникой понимал Тсунаеши, уйдет и вся миссия коту под хвост, потому что едва ли у него еще будет хоть одна возможность поймать этого неуловимого человека в сети и завладеть вниманием. Нужно было что-то придумать, срочно найти способ остановить Реборна и покрутиться еще немного в его поле зрения, а потом можно и увести на балкон под каким-нибудь глупым предлогом. Нервно отметая вариант за вариантом, Тсунаеши неуверенно шагнул вперед и наступил на подол собственного платья, спотыкаясь. Ноги, не привыкшие к каблукам, подкосились из-за неловкого движения, Тсуна замахал руками, пытаясь удержать равновесие, и завалился вперед, подталкиваемый кем-то неизвестным в спину, шагнул неуверенно и врезался в твердую грудь Реборна носом.

— А вы удивительно неуклюжи, — мужчина усмехнулся над ухом и придержал девушку за плечи.

— Простите, — скомкано извинившись, Тсуна поднял взгляд на Реборна, впервые радуясь собственной неуклюжести. В глазах мужчины вспыхивали золотом смешинки, он явно пытался сдержать усмешку. — Эти туфли ужасно неудобные.

— Не стоит, — Реборн позволил ухмылке скользнуть по губам, — всегда приятно быть спасителем прекрасных синьорин он неприятных контактов. — Рука мужчины скользнула ниже по спине и крепко ухватилась за талию, сбивая дыхание. — Хотите выйти на балкон?

Вот он — шанс. Тсуна поднял на него оленьи глаза и прикусил щеку изнутри до боли, прежде чем кивнуть и ухватиться за подставленный локоть, позволяя себя увести куда угодно.
Стеклянный двери отрезали мир от шума бала, Тсуна поежился от укусившего за плечи прохладного ветра и подошел к резным перилам. Сталь охладила ладони, когда тонкие девичьи пальцы иллюзии обхватили перила, и, подставляя ветру лицо, позволяя трепать идеальную укладку, и Тсуна впервые за вечер прикрыл глаза с наслаждением. Внизу шумел жизнью лабиринт из кустарных растений, в скрытых беседках миловались сбежавшие парочки, редкий смех разрывал мягкую тишину, а приглушенная музыка, раздававшаяся из зала, создавала атмосферу интимного таинства. Реборн остановился где-то рядом, Тсуна чувствовал едва заметное пламя Солнца, поражаясь контролю этого человека. Сам он без цепей Маммона фонил бы чистейшим небесным пламенем, а Реборн без каких-либо видимых приспособлений сдерживал такой объем пламени в тисках. Удивительный человек.
На плечи легла тяжесть пиджака, Тсуна удивленно посмотрел на мужчину — оставшись в жилете и белоснежной рубашке, он опирался на перила локтями и вглядывался в раскинутое полотно неба, усыпанное миллиардами звезд. Острый профиль подсвечивал мягкий свет, льющийся из больших стеклянных окон, Тсуна, как завороженный, огладил взглядом ровный нос, острый угол челюсти и волевой подбородок. Реборн был красив, как черт, и настолько же опасен — отрицать это было глупо.

— Спасибо, — Тсуна мягко улыбнулся, зарываясь носом в ворот пиджака, пропитанный мужским терпким одеколоном, он различил нотки дерева, мокрой улицы после дождя и кислинку лимона в окружении дыма. Интересное сочетание, но удивительно подходящее этому человеку. — Зовите меня Эва, синьор.

— Только если вы в ответ отбросите формальности, — Реборн скосил на девушку взгляд и чему-то усмехнулся. — Мне слишком много лет, чтобы держаться за напускную вежливость, Эва.

— Выглядите не старше тридцати пяти, хорошие гены? — Тсуна вполне искренне рассмеялся. Конечно, он знал, что киллер куда старше, чем он, чем любой из присутствующих на вечере людей. Последняя Представительская битва была больше ста лет назад, а смена поколения Аркобалено случилась через десять лет и с тех пор состав не менялся — Три-ни-сетте не нашла никого более достойного на смену.

— Правильное питание, пробежки по утрам и никаких убийств во время сиесты, — уголок губ дернулся в усмешке, Реборн оттолкнулся от перил, скользнув по девушке взглядом и чему-то довольно кивнул, — принесу нам выпить.

— Я бы не отказалась от мартини с тремя оливками, — Тсуна проводил мужчину взглядом, сжимая до боли пальцы на перилах, и выдохнул, когда двери за ним закрылись.

Он сосчитал мысленно до ста, полагая, что за это время Реборн уже точно дойдет до стола с напитками и возвращаться за пиджаком не станет, и опустил взгляд вниз, не веря в свою удачу. На грудном кармане из-под шелка платка выглядывала желтая пустышка. Тсуна накрыл ее ладонью, пощупал, проверяя на подлинность, и почти задохнулся от восторга. Настоящая. Настоящая, черт возьми, пустышка Аркобалено у него в руках. Не придется больше нервно искать возможности незаметно утащить пустышку, рисковать и бояться сделать неверный шаг. Тсуна аккуратно сорвал булавку и стянул пиджак с плеч, на мгновение замер, сжимая мягкую ткань, и перекинул через перила. Плевать, что все случилось слишком легко, плевать, что ему просто не может так повезти и плевать на последствия. Пустышка у него в руках, настоящая и горячая, отзывается на пламя Неба и согревает замерзшие пальцы. Тсуна стянул цепь Маммона с кольца Неба, и чистейшее яркое пламя вырвалось из-под контроля, резонируя с пустышкой. Плевать на то, что он оставит след, Мукуро уже должен был почувствовать знакомое пламя и прийти. А на остальное — плевать, разберется позже. Главное, что пустышка у них.

— Оя, наша маленькая миссия закончена? — Мукуро явился через секунду, возник в воздухе, как подобает каждому уважающему себя иллюзионисту, шагнул из невидимого портала и с интересом осмотрел пустышку на ладонях босса.

— Наконец-то, — Тсуна устало вздохнул, желая как можно скорее убраться из этого места, оказаться подальше от Арагонского замка, подальше от всей Кампании и, самое главное, от Реборна. Этот человек не пугал, нет, он вызывал странные чувства, и Тсуна не был готов разбираться с ними здесь и сейчас. — Уходим, если Реборн поймет, что его обвели вокруг пальца, нам не выжить.

Мукуро понимающе хмыкнул — ему от одной лишь близости к проклятой пустышке становилось дурно, пламя Солнца подавляло его Туман, ослабляло иллюзии, и Мукуро не хотел знать, что будет, если сюда явится ее хранитель. Мысленно поежившись, Рокудо приобнял Тсунаеши за талию, и они растворились в сизой дымке тумана.
Реборн хмыкнул и оттолкнулся от стены, которую подпирал спиной последние пару минут, вслушиваясь в разговор. На балконе его ждал лишь оставленный на перилах пиджак и яркий след небесного пламени, ни очаровательной спутницы, так отважно пытавшейся его обмануть иллюзиями, ни пустышки. Реборн накинул на плечи пиджак и ловко перемахнул через перила. Что ж, позволить мальчишке забрать пустышку не такая уж и плохая идея, подумал он, ощущая, как заботливо небесное пламя оседает на плечах и забирает усталость. Кажется, только что Реборн нашел одно очень занимательное Небо.

***

— До сих пор поверить не могу, что у нас получилось, — Тсуна, скинув неудобные туфли, возбужденно вышагивал в небольшом кабинете из стороны в сторону. Успех кружил голову, эмоции захлестывали с головой — самая сложная часть сбора пустышек оказалась пройдена, и как? Без лишних жертв, потерь и ненужных договоров! Не так уж и умен этот Аркобалено Солнца, раз позволил так просто украсть пустышку. Отвлекся, повелся на красивую картинку, созданную иллюзией, поддался похоти и упустил из виду, то, что должен был защищать ценой собственной жизни. А сейчас, наверное, сидит и локти кусает от досады, не сумев отследить пустышку — ее сковали цепями Маммона сразу, как только оказались за пределами замка.

В кресле сидел довольный донельзя собой Мукуро — ему удалось обмануть самого Аркобалено Солнца, сильнейшего из сильнейших, обвести вокруг пальца, доказать, что даже самое сильное Солнце ему не противник. Занзас же, сидя в соседнем кресле, особого куража не испытывал. Успех ощущался на кончике языка горечью, потому что он, в отличии от племянника и его хранителя Тумана, лично сталкивался с Реборном и знал, что он сам позволил забрать пустышку. Раскусил иллюзию, как только увидел, разрешил сыграть с собой и победить. Оставалось только понять для чего и выстраивать линию обороны. В том, что этот человек придет забрать свое — сомневаться не приходилось, как и в том, что прольется кровь, много крови. Нельзя так просто забрать что-то у Аркобалено и надеяться остаться безнаказанным. Реборн с лихвой возьмет свое, оставалось только верить в то, что к тому моменту они уже соберут весь комплект пустышек и колец Маре и смогут воплотить в жизнь задуманное.

— Не мельтеши, мусор, — Занзас подпер щеку рукой и выдохнул, непроизвольно наблюдая за тем, как Тсуна с горящими от восторга глазами измерял комнату шагами и активно жестикулировал, уже в какой раз рассказывая хранителям, как ловко ему удалось обмануть сильнейшего.

— Я бы на твоем месте так не радовался, Савада, — Верде закрыл дверь ногой, удерживая в руках небольшую шкатулку из красного дерева, которая тут же оказалась в руках Тсуны, — Реборн тебя из-под земли достанет, если захочет. Надо было подсунуть ему подделку.

Тсуна с нескрываемым трепетом коснулся широкой прямоугольной шкатулки с резной крышкой, провел кончиками пальцев по гербу Три-ни-сетте — системы равновесия этого мира, разделенной на три равных части. Море, что не знает границ, Ракушка, что никогда не меняет своей формы и Радуга, что появляется лишь время от времени, но всегда исчезает. Тсуна раскрыл шкатулку, отмахиваясь от слов ученого и желая поскорее убрать пустышку Солнца к остальным в ячейку округлой формы. Из семи собраны три — Гроза приветливо вспыхнула зеленым, Туман охладил пальцы, оставляя неприятное ощущение на коже, а теперь и Солнце согревало, ослепив на мгновение. Словно настоящее небесное светило, оно разгоняло Туман и заглушало Грозу, позволяя Небу оставаться безмятежным и спокойным.

— Осталось найти четыре и договориться с Бьякураном, — Тсуна закрыл шкатулку и поместил в небольшой ящик, сделанный из того же материала, что и цепи Маммона. Поместье окружено барьером, заглушающим сигналы пламя, но излишняя безопасность не повредит.

— Я знаю, где может быть Дождь, — Вайпер переглянулась с Верде, и они оба поморщились, словно одно лишь упоминание этого человека вызывало у них головную боль.

— Его и искать не надо, явится вместе с господином Сильнейшим в мире киллером, — Верде привычным жестом поправил очки, скрывая недовольство в глазах, — на твоем месте, я бы больше беспокоился об Облаке и Урагане. Скалл просо придурок, — мужчина хмыкнул, — а Фон давно исчез с радаров.

— Я займусь поисками Облака, — Кёя впервые за вечер подал голос и тут же встал с глубокого кресла, направляясь к выходу, — притащу либо живьем, либо пустышку.

Тсуна согласно кивнул, не сомневаясь в эффективности друга детства. Если Хибари сказал, что притащит живьем, значит скоро в особняке будет шумно.

— Будь осторожен, Кё-чан, — Тсуна проводил мужчину взглядом до дверей и упал в освободившееся кресло. — Когда в последний раз видели Фона?

— Семьдесят лет назад, — Тсуна удивленно уставился на Верде, — не смотри на меня так, Савада. Я предупреждал, что легко не будет.

— На «легко» никто бы и не согласился, — Занзас громко опустил стакан на стол, ознаменовав конец совещания, встал и направился к выходу, а за ним и все шесть хранителей Варии. — Я поговорю с Бьякураном, мусор.

Тсуна несколько завистливым взглядом проводил высокую фигуру дяди и уронил голову на спинку кресла. Вся эта затея с поиском колец Вонголы, восстановлением равновесия и спасением мира от гибели изначально попахивали большой головной болью. Не такой, как предстоящая встреча с другими Небесами Три-ни-сетте, конечно, но все же. Тсуна зевнул и одернул подол дурацкого платья, понимая, что ставки уже сделаны и бежать некуда — придется сыграть по крупному. И желательно не проиграть.

Chapter Text

Впервые Тсунаеши узнал про систему Три-ни-сетте, когда ему исполнилось семнадцать. В ту безмятежную октябрьскую ночь луна светила очень ярко, пробираясь сквозь не плотно задернутые шторы, а Тсуна метался по кровати, сбивал простыни к ногам, не в силах проснуться. Тревожные сны захлестнули его сознание, обрывки воспоминаний, ощущение безвозвратной потери охватили его, Тсуна бесконечно долго падал во тьму, вязкую и холодную, задыхался от тоски, сжившей сердце в тугие тиски, тянулся вперед, все пытался выбраться наружу, выйти из липкой темноты, охватившей ноги и скользящей выше — к сердцу. И когда темнота почти поглотила его полностью, когда воздух больше не царапал горло в тщетных попытках проникнуть в легкие и заставить подростка дышать, в темноте вспыхнул маленький огонек. Тсуна, как безумный, потянулся к нему, зная, что это единственный шанс на спасение, единственная возможность выбраться из тьмы, сбросить холодные оковы и вдохнуть полной грудью. Огонек приближался, прогоняя тьму, и чем ближе он был, тем спокойнее мог дышать Тсуна. Огонь прогонял кошмары, разжимал тиски страха, и Тсуна, избавившись от холода в сердце, потянулся к нему, не боясь обжечься. Отчего-то он знал, что огонь не причинит вреда, он не враждебен — кончики пальцев мягко окутало тепло, и Тсуна смелее коснулся его. Огонь разгорелся сильнее, и на мгновение тьму озарила яркая вспышка света, Тсуна крепко зажмурился, боясь ослепнуть, а когда открыл глаза, тьма окончательно отступила.
Он оказался в какой-то старой комнате. Вдоль светлых стен выстроились шкафы с множеством книг, под ногами мягко проминался от каждого шага ковер, а рядом с окном стоял широкий стол с резными изящными ножками. Тсуна с любопытством оглянулся, подмечая и другие детали: на столе в беспорядке лежали бумаги и книги, на краю застыла маленькая изящная чашечка, грозясь упасть из-за малейшего дуновения ветра, у стены справа нашелся диван с пушистыми подушками, яркими и цветными — они разбавляли спокойные краски чьего-то кабинета и манили к себе. Тсуна несмело обогнул небольшой журнальный столик у дивана и присел на край, случайно задев рукавом толстовки графин. Вода стремительно растекалась по столу, грозясь намочить стопку книг и пролиться на ковер, Тсуна чертыхнулся и схватился за подушку, накрывая лужу и надеясь, что это поможет. Краем глаза он заметил движение и тут же напрягся, сжал подушку в руках, чувствуя, как сердце заходится в панике, и резко обернулся.
Светловолосый мужчина с легкой улыбкой и без капли злобы в голубых глазах наблюдал за его действиями, едва заметно склонив голову на бок, словно большая взъерошенная птица, а другой — присматривался к нему, оперевшись бедрами о край стола и скрестив руки на груди. Половину его лица скрывала странная маска в черно-белую клетку, и это выглядело так жутко, что Тсуна вцепился пальцами в подушку сильнее и невольно прижал к груди.

— Кто вы? — Тсуна осторожно шагнул назад, все еще сжимая подушку и в любой момент готовясь использовать ее, как обманный маневр, чтобы отвлечь внимание незнакомцев и сбежать. — Что вам нужно?

— Мы не причиним тебе вреда, — светловолосый мужчина мягко улыбнулся, поднимая руки перед собой раскрытыми ладонями.

— Ага, так я вам и поверил, — Тсуна недовольно фыркнул, мысленно умоляя глупое сердце перестать так истерично метаться в груди, и не сводил с незнакомцев пристальный и внимательный взгляд. Если они захотят напасть, Тсуна сможет кинуть подушку в лицо одному из них, перемахнуть через диван и кинуться к двери, которую заметил в углу этого странного кабинета.

— Он не врет, — мужчина в маске вышел вперед и поравнялся со своим другом, Тсуна инстинктивно дернулся назад, упираясь ногами в диван. От падения его спасла только сила воли.

— Я Кавахира — хранитель равновесия Три-ни-сетте, а он, — мужчина показал на своего спутника, — основатель Вонголы — Джотто.

— Основатель Вонголы умер почти три сотни лет назад, — Тсуна переводил напряженный взгляд с одного человека на другого, прислушиваясь к интуиции. Она молчала, не давая поводов усомниться в словах шахматноголового, как прозвал про себя Тсуна этого странного мужика в маске. Но поверить в то, что перед ним во плоти и крови стоял давно умерший человек, не мог, даже не смотря на всю странность их мира. — Придумайте историю поправдоподобнее.

— Я лишь его воля, сохраненная в памяти системы Три-ни-сетте, — терпеливо пояснил Джотто, вновь мягко улыбнувшись. Его улыбка каким-то невероятным способом смогла пригладить острые углы тревоги, и Тсуна сам не заметил, как плечи, напряжённые и твердые, расслабились. — Она посчитала меня достаточно интересной личностью, чтобы сохранить дух, но ты прав — я давно уже мертв.

Тсуна растерянно уставился на этого человека, не до конца веря в происходящее. Он никогда не слышал о том, что кто-то может сохранить дух мертвеца. Разве такое возможно? Ходили легенды, что коробочки и кольца могли сохранять часть воспоминаний по воле первого владельца, но никакого точного подтверждения не было. Верде плотно занимался исследованием колец и коробочек, предполагая, что они могут быть ключом к пониманию принципа работы проклятия Аркобалено и пустышек, он разобрал и собрал с десяток коробочек, создавал с нуля кольца-проводники пламени, и он бы точно узнал, если бы что-то подобное было возможно. Рано или поздно в его руки попалась бы коробочка, хранящая волю первого владельца или создателя, которая могла бы проявиться в момент открытия, и Верде не смог бы сохранить эту тайну при себе — поделился бы с миром величайшим открытием, меняющим все правила мира пламенных. Так что верить этим людям Тсуна не собирался. И что еще за система Три-ни-сетте такая? Тсуна напрягся, вспоминая все то, что успел выучить с тех пор, как попал в мир мафии и пробудил собственное пламя, но никаких подходящих воспоминаний не было. Он впервые слышал про систему Три-ни-сетте и это вовсе не добавляло очков симпатии незнакомцам.

— Что вам от меня нужно? — Тсуна медленно переводил взгляд с одного на другого, внимательно осматривая одежду и руки на наличие оружия, но, кажется, они были абсолютно безоружны, лишь на руках Джотто были странные перчатки с выпуклым голубым камнем и римской цифрой один. Они плотно обхватывали руки и вполне могли сойти за оружие, проводящее пламя. Тсуна мысленно чертыхнулся, спешно обдумывая план действий. Где бы он не был, ему срочно нужно выбираться и улепетывать от этих странных людей.

— Мы хотим, чтобы ты помог восстановить равновесие в мире, — Кавахира спокойно выдержал удивленный взгляд мальчишки, сменивший тревожный, — твой мир умирает. Протянет два, может быть три века, а потом рассыплется, как песок, и перестанет существовать в линии времени, запустив уничтожение целой вселенной. Я не могу это допустить.

— А я здесь при чем? — Тсуна нахмурился, не понимая, что эти двое от него хотят. Спасение мира? Он даже пламя в стабильном состоянии поддерживать не может, какое к черту спасение мира?!

— Ты единственный, кто может остановить процесс уничтожения, — Джотто прикрыл на мгновение глаза, а когда открыл — они окрасились янтарем, а на лбу вспыхнуло пламя посмертной воли. Яркое оранжевое пламя Неба освещало кабинет, и Тсуна узнал в нем тот самый огонек, который вытащил его из тьмы.

— Это ты спас меня. — Он сглотнул и, как заворожённый, потянулся к мужчине, желая коснуться пламени и вновь ощутить его согревающее тепло. Что-то в собственной груди отзывалось на это пламя, тянулось навстречу, желало стать единым целым, Тсуна сглотнул и только благодаря силе воли остался на месте. — Почему?

— В тебе течет моя кровь, — Джотто мягко улыбнулся и, подойдя ближе, коснулся указательным и средним пальцем лба. На них вспыхнуло пламя Неба, и что-то внутри отозвалось, Тсуна почувствовал, как с плеч пропадает тяжесть и становится легко-легко, как душа, словно согревается изнутри, сбрасывая тяжелые оковы. Мир на секунду померк, а когда перед глазами картинка вновь стала четкой, его руки окутывало яркое небесное пламя.

— Что ты наделал?! — Тсуна отшатнулся назад, падая на диван и во все глаза смотря на ладони. Огонь не обжигал и не причинял боли, он горел — живой и яркий, переливался оттенками радуги, задорно прыгал на пальцах. Тсуна поднес руки к лицу, внимательно рассматривая пламя, и несдержанно улыбнулся, удивленно вздохнув.

— Я снял печать с твоего пламени, — Джотто мягко улыбнулся, наблюдая за наследником. — Кто-то запечатал пламя, когда ты был совсем мал, и я не мог пробиться к тебе. Потом ты смог только надломить печать и пользоваться крохами силы, но не мог долго поддерживать пламя в стабильном состоянии, и оно ранило тебя. — Джотто поджал губы и мягко взял руки наследника в свои, проводя пальцами по свежим ожогам. — Печать слабела с каждым разом, когда ты использовал пламя, и надломилась настолько, что я смог наконец прийти к тебе. Больше не будет больно, обещаю, пламя не обожжет.

Ожоги под аккуратными пальцами, облаченными в прохладную ткань перчаток, пропадали на глазах. Пламя на ладонях погасло, виновато лизнув запястье напоследок, и исчезло совсем. Тсуна сжал и разжал пальцы, раньше он не чувствовал рук и ходил с повязками еще несколько дней, пока ожоги не сходили под давлением ласкового пламени Рёхея, а сейчас не осталось и следа. Он мог сжимать и разжимать кулаки, касаться вещей и не испытывать боли. Тсуна с благодарностью посмотрел на Джотто и робко улыбнулся. Кем бы не был этот человек, он смог решить проблему, с которой не могли справиться лучшие умы Варии и Верде, любое оружие-проводник отторгало его пламя, не работало, как надо, и больше приносило вреда, чем пользы. Но теперь, отчего-то уверен был он, все изменится. И все благодаря этому странному человеку.

— Спасибо, — искренне поблагодарил он, улыбаясь смелее. Он больше не боялся и теперь был готов выслушать, обещая себе сдерживаться от комментариев хотя бы из-за чувства благодарности. Это меньшее, чем он может ответить на доброту. — Но как это возможно? Вонгола была уничтожена больше ста лет назад пятым боссом, а затем он убил всю свою семью и застрелился сам.

— Пьетро не был наследником по линии моей крови, — Джотто погасил собственное пламя и кивнул Кавахире, приглашая сесть рядом. По одному жесту его руки на столе оказался чайник с ароматным чаем и пара чашек — их ждал долгий разговор, и лучше насладиться чаем, успокаивающим нервы. Джотто наполнил фарфоровые чашечки и сел рядом с Тсуной, оборачиваясь к нему полубоком. — Власть ко второму перешла в результате переворота, а я бежал в Японию, женился на девушке по имени Савада Микото и взял имя Иетсуна Савада.

— Мою прапрапрабабушку по маминой линии звали Микото, — задумчиво протянул Тсуна и пораженно выдохнул, осознавая, — ты мой прапрапрадед!

— У меня родился сын, но он так и не смог пробудить пламя, и я забыл идею возродить Вонголу. Мои хранители осели в Японии вместе со мной до конца своих дней, только Деймон ди Спейд остался в Италии подле нового главы и застал третье поколение Вонголы. — Печаль отразилась в глазах Джотто, но он тут же поспешил ее спрятать за улыбкой. — Вплоть до пятого поколения Вонгола управлялась чужаками, пока Пьетро не сошел с ума от влияния Три-ни-сетте и не уничтожил Вонголу. Моя же линия продолжилась в Японии и остановилась на тебе. Ты мой наследник и ты первый за пять поколений семьи, кто смог пробудить мое пламя.

Тсуна нервно сжал чашку в руках, крепко задумавшись. Он не знал, что удивляло его больше: то, что он оказался наследником Примо — основателя Вонголы, сильнейшей семьи прошлого века, и легендарной личности, сумевшей изменить мир пламенных до неузнаваемости, или то, что он должен спасти какую-то систему Три-ни-Сетте, о которой ничего и знать не знал. Но все по-порядку.
Раньше пламенных считали проклятыми прислужниками Сатаны и гнали отовсюду, пока Джотто не решил создать место, в котором они смогут жить спокойно. Вонгола спасала их от гонений и преследований, давала кров и хлеб, позволяла жить спокойно, не боясь, что придут люди с вилами и сожгут их за колдовство и связь с темными силами. Вонгола создала негласное правило не использовать пламя при обычных людях, и постепенно пламенные исчезли из мира обычных людей, стали закрытым обществом, о котором продолжали шептаться старцы, но вскоре позабыли и они, а их дети и вовсе не знали. Именно Джотто был тем, кто заложил фундамент для создания мафии в том облике, в котором она существует до сих пор. Он был легендарной личностью, посланной пламенным самими богами, и исчез так же внезапно, как и появился, передав правление Вонголой Риккардо Скайрини. Вонгола пошла по отличному от воли Примо пути, ступив на кровавую дорожку и подчинив пламенных силой, пока не была уничтожена Пятым. С тех пор прошло больше ста лет, пламенные научились жить без надзора Вонголы, вперед вышли те семьи, которые раньше боялись выйти из тени, создался Альянс Семей, который теперь возглавляла Вария, как сильнейшая семья из ныне существующих, претерпели изменения многие правила, Виндиче окончательно взяли контроль над преступностью среди мафии и сохранения порядков Примо, а пламенных с каждым годом рождалось все меньше и меньше. Сейчас только несколько семей могли похвастаться сильным пламенем и все они состояли в Альянсе, диктуя миру мафии свои условия.
С этим все было вполне понятно, как и с тем, что Тсуна действительно мог быть наследником Джотто. По времени все сходилось, поколения в Вонголе быстро сменялись между собой, а за прошедшие триста лет с основания семья Савада не покидала пределы Японии. Никто не мог знать, что Джотто не только выжил, но и оставил наследников, если пламя не проявлялось. Но почему оно решило пробудиться сейчас? Почему Тсуна стал тем, кто смог зажечь пламя Примо, а не Занзас — младший брат матери? В нем тоже текла кровь Примо, так почему именно Тсуна стал тем, на кого пал выбор? Может это связано с системой Три-ни-сетте? Что это вообще такое? За всю свою жизнь среди Варии Тсуна никогда не слышал этого названия, пламя воспринималось как данность: у Занзаса есть, значит и у него тоже должно быть. Тсуна никогда не задумывался, как и почему смог зажечь пламя, оно с ранних лет было с ним и воспринималось как должное. Могла ли система Три-ни-сетте почувствовать в нем кровь Примо и пробудить пламя?

— Что такое эта ваша система Три-ни-сетте? — от вопросов начинала болеть голова, и Тсуна, понимая, что сам не разберется во всем этом, захотел получить ответы.

— Это начало и конец всего, — Кавахира, молчавший весь разговор между дедом и внуком, поспешил объяснить. — Она само равновесие, сама жизнь и смерть. Все в этом мире создано благодаря ей и по ее воле.

— Яснее не стало, — Тсуна устало вздохнул. — Зачем вам я?
— Ты можешь сохранить равновесие и спасти этот мир вместе с другими Небесами Три-ни-сетте.

— С другими Небесами? — Тсуна удивленно уставился на мужчину. — А почему они сами не могут разобраться? Я же ничего не знаю даже.

— После уничтожения Вонголы они и пытались, — Кавахира повел плечом, — но вышло, как видишь, не очень хорошо: они не справляются вдвоем, мир застыл на грани уничтожения.

— И вы решили, что я — лучший вариант для подмоги? — Тсуна поставил чашку на стол и вскочил, принимаясь расхаживать по кабинету. — Вы ошиблись, я даже пламенем пользоваться нормально не могу. Какой из меня хранитель равновесия?

— Ты подходишь просто идеально, — Джотто тоже отставил чашку на стол, наблюдая за наследником с мягкой улыбкой. — Изначально систему равновесия поддерживали шаманы из роды Кавахиры, но они не бессмертны. Они слабеют, болеют и умирают, сходят с ума от ответственности и влияния системы, не в силах больше поддерживать равновесие. Когда род Кавахиры почти вымер, было решено разделить равновесие на три равные части и поделить между выдающимися людьми того времени. Шаманы создали три камня-талисмана и передали в божественную кузницу, чтобы кузнец создал артефакты, которые смогут помочь в поддержании равновесия. Так появились пустышки Аркобалено, кольца Маре и кольца Вонголы. Пустышки забрал Кавахира и создал проклятие Аркобалено — раз в сто лет он собирал сильнейших людей поколения и наделял их силой и проклятием в одном лице. Кольца Вонголы божественный кузнец Талбот отдал мне, а кольца Маре сами выбрали себе хозяина. Пока существовала Вонгола, мир находился в равновесии и процветании, но кольца были утеряны в момент уничтожения семьи, и с тех пор равновесие пошатнулось.

— Я должен найти кольца и восстановить равновесие? — Тсуна, замерев у книжного шкафа, неуверенно поделился догадкой. — Но как? Если бы это было так легко, вы бы уже давно сделали это и без моей помощи.

— Мы не видим кольца, но ты истинный наследник моей воли и пламени, ты сможешь отыскать их, — Джотто оказался рядом и положил руки на плечи Тсуны, сжимая в жесте поддержке.

— Как мне найти их?

— Пустышки и кольца Маре помогут тебе, — Кавахира поднялся с дивана и положил что-то на стол, — собери все семь пустышек и колец в эту скрижаль, она укажет путь. Поторопись, осталось не так много времени.

Скрижаль загорелась пламенем семи элементов, и мир начал стремительно меркнуть и растворяться, выталкивая Тсуну обратно в темноту. Он уже не мог говорить, не мог двигаться, только смотрел на скрижаль и чувствовал, как все внутри отзывается на ее огонь.

— Не бойся, Тсунаеши, — Джотто коснулся прозрачной рукой лба наследника и мягко улыбнулся, — я буду рядом с тобой.

Мир окончательно померк, покоряясь обступившей с краев темноте. Тсуна рывком сел на кровати и сжал футболку на груди. Сердце загнанно отсчитывало ритм, Тсуна напрягся и осмотрелся, не понимая где находится, и с облегчением выдохнул, узнав очертания своей комнаты. Сон — это всего-лишь сон, кошмарный, страшный и запутанный, но сон. Тсуна повалился обратно на кровать и уставился в потолок невидящим взглядом, раз за разом прокручивая события сна в голове. Ну и бред, приснится же такое. Какой из него хранитель равновесия и наследник Вонголы? Он пламя с трудом вызывает и в своих же ногах путается, нормально с лестницы спуститься не может, какое равновесие? Меньше научного бубнежа Верде слушать надо на ночь, чтобы такая фигня потом не снилась. Отогнав от себя остатки сна и убедившись в том, что это всего-лишь разыгралась фантазия, подкрепленная статьей про коробочки, Тсуна вытянул руку вперед и зажег пламя, надеясь увидеть слабый огонек и убедиться в нереальности сна, а потом спокойно продолжить спать.
Громкий визг огласил весь особняк Варии, когда вместо слабой ниточки огня на его руке разгорелось мощное яркое пламя.
На следующее утро Кавахира явился сам. Вспыхнул в дымке туманного пламени посреди столовой, привлекая внимание всех ее обитателей, окинул взглядом каждого и остановился на Тсуне, что так и замер с не донесенной до рта ложкой. Кавахира мало отличался от своей версии из сна, но Тсуна, до последнего пытавшийся убедить себя в том, что все происходящее было бредом воспаленной фантазии и только, во все глаза уставился на мужчину, не в силах выдавить и слова. Ложка задрожала в руке и с громким звоном столкнулась с тарелкой, прежде чем упасть на пол. Тсуна сглотнул и перевел взгляд с Кавахиры на дядю, понимая, что должен что-то сказать, чтобы остановить надвигающуюся бурю. Занзас мрачнел с каждой секундой из-за чего по его лицу и рукам расползались шрамы — дурной знак зародившейся ярости, свидетельствующий о том, что бури не избежать. Мужчина сверлил незваного гостя взглядом, продолжая медленно жевать свой завтрак, пока хранители напряженно застыли на местах, готовые кинуться на незнакомца в любую секунду.

— Приятного аппетита, — Кавахира поправил очки и усмехнулся, — мне жаль отрывать вас от трапезы, но времени почти не осталось. Савада, — мужчина подошел к столу и остановился перед наследником Примо, что-то удерживая в руках, и стремительно бледнеющий Тсунаеши узнал в предмете ту самую скрижаль из сна, — скоро кольца Маре выберут владельца, ты должен успеть найти его и убедить помочь сохранить равновесие, пока кольца не свели его с ума. Рядом с другими Небесами процесс протекает не так быстро, но, — Кавахира уперся рукой в стол и склонился чуть ближе к наследнику, — Небеса Аркобалено официально мертвы, а ее наследница еще слишком юна и ничего не знает о пламени и Три-ни-сетте. Тебе придется сдерживать проклятие Маре в одиночку.

— Как мне найти Небеса Маре? — Тсуна тяжело сглотнул, с трудом заставив голос не дрожать от страха, прошибающего насквозь. То, что еще пару часов назад казалось всего-лишь сном, теперь грозило обернуться настоящим кошмаром, и он не был уверен в том, что сможет справиться с этим.

— Пламя даст тебе знать, — Кавахира зажег пламя на кольце и открыл коробочку, — подарок от Примо.

На стол упал небольшой сверток, перевязанный оранжевой лентой, запечатанной красным сургучом с гербом Вонголы в центре. Тсуна опасливо посмотрел на дядю, что продолжал спокойно есть свой завтрак, но по шрамам, уже скользнувшим на шею, было ясно, что его ждет взбучка, и перевел взгляд на Кавахиру. Он несколько скучающим взглядом изучал оригинал полотна «Тайная вечеря» на стене и всем видом показывал абсолютное спокойствие, словно никто из присутствующих не нес для него реальной опасности. Тсуна сглотнул и аккуратно развязал ленту, развернул синюю бархатную ткань и удивленно уставился на Кавахиру. Внутри оказались перчатки, так похожие на те, что носил сам Примо, и отличались лишь цифрой на овальном камне, но приглядевшись, Тсуна заметил, что под римской десять скрывалась единица.

— Поторопись, хранитель Три-ни-сетте.

Кавахира растворился в туманном пламени так же неожиданно, как и пришел, оставляя за собой тяжелую тишину. Тсунаеши, не обращая внимание на взгляды хранителей и друзей, с неизвестным ему трепетом касался кончиками пальцев голубоватого камня, вспоминая какими теплыми были руки Примо, и не мог сдержать улыбку. Не только кошмарная часть сна оказалась реальностью, Джотто тоже был настоящим, а значит он сдержит обещание и они скоро могу встретиться. Тсуна сжал перчатки, мысленно благодаря предка за подарок, и медленно надел. Ткань приятно обтянула руки, ощущаясь, как вторая кожа, Тсуна под заинтересованными взглядами друзей сжимал и разжимал пальцы, не испытывая никакого сковывающего движения дискомфорта, словно перчатки были созданы специально для него, хотя, может быть, так и было. Тсуна попробовал зажечь пламя, и оно чутко вспыхнуло на руках, обтекая ладони, но не обжигало. Раньше он бы уже взвыл от боли и погасил пламя, а Рёхей и Луссурия уже во всю бы хлопотали над ожогами с пламенем Солнца, но сейчас боли не было. Пламя больше не обжигало, как и сказал Примо во сне.

— Во что ты успел вляпаться, Савада? — Занзас отставил опустевшую тарелку и медленно поднялся из-за стола, и взгляд его не сулил ничего хорошего ни племяннику, ни хранителям: Занзас был зол настолько, что густое пламя Ярости срывалось с кончиков пальцев, наполняя воздух горьким запахом гари.

— Возможно, я должен отыскать кольца Вонголы, собрать пустышки Аркобалено и кольца Маре, чтобы спасти мир от уничтожения, — Тсуна опасливо покосился на дядю и медленно попятился назад, не совершая резких движений. Рядом удивленно присвистнул Мукуро и хмыкнул Кёя, а Тсуна, зацепившись пяткой за ковер, вскрикнул и повалился на пол, тут же отползая к стене — на него с горящими яростью глазами и заряженными пистолетами надвигался Занзас.

Кольца Маре нашли хозяина только через три года. Была ли это ошибка Кавахиры в расчетах или он намеренно дал Тсуне как можно больше времени, чтобы подготовиться к встрече со вторыми Небесами Три-ни-сетте, неизвестно, но Тсуна был благодарен судьба за эти три года. Они успели разработать план и завербовать в ряды Варии Верде — умнейшего человека столетия и Аркобалено Грозы. Все, чего хотел ученый — это финансирование и невмешательство в его исследования, и Занзас молча предоставил ему все необходимое, а взамен получил не просто гениального ученого, но и преданного человека.
От Верде удалось узнать, что Ария — Аркобалено Неба, действительно мертва, но ходили слухи, что перед смертью ей часто виделись ужасные картины будущего, поэтому она обрекла собственную дочь на проклятие пустышек, веря, что только она сможет остановить разрушение мира. Следов девочки отыскать не удалось, она словно испарилась, исчезла, не оставив после себя ничего, кроме имени — Юни. Аркобалено никогда не видели дочь бывшего босса, и Тсуна начинал сомневаться в том, что она действительно существует. Им не удалось найти ничего про нынешнего хранителя небесной пустышки: ни возраст, ни фотографии, ни место жительства. Девочка словно исчезла со страниц истории этого мира, либо ее кто-то хорошо прятал. Кавахира разводил руками, приговаривая, что всему свое время, но время шло, а отыскать хоть малейшую зацепку о третьих Небесах Три-ни-сетте не удавалось.
Зато удалось выйти на Аркобалено Тумана. Точнее она сама вышла на Варию, прознав про поиски пустышек, и предложила сделку — она и ее ученик, Фран, присоединяются к офицерскому составу, а взамен она отдает пустышку. Вайпер не было никакого дела до сохранения мира, все, что интересовало ее, измерялось в валюте, каратах и граммах, и не было варианта лучше обогатить личный счет, чем стать частью семьи, возглавляющей Альянс. Вайпер стала шестым и последним хранителем Варии, а Фран превратился в настоящую головную боль для семьи и независимого отряда убийц, который возглавил Тсуна со своими хранителями.
Перчатки оказались намного мощнее, чем он мог себе представить, и через три года постоянных тренировок во время семейного обеда Занзас объявил о создании побочной ветви семьи, которая будет защищать Варию в трудные времена и выполнять все грязные дела мира мафии. Понимая, что аппетиты племянника будут расти и рано или поздно произойдет столкновение интересов, Занзас предложил ему встать во главе отряда и устанавливать свою политику, тем самым снизив риск переворота. Тсуна, будучи несколько удивленным предложением, согласился после длительного обсуждения со своими хранителями, но выдвинул ряд условий: они могли отказаться от задания, если оно шло вразрез с их интересами, приоритетной целью оставался поиск колец и пустышек, а после того, как равновесие в мире будет восстановлено, они покинут ряды Варии и возродят Вонголу. Занзас не ожидал от племянника меньшего и почти сразу согласился на выдвинутые условия, убив одновременно двух зайцев: избежал конкуренции и обеспечил племяннику свободу действий и опыт в руководстве организаций. Не было сомнений в том, что Тсуна справится, он вложил многое в воспитание племянника и его хранителей, оставалось только подтолкнуть в нужное русло и оставаться рядом.
Осознав реальную власть и ответственность, которая упала на его плечи, Тсуна плотно занялся поиском недостающих хранителей Урагана, Грозы и Дождя. С помощью воли Примо сделать это оказалось не так сложно, но пришлось лететь на родину и столкнуться с призраками прошлого. Он не был в Японии с тех пор, как Занзас забрал его и Кёю из приюта, и возвращаться не просто в родную страну, а в родной город оказалось сложнее, чем он думал. Тсуна полетел один, понимая, что должен справиться с этим сам, и хоть было страшно, впервые за много лет страх сковывал сердце, и больно, воспоминания терзали душу, он нашел в себе силы прийти к дому детства. Тсуна мало что помнил о тех беззаботных днях жизни в Намимори, постепенно лицо мамы стиралось из воспоминаний, но жил ее смех и ощущение ласковых рук фантомно оседало на плечах и в волосах. Нана любила трепать его по волосам, зарываться тонкими пальцами в непослушные вихры, пытаясь хоть немного пригладить. Тсуна не помнил ее лица, но помнил ее запах и нежность прикосновений. В доме детства жили другие люди, Тсуна несколько минут понаблюдал за беззаботной семьей через окно, а затем молча ушел, ощущая, как груз печали и боли, сдавливающий грудь с тех пор, как он спустился с трапа самолета, исчезают. Дом его матери в надежных руках, любимый сад цветет пышной зеленью и цветами, кухня наполнена смехом и улыбками двух детей, а на веревках развивались на ветру белые простыни точно так же, как и в воспоминаниях. Пришло время отпустить прошлое и закрыть эту главу жизни, устремляя взгляд вперед.
Хранителем Дождя и наследником Асари Угетсу оказался беззаботный с виду паренек с потухшим взглядом. Спортсмен, единственный ребенок в семье, ученик последнего класса старшей школы. Тсуна наблюдал за ним чуть больше месяца, прежде чем решил приблизиться. Ямамото Такеши был популярен в школе, но совсем не имел друзей. В команде его недолюбливали — лучший игрок, да и просто красивый парень вызывал зависть у многих, в том числе и капитана команды. Тсуна видел на дне его глаз жгучую ненависть, когда Ямамото выходил на поле и спасал игру. Тсуна видел фальшивые улыбки одноклассников и слышал язвительные речи за спиной, наполненные завистью и желчью. Ямамото Такеши был популярен, но совершенно одинок, и только отец понимал его и разделял взгляды на жизнь. Ямамото Такеши словно не понимал в каком окружении находится, беззаботно улыбался, помогал новичкам в команде, давал списывать домашку одноклассникам и ходил с девчонками на свидания, боясь задеть их чувства. Беззаботный, добродушный паренек проявлял доброту и внимание к каждому, кто тянулся к нему, и не замечал острых ножей, готовых вонзиться в спину. А затем сломал руку и столкнулся с реальностью, в которой в миг перестал быть всем интересен. Одноклассники смотрели с жалостью, капитан команды и тренер с напускным сожалением сообщили об временном отстранении, но в глазах каждого промелькнуло облегчение. Такеши остался один на один с незнакомым миром, и лишь отец продолжал поддерживать и верить в сына.
Когда Ямамото Такеши перелез через ограждение крыши и готов был свести счеты с жизнью, толпа одноклассников внизу улюлюкала и подбадривала, не веря, что всегда беззаботный и позитивный бейсболист действительно спрыгнет. Отца рядом не было, никто не мог отговорить его от задуманного, и с каждой пройденной секундой Ямамото осознавал истинное лицо окружения, которое искренне считал своими друзьями и приятелями. Одноклассники смеялись, учителя раздраженно требовали слезть и угрожали отчислением, тренер что-то кричал об исключении из команды, капитан с предвкушением ждал, и никто из них не видел, как в страхе дрожали пальцы, как слабели ноги. Ямамото Такеши хотел жить, но отчаяние, захлестывающее его с головой, вместе с подбадриванием детей, застилали глаза и отнимали волю к жизни.
Тсуна вмешался вовремя.

— Если собрался прыгать, то выбери здание повыше, — Тсуна оттолкнулся от стены, смял коробочку от сока, прицельно отправляя в мусорное ведро, и подошел к ограждению ближе.

— Что? — Ямамото уставился на странного новенького пустыми глазами, на дне которых промелькнуло удивление.

— Если спрыгнешь здесь, не разобьешься, — Тсуна оперся локтями о перила и уставился в вечернее небо. Намимори медленно накрывал закат, разлив краски на темнеющее полотно. — Останешься калекой на всю жизнь, а этот мусор только посмеется и забудет.

— О чем ты? — Такеши нахмурился, неосознанно прижимаясь спиной к сетке забора.

— Если ты действительно хочешь умереть, то найди здание повыше. Этажей двадцать или около того, — Тсуна мысленно прикинул скорость падения с нужной высоты и усмехнулся, заметив, как сильнее с каждым словом жался Ямамото к забору. Он выбрал правильную тактику, интуиция не обманула.

— Тебе-то какое дело? — Такеши нахмурился, бросая на парня взгляд. Что-то в нем заставляло его прислушаться. К словам и к себе.

— Если ты спрыгнешь, то я не смогу приходить сюда на обед. Крышу закроют, и мне придется искать новое место, — Тсуна прикрыл глаза, подставляя лицо под ласковый ветер. — А ты себе максимум ноги переломаешь и теперь точно не сможешь играть в бейсбол.

— Я и так уже не смогу, — Такеши горько поджал губы и опусти взгляд вниз, — никогда не смогу держать биту и делать хоум-раны. Моей карьере конец.

— В мире много других вещей, которые стоят внимания. Не можешь играть в бейсбол, попробуй футбол, не понравится, попробуй большой теннис, — Тсуна повел плечом и незаметно взглянул на Такеши. Каждое его слово заставляло плечи спортсмена каменеть от злости.

— Ты не понимаешь! — Ямамото вскинул горящий злобой взгляд. — Бейсбол вся моя жизнь!

— Тогда прыгай, — Тсуна безразлично пожал плечами и оттолкнулся от забора. — Только подожди, пока я спущусь вниз. Всегда любил смотреть на идиотов, не ценящих свои жизни.

Тсуна успел подойти к двери, ведущей с крыши, когда внизу раздался недовольный крик толпы.

— Постой! — Скрипнула и зазвенела металлическая сетка забора, прогнулись под давлением веса поручни, и зазвучали глухие шаги. — Как тебя зовут?

Тсуна обернулся, наблюдая, как Ямамото Такеши перелез через забор и торопливо шел к нему сжимая пальцами сломанной руки рубашку в районе сердца. В карих глазах вспыхнула странная решимость, вытесняя глухую тоску.

— Савада Тсунаеши.

Тем вечером на Намимори обрушился стеной тоскливый ливень, вымывая с улиц песок и сожаления, а Тсунаеши обрел преданного друга и хранителя Дождя.
С Грозой оказалось легче, но даже сейчас, вспоминая о том дне, Тсуна скрипел зубами и обещал изменить мир мафии. Он приехал с Кёей в небольшой городок на юге Италии по наводке Вайпер. Туман чувствовала следы Облака Аркобалено в этих краях, но сама искать отказалась, ссылаясь на выполнение более важной миссии босса, которая могла бы ощутимо пополнить ее банковский счет. Тсуна и Кёя сорвались сразу, но вместо Облака нашли будущего хранителя Грозы. Мальчишка десяти лет врезался в ноги Кёи, убегая от грузного мужчины с перекошенным гневом и ненавистью лицом. Тсуна сразу почувствовал в мужчине пламя Облака, но это было не то пламя, которое они искали. Мужчиной занялся Кёя, и пока он популярно объяснял, почему нельзя обижать детей, Тсуна успокоил ребенка и немного узнал о его судьбе. Бовино Ламбо, худой мальчишка в пятнистом коровьем костюмчике, сбежал из детдома, куда попал сразу после рождения. Он не знал ни родителей, ни других членов семьи, и все детство провел в четырех стенах, прячась от злых детей и безразличных воспитателей на чердаке и в саду, пока не нашел в себе силы сбежать. А у этого мужчины он украл несколько кусков хлеба из таверны и почти ушел незамеченным, но споткнулся о порог и упал, привлекая внимание. При себе у мальчишки была только игрушечная розовая базука и небольшая монетка-медальон с гравировкой буквы «L» на лицевой стороне и гербе Вонголы на другой. Медальон достался от мамы, как и игрушка, и стоило только увидеть его, как Тсуна принял решение забрать Ламбо в Варию и узнать все про его семью.
Скалла в городе не оказалось, но покидая Атрани, Тсуна испытывал ощущение правильности происходящего. Позже удалось узнать, что мать Ламбо была из семьи Бовино — бывших союзников Вонголы, а ныне небольшой мафиозной семьи с севера. Неясно по каким причинам, но женщина скрыла от семьи ребенка и отдала в детдом сразу после рождения. Женщина погибла через два года в перестрелке, а все, что от нее осталось, это медальон и розовая базука, которую по ее завещанию отправили в детдом. Бовино, заинтересовавшись судьбой ребенка, не разглядели в нем пламени и решили оставить жить простой жизнью, не впутывая в мафию. Но Ламбо, сам того не ведая, ступил на эту кривую дорожку в тот день, когда врезался в ноги двух странных незнакомцев.
Тсуна долго не мог решить, что делать с ребенком. Ему всего десять, рановато для мафии, несмотря на то, что сам пробудил пламя в шесть и оказался плотно замешан в теневом мире. У Ламбо не чувствовалось пламя, и только связь с Вонголой не позволила устроить его в приемную семью. Интуиция подсказывала, что нужно держать Ламбо рядом, и Примо, только взглянув на ребенка, сказал, что он удивительным образом похож на его собственного хранителя Грозы и стоило бы присмотреться к нему.
Через год Ламбо, поняв, что его не вбросят на улицу и не вернут в детдом, впервые воспользовался Базукой десятилетия, а незнакомец, появившийся вместо него в облаке розового дыма, подтвердил, что в будущем Ламбо станет полноправным хранителем Грозы Тсунаеши.
Ураган отыскал Тсунаеши сам. Гокудера Хаято оказался очень способным хакером и взломал базы данных Варии по заказу одной из семей Альянса, но в последний момент вместо того, чтобы передать заказчику информацию, уничтожил все копии и сервера и отправился в особняк Варии, требуя сразиться с главой независимого отряда убийц. В случае победы он желал возглавить отряд, а в случае поражения отдавал свою жизнь в руки нынешнего главы. Тсунаеши с трудом, но удалось победить Гокудеру, и он рассказал, как вышел на Варию и отряд убийц. Семью уничтожили, а Тсунаеши, признавая силу Хаято, предложил ему стать хранителем Урагана.
В течение года после создания независимого отряда убийц Варии Тсунаеши собрал всех хранителей и посвятил в историю Три-ни-сетте и их главную цель.
Тсуна тряхнул головой, прогоняя воспоминания двухлетней давности, и провел пальцем линию по запотевшему стеклу. Снаружи лил дождь, обрушившись на остров плотной стеной. Сколько он себя помнил, дождь всегда был предвестником хороших событий. В дождь он повстречал Занзаса, в дождь обрел верного хранителя, в дождь сумел заполучить пустышку Аркобалено Солнца. Пока все складывалось идеально, но интуиция подсказывала, что впереди его ждет еще много препятствий и сложностей, которые придется преодолеть ради достижения цели.
Тсуна отвернулся от окна и встретился взглядом со своими хранителями, своими друзьями и своей семьей. С нежностью поправил пиджак, накинутый на плечи уснувшего у Хаято под боком Ламбо, и решительно улыбнулся. Они со всем справятся и вернут в мир равновесие.

Chapter Text

За восемнадцать лет до основных событий.

 

— И ты собираешься все бросить и уехать, что бы что? — Сквало раздраженно повел плечом, смиряя Занзаса недоверчивым и несколько скептическим взглядом: поверить в благородство этого человека хотелось очень, но практика показывала, что в боссе Варии давно нет ни благородства, ни милосердия. Только пропахшая виски ярость и пропитавшаяся кровью ненависть. — Испортить жизнь пацану? Хочешь погубить еще одно Небо?

За окном лил холодный дождь, сезон бурь в Италии наступал всегда внезапно, словно сама природа не хотела пачкать серостью и слякотью этот чудный край. Сквало нервно вышагивал километры по кабинету в темно красных тонах, глухие шаги его тонули в ворсе персидского ковра, а полутьму разрывали редкие вспышки молний за окном. Занзас молчал. С тех пор, как пришло известие о смерти его старшей сестры, он проронил лишь пару слов и пил, бесконечно много пил, вливал в себя литры алкоголя, оплакивая горячо любимую сестру. Нана была восхитительна, Сквало видел ее лишь раз, когда Вария скрывалась в Японии, только встав с колен. Нана солнечно улыбалась, в отличие от вечно недовольного младшего брата, пекла странные, но вкусные японские булочки и с нежностью гладила округлившийся живот. Увидев ее впервые, Сквало подумал, что понимает, почему босс решил спрятать сестру от мира мафии, но Занзас никого не прятал. Нана все знала. Про «бизнес» мужа, из-за которого его часто не бывало дома, про судьбу брата, рано связавшегося с мафией, про Варию и про причину их нахождения в Японии. Нана все знала, в отличие от Иемитсу, который всеми силами пытался отгородить жену и будущего ребенка от жестокости внешнего мира, но слишком заврался и потерял самое важное — доверие, а может и самого себя, Занзас сестре никогда не врал. Приезжал и с пулевыми ранениями и с забрызганным кровью лицом, хмурился, грубил, но оберегал — по-своему, как умел только он. Нана принимала его, не понимала, но всегда была рада увидеть в гостях, беззаботно щебетала, крутилась рядом, окутывая заботой, и никогда не пыталась отговорить. А теперь ее нет. Сгорела в пожаре в собственном доме три месяца, до последнего защищая маленького сына.
Занзас узнал только позавчера. Получил от Иемитсу письмо с адресом кладбища в Намимори и рядом могил. И это все, что осталось от яркой и солнечной Наны — место на кладбище. О судьбе Тсунаеши Иемитсу молчал, но зная этого человека, можно было догадаться, что пацана либо пристроили в приемную семью, не связанную с мафией, либо отправили на другой конец мира — Иемитсу никогда бы не стал вмешивать родного ребенка в мафию, насытившись ей сполна с раннего возраста. Занзас сразу отправил Леви-а-Тана в Японию, а сам заперся в кабинете и не впускал никого, переживая боль так, как умел — в одиночестве темного кабинета. К вечеру второго дня, выслушав доклад Леви по телефону, он вышел из кабинета лишь за тем, чтобы заявить о намерении забрать племянника в Варию.

— Захлопнись, мусор, — Занзас смирил Сквало недовольным взглядом и поморщился: гроза за окном действовала на нервы. — Пораскинь мозгами, тупая рыба. Пацан сдохнет либо сам, либо с помощью пламенных, а ублюдок Иемитсу и пальцем не пошевелит, чтобы помочь. И сообщит о смерти сына через три гребанных месяца, если не забудет, — стакан лопнул в руке из-за плохо скрываемой ярости, и шрамы расползлись по коже.

Хотелось сделать многое — в-первую очередь закопать Иемитсу живьем в пустыне или оставить на поверхности только голову, обмазать падалью и наблюдать, как его заживо склевывают стервятники, почуявшие сладкий запах разложения. Заставить ощутить ту боль, которую испытал сам, даже не думая, что способен на это — Занзас давно и окончательно зачерствел, покрылся толстой корочкой и рубцами от использования пламени, не способный испытывать ни боль, ни радость. Но сухое письмо с парой слов, — и пусть Иемитсу засунет в жопу себе свою жалость, — сковырнуло струп, обнажая нежную розовую кожу, посыпало солью, заставляя испытывать дикую боль. Ему словно конечность оторвало, так Занзас ощущал потерю единственного родного человека, который у него остался. И как с этим жить дальше — без понятия, нужно что-то придумать, но сначала забрать наследие Наны и уберечь от дерьма внешнего мира, как она и хотела всегда.

— Ты подвергнешь его большему риску, чем если он останется в приемной семье. — Сквало попытался вразумить друга, хоть и понимал, что это бесполезно. Занзас был во многом прав, оставлять племянника без присмотра нельзя, но и забирать в мир, от которого его так старательно пыталась уберечь Нана — тоже. — Среди беспламенных ему будет лучше.

— Через год, максимум два пробудится пламя, мусор, и тогда его никто не оставит в покое. — Занзас хмыкнул, заглушая желание чем-нибудь кинуть в своего хранителя, чтобы не мельтешил перед глазами. — Предлагаешь оставаться в стороне и наблюдать как за пацаном охотится весь мир мафии?

— Ты можешь защитить его, не вмешивая в мафию.

— Не могу. Он Небо.

— Ты тоже Небо, — Сквало раздраженно сдул челку с лица, начиная злиться из-за непробиваемости босса. Вот же упрямый осел. — Но что-то к тебе в хранители очереди не выстраиваются.

— Завали и бронируй билеты в Японию, завтра мы уже должны быть там. — Занзас проигнорировал очевидную колкость, хоть в винных глазах и вспыхнуло пламя, накинул на плечи форменный пиджак и вышел из кабинета, оставляя разъяренный Дождь в одиночестве.

***

Отыскать Саваду оказалось несложно — Леви дал четкие координаты детского дома в Намимори, куда Иемитсу, не став долго разбираться, отдал сына. Занзас несколько брезгливо осмотрел двухэтажное здание, почти не слушая, что пытался втереть ему директор единственного в городе приюта. Пытался выбить пожертвование или избавиться от самого проблемного ребенка, чтобы наконец вдохнуть спокойно и зажить нормальной жизнью — неважно, Сквало сам разберется, у Занзаса есть дела поважнее.

— Послушайте, господин Скайрини, — директор не с первого раза выговорил сложную для японского языка фамилию и заискивающе улыбнулся, — Тсунаеши совсем неконтактный мальчик, ребенок очень забит и слабо социализирован. Я настоятельно рекомендую рассмотреть другие варианты.

Еще бы, мысленно хмыкнул Занзас, попробуй пережить пожар, смерть мамы и предательство отца за один день, посмотрим каким социализированным ты будешь, ублюдок. Иемитсу прилетел в Японию в тот же день, когда узнал о случившемся, и в тот же день пристроил сына в приют, ничего не объяснив, лишь пообещал вернуться позже. На языке Савады старшего — никогда. Документы Тсуны сразу же передали в ведомство государства, а в графе «родители» поставили «погибли во время пожара». Занзас читал информацию, собранную Леви, в самолете и думал лишь о том, чтобы воплотить написанное в жизнь. Сжечь ублюдка заживо и наслаждаться каждым предсмертным криком, потягивая виски и рассказывая Тсунаеши про мафию. Достойная смерть для такого куска дерьма. Занзас и на секунду не собирался верить в то, что Иемитсу делал это ради защиты сына, может быть в его действиях и читалась какая-то благая цель, это не оправдывало его ложь. Иемитсу врал Нане всю жизнь, а теперь собирался врать Тсунаеши, дав ложную надежду. А когда мальчишку убьет мафия, выдохнет и продолжит жить так же, как жил раньше — беззаботно веря в то, что дома, где-то в далекой Японии на другом конце океана, его ждут родные жена и сын.

— Мне нужен именно Савада Тсунаеши, мусор. — Занзас смерил директора пытливым взглядом, начиная раздражаться от его невнятного лепета. — Пошевеливайся и отведи нас к нему.

— Я вас предупреждал! — Директор оскорбленно вздернул подбородок. — Не приводите его потом обратно, когда не сможете найти общий язык. В этом приюте есть куда более подходящие варианты…

— Живее.

Директор приюта стушевался и бросив «следуйте за мной», повел мужчин по длинным коридорам, вскоре выводя на задний двор дома. Занзас узнал его сразу — мальчишка был сильно похож на Нану: те же глаза, большие и наивные, та же копна темных волос. Хорошо, что пацан пошел в мать, а не в отца, едва ли Занзас смог бы сдержаться от парочки крепких слов, если бы он был похож на Иемитсу.
Директор подозвал воспитателя, что-то сказал, та закивала и вскоре привела Тсунаеши. Ребенок хмурился и сжимал маленькие кулачки, решительно смотря на мужчин. На щеке виднелась глубокая царапина и наливался фиолетовым синяк, весь щуплый, худой, с подранными коленками, мелкий — легко можно спутать с девчонкой.

— Я не уйду без Кё-чана, — решительно заявил малец тонким голоском.

— И кто такая эта твоя «Кё-чан»? — Занзас заинтересованно выгнул бровь и присел на корточки, чтобы быть на одном с Тсуной уровне. От мальчишки уже фонило Небом, едва ощутимо, но Занзас без труда различал исходящие от него волны гармонии.

— Еще один проблемный ребенок! — Директор вмешался, всплеснул руками, услышав знакомое имя. — Непослушный драчун, сам себе на уме!

— Я не тебя спрашивал, мусор, — бросил Занзас и перевел взгляд обратно на мальчишку, — кто это?

— Кё-чан — мой друг! — Тсуна храбро насупился, словно собирался защищать честь друга до победного конца, а у самого глаза на мокром месте. — Я без него не уйду! Кё-чан защищает меня от хулиганов, когда они отбирают у меня еду или хотят побить. Я тоже защищаю Кё-чана, когда Мико-сан ругается из-за драк. Она глупая и не понимает ничего, Кё-чан хороший!

Названная Мико-сан оскорбленно скрипнула зубами, но побоялась наказать мальчика перед возможными опекунами. Если этих двоих заберут, то ее жизнь станет во много раз спокойнее и лучше.

— Приведите, — Занзас посмотрел на воспитательницу и подозвал Сквало, когда она с директором ушла, — оформляй пакет документов на двоих.

— Ты с ума сошел что ли? — Сквало выдохнул сквозь зубы, отсчитывая мысленно до десяти, чтобы не разораться при ребенке. — Забираем Саваду и уходим.

— Если мелкий мусор сказал, что не уйдет без мелкого мусора, значит забираем обоих. — Занзас выпрямился и смирил Дождь хмурым взглядом. — Вытащи глаза из жопы, рыбий мусор. От мелкого фонит пламенем Неба. Он мог случайно образовать связь со своим другом, если он тоже пламенный.

— И что нам делать с двумя детьми, тупой босс? Бельфегора нам не хватает что ли?

— Воспитывать, — Занзас хмыкнул и протянул Тсуне руку, — зови меня Занзас, я младший брат твоей мамы.

Глаза Тсуны наполнились болью при упоминании покойной матери, и пара слезинок пролилась из глаз, очерчивая худые щеки. Мальчишка помялся и неуверенно протянул руку, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Он не испытывал страха перед этими мужчинами, предчувствие, которому он всегда доверял, не било тревогу и не призывало тут же сбежать и спрятаться, как в прошлый раз, когда к нему пришел странный дядя, желая усыновить и увезти жить в другую страну. Тогда все в нем противилось этому, Тсуна залез на самое высокое дерево во дворе и отказывался слезать до тех пор, пока мужчина не уехал, устроив скандал. Здорово же ему тогда досталось от Мико-сан: недельный домашний арест и лишение сладостей на месяц. Но Тсуна готов был вообще не выходить из дома, лишь бы тот странный мужчина больше не появлялся. Он рассказал все Кё-чану, испуганно прячась под кроватью, чтобы воспитательница ни о чем не узнала и не выпорола снова.
А этим людям можно доверять. Не смотря на внешнюю грубость и необычность, чутье подсказывало, что они говорят правду и не имеют злых умыслов. Тсуна доверчиво вложил свою руку в чужую, сдерживая новую порцию слез.

— Мама никогда не рассказывала про вас, — пробормотал он, опустив взгляд в пол. Стало спокойнее.

— В последнее время я был тем еще ублюдком и не мог набраться смелости, чтобы позвонить или приехать навестить вас, — Занзас сжал руку мальчишки и потрепал по волосам. — Твоя мама злилась на меня.

— Мама никогда не злилась! — Тсунаеши запротестовал, замахав головой. — Даже когда я разбил вазу и порвал новую штору. И когда уронил торт на пол, и когда разбивал коленки, и когда в садике толкнул противную девчонку, и когда… Кё-чан! — Тсуна вырвал руку и подбежал к невысокому худощавому мальчишке. — Пойдем, я познакомлю тебя с оджи-саном и его другом-саном! Они обещали забрать нас, представляешь? Оджи-сан пришел за мной, но я сказал, что без тебя никуда не уйду!

Кё-чаном оказался долговязый мальчишка с пронзительными серыми глазами и хмурым лицом. Бледный, худой, как смерть, лохматый и осторожный. Первым делом он осмотрел двор, словно выискивал угрозу, затем просканировал незнакомцев взглядом, нахмурился и завел Тсунаеши за спину.

— Если вы собрались продать нас на органы, то я загрызу вас обоих. — Уверенно заявил малец, заставляя воспитательницу ахнуть, директора проронить «ну я ж говорил», а Занзаса искренне расхохотаться. Тсуна округлил и без того огромные глаза и вцепился в рубашку Кё-чана на спине, пугливо поглядывая на дядю. А он ведь и не думал ни о чем плохом, а вдруг Кё-чан прав, и эти дяди действительно злые? А он уже обрадовался тому, что сможет наконец-то уехать из этого ужасного места.

— А ты занятный, малец, — Занзас, отсмеявшись, кивну Сквало, и тот ушел вместе с директором, кажется, смирившись. Мико-сан тоже куда-то засобиралась, не имея и капли желания оставаться здесь, раз уж все разрешилось. — Нет, малец, я собираюсь познакомить вас с мафией и превратить жизнь в Ад. — Занзас довольно усмехнулся, видя, как вспыхнули на мгновение фиолетовым серые глаза. Пламенный, Облако, как же удачно все складывается.

Конец флэшбэка.

 

Занзас вынырнул из воспоминаний и перевел взгляд на окно, за которым бушевала буря. В день смерти Наны тоже лили дожди, и в день первой встречи с племянником вечером на маленький японский городок обрушилась гроза. Погода оплакивала потери — любимую сестру и шанс на нормальную жизнь, — и дарила робкую надежду на то, что все станет лучше. Должно стать. После грозы всегда выходит солнце, в какой-то момент оно осветило и беспросветную тьму в их душах.
Он действительно познакомил пацанов с мафией. Столкнул лицом к лицу с грязью мира, открыл глаза на людскую беспощадность и жестокость, и из щуплых детишек вырастил Принцев Варии, Надежду.

— Босс, — Сквало застыл в дверях, как обычно забыв постучаться, и хмуро уставился на Занзаса. Рядом на столе в свете приглушенных уличных фонарей блестела краями пустая бутылка виски, на дне резного стакана оставалось меньше, чем на два пальца, а в темных глазах отражалась редкая печаль. Близился тот самый день, и Занзас неизменно стремился закрыться ото всех.

— Чего тебе, мусор? — лениво мужчина перекинул ногу на ногу и взгляд от окна не оторвал, сосредоточенно наблюдая за тонкими каплями на стекле.

— Бьякуран согласился на встречу, — Сквало прикрыл тихо дверь, отрезая кабинет от внешнего мира, и сел на подлокотник тяжелого кресла, прижимаясь бедром к обжигающему плечу, — завтра в семь.

Занзас удовлетворенно хмыкнул, все так же неотрывно наблюдая за скользящими по окну каплями дождя. В такую погоду Леви-а-Тан любил резвиться на крыше, и особняк Варии сотрясали глухие удары грома, но было как-то плевать.

— И еще, — Сквало вздрогнул от очередного раската грома и звучно выругался, вызывая на губах босса ухмылку. — Федерико Альберта найден мертвым в ванной своего дома. Два пулевых и многочисленные ожоги.

— Быстро же он догадался, — Занзас мрачно усмехнулся, понимая, что игра в кошки-мышки уже началась и неизвестно, кто в итоге сожрет добычу в одном единственном раунде. Хотелось верить, что Тсуна знал, на что шел, когда пытался облапошить Реборна и выйти сухим из воды, но с бала прошло всего два дня, а Аркобалено Солнца уже сделал ответный ход. Это спутывало все планы и убивало робкий огонек надежды на то, что все пройдет относительно безболезненно и спокойно, хотя Занзас с самого начала знал — не пройдет. Вся эта история с кражей пустышки изначально была обречена на провал, но Савада горел идеей, верил в себя, а Занзас не привык обрывать ему крылья и разрушать мечты. Пусть радуется, пока есть возможность, жизнь сама прекрасно справится с раздачей синяков и шишек. Останется только вовремя оказаться рядом и подтолкнуть в нужное русло, когда дело дойдет до работы над ошибками.

— Реборн не идиот, — Сквало недовольно фыркнул, уже представляя какой груз ответственности падет на его плечи и сколько времени уйдет на то, чтобы разобраться в последствиях игр Савады. Главное, чтобы было что разгребать в итоге, а не задохнуться в пыли от руин, в которые Реборн мог по одной лишь прихоти превратить Варию.

— Я это знаю, ты это знаешь, а мелкому мусору еще предстоит это понять, — Занзас усмехнулся и влил в себя остатки виски, плечом сталкивая Сквало с кресла. Снизу послышался недовольный возглас, и Занзас довольно хмыкнул, узнавая своего хранителя Дождя. Сквало был непривычно тих и собран, уже на пару шагов вперед продумав план действий. — В любом случае, сам будет разбираться с тем дерьмом, которое заварил.

Сквало недобро усмехнулся, прежде чем набрать в легкие побольше воздуха и на все поместье Варии заявить о том, что думает о своем тупоголовом несносном боссе.

***

Присутствие Бьякурана в поместье Варии ощущалось в каждом уголке древнего строения. Он прибыл всего час назад и сразу заперся в кабинете Занзаса, желая обсудить важные дела Альянса, но Тсунаеши нутром чувствовал его призрачное внимание и то влияние, которое он оказывал на жителей старого дома. Мукуро нервно расхаживал из стороны в сторону, у него с боссом Миллефиоре были особые отношения, в которые он никого не стремился посвящать, но и без того было понятно, что между ними пробежала кошка. Тсунаеши неотрывно следил за хранителем Тумана, словно за маятником, запущенным по воле чужой руки, точным и стабильным, и мыслями был далеко за пределами особняка.
Бьякуран объявился три года назад и перевернул мир мафии с ног на голову. Молодой, амбициозный босс американской семьи устанавливал свои правила, заставляя более слабых плясать под свою дудку и принимать условия, а с более сильными заключал выгодные союзы и альянсы, сумев быстро выбиться в лидеры. Вопреки словам Кавахиры, пламя никак не отреагировало на появление вторых Небес Три-ни-сетте и молчало до тех пор, пока Бьякуран не явился к Занзасу лично с предложением заключить альянс. Пламя в тот момент обожгло грудь теплом, уютом обхватило напряженные плечи, Тсуна уставился на Бьякурана пораженно, а затем, заметив вспыхнувшее на кольце Небо, успокоился. Босс Миллефиоре сразу потерял к Занзасу какой-либо интерес и на альянс согласился на его условиях, устремив хитрый взгляд лиловых глаз на первые Небеса. Уговаривать его даже не пришлось, Бьякуран сам заговорил о кольцах Вонголы и Три-ни-сетте, а встретив изумленный взгляд, рассмеялся и рассказал, что знает все. Бьякуран действительно знал: и о кольцах, и о пустышках, и о системе Три-ни-сетте. Кольца Маре позволили ему видеть будущее и прошлое, Бьякуран обращался с линиями времени с игривым интересом, словно передвигал фигуры на шахматной доске, вовсе не обращая внимание на то, что каждое подобное вмешательство могло изменить чью-то судьбу. Ему было плевать на судьбы и жизни других людей, когда дело касалось масштабов целого мира, они были лишь каплей в море. Незначительной перед угрозой цунами, что затопит континенты и города.
Тсунаеши не знал, как относится к Джессо, с ним было уютно, душа наполнялась гармонией в его присутствии и спадали тиски, ответственностью сковывающие его по рукам и ногам. И вместе с тем было что-то в Бьякуране пугающее, что-то, что заставляло его хранителей напряженно поглядывать на общение Небес, оставаясь неизменно рядом. Тсуна не чувствовал зла, интуиция по большей мере молчала в его присутствии, но лукавые взгляды и беззаботный смех не позволяли полностью притупить бдительность, напоминая, что этот человек не так прост, как хочет показаться. Просто его бесы еще не вырвались на поверхность, обнажая нутро перед всеми, кто готов смотреть, и Тсунаеши очень хотелось верить, что когда это произойдет, он окажется рядом, чтобы прикрыть мантией обнаженную душу и согреть холодное сердце.

— Тсунаеши-кун! — Савада мысленно поморщился от звонкого высокого голоса мужчины, но улыбнулся и поднялся с кресла навстречу — Бьякурана, несмотря на всю его уникальность и эксцентричность, он все же был рад видеть. Чего не скажешь о Мукуро, который растворился в туманной дымке сразу же, как только нога босса Миллефиоре переступила порог гостиной.

Бьякуран в свете закатного солнца выглядел, как существо из другого мира. Белые волосы золотились по краям, в глазах отражались галактики и целые вселенные. Казалось, если прикоснешься к нему сейчас, такому неземному и волшебному, он неминуемо растворится морской белой пеной, показывая, почему кольца Маре носили такое имя. Бьякуран усмехнулся, заметив пропажу хранителя Тумана, кажется, ему было известно, что Мукуро неизменно рядом, даже если не был виден человеческому взгляду.

— Слышал, ты смог достать пустышку Солнца.

Они вышли в сад, неспешно прогуливаясь вдоль дорожек, выложенных цветным камнем. Здесь царила особая атмосфера запустения, которая удивительным образом соседствовала с заботой. Яблони и вишни, чьи ветви слегка склонились под тяжестью времени, всё ещё аккуратно подрезаны, хотя кое-где проглядывают неубранные сухие веточки. Земля между деревьями поросла невысокой травой, но видно, что её регулярно пропалывают от сорняков.
Поместье когда-то принадлежало Савойской династии, некогда правившей на этих землях, после войны в прошлом веке дом выставили на аукцион, но никто так и не выкупил развалившееся после боевых действий поместье. Луссурия шутил, что дом нуждался именно в его заботливых ручках, и с тех пор, как больше десяти лет назад Вария обосновалась здесь, он и впрямь претерпел большие изменения под чутким руководством хранителя Солнца Варии. Не тронули только сад на заднем дворе, выходящий к озеру и смотровую площадку на последнем этаже. Это были два любимых места Тсуны, в детстве он часто сбегал с занятий в сад или прятался на чердаке до тех пор, пока дядя лично не приходил за племянником. С появлением Мукуро и Рёхея прятаться стало куда интереснее и намного легче: Рокудо мастерски использовал пламя, а Сасагава умел выбирать такие места, где искать бы их решили в самый последний момент. Теперь Тсуна уходил в сад, когда хотел обдумать тяжелый вопрос или побыть наедине с собой.

— Это было не так сложно, как мы думали, — адреналин с вечера двухдневной давности поулегся в душе, но чувство абсолютной победы еще долго не будет покидать его, — Реборн даже ничего не понял.

— Я бы не был так в себе уверен, Тсунаеши-кун, — Бьякуран зашуршал упаковкой излюбленного зефира, сразу закидывая две штуки в рот, — Реборн куда наблюдательнее и сильнее, чем ты думаешь.

— Даже если так, — Тсуна повел плечом, убирая ветку кустарника от лица: они почти вышли к озеру, — до пустышки ему не добраться.

— Так забавно, — Бьякуран лукаво улыбнулся, застыв на берегу озера почти у края воды, — за исключением тех миров, где ты не стал боссом Вонголы, этот единственный, где ты позволяешь себе так говорить о Реборне.

— О чем ты? — Тсуна удивленно вскинул бровь, останавливаясь рядом с Джессо. Бьякуран и раньше говорил про другие миры, но он никогда не придавал большое значение им. Его собственным мир куда важнее.

— Во всех мирах Реборн тот, кто сделал из тебя Вонголу, — Бьякуран хихикнул, пряча усмешку за зефиром, — почти во всех он твой наставник.

Тсунаеши недоверчиво уставился на мужчину, вздрогнув всем телом. Джессо, елейно улыбаясь, жевал свой зефир и мечтательным взглядом смотрел на отражение закатного солнца на ровной глади воды. Поверхность лишь изредка колыхалась от ветра и упавших листьев апельсинового дерева, но это не могло нарушить покой этого места.

— Ты ведь знаешь, что наш мир лишь одна из сотен вариаций настоящего, и все, что происходит здесь — это результат того, что уже произошло в настоящем. — Бьякуран повернулся к Тсуне лицом, солнце ласково огладило его скулу и щеку, золотясь и делая похожим на настоящего дракона. — Наши действия никак не влияют на судьбу оригинальных нас, но их действия меняют нашу.

— Тогда почему бы тебе не связаться со своим оригиналом и не попросить исправить все то, что они заварили? — Тсуна сорвал небольшую сухую веточку с близстоящего дерева и повертел в руках, прежде чем сунуть в зубы. — Почему мы должны разгребать то, что они натворили? Пусть сами восстанавливают равновесие в мире.

— В их мире Три-ни-сетте стабильна, — Бьякуран смял опустевшую упаковку и сунул в карман с некоторым сожалением. — Долгая и неприятная история, Тсунаеши-кун того времени смог сохранить мир от уничтожения, надрав пару задниц.

Тсунаеши хмыкнул, кажется, что-то общее между всеми версиями все же есть. Как минимум то, что каждому из них пришлось разбираться с проблемами вселенского масштаба, говорит о многом.
Слова Бьякурана о связи с Реборном не хотели покидать мыслей. Тсуна и представить не мог, что на месте Занзаса мог бы оказаться кто-то вроде Реборна и обучать его контролю пламени и познакомить с миром мафии. Бьякуран сказал, что в оригинальном мире Реборн сделал из Тсунаеши Вонголу и во всех остальных мирах, в которых он был связан с мафией, он тоже возглавлял Вонголу. Значит, в тех мирах Примо не допустил переворот и остался во главе семьи, а Тсуна принял наследство и стал главой по праву крови. Но почему же в его родном мире Вонгола оказалась уничтожена, а Три-ни-сетте утратила равновесие. Что такого произошло, что мир стал так сильно отличаться от оригинала?

— Я почти слышу, как в твоей голове вертятся шестерёнки, — Бьякуран усмехнулся, откровенно веселясь, и сжал плечо Тсунаеши. — Система Три-ни-сетте сама поведает тебе о причинах, когда придет время. У нас уже есть кольца Маре и почти полный комплект Пустышек. Что будешь делать дальше, Тсунаеши-кун?

— Кё-чан ушел на поиски Аркобалено Облака, — Тсуна задумчиво почесал подбородок и скинул руку Бьякурана с плеча. — Остается Дождь и Ураган. О Юни ничего не слышно?

— Я не чувствую присутствия Юни-чан в этом мире, — Бьякуран отвел взгляд, хмурясь. Аркобалено Неба была его ахиллесовой пятой, темой, которая всегда выводит босса Миллефиоре из равновесия, окрашивая всегда улыбчивое лицо тенью печали. Тсуна не знал, в каких отношениях был Бьякуран из других миров с третьими Небесами, но что-то подсказывало, что у них была тяжелая и трагичная история. Хотелось узнать, выведать подробности, но чужая боль ощущалась, как своя собственная, и каждый раз, когда на языке зудел вопрос, Тсуна одергивал себя. Бьякуран расскажет, когда будет готов, не стоит лишний раз бередить раны и чувство вины.

— Мы должны отыскать ее, — Тсунаеши сжал плечо Джессо, подбадривая, и мягко улыбнулся, прежде чем на лицо вернулась былая уверенность. — Без нее ничего не получится.

— Я найду Юни-чан, — Бьякуран с благодарностью сжал чужую руку и улыбнулся без привычного лукавства и смешка. Тсуна кивнул, понимая, что это обещание было дано вовсе не ему.

— Верде ищет Фона, но безрезультатно, он словно сквозь землю провалился, — Тсуна поспешил сменить тему и возмущенно всплеснул руками, дав Бьякурану пару минут на передышку. — А Дождь, по его словам, ошивается рядом с Реборном. Не представляю, как забрать у него пустышку.

— В этом мире два Аркобалено Дождя, — Бьякуран весело усмехнулся, наблюдая за тем, как глаза Тсунаеши расширяются от шока, и засмеялся, — видел бы ты свое лицо сейчас, Тсунаеши-кун!

— Два Аркобалено Дождя? — Тсуна от удивления разинул рот, роняя веточку апельсинового дерева. — Ты смеешься надо мной что ли? Как это возможно?!

— В оригинальном мире тоже два, — Бьякуран захихикал сильнее, явно потешаясь над растущим возмущением Тсунаеши. — Мужчина и женщина, скрепленные узами любви, разделили между собой проклятие Аркобалено, а потом трагически расстались. Ужасная история любви.

— Так, — Тсуна устало потер переносицу, мысленно проклиная Кавахиру за то, что тот ничего не сказал и подкинул им такую свинью. Вот же шахматноголовый упырь! — Нам нужны обе?

— Боюсь, что так, — Бьякуран закивал, расплываясь в привычной лукавой улыбке, — я не знаю, как проклятие сработало в этом странном мире. В оригинале женщина приняла проклятие, но стала владельцем бесцветной пустышки, а в этом мире все может быть совсем иначе. Здесь так весело!

— Обхохочешься, — Тсуна смерил Бьякурана, готового чуть ли не в ладоши захлопать от веселья, недовольным взглядом и вздохнул. — В любом случае, нам нужно ждать новости от Кё-чана, а потом решать, что делать с Дождем. Надеюсь, что Верде ошибся, и Аркобалено держится как можно дальше от Реборна. Второй встречи с ним я не переживу.

Бьякуран не ответил, только загадочно улыбнулся и зашуршал очередной упаковкой зефира. Поежившись, Тсуна устремил взгляд на линию горизонта. Он многое слышал о Реборне и о его методах воспитания, из всех учеников, которым посчастливилось пережить обучение у Аркобалено Солнца, тепло о нем отзывался только Дино Каваллоне. Но Тсунаеши не стал бы доверять этому человеку: слишком беспечным и наивным для мафии он был. Кто знает, может быть этот Реборн и вовсе подчинил его и управлял Каваллоне из тени, а Дино был публичным клоуном и не больше. Не верилось в то, что этот неуклюжий мужчина мог сам так эффективно управлять семьей.
От одной лишь мысли о том, что в других мирах он сам был учеником Реборна, Тсуну бросало в дрожь, и он гнал от себя эти мысли куда подальше, клятвенно обещая себе не иметь никаких дел с этим жестоким и беспощадным человеком.

Chapter 4: Цель 4

Chapter Text

— Ты отдал пустышку? — переспросил Колоннелло, он нервно выстукивал ритм по столешнице, стоически выдерживая две пары недовольных глаз. — Ты с ума сошел?

— Нет, — Реборн иронично вздернул бровь, закидывая ноги в массивных ботинках на журнальный столик. — Он был очень убедителен.

— Он? — Лар недоверчиво уставилась на Солнце. — Ты же говорил, что отдал пустышку девчонке.

— Да? — Реборн хмыкнул. — Пару секунд я действительно думал, что передо мной девчонка. Платье на нем сидело восхитительно, — мужчина прикрыл глаза на мгновение, и ухмылка, растянувшая уголки его губ, заставила пару Дождей поежиться. — Иллюзия, — приоткрыв вспыхнувшие на миг золотом глаза, Реборн усмехнулся, — скрывала под личиной очаровательной дамы не менее очаровательного юношу. Стоит признаться, что его хранитель Тумана хорош.

— Ничего не понимаю, — Колоннелло поднялся с дивана и зарылся пальцами в выжженные солнцем волосы. Армейский гуталин на щеках частично стерся и поплыл уродливыми разводами, огибая челюсть и пачкая ворот форменного кителя — он только вернулся со сложной миссии, надеясь отдохнуть и мечтая о горячем ужине. Но вместо ужина и заслуженного отдыха его ждала довольная физиономия лучшего друга и не очень довольное лицо боевой подруги. Лар недовольно выхаживала по полу небольшой гостиной, измеряя пространство шагами, а Реборн довольно развалился в кресле, потягивая чай, — или что, черт возьми, это было, — из миниатюрной фарфоровой чашечки. Картина, мягко говоря, выглядела сюрреалистично, но никто не удивился. Колоннелло взглянул на лацкан пиджака, где его изворотливый друг любил носить символ их общего проклятия, и хмыкнул: теперь понятно, почему пустышка не среагировала на Аркобалено.

— Большего я от тебя и не ожидал, — язвительно подметил Реборн и отставил опустевшую чашечку на стол.

— Завали, — беззлобно отмахнулся Колоннелло. — Чем ты думал?

— Тем, что ты обычно не используешь — серым веществом, — Реборн смерил друга взглядом, — сядьте оба. От вашего мельтешения голова болит.

Лар Милч было уже вспыхнула негодованием, но под пронзительным взглядом темных, как сама ночь, глаз лишь фыркнула и села на подлокотник кресла, некогда занимаемого напарником. Сам Колоннелло лишь оперся на спинку кресла локтями и требовательно уставился на Реборна, намереваясь выбивать из него ответы силой, если вздумает ерничать. А он мог — этот человек уже давно не ценил собственную жизнь, бросаясь в опасные авантюры ради мимолетного веселья. Жизнь под гнетом проклятия вынуждала идти на отчаянные шаги, но Реборн еще до проклятия заигрывался со Смертью, а после и вовсе перестал ценить собственную жизнь. С его силой и запасами пламени это было объяснимо — Реборн был не просто сильнейшим, его Солнце делало его практически бессмертным. А вместе с бессмертием пришла скука. Настолько выжигающая волю к жизни, что Реборн раз за разом ввязывался в опасные авантюры, рискуя угробить не только себя, но и целый мир в придачу. Но этом сукиному сыну необычайно везло — либо сама удача была на его стороне, либо система Три-ни-сетте, которую он призван защищать, не желала терять сильнейшего хранителя и вмешивалась в ход событий, вытаскивая Солнце Аркобалено с самого дна.

— Пару лет назад я узнал, что появилась некая организация, которая собирает пустышки Аркобалено, — Реборн сцепил пальцы в замок, упираясь локтями в колени, — неизвестно зачем, слухи ходят разные: кто-то говорит, что они хотят уничтожить Аркобалено, кто-то думает, что хотят снять проклятие, другие говорят, что собрав все пустышки, они смогут подчинить нас и обрести невероятное могущество. В общем, мир слухами полнится.

— Бред, — Лар Милч нахмурилась, внимательно выслушав друга, и скосила взгляд на другой Дождь, — Пустышки лишь впитывают нужное количество пламени для поддержания равновесия.

— Об этом знают только Аркобалено и Кавахира, — Колоннелло повел плечом, — что за организация?

— Сперанца, — Реборн не без удовольствия наблюдал за тем, как от удивления вытягиваются лица друзей, и хмыкнул, — независимый отряд убийц Варии.

— Зачем Варии пустышки? — Колоннелло устало потер переносицу и направился к мини бару у дальней стены — ему нужно было срочно выпить, чтобы переварить услышанное.

— Они ищут кольца Вонголы, — Реборн смирил друга тяжелым взглядом, не понимая, почему должен объяснять такие простые вещи. — Недавно Вария и Миллефиоре заключили альянс и теперь работают сообща. Бьякуран, босс Миллефиоре, хранитель колец Маре. Пустышки, кольца Маре, вспомните легенду, они и кольца Вонголы призваны защищать систему Три-ни-сетте и равновесие в этом мире. — Реборн потер переносицу и выдохнул, дав друзьям время все обдумать. — Вонгола была уничтожена сотню лет назад, и с тех пор никто так и не стал хранителем колец, равновесие нарушено, мир катится к чертям, вполне возможно, что Вария прознала об этом и решила действовать. Остается только понять откуда, и как с этим связан Кавахира.

— Почему Верде и Вайпер нам ничего не сказали? — Лар Милч нахмурилась и прикусила край ногтя на большом пальце, как делала всегда, когда пыталась уложить информацию в голове. Реборн довольно хмыкнул: процесс был запущен. — Если Вария действительно хочет спасти равновесие, то они уже должны были отдать свои пустышки.

— Ты же знаешь Вайпер: она ничего не скажет, пока на счете не добавится шестерка нулей. А Верде плевать хотел на сохранение баланса и мир в целом, Вария дает ему возможность создавать игрушки, так что. — Мужчина перекинул ногу на ногу, вновь с комфортом разваливаясь в кресле. — Именно поэтому я и пошел на балл Альянса, хотел встретиться с Верде и узнать все лично.

— Не заливай, Реборн, — Колоннелло разлил виски по ребристым стаканам и залпом выпил из своего, — ты пошел, потому что надеялся повеселиться. Верде тебя ненавидит.

— Туше, — Реборн хмыкнул, нисколько не раскаиваясь из-за того, что был пойман на лжи, и примирительно отсалютовал бокалом.

— Что ты узнал? — Лар брезгливо отодвинула от себя алкоголь.

— Ничего, — Реборн повел плечом. — Небо Сперанцы очень занятная личность, до Верде я не добрался.

— Только не говори мне, что затащил мальчишку в койку, — Лар Милч раздраженно вцепилась взглядом в Солнце. — Боже, ты неисправим.

— Ты слишком плохого обо мне мнения, дорогая Лар, — Реборн с напускным возмущением поднял раскрытую ладонь. — Не успел, но не прочь. Я только позволил забрать пустышку и ушел.

— Зачем, черт возьми, ты это сделал? — Колоннелло раздраженно всплеснул руками и выдохнул. Этот человек просто невыносим.

— Не заставляй меня сомневаться в твоих умственных способностях, дружище, — Реборн поднял на Дождь потемневший взгляд, — Аркобалено всегда чувствуют, где находятся их пустышки. Теперь я знаю, где их штаб.

— В поместье Варии, где же еще, — Лар хмыкнула, быстро раскусив чужие намерения, — ты отдал пустышку, чтобы повеселиться. Боже, Реборн, ты просто невыносим. Ты собираешься втянуть нас в очередное дерьмо и даже не просишь помощи. Ставишь перед фактом.

— Ты слишком хорошо меня знаешь, — мужчина задорно усмехнулся, чуть приподняв брови, — за это ты мне нравишься куда больше, чем этот парень.

— Нет, — твердо заявила Лар. — Нет и точка.

— Какой план? — Колоннелло, уже прикидывая масштаб катастрофы, заинтересованно посмотрел на Солнце.

Реборн довольно усмехнулся, прищурив вспыхнувшие золотом глаза, и под возмущенный рык Лар Милч изложил суть плана. В конце концов, не только он один изнывал от скуки.

***

Тсунаеши оперся на край раковины, вглядываясь в собственное отражение в запотевшем зеркале. День выдался трудным, очередное задание для Сперанцы высосало все силы, и сейчас, всматриваясь в мутное отражение, он не чувствовал, что был способен закончить начатое шесть лет назад. Кольца Вонголы невидимой тяжестью упали на плечи, Тсуна даже не знал существуют ли они до сих пор, или он ищет пустышку. Информации о них было ничтожно мало, Вонгола канула в небытие и забрала с собой все, что могло бы помочь: не осталось ни библиотек семьи, ни хранилищ, лишь имя, которое когда-то пугало любого, кто был хоть немного связан с мафией, а сейчас покрылось толстым слоем пыли и осталось только на страницах истории. Тсуна не мог смотреть в глаза Джотто и не испытывать вину, они часто устраивались вдвоем на веранде с чашкой чая и подолгу разговаривали о прошлом и настоящем, о будущем, которое туманной завесой маячило на горизонте и пугало до дрожи. В такие моменты Тсуна слушал внимательно каждое слово, но не мог заставить себя смотреть в теплые голубые глаза, поддернутые пеленой ностальгии по былым дням, и задумчиво вглядывался в даль, всем телом обратившись в слух. Джотто не торопил с поисками, не требовал спасти равновесие, он лишь понимающе трепал по волосам и оставался рядом даже в самые нелегкие дни. Каким-то образом воплощение духа его предка так сильно привязалось к нему, что стало частью жизни, Тсуна часто задумывался о нормальности происходящего и не мог найти однозначный ответ. Для него видеть Джотто рядом — подарок Судьбы и ее же благословение, но остальные жители поместья вздрагивали каждый раз, когда воля Первого являлась в огненной вспышке. Лишь Мукуро и Хибари не показывали замешательства, быстро привыкнув к очередной странности босса. Мукуро явно знал больше, чем все остальные, но не спешил никого пускать под завесу тайны, а Хибари давно привык не удивляться тому, что происходит с Тсуной — они знакомы с раннего детства и большую часть жизни провели бок о бок, разделяя и боль и счастье на двоих. Остальным же было странно, и Тсуна не мог их судить, если бы в его присутствии вдруг из ниоткуда появился человек, умерший несколько веков назад, он бы тоже подумал, что сошел с ума. Если в их мире вообще было что-то, что способно вывести его рассудок из равновесия, все происходящее Тсуна принимал как должное, хоть и временами боялся до дрожи всего нового, но умел быстро адаптироваться под обстоятельства. За это стоило поблагодарить Занзаса — дядюшка умело вытравил из него всю наивность и веру в чудовищ, доказывая, что никого страшнее мафии в их мире нет.

Тсуна стер чуть неловким жестом конденсат с зеркала и обернул полотенце вокруг бедер, хотя какой-то практической необходимости в этом жесте не было — высох, пока торчал у зеркала, и лишь волосы оставались влажными, напоминая редкими каплями, что всего двадцать минут назад они были окрашены кровью врагов Варии. Задание было жестоким, но прошло успешно. Тсуна не любил бессмысленные бойни, а это было как раз таким: зачистка семьи, разнюхавшей секреты Варии и решившей, что здорово будет шантажировать сильнейшую семью Альянса. Пришлось наглядно показать, что нет, шантажировать Варию — не здорово, а последствия бывают очень и очень плачевными. Обычно на такие задания ходили Кёя и Такеши, Тсуна не любил пачкать руки в крови и редко выбирался на зачистки сам, а у Облака и Дождя была удивительная синергия в этом вопросе: каждый раз возвращаясь с зачисток, они довольно ухмылялись и спорили, кто убил больше. Тсуну от этого в дрожь бросало, но он ничего не говорил — каждый справлялся с тяжестью бремени мафии как умел, и если его Облаку и Дождю нужно пролить реки крови, чтобы унять растущее беспокойство, он не станет их осуждать.

Но сейчас Хибари не было в стране, он продолжал гоняться за призраком Аркобалено Облака, а ученик Второго Императора Мечей застрял на переговорах с Каваллоне, так что пришлось идти Небу и не менее кровожадным, чем эта парочка, Туманам. У Мукуро были свои счеты с мафией, а Фран хотел опробовать новое кольцо, которое недавно выторговал у Кавахиры. Как ему это удалось история умалчивала. Тсуна выступал больше наблюдателем и действовал на подстраховке, но даже ему пришлось выпустить Натса из коробочки и позволить Небесному Льву разгуляться. Для полноты картины не хватало только варийского Урагана, но Тсунаеши даже был рад, что хранителя дяди не было с ними — он бы не вынес сразу трех психов, помешанных на бойнях.

Миссия закончилась успешно, но высосала все силы, и сейчас Тсуна хотел лишь одного — поскорее лечь в кровать и заснуть мертвым сном часов на двенадцать или лучше на все шестнадцать. Толкнув плечом дверь ванной комнаты, Тсуна почти добрался до манящей кучи из одеял и подушек, когда интуиция мягко зазвенела в голове. Пламя вспыхнуло и объяло руки, без перчаток будет сложновато, но чтобы привлечь внимание оставшихся в поместье хранителей, этого должно хватить. Сейчас главное выиграть время и дождаться помощи.

Тсуна резко обернулся и удивленно замер: в кресле, закинув ноги на стол, развалился никто иной, как Аркобалено Солнца.

— Что ты здесь делаешь? — Тсуна вошел в гипер режим и выставил руку вперед, готовясь активировать Х-банер в любой момент.

— Сижу, — Реборн скользнул по оголенным ногам взглядом и недовольно фыркнул, наткнувшись на препятствие в виде полотенца: а так все хорошо начиналось. — В платье ты выглядел в разы лучше, но и так неплохо.

Тсуна вспыхнул от смущения, радуясь тому, что успел обернуться в полотенце, которое, хоть и не скрывало ничего, но создавало ощущение защищенности. Он на мгновение отвел взгляд и вновь уверенно посмотрел на Аркобалено, прогоняя смущение и замешательство.

— Еще раз повторюсь: что ты здесь делаешь, Аркобалено Солнца? — Тсуна повторил тверже, пламя уже сконцентрировалось наполовину, и если потянуть еще немного времени, можно будет выстрелить небольшим зарядом пламени и добраться до перчаток, что так неосмотрительно оставил на кровати. Вот же черт, теперь он и в душ будет ходить с ними, чтобы избежать подобных этой ситуаций.

— А на балу ты был намного приветливее, — Реборн усмехнулся, верят что-то в руках, и присмотревшись, Тсуна узнал карточки своих поддельных документов. — Так очаровательно краснел и отводил взгляд. Я почти купился.

— Заткнись, — Тсуна скосил взгляд на кровать, чувствуя, как сердце пропустило удар: перчаток не было. Он сразу же перевел взгляд на Аркобалено и сжался под уверенной усмешкой.

— Это ищешь, Мистер Смит? — Реборн потряс перчатками в воздухе и откинул к ногам Тсуны. — Или мне лучше обращаться к тебе Вероника Валенса? Адам Коувел? Наташа Романофф? — Реборн перевел недоверчивый взгляд с карточки паспорта на Тсуну и обратно и изогнул вопросительно бровь. — А ты любитель женщин погорячее, Савада-сан. Стойку для Х-банера у Железного Человека подрезал?

Тсунаеши пуще прежнего залился краской и сдернул с кровати простынь, растеряв все желание сражаться. Интуиция не предупреждала об опасности, а этот невыносимый человек просто издевался над ним, заставляя то краснеть от злости, то белеть от стыда. На балу он казался таким загадочным и галантным, хоть Тсуна и замечал смешинки во взгляде и короткие усмешки. Но тогда он вел себя нормально, разговаривал нормально, а не пытался вывести из себя дурацкими комментариями. Аркобалено Солнца совершенно точно не собирался с ним сейчас сражаться и не хотел убивать, это и так понятно, если бы хотел навредить, Тсуна бы уже лежал с дыркой во лбу, а его кровь пропитывала светлый пушистый ковер. Тсуна не обманывался, сильнейший в мире киллер убил бы его и глазом не моргнул, если бы захотел, но он не хотел, и вот это заставляло сжаться под его взглядом.

— Заткнись, — Тсуна завернулся в простынь, скрываясь от пристального взгляда, и крепко сжал перчатки в руках. — Что тебе нужно? Как ты вообще смог пробраться сюда?

— Через главный вход, — Реборн откинул стопку документов на стол и перекинул ногу на ногу. — Я пришел забрать свое.

— Я не отдам пустышку, — Тсуна упрямо поджал губы, натягивая перчатки. Теперь он мог лучше контролировать свое пламя, Реборн сглупил, когда вернул перчатки.

— Я не спрашивал, — Реборн выложил пистолет на стол, щелкнув предохранителем.

— Нет, — чувствуя, как неуловимо изменилась атмосфера между ними, Тсуна напрягся.

Все произошло настолько стремительно, что Тсуна даже не успел ничего понять. Вот он зажигает пламя на перчатках, а вот уже оказался сбит с ног и вжат в пол лицом, руки крепко стиснуты за спиной, а дуло прижато к виску. Он только успел моргнуть и пораженно выдохнуть, когда шею лизнуло чужое пламя. Интуиция все еще молчала.

— Зачем Сперанца собирает пустышки и кольца Маре? — чужой вкрадчивый голос обжег ухо, сердце Тсуны пропустило удар и панически забилось в груди.

Этот проклятый Аркобалено Солнца все знает. Про пустышки, про кольца Маре, все. Черт возьми, откуда? Они не распространялись, создали тайный шифр для обсуждения плана, даже создали специальный ящик для хранения пустышек и колец, который глушил сигналы пламени и не позволял отследить пустышки. Никто не мог знать, где они, так откуда этот проклятый Аркобалено узнал? Тсуна сначала подумал, что среди Варии появилась крыса, но быстро отмел эту идею. О плане знали только Вария, Миллефиоре, Верде и Кавахира. Верде не стал бы ничего рассказывать — он человек принципов, и в нем Тсуна был уверен, как в себе. Вайпер никогда бы не предала Занзаса и его лояльность, а у Кавахиры не было никаких причин кому-то рассказывать. Его интересовало только сохранение равновесия, он предпочитал не вмешиваться в ход событий и лишь изредка появлялся, чтобы дать туманный намек. На этом его вмешательство заканчивалось, а у Джотто и вовсе не было возможности. Оставались Миллефиоре, потому что в хранителях, своих и дяди, он бы никогда не стал сомневаться. Мог бы Бьякуран рассказывать о плане Аркобалено Солнца? Он мог, Бьякуран всегда знал чуть больше, чем хотел показать, но кольца Маре остались у него, так откуда тогда Реборн мог узнать и о них? Глупо предавать Варию и рассказывать о собственном оружии. Что-то не сходилось, не хватало одной маленькой, но крайне важной детали, которая объединяла всю картину воедино. Без нее невозможно было взглянуть на все целиком и понять, как информация утекла. Да и интуиция подсказывала, что Миллефиоре не при делах. Бьякуран точно так же заинтересован в восстановлении равновесия, как и он, едва ли он бы стал предателем.

— Откуда ты знаешь про кольца Маре? — Тсуна дернулся и замычал от боли, когда рукоять пистолета саданула по скуле.

— Здесь я задаю вопросы, Савада, — Реборн надавил коленом на позвоночник, вжимая мальчишку в пол. — Отвечай.

— Мы хотим найти кольца Вонголы, — на выдохе признался Тсуна, закрывая глаза.

— Зачем?

— Чтобы восстановить баланс системы Три-ни-сетте и спасти этот мир от уничтожения.

— Откуда тебе известно про Три-ни-сетте? — Реборн надавил на позвоночник сильнее, вызывая сдавленный вскрик.

— Ш…шаман Ка…вахира, — Тсуна болезненно поморщился давление чужого пламени перекрывало доступ к кислороду, а нога грозилась переломать хребет. Тсуна впервые ощущал такой всеобъемлющий страх смерти и задыхался из-за чужой жажды убийства, что обрушились на него и сковали все тело. Было сложно дышать, собственное пламя бурлило под кожей, желая выбраться, но страх не позволял и пальцем пошевелить. Врать было бесполезно. Этот человек убьет его, как только почувствует хоть каплю лжи, в этом сомнений не было.

— Монохромный ублюдок, — Реборн недовольно цокнул, снижая давление пламени. Савада под ним находился на грани обморока всего-лишь от трети силы его Солнца, а это в планы никак не входило.

— Пусти, — Тсуна до боли прикусил щеку изнутри, став похожим на побитого жизнью щенка, — я расскажу. Пусти пожалуйста.

Реборн усмехнулся над ухом, но к удивлению, молча поднялся и вернулся в кресло, вновь закинув ноги на стол. Тсуна с трудом сел, прижимая руки к груди. Давление чужого пламени все еще фантомно ощущалось в комнате, было тяжело дышать, и он урывками хватал воздух, медленно приходя в себя. Он и понятия не имел, что Аркобалено Солнца настолько силен. Просто монстр, если бы пару недель назад он знал, что этот человек имеет такое мощное пламя, он бы никогда не осмелился что-то у него красть. Он бы к нему вообще не подошел, отказавшись от плана, чего уж там.

Теперь Тсуна понимал предупреждение Занзаса. Реборна нельзя недооценивать, просто опасно. Он сам отдал пустышку, сам позволил забрать ее, потому что если бы не хотел, Тсуна давно уже гнил бы под землей, а пустышка была бы при Аркобалено. Но Реборн отдал, и оставалось только понять почему.

— Сколько пустышек вы собрали? — Реборн лениво покачивал носком, наблюдая за тем, как мальчишка приходит в себя, и мысленно корил себя за то, что переборщил. Там на полу, вжимая Саваду лицом в ковер, он ощущал, как собственное пламя тянется к другому, залечивает чужие раны и снимает напряжение из плеч, ластится и облизывает светлую кожу. Впервые его пламя действовало так своевольно, выбившись из-под контроля, и это было удивительно. Впервые Реборн ощущал такую тягу к Небу, даже его собственное Небо не смогло так сильно заинтересовать его, хотя перед Луче Реборн когда-то преклонил колени добровольно и осознанно, желая всем сердцем защищать всеобъемлющие небеса. Но Савада был другим, его Небо ощущалось иначе, еще слабее, чем у Луче, но обладало огромным скрытым потенциалом. Стоило только направить его в нужное русло, приручить и усилить своим, как он станет сильнейшим из ныне существующих. Мальчишка еще не заметил, пребывая в шоке, но вскоре и он поймет этот резонанс пламени. Реборн довольно усмехнулся и склонил голову на бок. Как же все это интересно.

— Только Гроза, Туман и Солнце, — на последнем слове Тсуна потупил взгляд, потирая горло.

— Что с остальными?

— Мой хранитель Облака отправился за пустышкой Облака, — Тсуна поднял на мужчину взгляд и расправил плечи, — мы не знаем, где находятся Аркобалено Дождя, Урагана и Неба.

— Значит, вам известно про два Дождя, — Реборн опасно прищурился, эту информацию тщательно скрывали от всего мира, считая аномалией. — Откуда?

— В других мирах тоже было два Дождя, — Тсуна поежился под тяжелым взглядом и поспешил отвести свой.

— Кольца Маре, — со смешком выдохнул Реборн, — стоило догадаться.

— Откуда ты столько знаешь? — Тсуна, растирая запястья, несмело поднял на мужчину взгляд. Реборн задумчиво смотрел в окно, за которым бушевала буря.

Днем дождя не было. В город заглянуло редкое солнце, освещая узкие улочки и переулки, отражаясь от высоких окон и луж. Было ли оно предупреждением? Мог бы Тсуна, пачкая лужи кровью, понять, что вечером нагрянет такой силы гром, что ничего после него не останется? Все планы рушились на глазах, чувство контроля над ситуацией ускользало жидким золотом сквозь пальцы, игриво холодя самые кончики, словно напоминая, что никогда ничего не бывает так, как он хочет. Тсуна опустил голову, уставившись на свои колени, и крепко закрыл глаза. Как же, черт возьми, все до обидного несправедливо! Занзас предупреждал, чтобы он не недооценивал Реборна, Верде говорил не радоваться раньше времени. Все вокруг предупреждали его, что связываться с Аркобалено Солнца опасно, но Тсунаеши не верил, упиваясь сначала слепой верой в собственные силы, а затем и пьянящим успехом. Облапошил Реборна? Обвел вокруг пальца! Как же. А теперь сидит, едва не роняя горькие слезы, понимая, что весь план полетел к чертям из-за собственной самонадеянности. Аркобалено Неба не существует в природе, Аркобалено Урагана исчез с радаров десятки лет назад, а Дождей оказалось и вовсе два. Видимых проблем не доставляло только Облако, но от Кё-чана не было вестей уже несколько дней, и Тсуна сходил с ума от тревоги, не зная броситься ли ему на помощь или пытаться заполучить остальные пустышки. А теперь еще и по его душу явился сам дьявол во плоти и крови, монстр в человеческом обличии, и весь план, все изнурительные тренировки и скрупулезный сбор информации буквально по частичкам были обречены на провал. Кажется, Джотто и Кавахира ошиблись, когда возлагали на него такую большую ответственность, кровь Вонголы ничего не решает, он просто неудачник, слишком сильно поверивший в себя.

Тсуна до боли прикусил щеку изнутри и стиснул руки в перчатках, неосознанно переходя в гипер-режим. Только это позволило ему резко дернуться вправо и увернуться от пули. Тсуна ошарашенно уставился на Реборна.

— Хорошая реакция, — Реборн довольно усмехнулся и убрал пистолет за пазуху. Он выглядел слишком расслабленным для человека, который только что намеревался кого-то убить, и Тсуна поежился из-за пробежавшего по спине табуна мурашек. И вот этого дьявола он надеялся обмануть?

Реборн встал с кресла, прошелся по комнате, под напряженным взглядом Тсуны рассматривая книжные полки с разной мелочевкой и парой редких изданий, и вытянул одну за корешок. Полка с тихим шелестом отъехала вбок, открывая широкий проход с винтовой лестницей. Тсуна сглотнул, даже не удивляясь тому, что он успел изучить комнату и найти потайной вход в хранилище — это стало очевидно еще в тот момент, когда он заметил в руках Солнца свои поддельные документы. Реборн изучил здесь каждую щель, знал расположение каждой соринки и все это успел за тот час, что Тсуна провел в душе. Или каким-то образом умудрился еще раньше пробраться в поместье и облазить каждый уголок, а он и не заметил. Слишком привык полагаться на интуицию, слишком привык к тому, что ни один сумасшедший не стал бы врываться в поместье Варии и что-то искать. Интуиция молчала, а сумасшедший нашелся — вон, спускается по лестнице, насвистывая веселый мотивчик, подставив врагу спину. Тсуна вполне мог бы сбить его с ног, сломать шею и навсегда оставить имя сильнейшего Аркобалено на страницах истории, но знал, что получит дырку во лбу, если сделает хоть одно лишнее движение. Поэтому, подобрав полы простыни, Тсуна молча последовал за мужчиной, скрываясь в длинном узком коридоре.

— Умно, — Реборн остановился напротив большого стеклянного куба с гербом Вонголы, который служил хранилищем для кейса со шкатулкой. Он парил в воздухе, обтянутый цепями Маммона, и не имел видимых замков. — Открывается с помощью колец?

Тсуна молча кивнул и нехотя стянул кольцо Неба с пальца, на первый взгляд оно было самым обычным, но стоило только перекочевать в руки Реборна, как тонкая иллюзия исчезла под давлением чужого пламени, и обычный рыжий камень трансформировался в символ Три-ни-сетте.

— У тебя сильный Туман, — Реборн повертел кольцо в руке, прежде чем щелчком отправить обратно в руки Тсуны. — Но я сильнее.

— Мукуро смог обмануть тебя, — Тсуна поймал кольцо, сжимая в руке.

— Ты в это веришь? — Реборн иронично вздернул бровь.

— Я это знаю, — Тсуна уверенно посмотрел в глаза Аркобалено, выдерживая прямой взгляд. — Я видел, как ты смотрел на меня. Какое-то время ты точно думал, что я женщина.

Реборн коротко усмехнулся, но ничего не сказал и кивнул на хранилище. Тсуна сглотнул, сжимая кольцо в ладони сильнее, даже через ткань перчаток чувствуя, как его грани больно впиваются в кожу. Сделать шаг было сложнее, чем он думал, ноги не слушались, но он знал, что должен открыть хранилище и отдать пустышку. Иначе погибнет, и искать кольца Вонголы уже будет некому. Хотя без пустышек Солнца и Неба все становилось бесполезным, но они точно смогут найти другой выход, хотя бы попытаются. Всяко лучше, чем гнить в земле, без возможности сделать хоть что-то.

Тсуна зажег пламя на кольце, под давлением Неба куб растекся, исчезая в специальных отверстиях в полу, стенах и потолке. Жидкое стекло, удивленно отметил Реборн, с интересом наблюдая за тем, как мальчишка проворачивает кольцо в кейсе и цепи распадаются. Волна солнечного пламени тут же обожгла его, лизнула щеки и наполнила все тело. Реборн подошел ближе к кейсу, из-за плеча мальчишки наблюдая, как тот вновь проворачивает кольцо, но уже в другую сторону, и кейс с тихим щелчком открывается. Тсуна бережно вытащил шкатулку из красного дерева и открыл, доставая скрижаль. Огладил каменные края, герб Вонголы и решительно извлек пустышку Солнца, протягивая законному хозяину.

Пустышка приветливо осветила пространство мягким светом и вспыхнула теплым пламенем, облизывая пальцы. Реборн сжал ее, чувствуя, как из тела выходит излишек пламени, наполняя пустышку, из-за чего она засветилась еще ярче, расправил плечи, больше не чувствуя былого напряжения, и небрежно кинул ее в руки Савады.

— Она мне не нужна, — мужчина усмехнулся и убрал руки в карманы. Тсуна поймал пустышку и удивленно уставился на Реборна. — Забирай.

— Вот так просто? — Тсуна впился в мужчину недоверчивым взглядом, крепче сжимая пустышку. Все это напоминало какой-то несмешной розыгрыш, подстроенный незадачливым шутником. Был подвох, Тсуна нутром ощущал его, знал, что нельзя так просто доверять Реборну, убедился на собственной шкуре с десяток минут назад, поэтому во внезапное проявление щедрости не верил.

— Вот так просто.

— И ты не потребуешь ничего в замен? Не верю.

— И правильно делаешь, — мужчина довольно кивнул, лукаво прищурившись. — Заключим сделку: я отдаю пустышку, ты посвящаешь меня в каждую часть плана, отныне мы работаем сообща.

— Зачем тебе это нужно? — Тсуна неуверенно поднял взгляд на мужчину, не зная, должен ли согласиться. С Реборном уговорить Дождь отдать пустышку будет намного легче, но интуиция, не вонгольская, а самая обычная, подсказывала, что ничем хорошим это не закончится. Реборн что-то скрывает, ему нужно что-то еще, но едва ли он даст ответ, если спросить напрямую. Лишиться такой возможности означало лишиться девяноста процентов на успех с Аркобалено, но и работать с ним тоже сложно. Не зная, какие цели он преследует, ни Тсуна, ни остальная Вария не сможет ему доверять. А сейчас, почувствовав на собственной шкуре всю мощь его пламени, Тсуна знал, что будет опасаться его до конца своих дней. Реборн опасен, Реборн чертовски опасен, Тсуна не мог подвергнуть такой опасности свою семью, но и без Реборна план почти обречен на провал.

— Мне нужно Небо, — Реборн повел плечом, отвечая с неохотой.

— Аркобалено Неба не существует в этой реальности, — Тсуна потупил взгляд, с горечью осознавая, что план обречен на провал. Без третьих Небес Три-ни-сетте ничего не имело смысла, даже если они каким-то образом смогут отыскать пустышкой мертвой Аркобалено, равновесие вдвоем с Бьякураном им не удержать, но даже так мир хоть немного, но изменится. Сейчас Бьякуран единственный, кто удерживает равновесие от уничтожения, а с кольцами Вонголы они смогут продлить этому миру жизнь еще на пару сотен лет. Только за одну лишь эту возможность Тсуна готов рискнуть всем.

— Юни жива, — Реборн уверенно расправил плечи и заглянул мальчишке в глаза. — Я не знаю, где она, но она жива.

— Я согласен, — Тсуна решительно сжал пустышку Солнца и посмотрел на ее владельца, уверенно поджимая губы. — Мы найдем ее во что бы то ни стало и сохраним баланс этого мира.

— По рукам, — Реборн довольно усмехнулся, предвидя веселье, которое принесет ему это сотрудничество.

До чего же интересные Небеса ему попались, отдавая пустышку, он и подумать не мог, что вот этот мальчишка в женских тряпках сможет так знатно повеселить его. Ощущая, как собственное пламя отзывается на чужое, теплое и пленительное, Реборн понимал, что не ошибся в тот вечер. Это Небо оказалось достойным его внимания, и сжимая свою ладонь поверх его, ощущая отклик пламени, только убеждался в этом.

Это будет очень занимательное сотрудничество.

Chapter Text

— Закончили? — Тсунаеши вздрогнул и резко обернулся в сторону двери в хранилище, где показалась мощная фигура Занзаса. Дядя что-то держал в руке, и через секунду, когда металлическая пряжка ремня больно врезалась в нос, он понял, что это были его вещи.

Тсуна проворчал что-то неразборчивое под двумя насмешливыми взглядами, и поспешил одеться, выпутываясь наконец из длинной простыни. Она грозилась свалиться в любой момент, и теперь, когда Тсуна надел белье, опозориться было не так страшно.

— Это ты впустил Реборна в дом? — Тсуна расправил складки на одежде и посмотрел на дядю с нотками недовольства.

— Да.

— Но зачем? — Тсуна нахмурился, сжимая руки в кулаки до боли и не желая верить, что родной дядя вот так мог подставить его. — Он же мог меня убить!

— Я тебе говорил не радоваться раньше времени, мелкий мусор, — Занзас ухмыльнулся уголком губ, видя, как глаза племянника загораются возмущением.

— Ты бы мог меня хотя бы предупредить! — Тсуна недовольно поджал губы, собираясь еще что-то сказать, но замолк под тяжелым взглядом коньячных глаз. Спорить с Занзасом было бессмысленно, мужчина не видел вины в случившемся и, раз все остались живы, то и поднимать шум, по его мнению, бесполезно. Тсуна звучно выругался, ощущая, как бессилие заглушается собственным пламенем Гармонии, и вместо глухой ярости на место приходит смирение. Как всегда.

— Хватит истерить, мусор, — Занзас оборвал любые попытки племянника и развернулся, намереваясь уйти. — Хибари вернулся. Ранен, в лазарете.

Тсуна молча сорвался с места, подставляя спину двум самым опасным людям мира мафии. В любой другой ситуации он был бы уже мертв, он знал это как никто другой. Нельзя поворачиваться к сильным спиной, но сейчас в мыслях прокручивались лишь четыре слова вновь и вновь, и Тсуна не мог ничего с собой поделать, инстинктивно бросившись к своему хранителю Облака на помощь и молясь, чтобы Рёхей или Луссурия были в поместье.

Хибари был белее мела. Тсуна бросился к кровати и сжал безвольно лежащую на простынях руку, прикусывая щеку изнутри до боли. Худший его кошмар сбывался наяву, больше всего на свете в этой гонке за спасение вселенной Тсуна боялся потерять свою семью, а теперь сильнейший из его хранителей, нет, его семьи лежал, опутанный проводами и трубками под куполом солнечного пламени. Рёхей и Луссурия суетились рядом, подпитывали животных из коробочек пламенем, ускоряя процесс заживления, в кресле, свернувшись калачиком, спал бледный Шоичи — кажется, он пришел на помощь первым и истратил весь запас пламени, а теперь восстанавливался под наблюдением других лекарей семьи.

— Как он? — Тсуна сжал запястье Кёи и вышел из купола пламени, чтобы не отнимать чужую энергию на свои мелкие раны и порезы. Мелочь, но она могла стоить хранителю жизни, а этого он никак не мог допустить.

— Жить будет, — Рёхей устало смахнул пот со лба, с благодарностью принимая стакан с водой. — В его крови большой концентрат тетродотоксинаорганическое вещество, сильнейший небелковый яд естественного происхождения, нервно-паралитического действия. , но мы почти вывели его. Скоро должен проснуться.

— Яд? — Тсуна удивленно вскинул бровь и положил на плечо хранителя руку, подпитывая своим пламенем.

— Кё-чан подрался с каким-то осьминогом-переростком, — Луссурия прижал ладони к щекам, с жалостью смотря на бессознательное Облако, — столько раз говорил ему держать свой вздорный характер в узде, мужчина должен уметь сдерживаться. И к чему это вот привело, а? Лежит весь бледненький, сам на себя не похож, это так ужасненько.

Тсуна сжал плечо хранителя дяди и мягко улыбнулся, подталкивая варийское Солнце к креслу. Мужчина был бледен, привычные яркие волосы потускнели из-за истощения пламени и обвисли вокруг лица паклями, а под глазами залегли темные тени переживаний и глухой тоски. Тсуна усадил Луссурию в кресло, вложил в руки стакан со сладкой водой и сел рядом, обнимая за плечи. В детстве он часто охал и ахал, причитая над разбитыми коленками и содранными локтями после детских шалостей во дворе, залечивал глубокие раны после тренировок и первых миссий, поджимая тонкие губы от волнения, но всегда казался сильным и спокойным. Лишь раз Тсуна видел его в таком состоянии, когда Сквало чуть не лишился руки, а Луссурия вкачивал в него собственное пламя, заставляя клетки регенерировать и ткани срастаться заново. И вовсе не ожидал, что увидит когда-то снова, надеялся, что не увидит. И уж точно не из-за своего хранителя. Тсуна сжал зубы и отвел взгляд, чуть усиливая пламя Гармонии. Почему Кё-чан оказался отравлен ядом осьминога, да еще и в такой высокой концентрации, что три сильнейших Солнца семьи не смогли сразу вывести яд и выглядели измотанными? Где он вообще мог пересечься с осьминогом, неужели Аркобалено Облака обитал на какой-то подводной базе или что-то в этом роде? Ну не занимался же он разведением морских животных? Хотя вон их Солнце занималось разводом людей на сотрудничество сомнительными способами, так что кто знает, чем на досуге баловались остальные.

— Не реви, Савада, — Рёхей сжал плечо, уверенно, но вымученно улыбнувшись. — Я его так пламенем накачал, что он не только выживет, а еще и помолодеет лет на двадцать и снова будет подгузниками щеголять.

Тсуна с благодарностью улыбнулся и стер слезы с щек, даже не осознавая, что дал волю эмоциям. Нервный комок напряжения в груди рассеялся под давлением чужой улыбки, Тсуна выдохнул и на мгновение прикрыл глаза, успокаиваясь окончательно. Какой же сумасшедший выдался день. Миссия и встреча с Аркобалено Солнца высосали из него все силы, а вести о Хибари обрушили на плечи невидимую тяжесть. Тсуна действовал больше на силе воли, когда мчался сюда, а в больничной палате, видя как три человека боролись за жизнь его Облака, не мог позволить себе расслабиться и поддерживал пламенем до тех пор, пока состояние не нормализируется. Сейчас же, когда опасность миновала, дыхание Кёи выровнялось, а Рёхей устало растянулся рядом с Шоичи, он позволил себе расслабиться. Усталость наливала мышцы свинцом, не позволяя и сдвинуться с места, и Тсуна бы отрубился прямо на подлокотнике кресла в обнимку с Луссурией, если бы не скрипнула дверь.

— Ты уже здесь, — Верде остановился взглядом на Тсуне и коротко усмехнулся, — жив и здоров после встречи с Господином Сильнейшим, хвалю.

Тсуна поморщился от упоминания Реборна и выпрямился, а после и вовсе поднялся с кресла, чтобы через пару секунд рухнуть на край кровати Кёи и сжать его руку.

— Анализ крови показал, что Хибари повезло встретиться с осьминогом Скалла, — Верде помахал перед лицом Тсуны планшетом с кипой бумаг. — Я уже ввел противоядие, пару часов проваляется в отключке и будет как новенький.

— Так он реально с осьминогом сражался? — Тсуна удивленно уставился на ученого. — Я думал, Луссурия преувеличивает.

— С самым настоящим, — Верде поколдовал с коробочками и вывел пару голографических экранов с информацией о структуре яда и видом животного. — Я сам модифицировал яд боевого осьминога Скалла. Хибари притащил с собой кусок щупальца, так что я смог провести анализ и сопоставить ДНК. Полюбуйся.

Верде увеличил один из экранов и вывел трехмерную модель осьминога. Громадная красная зверюга с фиолетовыми кольцами на экране угрожающе шевелила щупальцами, испуская какую-то зеленоватую жидкость. Рядом была уменьшенная копия в той же расцветке. Видимо, под воздействием пламени Облака моллюск смог изменить размер и отрастить пару новых щупалец, обретая преимущество перед врагом. Кёе действительно не повезло столкнуться с подобным, но что-то Тсуне подсказывало, что Хибари наслаждался каждой минутой боя и щупальце прихватил в качестве трофея, а если он смог добраться до базы Варии, то осьминог уже был уничтожен. Или смертельно ранен, как минимум.

— Аркобалено пугают, — Тсуна поежился и отвёл взгляд от экрана, когда на нем отразились цепи ДНК и состав тетродотоксина. Скалл из всех возможных морских чудовищ выбрал наиболее опасное и ядовитое существо. Синекольчатый осьминог не мог похвастаться размерами, но компенсировал смертоносный ядом, опасным для любого существа. Только пламя Облака позволило Кёе заблокировать распространение яда.

— Скалл самый слабый из нас, — Верде повел плечом, — но далеко не самый глупый, как хочет казаться. Он заманил Хибари в воду и обеспечил себе преимущество. Ежи не любят воду, Хибари сражался почти голыми руками. Удивительно, что жив остался.

Тсуна поджал губы и перевел взгляд на бледное лицо друга. Румянец уже тронул щеки, наполняя тело жизнью, но серый подтон напоминал, что всего пару часов назад Кёя был на волоске от смерти. Если бы не совместные усилия Верде, Шоичи и хранителей Солнца, то он бы не смог выкарабкаться сам. Судьба любила Хибари Кёю, но даже она бессильна против сильнейшего яда, способного убить за считанные минуты. Отправься на поиски Аркобалено Облака кто-то другой, он бы уже был мертв, только свойства пламени помогли Хибари вовремя остановить распространение яда, но какой ценой? Об этом еще предстояло только узнать, и Тсуна надеялся, что последствия не будут необратимыми.

— А что с пустышкой? — Тсуна потер переносицу, вспоминая то, зачем Кёя вообще рисковал своей жизнью.

— Потрепана, но у нас, — Верде довольно усмехнулся и вытащил из кармана больничного халата прозрачную капсулу. Внутри в каком-то растворе болталась покрытая трещинами и сколами фиолетовая пустышка.

— Спасибо, Кё-чан, — Тсуна ласково погладил руку друга большим пальцем и прикрыл глаза.

Верде и солнечные пламенники вскоре ушли, оставляя Тсуну наедине с тихим писком приборов и мерным дыханием спящего пациента. Тсуна осторожно лег на край кушетки, боясь потревожить сон лучшего друга, и уткнулся носом в плече.

— Спасибо, что вернулся живым, Кё-чан. — Проваливаясь в беспокойный сон, пробормотал Тсуна, сжимая бледную ладонь своей.

***

Тсуна скрестил руки перед лицом, принимая удар, и под давлением чужого пламени отлетел в стену позади, оставляя глубокую вмятину. Спину тут же обожгло болью, воздух выбило из груди, и он закашлялся, выплевывая пару капелек крови. Пламя Неба смягчило удар, и только благодаря этому он остался жив.

— Черт возьми, ты просто хочешь меня прикончить, — сплевывая остатки слюны и крови, Тсуна спрыгнул вниз и оперся рукой о стену, удерживаясь на ногах.

Удар у Реборна что надо, даже в гипер-режиме с поддержкой интуиции и тихим шепотом Джотто в голове было сложно уворачиваться от его атак, Тсуна то и дело пробивал собой стены и сносил колонны тренировочного зала, а в ответ смог лишь немного сдвинуть шляпу. Разница между их боевым опытом и пламенем просто нереальна.

Тсуна изначально был скептически настроен, когда посреди тренировки с хранителями в зал заявился Реборн и предложил спарринг. Тело еще помнило тот стремительный рывок и боль от столкновения с полом, в который его вжимали в собственной спальне, чтобы затем предложить сотрудничество, и Тсуна, примерно понимая, с чем ему придется столкнуться вновь, решительно отказался от боя. Он находился в заведомо проигрышной позиции, знал, что не сможет серьезно навредить Аркобалено Солнца, хотя хотелось, очень. Реборн был невыносим, прекрасно знал это и не собирался менять линию поведения, откровенно забавляясь. Этот спарринг тоже был способом разогнать скуку, не больше, Тсуна как никто другой понимал это, не нужно было даже обладать гипер-интуицией, чтобы понять, что над ним хотят поглумиться. Но у хранителей азартом загорелись глаза, а Кёя решительно взялся за тонфа, желая проверить границы силы еще одного Аркобалено, так что пришлось согласиться. Семеро против одного не честно, но Реборн раскидал почти всех с легко усмешкой и оттенком скуки в глаза. Лишь Ямамото, Хибари и Тсуна смогли более менее противостоять ему. Мукуро был вырублен сразу, Реборн уже знал отпечаток его пламени, знал его способности, у Мукуро оставались только трезубец и Шесть Путей Ада, но и ими он не успел воспользоваться — Реборн трансформировал свою жуткую ящерицу в кувалду и отправил чувствительного к боли иллюзиониста в нокаут. Гокудера подорвался на своих же динамитах и не успел использовать систему М.С.ОКоробочки Гокудеры из десятилетнего будущего. Sistema Cambio Arma Istantaneo — Система мгновенной смены оружия. , а Ямамото смог срезать ленту галстука, за что тут же был отправлен в стену мощным ударом ноги. Ламбо был слишком мал, чтобы всерьез сражаться с противником такого уровня, поэтому он помогал Рёхею залечивать раны хранителей, а сам Рёхей отказался от битвы, предпочитая подлатать подбитые задницы друзей. Дольше всего продержались Хибари и Тсуна, первый смог здорово потрепать Реборна, но быстро отвлекся на Леона, то и дело принимающего разные обличия, чтобы сдержать сильнейшего хранителя Сперанцы, пока его напарник занялся Небом.

— Я ожидал от Сперанцы большего, — Реборн поправил шляпу, надвигая на глаза, — а не кучку слабых детей с непомерными амбициями.

Тсуна раздраженно скрипнул зубами, сжимая кулаки от досады, и зажег пламя, направляясь к Аркобалено на большой скорости. Удар ногой в плечо был отражен без труда, Тсуна ловко ушел в бок, уворачиваясь от ответного удара, и залпом огня сбил раздражающую шляпу с головы Солнца, довольно усмехаясь. Да, мелочно, но приятно. Реборн изогнул вопросительно бровь, и увернулся от совместной атаки Неба и Облака, перехватил их запястья и резко развернулся, отправляя обоих в ближайшую стену.

— Мы должны как-то вырубить Леона, — вытирая кровь с губы, шепнул Тсуна. Облако пыли из-за столкновения со стеной еще не осело, дав им небольшую передышку и время, чтобы придумать план действий. Проигрывать в сухую не хотелось, хоть один удар они должны нанести.

Тсуна резко дернул Хибари за руку, спасая от пули, и мысленно поблагодарил Джотто за предупреждение. Ударная волна вмиг растворила остатки пыли, а в стене образовался мини кратер от пули. Хибари перекатился в бок и открыл коробочку, высвобождая Облачного ежа, пока Тсуна подпитывал его пламенем Неба. Жадный до угощений еж быстро увеличивался в размерах и отращивал иголки, Хибари с тихим смешком оттолкнул ежа в сторону, отвлекая внимание. Этого времени хватило, чтобы Тсуна завершил подготовку для Прорыва Точки Нуля и, оттолкнувшись от стены, вылетел прямо на Реборна, нанес обманчивый удар в живот и активировал технику. Лед вспышкой пламени озарил зал, просыпался на пол кусочками и застыл, захватив цель.

Тсуна предусмотрительно отлетел назад, удерживаясь над потолком, и напряженно следил за рассеивающимся туманом. Леон задорно вильнул хвостом с кусочком льда на самом кончике и, казалось, издевательски подмигнул.

— Хорошая попытка, но нет, — пропустив появление Реборна, Тсуна сразу же об этом пожалел: мужчина усмехнулся, а грудную клетку пронзила сильная боль, и сам он вновь пробил спиной пару несущих колонн.

Тсуна раздраженно сплюнул кровь, покачиваясь на ногах, и вцепился в мужчину злым взглядом. Хибари держался за живот, по которому стремительно расползалась кровь, и едва стоял на ногах, сам он не лучше: сил оставалось только на то, чтобы удерживаться в сознании, а Реборну хоть бы хны. Даже прическу не испортил, словно не с целым комплектом пламенных сражался, а раскидывал детей в песочнице. Хотя, наверное, для него они и были детьми: неразумными, слишком амбициозными и самоуверенными. Мир вон спасать решили, пустышки собирают, с Аркобалено сражаются почти на равных, а сильнейшего из них даже впятером уложить не смогли. Не то что уложить, даже потрепать. Реборн ни разу не использовал пламя на себе, только усиливал силу удара, предпочитая разбираться голыми руками, даже Леона использовал по минимуму, позволяя напарнику резвиться в свое удовольствие, забивая последний гвоздь в гроб самоуважения Сперанцы. Да уж, хороши спасители вселенной, просто мечта.

Тсуна очертил языком кромку зубов, радуясь, что все остались при нем, и усмехнулся. Натс давно простился на волю, рвался в бой, и если выпустить его, то можно будет ненадолго отвлечь Леона и сосредоточить внимание Реборна на себя, но был ли в этом смысл? К Хибари уже поспешил Рёхей, оттаскивая к импровизированной палате первой помощи, где приходили в себя остальные хранители, а у него осталось сил ровно на один заряд Х-банером. Положение хуже некуда, и Тсуна, раздраженно скрипнув зубами, вышел из гипер-режима и погасил пламя. Бесполезно, с нынешним уровнем сил и способностей ему не справиться с Реборном в одиночку.

— Сдаешься? — Реборн расплавил пламенем льдину на хвосте Леона и погладил рептилию по голове, кажется, скормив что-то. Тсуна не видел что, но знать не хотел.

Кивнув, он с поднятыми руками прошел мимо Аркобалено, больше не имея ни сил, ни возможности с ним сражаться, и вскрикнул, когда земля ушла из-под ног. Реборн без труда повалил его на пол и сел на корточки, зажигая солнечное пламя на ладонях.

— Спасибо, — вяло ответил Тсуна, прикрывая глаза. Чужое пламя согревало изнутри, забирая усталость и залечивая мелкие ранки. Несмотря на силу ударов, Реборн ничего ему не сломал и не выбил, кроме самооценки и желания встретиться с ним в реальном бою. Вновь пришло понимание того, насколько глупым он был, веря, что действительно смог обмануть Аркобалено. Его водили за нос, обвели вокруг пальца, преследуя собственные цели, а Тсуна и рад был повестись, упиваясь тщеславием. Хорошо, что Реборн вовремя сбил с него спесь и показал реальное положение вещей. Положение вещей, в котором он мог сдохнуть через секунду после встречи с Реборном.

— С таким уровнем подготовки ты не выстоишь против Фонга и минуты, — Реборн хмыкнул, заканчивая водить руками над грудью мальчишки.

— Если ты продолжишь так бить, я вообще не встану, — Тсуна фыркнул, лениво отмахиваясь от Аркобалено. Сейчас в его компании было на удивление хорошо и спокойно, и Тсуна позволил себе расслабиться.

— Не моя вина, что ты слабак, — Реборн сжал плечо дернувшегося было Тсуны, силой укладывая обратно на пол. — Лежи смирно, я еще не закончил.

— И потом, я даже не знаю где он, — Тсуна пробурчал, послушно укладываясь обратно. Получать лишний тычок в бок не хотелось.

— Я предполагаю, где он может быть, — Реборн залечил плечо и погасил пламя. Синяки на лице он решил оставить в качестве назидания и напоминания не быть таким беспечным. — Но с вашим уровнем сил даже мечтать не стоит получить пустышку Урагана. Фонг размажет вас по стенке быстрее, чем вы успеете моргнуть.

— Он настолько силен? — Тсуна посмотрел на мужчину снизу вверх и вновь прикрыл глаза. Боль ушла из тела, оставляя только легкость и какое-то тепло, наполнившее грудь. Странное чувство, Тсуна не знал его название, впервые ощущал что-то подобное, но не мог сказать, что ему оно не нравилось.

— Я считаюсь сильнейшим из-за количества пламени и смертоносности, — Реборн хмыкнул, встречаясь с неуверенным взглядом мальчишки, — но если сравнивать физические данные, то Фонг выигрывает в сухую.

Тсуна поежился и сел, приподнявшись на локтях. Мир перед глазами качнулся, как после сотрясения, и он закрыл на секунду глаза. Опасность передряги, в которую он вляпался по дурости, с каждым прожитым днем возрастала, а ближе к разгадке они не становились. Раньше поиск колец Вонголы казался самой сложной частью, но сейчас, поближе узнавая Аркобалено и уровень их сил, Тсуна понимал, что именно они были главной проблемой. Семерка сильнейших не просто так носила это имя, каждый член был лучшим в чем-то, имел огромный запас пламени и опыта. Их боялись не просто так, но Тсуна, ни разу до встречи с Реборном не сталкивавшийся с ними в бою, не мог объективно оценивать их возможности и верил, что вместе с семьей сможет добиться желаемого. Соберет все пустышки, даже если придется отбирать силой, найдет кольца Вонголы, спасет мир от разрушения и заживет долго и счастливо. Сейчас же, оценив часть силы Аркобалено Солнца и свои собственные возможности на его фоне, а точнее почти полное их отсутствие, Тсуна понимал, как же ему повезло, что Верде и Вайпер сами решили отдать пустышки, а Реборн предложил сотрудничество. Кёя чуть не погиб в битве с самым слабым, как же им выстоять против Фонга? А против двух Дождей? Это не говоря еще о том, что Аркобалено Неба не существовало в их мире. Как им найти пустышку Неба, если сами Аркобалено не знали, где их босс?

Тсуна зарылся в волосы пальцами, сжимая до боли и испытывая позорное желание разреветься. Хотелось вернуться на шесть лет назад и послать Кавахиру к черту. Отказаться от глупого предназначения, поставить под сомнения слова Джотто, — даже если Тсуна и знал, что Примо был его предком, — и жить обычной жизнью. Ходить на миссии, встретить хорошего человека, состариться с ним или умереть под градом пуль, не зная, что мир катится к чертям. Не волновала бы его судьба мира совершенно, своих проблем хватало. Жаль, что в прошлое не вернуться, у них есть только возможность заглянуть в будущее, но едва ли это поможет исправить ошибки прошлого.

— И что же мне тогда делать, Реборн? — Тсуна поднял на мужчину пустой взгляд, прикусывая до боли щеку изнутри. — Как мне получить пустышку Урагана и спасти этот чертов мир? Я тебя даже ранить не смог.

— Я тебе помогу, — Реборн усмехнулся, в его глазах промелькнуло что-то такое темное и необузданное, что Тсуна внутренне похолодел от страха. — Но.

— Но? — Осторожно поинтересовался Тсуна.

— Следующие полгода ты и твои хранители слушаетесь меня во всем. Все, что бы я не сказал, вы молча выполняете. Я требую полного подчинения. Согласен?

— Как ты мне поможешь?

— Я сделаю из тебя сильнейшие Небеса в этой вселенной.

— Но как?

— Тебя это волновать не должно, — Реборн прищурился, — согласен?

Тсуна посмотрел на своих друзей и поджал губы. Ямамото только-только пришел в себя, Хибари все еще держался за живот, но крови больше не было, Мукуро, привалившись к стене спиной, молча смотрел в одну точку, не раздражая всех привычным смехом и колкостями, и даже маленький Ламбо тихо помогал Рёхею перевязывать раны притихшего Хаято. Они все пострадали от одного человека, все столкнулись с поистине колоссальной разницей в силе и возможностях, все ненавидели себя за слабость. Мог ли Тсуна подвергнуть их еще большей опасности? Должен ли он согласиться на предложение Реборна и вверить судьбы своей семьи в его беспощадные руки? Этот человек был силен, настоящий дьявол в людском обличии, он мог бы им всем переломать позвоночник и свернуть шею за секунду, уничтожив весь независимый отряд Варии и глазом не моргнув. Он мог, но почему-то никому не навредил всерьез, все они пострадали из-за собственной слабости, Реборн не ломал кости, только веру в себя и свои силы. Бил, но не до хруста, впечатывал в стены, но всегда оставлял возможность подняться. Он наглядно показал им разницу в силах Сперанцы и Аркобалено, а ведь если верить ему, то Ураган был в разы сильнее, а способности Дождей еще не ясны. Смогут ли они собственными силами справиться с ними? Тсуне не был уверен. Они не смогли даже поцарапать Реборна, выкладываясь на полную, им нужно стать сильнее, чтобы все усилия, приложенные к сбору пустышек, не посыпались прахом. Им нужно стать сильнее, но мог ли Тсуна довериться Аркобалено Солнца? Должен ли он довериться?

Тсуна знал, что хранители примут любое его решение и пойдут за ним даже в самое пекло Ада. Случись сейчас извержение вулкана, а Тсуна реши отправиться в жерло ради спасения мира, они бы без сомнений пошли за ним. Тсуна доверял каждому из них. Знал, что каждый, даже маленький Ламбо, отдали бы за него жизнь. Но мог ли он просить об этом? Если останутся на том же уровне, то не смогут отыскать кольца Вонголы и спасти мир. Если решат стать сильнее, то есть вероятность умереть от рук Реборна. Так или иначе им грозила смерть, но Тсуна мог бы попытаться ее остановить или хотя бы отсрочить, чтобы дать каждому возможность сражаться. Он должен сделать выбор.

— Согласен, — Тсуна решительно встал и посмотрел в глаза Аркобалено Солнца.

— У вас есть неделя, чтобы закончить все дела с Варией и Сперанцей, — Реборн надвинул на глаза шляпу и развернулся на пятках, направляясь к выходу.

Тсуна проводил его широкую спину взглядом и прикрыл глаза. Решение, которое он принял, могло убить их, а могло сделать сильнее. Тсунаеши эгоистично решил все за свою семью, за своих друзей, и готов был понести за это любое наказание.

Даже если придется умереть.

— Ты в порядке? — Мукуро поднял взгляд, как только Тсуна подошел к своим хранителям и рухнул на пол. Рёхей тут же просканировал его пламенем Солнца и довольно кивнул, не обнаружив внутренних повреждений и внешних травм. Только лицо пестрило синяками, но Тсуна лишь отмахнулся.

— Реборн может сделать нас сильнее, — Тсуна отвел взгляд, боясь посмотреть на своих друзей, и прикусил губу. — Но взамен мы должны во всем его слушать.

— Он хищник, — Хибари коротко усмехнулся, — Аркобалено Облака тоже оказался хищником.

Тсуна поднял удивленный взгляд на друга. Хибари Кёя ненавидел принимать поражение и еще больше ненавидел признавать кого-то сильнее, чем он сам. Гордость его хранителя Облака не позволяла ему вот так открыто признавать чужие заслуги, но Реборн, кажется, оставил большое впечатление на нем.

— Хищник должен быть только один, — Хибари угрожающе дернул верхней губой, — пусть тренирует. А затем я убью его голыми руками.

— Мне тоже кажется, что нужно согласиться, — Ямамото задумчиво потер кончик носа и улыбнулся, — он силен. Он охренеть как силен, и если он может сделать нас еще сильнее, мы должны согласиться. Я «за», Тсуна.

— Ненавижу это признавать, но он прав, — Гокудера раздраженно чертыхнулся, покосившись на Ямамото. — Этот бейсбольный придурок дело говорит. Хибари чуть не сдох в битве с Аркобалено Облака, а этот Реборн раскидал нас, как детей, которые только вчера научились ходить. Я ничего не мог сделать, чтобы защитить тебя, Тсуна. Только лежал, не в силах пошевелиться, подорвавшись на своем же динамите! — Гокудера решительно сжал кулаки и прямо посмотрел на Тсуну. — Я боюсь даже подумать, какими монстрами окажутся другие Аркобалено. Мы должны стать сильнее.

— Я не знаю его методы, — Тсуна покачал головой, — я не знаю, на что он способен и что он будет делать. Я боюсь.

— Твой страх нормален, Тсунаеши-кун, — Мукуро привычно рассмеялся, и у Тсуны целая гора с плеч упала от облегчения. — Он монстр, каких в Аду не бывает. Уж поверь мне, я знаю. Но монстр почему-то хочет нам помочь. Глупо отказываться.

— Мы рядом с тобой, мы семья, — Рёхей сжал плечо Тсуны, решительно улыбнувшись, — и мы не оставим тебя одного. Куда ты — туда и мы, помнишь?

Тсуна кивнул, чувствуя, как слезы подступают к глазам. Его семья, его друзья, его хранители — они всегда рядом, чтобы помочь ему справиться. Они не задавали вопросов, когда он рассказывал про Три-ни-сетте, они не задавали вопросов, когда он принял предложение дяди и возглавил Сперанцу, они не задавали вопросов, когда приходилось делать страшные и бесчеловечные вещи. Они всегда были рядом, молча оставались за спиной, толкая в плечи, когда не было сил, закрывали собой, когда было страшно. Вместе с ними ему не страшны никакие демоны и разрушение вселенной. Пока они вместе, все будет в порядке.

Тсуна вытер слезы и обнял притихшего Ламбо.

— Давайте станем сильнее вместе, — стискивая ребенка в крепких объятиях, Тсунаеши широко улыбнулся. — И покажем этому миру на что способны наследники великой Вонголы.

Chapter Text

Тсуна знал, что соглашаясь на предложение Реборна обречёт свою семью на страдания. Тсуна знал, что легко не будет — жизнь приучила его, что желаемое приходит вместе с потом и кровью. Тсуна знал, что им не простят слабость — Реборн был сильным и от других требовал такого же проявления силы. Тсуна все это знал, но даже представить не мог, что будет так тяжело.
Тренировочная база военного флота Комсубин затерялась среди лесов между небольшим городком на побережье Тирренского моря и высокими горами национального парка Дженнардженту, прячась от любопытных глаз за пышными кронами лесного массива. Тсунаеши мечтал однажды побывать на Сардинии, но вовсе не думал, что будет проходит курс адских тренировок у подножья скалистых гор. Кроме них здесь никого не было, и стоны боли и крики страха нарушали только голоса животных.
Тсуна оказался не готов. Никто из его семьи оказался не готов, если быть честным. Ни к тренировкам, которые можно было сравнить с муками Ада, ни к тому, что тренировать их будет шестерка Аркобалено. И если к Верде и Вайпер Сперанца более менее привыкла и знала уровень их сил, то Реборн вместе с Лар Милч и Колоннелло несли реальную угрозу. Облако Аркобалено держалось обособленно и в тренировки пока не вмешивалось, неизменно маяча позади товарищей и выполняя мелкие поручения. Зачем он здесь Тсуна не знал, да и времени задуматься как-то не было: первую неделю он не помнил вообще, а потом стало как-то все равно. Реборн сказал, что им нужно сначала стать выносливее, и все, что они делали целый месяц — это бесконечно долго бегали, плавали, таскали тяжести, приседали, прыгали, взбирались на отвесные скалы, падали и снова взбирались.
База дрожала от топота шагов и хриплого дыхания. Некогда аккуратная лужайка перед ангарами превратилась в полосу препятствий, усыпанную грязью, обломками и испещрённую следами ожесточённых сражений. Новые траншеи появлялись, словно по велению злого рока, каждый раз, когда кто-то из хранителей оступался. Небо над ними налилось свинцовым оттенком, словно разделяя их страдания.
Тсуна выплюнул комок земли, пытаясь отдышаться. Ноги горели, мышцы сводило судорогой, а в голове пульсировала невыносимая боль. Казалось, что он бежит уже целую вечность, но впереди все еще маячила фигура Реборна, неподвижная и требовательная. Взгляд его темных глаз прожигал насквозь, не давая и шанса на передышку. Он поднялся на дрожащие ноги и снова пустился в бесконечный бег. И снова, и снова… Кажется, что у земли не осталось места, куда бы он не упал.

— Живее, Савада, — раздался голос Реборна, резкий и беспощадный. — Если ты остановишься, я тебя пристрелю.

Воля Тсуны была на пределе, но он продолжал бежать. Перед глазами всплывали лица его друзей, обещания, данные семье. Он не мог сдаться, не имел права. Этот месяц был настоящим адом. Не просто тяжёлыми тренировками, а настоящим адом, разверзшимся прямо на военной базе. Сперанца прошла через жесткие тренировки Варии и опасные ситуации во время миссий, но никто из них не был готов к этому. Они сдали все свои кольца, коробочки и оружие, оставшись лишь с голыми руками и непоколебимой волей. Бегали до изнеможения, плавали в ледяной воде, таскали неподъемные грузы, приседали до тех пор, пока ноги не переставали слушаться. Взбирались на отвесные скалы, срывались и падали, чтобы снова и снова карабкаться вверх. На каждой тренировке Тсуна чувствовал, как его тело ломается и собирается заново, становясь сильнее и выносливее.
Хуже всего было осознание того, что тренирует их не просто инструктор, а сильнейший из Аркобалено. К Верде и Вайпер как-то удалось привыкнуть, Сперанца уже имела представление об их гениальности и уровне сил, но Реборн… с ним все было иначе. Он был безжалостен и неумолим, не давая пощады ни себе, ни другим. Его методы были жестокими, но эффективными.
К концу месяца Тсуна чувствовал себя выжатым как лимон. Но он также чувствовал, что стал сильнее. Тело болело, но мышцы стали упругими. Воля закалилась, а дух стал непоколебимым. Он всё ещё был далёк от идеала, но был готов продолжать. Ради своей семьи, ради своего будущего.
Это был сумасшедший темп жизни, к которому никто из них оказался не готов. Гокудера срывался на крик от перенапряжения, Ямамото пытался шутить, но его улыбка становилась всё более натянутой. Рёхей был непривычно тих, лишь в начале дня кричал «Экстрим!», с маниакальным упорством раз за разом продолжая истязать себя. Кёя по вечерам уходил на дополнительные тренировки, каким-то чудом вынудив Аркобалено Облака сражаться с собой. Мукуро было тяжелее остальных, будучи физически слабее, он быстро выдыхался, но молчал, стискивал зубы и продолжал упорно выполнять все приказы. Но сложнее всего было Ламбо. Будучи всего лишь тринадцатилетним ребенком, он выдыхался быстрее остальных, психовал, капризничал и рыдал, отказываясь подчиняться. Тсунаеши приходилось нести его на себе — он босс и не мог бросить члена своей семьи позади, зная, что последует наказание. Особенно зная, что последует наказание. Реборн никого не жалел, а в наказание за неподчинение лишал еды и воды, выгоняя на солнцепек тренировать выносливость. Тсуна дважды пытался поговорить с ним, объяснить, что Ламбо всего-лишь ребенок и такой бешеный темп жизни ему не подходит, что ему нужно давать нагрузку постепенно, позволяя организму адаптироваться и подстроиться, но Реборн был непреклонен. Либо Ламбо тренируется наравне со всеми, либо Реборн прикрывает лавочку и разрывает договоренность. Этого никак нельзя было допустить, Тсуна понимал, что без помощи Аркобалено Солнца им не справиться, поэтому приходилось скрепя сердце принимать наказания Ламбо на себя, а после изнурительных часов на солнце без еды и воды, успокаивать Бовино и объяснять почему им придется слушать Реборна. Тсуна не знал, что было сложнее: выстоять на одной ноге десять часов без права сменить ногу и сохранять молчание или донести до Ламбо мысль, что Реборн им просто необходим и он должен его слушать. Ламбо, в силу возраста и мягкого по меркам мафии воспитания, упрямо отказывался слушать человека, которого боится, и Тсуна раз за разом брал его наказания на себя и выходил на улицу, отказываясь от еды и воды. А по ночам, когда другие отсыпались после очередного раунда, нагонял упущенное — ему никак нельзя было отставать от своих хранителей, но и выставить Ламбо на улицу он тоже не мог. Он Босс и пока он не найдет путь решения проблемы, он должен принимать наказание. На третий раз, когда Ламбо ослушался Реборна, отказываясь взбираться на высокое дерево лишь потому, что боялся упасть, Хибари предложил выполнить наказание вместо него, но Тсуна отказался. Он не мог подвергнуть друга лишним страданиям, если кто-то и должен быть наказан, то это он, потому что так и не смог найти решение.
В один из вечеров Тсуна вошёл в комнату, чувствуя себя выжатым как лимон. Ноги гудели, спина ныла, а веки слипались от усталости. Он едва волочил ноги, мечтая лишь об одном — упасть на кровать и провалиться в беспробудный сон. Но, как всегда, его планы рухнули в одно мгновение.
Реборн ждал его в кресле, сидя в полумраке комнаты. Его лицо оставалось невозмутимым, но Тсуна сразу почувствовал неладное. Обычно Реборн сразу же начинал отчитывать его за медлительность или неэффективность, но сейчас он просто молчал.
Реборн молча кивнул в сторону двери. Тсуна разочарованно застонал.

— Куда еще? Реборн, я валюсь с ног…

— Без разговоров, — отрезал Реборн, поднимаясь с кресла.

Тсуна, понимая всю бесполезность споров, обречённо вздохнул и побрёл за Аркобалено. Он надеялся, что разговор пройдет быстро, что Реборн просто скажет пару слов и отпустит спать. Но увы, судьба была не на его стороне.
Ночь окутывала базу тишиной и прохладой, они вышли на улицу, и Тсуна нутром чувствовал напряжение, витавшее в воздухе. Реборн подвёл его к старому дубу на краю леса. Тсуна остановился, не понимая, что происходит, когда холодный металл обжег кожу, заставляя сердце бешено колотиться. Тсуна застыл в ужасе, глядя в глаза Реборна: в них бушевала тёмная буря, от которой по спине пробежал холодок.

— Ты не можешь вечно защищать его, — прошипел Реборн, опуская немного контроль над пламенем. Тсуну словно вжало в землю, он не мог глубоко вдохнуть и пошевелиться, только смотреть в темную бурю глаз. — Он должен научиться нести ответственность за свои поступки.

— Он всего-лишь ребенок, — не своим голосом прохрипел Тсуна. Он не мог глубоко вдохнуть, не мог пошевелиться, только смотрел в эти тёмные безжалостные глаза. Словно в кошмаре, он был парализован, а жестокий убийца приближался к нему, чтобы нанести последний удар.

— В мафии нет места детям, — жестче вдавливая дуло в подбородок, отчеканил Реборн. — Он тащит тебя на дно, а ты тащишь всю семью за собой. Если Ламбо не осознает ответственность, которая приходит со званием хранителя, однажды он уничтожит семью. Словно громоотвод, отводить угрозы от семьи — это роль хранителя грозы. Он обязан защищать семью на передовой, а не прятаться за юбкой у мамочки, надеясь, что и без него справятся.

— Я знаю, но… — Тсуна знал, что Реборн может убить его прямо здесь и сейчас, если захочет. Но он также знал, что Реборн этого не сделает. Это была не просто угроза, это был урок. Жестокий, болезненный, но необходимый.

— Ему тринадцать, — Реборн убрал пистолет и отошел, — в девятнадцать он уничтожит Сперанцу, если ты не позволишь ему нести ответственность.

Реборн ушел, оставляя Тсуну в тишине ночи. Без его голоса на плечи упала тяжесть тишины, и Тсуна медленно съехал спиной вниз, не заботься о боли и о том, что мог порвать одежду о жесткую кору. Реборн прав: детям нет места в мафии. Тсуна знал это, знал, что Ламбо нужно стать сильнее и жестче, если он хочет выжить в этом жестоком мире. Но так же Тсуна знал, как мафия ломает людей, на своей собственной шкуре испытал каково это, когда родной отец лучше сдаст тебя в приют, чем будет нести ответственность за жизнь. Занзас наглядно показал, что бывает с детьми в мире мафии, брошенные и никому не нужные, они привыкли сбиваться в стаи и жать по закону «либо ты, либо тебя». Тсуна хотел оградить Ламбо от этого, дать нормальное детство, защитить от грязи жестокой реальности, оградить от боли. Ламбо всего тринадцать, он должен дергать девчонок за косички, встревать в первые драки, прогуливать уроки и воровать апельсины с соседских плантаций. Влюбляться, учиться строить нормальные отношения, лгать о двойках в школе, сбегать из дома со через второй этаж, играть в видеоигры и придумывать отмазки, лишь бы пропустить контрольную. Быть самым обычным ребенком: в чем-то капризным, в чем-то упрямым, в чем-то слабым. Бояться потерять уважение сверстников и совершать мелкие шалости. Как все нормальные дети, гореть новыми увлечениями и так же быстро разочаровываться, найдя что-то поинтереснее. Он не должен убивать и учиться контролировать пламя, оббивая коленки и падая каждый вечер замертво от усталости. Не этого Тсуна хотел для него, не ради этого его хранители присматривали за Ламбо и пытались оградить от жестокости мира, в котором ему предстоит прожить всю жизнь. Он уже столкнулся с болью и горем, лишениями и несправедливостью, уже боролся за свое существование, даже не благополучие, а сохранность жизни.
Тогда, встретив щуплого мальчишку на улицах забытого богом городка, Тсуна пообещал, что изменит мир мафии, чтобы судьбы детей не ломались из-за чужой прихоти, чтобы дети не убивали других детей, не продавали тела за кусок хлеба и призрачную возможность выжить.
Позволить Ламбо нести наказание за непослушание, когда он всего-лишь боится или слишком устал от нагрузки, означало отказаться от обещания, а Тсуна не мог себе этого позволить. Он найдет выход, научит Ламбо, но не позволит ребенку страдать. Крепко стиснув руки в кулаки, Тсуна вернулся в комнату и вырубился от усталости, как только голова коснулась подушки.
Через пару дней, когда Ламбо снова испугался и отказался перебираться через бурную реку, наказание вышли отбывать все хранители Сперанцы. Тсуна не мог позволить одному Ламбо страдать, они должны пройти это вместе.

***

— Черт возьми, — Тсуна устало закатился за валун и перевел дыхание. Пламя внутри бурлило, непослушное и необузданное, желая вырваться на свободу и сжечь все вокруг, обрушивая ярость на врагов. Теперь Тсуна знал, как ощущалось пресловутое пламя Ярости дяди, как жаром оно прокатывалось по венам и оплетало кончики пальцев, желая поскорее казнить врагов. Но Тсуна не мог — Реборн запретил им использовать пламя, на этой миссии Сперанца должна была справиться с помощью обычного оружия.

Тсуна чертыхнулся и с щелчком вставил последний магазин с патронами в пистолет. Сейчас он, как никогда, завидовал Кё-чану и Ямамото, что во всю резвились против десятка врагов. Кёя всегда отдавал предпочтение тонфа и был невероятно хорош в ближнем бою, очень редко прибегая к помощи коробочек и пламени, а Такеши был прирожденным киллером и легко чередовал катану с обычным пистолетом, жонглируя оружием так, словно перекидывал цветные шарики на детском празднике. Вместе они представляли собой смертельный тандем, способный уничтожить все на своем пути, а Тсуна и Рёхей были на подхвате, отстреливаясь из укрытия, пока Мукуро и Гокудера проникли в базу врага, а Ламбо следил за обстановкой. Он должен был быть на передовой, как хранитель Грозы, но Тсуна наотрез отказался подпускать его к настоящему бою. Ламбо был еще не готов, слишком рано ему пачкать руки кровью, и хоть у Реборна было другое видение ситуации, Тсуне было плевать. Пусть хоть утопит его по возвращению, загонит в гроб тренировками, миссии — не его сфера влияния, Тсуна и так согласился оставить кольца и коробочки на базе, желая проверить результаты тренировки.
Они действительно стали сильнее. Сила ощущалось каждой клеточкой тела, грозилась подчинить разум и вырваться из-под плохо сдерживаемого контроля, нанося больше вреда, чем пользы. Став сильнее, развив свою физическую форму на максимум, они не были готовы к тому, что снова придется учиться управлять собственным телом. Словно новорожденные котята, они слепо полагались на старые инстинкты и тыкались в темноте, не понимая, где нужно поднажать, а где наоборот притормозить. Движения стали более резкие, но и неуклюжие, приходилось адаптироваться прямо посреди боя с десятком вооруженных до зубов мафиози и парочкой пламенных. И, честно признаться, задание это оказалось не из легких: Тсуна то и дело заваливался вперед или бил слишком сильно, ломая челюсть, когда хотел всего-лишь вырубить. Он стал быстрее, более ловко уворачивался от ударов и, привыкший во время битвы в основном полагаться на руки, учился задействовать и ноги, то и дело запинаясь и спотыкаясь.
Другим было не легче, Тсуна видел, как они осторожно прощупывают границы открывшихся возможностей, как аккуратно изучают тело и пробуют новые приемы. Осторожничают, медлят, уворачиваются там, где раньше могли бы спокойно добить парой крепких ударов, пробуют новое. Тсуна мысленно восхищался ими, любуясь вспыхивающим в глазах азартом, и осознавал, что сделал правильный выбор. Довериться Реборну было сложно, он гонял их от заката до рассвета, вдалбливал в головы прописные истины и принципы выживания, вырезал пресловутое «либо ты, либо тебя» на подкорке сознания, закаляя не только тело, но и дух, учил видеть больше, слышать больше и замечать больше. Он ужасный учитель, его методы бесчеловечны и жестоки, он издевался над ними, заставляя бегать в теплых куртках в сорокоградусную жару, плавать в ледяной воде, сражаться на глубине, тащить на спине груз вдвое, а то и втрое раз тяжелее собственного веса, отобрал коробочки и кольца, но все это было не зря. Два месяца изнурительных тренировок, больше похожих на игру в выживание, дали свои плоды, и если сначала Тсуне хотелось сбежать, то теперь он был благодарен.

— Документы у нас, — тихий голос Мукуро в приемнике заставил Тсуну немного расслабиться, он выглянул из-за валуна, наблюдая, как Кёя и Такеши добивают последних членов семьи Каркасса.

— Мы почти закончили, возвращайтесь, — коснувшись передатчика в ухе, Тсуна жестом указал Рёхею возвращаться в пункт наблюдения к Ламбо и, выстрелив в человека, что пытался напасть на Такеши со спины, вышел из своего укрытия.

Ямамото, словно вихрь, сметающий всё на своём пути, уверенно отбивал пули и выпады ножей. Его катана рассекала воздух, оставляя за собой лишь раны и стоны боли, он бил быстро, эффективно, не тратя времени на лишние движения. Один из мафиози, отчаявшись прорваться к Ямамото, попытался обойти его с фланга, но Кёя, словно предвидя его замысел, перехватил его, нанеся сокрушительный удар тонфа в солнечное сплетение, пробивая кости. Ямамото, отбив последнюю пулю, оказался лицом к лицу с лидером группы. Тот, дрожа от страха, попытался выстрелить, но Такеши был быстрее. Одним молниеносным движением он отсек сначала руку, сжимавшую пистолет, а затем и голову. Хибари с брезгливым видом осмотрел результаты битвы и стер кровь с щеки Такеши, подойдя ближе.

— Что ж, неплохо размялись, — усмехнулся Ямамото, убирая пистолет в кобуру на бедре.

Кёя промолчал, но в его глазах мелькнула искорка удовлетворения. Он не любил лишних слов, предпочитая действовать. Ямамото, воткнув острие катаны в мокрую от крови землю, опустил подбородок на сцепленные на рукояти руки и улыбнулся Тсуне.

— Мукуро и Гокудера-кун выйдут через пять минут, — Тсуна брезгливо переступил нечто, что когда-то было человеком, но имело несчастье напороться на тонфа Хибари, и подошел к нему.

Внешне они оба были в порядке, и кроме незначительных царапин и синяков, повреждений не было, но Тсуна пристально осмотрел Такеши с ног до головы и облегченно выдохнул — именно Дождю пришлось разбираться с пламенными голыми руками. И хоть они были в разы слабее любых членов Альянса, они все еще были пламенными и могли серьезно ранить. Реборн запретил использовать пламя и затрагивать связь, они должны были справиться, как обычные люди. Тсуна не мог отследить состояние хранителей, но теперь, когда битва закончилась, он прислушался к ощущениям, затронул каналы связи, проверяя все ли в порядке с его людьми. Никто, кроме Мукуро, не пострадал, но и тот скорее всего вымотался от сражения, а не был действительно ранен. Иллюзионисты по природе своей слабы физически, но сильны ментально, и как бы Мукуро не выбивался из общей картины Туманников со своим трезубцем и страстью к ближнему бою, он все еще был слабее физически, чем другие хранители.
Но убедившись, что с ним действительно все в порядке, — Мукуро был бледен и опирался на плечо Хаято, но не более того, — Тсуна заглушил волнение и потянулся к чудом уцелевшему во время боя коммуникатору, чтобы связаться с Реборном.

— Мы закончили, — чуть отойдя от хранителей, уже умудрившихся завязать спор, Тсуна по памяти набрал нужный номер и сообщил об итогах миссии. Даже это он делал, как самый обычный мафиози, а не пламенник, но таковы были условия, и Тсуна не мог их игнорировать.

— Возвращайтесь, — через пару секунд тишины, разбавляемой помехами в радиосигнале, коммуникатор ожил голосом Реборна и тут же замер. Даже на расстоянии сотни километров Тсуна мог услышать усмешку в голосе и увидеть лукавый прищур глаз. Чертыхнувшись, он засунул комм обратно в карман форменных брюк и вернулся к хранителям.

— Приказано возвращаться, — с нескрытым раздражением сообщил он и, дождавшись нестройных кивков, слегка улыбнулся, — вертушка должна прибыть через полчаса. Идите, я закончу тут.

— Давай я, Босс, — Гокудера накрыл плечо рукой, чуть сжимая, — не стоит светить пламенем. Каркасса не входит в Альянс, но могут возникнуть вопросы. Лучше я здесь подорву все динамитами.

— Это приказ Занзаса, — Тсуна мягко улыбнулся, накрывая руку хранителя своей. — Каркасса давно мозолила ему глаза, я буду действовать от его лица.

Гокудера кивнул, собираясь что-то сказать, но лишь завел прядь потемневших от чужой крови волос за ухо и отошел к остальным. Хранители, вопреки его приказу, лишь отошли от радиуса поражения к границе леса, где их точно не заденет, и, о чем-то переговариваясь, ждали его. Тсуна улыбнулся, чувствуя, как тепло согревает сердце, и дело вовсе не в связи между Небом и элементами, а в том, что эти люди — его семья, и они будут рядом с ним не смотря ни на что.
Тени особняка Каркасса клубились вокруг Тсуны, словно дым предзнаменования. Всего несколько часов назад здесь бурлила жизнь, но закат окрасил крыши кровью, напоминая, кто истинный закон. Тсуна вышел на центр места, которое всего пару часов назад было садом, а теперь превратилось в руины, лунный свет заскользил по бледным щекам, заостряя черты лица, которые сейчас казались высеченными из камня. В этих глазах, обычно полных мягкости, не было ни тени страха или колебаний. Только решимость, отполированная годами сражений и потерь.
Он медленно поднял руку, чувствуя, как сила бурлит под кожей. Дыхание ровное, спокойное, как вода во время штиля. Внутри него нарастало предвкушение, не терпкое и паническое, а сладостное, как обещание возмездия. Это была не жажда разрушения, а потребность в справедливости, в защите тех, кто дорог.
Тсуна прикрыл глаза. По лбу пробежала легкая дрожь. Это было похоже на прикосновение ледяного ветра, предвестника чуда. А затем — вспышка. Не резкая и болезненная, а мягкая, обволакивающая. Пламя Посмертной воли, окрашенное в чистый небесный цвет, расцвело на лбу Тсунаеши, словно раскрывающийся бутон. Под кожей, глубоко в костях, запульсировала невероятная сила. Она бурлила, словно расплавленное золото, но не обжигала, а согревала, укрепляла, наполняла уверенностью. Это не просто энергия, это его воля, его решимость, его любовь, преобразованная в чистую мощь.
Тсуна открыл глаза. В них теперь горел тот же небесный огонь, что и на лбу. Его взгляд стал острым, как лезвие, сосредоточенным и решительным. Перед ним — особняк врага, символ боли и страха, которые он собирался искоренить. Он поднял руку, и пламя Посмертной воли устремилось вперёд, вырвалось мощным давлением, охватывая остывающие тела и пропитанную кровью землю, потекло жидкой лавой к стенам кирпичного дома, проглатывая его. Огонь разгорелся с яростью, которой Тсуна не ожидал, хотя и предвидел. Небесное пламя охватило особняк, пожирая дерево и камень с голодной жадностью, здание корчилось в агонии, словно живое существо, из которого вырывали внутренности. Стекла лопались, рамы ломались, и треск пламени заглушал все остальные звуки.
Особняк превращался в бушующий ад, отбрасывающий зловещие тени на окружающий лес. Тсуна стоял неподвижно, наблюдая, как пламя безжалостно поглощает всё, что было дорого врагам Варии. Он не испытывал ни злорадства, ни удовлетворения, лишь тяжёлую необходимость. Тсуна медленно повернулся спиной к пылающему хаосу. Огонь освещал его фигуру, вырисовывая чёткий силуэт на фоне кроваво-оранжевого неба. Он оставил позади лишь руины, превратившиеся в пепел, и двинулся вперёд, освободившись от тяжёлого бремени.
У самой кромки леса, где заканчивались владения врагов и начиналась безопасность, его ждали. Хранители стояли неподвижно, как стражи, вглядываясь в ночную мглу, их лица были серьёзными, но в глазах читалась гордость. Тсуна приблизился к ним, и пламя на его лбу погасло, возвращая привычную мягкость, и он не смог не улыбнуться. Опустил голову, чувствуя поддержку и тепло их присутствия. Никто не произнёс ни слова, но все всё понимали. Битва окончена. Они справились. Позади Тсуны бушевал ад, пожирая остатки старой жизни. А перед ним, в тени деревьев, стояли его друзья, его семья, его сила. Он поднял взгляд, и в его глазах, уставших, но решительных, отражалось не только пламя, но и обещание будущего, которое он поклялся защищать.
Тсуна улыбнулся слабой, но искренней улыбкой, и шагнул вперёд в объятия тьмы, зная, что он не один. Хранители последовали за ним, и вместе они растворились в ночи, оставив после себя лишь догорающие угли былой битвы. Они шли в будущее, где их ждали новые испытания, но они были готовы, потому что знали, что вместе им всё по плечу.

***

Треск костра заполнял умиротворенную тишину вечернего леса. Тсуна кутался в большой клетчатый плед, держа босые ноги поближе к огню, и утопал в мягкости кресла. День подходил к концу, ленивый и размеренный, он стал первым выходным за долгие недели тренировок. Тсуна проспал до обеда, заранее предупредив каждого, кто решит сунуться в его комнату, о жестокой расправе, да такой, что наказания Реборна покажутся детскими шалостями. Тело требовало долгого сна и часов тишины наедине с самим собой, и небольшая поляна у границы леса, скрытая почти полностью от посторонних глаз завесой широких ветвей ивы, была идеальным местом для отдыха.
На столике рядом дымилась чашка чая со сколотым краем, рядом легким ветром перелистывались тонкие страницы до жути банального детектива. Тсуна сразу понял, кто был убийцей, и на тридцатой странице потерял всякий интерес к истории, продолжая читать до пятидесятой на одном лишь природном упрямстве, да и того надолго не хватило, и книга безжалостно оказалась оставлена на столе. Может быть раньше его и хватило на дольше, но герой оказался слишком пресным, а потраченного времени слишком жаль, поэтому Тсуна махнул рукой и наслаждался тем, чего у него никогда не было в излишке — временем с самим собой. Хранители и Сквало после плотного обеда уехали в город, Аркобалено не было слышно с самого утра, да и их местоположение мало волновало его, Тсуна откровенно побаивался пару Дождей, а до остальных ему не было дела. Верде предпочитал не задерживаться на базе больше положенного, спеша к своим игрушкам, компания Вайпер всегда обходилась слишком дорого его кошельку, а Реборна видеть хотелось в самую последнюю очередь. Так что проснувшись и осознав, что на базе он совершенно один, Тсунаеши облегченно выдохнул и расправил плечи. День обещал быть хорошим.
После часовой медитации в компании Джотто, Тсуна связался с Бьякураном через закрытый канал связи. База была засекречена от гражданских и мафии, и Тсуне пришлось попотеть, чтобы сначала выбить возможность выходить на связь с внешним миром, а потом напрячь Верде, чтобы он установил стабильное соединение с Варией и Миллефиоре — они были частью плана, но не могли попасть на базу, так что пришлось искать обходные пути. Тсуне это не нравилось, но спорить он не имел права — Реборн популярно объяснил, что будет, если он ослушается приказа, и как-то не очень хотелось воплощать услышанное в жизнь. А в том, что Реборн обязательно воплотит угрозу в жизнь, сомневаться не приходилось. Такой уж он человек, и прожив с ним бок о бок два месяца, Тсуна понял, почему его называли сильнейшим.
Вчерашняя операция наделала кучу шума, от Сперанцы не было вестей два месяца, и некоторые члены Альянса успели подумать, что кошмар мафии ушел на дно, нарвавшись на сильного врага. Бьякуран с преувеличенным весельем рассказывал о реакции глав семей на зачистку Каркасса и о том, какую довольную рожу состроил Занзас, пока выслушивал опасения коллег. Каркасса не была членом Альянса, но имела нейтральные отношения с ним, не лезла на чужие территории и пыталась устроить переворот и захватить власть. Обычная рядовая семья, чуть больше средней, с парой тройкой пламенных и хорошим вооружением. Тсуна и сам сначала удивился, когда вчитывался в детали миссии, но чем больше он читал, тем мрачнее становился. Да, Каркасса не пыталась устроить переворот или занять чужие территории, она устремила взгляд на Восток и желала заключить альянс с китайской Триадой и уже начала подготавливать почву для приема чужаков на родной земле. Десятки подставных фирм и счетов, странные смерти и исчезновения людей, продажа китайских наркотиков и контрабанда оружия — Каркасса пыталась изменить устройство мафии в Италии и встать во главе нового мира. Такое не прощается, поэтому пока Вария и Миллефиоре зачищали главный особняк семьи, Сперанце достались склады с оружием и наркотиками. Все расследование Занзас держал в тайне от Альянса, решив поставить перед фактом, и нападение Сперанцы на босса Каркасса и зачистку складов выглядели в глазах Альянса как попытка переворота, не удивительно, что они выразили сомнения в верности Независимого Отряда убийц.
Бьякуран щебетал о последних новостях, на фоне привычно шумера пластиковая упаковка зефира — ни в чем себе не изменяя, он оставался нарочито веселым и держался бодрячком, но никакой вонгольской интуиции не надо было, чтобы понять, что он чем-то расстроен. О Юни до сих пор не было никаких вестей, Погребальные Венки шерстили по миру мафии, поднимая все с ног на голову, но бесполезно — Аркобалено Неба действительно не существовало в этой вселенной. Или кто-то упорно создавал видимость ее отсутствия. Это во многом усложняло план, но была надежда найти хотя бы пустышку Неба, сама Юни не обязана участвовать в ритуале, в легенде, поведанной Кавахирой, говорилось, что пустышки Аркобалено и кольца Маре укажут путь к кольцам Вонголы, и Тсуне очень хотелось верить, что у них все получится и без Юни. Грустно было осознавать, что они никогда не встретят третьи Небеса Три-ни-сетте, но сейчас это была самая малая из их проблем. Если они не найдут кольца Вонголы, они вообще больше никого не встретят, потому что мир покатится ко всем чертям, и остановить это было куда важнее, чем скорбь сердец, утративших часть себя.
Тсуна тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли прочь, и поправил сползший на плечо плед. Становилось холоднее, ветер мягко путался в листве, холодил босые ноги, заставляя поджимать пальцы и жмуриться. Пора было возвращаться, но так не хотелось выпутываться из пледа и идти в шум базы. Хранители наверняка уже вернулись, а значит снова придется успокаивать капризы Ламбо, не позволять Гокудере орать на ребенка, отвечать на порой совершенно бессмысленные шутки Ямамото, выслушивать оглушительно громкие экстремальные крики Рёхея. Тсуна любил свою семью, эти люди были для него не просто друзьями, они давно нашли себе место в его сердце и прочно обустроились там, не желая уходить, и Тсуна даже представить не мог, что должно было произойти, чтобы он перестал любить и защищать их. Но порой они были совершенно невыносимы, и хотелось обычной тишины.

— Если уснешь здесь, утром не сможешь тренироваться, — чужой голос прошелестел над ухом с насмешкой, Тсуна, прекрасно зная его обладателя, нехотя поднял голову и встретился с лукавыми ониксами глаз. Реборн потерял где-то шляпу и пиджак и в свете костра выглядел нереально, словно и не человек вовсе, а пришелец из фэнтезийного мира. Тсуна сглотнул и отвел взгляд.

— Я уже собирался возвращаться, — тише, чем хотел, ответил он, и посильнее закутался в плед.

Присутствие Реборна больше не пугало его, Тсуна привык к колким замечаниям, насмешливым взглядам и стали в голосе, но не опасаться просто не мог. Прекрасно зная возможности этого человека, Тсуна в его присутствии всегда держал спину прямо и был настороже. Все его инстинкты просто сходили с ума, но было еще какое-то незнакомое и удивительное чувство, которое он боялся называть вслух и верить в него не хотел.

— Вы вчера хорошо справились, лучше, чем я ожидал, — Реборн подтащил одно из плетенных кресел ближе и откинул плед на ноги Тсуны, прежде чем сесть. — Даже Ламбо отличился.

Вчера, пока они зачищали особняк, Ламбо остался в небольшой хижине на дереве, откуда было хорошо видно все события, и помогал Гокудере и Мукуро обойти все ловушки и тупики в доме. Тсуна не пустил его на поле боя, вручил карту дома и окрестностей, ноутбук и коммуникатор, подключенный к общей сети, приказав следить за маячками и вызвать подмогу, если что-то пойдет не так. Бовино помог найти сейф, взломал его удаленно с помощью устройства Верде и вывел Ураган и Туман из дома почти невредимыми. И страшно гордился тем, что смог выполнить приказ.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Тсуна, нежно улыбнувшись при мыслях о Ламбо: он гордился им не меньше, чем теми, кто сражался на передовой. — Было непросто, пришлось в бою подстраиваться под новые возможности тела. И когда я использовал пламя, было ощущение, что сожгу весь лес.

— Ты ослушался, — Реборн скрестил руки на груди, не отрывая взгляд от огня, но Тсуна буквально нутром чувствовал его на себе. — Я запретил пользоваться коробочками, потому что вы пока не можете контролировать пламя. Если бы что-то пошло не так, пламя разорвало бы тебя на части.

Стыд обжигал горло Тсуны, лишая слов, чувство вины сковывало плечи тупой тяжестью. Он знал, что ослушался Реборна, нарушил прямой приказ, и это чувство вины терзало его изнутри. Огонь костра отбрасывал пляшущие тени на стволы деревьев, подсвечивал глаза почти магическим светом, и Тсуна сжался под пристальным взглядом. Реборн, как всегда, был невозмутим, словно высеченная из камня статуя древнегреческого героя, нет бога. Реборн не просто так запретил им использовать коробочки, это было не просто ограничение, а предостережение от проблем, которые могло понести за собой одно лишь необдуманное решение. Но Тсунаеши справился, обуздал неконтролируемый поток пламени, и только из-за этого еще не был наказан.

— Прости, — прозвучало жалко, Тсуна отвел взгляд, виновато прикусывая губу, — в тот момент казалось правильным напомнить о себе.

— Тебе повезло, что воля Примо Вонголы всегда рядом, чтобы снизить нагрузку пламени, — голос Реборна, ровный и бесстрастный, прозвучал почти как приговор. — Поблагодари своего предка за своевременное вмешательство.

Тсуна виновато опустил взгляд в траву. Он пытался убедить себя, что выполнял приказ, делал то, для чего и была создана Сперанца — отчищал мир мафии. Но на самом деле им двигало лишь глупое тщеславие, желание покрасоваться, показать свою силу, прощупать границы возможностей после изнуряющих тренировок. Теперь было стыдно за свою импульсивность, за неспособность контролировать эмоции, за желание быть впереди планеты всей. Тсуна всегда был таким: робким, неуверенным в себе, вечно сомневающимся. И даже став Боссом Сперанцы, он продолжал бороться со своими слабостями, со своими страхами. Стыд обжигал изнутри, словно пламя, которое вчера вырывалось из рук почти самовольно, и Тсуна понимал, что заслужил это наказание. Он должен был извлечь урок из этой ситуации, стать сильнее и мудрее, чтобы никогда больше не повторять своих ошибок. Чтобы однажды Реборн смог им гордиться.
Последняя мысль ударила словно обухом по голове, заставляя застыть на месте. Почему он хотел, чтобы Реборн им гордился? Зачем ему пытаться заслужить одобрение человека, который чуть не убил его в собственном доме, а затем увез черт знает куда и перевернул весь мир с ног на голову, выбивал дух крепкими ударами на тренировках, гонял до седьмого пота и боли в каждой клеточке тела? Тсуна никогда не был мазохистом, никогда не страдал от желания угодить и понравиться, так зачем же ему пытаться заслужить чье-то уважение?
Да, Реборн был силен, да он был опасен, но вокруг него постоянно крутятся сильные и опасные люди, взять хотя бы того же Занзаса. Тсуна никогда не хотел, чтобы дядя гордился им. Тсунаеши воспринимал его старания с благодарностью, но не больше, а сейчас захотелось загладить вину, исправить ошибку, чтобы эти черные глаза не смотрели так холодно, чтобы в них вернулись привычные смешинки, а тонкие губы изгибала насмешка, а не недовольство. Все дело в том, что Реборн Аркобалено? В том, что он намного сильнее Занзаса и всей Варии и Миллефиоре вместе взятых? Потому что мог убить их всех и глазом не моргнув? Потому что без него весь план пойдет на дно и все окажется бесполезно?

— Я возвращаюсь на базу, — выпалил Тсуна, вцепился пальцами в плед и резко подскочил с кресла, чудом не уронив столик на траву. Осознание заставляло сердце нервно метаться в груди, и он, игнорируя удивленный взгляд Реборна, сверлящий спину, поспешил вернуться в свою комнату, запереться в ней и не выходить до конца своей жизни.

Без Реборна все окажется бесполезно, и к этому признанию Савада Тсунаеши оказался совершенно не готов.