Chapter Text
Его первые летние каникулы начались с приятного бонуса в виде кубка школы, который факультет Слизерина вырвал из крепкой хватки когтей Рейвенкло. Хаффлпаффцы, не изменяя себе, беззаботно переговаривались, не обращая внимания на острые взгляды воронов, направленные на стол змей. Где-то на периферии сидели гриффиндорцы, столь же громкие, но необъяснимо счастливые, несмотря на третье место. Исключением стали пара студентов, среди которых оказалась Гермиона, яро сжимающая губы, чьи заработанные баллы не дали факультету львов стать последними. Профессора натянуто улыбались, пока в глазах пылала усталость. Отсутствие яркого фиолетового пятна заметил каждый в зале, как и привычный запах чеснока, однако — в памяти каждого всплыли слухи о проклятии должности — никто не спешил спрашивать. Обсуждения были, конечно, но за закрытыми дверьми, пару минут, не более, когда заканчивались другие темы.
Генри большую часть времяпровождения в поезде — остальную он мастерством, дарованной ему предками и усовершенствованной за годы жизни с Малфоями изворотливости избегал девочку в дальних вагонах старшекурсников — выслушивал тираду подруги о незаинтересованности ее одногруппников в учебе. Об успехах подруги ходили слухи — не сказать, что приятные — среди слизеринцев, не сумевших опередить в рейтинге «маглорожденную зазнайку», которые вместо тяжёлой работы и часов непрерывной учебы в библиотеке предпочли прогулки, полеты и другие формы отлынивания, чьи плоды пожинали в конце года, не справляясь с грузом навалившихся долгов; ещё умудрялись обвинять прилежных учеников и учениц в своих провалах. Генри с Драко оказались среди должников, но свои проблемы решали молча, не срываясь на тех, чьи заслуги — судя из названия — заслужены!
В отличие от первой поездки, в этой ничего интересного — кроме множества ворчания со всех сторон его друзей; разве что Невилл предпочел безмолвно насладиться очередным журналом о самых странных растениях волшебного мира — не происходило: жаба Невилла уютно устроилась среди складок его мантии, издавая удивительно успокаивающие звуки; старшекурсники, утомленные экзаменами, скрывались за дверьми купе и заглушающими чарами; даже близнецы Уизли о чем-то переговаривались с Теосом и Джорданом вместо распространения хаоса.
Драко умудрился ещё в начале пути спрятаться у слизеринцев первого курса, бросив Генри с гриффиндорцами. Позже Блэк — в отчаянной попытке (не побега!) отступления — услышал знакомую речь о придурках и несправедливости в этом безумном мире, но уже из уст Панси, улыбнулся и мысленно пожелал Драко сил. Сам нашел спокойствие у пятикурсников Рейвенкло, обсуждавших СОВы, старался запомнить как можно больше ответов, пока не понял, что пару минут бездумно смотрел в одну точку, давно заглушив голоса своих спутников. Вздохнул и до самого прибытия в Лондон отчаянно боролся со сном, вместо этого всю страницу тетради заполнил набросками кольца, надёжно спрятанного на самом дне его сумки.
***
Сладостное послевкусие конца учебы и успешно сданных экзаменов — письмо с результатами пришло родителям на следующий день после приезда детей; Белла горделиво вышагивала — неведомым мальчику образом — на своих высоких каблуках по дому с задранным к потолку носом, хвасталась своим сыном при сестре, зачитывая его результаты таким медово-елейным тоном, что звук скрипа зубов Люциуса слышал каждый (о противостоянии этих двоих мальчики узнали от Добби; эльф оказался тем ещё сплетником, сдавшим взрослых с потрохами), пока Нарцисса гордилась мальчиками одинаково, пусть и молчаливо (по глазам все равно было видно ее нежность и любовь) — оборвалась с новым письмом из школы, присланном уже лично Генри и Драко. В нем мальчики обнаружили список летнего задания, казалось, на следующие семь лет, но нет, всего на два месяца.
Со всей присущей им зрелостью, мальчики приняли решение отложить написание эссе на август, пока не получили два жалящих заклинания — Генри бросил взгляд разочарования и предательства на мать, которая когда-то рассказывала, что свои летние задания сбрасывала на сестер; та в ответ нахально улыбнулась — и поняли, что чем быстрее со всем покончат, тем больше времени у них будет на отдых. Ещё с десяток слабых, но не менее раздражающих сглазов за ворчание, в том числе мысленное, накопили впоследствии.
Семь дисциплин. Семь эссе. Семь часов под острым взором Нарциссы — не самой грозной надзирательницы из тех, что им пришлось пережить (тетку из министерства, присланную Люциусом для их дошкольного обучения, мало кому удастся переплюнуть); но и не настолько лояльная, как Беллатриса, которая скорее лениво-небрежная. Где-то в промежутках: среди башен из книг и дорожек папиросы, недолгих полетов у дома на мётлах (без снитча, тот отобрали, когда они без разрешения покинули библиотеку; «хотя бы мётлы не забрали», — успокаивал он себя) и пародировании морским звёздам — приходили не только школьные письма, но и иные, более приятные.
Гермиона писала чаще, поскольку не могла, как некоторые слизеринцы, ввалиться к ним без приглашения. Девочка придерживалась формального стиля письма, пока ее перечисление новостей не перешло в рассуждение о заданиях на лето. Генри пытался дважды прочесть реферат девочки на тему «как я провела свою неделю лета и выполнила всё заданное за рекордные два дня, пока вы, два лентяя, наверняка целыми днями только и думаете, что о полетах», но почти сразу сдался, попросив Добби его прочитать им вслух.
Пальцы болели у обоих, потому написание ответа легло на хрупкие плечи всё того же эльфа. Тот, впрочем, не отказывался, Генри ещё в раннем возрасте заметил, что если Добби просить, а не приказывать, то эльф охотнее выполняет указания. Драко выступал в роли якоря, удерживая домовика от альтруизма, чем он порой перегибал.
Невилл же писал реже, но не менее детально. В основном другой мальчик рассказывал о его жизни с бабушкой — грозой всех работников министерства и даже самого министра, по словам Люциуса, Генри сгорал от желания с ней встретиться, — о его новом научном проекте, о планах на это лето.
Оба гриффиндорца настаивали на встрече: Гермиона — дерзко и прямо, Невилл — неуверенно и мимоходом. Драко, в целом, ничего против не имел, сидеть в четырех стенах и видеть одни и те же пейзажи надоело давным-давно, вот только спрашивать взрослых не хотелось, они же не маленькие в конце концов. После неудачной прогулки по Лондону — точнее, неудачного побега, сама прогулка прошла не так уж плохо — не решались и сбегать, разум за два года не забыл о последующем наказании.
Вопрос, кто пойдет на переговоры, решали по-взрослому: подбросили французскую монету. Драко выбрал сторону с лицом какого-то магла, Генри по обычаю достались лилии. С раскрытой ладони на мальчишек смотрел носатый мужчина, Драко как-то пошутил о схожести магла с Северусом — на пересказ шутки зельевар смотрел со знакомым уставшим взглядом, таким обычно смотрят на надоедливых детей; к таковым мальчик себя не приписывал, но впоследствии подобное держал в голове, на самой дальней полке, — Генри до сих пор не мог контролировать свою реакцию: то ли смеяться, то ли с грустью вспоминать тот почти разочарованный вздох.
Ситуация решила за него. Мальчик широко улыбался, провожая друга, если не на казнь, то на словесные пытки точно. Люциус сегодня остался работать дома — это уже считалось причиной сложить лапки и дождаться более удачного момента. Вот только ждать они не могли, да и не хотели.
О том, как прошел разговор, Генри спрашивать не спешил, но, судя по ошеломленному взгляду и подрагивающим пальцам, им дали добро.
— Ну? — подтолкнул физически и словесно.
Друг отмер, пальцы замерли, глаза по-прежнему широко открыты.
— Нас отпустили одних на целый день. Отец заберет нас после работы ближе к шести, — настала очередь Генри удивляться.
Так они и сидели, глядя друг на друга, с едва приподнятыми уголками рта и опущенными от облегчения плечами. ¹
***
Место встречи, как и саму, собственно встречу, выбирала Гермиона, потому удивился (почти) каждый, сидя в кафе-мороженом, а не стоя у дверей книжного. На такое стереотипное мнение девочка показательно обиделась, Генри единственный знал, что первоначально планировалось именно «стереотипное» место, но подругу не выдал, хоть и подшучивал над ней громче и дольше.
Разговоры шли на разные темы, Драко, к приятному потрясению Генри, поддерживал все и даже выступал инициатором к парочке из них. А сам буквально за час до выхода ворчал о будущих часах непрерывной скуки, ведь с Грейнджер и поговорить не о чем, кроме учебы.
— Говорю же: маги недооценивают развитие людей, то есть маглов, — на закатывание глаз с трёх сторон на очередную оговорку девочка поморщилась и слегка покраснела от стыда, но быстро пришла в себя, переключаясь на Генри, — ты же полукровка. Ты как никто другой должен меня понять, что это наименование глупое!
Мальчик пожал плечами, скучающе помешивая трубочкой свой коктейль. Мороженое в нем давно растаяло, оставляя едва холодную массу с плавающими на поверхности ягодами.
— Да, но я с раннего детства рос среди чистокровных. Привычка. Мама говорила, что в Америке их называют «немаги», что более глупо, — Драко фыркнул в свой напиток, чуть не забрызгав все вокруг; Гермиона промямлила что-то вроде «мило», скрыв свою брезгливость за волосами.
— Зато хотя бы обосновано, а откуда взялось слово «маглы»? В учебниках истории об этом ни слова.
— Вряд ли об этом вообще где-нибудь написано, — вмешался Невилл, — это как искать, откуда взялись другие базовые слова: маги, люди, мир и подобное. Кто-то упомянул, другой подхватил, а третий закрепил.
Гермиона отстраненно кивнула, что-то записывая в тетрадь, Генри видел её множество раз в Хогвартсе. Обычно туда попадали мысли девочки, что случалось с ними потом — он не спрашивал. Может, стоило, судя по количеству исписанных страниц?
— Ты книгу что ли пишешь? — Генри когда-нибудь говорил, за что он любит Драко? — Каждый раз вижу, как ты что-то записываешь.
Дописывала девочка, хмурясь.
— Это совет мадам Олссон: записывать свои мысли, а после их обсуждать на приеме, чтобы разобраться с эмоциями, которые я испытываю, — на тяжёлую тишину она подняла взгляд, на нее смотрели трое мальчишек с широко открытыми ртами и глазами, она закатила глаза, — я ничего о магическом мире ей не говорю. Стараюсь подыскивать безопасные темы, но похожие по смыслу.
— Например? — с недоверием спросил Драко.
— Ну, — Гермиона задумчиво закусила ручку, — я уже рассказывала о том, что часто слышала «грязнокровка», но мадам Олссон бы не поняла этого слова, поэтому я привела в пример другую расовую дискриминацию. Мы обсудили ее на последнем сеансе.
— Я тебя понимаю, — прошептал Генри, — мне с трудом удалось отучить свою семью не произносить это слово при мне, особенно отца Драко. Я вспоминаю о своей матери, — на недоуменные взгляды он пояснил, — биологическую, не Беллатрису. Она была маглорожденной и, вероятно, тоже подвергалась нападкам со стороны чистокровных.
Былая непринужденность покинула их стол, никому не хотелось обсуждать эту тему, та слишком близко граничила с другой, более серьезной, более тяжёлой.
— Ты помнишь их? — отстраненно спросил Невилл, глядя в окно.
За стеклом родители со своими детьми прогуливались по Аллее, закупаясь на предстоящий год. Там же Генри заметил в толпе знакомую копну черных волос, но не был уверен, заметила ли их компанию Панси. Они с Драко чудом удерживали друзей-слизеринцев от Гермионы с Невиллом, хоть многие и поддерживали его просьбу не употреблять нецензурную брань при нем, но ему ни за что не убедить змей присоединиться к ним в учебе или простой болтовне за обедом, где присутствует гриффиндорец (тем более маглорожденная). Не все отступили от стереотипов: Драко скорее исключение, чем правило.
Генри покачал головой. Однажды ему приснился сон. В нем была детская комната с пушистым ковром нежно-зеленого цвета, цвета глаз женщины, которая пела ему колыбельную, пока он пытался зацепиться непослушными пальцами за яркие рыжие волосы. Глядя на улыбающуюся Лили Эванс-Поттер в своем альбоме, Генри иногда жалел, что их сходство заканчивалось на глазах, жалел, что ему не достался ее огненный вихрь. В сонном бреду, когда кошмар, где ту детскую освещает вспышка зелёного цвета, а нежный голос его матери сменялся на отчаянный крик, он молился той звезде, что привела к нему Беллатрису, чтобы она привела к нему Лили, чтобы его кошмар наяву закончился, а открыв глаза, его бы встретила нежность ее рук, мягкий поцелуй и сладкий голос. Но дымка сна рассеивалась, оставляя после себя пустоту и желание кричать столь же отчаянно, что и Лили много лет назад.
— Только во снах, которые больше напоминают мечты, — прошептал он.
Чувствуя крепкую руку друга на своей ноге, он невольно улыбнулся, пусть и не стал поднимать на Драко взгляд, он был ему признателен, тот не раз вытаскивал его из щупалец апатии.
Невилл постучал пальцем по столу, чтобы Генри на него посмотрел. Взгляд гриффиндорца выражал то понимание, которое никто не мог ему до этого момента предложить.
Отдалённая болтовня Гермионы о предстоящем курсе, едва ощутимое прикосновение пальцев Драко к его руке и лёгкая улыбка Невилла, знающего, что с горем от потери родителей на войне, оконченной давным-давно, не поможет никакое время, разве что близкие, способные отвлечь и предложить свою руку. Где-то внутри него улыбался Гарри Поттер.²
***
на него, как сейчас. Он с опаской оглядывал комнату, стараясь не задерживать взгляд на чем-то конкретном дольше пары секунд. Лучшим выходом казалось упрямо смотреть в пол, но отец учил его не отпускать голову, даже если страх грозит сжать горло и раздавить сердце.
Генри, в котором всегда таилось глупое бесстрашие гриффиндорца, упрямо шел вглубь, слава Мерлину, годы жизни со слизеринцами научили его не трогать жизненно опасные артефакты. Мальчик дошел до темного шкафа, имеющего странную форму и узоры на дверцах, не похожие ни на один, что он когда-либо видел. Драко заметил, как его друг поднял руку, желая провести по дереву пальцами, но остановился, оборачиваясь.
— Идеальное место, как считаешь? — улыбнулся тот, хватаясь за ручки.
Дверцы мерзко скрипнули, в тишине визг прозвучал необычайно громко, заставив Драко вздрогнуть и моментально обернуться на выход, где виднелся пустой коридор особняка. Судя по напеву, издаваемому Генри, внутри шкафа что-то хранилось, но он не решался смотреть, с него хватит.
— Я считаю, — аккуратно начал Драко, все ещё страшась увидеть бледное лицо отца, потому и смотрел упрямо на выход, — что к гномьим колпакам эту идею. Брось его уже куда-нибудь и валим отсюда!
Генри криво ухмыльнулся и кивнул. Он закрыл шкаф и повернулся к небольшой тумбочке рядом.
— Тут какая-то тетрадь.
Драко резко повернулся и зашипел не хуже тех, кто говорит на парселтанге.
— Я из твоей кожи скоро дневник сделаю, если мы не уберемся отсюда прямо сейчас.
Генри хотел было что-то ответить: невероятно глупое и саркастичное, но их отвлёк хлопок, когда Добби материализовался между ними.
— Старший хозяин поднимается по главной лестнице, — пропищал он.
— Драккл!
Генри небрежно бросил кольцо в тумбу и выбежал наружу с другом в одной руке и эльфом во второй. Добби, не теряя времени, запер дверь, та вновь засветилась, и прежде чем свет погас, обоих мальчишек перенесли в их спальню, грубо столкнув о кровать. Дружно охнув, они схватились за лбы, столкнувшись ими при приземлении.
Успокоив нервы и нормализовав дыхание, Драко с широко открытыми глазами лежал, смотря в потолок. Он чувствовал, что отец прознал об их проделке и обычным наказанием всё не закончится. Генри, которого отныне он будет звать глупым львом, уже нашел чем себя занять, не беспокоясь о скорой смерти, которая им грозит. Драко закрыл глаза, надеясь, что отец шел куда угодно, не в эту мрачную комнату. Он даже не заметил, как уснул, не обращая внимания на невнятное бормотание Блэка.
***
В главной гостиной собралось четверо взрослых для обсуждения важной темы. Нарцисса и Люциус сидели вместе на одном диване, мужчина нежно поглаживал пальцами плечо своей жены. Женщина держала в руке пергамент, который принес с собой Северус, что устроился в своем, как он привык считать, кресле. Глаза бегали по строчкам, читая и перечитывая слова и предложения, суть которых никак не фиксировалась в голове.
Зельевар прибыл в Малфой-мэнор почти сразу, как директор отпустил их на каникулы. В первые дни он скрывался в гостевой спальне, закреплённой за ним ещё во времена, когда они все вместе учились в Хогвартсе и собирались на каникулах у Люциуса по приглашению его матери Александры. После, когда его нос наконец показался на общем завтраке, Северус изъявил желание осмотреть мальчиков, особенно Генри, поскольку тот давно не обращался к нему за зельями.
Тем временем мальчики, когда им дали разрешение на выход, — Нарцисса с весельем вспоминает лицо сына, когда тот пришел к ним, подготовив целую речь, но выдохся сразу, как Люций на него посмотрел; о, она будет с улыбкой вспоминать, как ее муж весь день дулся на нее за то, что собственный сын настолько его боялся, что чуть не упал в обморок от одного только взгляда, — почти не появлялись перед их глазами, скрываясь на улице, где-то среди облаков или в своей комнате. Она удивилась, когда обнаружила на их двери следы охранных заклинаний, пусть и совсем слабых. Выловить озорников удалось далеко не сразу, но Северус не был бы деканом Слизерина, не будь в его голове целой кореты хитрых идей.
В последнюю неделю июля, перед общим праздником детей, Драко весь май писал жалобные письма о том, как он жалеет, что поехал в Хогвартс, ведь в этом (и последующих до самого выпускного) году ему не удастся отметить свое день рождения, потому Нарцисса предложила отпраздновать оба дня рождения в последнюю неделю июля, в живую ей реакцию сына увидеть не посчастливилось, но, судя из письма Генри (как всегда сдержанного, пусть и слегка трудно читаемого), Драко был в восторге от идеи и не мог дождаться, Северус загнал мальчиков в свой кабинет-лабораторию, откуда спустя мгновение вышел спокойный Драко, но с каждой новой минутой, пролетевшей ужасающе — по словам ее ребенка — медленно, его спокойствие становилось все хрупче, пока (спустя полчаса) не разбилось вдребезги.
Нарцисса удерживала сына строгим взглядом, не позволяя вскочить и Бомбардой ворваться к Северусу, хотя сама внутренне переживала не меньше. Она с самой первой встречи с Генри знала, что мальчик глубоко поселится не только в душе и сердце Беллы, но и ее семьи, пусть Люциус и старался тщательно это скрыть за раздражением. Они с сестрой радовались общим успехам мальчиков, обе беспокоились и отчитывали. Нарциссе сложнее назвать мальчика своим сыном из-за сильных генов Поттеров, ей больше по душе быть его наставницей и тётушкой. Но одно неизменно — Генри давно стал частью ее семьи, а Блэки ничто не ценят больше, чем семью, даже если стали частью другого рода, но, как говорила тетушка Вальбурга: «Бывших Блэков не бывает», — даже после изгнания и сжигания имени на гобелене.
Когда сама Нарцисса была готова совой ворваться к зельевару, но тот спас себя, объявившись в дверях с тем самым пергаментом и хмурым мальчиком за спиной.
— Разве не стоит отпраздновать этот день, когда мой сын перестал испытывать жуткие боли, и забыть, словно страшный сон? — показательно беспечно спросила Беллатриса, развалившись в кресле напротив Северуса, ее ноги, в кои-то веки без каблуков, свисали с одного подлокотника, пока голова покоилась на втором.
Сестра стала чаще отсутствовать дома, пропадая где-то вне работы. Нарцисса не настаивала рассказать всю или хотя бы частичную правду, но не могла не переживать, когда Белла наливала себе бокал вина и подолгу сидела перед камином, порой забывая о напитке, после чего запиралась в своем кабинете. С приездом мальчиков ее «прогулки» сократились, но в те дни, когда Драко с Генри уходили к своим школьным друзьям с ночевой — мальчику Забини, видимо, одиноко без матери, уехавшей с очередным возлюбленным в путешествие, — Цисса замечала, как ее сестра надевала повседневную мантию и при помощи портала куда-то отлучалась, возвращаясь чуть раньше приезда сына.
— Настаиваю сначала выяснить, причиной чего они были, — подал голос Северус, даже не глядя в сторону Беллатрисы.
После весьма… нелицеприятного разговора в кабинете директора, между ними пробежал не то чтобы книзл — скорее мантикора. Люциус после рассказа ушел на беседу к Северусу, вернувшись таким же надутым, как павлины в их саду. Все трое понимали, что сам Северус винил себя не меньше, чем они, однако вернуть былую лёгкость никто не мог, хоть и хотел.
Беллатриса аккуратно поставила бокал на пол, прежде чем подняться. Не говоря ни слова, она приблизилась к мужчине и, опираясь о подлокотники его кресла, приблизилась к лицу интимно близко. Нарцисса отметила, как тот инстинктивно сглотнул, явно опасаясь действий Беллы.
— Ну так выясни это, Снейп, — прорычала она, — если мне не изменяет память, то первая вспышка произошла именно в твоей лабораторной…
— И мы сразу изучили всевозможные зелья и реакции с Нарциссой, которые могли на это повлиять, — прорычал он не хуже женщины напротив, но вскоре его лицо пронзила острая ухмылка, не предвещающая ничего хорошего, — или ты не доверяешь своей сестре?
Нарцисса закрыла глаза в тот момент, когда оставленный ранее бокал взорвался, пачкая не только обивку кресла, но и ковер. Она вздохнула и вызвала эльфов, чтобы те убрали беспорядок. Люциус, казалось, наслаждался разворачивающимся перед ним спектаклем. Ну, она не могла его винить, в школьные времена споры Беллы и Северуса впечатляли не только фразами, но также изобретательными заклинаниями (не всегда безобидными).
— Клянусь Салазаром, Снейп, твоя жизнь держится на уважении моего сына к такому отбросу, как ты.
Она резко выпрямилась и, изъяв бокал Северуса, выпила оставшееся вино одним глотком. Не говоря больше ни слова, она достала из кармана знакомый Нарциссе кулон и с громким хлопком исчезла. Оба мужчины выдохнули, считая, что зельевар отделался лёгким испугом, пока Цисса обдумывала, с каких пор родовой кулон Лестрейнджей находится у Беллы, а не братьев, и к тому же был зачарован в портал.
— Дорогая, — она допила свой чай, оставив чашку на стол, и взглянула на мужа, — что ты скажешь о диагнозе?
Нарцисса последний раз взглянула на пергамент, где четко и ясно было написано о том, что Генри Регулус Блэк абсолютно здоров и не имеет никаких симптомов. Не будь она целителем, то, следуя за сестрой, радовалась тому, что не чужой ей ребенок наконец мог жить спокойно, но знания, полученные в процессе обучения, не позволяли ей столь легкие мысли. Ни одна болезнь, даже головная боль, не появлялась и не проходила сама по себе. Всегда есть причины. Осталось их лишь найти.
— Понятия не имею, Северус. Я частично согласна с Беллой, — на раздражение в глазах друга она пояснила: — Держи при себе все нужные зелья, я ещё раз посоветуюсь со знакомым в Мунго, но я рада, что Генри может спать, не просыпаясь среди ночи с неистовой болью. Время позднее, господа, встретимся на празднике, Северус. Доброй вам ночи.
Она ещё раз вызвала эльфов, чтобы те убрали всё лишнее, и, оставив обоим мужчинам лёгкие поцелуи (мужу в губы, а друга в щеку), она с усталым вздохом направилась в спальню, напоследок проверив мальчиков в их комнате.
***
Морской бриз растрепал ей косу, пока луна слабым светом ласкала кожу. Слёзы ещё десяток лет назад застыли в глазах, желая вырваться наружу, но уроки матери всегда были сильнее каких-то эмоций. Усталость давила не меньше, чем воспоминания о былых днях, когда всё казалось таким простым и беззаботным. Когда её главная тревога заключалась в одобрении отца и скорых экзаменах. Ближе к выпуску из Хогвартса ситуация в стране и семье становилась всё хуже и хуже, пока не началось самое страшное — война.
Об ужасах войны с Гриндевальдом слышал каждый чистокровный, особенно от родителей, побывавших если не на самом поле боя, то в роли жертв, чьи семьи уходили и редко возвращались. Они с сёстрами слышали о войне от бабушки с дедушкой, которые, следуя нейтралитету, хоть и были согласны со взглядами Тёмного Лорда, но никогда не поднимали палочки против магов своей родины.
Слушая и представляя, она никогда бы не подумала, что сама окажется в бою, ещё и против тех, с кем когда-то делила учебный кабинет или вовсе чьи лекции посещала. Взгляды нового Тёмного Лорда отличались от прежнего и поначалу воодушевляли. Ни один чистокровный не отказал бы тому, кто выступает за поддержку традиций магов, которые с приходом маглорождённых забывались и отбрасывались в угоду им. Они с сестрой присоединились вслед за мужьями, которых отметили почти сразу после выпуска, их же — девушек и женщин — держали в стороне для безопасности будущих наследников и наследниц.
Она хоть и понимала, что ей самой природой не дано иметь детей, но выступать против воли Лорда не решалась, особенно когда решения и действия того с каждым годом становились безумнее. Им всем, кто был вблизи Лорда многие годы, не сразу удалось распознать признаки помешательства, хотя Блэки одни из немногих, кто как никто другой, знали о влиянии тёмной магии на разум.
Концом стал приказ избавиться от наследников двух благородных родов, пусть и светлых. Сам Лорд выбрал Поттеров, сумев отследить их дом, когда как ее мужа с братом отправили к Лонгботтомам. Братьев Лестрейндж поймали в ту же ночь, без суда отправив к дементорам под стражу, оставив ее в холодных стенах поместья, куда каждый — после падения Темного Лорда — день наведывались авроры с их глупыми проверками.
Минуло более десяти лет, а жгучая боль от потери пусть и не в романтичном плане, но все равно любимого партнёра в сердце отдавалась острой болью. Светлые скажут, что у них был выбор, что было множество шансов сбежать и исправиться, но только темные знали, что никаких шансов не оставалось в тот миг, когда расчётливый взгляд Темного Лорда падал на вашу семью.
Женщин не метили — это верно, но это не означало, что они оставались в безопасности, особенно те, кто искренне, как Нарцисса, любили своих мужей, братьев и отцов. Выхода не было, не до осени восемьдесят первого.
Руку обожгло, когда Беллатриса слишком сильно сжала кулон мужа в руке. Родди оставил ей его в ночь Самайна, прежде чем ушел с братом на миссию, словно знал, что не вернётся. Всё чаще ее посещал вопрос «не подставились ли они специально?», вот только ответа у нее не было.
Ещё один порыв ветра заставил женщину вздрогнуть. На этом пляже их троица собиралась перед миссиями, куда она, несмотря на приказы Лорда, рвалась вслед за двумя Лестрейнджами. На этом пляже она в последний раз видела своего мужа и его брата.
Последний год она часто слышала слухи от магов, что он не исчез до конца и когда-нибудь объявится. Глупые сплетни и паранойя, думала она, пока не заметила, что сама думает об этом каждый вечер. В конце концов в голове появился новый вопрос, на который ей страшно давать ответ.
«На чью сторону ей встать?»
***
Он смотрел на хаос, охвативший его уютное место за домом у озера, и не смог сдержать гадкие проклятия, стремившиеся дать о себе знать. Мужчина впервые после того инцидента с его милыми павлинами усомнился в гениальности своих детей. Мальчики могли часами поддерживать совсем не детские темы, при этом вытворяя глупые для их возраста поступки: пытаться дрессировать его редких птиц, пытаться убежать на континент без спроса; пытаться поджечь и затопить дом и, видимо, самолично устроить себе праздник.
Он устало закрыл лицо руками, прекрасно понимая, что этот жест не соответствует его положению, но просто не мог смотреть на скопление змей, на месте которых раньше были виноградные лозы; на мелькавших в небе золотых мячей, стремящихся врезаться ему в глаз или запутаться в волосах; на виновников этого ужаса, сырых с головы до ног, активно пытающихся выкрутиться из ситуации, не прибегая ко лжи. Даже самый слизеринский слизеринец не смог бы придумать что-то разумное.
— У вас в распоряжении две ведьмы с каретой свободного времени и желанием облегчить вам обоим жизнь, — он старался придерживаться спокойного тона, особенно после того панического взгляда своего сына, а ведь он всего лишь просился погулять, Мерлин, — но ваши умные головы решили, что вы справитесь сами. Почему?
Драко шагнул вперёд, вскинув голову, но, столкнувшись с ним взглядом, вздрогнул и отступил. Люциус сдержал вздох: то ли разочарования, то ли печали. Собственный сын боялся ему возразить. Дожили.
— Нам жаль, — шептал Генри, уж от кого мужчина точно не ожидал.
— Давайте по порядку, — предложил он, иначе эта беседа никогда не закончится, а у него ещё целая стопка документов на проверку в кабинете, — почему вы мокрые?
На переглядывания мальчиков он благоразумно закрыл глаза. Эту привычку не смогла уничтожить даже его жена, а это уже о чем-то да говорит.
— Мы хотели достать оттуда змей, — сказал Генри, упрямо глядя на траву.
— Змей, — повторил Люциус, поворачивая голову к озеру, где и правда плавали змеи, которых никогда раньше там не было, — значит, перейдем к главному: откуда на моей беседке змеи?
— Мы пытались наколдовать украшения, — на этот раз подал голос Драко, — но до этого мы говорили о змеях, и получилось то, что получилось.
Мужчина еле сдержал свой смех. Нарцисса будет в ярости, но точно припомнит это на их свадьбах. Белла же… что ж, она вряд ли даст им забыть даже после женитьбы, это станет одной из историй для внуков. Их восторг он чувствует за милю.
— Кажется, я изъял у вас снитч, — вспоминает он, когда упомянутый мяч вновь застревает в волосах, разве они не должны быть умнее и не подлетать к магам.
— Я трансфигурировал жуков.
— Салазар, — сдержаться было выше его сил, Мерлин ему свидетель, эти дети станут гибелью его нервных клеток, — вы — причина моих седых волос.
Не нужно быть легилиментом, чтобы прочитать мысли этой парочки, они явно не раскаиваются.
— Вам повезло, что у вас праздник на носу, но не думайте, что я не расскажу об этом вашим матерям.
Договорить ему не дали два разных выкрика, обозначающих общее разочарование:
— Ну, папа!
— Ну, сэр!
О да, Нарцисса и Белла точно будут в восторге. Может, позже он расскажет ещё и Северусу.
***
До сентября оставался месяц, когда мальчики поняли, что их список дел на каникулы так и не выполнен. Впрочем, их планы не слишком глобальны или сложны в реализации, и потому они могут сделать всё за дня два или три, если повезёт. Составляли они его ещё на первой неделе каникул, когда острый взгляд Нарциссы не был направлен на них.
Первые пара пунктов включали в себя возвращение снитча и дружеские матчи в квиддич, что они уже выполнили в праздник по случаю дня рождения, когда к ним пришли друзья со Слизерина. Они наконец могли летать в воздухе, а не бегать, будто маглы, по траве с метлой между ног.
Следующие пункты сложнее, ведь включают в себя изучение иностранного языка. Драко в этом продвинулся чуть дальше, чем Генри, но лишь потому, что второй не особо хотел его учить. Его привлекал больше японский, но тот оказался сложнее, чем он думал. Потому они отложили этот пункт на следующее лето, сосредоточившись на выполнении последнего.
Перед отъездом из школы они в последний раз забежали в комнату с зеркалом Еиналеж, чтобы Генри наконец смог рассказать то, что видел, поскольку скрывать от друга даже такой пустяк он не мог. Потому, когда Драко узнал, что Блэк видит в зеркале, которое позволяет узнать истинное желание смотрящего, он предлагает найти этого парня. Генри постарался нарисовать его в точности и отдал другу. Тот шутливо отдал честь и пообещал помочь разобраться в том, кто же этот неизвестный.
Они даже обратились ко взрослым в надежде, что те хотя бы раз видели этого мужчину, но безрезультатно. Газетные вырезки с Гриммо, исторические книги Северуса и школьные альбомы родителей ничего им не дали, что не могло не расстроить.
— Может, отдашь рисунок Грейнджер? — предложил Драко, развалившись на животе друга, пока тот снова что-то рисовал.
— Нет.
От резкого тона блондин подскочил и недоуменно посмотрел на Генри.
— Почему?
Тот закрыл свою тетрадь-альбом и устало вздохнул.
— На самом деле, я и тебе рассказывать не хотел, — Драко почти пустился в драматичный монолог, но Блэк успел его опередить, — не потому что не доверяю, просто у меня было сильное желание оставить эту тайну себе.
— И почему же ты тогда передумал?
Генри нежно улыбнулся, стукнув
друга по ноге своей, когда тот вновь начал изображать павлина.
— Потому что мы друзья.
— С Грейнджер вы тоже друзья, — указал он, пинаясь в ответ.
Генри схватил его ногу и потянул, пока блондин не упал на траву. Тогда он сел на него верхом, упираясь руками с двух сторон от лица Драко.
— Я не знаю, как это объяснить, просто мне сложнее скрывать от тебя что-то. Ты и так знаешь, что я не поклонник лжи, но я мастер в избегании и сокрытии важных моментов, но с тобой даже это выходит ужасно. Ты особенный, Драко Малфой, по крайней мере для меня!
Генри давно не видел изумительного алого цвета на лице друга, настолько давно, что не мог не вскочить, хватаясь за карандаш и тетрадь. Он ни за что не простит себе, если не нарисует блондина в лучшем его виде. Сосредоточив всего себя на тонких и аккуратных линиях, мальчик не заметил задумчивый взгляд и тень чего-то на лице Драко. До самой темноты они сидели в полной тишине, и только ветер был им аккомпаниатором.
***
Поход на Аллею откладывали на самую позднюю неделю августа. Самое важное взрослые заказали еще в июне, но то, что необходимо купить лично, решили закупить перед сентябрем. Свою позицию объяснили небрежно брошенной фамилией какого-то мага, который, по слухам, станет новым профессором Защиты.
— Локхарт, — выплюнула Беллатриса, только заметив очередь у книжного магазина, — не верю, что маги ведутся на всю ту чушь, которую он пишет.
— Разве он не был на Рейвенкло?
Женщина некультурно фыркнула, не обращая внимания на взгляд сестры.
— Этот придурок наверняка вымогал у бедной шляпы этот факультет. Я слышала, что он за всю учебу ни разу не ответил на загадку двери.
— Загадку двери? — Генри, шедший с Драко впереди, остановился, услышав намек на интересную информацию.
— Вход в гостиную Рейвенкло охраняет бронзовый ворон. Только тот, кто обладает незаурядным умом, сможет попасть внутрь, — с лёгкой улыбкой ответила ему Нарцисса.
— Значит, достаточно дать ответ? — присоединился к разговору Драко.
Мужчина кивнул, помогая детям, решившим идти задом наперед, обойти толпу и не пострадать в процессе.
— Но правильный не равно логичный. Один мой знакомый пытался попасть внутрь, когда познакомился с одним вороном, — женщины одновременно ухмыльнулись, явно догадываясь, о ком идёт речь, Генри закусил губу, чтобы не задать больше вопросов, — но в итоге чуть не бросил проклятие в дверь, когда ворон оскорбил его интеллект.
— Он не был так далеко от истины, — злобно улыбнулась Беллатриса.
— Белла, — пожурила ее Нарцисса.
Мальчики переглянулись. У них появилась цель на второй курс. Должно быть весело.
Тем временем их процессия достигла нужного стеллажа с книгами, где Генри, как и в прошлом году, застрял в выборе книг, пока Драко листал новый журнал по квиддичу.
— «Юному бельгийцу прогнозируют успешную карьеру ловца, сообщают европейские информаторы», — прочитал цитату Драко, — думаешь, это правда?
— Смотря сколько ему, — не отрываясь от книги, ответил Генри.
— Пишут, что пятнадцать.
— Слухи, но вероятность есть. Держи меня в курсе.
Блондин кивнул, хотя брюнет этого видеть не мог. Он уже собирался убрать книгу обратно на полку, когда кто-то его толкнул, отчего всё, что было у него в руках, рухнуло на пол.
«Déjà vu», — пронеслось в мыслях. Оглянувшись, он увидел невысокого роста девочку, на год или больше младше их. Она смотрела на него широко раскрытыми карими глазами, пока нервно перебирала рыжие пряди волос. Генри наклонился, чтобы поднять свое и ее добро, но, видимо, девочка подумала о том же. Как итог, они оба держатся за свои лбы, неловко улыбаясь друг другу.
Драко, заметивший это, фыркнул, почти полностью копируя свою тетю, и при помощи палочки собрал книги в две аккуратные стопки.
— Гиппогриф вас задери, вы же маги, — он осмотрел девчонку, скривив губы, — ладно ещё младшая Уизли, но ты-то должен был об этом подумать.
Девочка быстро сложила ближнюю к себе стопку книг в сумку и хмуро посмотрела на блондина.
— У меня вообще-то есть имя!
— Ты даже не представилась, откуда мне его знать?
— Мог спросить!
— Мерлин всеблагой, для чего мне это?
Девочка — Генри постарался не думать, что это вышло очень даже мило — топнула ногой и убежала куда-то к дальним стеллажам, пока Драко провожал ее взглядом.
— Девчонки, — презрительно фыркнул он.
Генри мудро решил не говорить, что Малфой порой ведёт себя точно также, вместо этого он аккуратно складывал книги в сумку, некоторые убирая на полки. Может, купит их в следующем году. На самом дне парила небольшая тетрадь из черной кожи, которую он уже видел. Вряд ли она та же самая, что в комнате с артефактами, но внешний вид до жуткого похож, в любом случае, это может быть популярный дизайн.
Но интересно другое. Он ее не брал, значит, она принадлежит той девочке Уизли, которая уже успела скрыться. Искать ее в такой толкучке, среди фанатов какого-то Локхарта — себе дороже. Если девочка поступает в Хогвартс, судя по учебникам для первого курса, значит, он может отдать ее в поезде или после ужина передать Гермионе. В любом случае сейчас у него есть дела поважнее — они потеряли из виду взрослых.
— Ты видел своих родителей? — спросил он Драко, листавшего уже другой спортивный журнал.
Тот пожал плечами, не отрываясь от страниц с новой коллекцией метел. Генри устало вздохнул и, схватив друга за руку, повел к кассам. Ничего, подождут их в «Дырявом Котле», не впервой.
Тетрадь оказалась не из книжного, судя по непонимающему выражению на лице продавца. Драко предложил написать что-нибудь смешное или, что ещё хуже, прочитать содержимое. За это парень получил подзатыльник, единственное полезное, что он узнал от Дурслей. Весь ужин и почти до самого отбоя Драко дулся, но остыл, когда Генри отдал ему свою готовую работу, где блондин лежал на траве, окружённый маленькими яркими цветами, которые приятно гармонировали с его белыми волосами, среди которых виднелись золотые пряди. Но больший акцент направлен на лицо мальчика, на рисунке Драко украшал нежно-розовый цвет: градиент бледности его лица и алого от притока крови. Его глаза, одна из любимых частей Генри на этом портрете, сверкали, отражая солнечные лучи, что делало серый (до безобразия скучный цвет) почти белоснежным.
Генри редко рисовал портреты, отдав предпочтение пейзажам и предметам, но если ему хотелось указать родным свой на них взгляд, ему приходилось стараться. Конечно, ему было куда расти, но, глядя на улыбку того, кому преподносился рисунок, мальчик понимал, что его усилия того стоили.