Work Text:
Мастер Вульфгар осторожно отведал варево в деревянной миске. Помолчал. Собрался с духом. Взял уголек и бумагу…
«Наш дорогой собрат Эйнарт сегодня превзошел самого себя», — написал он дрожащими буквами, так не похожими на его обычно четкий почерк.
«Всигда были просто сопли, а сиводня — есчо и житкие!» — более категорично высказался мастер Борри.
Не то чтобы они не любили Эйнарта. Любили и очень уважали за исключительную ученость и редкое здравомыслие, особенно после того, как Эйнарт порекомендовал Довакину обратиться к Партурнаксу по поводу Драконобоя. Иначе пылкий Арнгейр наверняка отсоветовал бы молодому герою изучать единственный действенный туум, и Алдуина так и не победили бы. Но с кулинарией Эйнарт не дружил категорически.
Мастер Эйнарт невовремя явился с кухни и успел прочесть критику товарищей в свой адрес, прежде чем Борри спешно свернул бумагу в рулон. Поэтому он забрал рулон, развернул его и приписал внизу:
«Братие, у нас 3 картофелины. 3 (три)! А когда Климмек сподобится доставить продукты, неведомо. Поэтому не будем потакать велениям своей плоти».
Вульфгар скорбно покивал в такт читаемому, а Борри добавил: «Дадада, плоть слаба, дияния вечьны».
Как столь начитанный ученый, который не только изучил, но и перевел массу ценных рукописей, мог быть настолько не в ладах с орфографией, ни Вульфгар, ни Эйнарт не понимали и давно отчаялись понять. Борри пытался научиться писать без ошибок, точно так же, как Эйнарт пытался научиться готовить, но чем больше оба прилагали усилий, тем хуже у них получалось.
Сам Вульфгар знал толк и в языках, и в еде — все-таки он происходил из древнего и знатного рода, но во дворце своих предков привык к некоторой роскоши. Высокий Хротгар к проявлениям сибаритства не располагал ни с какой стороны. Изначально Путь Голоса не предполагал крайнего аскетизма, но за столетия все, что было удобным и целым, перестало быть таковым. А уж питание!
Из этих невеселых размышлений, за которые самому мастеру Вульфгару бывало стыдно, вывел грохот, потрясший Глотку Мира, а затем — возглас мастера Арнгейра:
— Дракон! Дракон приземлился!
«Дракон преземлилси на поле — позна щитать, что ты спиш», — прокомментировал Борри, но его шутка не встретила понимания. «Мастер Партурнакс?» — с благоговейным выражением лица подписался Эйнарт. «Нашествие?» — обеспокоился Вульфгар.
— Я довольно служил тебе, тури, — грохотнул с небес голос, который мог принадлежать только дракону.
С драконьей шеи соскочила знакомая фигура с ушками на голове и развевающимся пушистым хвостом, потрясая огромным мешком.
— Довакин, — почтительно поклонился Вульфгар.
— Наставники, — лыбясь во всю пасть, воскликнул Довакин. Он уже давно не обижался, что его не называют просто Василикой, по имени, — слово «Довакин» было единственным, которое Седобородые могли произносить, не сотрясая кости Глотки Мира. Вести разговоры мог только Аргнгейр. — А каджит знаете, где побывал? На Солстхейме! Сейчас расскажу, каково там, закачаетесь! Вот, держите, — он начал вытаскивать подарки.
— Флинн.
— Суджамма.
— Мацт.
— Шейн.
— И пепельный батат, — с удовольствием завершил Василика. — Вот рецепт, каджит у тамошних данмеров вызнал, похлебка из хоркера с пепельным бататом!
Вульфгар едва сдержался. Никакого хоркера и любого другого мяса Высокий Хротгар не видел месяцами. Но Борри подергал его за рукав робы.
В объемистом мешке Довакина хватило места и для мяса.
— Выучил новый туум, называется «Подчинение воли», — болтал Василика. Болтать он мог часами. Поначалу это очень нервировало Седобородых, но со временем тишина, дыхание и сосредоточенность начали их утомлять. Без шумных россказней и шуток Василики Высокий Хротгар казался пустым, а молчание — бессмысленным. — А знаете, какой там был джакосиит Мираак! Служил самому Хермеусу Море! Каджит побывал внутри его Черных Книг! Каджит теперь совсем не убивает драконов, — добавил он.
— Воистину, — степенно проговорил Арнгейр, — Кинарет одарила тебя великой мудростью, Довакин.
— Ой, да большая мудрость — понимать, что дракон таки тоже хочет жить… Ладушки, каджит пошел к Партурнаксу, у каджита для него, как всегда, целый порубленный мамонт!
Почему-то Василика считал, что драконы должны питаться исключительно мамонтами.
После его ухода Эйнарт снова взял бумагу.
«Когда-то я учился в коллегии Винтерхолда и помню этого старого данмера, Савоса Арена», — написал он. Борри покивал, как обычно, и добавил: «У меня были друзя данмиры, любили угощять суджаммой». Вульфгара же обуяли сентиментальные воспоминания. «Моя первая любовь была данмерка», — приписал он.
— Ты был влюблен? — поразился Арнгейр.
Сам он в молодости был еще тем шалопаем, любителем соревноваться и побеждать… Но давно перерос юношеский максимализм. Хотя при виде Довакина ему снова хотелось быть лучшим. Хотя бы — лучшим наставником.
Потянулись холодные дни, полные тренировок и раздумий над Ротмулаг — Словами Силы. Вульфгар подумывал, чтобы подняться к Партурнаксу за консультацией, но отвлекать занятого старого мастера, тем более сейчас, когда он стал еще и вождем драконов, ему было неудобно. Тем временем припасы Довакина быстро закончились — почему-то мясо и вообще все хорошее заканчивается удивительно быстро. «Вот так и молодость мимолетна, и счастье», — грустно написал Вульфгар. Свои личные заметки он никому не показывал, но надеялся, что следующий Седобородый их все-таки прочтет и извлечет из них пользу.
По крайней мере, не будет над ними потешаться, как — наверняка — случится с заметками Борри…
А потом закончились и припасы Климмека.
Сушеная рыба в них в этот раз оказалась с душком и пересоленная, поэтому после нее невыносимо хотелось пить. Арнгейр и Эйнарт с лопатами выбирались подальше от Высокого Хротгара и набирали снег, где почище, в бадьи, которые потом ставили возле жаровен. Но таял он очень, очень медленно…
Однажды Арнгейр выбрался на башню, чтобы отработать Слово «Йол», и пустил петуха: пересохшее от застарелой жажды горло не справилось с туумом.
Капусту пришлось растягивать, как в прошлый раз картошку. Лук-порей и яблоки вышли практически за неделю, и Вульфгар думал, что яблоки стоило не перепускать на похлебку, а оставить, чтобы погрызть просто так. Впрочем, перемороженные, они потеряли всякий вкус. Но Борри, с которым он поделился, заметил, что «лутше такие, чем некакие».
«Капуста тоже перемерзла, и если ее внести в тепло, она протухнет, — уточнил мастер Эйнарт. — Поэтому, братие, готовимся проявлять железное терпение».
«Да мы и так сплашное жилезо снаружы жылезо внутре», — съехидничал мастер Борри.
И когда Вульфгар и Арнгейр обдумывали, стоит ли улыбаться на эту шутку, склоны Глотки Мира содрогнулись снова.
Каджит Василика, Довакин и профессиональный искатель приключений, весело вломился в древние двери, а за ним топал его друг ДжЗарго. Оба щеголяли роскошными пурпурными одеждами невиданного покроя.
— Наставники, — заорал Василика, размахивая лапами. ДжЗарго поклонился.
На Высоком Хротгаре им нравилось. Арнгейр понимал, что обоим просто невдомек, каково тут жить изо дня в день, из года в год. Хотя… ведь привозили же они то угощения, то коврики? Значит, догадывались…
ДжЗарго, молодой маг из коллегии, поинтересовался:
— А одеяния Седобородых такие удобные, как предполагает ДжЗарго?
Памятуя о пренебрежительном отношении Арнгейра к коллегии Винтерхолда, Василика никогда не носил в стенах Высокого Хротгара одеяния архимага. Но Вульфгар подозревал, что он очень гордится этим званием. Тем временем оба каджита развязали привезенные на драконе мешки.
— Апельсины.
— Виноград.
— Груши.
— Арбуз!
— Коловианский бренди, — Василика гордо потряс бутылкой, — контрабандный товар. Каджит его у контрабандистов и отобрал. Эх, когда-то, помнится, и сам каджит такое возил, — он вздохнул, явно тоскуя по беззаботным денькам в охране каравана. Подвиги оплачивались звонкой монетой, но ответственность за все, что бы ни случалось в Скайриме, легла на молодого героя слишком тяжелым грузом. — Каджиты побывали в Бруме! Теперь мы с ДжЗарго друзья Брумы. Нам там продали крошечный домик по цене огромного Хьерима и сказали, что это большая честь. Может, и большая, только каджит в нее с трудом помещается, и то без хвоста. Видели бы вы этих джакосиит из Синода и коллегии Шепчущих! Ничего ж не делают, только друг другу мешают!
— Коллегии магов заняты мирскими делами, — с осуждением сказал Арнгейр.
«Не перебивай, — послал ему записку Эйнарт, — интересно же рассказывает! И фрукты такие вкусные…»
…Интересно, думал Вульфгар, а мамонта мастеру Партурнаксу тоже ненадолго хватает?
Он все-таки поплелся к мастеру. Туум «Чистое небо» у него получался не очень хорошо, а подъем был труден и долог, но поход себя оправдал: Партурнакс относился к просьбам о консультации благосклонно и даже с некоторым энтузиазмом. И кое в чем утешил Вульфгара: мамонт у Партурнакса еще оставался, но в очень небольшом количестве. Значит, бедняге тоже приходилось растягивать провизию…
Год повернул на зиму, а она на Высоком Хротгаре всегда была худшим временем. Древние стены за ночь настывали и покрывались изморозью, днем стекавшей каплями и собиравшейся в лужи на полу; тепла от немногочисленных жаровен хватало ровно на пару пядей. Изношенная одежда плохо защищала от холода и сквозняков, да и удобством не отличалась — вопреки предположениям ДжЗарго. Тоненькие циновки не столько помогали сосредоточиться на время медитации, сколько отвлекали от нее же, особенно с годами, когда у Седобородых от ледяной сырости стали опухать суставы. Кровати были жесткими (сведущий в медицине Эйнарт уверял, что это полезно для позвоночника, но Борри резонно отмечал, что «так полезно, так полезно, что мы все сутулоспиные»), одеяла — вытертыми и дырявыми, совершенно не греющими. А питание…
Справедливости ради, Довакин проникся не столько почтением к аскетизму наставников, сколько сочувствием и еще летом натащил им медвежьих шкур, которые сам же и расстелил на кроватях. Но чтобы сделать жизнь на Высоком Хротгаре хотя бы относительно приемлемой даже для самого отрешенного аскета, нужно было не шкуры приносить, а строить новый замок…
Мастера Вульфгара немного примирил с жизнью подарок из Брумы — серебряные тарелки, вазы и кубки. «Холодно, голодно и сыро, зато хотя бы красиво», — черкнул он себе.
Но зимние метели в этом году мели особенно яростно, и Климмек с его припасами поднимался реже обычного. У Вульфгара однажды даже мелькнула мысль попросить Партурнакса принести им кусочек мамонта, но он сразу же устыдился. Старому дракону наверняка трудно было охотиться — а по такой погоде и подавно.
Поэтому, когда склон опять содрогнулся, знаменуя прилет дракона, Вульфгар запретил себе надеяться. Дракон мог прилетать за чем угодно. Может, вообще случайно — лютые ветра даже могучего летуна принесли и швырнули бы о склон, и…
— Ну и холодрыга!
— Сыр вместо мозгов, тут всегда холодно…
— Да уж так, как сегодня, не каждый день. Наставники!
— Это потому, что мы в хакама, тот торговец так хвалил, так хвалил, а оно не греет от слова совсем. А кто придумал хакама носить?
— Радуйся, что не кимоно ронина! Наставники! Ау! Конничива!
Вульфгар подхватил полы робы и побежал со всех ног. Василика и ДжЗарго, снова в каких-то чудных одеждах, уже развязали мешки с подарками. Из них шел аппетитный рыбный дух.
— Довакин, — поздоровался Вульфгар и заглянул в мешок.
— Лосось.
— Тунец.
— Красная икра.
— Водоросли.
Седобородые уставились друг на друга.
— Каджиты были в Акавире, познакомились с цаэски и тамошним народом, — похвастался Василика. — Вот вам вазочка хорошенькая на стол! — из мешка вынырнула расписная ваза дивной красоты. — А вот крепкое сакэ, выпьем за встречу! И чай!
— И рецепт онигири, — добавил ДжЗарго. — С водорослями. Очень полезные для памяти!
— Лосось, — повторил Вульфгар, катая слово на языке. Воздух не сотрясся, полы не накренились, стены не пошатнулись — он мог произносить слова, как обычный человек. — Тунец.
Для чистоты эксперимента Вульфгар попробовал сказать «мешок» и «дракон», но тут его ожидала неудача: братья, поморщившись, засыпали его записочками «Прекращай, писать разучился, что ли?» и «Ето ты нарочна штоб лишнюю онигири подшумок спереть?»
— Там были водяные, каппа их зовут, — начали рассказывать Василика и ДжЗарго, — и своя Драконорожденная, а цаэски-то — вампиры, во какие джакосиит! И мы подружились с карасу-тэнгу, это такой маг-птенец!
— Тунец, — произнес Вульфгар. Рыба ему не понравилась, но очень понравилось разговаривать, как встарь, без опасения пошатнуть основы мироздания. Краем глаза он заметил, что Эйнарт пишет: «Это как же надо было изголодаться, чтобы сделать такой большой шаг в овладении Голосом! Еще пара угощений от Довакина — и мы все будем разговаривать, как ты, Арнгейр!»
— А еще у нас теперь есть лук из рога квилинга!
Борри тоже написал: «Интиресно, а Партырнаксу они кетовую окулу привезли?»
Вульфгар кивнул и шепнул под нос:
— Лосось.