Archive of Our Own ^beta

Когда сквозь туман проступили знакомые очертания «Астэры», Руперту снова вспомнились слова про кошку-судьбу. Все тревоги и злость этого бесконечного дня, со смертельно опасной встречей, яростной погоней в проливе, отчаянной перестрелкой на острове — всё отступало теперь перед мрачным ликованием: Вальдес не упустит своего, и «Верная Звезда» обречена. Хоть и руками фрошера, но дезертиры получат по заслугам! А главное, Кальдмеер будет в безопасности. Сколько бы ни скалился Бешеный, сколько бы ни рассказывал историй о том, как весело драться с гусями, а Олафа он не тронет.

А ведь Вальдес не знает, кто на борту «Селезня», он пока думает, что Бермессер — единственная ценная добыча. Спрятаться ли в трюме, пересидеть ли обыск? Нет, такого не предложишь адмиралу цур зее. Досадно, что вместо Седых земель теперь придётся подняться на борт «Астэры», плыть в Хексберг и торчать в гостеприимном плену в доме Вальдеса. Впрочем, может оно и к лучшему. Положение военнопленного Кальдмеер перенесёт легче, чем жизнь осуждённого преступника в бегах. Вальдес, несмотря на все свои поддевки, всегда относился к адмиралу с уважением, отнесется и теперь.

Никуда не делся этот странный интерес Вальдеса. Похоже, он пристально следил за судьбой своего бывшего пленника. Знал о покушении, знал о допросах в крепости, знал о приговоре и о том, когда Кальдмеера повесят. Он уже бессилен был помочь и всё равно отправился в эти воды. Вальдес искал встречи со «Звездой», чтобы отомстить за смерть Кальдмеера? Что ж, фрошеры победили на море, и теперь Бешеный мог плыть хоть в Ротфогель, не опасаясь серьёзного ответа.

Руперт взглянул на обезоруженную компанию офицеров со «Звезды». Бермессер слушал Вальдеса неподвижно и внимательно, цепко следя за каждым его движением. Вот рука фрошера слегка коснулась плеча Кальдмеера, вот Вальдес предложил адмиралу присесть. Вот Вальдес тепло улыбнулся, чуть наклоняя голову, чтобы ветер, трепавший его кудри, не бросал их на лицо. Вот Вальдес сообщил, что узнав о казни Кальдмеера, он решил помянуть его и отправить в Рассветные сады свой прощальный подарок. На этих словах Вальдес посмотрел в лицо Олафу, будто в мире не существовало никого, кроме них двоих.

Грудь свело дурным предчувствием. Олаф небезразличен Вальдесу — это знали и Руперт, и Луиджи, и гарнизон в Придде, но то военные. Говорить же такое при Бермессере, при его подпевалах… Эти столичные крысы только и живут сплетнями и интригами, и любую твою слабость используют так, что пожалеешь о своем длинном языке.

Бермессер сейчас загнан в угол, и, спасая свою шкуру, ещё может укусить, попытаться нанести последний удар, перед тем как отправиться на рей. Главное, чтобы этот удар был не по Олафу.

Прозрачные глаза нехорошо сощурились, и Бермессер холодно усмехнулся:

— Значит, господин Кальдмеер, в кабаках болтали правду — вы с вице-адмиралом Талига славно подружились после гибели флота?

— К чему эта ревность, мой дорогой Вернер, — промурлыкал Вальдес, — видите, как я мечтал о нашей встрече? И теперь я не расстанусь с вами до самой вашей смерти!

— Я вряд ли смогу доставить вам столько же удовольствия, что и господин Кальдмеер.

Руперт вспыхнул от того, каким грязным намёком это прозвучало. Нельзя позволять этой сволочи распускать язык и насмехаться над Кальдмеером! Но Бермессер снова обратился к Олафу:

— Где перехватили Вашу карету? Вы, видимо, не доехали до площади. Неужели граф фок Фельсенбург лишил Вас возможности услышать окончательный приговор?

Руперт почувствовал, как напряглась, закаменела спина бывшего адмирала. Не было там ни честного суда, ни справедливости!

— Это был не приговор, а решение Фридриха! — прошипел Руперт. От мыслей о тех обвинениях хотелось сплюнуть прямо на палубу.

— Да, вы в какой-то мере, правы, — легко согласился Бермессер, — и я могу сообщить вам приятную новость: регент решил, — Бермессер с усмешкой выделил эти слова, — подписать помилование! Его зачитали бы на эшафоте, и вас бы не казнили, господин Кальдмеер. Вице-адмирал Вальдес очень переживал за вас, это даже трогательно, но, право, до Рассветных садов дело бы не дошло.

Помилование? От Фридриха? Невозможно! Но теперь хотелось дослушать Бермессера до конца, не могли же они после всего просто взять и отпустить Олафа.

— И всё же боюсь, приговор бы вас не порадовал, — продолжил Бермессер, подтверждая нехорошие догадки, — такая жестокость, в самом деле. — Он сокрушенно покачал головой, — я пытался отговорить Фридриха, на мой вкус, это уже выходило за рамки, но он был в восторге от своей идеи. Приговор так и не огласили — без вас это было бы неинтересно, но я его знаю и скажу вам по секрету. Только сначала вам правда лучше присесть, господин Кальдмеер, как и советовал ваш друг, вице-адмирал Талига. А вас, господин Вальдес, я заранее предупреждаю: когда господин Кальдмеер узнает, что его ждало, и ждёт до сих пор по возвращении в Дриксен, он попросит одолжить ему ваш пистолет и уже не заглянет к вам ночью… на бокал вина, увы.

Похоже, Бермессеру хватило этих минут, что сообразить, где уязвимое место Вальдеса, и теперь он пытался сыграть на этой слабости, но фрошер лишь беззаботно улыбнулся:

— Продолжайте, Вернер, вы так увлекательно рассказываете о дриксенских обычаях! Вдруг и на меня сойдёт вдохновение? Мне ведь тоже порой приходится казнить адмиралов.

Руперт мстительно усмехнулся про себя, отмечая, что на висках Бермессера выступила испарина. В иное время тот изящно промакнул бы её щёгольским кружевным платком, но теперь выверял каждый свой жест в этой последней попытке выторговать у Вальдеса жизнь. Он, конечно, блефовал: даже если над Олафом было приказано поглумиться на эшафоте на потеху черни, адмирал цур зее достойно вынесет это известие, как вынес бы и само наказание.

— О, я изрядно развлеку вас, не сомневайтесь. Вы готовы, господин Кальдмеер? Точно не сядете? Вице-адмирал Вальдес, может быть, вы обнимете его покрепче — мало ли на какие глупости он способен? А знаете что, — Бермессер вдруг вскинул голову, и постарался посмотреть на Вальдеса так же надменно, как обычно, — если вы хотели бы позволить господину Кальдмееру сохранить последние остатки чести, я озвучу приговор только вам, мой дорогой Ротгер,и потом «Верная Звезда» и вся команда вернутся в Ротфогель. А у вас будет второй медовый месяц со спасёнными друзьями, и пусть они дальше пребывают в счастливом неведении, целее будут!

— Какой был приговор? — голос Кальдмеера прозвучал неожиданно, глухо и так обречённо, что Руперт похолодел, и на миг забыв и о Бермессере, и об остальных пленных. Вальдес изумлённо повернулся, видимо, тоже внезапно почувствовав ту же тревогу, слишком поздно сообразив, откуда пришла опасность. Нельзя было играть в эту игру, и теперь надо увести Олафа, сейчас же, пока Бермессер не сказал слова, которые Кальдмееру лучше не слышать.

— Вам бы приказали раздеться, — медленно, отмеряя каждое слово, будто втыкая и проворачивая кинжал, проговорил Бермессер, — а потом, у всех на виду, на эшафоте…

Вальдес вскинул пистолет, направив его прямо в бледное лицо, в шевелившиеся губы.

— Заткнись, или я снесу тебе голову. — Фрошер больше не улыбался.

— Мои люди закончат рассказ, — лицо Бермессера блестело от пота, и он, наверно, удерживал усмешку из последних сил. — Но я согласен поберечь здоровье господина Кальдмеера и не стану озвучивать приговор при нём. Поклянитесь кровью, что «Верная Звезда» со всей командой сможет уйти, и вы не будете преследовать корабль. А я поделюсь с вами сведениями наедине. Вы согласитесь со мной: такое господину Кальдмееру знать ни к чему, а вот вас весьма позабавит.

Огненный закат освещал море и палубу корабля багряным светом. Руперт сжал кулаки и подумал, что если эта сволочь скажет хоть слово — пусть Бешеный жмёт на курок, Руперт успел бы добраться до Хосса, кто ещё может знать? Вальдес то ли специально медлил, чтобы досмотреть спектакль до конца, то ли пока принимал решение.

— Кальдмеер, вас бы прямо на плошади… — пленник выкрикнул это тем зычным голосом, которым отдают команды, чтобы перекрыть шум ветра и скрип снастей. Бермессер ставил на кон всё, но вдруг он был прав насчёт Олафа, и Кальдмеер сам закончит то, что не выполнил палач.

— Ладно! — Бешеный вскинул руку с пистолетом, — поживите ещё. Я клянусь, что дам вам ночь, чтобы уйти куда подальше. Все на «Астэру»!

Марикьяре разочарованно зашумели, но опустили сабли и поплелись к мосткам, оглядываясь на своего командующего. Тот насмешливо повел рукой в направлении корабля:

— И вы, Вернер, тоже. Поболтаем, и потом вернётесь на своё корыто.

Руперт с трудом мог определить, сколько занял тот разговор, наверно, около склянки: солнце опустилось, стало быстро темнеть. Помощник Вальдеса провёл их в каюту вице-адмирала, послал кого-то за ужином. Руперт обратил внимание, что у Вальдеса был вполне сносный порядок, никаких бумаг на столе, которые пришлось бы срочно прятать под замок от неожиданных гостей. Когда фрошер вернулся, на лице его было странное выражение, как будто история Бермессера действительно задела его, хоть он и пытался посмеяться над ней.

— Какой был приговор, господин Вальдес? — Кальдмеер спросил чётко, с упрямой нотой в голосе, давая понять, что не станет ни шутить, не отступать.

Вальдес уселся на стол, и подцепив откуда-то снизу бутылку, сосредоточенно налил вина в бокалы. Он жестом предложил и гостям, но Олаф лишь нетерпеливо качнул головой.

— Он сказал вам?

— Да, сказал, — протянул Вальдес, глаза его зло свернули, — и теперь надо при первом же случае прикончить его, иначе так и буду чувствовать себя идиотом. Вы ждёте ответа, поэтому придётся признаться, и вы тоже будете смеяться надо мной. Не понимаю, как я мог поверить в такой откровенно слабый блеф. Для меня наверно, стало слишком неожиданной новая встреча с вами, когда я уже и не надеялся. Мне всякое в голову полезло, когда он намекал там, на палубе, про вашу страшную казнь. А оказалось… Формально было помилование, на самом деле — смерть, просто более долгая и зрелищная, вот и всё.

— Он сказал — меня бы раздели, — напомнил Кальдмеер.

— Да, по пояс, потому что ваш приговор — не повешение, а плеть. — Вальдес развел руками, как бы признавая абсолютную бесполезность этих сведений. — Неприятно, но стреляться, я думаю, вы не пойдёте, не пойдёте ведь?

— Сколько? — перебил его Кальдмеер.

— Столько не живут, — фрошер, наконец, отбросил свой шутливый тон. Кальдмеер тяжело выдохнул, будто кто-то сдавил ему грудь. Вальдес, не дождавшись другого ответа, мягко добавил, вкладывая в руку Олафа бокал с вином: — Мне жаль, Олаф. Вам нельзя возвращаться, надеюсь, теперь вы это понимаете.

***

Подъезжая к дому Вальдеса, Альмейда чувствовал себя настоящим мерзавцем. Умом он понимал, что, как адмирал, он имеет полное право отдавать приказы и не оправдываться за них, что Вальдес, получив распоряжение от Алвы, должен был немедленно выполнить его. Но Вальдес не исполнил приказ, и теперь Альмейда должен был отстранить вице-адмирала от командования и отправить в крепость, чтобы тот посидел в одиночестве и вспомнил, чьими вассалами являются марикьяре и кому они давали клятву. Почему Вальдес не подчинился воле соберано? Понятно почему… Вспомнилось, как радостно вспыхнули глаза Ротгера, когда после жёсткого разговора насчёт захваченного и отпущенного гусиного флагмана, Альмейда раздражённо добавил, что адмирал Кальдмеер никому больше не интересен и может остаться в Хексберге, если Вальдесу охота с ним возиться. Теперь оказалось, Кальдмеер всё-таки нужен в кесарии, себе на беду. Наверняка Вальдес был в бешенстве, когда ему сообщили, что пленника предстоит снова передать «гусям». Альмейда знал, что Вальдес писал Алве, просил оставить Кальдмеера в Талиге, только вот Алва, может, и посочувствовал личным привязанностям вице-адмирала, но приказ не изменил.

И вот теперь письмо пришло уже самому Альмейде — разобраться, что происходит в Хексберге, и доставить Кальдмеера для обмена. Как убедить Вальдеса сдаться добровольно? Решать вопрос силой совершенно не хотелось. Даже не потому,что Бешеного любили кэцхен, не потому, что с Вальдесом их связывали не только годы в море, но и годы дружбы. Это представлялось ненужной жестокостью. Как поступит Вальдес после того, как Альмейда сообщит ему, что Олафа сейчас заберут, независимо от того, что по этому поводу думает Вальдес. Будет ли умолять, угрожать, торговаться, затеет ли драку из-за решения, с которым не согласен? Остаётся надеяться, что дальше отчаянного спора дело не зайдёт и Вальдес не поднимет оружие. Альмейда вздохнул, как бы ни сопротивлялся Бешеный, итог будет один: соберано приказал, а значит, Кальдмеер сядет в карету до пристани, и если Вальдесу придется смотреть на это, стоя на коленях со скрученными за спиной руками, значит, будет так.

А ещё эта странная женитьба Вальдеса. Никакой шумихи, никакой пирушки, просто внезапно разлетелся слух, что в приходской книге одной из церквей Хексберга появилась запись о том, что маркиз Ротгер Вальдес женился на маркизе Вальдес. Ни имени невесты, ни её прежней фамилии не было указано, но на руке вице-адмирала действительно появился браслет. Все сгорали от любопытства, и на прямые вопросы Вальдес на удивление немногословно подтвердил, что женился, и намекнул, что этот брак заключен скорее по расчету. Позже, видимо, когда стало понятно, что сохранить это в тайне не получится, он объявил о состоявшейся свадьбе, чем поверг в уныние местных девиц, и два дня все моряки могли прийти во двор Вальдеса и выпить за здоровье молодых, но свою супругу он так никому и не представил. Шептались, что он скрывает её из-за ведьм, что кэцхен могут избавиться от соперницы, ревнуя своего любимца, и поэтому Вальдес сразу после свадьбы отправил жену на Марикьяру. Шептались, что он скрыл её имя, потому что по уши влюблён, и не хочет, чтобы ведьмы позволили каждому моряку увидеть её тело. Шептались, что сам соберано приказал Вальдесу жениться, потому что буквально за пару дней до этого приезжал посыльный от Алвы, и Вальдес был сам не свой от злости.

Обо всём этом рассказывал Аларкон, и когда Альмейда спросил, что он думает по этому поводу, Аларкон заметил, что конечно, Вальдес женился по расчёту. Если бы он заключал брак по любви, то женился бы на своём Кальдмеере. Альмейда фыркнул и приказал отправить в Хексберг свадебный подарок — бокалы из алатского хрусталя с металлической чеканкой в виде рыб, осьминогов, чаек и кораблей.

И теперь Вальдес разливал в эти бокалы кэналлийское.

— Ротгер, начнём с приятного! Мои поздравления, здоровья и счастья госпоже Вальдес.

Вальдес кивнул и поднял бокал:

— Спасибо за подарок, превосходная работа!

— Хоть долго у тебя и не проживут.

— Это на счастье!

В доме Вальдеса ничего не изменилось, если тут и была новая хозяйка, то давно и недолго. Говорить о супруге, Ротгер не захотел, отмахнувшись тем, что он женился, потому что так было надо, вот и всё. Этот брак — чистый расчет, и не стоит особого внимания. Обручальный браслет, впрочем, был у него на руке. Дальнейшие расспросы показались неуместными, и Альмейда решил, что не стоит продолжать разговор на эту тему, пора перейти к главному.

— Ротгер, где Кальдмеер?

Взгляд Вальдеса тут же изменился, стал напряжённым. Альмейда подумал, что был бы сейчас рад, если бы оказалось, что Вальдес предусмотрительно отвёз Кальдмеера куда-нибудь подальше. Глупая надежда: единственное, о чём просил Вальдес и Альмейду, и Алву — позволить Кальдмееру остаться с ним, значит, Кальдмеер здесь, наверху.

— Зачем он? Он больше не адмирал, — Вальдес покачал вино в свадебном бокале.

— Он в доме, не так ли? — продолжил Альмейда. — Рокэ уважает тебя и попросил поговорить с тобой лично, чтобы ты сам, добровольно, выполнил то, о чем тебе написали по поводу Кальдмеера. Ротгер, если бы кто-то другой отказался выполнять приказ соберано, он бы уже лишился звания и пошёл под суд. Я этого не хочу. И я не хочу выводить Кальдмеера из твоего дома силой, пока тебя держат мои люди.

Бешеный слушал его холодно и зло, лишь уголок его рта дёрнулся в усмешке в ответ на угрозу.

— Ты устраиваешь меня как вице-адмирал, командующий эскадрой Хексберг, и я ценю тебя как друга. Напоминаю тебе, что Кальдмеер военнопленный, и герцог Алва приказал вернуть его в Дриксен. Ты попросил о другом решении — тебе передали отказ. Дальнейшему обсуждению приказы не подлежат. Вели слугам собрать ему вещи в дорогу. У тебя есть полчаса попрощаться с ним. Мы поняли друг друга?

Вальдес сжал губы и порывисто поднялся. Альмейде показалось, Бешеный сейчас ударит по столу так, так что зазвенят бокалы, а потом взорвётся яростной бранью, как принято у марикьяре. Только Альмейда не будет от души орать на него в ответ, как бывало на попойках, они оба сейчас военные, и они оба понимают, что значит приказ. И если Вальдес пошлёт Алву к ызаргам, не водить ему больше эскадру под флагами Талига. К счастью, благоразумие взяло верх, и Вальдес хоть и не подтвердил, что выполнит приказ, но и не отказался, и, быть может, ещё удастся обойтись без отстранения и наказания.

— Рамон, Кальдмееру нельзя в Дриксен. Я писал Рокэ, просил оставить Олафа у меня хотя бы до конца войны. Я не думал, что он откажет мне в такой малости, почему он не позволил мне? Дай мне время, я прошу тебя. Я поеду к Рокэ и поговорю с ним, он разрешит мне оставить Олафа, обещаю.

Он ещё надеялся уговорить своего адмирала, своего друга, как будто до сих пор не понял, что Альмейда уже ничего не решает. Приказ соберано должен быть выполнен.

— Ротгер, я и сам скажу, почему он отказал тебе. Кальдмеер нужен для обмена, вот и всё. Ты ведь знаешь Савиньяков? И как их семья дорога Рокэ? Младший из братьев, Арно, попал в плен в битве на Мельниковом лугу. «Гуси» готовы обменять его, но нужна птица высокого полёта. Руперта мы некстати отпустили, остался только бывший адмирал. Удивительно, но они согласны и на Кальдмеера.

Вальдес и беззвучно выругался одними губами и нервно запустил руки в волосы. Когда он поднял взгляд на Альмейду, он был похож на пьяного, кажется, он слегка задыхался то ли от вспыхнувшей надежды, то ли от злости на себя, что не сумел решить вопрос месяцы назад.

— Дело только в этом? Нужен пленник? Так я достану тебе другого пленника, я знаю, где можно поохотиться. Я и так собирался, но раз нужно живым, привезу живым!

Альмейда ненавидел себя за то, что придётся сказать Вальдесу, глядя в его лихорадочно блестевшие глаза.

— На это уже нет времени, Ротгер! — медленно произнёс он, — приказ от соберано — доставить Кальдмеера незамедлительно, и пришёл он не только тебе — всем нам. И мы не можем отказаться от присяги, ни я, ни остальные. И ты тоже не можешь, Ротгер. Если ты говоришь сейчас «нет», я должен зачитать приказ твоим слугам, и они помогут моим людям сопроводить Кальдмеера.

— Рамон, дай мне месяц, дай мне две недели, прошу тебя! Ты не знаешь, что с Кальдмеером сделают в Дриксен. Я не могу отправить его туда, не тогда, когда у власти Фридрих и его дружки. — Вальдес почти зарычал от бессилия, и Альмейда снова проклял тот день, когда позволил оставить пленных в доме Вальдеса. Где тот смеющийся, беспечный Ротгер, любящий вино, ветер и свободу, вместо него — изведённый тревогами человек, который знает, что сейчас ему с кровью будут вынимать сердце. Но Вальдес не отступил. Его лицо чуть побледнело, и он сцепил руки, прокручивая на пальце своё кольцо.

— Я кое-что скажу тебе, Рамон, и я прошу тебя оставить это между нами. — Альмейда помедлил, но кивнул. Вальдес продолжил говорить, и его голос зазвучал чуть иначе, будто он говорил через себя, заставляя себя силой произносить каждое следующее слово.

— Бермессер сказал, что Олафа не повесили бы тогда на площади. Ему бы зачитали новый приговор. Кальдмеер не знает, и в Дриксен тоже пока не поползли слухи… Бермессер сказал, на эшафоте ему прочитали бы приказ Фридриха: за прошлые заслуги Кальдмееру сохранят жизнь, но до конца своих дней он будет называться женщиной. Они хотели его раздеть там, на эшафоте, и вырядить в платье, с юбками и со шнуровками. И потом отвезли бы в тюрьму, где его также принуждали бы ходить в женской одежде, пока он не нашёл бы способ избавить себя от этого приговора.

Вальдес замер у окна, глядя на улицу, и замолчал. Альмейда не мог найти слов, пойманный врасплох неожиданным поворотом разговора и ярко вспыхнувшей сценой унижения бывшего врага.

— Фридрих сошёл с ума. — только и смог сказать Альмейда. Если Бермессер не солгал, то это полная чушь. Правитель должен думать на несколько шагов вперёд, а Фридрих собирался сделать совершенно безумный ход. Его бы возненавидели полстраны, он выставил бы себя тираном, и всё ради того, чтобы свести счёты с одним человеком и дать пощёчину Фельсенбургам, да и то скорее всего, лишь Руперту. Зачем этот немыслимый приговор?

— Это какое-то безумие, — повторил Альмейда.

— Вот именно, Рамон! — горячо заговорил Вальдес, — Я потом специально запросил у «гусей» документы для Олафа и подорожную, чтобы якобы вернуть его в кесарию. И что ты думаешь? В этих гусиных бумагах было написано, что Кальдмеер женщина! И издевательское письмо, что по прибытии в Дриксен госпожа Кальдмеер должна быть одета соответственно своему полу, иначе перед конвоированием в столицу её ждёт наказание и принудительное переодевание. Фридрих свихнулся! Вдруг он из этих, что становятся потом белоглазыми? Я не могу отдать ему Олафа, пойми! — голос Вальдеса прозвучал почти как стон.

Кошкин Фридрих, кошкин Кальдмеер. Почему-то вспомнилась одна из попоек у Вальдеса, когда Ротгер проспорил кому-то желание и в течение вечера должен был изображать даму. Вальдес, давясь от смеха, томно вышел к ним в женском наряде и весь вечер лез к гостям обниматься. Больше всех досталось тогда его дядюшке Курту, Вальдес уверял, что почти уговорил его сбежать вместе. Альмейда, усмехаясь, трепал волосы Вальдеса, а Ротгер кокетливо хлопал ресницами и закусывал губу. Как они все хохотали в тот вечер!

То, что было для Вальдеса весельем в кругу друзей, для Кальдмеера будет невыносимо.

— Мне жаль, но Кальдмеер должен выехать сегодня, — размеренно повторил Альмейда и подумал, что он будет терпелив с Вальдесом до последнего. Ещё есть шанс избежать драки и наказания за неподчинение, Вальдес должен смириться и принять. — У нас приказ соберано. Ты выполнишь его?

 

— Ты не заберёшь его, Рамон. Я кое-что сделал, и приказ соберано уже не имеет силы. Соберано больше не властен распоряжаться судьбой Кальдмеера. Кальдмеер принадлежит мне перед морем и перед небом.

Вальдес вскинул руку, показывая запястье. На загорелой коже блеснул обручальный браслет. Несколько секунд Альмейда оцепенело смотрел на серебряную полоску. Аларкон был прав, Вальдес женился на Кальдмеере.

— Так это он? Он госпожа Вальдес? — от выходки Вальдеса закружилась голова, как Вальдес смог устроить этот брак? Как отменить его, не придав огласке то, что сделал Бешеный?

Вальдес кивнул и хрипло, понизив голос, стал рассказывать, как просил Алву позволить Кальдмееру остаться в Талиге, как получил отказ, как метался по комнате, не зная, что делать, чтобы уберечь теперь Олафа от возвращения в Дриксен. Как решил выйти в море — не на «Астэре», на небольшом корабле, просто проветрить голову, успокоиться, попытаться найти решение. Олаф был с ним на борту, вечернее солнце освещало его лицо, если встать рядом, совсем не чувствуется ветер — ты замечал, Рамон? И план сложился один к одному. У Вальдеса были документы, по которым Олаф женщина. Правом капитана он мог заключить союз. Правом марикьяре он мог не спрашивать согласия на замужество у пленницы, взятой под райос. Пока Кальдмеер стоял у борта и задумчиво смотрел на линию горизонта, Вальдес спустился в каюту капитана, достал судовой журнал и внёс строчку о том, что маркиз Ротгер Вальдес вступил в союз с дриксенской подданной О.Кальдмеер, и отныне она будет носить его фамилию. Вернувшись на палубу, Вальдес тоже долго следил, как опускается солнце, стоя так близко к Кальдмееру, что их плечи соприкасались, когда корабль покачивало на волнах. И он решил, что всё же купит обручальный браслет. Жаль, что только один — Олафу не предложишь такой подарок.

Судовой журнал Вальдес отнёс потом в церковь, и запись о случившемся событии занесли куда положено, уже без лишних имён. К сожалению, совсем избежать внимания не получилось, но Хексберг легко простил вице-адмиралу его поспешность и нежелание делиться подробностями.

Что сказал Кальдмеер? Он вежливый человек, и когда узнал, что Вальдес женился, просто пожелал счастья и уточнил, должен ли он теперь уехать, чтобы не мешать новой хозяйке своим присутствием в доме.Возможно, у него возникли некоторые смутные догадки: Кальдмеер спрашивал потом у одного из слуг, разрешены ли на Кэналлоа и Марикьяре браки между мужчинами, но получив отрицательный ответ, не стал далее лезть в дела Вальдеса.

Альмейда не мог не отдать должное дерзости вице-адмирала, это вправду был бы хороший план, если бы не одно обстоятельство.

— Этот союз недействителен, Ротгер, ты же понимаешь! Что бы ни написали дриксы в подорожной, Кальдмеер не стал от этого девицей на выдание.

Вальдес упрямо скрестил руки на груди:

— Пусть дриксы отменяют приговор, а лучше вовсе забудут, что они вообще там собирались зачитать на площади. Пока юридически он женщина, все вопросы по его возвращению соберано придётся решать со мной. И если я говорю «нет», он не может распоряжаться моей женой.

Вальдес не отдаст Кальдмеера — эта мысль пришла так чётко, что Альмейда даже усмехнулся своим прежним простодушным планам. Не получится связать Вальдеса, не получится запереть его в крепости или в трюме, он будет стоять насмерть за своего «гуся». Как Альмейде хотелось сейчас взять Вальдеса за волосы и хорошенько приложить об стол, выместить горячую злость на него с его дурацкими шуточками, на Алву с его холодными приказами, на Савиньяка, угодившего в плен и ставшего причиной этого всего.

На столе стояли бокалы, подаренные им на свадьбу Вальдеса, и Альмейда с чувством разбил об пол сначала один, потом второй. Вальдес не шелохнулся, и уцелевшее основание, описав полукруг среди осколков, подкатилось к его ноге. Вальдес молча посмотрел на Альмейду.

— Я поеду к Алве и попытаюсь тебя прикрыть. — Альмейда принял решение. — Ты сказал, что можешь достать другого пленника, отправляйся и привези его, живого и невредимого. И молись, чтобы Арно не пострадал в плену у гусей.

— Спасибо, Рамон, — быстро проговорил Вальдес, будто оживая, снова становясь гибким, насмешливым, находящимся всё время в каком-то движении, — отдохнёшь после дороги? Я прикажу принести ужин.

— Я остановлюсь у Дитриха.

Вальдес понимающе и виновато повёл плечами. Альмейда пошёл к выходу, и Вальдес двинулся следом, чтобы проводить его. Альмейда уже был в прихожей, когда в коридоре раздался слегка встревоженный голос Кальдмеера:

— Ротгер, я слышал звон стекла, у вас всё в порядке?

Вальдес, стоя в дверях, так, чтоб было видно и Альмейду у выхода, и Олафа где-то на пороге комнаты, ответил туда, в глубину дома:

— Да, Олаф, бокалы разбились, но это на счастье! Не заходите в гостиную, там всё в стекле. Вы можете пораниться, а я бы этого очень не хотел.